Текст книги "Война за веру"

– Мой отец всю жизнь ковырялся в земле, – сказал парень, – да так и помер бедняком, сколько ни просил богов послать ему богатство. Когда он скончался, я не стал ждать, пока молитвы дойдут. Сел на коня и отправился в сертан взять, чего можно.

Про Абдуллу из «Белого солнца пустыни» он не слышал, но практически процитировал. Хм… А я-то откуда знаю? Здесь у меня обычно дырка в памяти. Опять выскочило никчемное и бесполезное. Лучше б имя земной матери вернулось. Как такое забыть? А ведь стерлось.

– Я силен и храбр. – Стеснительности в нем не наблюдалось. – У меня есть пятеро помощников, готовых идти куда укажу, ведь мы после набегов неплохо жили. Но это не то. Хочу большего. Возьми меня и испытай!

– Ты пришел с Малхой?

– Да.

– И чем не устраивает?

– Не отсутствием стручка, – сразу сказал, ухмыльнувшись. – Только она полусотник, а ты полководец. Я тоже хочу быть сотником, а то и тысячником. Возьми, не пожалеешь!

– Я воин Пророчицы, не грабитель!

– О, идолы не дали моему отцу ничего, – серьезно сказал Петух. – Может, ее бог иной.

– Подумаю. – Жестом отодвигаю, раскрывая объятия крайне недовольному Бирюку. Ага, не поставил в известность и не пригласил поучаствовать в драке, а ведь он считается Чистым. Сознательно не стал его впутывать до поры. Он мне нужен в прежнем качестве, как и остальные. Поздоровался с Совой и Агатом, пришедшими с ним. Даже Гиене сделал ручкой и пожелал дождя. В отличие от остальных почтарей упертый язычник и противный тип. Тем не менее по-своему справедлив и не участвует в сварах семей никогда. Он выслушал очередной пересказ случившегося, принял к сведению имена попытавшихся меня убить и связь с главами рода. Неслучайно сохранил живыми. Заметно поморщился при упоминании роли рабыни во всем этом деле. Ее свидетельство на настоящем суде против хозяев бы не приняли. Но теперь поздно голосить, да и подтвердились показания. В любом случае что сделано, то сделано и фарш не провернуть назад.

Примчался наконец гонец от Тодора. Он свою задачу полностью выполнил. Никто не ушел, хотя попытка сопротивления была. Особенно когда до них дошло, что живыми оставлять не собираются. Восемь наших погибло. Четырнадцать повезли в обитель с неприятными ранами. Есть шансы довезти не всех. Я отправил к жрицам еще одного человека с заверениями о полной оплате помощи. А сам подумал о похоронах. Как-то так вышло, до сегодняшнего дня никто из Чистых не помирал. Специфического обряда Мария не проводила. Надо отобрать подходящие молитвы и проводить в последний путь…

Провести – да-да – подходящее слово «утешение». Ох, как не хватает Писаря с его подробными записями! Послать, что ли, за ним? Э, все равно отвезем погибших на тофет-кладбище у скал. Там еще с древних времен полукруглое традиционное захоронение в виде мавзолея. Даже надпись имеется старым пуническим алфавитом, местами почти невидимая. «Построено жителями (?) для царя Магона, сына царя Гайи, в десятый год правления». Никто не в курсе, что за цари. Внутри ни костей, ни могилы, да и кто были эти люди, неизвестно. Зато место приметное, от особняка недалеко и парочка могил рядом. Вот и сделаем внутри купола захоронение первым павшим за веру. Будет символично и можно будет прийти на День Мертвых, как положено приличным людям. Чтоб не прямо у дороги, но и не слишком далеко.

Глава 6
Мир – это война

– К берегу, должно быть, на водопой подходило целое стадо Шестилапых, – говорил для всей компании, кроме моих детей еще и нянька, следящая за младшими, парочка малолетних заложников, слушающих открыв рты, Ганон и сознательно набившаяся в гости Малха. Несмотря на возраст и желание выглядеть настоящим воином, она тоже обожала сказки, – косолапо ступая короткими сильными ногами.

