Текст книги "В тени московского мэра"

Пока Аркадий извлекал водку, Николаич нашел за спинкой одного из сидений использованный пластиковый стаканчик, влил в него алкоголь и протянул фотографу:

– Давай, Серега, за Крым!

– Кры-ым будет наш! – согласился тот.

– Точно. Давай, пей!

– А ты?

– Да я выпил уже, ты долго тянешь.

– Да? Хорошо…

«Неужели еще выпьет», – подумал Аркадий. Сергей выпил и, тяжело обмякнув в кресле, почти сразу уснул.

– Ну вот, – облегченно выдохнул Николаич, – что и требовалось.

– Игорь, а как ты его во Внукове выгружать будешь? Лететь-то всего полтора часа… – поинтересовался Аркадий.

– Не ты, а мы.

– Зерев! – раздался в салоне голос Цоя, – наши все на борту?

– Да, Сергей Петрович, все в порядке! Все на месте! – метнулся Николаич в сторону первого салона.

– А Кулачев?

– Да, он здесь. Устал немного, заснул уже…

– A-а… Ну ладно. Через пять минут вылетаем, – Сергей Петрович вернулся в VIP-салон.

Когда самолет стал снижаться, Игорь толкнул в плечо задремавшего Аркадия:

– Слышь, торопиться не будем. Пусть все выйдут, пройдут пограничный контроль, рассядутся по машинам, а там и мы тихонько выползем с нашим… – он посмотрел на храпевшего в неестественной позе фотографа – …грузом.

Так и поступили. Когда маленький правительственный терминал Внуково-3 почти опустел и все VIPы разъехались, Аркадий с Игорем вывели из салона висевшего на руках фотографа, поблагодарили экипаж за полет и понимание ситуации, а затем аккуратно спустили вялое тело по трапу.

– Нам же еще границу с ним проходить, – обреченно вздохнул Игорь.

Они подвели своего пьянюгцего, заспанного коллегу к стойке погранконтроля. В таких VIP-зонах он был не слишком строгим, но формальности, тем не менее, требовалось соблюсти.

– Извините, у нас друг устал немного… – начал Игорь.

– Ничего, бывает, – улыбнулась девушка-пограничник. – Ваш паспорт, пожалуйста, – обратилась она к гражданину.

– Ка-ако-ой паспорт?

– Ваш, с которым вы в Крым летали.

– Я в Крым летал?

– Серега, хватит придуриваться! Тебя сейчас не пустят, будешь жить в аэропорту годами, – начинал терять терпение Николаич.

Сергей как будто даже понял, его реакции стали осмысленнее, и он начал обшаривать карманы костюма в поисках документа. Несколько минут все терпеливо наблюдали за его движениями.

– Странно, нет па-аспорта, – наконец резюмировал фотограф.

– Ну как нет! Посмотри еще раз.

Он еще раз проверил карманы. Паспорта не было.

– Может быть, в сумке? – подсказала пограничница.

Аркадий поставил на стойку сумку Сергея. Но и там паспорта не нашлось.

Между тем в микроавтобусе пресс-службы в ожидании Кулачева томились несколько журналистов, которых должны были развести по домам. Наконец, они не выдержали и прислали гонца – крупную настойчивую женщину из газеты «Труд»:

– Игорь, нам что, здесь всю ночь сидеть? – сходу начала она.

– Люба, а мне что делать? Он паспорт потерял теперь.

– Как же так?

– Ну, вот так!

– Слушайте, может, он в самолете выронил, пока спал? – предположил Аркадий.

– Хорошо, если в самолете. А если он в Симферополе его потерял? Тогда что? – спросила Люба.

Все вопросительно посмотрели на пограничников. За стойкой стояло уже несколько человек.

– Не пропустите ведь? – спросил Игорь.

– Конечно, нет, – спокойно ответил один из офицеров.

– Да, в самолете, наверно! – ухватился за подсказку, начавший неожиданно трезветь фотограф. – Я сейчас схожу, посмотрю.

Самолет все еще стоял рядом с терминалом, и Сергей, шатаясь, пошел к трапу.

