Текст книги "В тени московского мэра"

Валерий Павлинович был одним из тех немногих высокопоставленных московских чиновников, которые со временем стали не только замечать необходимость перемен в городской власти, но и старались подтолкнуть некоторые реформы. Именно Шанцев, например, был активным сторонником внедрения в городе конкурсов, а также идеи «одного окна», которая при грамотной реализации сводит к минимуму общение простых горожан с чиновниками, а значит и сокращает количество коррупционных схем.

А еще Валерий Павлинович стал бороться с правилами, которые долгие годы очень устраивали воротил московского строительного бизнеса. Правила эти предусматривали, что свою долю в инвестиционных контрактах город получал от компаний квадратными метрами, а Шанцев предложил забирать городскую часть живыми деньгами. Отличие было принципиальным. Прежняя схема предусматривала, что если инвестор построил здание площадью пятьдесят тысяч квадратов, то, например, двадцать процентов от этой площади он должен передать городу. Власти потом могли сдать в аренду эти квадратные метры или просто продать. Но хитрость заключалось в том, что элитный жилой дом строился в самом центре Москвы, где цена квадратного метра составляла десятки тысяч долларов, а городскую долю отдавали квартирами, скажем, в Бирюлеве, стоимость которых была на порядок меньше.

В результате в карманах инвесторов, совершенно легально, оставались «лишние» десятки миллионов долларов, а город терял огромные деньги, но по метражу все сходилось. Валерий Павлинович предложил исправить эту очевидную «несправедливость», и Юрий Михайлович даже согласился с ним, но при этом вице-мэр наступил на мозоль влиятельнейшему строительному лобби.

Пытался Валерий Павлинович бороться и с расцветавшей в городе показухой. Именно ему принадлежала идея неожиданно посещать московские дворы, которой на время увлекся Юрий Михайлович.

По инициативе Лужкова в городе была создана и многие годы действовала программа «Мой двор, мой подъезд». Из столичного бюджета выделялись многомиллиардные суммы, за счет которых планировалось почистить и покрасить московские подъезды и благоустроить обыкновенные дворы: установить детские площадки, посадить деревья, залатать дыры в асфальте.

Каждый год проводился конкурс на лучший двор и подъезд, поздравить победителей которого приезжал сам Лужков. Мэра, естественно, привозили на самые красивые объекты. Десять лучших московских дворников даже премировались бесплатными путевками за границу – то в Турцию, то на Кубу, то в Египет. Многие дворы действительно стали преображаться, но появилась и большая лазейка для обогащения: чиновники и аффилированные с ними подрядные фирмы отчитывались о масштабном благоустройстве, а на самом деле ставили две скамейки, качели, песочницу и списывали миллионы.

Через несколько лет по документам почти все дворы в столице были уже приведены в порядок, деньги потрачены, но люди видели: в реальности мало что меняется. Фальсификация достигла таких размеров, что просто закрыть на нее глаза было стыдно. И Лужков во время своих субботних объездов стал неожиданно посещать облезлые подъезды и заброшенные дворы, которые по бумагам были давно обновлены.

План посещения дворов был страшной тайной. За день становилась известна только префектура, куда должен был поехать мэр, а все местные чиновники вызывались на конкретный адрес примерно за час до приезда градоначальника. И вот кортеж Лужкова вместе с журналистами выдвигался во двор, намеченный для инспекции. Приехав на место, Юрий Михайлович выходил из машины, и его сразу же обступали охранники, свита, дрожащие от страха мелкие чиновники, журналисты. По пути к этой небольшой толпе присоединялись любопытные жители вместе с детьми и собаками, и весь этот рой бродил между домами, разглядывая дворовые территории и заглядывая в подъезды.

Создавалось впечатление, что мэр действительно был очень удивлен увиденным. Он возмущался, кричал на своих заместителей и глав управ, на ходу объявлял взыскания, а сопровождавшие его журналисты недоуменно переглядывались:

– И чего он так ругается? Двор как двор. Почти все в Москве такие. Есть еще и похуже.

