Текст книги "Война за веру"

– Все.

Может, и к лучшему. Заселю своими выгодное место. Правда, при таком раскладе дополнительные потери неизбежны, с порохом уже напряженка и надолго не хватит, но тут уж как выйдет. Никто не обещал легко.

– Что значит четверть людей? – спросил старик после длинной паузы. Он поверил, но в гляделки поиграл. – Никто из рода не станет рабом!

– Какое еще рабство? – всерьез возмущаюсь. – Жителей Тазы не согнуть. – Немножко лести не помешает. – Проще убить. Двадцать пять мужчин из сотни по вашему выбору, но не калек, не старше сорока и не младше пятнадцати лет. В течение года воюют под моей командой. По истечении срока замена остается по собственному желанию. Доля как у всех моих людей. За смерть или тяжелое ранение компенсация прописана в общем договоре. Семья, откуда взят такой, освобождается от налога, – все приятней звучит, чем дань, – на год. Также не берем с семей, не имеющих кормильца, инвалидов и одиноких вдов.

– С ихие ты взял десять.

Фактически непринужденно подтвердил осведомленность. Все они прекрасно знали и готовились. Просто не ждали такого быстрого нападения. Да и уверенность в невозможности победить Тазу сыграла роль.

– С ними мы не воевали. Союз добровольный.

Наемник откровенно ухмыльнулся. Я проигнорировал. Какая разница, что под угрозой оружия. Без градации никак. Кого тяжелее принудить идти в вассалы и кто сопротивляется, тому и платить больше.

– Я не могу такое решить сам, – после очередного раздумья заявил старик.

– Конечно. У вас три часа на обсуждение, затем обстрел возобновится.

– Я не смогу собрать людей так быстро! Еще и с той стороны ущелья.

– Туда и обратно пропустят. Или правда надеетесь протянуть до темноты? Ночью напасть и сбить мои пушки? Ну, попробуйте. Только условия станут хуже. Три часа! Потом продолжаем уничтожение.

Куда они денутся. Даже если еще подергаются.

Глава 8
Победа

Барабаны глухо били вдалеке, но войска противника продолжали топтаться на месте, раздражая. Пора бы им сообразить, что я не собираюсь тупо бросаться всей конницей на фалангу. Нет уж, вы меня старательно ловили, будьте любезны, приходите в гости.

Два с половиной года я к этому шел и вчера не за тем вбивал в бошки командирам на специально сколоченном ящике с песком, где изобразил рельеф и расположение отрядов, чтоб отступать от плана. Каждого проверил, правильно ли он понял приказания, а затем пообещал лично глотку перерезать старшему, если подчиненные возмечтают показать удаль без приказа или кинутся до конца сражения грабить обоз. Хорошо, уже не лезут с возмущенными воплями – почему так, а не иначе. Может, я не гений, но все уже усвоили, имею дар побеждать.

Если уж быть честным, то думаю нестандартно. Им привычно устраивать общую свалку и лично рубить врагов, демонстрируя доблесть. Оно и понятно, выкуп пленного гораздо выгоднее трупа, и схватка обычно распадается на множество поединков. Всегда добиваюсь общего разгрома, а не набивания кошеля, и для этого все должны работать сообща.

Я играю по иным правилам, координируя действия по заранее намеченному плану. Не всегда выходит, как задумывалось, однако при общем выполнении указаний редко провал. Раз в результате выходит очередное торжество, уважение растет на глазах. Быть рядом с удачливым вождем для суеверных мавретанцев означает получить и для себя часть дара. К тому же многие всерьез верят, что благословение Пророчицы дает мне эти идеи и удачу. Значит, и с небольшим войском способен победить врага. А я думаю, главное, не куча трупов, а успех. И если он достигнут без большой крови – еще лучше.

Мои стрелки открыли огонь. Нарезные ружья били дальше и точнее привычных, и даже более длительная зарядка ничего не меняла. Две сотни человек спокойно выцеливали командиров, а также заметных вояк (определяется по одежде элементарно) и вышибали, как на полигоне. Ничем ответить стоящие в плотном строю не могли. Четыреста пуль в минуту, пусть две трети не убиты, а лишь ранены – это еще хуже. Через труп можно переступить и идти дальше. Получивший свинец в тело орет от боли, действуя на нервы, и его нужно убрать с дороги. Значит, строй, и без того колеблющийся, лишается еще парочки уносящих раненых в тыл. Или наплюют на них, и тогда каждый задумается невольно о своей судьбе.