Да-да, пересказ вольного продолжения «Волшебника Изумрудного города» идет на ура. Мне в детстве тоже нравилась Подземная страна, говорящие звери и Страшила без мозгов. Гораздо больше малоприятных братьев Гримм. Имелась у нас такая толстая книга. Неадаптированная для детей. Открываешь на первой попавшейся странице – людоед, на второй у папаши двенадцать мальчиков, и он обещает жене, если не родит девочку, всех убить. Немцы ненормальные были или тогда к таким гадостям относились нормально?

Закрывающая вход в комнату занавеска отодвинулась, и заглянувшая Лампа очень выразительно кивнула. Требует наружу.

– Продолжение будет завтра, если слушаться будете, – заявляю, поднимаясь.

– А ты не уедешь? – спрашивает Копуша подозрительно.

– Увы, – показательно вздыхаю, – не все от меня зависит. Есть куча важных дел. Но непременно закончу историю при случае. А теперь спать!

– Мария вернулась, – сказала супруга, глядя тревожно. – Тебя зовет.

То есть в особняк входить не стала. Нехороший признак.

– У тофета встала лагерем.

– Я тоже еду, – сказала Малха из-за спины.

– Куда ж без тебя.

Тут между нами проскочил Ганон и встал, загораживая лестницу.

– Отец! – набычившись в ожидании посыла крайне далеко, это неслыханная дерзость по отношению к старшим. – Я уже вырос. Почему не отдаешь меня воспитателю?

Строго говоря, я ему не отец, официального усыновления не было, но в Мавретане грань между папой и отчимом достаточно тонкая. Очень часто женятся на вдовах братьев. И семья сохраняется, не прозябают в нищете, имея защитника, и имущество делить не требуется. Спать вместе совсем не обязательно.

– Нахальный, – одобрительно сказала Малха. – Отдай мне, обломаю, чтоб уважение проявлял.

– Подумаю, – говорю стандартно.

Это уже превратилось в привычку. На просьбу никогда не даю прямой ответ. Хотя б сутки на переваривание и обсуждение с другими. Наказания тоже не сразу отмеряю нерадивым. Сгоряча можно и перегнуть палку. Другое дело, если обещал. Тогда нужно выполнять. Вешать или награждать.

– А теперь беги вниз и скажи, чтоб лошадей седлали.

Он ссыпался вниз по лестнице, торопясь выполнить поручение.

– Думаешь, не догадались? – с иронией спросила Малха. – Один в любом случае не отправишься.

Я спиной почувствовал, как Лампа сделала благословляющий жест. Ей тоже страшно.

– Да? – с сарказмом переспрашиваю. – Встанете на мою защиту?

Беру за плечо, поворачивая к себе лицом к лицу вплотную.

– Какие ж вы Чистые, если пойдете против слов Пророчицы?

– Есть дела духовные, – невозмутимо сказала Малха, не пытаясь отодвинуться, – а есть обычные. Обряд не спасает от неприятностей земной жизни, не помогает от смерти и не дает непременного благополучия. Иногда нужно драться. Вера дает спасение на том свете, а на этом нам поможет только сталь.

Я подумал и промолчал. Все равно с ней согласен и строить из себя всепрощающего ради общей любви не собираюсь.

К мавзолею прибыли целой толпой. Практически все находившиеся в доме сорвались встречать, кроме совсем маленьких детей и нескольких приглядывающих за ними старух во главе с Олимпиадой. Похоже, она единственная, кто продолжал мыслить трезво. Остальные прекрасно понимали, насколько их дальнейшая жизнь зависит от этой встречи. Илаку все это не нравилось, но встревать с советами не пытался, держась за спиной у Фенека.

У тофета уже было два лагеря. Это легко заметить по кострам. Один заполняли отправившиеся с Марией и присоединившиеся к ней в ходе похода с проповедями по горам. Всегда найдутся уверовавшие, отчаявшиеся или больные, готовые идти за благой вестью в надежде получить нечто. Не обязательно материальное. Хозяин кивал на приветствия нескольких знакомых лиц, но не отвлекался даже на важное. Он явно заметил Мизинца с Рычагом, но не стал к ним подходить. А Илака всерьез бесило, когда он не мог сложить концы с концами. Обоих Фенек отправил не молитвы совершать в долину, а с некой целью. В чем смысл, если свои мастерские есть? На прямой вопрос все трое скалились и не отвечали. Его признавали важным и полезным, но все равно стоял на ступеньку ниже. И резня в Хетаре ничего не изменила. Он вроде присутствовал, но в роли мытаря, фиксирующего чужое захваченное добро. Не то чтоб рвался помахать мечом, но все ж обидно.