– Я с ним пойду, – сказал Игорь, – а то он сам ничего не найдет.

– Чего он так набрался? – спросила Люба Аркадия, когда они остались вдвоем. – Он же не пьет вроде в последнее время?

– Ну, вот форму и растерял…

Минут через двадцать растерянные и опустошенные Игорь и Сергей выбрались из самолета. Паспорта они там не нашли.

– Куда же он мог деться!? – негодовал фотограф.

На какое-то время все остановились перед пограничным контролем, не зная, что делать дальше. Пограничники молча наблюдали за разыгрывающейся трагикомедией.

– Посмотрите еще раз в карманах, может, не заметили, – пожалела девушка-пограничник.

– Да я уж все проверил, – обреченно сказал фотограф, машинально ощупывая костюм, и через несколько секунд на глазах у всех вытащил паспорт из внутреннего кармана пиджака.

– Мать твою так, Сережа… – облегченно выдохнул Николаич.

* * *

– Да, а какие у нас были командировки! Один Октоберфест чего стоил! – мечтательно заулыбался Игорь и отпил пива.

– Все, Николаич! Халявы больше не будет. И так уже на своем пиве пузо отрастил, к столу придвинуться не можешь! – Янка умела задевать за живое.

– Мне живот для солидности необходим, – Игорь любовно погладил себя по жилетке.

Командировочное настроение

Многие командировки с Лужковым для сотрудников его пресс-службы действительно превращались в настоящий отдых, поэтому за право поехать с мэром, особенно за границу, шла ожесточенная борьба. Очень важно было заранее узнать о плане визитов, выбрать самую интересную поездку и первым получить у Цоя разрешение сопровождать Юрия Михайловича.

Но особым мастерством считалось так оформить свою командировку, чтобы прилететь на место за несколько дней до основной делегации, а вернуться через пару дней после ее отлета, то есть получить свободные дни к отпуску, оплаченные за счет бюджета.

Больше всех преуспели в этом деле как раз Игорь и Алексей, которые имели хорошие знакомства в департаменте международных связей. Официально необходимость ранних прилетов и поздних отлетов объяснялась тем, что нужно было заранее готовить, а потом и завершать визит делегации, но как участвовали в этом процессе сотрудник пресс-службы и фотограф – оставалось большой загадкой.

Сергей Петрович такие инициативы своих подчиненных не поощрял, но не всегда успевал проконтролировать оформление документов, которое велось через международный департамент. Иногда такие авантюры все-таки вскрывались, и тогда случались даже неприятные разбирательства. Но Алексей с Игорем все равно шли на риск, потому что соблазн оторваться от повседневности был слишком велик.

Аркадий, зная всю эту подоплеку, однажды жестоко разыграл своего друга-фотографа, когда тот грелся на пляже у кромки Средиземного моря:

– Привет, Леха!

– Здорово! – ответил расслабленный сонный голос.

– Ты спишь, что ли? Рабочий день в разгаре!

– Это у вас рабочий день, а у нас тут безмятежность, – даже в трубке слышно было, как он сладко потянулся. – Разморило что-то на жаре, вздремнул немного.

Алексей расслаблялся в ожидании московской делегации, которая должна была прилететь на следующий день.

– Ну, расслабляйся пока, тем более, что недолго тебе осталось, – загадочно начал Аркадий.

– А что такое? – встревожился фотограф.

– Да Цой узнал, что вы опять улетели раньше всех, и поднял грандиозный скандал. Позвонил в международный департамент, сказал им, чтобы вас вообще ни в одну поездку больше не брали.

– Да ты что!? – дрема слетела с ошарашенного Алексея.

– В пресс-центре с утра уже все на ушах, только это и обсуждают. А завтра Цой к вам прибудет, так что крепитесь.

– Что же делать? Он очень злой?

– Просто в бешенстве, – подтвердил Аркадий и завершил разговор, сославшись на срочную работу. Дольше разыгрывать Леху не было сил – душил хохот.