Иногда во время таких спонтанных проверок возникала трагикомическая ситуация. Лужков внезапно появлялся во дворе, а на дорожках лежал свежий, уложенный накануне вечером асфальт, на месте вытоптанной травы был рассыпан не успевший еще прорасти чернозем, а краска на лавочках липла к пальцам. Получалось, что кто-то из ближайшего окружения Юрия Михайловича сливал своим коллегам из префектур и районов информацию о дворах, которые планировал посетить мэр.

Объяснялось это тем, что многие высокопоставленные чиновники были недовольны практикой неожиданных проверок, предложенных мэру Шанцевым, и любыми способами старались сгладить негативные впечатления Лужкова, которые могли повредить устоявшейся в городе системе.

Непредсказуемые визиты Лужкова во дворы продолжались полтора – два месяца, а потом тихо прекратились. По итогам проверок несколько глав районных управ были уволены, десяток чиновников получили выговоры, но принципиальных изменений в городском управлении не произошло.

Со временем критика со стороны Валерия Павлиновича стала переполнять чашу терпения Лужкова, а самое главное – его окружения, для которого Шанцев был очень опасным противником, потому что прекрасно знал изнутри все «хитрые» схемы. И совершенно разные кланы вокруг Лужкова, подчас враждовавшие между собой за возможность влияния на мэра и, как следствие, за доступ к бюджетным ресурсам, снова начали объединяться, чувствуя серьезную угрозу сложившимся правилам игры, а значит – самим себе и своему «бизнесу».

Когда начальнику каждый день говорят о недостатках его подчиненного, даже если они преувеличены или вообще придуманы, рано или поздно начальник начинает задумываться. Примерно такая же атмосфера стала сгущаться над Валерием Павлиновичем. По-прежнему улыбаясь в глаза вице-мэру почти все крупные московские чиновники стали акцентировать внимание Лужкова на его малейших промахах. Невзлюбила Шанцева и супруга мэра Елена Николаевна. Постепенно отношения между Лужковым и Шанцевым начали охлаждаться.

В начале своей карьеры Валерий Павлинович возглавлял в городе социальную сферу что считалось слабым с политической точки зрения направлением. Набирая административный вес Шанцев консолидировал в своих руках практически всю экономику города. Когда же объединившиеся противники Валерия Павлинови-ча начали подковерную атаку на незваного реформатора, мэр отодвинул Шанцева от управления экономикой, поручив ему руководить городской промышленностью, что означало явное ущемление в полномочиях. Городская промышленность не была самой сильной гранью московской экономики, потому что все самые «живые» предприятия относились к оборонке, то есть подчинялись федеральному центру.

Особое иезуитство заключалось в том, что главой Департамента науки и промышленной политики, который теперь официально подчинялся Шанцеву, являлся личный друг Лужкова Евгений Пантелеев, который легко мог неформально блокировать все решения вице-мэра. Экономика города отошла под руководство Юрия Росляка.

А еще Лужкова убедили в необходимости внести изменения в Устав Москвы, которые отменяли избираемость вице-мэра города. Таким образом, статус Шанцева был значительно понижен, и если раньше всенародно избранного вице-мэра уволить было невозможно, то теперь Валерий Павлинович становился просто высокопоставленным чиновником, от которого можно было освободиться в любой момент.

Это был один из самых внушительных ударов, нанесенных командой в ответ на попытки реформирования привычной системы. Растревоженная московская элита послала Шанцеву недвусмысленный сигнал: или ты примешь наши правила игры, или мы тебя уничтожим.