По соседству с Чистыми расположилось не меньше полутысячи человек в пастушьих палатках. Причем среди них много женщин и детей. Только они все имощаги, и сладко улыбающийся в сторону Фенека Синий не особо понравился Илаку. Почтарь с хозяином не ссорились никогда, и даже отнесся в самом начале покровительственно. Да вот вырос давно господин из детских штанишек, и они с ним как два кобеля, претендующих на власть над стаей. До поры до времени обнюхивают друг друга и машут хвостами, однако рано или поздно придется сцепиться, выясняя, кто главный. Очень не хотелось попасть под случайный удар. Уж Синий его щадить не станет. Для него любой с побережья никчемная крыса. Хотя нет. Рядом с ним стоит еще один каратель, так у того Спутник-крыса. И ее он никогда не тронет. А вот раба или даже вольноотпущенника за людей не держит.

Перед мавзолеем стоял небольшой белый шатер, и к колышку привязана Брак. Рядом без особого энтузиазма отирала кастрюлю Матушка. После выхода из обители дочери она всегда находилась где-то рядом, но ни во что не вмешивалась, отдавшись обычным бытовым заботам при Марии. Варить еду, зашивать одежду, чистить кобылу Пророчицы она никому не доверяла, и это молчаливо приняли все. Уж точно не отравит или плохо не поступит. Чуть в стороне две молоденькие жрицы, учившиеся вместе с Марией и неясно почему постоянно присутствующие по соседству. Они охотно помогали и лечили при необходимости, но в общину не вступали.

Больше никого на расстоянии броска камнем. Фенек, не задерживаясь, пересек невидимую черту и под сотнями пристальных взглядов подошел к палатке. Не стал входить, сел перед ней. Люди смотрели, почти не разговаривая. Пять минут, десять. Потом вышла Пророчица и нечто неслышное произнесла. Он поднялся и поклонился. Затем они зашли внутрь. Толпа возбужденно загудела. Илак маялся, страдая от невозможности услышать беседу. Минут двадцать ничего не происходило. Детям наскучило торчать, и они начали бегать. Люди тоже заговорили о своем. Кое-где у костров кушали или лежали. Когда откинулся клапан у шатра и Мария вышла с саблей в руках, не сразу и сообразили. Потом какая-то женщина громко ахнула. Руки у пророчицы были в крови. Заплакал ребенок и, моментально вскрикнув, замолк, заткнутый. На толпу опустилось полное молчание. Все побросали дела и со страхом смотрели.

– Кто еще думает, – произнесла она в привычном стиле, когда вроде бы негромко говорит, но слышно каждому, – что надо было пролить реки крови, убив больше семисот человек и получив войну?

При этом она крайне недвусмысленно подняла саблю.

– Я, – после короткой паузы заявил Синий.

Он явно уже в курсе, как и прочие.

– Ты готов умереть за свои слова?

– Да! – резко сказал.

Он отдавал себе отчет, Мария в схватке на саблях ему не соперница. Только жрица способна убить взглядом. Это все знали. Ну не всякая, одна из десяти. Или прикосновением. Практически любая. И на лбу у них не написано, кто может одним жестом прикончить, а эта сильна и еще и не на такое способна. Да и вряд ли ему дадут уйти живым, если дойдет до схватки. После смерти льва его порой заносило, и сам о себе это знал. Иногда срывался. Правильно было б промолчать и дать убраться сестре брата. Но сейчас высказался вполне обдуманно. Фенек поступил единственно правильным образом, и не признать это нельзя. Честь требует справедливости даже себе во вред. Давно пора было поставить на место недовольных. Он бы сам не смог ждать подходящего случая и спровоцировал предлог для нападения. А этот молодец. Не просто ударил, хорошо все заранее обдумав. Опасный человек этот умник с севера.