Через полчаса, дав своему другу возможность осмыслить предстоящую расправу, Аркадий перезвонил, чтобы признаться в розыгрыше и успокоить Алексея, но душевного разговора не получилось: вырванный из безмятежности фотограф кричал в трубку, что страшно отомстит своему мучителю.

Командировки с чиновниками – это особая тема для впечатлений. В поездках даже самые важные люди невольно раскрепощаются, делаются более открытыми и доступными, с ними можно налаживать уже какие-то личные отношения, которые очень часто выручают в журналистской работе.

Лужков, заядлый преферансист, способный ночи напролет расписывать «пулю», очень любил поиграть и в командировках, а в самолетах играл почти всегда. Во время полета его партнерами становились чиновники из делегации, а когда игроков не хватало, за карточный стол могли пригласить кого-то из охранников, а иногда и журналистов. Юрий Михайлович, по натуре своей человек азартный, всегда всерьез заводился, когда игра не шла.

Рабочий день московской делегации, прилетевшей в Улан-Удэ, уже подходил к концу, и Аркадий договорился со своим приятелем, одним из телохранителей Лужкова: когда мэр уснет, они пойдут прогуляться по ночной столице Бурятии. В этот раз все жили в одной гостинице.

– Все, сейчас разместимся и встречаемся на первом этаже. Хоть по бутылке пива выпьем, – бросил на ходу охранник Аркадию.

Телохранители мэра выпивали крайне редко, но иногда им тоже хотелось чуть-чуть расслабиться.

Разложив вещи в номере, Аркадий спустился на ресепшн, купил бутылку пива. Сегодня его работа уже закончилась. Устроившись на диване, он налил пиво в бокал и попробовал. В командировках он всегда старался дегустировать местные напитки: на Балканах – мастику или ракию, в Киеве – горилку в Крыму – вино или местный коньяк. И, даже если традиционный алкоголь не всегда нравился, он все равно не отказывался от этой своей привычки, чтобы, как ему казалось, вместе со спиртным лучше прочувствовать и местный колорит. Пиво было так себе, но это было уже не важно. Скоро спустился телохранитель.

– Ну что, пошли? – Аркадий поднялся ему навстречу.

– Похоже, у меня все обламывается, – приятель был грустный.

– А что такое?

– Да Лужков в самолете постоянно проигрывал, а теперь, как только в номер вошел, решил отыгрываться. Не знаю, давай подождем минут двадцать… Я схожу, проверю. Но если засядут, то это надолго.

– Жаль.

– А что делать? Я тут узнал, что в подвале качалка есть, мне и ключи дали. Пойдем, посмотрим? Если что, пойду железо тягать.

Они спустились в подвал и нашли маленькую провинциальную качалку. Тренажеров почти не было, в основном штанги и разнокалиберные гантели.

– Скромненько. Но ничего, сойдет, – телохранитель, уже успевший переодеться в спортивный костюм, посмотрел вес на штанге – сотка – и лег под нее. Легко подняв стокилограммовый снаряд, он сделал несколько жимов от груди и аккуратно вернул штангу на подставку.

– Ну ты даешь! – завистливо сказал Аркадий. – Ты ночью, что ли, качаться будешь?

– Сейчас проверю, если шеф играть не передумал, зайду, пару часов поработаю. А что еще делать?

Они прошли в холл, где Аркадий остался ждать известий об азартном Юрии Михайловиче. Через несколько минут охранник вернулся:

– Засели намертво, шеф и Кобзона усадил. Теперь на полночи. Иди один.

Самым большим впечатлением от прогулки по ночному Улан-Удэ, на которую Аркадий отправился с одним из сотрудников лужковской пресс-службы, стал памятник вождю мирового пролетариата. Когда они вышли из-за угла дома на главную площадь города, то даже остановились от неожиданности. С середины тускло освещенной площади, с невысокого постамента на них смотрела огромных размеров, абсолютно черная голова Ленина.

– Господи, что это? – спросил приятель Аркадия.

– Ленин, похоже, – они все еще стояли в переулке, не решаясь выйти на площадь.

– А где же туловище?

– Не знаю.

