Текст книги "В тени московского мэра"

Александр Иванович издал несколько нечленораздельных звуков и отключился.

– Я думаю, теперь он успокоится, но запись для страховки все равно надо достать. Займитесь этим, – обратился Леня к одному из сотрудников.

Уволили Александра Ивановича через несколько лет после этого случая…

Иногда московская власть, втягиваясь в игры с опровержениями, сама себя ставила в глупое положение. Аркадий, не раз нарывавшийся на пустые глаза чиновников, «забывавших» свои же слова, написал однажды про опасные фасады.

Крупный бюрократ из городского стройкомплекса, выступая на конференции, посвященной недвижимости, упомянул, что фасады некоторых совершенно новых домов, построенных в Москве, могут вот-вот осыпаться. Речь шла о фасадах, сделанных из пустотелого кирпича. Чтобы убедиться в услышанном, Аркадий дождался конца мероприятия и выловил чиновника, когда тот ждал лифт.

– Скажите, я правильно понял, что элементы фасадов из пустотелого кирпича могут осыпаться? – и журналист пересказал чиновнику его слова, чтобы тот их подтвердил или опроверг.

– Да, все правильно. Надо еще добавить только, что для безопасности людей мы намерены запретить в городе строительство зданий с такими фасадами, а все уже построенные проверить.

– Хорошо, я добавлю. Спасибо, – и двери лифта закрылись.

Дня через три после выхода статьи в агентство, где работал Аркадий, пришел факс на бланке пресс-центра стройкомплеса, в котором опубликованную информацию требовали опровергнуть. Журналисты, уверенные в своей правоте и сохранившие диктофонную запись, опровергать ничего не стали, и все затихло само собой. По своему опыту Аркадий знал: те, кто прислали письмо, прекрасно понимали, что все написанное правда и опровергать нечего, но выполнили указание большого начальства, которое посчитало, что публикация порочит городские власти.

Через два месяца после этого факса городское правительство выпустило документ, в котором предписывалось запретить облицовку зданий пустотелым кирпичом, а все уже построенные срочно проверить.

Но далеко не всегда чиновники и журналисты враждуют, нередко их отношения перерастают в приятельские, а иногда журналисты даже выручают своих ньюс-мекеров.

Каждую пятницу в мэрии проходило большое совещание, на котором отчитаться перед заместителем Лужкова собирались руководители организаций, отвечающих за состояние дорог и подъездов, дворов и канализации, уборку улиц и электроснабжение. Чиновники по очереди докладывали о своей работе за прошедшую неделю, а потом получали нагоняй от начальства и указания на будущее, но самым долгожданным выступлением, ради которого даже просыпались дремавшие в последних рядах, был подробный прогноз погоды на ближайшие семь дней от известного всему столичному мегаполису метеоролога Алексея Ляхова.

Гидрометеобюро Москвы и Московской области, возглавляемое Алексеем Алексеевичем, было создано по инициативе и на деньги московского правительства, которое надеялось с его помощью получать более точный прогноз погоды и не поливать дороги противогололедными реагентами в случайно наступившую оттепель. Поэтому и сам Алексей Алексеевич и его метеорологическая служба очень зависели от городских чиновников, старались угадывать погоду максимально точно, и, как любили шутить в мэрии, это им иногда удавалось.

У Аркадия давно сложились хорошие, доверительные отношения с Ляховым, который рассказывал ему о предстоящих ливнях, грозящих затопить Москву, первых заморозках и гололеде, приближении штормового ветра и температурных рекордах. Рассказывал он Аркадию и о том, как составляются долгосрочные прогнозы погоды на несколько месяцев вперед, и сам вместе с ним смеялся.

Однажды, минут за пять до начала очередного пятничного заседания, метеоролог и журналист обсуждали последние мэрские новости.

– Алексей Алексеевич, а вы, между прочим, уже стали легендарной личностью.

– Да ладно, – смущенно заулыбался Ляхов.