– Я тоже, – шагнула вперед, отталкивая людей, прокричала с вызовом Малха. – Только та вера чего-нибудь стоит, которая умеет защищать себя! И я умру за свои слова!

Дернулся Мизинец, но не посмел встревать, остановленный жестом жены.

– И я! – сказал Бирюк. – Влад правильно поступил.

– И я! – прогудел Тодор.

– Я тоже думаю, он был прав, – сказал негромко Илак и отшатнулся, когда Пророчица обожгла взглядом.

– За убеждения и умереть хорошо. Идем, – резко сказала и, повернувшись, пошла к шатру.

Малха шагнула первой, затем, поморщившись, не любил уступать в чем бы то ни было – Синий. Потом остальные. Илак тоже обреченно двинулся следом последний. Умирать ему совсем не хотелось, однако деваться некуда. Даже если Мария сошла с ума, сбежать невозможно, когда сотни глаз на тебя смотрят. Как сказал как-то Фенек, при разговоре о чести: «Умереть надо красиво, чтоб люди потом рассказывали с одобрением». Звучало не самым лучшим образом, ведь фактически признал, насколько ему плевать на кодекс. Но справедливость в том высказывании была.

Малха нагнулась перед низким входом и на мгновение замерла. Потом шагнула в сторону. Синий хохотнул и освободил с задержкой путь остальным. Когда Илак оказался внутри, он понял, в чем причина. Фенек совершенно спокойно сидел возле огня. Голова у него была на месте. Испытание! – дошло до Илака, и засвербело срочно записать. Рука машинально полезла в сумку на поясе, где таскал таблички. Мария ткнула пальцем в угол. Похоже, она прекрасно поняла, про его записи знали все, да Илак не скрывал, и разрешила. При этом он опять отделялся от остальных, севших рядом. Получалось, он вроде Спутников, тоже присутствовавших на встрече, но не имеющих права голоса. Карк сидел на привычном месте – плече Бирюка, а Пицли рядом с Пророчицей. Да, давно мало кто верил, что зверек просто дрессированный. Спутники обычных зверей игнорировали, даже своей породы. А с этим общались, и это не скрыть. И слушок пополз давно, добавляя Марии святости. Никто никогда не видел женщину с привязанным зверем. Неспроста! – общее мнение.

– Я несла слово Божье, – сказала Мария, немного помолчав. – Его слово. Не свое. Но почему-то решила, что люди вокруг обязаны думать, как я. Нам свойственно переносить на окружающих, если они не возражают, свои мысли, чувства, и крайне неприятно, когда обнаруживается несогласие. К сожалению, труднее всего быть справедливой по отношению к себе. Всегда найдешь кучу оправданий, чтоб не каяться в поступке и не слушать советов. Да, они могут быть дурными, однако когда все говорят, что ты не права, значит, нужно задуматься. Сейчас я говорю от себя, не повторяю откровение свыше. Да, есть забота о душе, но нельзя забывать и об обычных нуждах. На удар нужно отвечать двумя. Любовь без силы ничего не стоит. Чтоб исправить неразумных и агрессивных, придется применить меч. И это правильно. Всевышний не перестал быть милосердным, но обрел в вас оружие.

Она достала серебряную чашу из стоящей рядом сумки. Налила красного вина из фляги туда.

– Оно красно, как кровь человеческая, – сказала нараспев. – И лоза никогда не вырастет без солнечного света, даруемого свыше.

Добавила воды из другой фляги, разбавляя.

– Без воды не будет жизни.

Достала кинжал и принялась размешивать им напиток.

– Ylim всемогущ и не знает он страх. Он истинный царь на земле, в небесах…

Теперь она заговаривала незнакомыми стихами, как всегда, когда проповедовала.

 
Помочь и спасти, свою милость отдать
Тому, кто идет по прямому пути.
Кто предан ему, не войдет во тьму.
Бог с теми, кто лично испытан в боях.
Кто жизнь отдает во славу одного.
Погибнув, воссядет у трона Его.
 

И протянула чашу Фенеку.