Они подошли ближе и рассмотрели чудовищную голову, как будто отрезанную гильотиной и поставленную на виду для устрашения людей. Впечатление было потрясающее. Вернувшись в Москву, Аркадий даже специально залез в интернет, чтобы почитать об этом «чуде», и выяснил, что в Улан-Удэ находится чуть ли не самая большая голова Ленина в мире, высотой больше семи метров и весом свыше сорока тонн.

Когда перелет был долгим, а мэр пребывал в хорошем настроении, он мог запросто выйти к журналистам из VIP-салона в клетчатой рубашке и джинсах и спросить:

– Ну, как дела? Не устали?

Разговор мог продолжаться минут сорок, причем мэр часто говорил очень откровенно: о ситуации в стране, о своем отношении к известным бизнесменам и самым крупным политическим персонам, включая президента Ельцина.

– Только ничего не записывайте, – просил Лужков, что подразумевало еще и «не публикуйте».

– Конечно, Юрий Михайлович, – все соглашались и спрашивали то, чего нельзя было спросить ни на одной пресс-конференции.

Однажды во время такого разговора Лужков увидел, что кто-то из журналистов, человек в пуле московского мэра новый, все-таки пишет в блокноте:

– Ну, зачем это? Мы же договорились…

– Да это я просто для себя, – начал оправдываться парень, но Лужков молча повернулся и вышел.

На корреспондента этого наехали всем коллективом, и больше он вблизи мэра не показывался, но все было испорчено. Лужков очень обиделся и только через полгода вернулся к этому неформальному общению с журналистами.

Поездки с чиновниками выдаются совершенно разные. Но, как правило, запоминаются командировки, в которых происходит что-то необычное. В Костроме Аркадий видел, как Лужкову не на что было купить понравившийся сувенир. В музее деревянного зодчества, недалеко от Ипатьевского монастыря водоворот любопытной толпы затянул московскую делегацию и самого мэра на аллею народных промыслов, где местные ремесленники предлагали свои товары.

Разглядывая разные безделушки, Юрий Михайлович задержался около мастера, который вырезал декоративные вазы и кувшины из березового капа. Лужков брал вещицы в руки, рассматривал, спрашивал что-то у мужичка и наконец поинтересовался:

– А вот эта сколько стоит?

Ремесленник назвал цену.

– Ну, мэру Москвы можно и подешевле! – сказал кто-то из окружения Лужкова.

Продавец застенчиво заулыбался.

– Не надо, мы торговаться не будем, – оборвал подсказчика Лужков и хлопнул себя по карману пиджака. – А деньги у кого-нибудь есть? – мэр повернулся в сторону своей свиты.

Несколько человек из толпы засмеялись, кто-то рядом с Аркадием вполголоса удивился:

– Смотри-ка, у Лужкова и денег нет!

Через несколько секунд суеты к Лужкову потянулись руки с бумажными купюрами, верноподданные старались опередить друг друга в своем энтузиазме. Лужков взял деньги, бросил через плечо «потом отдам» и расплатился за вазу. За соседними прилавками раздались голоса:

– Юрий Михайлович, и у нас сувениры посмотрите!

Но Лужков улыбнулся, помахал всем рукой и больше покупать ничего не стал.

В другой раз, во время визита вице-мэра Валерия Шанцева в Карелию, москвичам предложили экскурсию в Кижи. Добравшись на кораблике до острова, они в сопровождении экскурсовода бродили среди деревянных церквей, мельниц и больших, как сказочные терема, изб.

Но ожила эта уникальная старина только в тот момент, когда в одном из экспонатов, избе зажиточного крестьянина, они увидели накрытый красно-белой скатертью стол, на котором гостей уже ждали водка и закуска. После недолгого застолья Аркадий воспользовался случаем и прогулялся по дому, забравшись во все уголки, куда туристов обычно не пускают.

Но не всегда командировки проходили так спокойно. В конце двадцатого века, когда таджикско-афганскую границу охраняли российские пограничники, в Душанбе от имени московского правительства направился Ресин. Делегация была не очень большой, поэтому в салоне чартерного ТУ-134 оставалось много свободных мест. Журналисты опускали спинки пустых кресел, вытягивали ноги и спали.