По сути, Лужков отступился от вице-мэра под давлением своего окружения. А позже это окружение (команда, как они любили себя называть) отступилось и от самого Юрия Михайловича, когда над ним нависла угроза отставки. Бумеранг вернулся обратно…

На очередные выборы градоначальника Лужков пошел уже один, без вице-мэра. Правда, при этом он публично пообещал, что если будет избран, то вице-мэром назначит именно Шанцева, и, когда победил, обещание свое сдержал: Валерий Павлинович стал вице-мэром. Но это уже была совсем другая должность, совсем другие полномочия и совсем другие отношения между двумя людьми. Фактически это означало закат карьеры Шанцева в московском правительстве.

И тут Шанцева неожиданно вызвали в Кремль – по крайней мере, такую историю Аркадий слышал сразу из нескольких источников. В один из дней наступившей опалы Валерия Павлиновича пригласили в кремлевскую администрацию, а когда он приехал, предложили занять пост губернатора Нижегородской области. Моментально взвесив ситуацию, Шанцев понял, что для него это уникальный шанс продолжить свою карьеру, сохранить лицо и в тоже время вырваться из московской «команды», которая уже накинула ему на шею политическую удавку. И Шанцев согласился, а когда вернулся в Красный дом, первым делом пошел к Лужкову.

Говорят, Лужков не поверил, что для Шанцева это событие было неожиданным, и посчитал Валерия Павлиновича отступником. Получалась какая-то история шиворот-навыворот, когда человек, отрекшийся от другого, потом еще и посчитал себя преданным этим человеком. Позже нечто подобное повторилось в отношениях между Лужковым и Ресиным, когда последний искренне недоумевал, почему после отставки с поста мэра Юрий Михайлович перестал с ним разговаривать.

Именно такое восприятие Лужковым назначения Шанцева подтверждают их дальнейшие отношения. Когда Валерий Павлинович возглавил Нижегородскую область, встречи Лужкова с ним стали крайне редки и носили чисто формальный характер.

В последние годы правления Лужкова создавалось четкое впечатление, что Юрий Михайлович даже если и видел необходимость реформирования, то уже не был способен осуществить задуманное, потому что во многом сам стал заложником тех людей, которых приблизил к себе в разные годы и сделал частью своей власти. В разное время совсем разные люди пытались повлиять на Лужкова и склонить его к реформам, но московская элита отбила эти атаки, сохранив для себя удобную, мутную среду. Для Лужкова это была мина замедленного действия. Вокруг него практически не осталось по-настоящему умных, преданных, способных сказать правду в глаза людей. И эта эпоха загнивания столичного истеблишмента привела Юрия Михайловича к деловому и политическому краху. Уже после отставки, в разговоре с одним из доверенных лиц, Юрий Михайлович с горечью признался, что считает многие свои кадровые решения большой ошибкой…

* * *

Она склонила голову Аркадию на плечо и потягивала вино из бокала.

– Я что-то устала сегодня, не обращай внимания.

Все остальные бурно обсуждали очередную историю из прошлой жизни: каждый хотел рассказать больше других.

– Я и не обращаю. Отдыхай, – сказал Аркадий и вспомнил свою самую романтическую командировку в эпоху Лужкова, воспоминание о которой навеяло это, почти случайное, прикосновение.

Тувинская рапсодия

В августе небольшая московская делегация во главе с двумя Владимирами, Ресиным и Малышковым, собралась посетить Тыву Поводом к поездке стали Дни Москвы в Кызыле. Мероприятия эти, в которых принимали участие известные всей стране эстрадные исполнители, в то время были мощным пропагандистским инструментом столицы в российской глубинке.

Самолет, на борту которого в этот раз летели и Филипп Киркоров, и Надежда Бабкина, и Вика Цыганова, отправился в Тыву заранее, а чартерный правительственный рейс должен был нагнать их позже. Московские министры, кроме своих помощников, взяли с собой несколько журналистов, в число которых начальник вписал и Аркадия.

По дороге на один день решили залететь в Хакасию. Когда заходили на посадку в Абакане, Аркадий впервые осознал, что такое «бескрайняя тайга»: с высоты нескольких километров поросшие лесом пологие сопки бесконечно тянулись во все стороны.