– Для тех, – сказала, пока он пил и передал дальше, – кто бился за веру. Идущих на смерть.

Дождалась, пока все выпьют, и на взгляд Илака еле заметно покачала головой. Он не дрался и не для него. Он здесь для записей, не больше.

– Каждый из вас выберет достойных вступить в братство воинов. Пятерых. Не больше. Выбирайте заслуживших. Только нашей веры и лишь бившихся рядом.

Оп, сказал сам себе Илак, торопливо записывая. А ведь она Синего записала в единоверцы. Он тоже прошел обряд?

– Ни деньги, ни заслуги, ни пол, ни что-либо другое не имеют значения. Потом они могут провести обряд с другими пятью, добившимися делом права стать в одном строю.

И так все будут связаны узами через кого-то, понял Илак мысль. Братство внутри общины. В него будут стремиться попасть, и это свяжет еще сильнее, а заодно даст новых воинов.

– Я не полководец и не стану вести в бой. Не мое это дело. Влад, сын Фенека, готов ли ты вновь принять груз тяжкой ответственности, связанной с командованием походом?

– Да, госпожа, – ответил тот после заметной заминки.

Синий переглянулся с Бирюком. Похоже, они тоже уловили. Ни о чем таком не договаривались без них. Фенек не ожидал.

– Клянешься нести нашу веру с честью даже ценой собственной жизни?

– Да, госпожа.

– Соблюдать правила и обычаи нашего народа, не противоречащие вере?

– Да, госпожа.

– Будешь ли верно служить общине до смерти или освобождения от должности?

– Да, госпожа.

– Тогда я официально и при свидетелях назначаю тебя старшим над нашими войсками. Императором.

Подразумевался хорошо известный румский титул. Полководец, а не владыка государства.

– Да, госпожа.

– Будете ли вы сражаться и умирать, как прикажет поставленный мной командующий?

Теперь она обращалась к остальным.

– Да, госпожа, – ответили они нестройным хором.

– Будете ли требовать от других того же?

– Да, госпожа.

– Запомните свои клятвы накрепко. Вы – армия Ylim, созданная по воле его. Вы не мне дали слово. Ему.

Минута прошла в молчании.

– А теперь, – сказала Мария, – можете высказаться. Не о выступлении, количестве пороха и нехватке лошадей. Это будете решать с Владом. Есть нечто иное? Говори, – разрешила, когда Тодор поднял руку. Так просят слова на большом собрании.

– Община разрослась. Нас слишком много, и невозможно контролировать, кто чем занят и где пропадает. Мы иногда уже не знаем, кто есть кто. – И он демонстративно уставился на Синего.

– Меня зовут Анибал, – скалясь, сообщил тот.

Мария посмотрела на смешливого внимательно.

– Кроме Ylim, нет других богов, – явно на публику сообщил тот. – Верую в Единого. Милостью Его, пребывающего во век, не оставим от врагов веры истинной даже следа.

– Никого не надо заставлять верить силой, – вмешался Фенек. – К ней нужно прийти сознательно. Пусть иноверцы платят дань. Или налог, если так красивее будет звучать.

– Хех, – хмыкнул Синий. – Когда он прав, то прав. Так даже лучше. Десятину?

– Это решим потом, – перебил Тодор. – Это не к спеху. А вот община – важно. Вот пришли к нам туареги, а есть среди них хоть один знаток веры?

– Не хуже тебя молитвы знают, – пробурчал Синий.

– Нужно объяснять и объяснять, чтоб дошло до всех. Назначить наси-старейшину. Со знаниями, чтоб давал общине точные ответы на возникающие вопросы. Пусть он выберет еще хотя бы двух из местных для решения денежных вопросов, принятия новых членов в общину, обучения желающих слушать. И чтоб сообщали о своих делах регулярно, а не пропадали без вести навсегда. Чтоб мы знали и помогали, если необходимо. Не важно чем. Людьми, едой, оружием, в конфликте с соседями. Если наши, то во всем!

– Не мешает послать во все стороны магидов рассказывающих, – подал голос и Бирюк. – Не случайных людей, а готовых нести слово божье по Мавретану. Листовки хорошо, но человек с правильно подвешенным языком – лучше. Что? – переспросил уставившихся на него соседей. – Я не прав?