Официальный визит предусматривал встречи с президентом Таджикистана, мэром Душанбе, а также посещение Московского погранотряда, над которым шефствовала мэрия. Поездка была приурочена к какому-то национальному празднику, по случаю которого в центре Душанбе было устроено торжественное шествие трудящегося народа. Наблюдавший за ним Аркадий почувствовал, что перенесся в свое социалистическое детство, когда он был пионером и ходил на похожие праздники. Мимо трибун бесконечной вереницей шли люди с красными транспарантами, многие держали в руках большие портреты своих вождей, проезжали грузовики с яркими агитационными конструкциями. Путешествие во времени было почти реальным.

На следующий день было запланировано посещение одной из застав Московского погранотряда. В подарок пограничникам из Москвы привезли телевизоры и магнитофоны. Из Душанбе на заставу предстояло лететь на вертолете, и утром столичных гостей доставили на аэродром расквартированной в Таджикистане 201 российской дивизии.

На летном поле их уже ждал боевой МИ-24. В последний момент выяснилось, что Владимир Иосифович не полетит – руководство страны пригласило его посетить какое-то высокогорное озеро, отказать он не смог.

В вертолет погрузилось всего человек десять: депутаты Мосгордумы, несколько незначительных чиновников из московской делегации, журналисты и сопровождавшие их военные. Вертолет не спеша покатился по бетону, потом неожиданно оторвался от земли и стал набирать высоту. Вскоре за иллюминатором показались лысоватые азиатские горы песочных оттенков. В круглое мутноватое стекло было видно, как МИ-24 отстреливает за собой тепловые ловушки.

На заставу все летели с напряженными лицами, а возвращались обратно после душевного застолья с нашими пограничниками уже расслабленными и разговорчивыми. Перед обедом гостям показали, как живут на границе офицеры и солдаты, позволили забраться на сторожевую вышку и рассмотреть контрольно-следовую полосу.

А потом пограничники рассказали, что совсем недавно на заставу было совершено нападение, в результате которого один российский офицер погиб, а еще двое получили тяжелые ранения и сейчас находятся в Душанбе, но им требуется более квалифицированная медицинская помощь. Кроме того, оказалось, что тело убитого офицера до сих пор не отправлено на Родину. Сейчас это кажется абсурдом, но в конце девяностых это даже не сильно удивило.

После возвращения в Душанбе обо всем этом доложили Ресину, и было решено перевезти раненых и покойного в Москву на чартерном правительственном борту. Тело погибшего офицера поместили в багажный отсек, а раненых разместили прямо в салоне. Ранения у парей были очень тяжелые, с ног до головы они были замотаны в бинты. Для того, чтобы создать им хоть какие-то условия в обычном пассажирском самолете, во втором салоне разложили несколько кресел и сделали импровизированные лежаки. Раненых офицеров аккуратно занесли в самолет и уложили вдоль прохода. Остальные расположились рядом в свободных креслах.

Когда все уже были на борту и готовились к взлету, двигатели неожиданно заглушили, а пассажиров, включая самого Ресина, вместе с вещами вывели в здание аэропорта. После недолгого разбирательства выяснилось, что по информации спецслужб в самолете может быть бомба. Дождались кинологов, и в течение двух часов саперы с помощью собак, изучали каждую сумку и весь самолет, но ничего не нашли. Только после этого всем разрешили подняться на борт. ТУ-134 разбежался и стал набирать высоту.

Во время взлета на соседнее кресло рядом с Аркадием села одна из стюардесс.

– Скажите, – поинтересовался Аркадий, – мы сюда летели на час дольше, чем планировали. Обратно будет столько же?

– Да. Мы почти час снижаемся над городом, а потом также по спирали высоту набираем, – улыбнувшись, ответила девушка.

– А зачем это?

– Над городом спокойнее. Больше шансов, что не собьют…

* * *

– Наташа, ты уже уходишь от нас? – Алексей театрально взял за руку вставшую из-за стола девушку.