– Вот это да! – восхищенно протянула сидевшая рядом журналистка одного из телеканалов.

Приземлившись в Абакане, делегация кратко повстречалась с местным руководством, а потом на машинах переехала в Красноярский край. Целью этого броска через сибирскую тайгу был поселок Сизая, в котором московские министры должны были открыть новую школу. По дороге проехали мимо Шушенского – села, в котором знаменитый революционер Ленин отбывал ссылку. Аркадий все вглядывался в мелькавшие за окном машины серые избы, пытаясь разглядеть что-то особенное в этой сибирской деревне, но ничего примечательного так и не заметил.

Удивительное стремление столичных чиновников прилететь за несколько тысяч километров, чтобы открыть маленькую школу в затерянном среди лесов поселке, объяснилось уже на месте. Оказалось, что в школе будет открыт музей знаменитого русского борца, двукратного олимпийского чемпиона по вольной борьбе Ивана Ярыгина, который родился и провел свое детство в Сизой. А близким другом Ярыгина, трагически погибшего в автокатастрофе, был Владимир Иванович Малышков, до своего переезда в первопрестольную долгие годы работавший в сфере Красноярской торговли.

Когда официальные мероприятия завершились, для столичных гостей устроили торжественный обед, после которого Владимир Иванович музицировал на белом рояле. А к вечеру подвыпившая московская делегация вернулась в Абакан, чтобы перелететь в Кызыл, где еще предстояло открыть Дни столицы на сцене местного драматического театра. Работы у Аркадия почти не было, за весь день он передал в редакцию только одну новость, а все перелеты, переезды, обеды и, наконец, открытие дней Москвы сопровождались дегустацией местных напитков и прошли для него в некоторой мутноватости.

Открыв на утро глаза, он обнаружил себя в обшарпанном гостиничном номере: старые затертые обои на стенах, темная от пыли люстра, сомнительного цвета шторы, железная пружинистая кровать. На соседней всхрапывал Дима, оператор с «ТВ-Центра».

Полежав немного, Аркадий поднялся и выглянул в окно. Прямо под ним виднелись пластиковые столики уличной кафешки. «Точно, – вспомнил Аркадий, – здесь мы тоже вчера сидели». Дальше за деревьями открывалась просторная площадь, на которой виднелись очертания монументальных зданий, похожих на центр местной власти.

Старшего из пресс-службы Лужкова на этот раз с журналистами не было, их никто не будил и не организовывал. Московские чиновники ночевали где-то в другом месте. Постепенно проснувшись в своих номерах, а всего их было человек семь, журналисты собрались на улице и расселись за колченогими столиками в кафе. Здесь же дремали двое милиционеров.

– Нас охраняют, – сказал кто-то из москвичей, – говорят, здесь неспокойно.

– Нормально заехали, – констатировал Дима. – А кто-нибудь вообще знает, что нам дальше делать?

Отсутствие всякого движения настораживало. Посоветовавшись, никому не нужные журналисты решили пойти в местную администрацию и найти пресс-службу – должна же здесь быть пресс-служба! – и узнать, что происходит.

Администрация Республики действительно оказалась в одном из тех массивных зданий, которые Аркадий разглядел утром из окна своего номера. Они спокойно прошли внутрь и, спросив кого-то по дороге, нашли комнату пресс-службы:

– А знаете, все ваши начальники улетели на вертолете. А по поводу вас никаких указаний не было… – Сергей, смуглый мужчина средних лет с правильными чертами лица, развел руками.

Выяснилось, что Ресин, Малышков и сопровождавшие их чиновники рано утром улетели в староверческую деревню за несколько сотен километров от Кызыла, посмотреть быт раскольников, отвлечься от суеты и отдохнуть.

– А когда они вернутся? – поинтересовался Дима.

– На третий день, к вечеру. В общем, прямо к самолету, а потом в Москву, – Сергей был растерян не меньше москвичей. – А вам совсем ничего не сказали?