Ну вот. Как и ожидалось. Пошла вражеская конница отогнать застрельщиков. Пока все идет нормально, стандартно.

Таза была лишь началом. Селения разбросаны в горах повсюду по Рифу и Атласу. И долгие месяцы мы шли от одного к другому и делали предложение, от которого нельзя отказаться. Если на каждого твоего мужчину приходится десяток, сопротивление ни к чему хорошему не приведет. Все ж не до всех и не всегда быстро доходит. Иные предпочитали умереть в бою, но не сдаться. Другие бросали деревню, уходя в горы. Первых приходилось бить с максимальной жесткостью. В дома вторых вселял людей из враждебных родов. В наших краях всегда можно найти таких, не особо утруждаясь. Древние счеты свести найдется много желающих. Оставалось лишь помочь уничтожить ненавистные семьи.

С утра до вечера мотался по всему хребту, посещал торчащие на вершинах крепости-тигремты, башни-ксуры, палатки кочевников. Писал бумаги, читал донесения и проводил бесконечные переговоры со старейшинами. Они заранее знали, что согласятся, я это тоже знал, но проявить неуважение означало получить сотню готовых драться и бессмысленные потери среди своих. Проще вежливо выслушивать, угощать молодым ягненком или поросенком под чашу с вином, и только когда все сидят сытые и довольные, оглашать условия. Мир и десятина – вот главное. На сегодняшний день свыше тысячи больших и маленьких городков, поселков и деревень «добровольно» вошли в союз. Споры между соседями подлежат моему или Пророчицы арбитражу или назначенными нами лицами. Полный запрет на месть из-за обид, полученных до заключения договора.

Где-то через год вылезла серьезная проблема. Если уж мы все живем дружно, куда девать всех этих воинов, набираемых у союзников и самостоятельно готовых присоединиться ради трофеев. Количество вооруженных чужаков давно превысило выставляемых общиной, несмотря на ее продолжающийся рост. Раз Единый помогает, то и к магидам с их миссионерскими проповедями внимательно прислушивались. Дочерние общины появились во многих местах, и счастливая Мария каталась по горам, наставляя и благословляя. Естественно, при охране. Она могла сколько угодно считать ее излишней, но лично отбирал из наиболее фанатичных последователей, готовых защищать свою Пророчицу до последней капли крови.

Растущее число воинов куда-то требовалось девать, и тут вступает в действие вторая часть задуманного. Побережье крайне неоднородно в языковом, этническом и даже религиозном отношении. Основную массу городского населения составляли румы – латинизированные группы самых разных народностей и эллины. Немало было павликианцев разных видов, иудеев и принявших их веру местных. Полисы имели не только внутреннее самоуправление, но и владели огромными земельными участками. Как сами городские власти, так и богатые жители. А сельские районы были заселены афариками. Коренными жителями, родственными мавретанцам по языку. Свободных крестьян там мизер. Большинство зависимые и даже прикрепленные к земле. Многие арендуют ее и платят владельцам до половины урожая. Нет, и среди них бывают богачи, а румы тоже случаются нищими, но в массе такой расклад. Кстати, в больших поместьях нередко трудятся рабы, и среди них немало привезенных как из Галлии и Иберии, так и черных с юга.

Мы достаточно долго жили в неком симбиозе. Наши товары шли на побережье, с него приходили тамошние и привезенные с севера. Иногда молодые ребята отправлялись в набег, но на этот случай существовали кочевые племена матмата, зената и кутама, получающие от городов плату за охрану их владений от излишне горячих налетчиков с гор. О появлении подозрительного союза они были прекрасно оповещены и собрались для отпора, когда я двинул армию. Почти пятьсот пеших наемников, две тысячи всадников из племен и полтысячи взятых из соседей заложников. Я ничего нового в этом смысле не придумал.