– Лисаев, набухался уже! Дай человеку спокойно в туалет сходить! – вступилась Янка.

– Леша, я отлучусь ровно на пять минут, – успокоила Наташа.

– Да вы что, разве при Аркашке можно в туалет спокойно сходить! – вставил Игорь, – он же об этом потом всему миру расскажет!

Все засмеялись, а за соседними столиками люди стали оглядываться на шумную компанию.

Творческий подход

– Аркадий, мы тут решили поощрить тебя зарубежной командировкой. Полетишь с Лужковым в Болгарию, на три дня, – начальник иронично улыбнулся и похлопал Аркадия по плечу. – Это твоя первая поездка с мэром за границу. Смотри, от того, как ты ее отработаешь, многое для тебя будет зависеть. Подойди к этой командировке творчески, постарайся такие новости сделать, чтобы они прозвучали…

Нудная лекция затягивалась. «Сам-то себя Римом да Парижем поощряешь, а меня в Болгарию сослал», – подумал Аркадий и решился прервать любимое занятие шефа – нравоучение.

– Леня, ты извини, конечно, но откуда же я сенсацию возьму? Лужков едет в самую банальную протокольную командировку, отмечать очередную годовщину освобождения Болгарии от османского ига. Там будут застолья, пафосные речи, откуда мне взять…

– Слушай, не надо спорить! Любую тему можно так повернуть, что она заиграет, если ты, конечно, профессионал. Ты лучше старайся, и удача придет к тебе, – разозлился начальник и удалился по коридору мэрии.

Аркадий мысленно махнул рукой: «Болгария так Болгария, что скажут, то и напишу. А в начале марта там, говорят, уже тепло…»

На самом стыке календарных зимы и весны чартерный рейс с Лужковым на борту взобрался в морозное московское небо над аэропортом Внуково и взял курс на Софию. Самолет набрал высоту, погасла табличка «пристегните ремни», и бортпроводницы повезли между рядов небольшой позвякивающий стеклом двухэтажный столик.

– Чего-нибудь желаете? Коньяк, виски, вино, соки, минералка…

Расположившиеся в соседних креслах Алексей с Аркадием (Алексей у иллюминатора, Аркадий у прохода) переглянулись:

– Хотелось бы коньяка, но будем сок, – резюмировал Аркадий. – Мне яблочный, пожалуйста.

– А мне ананасовый.

Было восемь часов утра, впереди маячил тяжелый рабочий день, и открывать в себе свободу было еще рано.

– Жаль, что мы с тобой живем в разных местах. Как же мы вечером будем осматривать местные достопримечательности? – Аркадий поставил пустой стакан на откидной столик, как язык, торчавший из спинки переднего кресла.

– Ну что делать. Видишь, запихнули меня в официальную делегацию. Придется жить теперь под присмотром, да еще где-то в пригороде Софии.

Исторический центр Софии, архитектурной доминантой которого высится Софийский собор, оказался очень компактным. Не спеша, прогулочным шагом, его можно было обойти всего минут за сорок. Московская делегация потратила на это почти весь день: заходила в русскую церковь, смотрела, как строится культурно-деловой центр «Дом Москвы в Софии», встречалась с соотечественниками, живущими в Болгарии.

К вечеру, когда все мероприятия закончились и начиналось личное время, Аркадия с Алексеем разлучили: один остался с журналистами в гостинице, а другой уехал в чиновничьем кортеже и провел скучнейший вечер, бездумно поддакивая в разговорах про политику и роль Болгарии на Балканах…

Зато среди предоставленных самим себе журналистов оказался оператор одного из телеканалов, которого во время НАТОвских бомбардировок Белграда редакция почти на месяц «забыла» в югославской столице. Срок его командировки закончился, город бомбили, деньги были потрачены, а телегруппу все никак не могли вывезти. Начальство говорило из московских кабинетов: потерпите еще чуть-чуть, мы скоро все уладим. Продержавшись несколько недель на подножном корму (хорошо, что интернациональный журналистский коллектив не бросил), наш оператор извлек из этих впечатлений и пользу. Во многих странах у него теперь были знакомства.