– Нет, мы от вас первый раз слышим….

– Понятно, – протянул он. – Но я знаю, что гостиница, в которой вы ночевали, оплачена как раз на эти дни. Так что вы можете спокойно там жить!

Возникла заминка. «И зачем нас затащили в эту глушь, если мы здесь никому не нужны?» – подумал Аркадий.

– Слушайте! – Сергей вдруг оживился. – Раз уж так сложилось, давайте мы вам нашу республику покажем. У нас есть что посмотреть! Вы ведь первый раз в Тыве?

– Конечно.

– Ну вот! У нас в пресс-службе собственная машина, «буханка» уазик. Я потом позвоню, договорюсь. А сейчас давайте я вам город покажу? – предложил Сергей.

Кызыл, с населением всего около ста тысяч человек, был совсем маленьким и показался Аркадию почти пустым: на улицах было очень мало людей. Самой главной достопримечательностью города оказалась каменная стела, символизирующая географический центр всей Азии, стоявшая в парке на берегу Енисея, и, конечно, сам Енисей. В Кызыле он был еще «молодой», не широкий, очень полноводный и быстрый. Купаться в нем было практически невозможно, потому что, если нырнуть в воду, сильнейшее течение моментально снесет метров на тридцать.

А за городом многие тувинские семьи по-прежнему жили в юртах, вели привычную жизнь своих предков, пасли скот и не спешили привыкать к благам современной цивилизации. Хотя и сама цивилизация в Республику, затерявшуюся рядом с монгольской границей, не торопилась. Даже сейчас, во втором десятилетии двадцать первого века, в Тыве нет железной дороги, а ближайшая находится в Красноярском крае, километров за семьсот от Кызыла. А в конце века двадцатого единственный регулярный рейс летал в Москву только раз в неделю, а едва зарождавшейся сотовой связи в Республике не было вовсе.

Зато природа в Тыве уникальна. На ее территории уживаются сразу несколько климатических поясов – от горных тундр, альпийских и субальпийских лугов до таежных лесов, сухих степей и полупустынь.

Проведя экскурсию по городу, Сергей действительно договорился с машиной, и после обеда, купив в складчину мяса, овощей и водки, они отправились в тайгу на шашлык. В тайге, которую Аркадий еще день назад впервые разглядывал с воздуха, оказалось на удивление многолюдно.

– У нас кедровые шишки созрели, – объяснил Сергей.

Для местных жителей это была очень серьезная статья дохода. Люди обстукивали стволы кедров палками, а когда созревшие шишки падали на землю, собирали их в мешки. Потом добычу грузили в машины и, объезжая кордоны лесников, пытались ее вывезти. Собирать шишки раньше определенного срока было запрещено.

Каждый день Сергей, без которого эта командировка могла стать самой скучной поездкой, придумывал для москвичей новое приключение: то возил за Енисей в небольшой буддистский храм, то катал на верблюде… В последний день командировки он договорился, чтобы журналистов взяли вместе с артистами на радоновые источники. Считается, что радоновые ванны или душ имеют лечебные свойства и могут нормализовать морфологический состав крови, стимулировать процессы регенерации тканей, выровнять артериальное давление.

Чтобы разместить всех, кто захотел поехать на целебные источники, пришлось собрать целую автоколонну – «жигули», «Волги» и уазики В салонах автомобилей вперемежку разместились артисты, тувинские и московские журналисты, сотрудники местной администрации.

Когда добрались до места, сначала ничего особенного не заметили. Радоновые источники били прямо из невысокой, поросшей кривыми деревьями и кустарниками сопки, но за густой растительностью случайному взгляду были не видны. На самом деле их здесь было несколько десятков, вся гора как будто сочилась влагой. Между самыми мощными родниками в обход деревьев были проложены дощатые настилы и сколочены ступеньки, а вокруг радоновых фонтанчиков сооружены кабинки из досок, прятавших от посторонних взглядов обнаженных, кричащих от прикосновения ледяной воды купальщиков. Кабинки эти были установлены таким образом, что стоявшего в деревянном домике человека, бьющие из горы под напором родники поливали сверху, как природный душ.