– Конечно, анекдоты сочиняют только про людей незаурядных. Знаете последний анекдот про себя?

– Какой?

– Идет в правительстве Москвы заседание. На повестке один вопрос: что делать с Ляховым, который вечно предсказывает не ту погоду, а значит и виноват во всех бедах. Председательствующий говорит: какие предложения будут в отношении товарища Ляхова?

– Расстрелять его, расстрелять! – раздаются голоса из зала.

– Хорошо, ставлю на голосование. Кто за расстрел Ляхова? Прошу поднять руки.

Лес рук.

– Кто против?

В конце зала поднялась одна рука.

– А вы что, против?

– Нет, по сути, я «за», но предлагаю не расстрелять Ляхова, а повесить.

Все загалдели:

– Да какая разница!? Расстрелять, повесить…

– Если повесим, хоть какая-то польза от него. Будет направление ветра указывать…

Алексей Алексеевич усмехнулся:

– Этот слышал уже. Нашлись же сочинители… и ведь кто-то из этих, – он обвел взглядом зал. – Меня сейчас другое волнует: нам уже несколько месяцев деньги не перечисляют, мои сотрудники скоро без зарплаты останутся. Я, наконец, выяснил, кто там все дело тормозит, – Ляхов назвал фамилию высокопоставленного чиновника, – и решил на него что-то вроде жалобы написать, – Алексей Алексеевич поморщился, – просто сил уже больше нет. Вот положил сейчас на стол зам-мэра, пусть во время совещания почитает. Может, даст ему по мозгам.

Люди в зале уже рассаживались, совещание должно было вот-вот начаться.

– Я вас, Алексей Алексеевич, хорошо понимаю. Без зарплаты плохо. Только как же заммэра сейчас прочитает? Он же в командировке, в Париже… – удивился Аркадий.

– Как в Париже?

– Да вчера улетел. Почти на неделю. Перенимает бесценный опыт парижских коммунальщиков…

– А кто же вместо него? – метеоролог нервно кашлянул.

– Так вот как раз этот, – и Аркадий повторил уже названную Ляховым фамилию «заморозившего» деньги чиновника.

Они переглянулись и заметили, что в соседнюю дверь вошел и направился к своему месту тот самый человек, на столе у которого лежала жалоба на него самого. Чиновник продвигался по противоположной от «заговорщиков» стороне стола не спеша, по дороге здороваясь с некоторыми за руку.

Позабыв все прогнозы на свете, Алексей Алексеевич, зачем-то пригнувшись, лавируя между рассаживающимися людьми, понесся наперерез своему безвременному увольнению. В этой гонке метеоролог оказался проворнее чиновника и успел схватить со стола свой приговор в то время, когда его оппонент уже взялся за спинку своего кресла.

– А вы ловкий человек, Алексей Алексеевич, – смеясь прошептал Аркадий запыхавшемуся Ляхову, когда тот вернулся и сел рядом с журналистом.

– Все ураганы теперь ваши, – благодарно улыбнулся главный столичный метеоролог.

* * *

– Игорь, – спросила одна из девушек, – а ты после пресс-службы устроился куда-нибудь?

– Нет пока. Сижу на даче, книжки читаю.

– А что так?

– Знаешь, Наташ, – Игорь потянулся за кружкой, – после того, как почти двадцать лет на одном месте проработал, да еще в пресс-службе Лужкова, сложно уже куда-то идти… А репортером бегать мне уже поздновато. Так, расслабляюсь пока, а там посмотрим…

– Ну, я тоже сейчас почти безработная. Сижу с ребенком, – Наташа улыбнулась. – Зато теперь по субботам метаться не надо. Помнишь, как раньше? Как суббота, так хоть увольняйся!

– Это точно! – Игорь улыбнулся и выпил пива.