В Софии его приезда уже ждала местная журналистка Марта, невысокая стройная девушка с широко расставленными глазами, которая стала гидом для своего друга-оператора, его корреспондентки и Аркадия. В течение двух ночей она водила русских друзей по самым популярным ночным клубам болгарской столицы, где они пробовали местные напитки, знакомились с болгарами, танцевали и возвращались в гостиницу только под утро.

После двух дней работы и двух ночей загула на третье утро Аркадий печально смотрел в зеркало на свое уставшее лицо, которое ему предстояло лишить щетины с помощью одноразовой бритвы. Сегодня по программе визита они должны были выехать из Софии. «Хорошо, что отваливаем, – думал Аркадий, намыливая щеки, – а то я в таком ритме жить больше не могу».

В полупустом туристическом автобусе ехало всего человек пятнадцать: журналисты, сопровождающие Лужкова, их болгарские коллеги и несколько сотрудников пресс-службы мэра Софии, фамилия которого была Со-фиянский. На первой же «санитарной» остановке автобуса Аркадий купил себе в придорожном магазинчике две бутылки холодного пива и теперь, расслабившись в кресле, наблюдал из окна за болгарскими пейзажами. Перспектива беззаботно ехать в автобусе еще несколько часов умиротворяла.

После первой бутылки Аркадий тихо задремал, ткнувшись головой в оконное стекло, а когда проснулся от звонка своего мобильника, ландшафт за окном уже изменился: равнину сменили пологие холмы, а на горизонте, по ходу автобуса, виднелись силуэты настоящих гор.

– Слушаю вас.

– Слушаете нас? Как ты там, едешь? – звонил Алексей.

– Еду… Ты меня разбудил, между прочим.

– Едешь, спишь и ничего не знаешь, что происходит.

– А что-то происходит? – Аркадий потянулся, прижал телефон плечом к уху и достал из сетки на спинке переднего сидения вторую бутылку пива.

– А происходит то, между прочим, что Лужок отравился.

– Как отравился? Совсем?

– Тьфу на тебя! Не совсем, к счастью. Легкое кишечное недомогание у него со всеми вытекающими последствиями. И ехать он никуда не может.

– Как же так? Он и не пьет даже…

– А что, травятся, только когда пьют? Съел, наверное, что-то вчера за ужином. Короче, на Шипке его не будет, вместо себя послал Пантелеева. И вся делегация на Шипку тоже не едет, мы сразу в Плевну. Так что мы с тобой теперь только там встретимся. Можешь новость своим передать и потом повеситься! Ха-ха! Говорят еще, что из-за всего этого визит могут сократить, и в Москву мы полетим уже сегодня вечером, а не завтра, как планировали. Ладно, за мной тут пришли уже. Давай, пока.

Болезнь одного из ведущих российских политиков за границей, в смутное для страны время, сокращение сроков визита – все это, на фоне безудержной свободы слова, было, безусловно, новостью, почти той самой сенсацией, о которой так долго нудел Аркадию его начальник.

Но передать, что у Лужкова расстройство, значило так себя подставить перед его окружением, да еще в командировке, где все время находишься на глазах, что Аркадий даже протрезвел и засунул бутылку пива обратно в сетку.

С другой стороны, про недомогание мэра Москвы, который не примет участие в официальной церемонии на Шипке и сократит визит, наверняка станет известно и конкурентам. Пронюхать про это могли и российские коллеги, работающие в корпунктах в Болгарии, и западные журналисты, пристально следящие за ключевыми игроками российской политики. И тогда это будет его, Аркадия, ужасный прокол, который ему в родном агентстве не простят долго, если вообще простят. В результате Аркадий попал в двусмысленную и очень дурацкую ситуацию.

Промучившись минут двадцать, он, чтобы снять с себя тяжелое бремя решения, позвонил в Москву.

– Конечно, срочно передавай! Конкуренты сейчас узнают и мы все просрем! – орал в трубку начальник Аркадия.