Увидев такую экзотику, многие, еще совсем недавно мечтавшие принять радоновый душ, от своей затеи отказались, а тем, кто все-таки решился, после краткого инструктажа выдали полотенце и разделили по половому признаку: мужчин отправили на одну сторону горы, а женщин на другую.

Разбредясь между деревьями, люди разделялись на небольшие – по два-три человека – группы, выбирали понравившуюся купальню и, раздеваясь рядом с ней, по очереди ныряли под радоновый поток. О том, что следующий «пациент» уже принимает лечение, можно было легко догадаться по утробному мужскому реву и пронзительному женскому визгу, раздававшимся из чащи.

– Вот, хорошо! Народ сейчас всю усталость снимет и за стол, – говорили между собой тувинцы, готовя для гостей обед и с удовольствием слушая крики купальщиков.

Обед готовился здесь же, на поляне у подножья холма. Для этого с собой привезли несколько больших ковров, которые расстелили прямо на траве, и получился походный стол человек на пятьдесят. Освеженные радоном постепенно спускались вниз и, снимая обувь, рассаживались на коврах, где уже стояла закуска, разные бутылки, а рядом на мангале жарилось мясо.

Посвежевший после источников Аркадий с удовольствием развалился на ковре. Рядом с ним уже наполнили свои рюмки водкой музыканты трио «Реликт».

– Здесь вина хорошего нет, поэтому надо пить только водку. Заодно и продезинфицируемся, если что, – многозначительно сказал один из них, обращаясь к Аркадию. Они чокнулись и выпили.

– А вы тоже из Москвы? – спросил музыкант, обращаясь к Аркадию.

– Да, я журналист. Мы вместе с Ресиным прилетели.

– A-а, понятно. А он сам куда пропал? Мы его один раз только и видели на открытии.

– Говорят в тайгу, к староверам.

– Это интересно, наверное. Еще по одной?

– Можно.

На гастролях знаменитости часто общаются, выпивают с незнакомцами, которые потом стираются для них в общий портрет, не задумываясь даже, что для обыкновенных людей встреча с ними может запомниться на всю жизнь.

– А вообще хорошо принимают – по-простому, но с душой. У них ведь здесь все просто, – говорил один из музыкантов, закусывая домашней колбасой.

Людей за обеденным ковром становилось все больше, мужское общество стали разбавлять женщины, которые подолгу приводили себя в порядок после купания. И тут Аркадий заметил девушку в ярком платье, облегающем стройную фигуру.

– Это Лера, наша журналистка, – перехватил взгляд Аркадия незаметно подсевший рядом Сергей. – Правда красавица?

Девушка, смеявшаяся со своими подружками на другой стороне ковра, бросила короткий взгляд на любовавшихся ею мужчин и вернулась к разговору.

– Да, прелестная женщина, – согласился Аркадий.

– Хочешь, познакомлю? Я ее хорошо знаю.

– Да-а не стоит.

– Пойдем, там все наши, журналисты из Кызыла. Им тоже хочется пообщаться с коллегами из Москвы.

Они познакомились, а уже через час весь ковер перемешался: люди менялись местами, о чем-то говорили, спорили, смеялись, кто-то уже играл на гитаре, звучали тосты. Оказавшись в одной компании, Аркадий и Лера часто поглядывали друг на друга, а потом очутились совсем рядом, и радостный, захмелевший Аркадий рассказывал ей о Москве, о своей работе, о Лужкове, вспоминал какие-то смешные истории, а она слушала, спрашивала, смеялась и не прятала рюмку…

Однажды Аркадий поймал взгляд Сергея, который, машинально кивая собеседникам, грустно смотрел на Леру, попавшую под случайное обаяние говорливого московского журналиста. «А ведь он ее любит», – подумал Аркадий, но остановиться уже не мог и не хотел. Эта женщина, с азиатским привкусом очарования, своим смехом, жестами, короткими быстрыми взглядами черных глаз очищала Аркадия от грязной шелухи безнадежно разваливающегося, уже ничем не спасаемого брака и дарила ему новое, уже почти забытое ощущение простой человеческой радости…

После радоновых источников, на обратном пути по дороге в Кызыл, в программе значилось еще соленое озеро. Ковры, остатки обеда, подвыпивших «звезд» и журналистов погрузили в машины, и колонна тронулась в путь.