– Кто лучше подойдет, как не знающий дороги и известный Почтарь, – сказала Малха совершенно серьезно, озвучив общую мысль. – Может, и Сова согласится? Карателя никто не тронет, он может проповедовать всласть.

– Я – нет! – быстро отреагировал Синий. – Какой из меня знаток?

– У меня есть большая книга в нескольких экземплярах, – порадовал Фенек, – со всеми молитвами. Очень удобно для странствующего. Бесплатно подарю.

– Хватит! – рыкнула Мария. – Не заставляйте жалеть, что слушаю. Научитесь сотрудничать нормально. Можно не любить человека, но отдавать должное его уму и знаниям. А мериться, кто самый-пресамый герой, станете в бою. Все. Идем!

Она поднялась и решительно направилась на выход. Остальные не стали пихаться, лезя на наиболее почетные места. Напротив, с демонстративной предупредительностью уступали друг другу место, но фактически наружу вышли в том порядке, в котором зашли. Люди по-прежнему ждали, теперь уже не видно было разделения на пришедших в разное время, стояли вперемешку, и они оказались под взглядами.

– Да он живой! – взвизгнул женский голос.

– Подняла из мертвых!

Илак вспомнил, что и сам не так давно был уверен, что Фенека убила Мария. Неудивительна такая реакция.

Пророчица подняла руку, призывая к молчанию. И оно наступило практически сразу, разговоры и бормотание как обрезало.

– На словах мы добры, но лелеем нечестивые помыслы. Забудешь закон, обожая себя, и вычеркнет Он тогда тебя. Будь собой и стремись к совершенству.

Она опять заговорила рифмованно, как при молитве. Похоже, снова в трансе. Илак торопливо черкал на краешке таблички, чтоб не испортить прежнее.

– Не ходи в белых одеждах невинности, не завидуй служащим во вратах Его. Не бойся смерти: пока ты жив – ее нет. Когда она придет, тебя уже нет. Ради веры в Него карают зло и защищают добродетель. Он истину знает, вершит Высший суд, Он вездесущ, и если иное не может помочь, позволено сталью врага одолеть. Справедливость на стороне не лгущего, не дающего пустых клятв и защищающих общину. Славься, Вечный, Сокрушитель грехов, Спаситель наш.

А вот это уже была знакомая молитва, и многие подхватили. В свете факелов и мелькании теней от пляшущего пламени звучало громко и торжественно.

– Ты мое убежище, ты моя честь. Нет кроме тебя другого! Здесь я служу Тебе! Одному Тебе! Я говорю то, что Ты повелел мне донести до всех! Чего мне бояться, если иду по Слову Твоему?

Когда замолчала, с минуту опять стояла тишина, лишь дыхание слышно множества людей.

– Эти люди, – сказала Мария, полуобернувшись и показав на стоящих за ее спиной, – мои командиры, облеченные доверием. Они поведут вас в бой. На священную войну.

– За Ylim и Пророчицу! – заорали вокруг. – За веру!

– Кто согласен послужить Ему на поле боя, а не для личной выгоды – повторяйте за мной. Я почту за честь отдать жизнь за моих братьев и сестер, состоящих в общине.

– Я почту за честь, – эхом прозвучало из сотен ртов.

– Я предпочту смерть, но не предам, не подвергну риску, не откажу в помощи товарищу по оружию! Я приму со смирением любое наказание, нарушив данную клятву.

И снова после завершения клятвы загремело:

– За Ylim и Пророчицу! За веру!

– Общине нужны и другие, – переждав, продолжила. – Не одни воины, но и мудрые люди. Нас уже много, и некоторые далеко от Хетара живут. Они могут сбиться с пути истинного без мудрого управления. Мне нужны магиды, готовые принять ответственность на себя. Несущие свет в разные стороны мира. Не забывающие, что это может закончиться гибелью, и не отступающие перед опасностью. Люди, основывающие новые общины и руководящие ими. Не просто странствовать и вещать, помогать людям прийти к Нему! Мы никого не будем заставлять вступать в ряды Чистых под страхом смерти, но объяснять и просвещать – обязаны. Я могла б сама назвать имена, но здесь требуется желание, а не приказ. Хорошо подумайте. Решившие принять столь важную миссию завтра с утра придете. Я побеседую с каждым и отвечу на возникшие вопросы, а также решу, готов ли он к свершению. Ведь это подвиг не ниже сражения. Вам предстоит вести бой всю оставшуюся жизнь за умы. И помните: только действуя, можно изменить мир и придать ему новое направление. Поэтому даже ошибочное предпочтительней бездействия.