– А что мне писать-то? Что у Лужкова живот разболелся? Меня здесь потом…

– Надо как-то культурно сформулировать. Сейчас… – в трубке помолчали. – Например, так: мэр Москвы сокращает визит в Болгарию из-за легкого кишечного расстройства. Все, точно! Так и пиши!

– Ну, вы уж меня потом прикройте как-нибудь…

– Пиши, доля журналиста не легка. Мы тебя потом бесплатно похороним! – начальник отключился.

Выбор у Аркадия был очень скромный: или быть плохим для чужих, или совсем плохим для своих. Аркадий достал из сетки бутылку, открыл, сделал несколько больших глотков, набросал в блокноте три абзаца и продиктовал оператору своего агентства в Москве новость о том, что мэр российской столицы не сможет принять участие в национальных торжествах Болгарии и сокращает визит в эту страну из-за легкого кишечного расстройства.

Автобус начал взбираться в горы. Ехать до Шипки оставалось чуть больше часа.

День освобождения от османского ига для Болгарии – самый главный государственный праздник. На Шипке собралось все руководство страны, высокопоставленные иностранные гости. Во время церемонии делегация каждой страны поднималась по каменным ступеням к величественному монументу воинам, павшим за свободу Болгарии, в том числе русским, и возлагала в их память цветы, а диктор объявлял: президент такой-то страны, премьер-министр такого-то государства… Играла торжественная печальная музыка.

– Мэр столицы Российской Федерации, Москвы – Юрий Лужков, – объявил голос из динамика сначала на болгарском, а потом и на английском языке.

Наша делегация во главе с министром науки и промышленной политики московского правительства Евгением Пантелеевым, человеком внешне совершенно непохожим на Лужкова, двинулась к памятнику.

После Шипки предстоял примерно трехчасовой переезд в Плевну. Настроение в журналистском автобусе было приподнятым: шутили, смеялись. Аркадий уже подзабыл про свою «сенсационную» новость и развлекал девушек какими-то историями.

И тут у него зазвонил мобильник:

– Слушаю вас, – ответил журналист.

– Слушаешь!? – в трубке угрожающе зазвучал голос Сергея Петровича. – Это я хочу послушать, зачем ты подставил Юрия Михайловича и всю его команду!?

– Я!? – благостное настроение Аркадия безнадежно испарялось.

– Это ведь ты написал, что у Лужкова кишечное расстройство?

– Очень легкое… – пытался защититься Аркадий.

– Какое легкое! Ты что же наделал! – закричал Сергей Петрович из Плевны. – Ты знаешь, что я с тобой сделаю…

Как выяснилось позже, ситуация развивалась стремительно. Новость Аркадия вышла на ленту агентства, и ее тут же подхватили крупнейшие федеральные радиостанции и телеканалы. Информацию про «легкое кишечное расстройство» Лужкова, что на эзоповом дипломатическом языке могло означать все что угодно, услышали и друзья мэра, среди которых были Иосиф Кобзон и Зураб Церетели. Разволновавшись за здоровье друга, они стали названивать ему с вопросами. В свою очередь Юрий Михайлович, который чувствовал себя, видимо, не совсем комфортно, говорят, просто пришел в бешенство. Досталось всем, кто был рядом, и, конечно же, пресс-секретарю, который допустил утечку.

Дальше волна гнева стала расходиться кругами, и первым ощутил ее на себе Аркадий. Но Аркадий находился еще далеко и только ехал по дороге в Плевну на расправу, а Сергей Петрович был человеком горячим, вспыльчивым, и всю ярость ему нужно было выплеснуть немедленно. И тут он заметил Алексея, который старательно прятал свою большую фигуру и немаленькое бородатое лицо за спинами чиновников, уже зная, что назревает большая беда.

– Та-ак, Лисаев! А ну иди сюда! – позвал пресс-секретарь своего сотрудника.

– Я здесь, Сергей Петрович! Слушаю вас, – подскочил к нему Алексей.

Пресс-секретарь пристально посмотрел на фотографа.