По виду соленый водоем ничем не отличался от всех остальных, но вода в нем, которая тоже обладала какими-то лечебными свойствами, действительно была солоноватой на вкус. Все берега вокруг почти круглого озера были плоскими, и оно смотрелось как большая тарелка с мутноватым супом посреди полустепного ландшафта. Полтора десятка машин выстроились вдоль берега капотами к воде. Люди разулись и стали пробовать воду, многие полезли купаться, а открытые багажники превратились в импровизированные фуршетные столы, возле которых можно было принять и закусить после водных процедур.

Аркадий и Лера уже не отходили друг от друга

– Когда твой самолет? – спросила она.

– Говорят, в девять вечера. Ресин вернется от раскольников – и сразу улетаем.

– Пока здесь еще побудем, пока до города доберемся… Часа три останется, не больше…

– Да, надо еще вещи собрать, – он провел ладонью по ее плечу и не спеша спустился по обнаженной руке к самым кончикам пальцев.

– Они у тебя в гостинице? – зачем-то спросила Лера.

Он кивнул.

– Понятно.

Почти все уже расселись по разным машинам, и только Аркадий все не мог решить, с кем ему поехать. Тувинские журналисты стояли около своей «буханки».

– Аркадий, поехали с нами, – предложил кто-то из них. – Место есть.

Аркадий с Лерой переглянулись. Их взаимное притяжение заметили и как будто хотели помочь.

В тесном уазике все сидели совсем рядом, а Лера с Аркадием оказались напротив друг друга. «Буханку» подкидывало на неровной проселочной дороге, пассажиров кидало в разные стороны, но это только объединяло маленький коллектив, как и общий разговор. А потом душа запросила песни. У одного из местных журналистов, плотного круглолицего парня, оказался сильный, хорошо поставленный голос, и он солировал, вытягивая нестройный хор.

По дороге их уазик несколько раз останавливался: то вода в радиаторе закипала, то чихал карбюратор. Постепенно все машины, растянувшиеся длинной вереницей по равнине, обогнали их маленький автобус, и они оказались в хвосте.

– Не переживай, Аркадий, времени с запасом. К самолету успеем, – говорил Сергей.

Водитель, поковырявшись в моторе, снова заводил машину, и они ехали дальше. Как только заканчивалась одна песня, кто-то сразу предлагал новую:

– А давайте эту еще споем!

Аркадий чувствовал себя совершенно своим среди едва знакомых людей. И вдруг кто-то из девушек затянул:

 
– Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
 

Все подхватили следующие строчки:

 
– Там, в краю далеком,
Буду тебе женой.
 

А потом мужчины запели второй куплет:

 
– Милая моя,
Взял бы я тебя,
Но там, в краю далеком,
Есть у меня жена.
 

Постепенно голосов, певших куплеты, становилось все меньше, общий хор подпевал только припев, и получилось так, что к концу песни Лера и Аркадий пели одни, словно обращаясь друг к другу…

 
– Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далеком,
Буду тебе сестрой.
 
 
– Милая моя,
Взял бы я тебя.
Но там, в краю далеком,
Есть у меня сестра.
 
 
– Миленький ты мой,
Возьми меня с собой!
Там, в краю далеком,
Буду тебе чужой.
 
 
– Милая моя,
Взял бы я тебя.
Но там, в краю далеком,
Чужая мне не нужна.
 