– Госпожа, – расталкивая людей, вперед протиснулась какая-то женщина с ребенком на руках. – Правду говорят, что сказано: раб, принявший веру, должен быть освобожден?

– Чистый не может держать правоверного в рабстве! Это не мои слова. Так повелел Всевышний!

В толпе загудели. Не все были таким откровением довольны. Эдак завтра все рабы притворятся уверовавшими, а сами будут смеяться в душе? Этих разговоров с аргументами за и против приходилось слышать с маленькую гору. Если уж быть честными, всегда найдется кучка приспособленцев и лицемеров, но не при нашем количестве, когда все на виду. Пока – нет. Потому ядро общины категорически против принятия всех подряд или заставлять под угрозой.

– Фенек нас освободил и без этого, – прокричала женщина.

Вряд ли он сделал это из доброты, подумал Илак. Скорее с расчетом на будущее. В Мавретане рабство достаточно патриархальное, и даже взятые в плен могут через несколько лет получить свободу, если хозяин доволен. Даже на рудниках в основном свободные трудятся. Но ведь если рабы будут знать, что от рук Чистых получают свободу, община заимеет кучу готовых помочь и встать на ее сторону прямо в среде ее врагов. И не дай бог начнут казнить таких. Оттолкнут и остальных, превратив из сомнительно лояльных в готовых перебежать на нашу сторону. О, Фенек был совсем не прост и умел думать на пару ходов вперед, а не просто махать флиссой. Хотя и это он делал очень неплохо. Каждый день, невзирая на тяжкий труд до того, выходил на тренировку. В любую погоду и при любом самочувствии.

Илак еще помнил молодого и не очень крепкого парня, обладающего неким опытом, но явно не мастера боя. И далеко не лучшего наездника. Умел, но не в седле родился и не в Мавретане в кочевье вырос. Сейчас так никто не скажет. Упражнялся до изнеможения постоянно, а в последнее время приглашал известных бойцов для учебных поединков. Пешим, верхом, на любом оружии. Самое странное, что при этом вовсе не пытался идти в первых рядах, когда громили дома, как сделали бы многие. Кто б его ни учил, очень хорошо усвоил главную истину – командир на лихом коне впереди, когда в подчинении десяток. У сотни в крайнем случае. Больше пяти сотен – ими нужно правильно управлять, а не драться в общем строю. Доказывать храбрость уже не требуется.

– Я свободный человек, не нуждаюсь в подаянии, а хочу стать членом общины, хотя не из вашего народа!

– И с тобой завтра побеседую, – сказала Мария. – Я вижу искренность, но этого мало. Нужно принять наши цели и путь. Придется многое узнать, и, может быть, это случится не скоро. Не всем хватает терпения. Но если хочешь – мы открыты для всех!

Толпа взревела.

– Я верую!

– Позволь и мне приобщиться!

– Мы готовы!

Оказывается, здесь не только свои собрались. Из города тоже пришли.

– Ylim лишен ненависти и пристрастий, – перекрывая шум, сказала Мария. – Для него не имеет значения происхождение, пол и цвет кожи. Милосердие и Любовь – Его имя.

Фенек через плечо сказал вечно торчащему по соседству Писарю:

– Сегодня спать не будешь. Мне нужно к утру краткое изложение вероучения в форме вопросов и ответов.

– Ып, – сказал он задавленно.

Да, это не так просто. Однако реально. Хотя и не за ночь. Пусть старается. Основные молитвы уже собраны в тот самый том, о котором говорил. Утренние и вечерние отдельно. Все они имеют общие признаки – символы веры. Но есть еще и проповеди. Они разнятся, и хотя идеи никогда не противоречат более ранним высказываниям, все ж за эти годы там с тысячу страниц наберется.