Сложность лишь одна – три мало доверяющих другу другу вождя. Тирам по прозвищу Утес из племени Зената предпочел не испытывать судьбу, обнаружив двукратное превосходство пришедших, и договориться. Не ждавшее нападения с прикрываемой им стороны сборище кочевников потерпело сокрушительное поражение. Мы взяли столько скота, серебра и рабов, что моя армия моментально выросла вдвое. Желающие получить добычу сбегались со всего сертана. Впереди лежало беззащитное побережье, но как раз все подряд я грабить и не позволил. Исключительно поместья богатых горожан. У мелких арендаторов не только запретил брать что-либо, но еще и платить, если все ж возникла необходимость.

Сегодня Тирам решил поставить не на того. Собрал почти тысячу всадников и присоединился к привычным друзьям. А может, ему Пятидесятиградье хорошо заплатило.

Очень правильно бросить кавалерию в атаку тактически, но паршиво по исполнению. Сначала их угостили густым дождиком пуль, а затем навстречу вышли мои кочевники. Среди них очень много желающих пустить кровь Зената и лично их вождя. Бывшие друзья, преданные не так давно, заимели огромный зуб на племя. Убивать всех матмата и кутама было совершенно нерационально. Дающих клятву верности я охотно принимал в свои объятия, не забывая получать договор на будущее о дани в четверть всего с их родов.

Сначала они засыпали друг друга тучей стрел, но в отличие от обычных степных столкновений уступать не хотел никто. Началась встречная рубка, и с моей стороны все новые отряды вливаются в сражение. Зената не выдержали и отступают.

– Сигнал! – кричу, обращаясь к стоящим чуть в отдалении людям.

Завыли рога. Кое-кто не отреагировал, продолжая преследование, и ожидаемо попал под обстрел. На этот раз выбили несколько десятков моих людей, и отступление стало стремительным. Ничего, какое-то количество тупых неизбежно. Надеюсь, чему-то научились на примере.

Тогда выборочного грабежа не понял никто. Пришлось устроить целое собрание и донести до жаждущих трофеев элементарную мысль: «Зарезать овцу и наесться мяса вдоволь можно лишь один раз. А если ее регулярно стричь, то хватит и на постоянный кусок детям». Нельзя сказать, что не случались эксцессы, и пару раз пришлось казнить зарвавшихся. Проделано это было предельно демонстративно и с максимальной жестокостью. В походе приказы обязательны для всех. Сотни полторы недовольных ушли, однако осталось более чем достаточно. И мы прошли как по Атлантическому, так и Средиземноморскому побережью, выворачивая наизнанку виллы и не трогая крестьян, которые очень быстро сообразили, откуда ветер дует, и при попытке загнать их властями в ополчение разбегались. Сражаться за чужое имущество им меньше всего хотелось. Напротив, многие с удовольствием участвовали в грабежах и подсказывали, где можно набить карманы.

Всего три месяца ограниченного разбоя почти без сопротивления, и города не просто согласились платить мне за мир, но еще и в полтора раза больше, чем прежде, давали своим буферным друзьям. В полисах прекрасно знали, что серьезные укрепления моим людям не взять, но если сидеть за стенами, немалое количество добра будет потеряно навсегда. Землю с собой не унести, однако все ценности, недавно собранный урожай (время начала вторжения сознательно выбрано), скот и рабы будут потеряны. Желающих уйти я охотно забирал с собой, и иные поместья пустели намертво. Ну и на прощанье можно было поджечь, но этим обычно не утруждались. К данному моменту все интересное уже забрали.

– Ты очень хитрый, – тут прозвучало с одобрением, но слово скорее в правильном переводе «хитровывернутый», как говорят про Одиссея из гомеровской поэмы, – раз отправил Марию в Тарудант так вовремя, – сказала мепашкана.

С некоторых пор возле меня постоянно болтается хотя б одна жрица. У них состоялось нечто вроде большого съезда после Тазы. Собрались наиболее авторитетные и известные чуть не от самого Нила до Атлантики. Или без всякого чуть. Главы всех существующих обителей, а их более трех десятков – точно присутствовали. О результатах совещания меня в известность не поставили, однако с тех пор открыто поддерживают Марию и при армии всегда находится некоторое количество. Не за доброе дело, а за золото спасают пострадавших, однако и так многим повезло. Без них было б гораздо хуже. Ну и еще советы время от времени дают. Иногда достаточно полезные. Уж кто и чем дышит в Мавретане, они знают лучше всех. На что надавить, кому пообещать и на что намекнуть. Одно их присутствие рядом уже снижает накал при очередных переговорах.