Это было какое-то сумасшествие. Они допели песню и смотрели друг на друга, а все кругом молчали, пока одна из подружек Леры не сбила эту паузу новой песней.

Несмотря на поломки машины, они приехали в Кызыл за два с лишним часа до отъезда в аэропорт. Местом сбора, откуда автобус должен был забрать московских журналистов и отвезти к самолету, был театр, где эстрадные знаменитости как раз давали заключительный гала-концерт.

– Зайдем в гостиницу? Я быстро вещи покидаю, и пойдем вместе к театру, – предложил Аркадий.

Лера согласилась.

Они зашли в номер: ни Димы, ни его вещей в комнате уже не было. Сказав несколько ничего не значащих слов, они начали целоваться. Она отстранилась:

– Закрой дверь на ключ.

Аркадий два раза повернул ключ в замке и вернулся к Лере. И все вокруг, кроме нее, стало несущественным.

Потом в дверь постучали и выдернули их из другого измерения. Они замерли. Стук повторился, подергали дверную ручку. Лера вопросительно взглянула на Аркадия: тот отрицательно покачал головой – открывать не будем. У двери еще постояли и отошли. Шаги затихли в конце коридора.

– Что им надо? – прошептал Аркадий и посмотрел на часы. – У нас еще больше часа.

– Ну и наплевать на всех…

От гостиницы до театра было семь минут неторопливым шагом. Они шли рядом, он нес на плече небольшую сумку. Говорить не хотелось.

У служебного входа в театр, позади сцены, стоял уже знакомый уазик, в котором трио «Реликт», отыгравшее перед зрителями свой лирический номер, пило водку вместе с голосистым тувинским журналистом.

– О-о! Привет! – артисты увидели знакомое лицо. Один из них показал на бутылку с водкой. – Будешь?

– А давайте!

Аркадию плеснули в пластиковый стаканчик. Они с Лерой стояли около машины, а все остальные, распахнув дверцу, сидели в салоне. На одном из сидений была разложена закуска.

– А что ты со своими не полетел? Решил остаться? – один из артистов недвусмысленно взглянул на Леру, которая смущенно отвела глаза.

– Да нет. Рано еще. Сейчас только поедем в аэропорт.

– Ха! В принципе, Ресин уже улетел. Не знаю, с кем ты собрался ехать в аэропорт! – сказал подвыпивший балагур и засмеялся.

Шутка была в тему, и Аркадий засмеялся вместе со всеми.

– Ну что? Давайте еще по одной? Тем более раз уж все улетели. Лера, тебе налить? – предложил девушке голосистый журналист. Лера согласилась, и они, коснувшись хрустящими стаканчиками, выпили водку. Аркадий взял бутерброд с колбасой.

– Да, один ноль в вашу пользу, – Аркадий улыбнулся шутнику из трио. – Я пока первый, да? Никто из наших еще не приходил?

Раскрасневшиеся от водки и смеха вокалисты опять захохотали.

– Старик, – сквозь смех сказал тот, что был лысее остальных, – боюсь, что и два ноль будет в нашу пользу. Ресин твой действительно улетел. Мы не шутим….

– Как улетел? – Аркадий моментально вспомнил про отсутствие мобильной связи, единственный в неделю самолет и железную дорогу в Красноярском крае. А еще про оставшиеся в кармане двести рублей и то, что самым близким человеком в этом затерянном краю была для него теперь Лера…

– Да, – подтвердил жизнерадостный тувинский журналист, – Сергей бегал, тебя искал, самолет даже чуть задержали. А потом улетели…

– Так только сейчас вот… – Аркадий показал на часы, – мы должны были здесь собраться!

– А Ресин какой-то недовольный из тайги вернулся, сказал: «Все, летим прямо сейчас». И время сдвинули. Может, еще выпьем?

– Вот ты где! – к машине подходил Сергей. – Где же ты был, Аркадий? Я полгорода обегал, в номер к тебе заходил.