Субботний переполох

Особым стилем управления при Лужкове стали субботние объезды города. Традицию эту Юрий Михайлович заложил еще в начале девяностых годов двадцатого века, почти сразу после того, как возглавил российскую столицу. В это время в глазах многих людей новый мэр быстро превращался в успешного хозяйственника, отца города, и осмотр дворов, посещение строящихся микрорайонов и транспортных развязок, открытие школ и больниц в свой выходной очень удачно подчеркивало этот образ.

Юрий Михайлович и вправду был трудоголиком. Его рабочий день, нашпигованный разными встречами, если Лужков не был в отпуске или командировке, как правило, начинался уже в восемь утра и заканчивался поздно вечером. Активность разменявшего седьмой десяток градоначальника удивляла: он мог работать всю неделю, в субботу объезжать городские районы, в воскресенье на день улететь в какой-нибудь российский регион, а в понедельник к восьми утра опять быть в мэрии.

– Хоть бы на пасеке своей чем-нибудь занялся! Сам бы отвлекся и другим отдохнуть дал, – бурчали чиновники и журналисты, которым приходилось сопровождать мэра и по выходным.

Но Лужкову такая активность нравилась. Примерный план субботних объездов формировался в Оперативном управлении заранее, но утверждался самим Лужковым всего за несколько дней до предстоящих событий. Как только план был подписан, оповещали всех чиновников, которые должны были присутствовать на тех объектах, которые намеревался посетить мэр.

Обычно объезд состоял из 3–4 пунктов и занимал почти весь день. Утром журналисты собирались сбоку от Красного дома, во дворике, который образовывал закрытый для сквозного проезда «чужих» автомобилей Вознесенский переулок. Нарушителей отлавливали бдительные гаишники. Переулок этот, напротив здания мэрии, расширялся в небольшую стоянку, на которой парковались автомобили не самых важных чиновников, чьи машины не допускались во внутренний двор. Здесь корреспондентов информационных агентств, радиостанций и газет уже ждал закрепленный за пресс-службой микроавтобус. Сначала это была темно-синяя «газель», а потом, когда чиновники вслед за мэром легко сменили «москвичей» на представительские иномарки, для прессы выделили «Форд»…

Пока журналисты занимали места в микроавтобусе, Юрий Михайлович играл в футбол. Эта игра была одной из его страстей, и многие субботние объезды начинались для мэра в Лужниках. В Лужниках, кроме главного поля на центральной спортивной арене, насчитывалось еще двенадцать резервных футбольных полей, на одном из которых и гонял мяч московский мэр. Когда власть в городе сменилась, то выяснилось, что на всех этих полях работала только одна детская спортивная школа, потому что во время правления Юрия Михайловича на знаменитом стадионе господствовал вещевой рынок, куда за контрафактными вещами приезжали перекупщики со всей России и постсоветского пространства. А весь спорт в Лужниках, не считая крупных соревнований на главном стадионе и футбольных дерби с участием Лужкова, свелся почти к нулю.

Вещевой рынок в Лужниках появился во времена всеобщего дефицита и много лет был самым большим в стране, пока не уступил первенство Черкизону. Зато лужниковский рынок прожил дольше своего основного конкурента – почти двадцать лет. По неофициальным данным – дневной оборот рынка в Лужниках достигал трех миллионов долларов, а в казну от его деятельности, впрочем, как и от других рынков, поступали копейки.

В футбол московские чиновники играли не только по субботам, но и по будням. В зависимости от графика Лужкова в неделю получалось две-три игры. По будням они соревновались между собой, а по субботам футбол иногда превращался в целое шоу, когда команда правительства Москвы проводила «официальные» матчи, например, с командой эстрадных артистов «Старко». На такие встречи приглашали и прессу.