Они официально нейтральны, но достаточно ясно дали понять, на чьей стороне. Причем, судя по известному мне, существуют две фракции. Молодые, возглавляемые бывшей Пятнадцатой из нашей обители, готовые официально стать правоверными, но их меньшинство. Среди правоверных их называли Марьямийя, следующие по пути Марии.

Основная часть все ж изображает состояние нейтралитета. «Нам платят за лечение», – могли б сказать, если б кому пришло в голову спросить. Собственно, в моей армии хватает кого угодно, не одни Чистые, и никто не удивляется.

– Вы преувеличиваете степень моего влияния, госпожа, – на минуту перестав пялиться в подзорную трубу, говорю.

Тарудант находится в плодородной долине на юге. Достаточно высоко в горах и при этом открыт ветрам с Атлантики и хорошо орошаем. Настоящая теплица, возникшая естественным образом. Поэтому, несмотря на соседство с Сахарой, имеет богатейшие сады, поля и оливковые рощи. На оазис давно зарятся туареги, но там живут почти десять тысяч человек, а вместе с союзными родами в горах все двадцать. Все прикрыто цепочкой фортов, и при необходимости оазис способен выставить две-три тысячи бойцов в кратчайшие сроки. Связываться себе дороже, и я даже не пытался их всерьез прижать.

– Она одна решает, куда и зачем отправляться с проповедью. В данном случае жители сами попросили о посредничестве в земельном споре.

Долина слишком населена, чтоб заправляла одна семья. Четыре больших объединения, примерно равных по силе. Одно из них павликиане, другое иудеи, которые крайне заинтересованы в союзе с нами. Но есть и иные. Чтоб не доводить до столкновения, абсолютно ненужное всем, язычники и позвали постороннюю, но авторитетную Пророчицу. Когда доходит до имущественных разборок, Мария абсолютно беспристрастна и даже для собственной общины скидку не делает. Справедливость прежде всего. Кому ж такое не понравится?

– А ты пока строишь империю.

– Вы сами толкнули меня на этот путь, – говорю сухо.

– Ты достаточно умен, чтоб видеть. Тучные годы закончились. Опять идет жара, стада начнут гибнуть, а вместе с ними и кочевники. Они станут воевать за источники воды, пойдут на побережье и в горы. Кровь будет так или иначе.

Конница отошла на фланги, и застрельщики снова открыли огонь. Внезапно над центром построения вспухли облачка порохового дыма и полетели ядра. Одно угодило прямо в группу моих людей. Разлетелись в стороны тела. Еще одно с отскока снесло голову человеку. В подзорную трубу было все хорошо видно, зрелище малоприятное.

Есть! Вот они и извлекли свой второй козырь. Приятно ощущать себя умным. Теперь самое важное. Сколько у них пушек, их дальность и скорострельность. Ахирам Сараф, командовавший стрелками, новое имя частенько употребляли с прежним прозвищем, в данном случае Змея, соображал неплохо. Группки еще больше рассредоточились, а огонь продолжался. Уничтожить таким образом их не удастся. Ну, давайте!

И они сделали давно ожидаемый шаг. Барабаны снова заговорили, сменив ритм. Шеренги двинулись вперед. На флангах отряды с двух десятков городов не особо красиво выступали, превращаясь в толпу прямо на ходу. Полагаю, у них и начальников не осталось. Перестреляли. Уж больно неохотно идут. Специально дал установку на выбивание любых командиров, но особенно из горожан. В центре шли полулюди в красных мундирах. Четко в ногу, не разрывая интервалов и не обращая внимания на падающих от пуль. Орудия катили рядом с подразделениями.

Да, рано или поздно они должны были объединиться и попытаться врезать излишне наглым пришельцам. Мы прекрасно знали о переговорах между городами, переброске подкреплений и наемниках из-за моря. Две с лишним тысячи настоящих профессионалов войны – это вам не кот начхал!

Доложили и о поддержке со стороны урсов. Там, в задних рядах трех с половиной тысяч марширующих полулюдей не меньше пяти медвежьих морд и за сотню симиа. Серьезная сила по нашим масштабам. Вот даже не знаю, чем пригласившие города расплатятся в случае нашего разгрома. Уж с побережья чужаки точно теперь не уйдут. Дурачье эти горожане. Себе на шею сажают куда худших хозяев.