– То, что повторяется неоднократно, – объясняю. – Основные тезисы. Равенство всех, не давай пустых обещаний, помогай бедным и обездоленным; правила, в какое время молитвы, обряды… Похоронный тоже. Головой думай. Докажи, что ты не зря все это время записывал. Магидом это понадобится для проповедей и объяснений. Результат покажешь Марии, пусть исправит, если чего не устраивает, но помни, нет большего удовлетворения, чем лучший из возможных итогов деятельности. От этого шибает не хуже любви красивой женщины.

– Да ты поэт, – с восхищением сказал Синий так же тихо.

– Не дорос до настоящего, – с какой-то странной иронией сказал Фенек. И это был не намек. Илак в очередной раз его не понял. – Не тот велик, кто рассказывает о том, что видит, в рифму. Не стихи это – обнажил клинок и разрубил от плеча до пояса.

– А мне нравится, – пробурчал Синий. – Удар мастера.

Похоже, в этом не сойтись. Ну и ладно.

– Слушай, Анибал, возьмешь моего приемного сына в воспитанники?

– Почту за честь, – ответил тот после еле заметной паузы.

Просьба не вполне обычная. Отдавали, как правило, близкому родичу или иногда союзным кочевникам. Но в хорошо знакомый род. В этом смысле имощаги с тубрак дружбу не водили. Это было еще и доверие или налаживание связи, потому что в случае конфликта такой мальчишка мог превратиться в пленника. Фенек шел навстречу, и на весах местной политики такие предложения очень серьезны. Ведь будет и встречный жест рано или поздно.

– Только никто с ним цацкаться не станет.

– Как со всеми. Другого и не нужно. Мне нужен настоящий боец, на которого можно положиться через несколько лет, а не самый замечательный ремесленник. Не в обиду кому будет сказано. Ну, – произнес с заметным облегчением в голосе, – кажись, закончили.

Они поспешно отступили с дороги Пророчицы, пропуская ее в шатер. На ходу она поманила Бирюка, и тот послушно двинулся следом. Похоже, идея погнать Почтаря по округе ей понравилась. Да и Бирюк для этого прекрасно подходил.

– Приглашаю ко мне, – заявил Синий. – Обсудим военные действия. Ты в курсе, что скоро лето и поэтому никто воевать не станет? А что? Тазу никто прежде не брал?

– До них румляне не дошли, – равнодушно говорю. – А то б стерли в порошок. Они и куда более укрепленные города захватывали.

– А ты видел, – сам себе кивнул Синий, правильно поймав мысль. Специально заехал и посмотрел внимательно обстановку. – Ха, еще и план имеешь?

– Будет тебе все. Только уж в общей компании, чтоб по десять раз не повторять.

– Ну, вроде бы все уже и так здесь?

Я молча показываю на подходящего Желтое Крыло собственной персоной в сопровождении парочки сыновей. Они хоть и не из общины, но полторы сотни клинков дадут. Это мы уже обсудили втихую. Пирр уже присоединился с недовольной рожей. Ему явно хочется заявить нечто на тему, почему не выпрыгнул из толпы, в оправдание. Не виню. Сам загнал в Хетар, и он не мог успеть вовремя. Мизинец – этому больше жена интересна, обнимаются, забыв обо всем. Рычаг – со счастливой ухмылкой, но я и так в курсе. Голубь прилетал с запиской. Парочка уже показавших себя в ранге сотников. Ну не могу разорваться и за всем проследить. Приходится доверять назначенцам, пусть они не столь близки, как Малха или Тодор. Топорище, если и присутствовал, себя не проявил. И не надо. Некоторые вещи исключительно для своих. А он пойдет по приказу или всех вырубим.

– Мы идем на Тазу, – говорю сразу для всех. – Подробности обсудим у Синего в шатре.

Народ толпится вокруг и не приближается, мы отгорожены моим личным десятком от напора, а уши развесили. Всем интересно. Перетопчутся. Я б и остальным до последнего момента ничего не говорил, но сейчас необходимо сотрудничество.