Принцип построения лужковской футбольной команды был демократическим, в нее могли входить не только московские министры, но и чиновники рангом поменьше, а также водители и охранники. Но стать членом футбольной команды, капитаном которой являлся сам мэр, было очень непросто; для многих это было заветной целью, потому что открывало возможность для регулярного и неформального общения с Лужковым, а значит – и большие карьерные перспективы. После матчей Юрий Михайлович принимал душ, отдыхал, пил чай с медом, и в этой расслабленной атмосфере можно было удачно пошутить или едко покритиковать его политических оппонентов, а заодно и решить многие вопросы. Мэр в этой ситуации был доступнее, чем на работе. Если в Красном доме даже крупный чиновник мог неделями дожидаться аудиенции у мэра, то, являясь членом его футбольной команды, имел возможность регулярно пообщаться с ним накоротке.

Среди тех, кто умело использовал футбол в своих интересах, был, например, основной вратарь команды Михаил Щербаченко. Поиграв вместе с Лужковым, заместитель руководителя столичной пресс-службы достаточно быстро превратился в председателя Комитета по телекоммуникациям и СМИ, через который проходили все бюджетные деньги, предназначенные для средств массовой информации и полиграфических программ города.

Сам Лужков играл в футбол, в котором хорошо разбирался, с большим азартом. Наблюдать за его передвижениями по полю было интересно, и становилось заметно, что когда-то Юрий Михайлович и сам играл неплохо, потому что видел партнеров и мог дать зрячий пас. И водители, и телохранители, которых брали в команду только при условии, что они действительно здорово гоняли мяч, как и мэр, играли с удовольствием.

Гораздо глупее на поле выглядели соратники Лужкова, которые стремились попасть в команду по политическим мотивам; их задача – не столько поиграть в футбол, сколько показать себя с лучших сторон перед Юрием Михайловичем. Они часто уступали Лужкову мяч, когда ситуация этого совершенно не требовала, отдавали пас, когда было очевидно, что до мэра он не дойдет. Иногда даже сам Лужков замечал лизоблюдскую глупость своих партнеров и тогда мог крикнуть:

– Ну, куда ты даешь!? Вон же свободный стоит!

А когда не было зрителей – мог и послать…

Если сделать скидку на возраст и вес, то надо признать, что играл Юрий Михайлович самоотверженно, не жалея сил. Футбол проходил на открытом поле и не только в комфортную погоду. Бывало, что капитан выводил играть свою команду и в двадцатиградусный мороз. Однажды во время игры он повредил левое колено. Но выставлять свои болезни и слабости напоказ – Лужков не любил. Колено он лечил долго, но для людей посторонних почти незаметно. После операции на мениске мэр ходил с палочкой, но об этом знали только среди близкого окружения. Дежурившие в мэрии журналисты замечали, как он, опираясь на трость, идет от машины к VIP-входу, но, выходя на публичные мероприятия, мэр оставлял ее охранникам.

У Лужкова было два любимых вида спорта, которыми он с увлечением занимался: футбол и теннис. В конце двадцатого века теннис стал важен для многих российских политиков, потому что сам президент Ельцин любил покидать теннисный мяч через сетку.

Юрий Михайлович играл в теннис так же азартно, как и в футбол. И так же, как через футбол, через теннис можно было приблизиться к Лужкову. Среди постоянных партнеров мэра по теннисному корту были его личный друг, министр московской промышленности Евгений Пантелеев, вице-мэр Валерий Шанцев, префект центрального округа Геннадий Дегтев и сменивший его позже на этом посту Сергей Байдаков. Сергей Львович выделялся среди остальных московских чиновников габаритами штангиста-тяжелоатлета. При этом Байдаков умел решать административные вопросы: иногда подчиненным достаточно было посмотреть на выражение его лица, мощную фигуру и мускулистую шею, чтобы оперативно приняться за выполнение порученных дел.

Вместе со всеми играла в теннис и супруга мэра Елена Николаевна. Часто Лужков и Батурина выступали против своих соперников в паре…

…Пока Юрий Михайлович играл субботним утром в футбол, на стоянке рядом с мэрией собирались машины с телегруппами. В назначенное время «Форд» с репортерами выезжал на Тверскую улицу, а за ним из Вознесенского переулка вытягивалась небольшая колонна из четырех или пяти машин разных телеканалов. Когда эта вереница прибывала на первую точку, там, в ожидании мэра, толпились уже несколько десятков чиновников разного масштаба, вызванных на всякий случай. Ожидание это часто затягивалось минут на сорок, что было обратной стороной футбольных баталий, и особенно напрягало в сильный мороз на какой-нибудь строящейся транспортной развязке. Юрий Михайлович в это время пил чай и обсуждал итоги матча.