Прежде все ж к нам столь откровенно не лезли с самого Вторжения. Но оно и к лучшему. Даже некоторые тамошние купцы, не особо довольные данью, не согласны с таким и охотно делились информацией. Осталось лишь выбрать место и стоять. Если хотят разгромить, пусть сами идут.

– Странно, – сказала мепашкана, про которую успел забыть. – Азарт у тебя чувствую, но ни малейшего страха или опаски. А ведь полулюди умеют воевать.

– Смерть приходит к каждому, – цитирую наизусть. – И он ложится в могилу независимо от количества имущества, принадлежащего при жизни, в одном саване.

Ну не говорить же: не умеют они воевать. Вечно один шаблон. Встать так, чтоб лица были видны, и расстреливать залпами противника под прикрытием пикинеров. Потом атака панцирной кавалерии. Обычно этого хватает, хотя пушки прежде на поле не вытаскивали. За счет массовости огнестрельного оружия побеждают и жуткой палочной муштровки. Кое-что Фенек видел своими глазами, о многом догадался, немало и Пирр рассказал. Все это работает против привычных врагов. А я им подготовил настоящий сюрприз.

Перед основным построением выкопана глубокая и широкая канава, за ней в два ряда телеги с высокими бортами, где готовые к отражению нападения бойцы. Я совсем не историк, но про гуситские войны и вагенбурги слышал. Подойти к укрепленной позиции можно только между двух не особо высоких, однако крутых холмов, склоны которых тоже усилены завалами, и там стоят демонстративно в готовности к бою отряды. Вот только между частями армии разрыв, и помочь соседям они не могут. Наверное, меня держат за идиота, глядя, как вяло изображают попытки штурма редутов на флангах городские отряды и бодро продолжают марш вперед наемники с красномундирниками, подумал с иронией.

Поднял руку, подавая сигнал. Двое поспешно замотали в воздухе большими белыми полотнищами. И через десять секунд, практически одновременно, с трех высот ударили картечью, перекрестным огнем двадцать четыре артиллерийских орудия. А потом по задним рядам, где катили вражеские орудия, грохнули еще шесть мортирных бомб калибром побольше. Это было нечто страшное. Свыше шести тысяч сгрудившихся на малом пятачке, идущих плотным строем, выкашивало целыми рядами. Шеренги валились, исчезая под огнем, и на их место становились новые.

Кто б ни командовал атакой, прекрасно понял, чем закончится этот расстрел. Выходов было два: отходить под огнем, продолжая бессмысленно терять сотни опытных солдат, или бросок вперед. Даже в этой ситуации, под непрерывными ударами картечи, полулюди доказали стойкость. На ходу они перестроились, пропуская вперед тяжелую кавалерию. И всадники пошли в атаку – на смерть. Четыреста закованных в железо кирасиров ринулись вперед, не обращая внимания на потери. Ни орудийный обстрел, ни ров, который забили своими и конскими телами, не смогли их остановить. И лишь когда перед телегами встретил очередной залп, а я старательно собирал любые пригодные к перевозке, но слишком тяжелые для использования одним человеком стволы. Некоторые устанавливали на общий станок по десятку жерл. Годятся исключительно для стрельбы в упор. Теперь они пальнули навстречу, и стало ясно, как немного всадников осталось.

Главное они совершили. Позволили подойти вплотную пехоте, отвлекая картечь на себя. Прямо по телам погибших красномундирники, не обращая внимания на продолжающийся расстрел с флангов, приблизились на расстояние выстрела. И сделали то, чему их учили. Только вот это не палить по стоящим напротив открыто. Толстые доски бортов у повозок с узкими бойницами не позволяли нанести непоправимые потери врагу, а он не стеснялся отвечать тем же в гораздо выгодных условиях. Многочисленные ручницы перезаряжать муторно и долго, да и далеко они не бьют, однако в упор прекрасно сносят картечью стоящих открыто полулюдей. А из-за спин обороняющихся поддерживали стрелки с нарезным оружием, и сзади, с холмов, продолжала лупить артиллерия. Опасаясь попасть по своим, частенько получали недолет, но последние ряды выкашивало не хуже, чем передние. Можно было попытаться разбить заграждение пушками, но все они остались позади. Именно по ним и били в первую очередь мортиры. И тогда последние остатки красномундирников пошли умирать вперед. Прямо под копья и боевые молоты. Гордо, красиво и бессмысленно.