Иногда объекты, которые мэр собирался посетить в течение субботы, подбирали поблизости, но часто они оказывались на противоположных концах города. Несмотря на это, журналисты на своем тяжеловатом, неповоротливом микроавтобусе должны были повсюду успеть за Лужковым.

Когда кортеж мэра отрывался по пустому городу на специально включенной для него «зеленой волне» светофоров, микроавтобус, выжимая все возможное из своего движка и рискуя попасть в аварию, несся за чиновниками. Отставание же всегда грозило грандиозным скандалом: если журналистов на мероприятии не было, то кто же о нем узнает…

Среди журналистов, сопровождавших мэра по субботам, были совсем разные люди – от совсем юных новичков, только начинавших жить в профессии, до матерых ветеранов.

Матриархом московской журналистики многие по праву считали Нину Андреевну Баталову, обозревателя «Московской правды». Нина Андреевна работала при столичной власти в одной и той же газете больше сорока лет и успела повидать совершенно разных градоначальников. Ее хорошо знал и сам Лужков. Часто близость Нины Андреевны к мэру выручала журналистов, например, когда их забывали покормить в командировках. Со свойственной ей прямотой она могла при случае подойти к мэру и прямо сказать:

– Юрий Михайлович, а нас уже полдня не кормили.

Многие чиновники из окружения мэра уже знали способность Баталовой к откровенному монологу, и одно ее появление среди журналистов гарантировало приемлемое отношение к представителям прессы.

Коллектив «субботних журналистов» достиг своего расцвета в начале двадцать первого века, когда сложилась компания, превратившая для себя сверхурочную работу в увлекательные поездки.

Каждую субботу микроавтобус сопровождал представитель мэрской пресс-службы, а за рулем по очереди менялись два водителя. Один из них – Виктор – был долгожителем гаража московской мэрии. Лысоватый, небольшого роста он возил журналистов лет пятнадцать, даже после выхода на пенсию, и был среди них почти своим.

В пресс-службе Лужкова тоже работали совершенно разные люди, но с годами многие из них становились очень похожими друг на друга, потому что их объединяло безделье. К концу правления Юрия Михайловича в пресс-службе насчитывалось двадцать восемь человек, а всю работу легко могли выполнять и десять. Раздутый штат приводил к тому, что люди просто маялись от скуки. В результате самые деятельные постепенно отсеялись и нашли себе другую работу, а в пресс-службе остались только те, кого устраивала средняя зарплата, льготы, приличный социальный статус и необременительная служба. Самые активные из оставшихся в лучшем случае подрабатывали в скучных городских изданиях, а в худшем – бесконечно раскладывали пасьянс, гоняли чаи, уже в обед пили коньяк и сплетничали.

Обобщающим персонажем лужковской пресс-службы могла бы стать Ирина Константиновна. Кроме всех черт, характерных для разлагающегося от лени коллектива, Ирина Константиновна обладала еще одной яркой особенностью. Она относилась к тем натурам, которые испытывают скрытое удовольствие от скандала, и ей было даже не важно, кто в этом противоборстве выйдет победителем. Главное – получить кайф от самого процесса. При этом Ирина Константиновна прекрасно отдавала себе отчет в том, с кем поскандалить можно, а с кем этого лучше не делать.

План субботнего объезда был тайной, и получали его на руки только избранные, но большинство журналистов о том, куда поедет Лужков в ближайший выходной, знали накануне. Знали о планах своего мэра и в пресс-службе, поэтому могли легко заранее прокатиться по маршруту, посмотреть, как удобнее подъехать к месту начала объезда, где лучше припарковать машины, а где организовать подход прессы к Лужкову. Но такая управленческая смекалка была роскошью для пресс-службистов, да и просто было неохота, поэтому и водитель, и сотрудник пресс-службы ехали вместе с журналистами на первый пункт субботнего объезда почти вслепую, зная только адрес. Если Лужков посещал больницу или открывал школу, то найти ее не составляло большого труда, но когда мэр хотел осмотреть большую стройку или будущую транспортную развязку, то угадать, с какой стороны он может к ней подъехать, было почти невозможно, и тогда начинался целый спектакль…

…В одну из суббот Лужков решил посмотреть, как идет строительство крупнейшего в Москве Лефортовского тоннеля. Для сооружения этой подземной автомагистрали в городе тогда впервые использовали гигантский проходческий щит, который был специально куплен в Германии. Работа этого щита представляла собой грандиозное зрелище: железный исполин высотой с многоэтажный дом вгрызался в толщу земли и выбрасывал за собой на транспортерах отработанный грунт. Проходческий комплекс, диаметром около четырнадцати метров, рыл тоннель и одновременно укреплял его округлые стены бетонными конструкциями-тюбингами. Чтобы просто установить его на старте, приходилось проводить целую операцию длиною в несколько месяцев. Сначала рыли огромный котлован, а потом, опуская по частям, монтировали на его дне всю эту махину. Когда щит проходил нужную дистанцию, его разворачивали, и он мог устремиться в обратном направлении, выгрызая параллельный тоннель для встречного движения.

В тот раз Лужков должен был спуститься к подножию проходческого щита и дать старт к началу работы. Посмотреть на это хотелось многим, и за машиной пресс-службы выстроился большой хвост из автомобилей разных телеканалов. В микроавтобусе сотрудник пресс-службы всегда сидел на переднем сидении рядом с водителем, но все разговоры были прекрасно слышны и в салоне. Когда выехали из Вознесенского переулка, Ирина Константиновна поинтересовалась у Виктора, знает ли тот дорогу на объект.

– До Лефортова знаю. А там – куда скажешь, – ответил Виктор, который, несмотря на свой маленький рост, обладал весьма упорным характером и мог противостоять даже Ирине Константиновне.

– Что значит – я подскажу? Ты водитель или я? – начинала заводиться с первых минут Ирина Константиновна. – Ты должен был заранее изучить маршрут!

– Я водитель, человек маленький! Мне куда скажут, туда я и везу. Ты у нас старшая? Вот ты и узнавай, куда ехать, – защищался Виктор, который прекрасно знал всех старожилов пресс-службы и разговаривал с ними на «ты».

– Вот сейчас приедем… И, если ты ничего не найдешь, я тебе устрою! – почти кричала Ирина Константиновна.

В салоне микроавтобуса знающие журналисты начинали посмеиваться. Подъехать к стройплощадке Лефортовского тоннеля можно было с разных сторон, и где именно будут встречать Лужкова, никто в микроавтобусе не знал. Когда небольшая колонна из журналистских машин приблизилась к району тоннеля, Ирина Константиновна, недавно купившая автомобиль, взяла управление на себя и стала показывать Виктору, куда же надо ехать:

– Так, давай направо, во дворы. А там вывернем в сторону штаба.

– Хорошо, – говорил Виктор, поворачивал во дворы, и через двести метров машина упиралась в тупик.

– Куда ты заехал!? Здесь же тупик! – кричала Ирина Константиновна.

– Ты же сама сказала сюда ехать!

– Мало ли что я сказала! Ты водитель или я!?

– Ты старшая или я!?

Журналисты в салоне уже давились от смеха.

– Давай, разворачивай! Двадцать минут осталось. Сейчас мэр приедет, а нас нет! Если мы не успеем, я напишу на тебя докладную, и тебя лишат премии!

– Да пиши, что хочешь! – Виктор начинал нервничать и закуривал прямо в салоне. А курил он исключительно отечественные без фильтра сигареты, едкий дым которых заставлял всех кашлять.

– Хватит курить! – орала Ирина Константиновна.

– А хватит орать на меня! Сама не знает, куда ехать, а на меня валит!

– Витя, правда, хорош курить! Здесь женщины, – говорили из салона.

– И некоторые из них, возможно, беременные, – подливал масла в огонь фотограф Леха.

Развернувшись, они буквально впрыгивали в другую подворотню, пытаясь найти дорогу, а за ними старались не отстать машины телеканалов. Лица догоняющих водителей, которые не понимали, что происходит в микроавтобусе пресс-службы, были искажены неслышной матерщиной. Мало того, что они должны были постоянно разворачиваться в узких дворах за мечущимся по безумной траектории микроавтобусом, так еще и успевать проскакивать за ним на светофорах, чтобы не потеряться. А в микроавтобусе про них, похоже, уже забыли…

В итоге машина пресс-службы остановилась у края огромного котлована, в который был помещен проходческий щит. Но эта была явно не парадная сторона, где собирались встречать городскую власть: забор, пустые пивные банки, курившая на поваленном дереве компания подростков. Ирина Константиновна выскочила из машины, пытаясь сориентироваться на местности и понять, куда же все-таки лучше подъехать, когда на ее глазах на другой стороне ямы пыльно притормозил кортеж мэра.

– Витя, мать твою так! Там Лужков уже приехал на другой стороне! Бегом все в машину! – закричала Ирина Константиновна на журналистов, вылезших из микроавтобуса, чтобы размять затекшие ноги и покурить. – Бегом, бегом все в машину! Кто не успеет, останется здесь!

Все поскакали в микроавтобус, а несчастные телевизионщики, которые уже начали вытаскивать свою аппаратуру в надежде, что все же добрались до места, бросились обратно к автомобилям.

– Быстрее! – орала Ирина Константиновна.

– Вот сумасшедшая, – бубнил про себя Виктор, разворачивая машину. – Куда ехать-то? В какую сторону? Я же не могу через эту яму перелететь!

– Да меня не волнует! – Ирина Константиновна уже на ходу захлопнула дверь. – Давай направо!

– Да ты посмотри направо! Там же перекопано все! Не проехать!

– Давай, говорю, направо!

Водитель плевался и поворачивал направо. Попрыгав метров пятьсот по ухабам, кавалькада машин опять угодила в тупик.

А в это время Сергей Петрович, приехавший вместе с мэром и не нашедший журналистов, уже звонил Ирине Константиновне:

– Ира, где вы!? Мэр уже приехал!

– Сергей Петрович, да водитель этот завез нас черт-те куда!

– Да при чем здесь водитель! – кричал на весь микроавтобус Виктор.

– Да молчи, Витя! – огрызалась на него Ирина Константиновна.

– Ирина, если вас не будет через пять минут, ты будешь уволена! – угрожал Сергей Петрович и бросал трубку, чтобы перезвонить через три минуты.

– Мы уже почти на месте! – кричала в отключившийся мобильник Ирина Константиновна и переадресовывала Виктору угрозу пресс-секретаря. – Если ты через пять минут нас не привезешь, будешь уволен!

Мэр и его окружение уже успели спуститься вниз к проходческому комплексу, когда журналисты, наконец, добрались в нужное место. Аркадий с приятелями ухо-хатывались и объясняли новичкам, ошарашенным таким необыкновенным концертом, что, в принципе, для их новой работы это дело обычное.

Иногда сотрудники пресс-службы могли просто забыть аккредитовать журналистов на мероприятие с важными чиновниками, куда нельзя было пройти без согласования с Федеральной службой охраны (ФСО). Это выяснялось, когда уже приезжали на место, упирались в охрану, а сопровождавших Лужкова журналистов в списках просто не было:

– Как нет в списке!? Я их вчера по факсу присылала, – уверенно говорила Ирина Константиновна сотруднику ФСО с наушником в ухе.

– Ничего не знаю. Вот у меня все списки, вас здесь нет, – спокойно отвечал аккуратно стриженный, крепкого сложения молодой человек.

– Как нет? Позовите сотрудника пресс-службы. Что за бардак у вас тут!

– У нас бардака нет, – невозмутимо отвечали ей. – Это у вас бардак.

Спустя некоторое время приходил представитель пресс-службы, который, как выяснялось на очной ставке, никаких списков из мэрии не получал.

Когда Аркадий впервые попал в такую ситуацию, то подумал, что случилась какая-то накладка: факс не дошел или электронная почта дала сбой. Но позже выяснилось, что Ирина Константиновна или подобные ей персонажи действительно могли просто и не послать никаких списков, потому что набрали два раза номер факса, а он оказался занят. А там обед, какие-то личные дела, а потом и рабочий день закончился. «Ну и ладно, – говорил себе сотрудник московской пресс-службы, – прорвемся на месте. Мы же с Лужковым».

Это казалось дикостью, но на практике часто оказывалось реальностью. После длительных разбирательств пресс-службе мэра все-таки удавалось протащить журналистов, если только на мероприятии не было первых лиц государства. Это был своеобразный мазохизм: не послать вовремя факс, а потом полчаса скандалить, чтобы решить элементарный вопрос.

Со временем журналисты, постоянно работавшие на лужковских объездах, выработали своеобразную психологическую защиту и научились отвлекаться от этой глупости и томительных ожиданий. Чтобы как-то скоротать время, они стали играть в карты прямо в микроавтобусе. На самом деле, азарт карточной игры привнесли водители. В будни, часами ожидая выезда, они постоянно резались в простейшие карточные игры в своей шоферской дежурке на Тверской 13, а по субботам, пока журналисты ждали заявлений Лужкова, часто занимали их вместительный микроавтобус. Отказать им никто не решался, потому что среди игроков были и водители самого мэра. Играли хоть и по маленькой, но на деньги. И однажды Виктор подначил своих знакомых журналистов, скучавших в салоне:

– Давайте хоть в карты сыграем? Чего так-то сидеть, – Витя перегнулся через водительское сидение и показал колоду.

С тех пор и повелось заполнять длинные паузы во время рабочей субботы азартным превращением своих коллег в «козла» или «переводного дурака». На счастье, у микроавтобуса были тонированные стекла, поэтому картежников было не видно со стороны, и, оставаясь в относительной безопасности, они могли контролировать окружающую обстановку.

Когда желающих было много, играли парами на вылет, а на счет победителей записывали виртуальные деньги, которые в конце объезда конвертировались в пиво. Часто такая дегустация заканчивалась дружеской попойкой в каком-нибудь московском кабачке. Если же пиво выигрывал Виктор, то аккуратно прятал бутылки под сидение и в приподнятом настроении спешил скорее сдать машину в гараж.

Но, несмотря на дружескую атмосферу, между журналистами, прежде всего, репортерами информационных агентств, сохранялась и серьезная конкуренция, когда они соревновались в скорости передачи новостей. Для агентств проигрыш даже в несколько минут бывает равен провалу, потому что СМИ будут цитировать информацию опередившего всех конкурента.

Случалось, что между корреспондентами действовало негласное соглашение, когда все начинали передавать новость одновременно, минут через десять после того, как ее произнес ньюсмекер, а побеждал тот, кто быстрее и чище диктовал текст машинистке, чей редактор оперативнее выпускал его на ленту агентства. Но не всегда эти договоренности соблюдались, потому что некоторые хотели во что бы то ни стало опередить своих конкурентов. Для этого существовало множество разных, не совсем честных способов. Можно было, например, тихонько послать «молнию» в редакцию смской или сказать: «Ребята, я покурить выйду!» – и продиктовать в это время короткий текст. Рано или поздно таких ловкачей вычисляли, учили, а если те не понимали общих правил игры, то постепенно становились изгоями в коллективе.