Привычное построение с пикинерами не могло помочь при штурме вагенбурга, и атака завязла. Телеги защищали бывшие рабы, которым я публично пообещал землю в собственность после окончания кампании сверх обычной доли и петлю побежавшим. Они знали, за что бьются, и делали это с исключительной яростью. Неумело, за полгода-год настоящим воином не станешь, зато с горячим желанием. Иные и не пошли бы в легион. Черные, белые, северяне, афарики – все знали, за что сражаются. И они продержались, пока не появились стоявшие на холмах, ударив в спину красномундирникам.

Городские ополченцы, не связанные общим командованием и мало горящие совершать подвиги, побежали практически сразу, когда Синий привел сидевших в засаде туарегов, и они начали вечный волчий круг, заходя отрядами и обстреливая дождем стрел пытающихся дать отпор. Немногочисленные уцелевшие зената моментально ушли, обнаружив почти пять тысяч желающих крови имощагов и пару тысяч воинов из других племен. Их и так проредили всерьез, погибать остальным резко расхотелось.

Мой «радиокупец» сработал на совесть. Деваться ему было некуда и последние недели под полным контролем сообщал, насколько в Хетаре велик страх. Союзники разбегаются, узнав о совместном выступлении городов и высадке огромного количества полулюдей и наемников. Я непременно выступлю навстречу, иначе потеряю последних поддерживающих и предприятия, но с минимальным количеством воинов. Пять-шесть тысяч, не больше. Ну, еще чуток всевозможных кочевников, но они побегут при малейшем нажиме. Только нужно не сидеть, собирая всех в одно войско, а ударить быстро основным кулаком, иначе Пророчица многих уговорит вернуться. И враг поверил. Пришел. Для того и не трогал шпиона все это время, позволяя передавать правду и только правду о происходящем.

Драп – это было самое худшее, что пехотинцы могли сделать. Одиночка-беглец прекрасная добыча для легкой конницы. Лучше уж стоять, закрывшись щитами. Хоть какой-то шанс уцелеть. Слишком долго здесь не было настоящей войны. Даже наемники не отличались высокой стойкостью, а уж ополченцы и вовсе привыкли бить беззащитных крестьян. Редкие набеги за них отбивали другие. Теперь зената не стали прикрывать, и они попали меж жерновов. Сверху мавретанцы, снизу кочевники. Вместо обещанной немалой добычи кругом гибель.

Иметь среди помощников почтарей с птицами крайне удобно. Никакого радио не требуется довести приказ до исполнителей в кратчайшие сроки. Карк не один умел разговаривать и находить нужного человека в толпе. А уж корректировать огонь мортир из-за холмов и вовсе замечательно. У орла зрение получше подзорной трубы, и своему другу он вовремя подскажет, куда перенести выстрел. За вражескими орудиями, зверолюдьми и симиа целенаправленно шла охота. И судя по итогам, очень результативная.

– Коня! – приказываю.

Больше в указаниях никто не нуждается. Внизу заканчивается бойня. Полулюдей добивают. Вторая резня идет на пару миль во все стороны, где туареги гоняются за остатками беглецов, режа, как скотину. Пора проводить инспекцию и брать самое вкусное – обоз. Три сотни моих личных парней так и простояли, не сделав ни одного выстрела и не вступив в схватку. Я держал их в качестве резерва на случай так и не случившегося прорыва.

Теперь Петух, с недавних пор Феликс, собрат по общине, с недовольной харей, ему не дали помахать клинком, пристраивается сзади, и мы идем по касательной к основному месту боя, стараясь не слишком приближаться. Там такие кучи трупов, что коням ступить некуда. А встречные, поняв, кто мимо следует, радостно орут, приветствуя.

– Раненых к лагерю, – говорю на ходу. – Там жрицы и травницы вам помогут.

Собственно, процедура отработанная. Все и так давно в курсе. Правильно было б загнать лекарей прямо на поле. Быстрее появятся, больше жизней спасут, но их силы не беспредельны. Легкими повреждениями в походе вовсе не занимаются. Зашить разрез или вправить вывих способен практически любой. А вот если тебе вспороли брюхо, раздробили молодецким ударом дубины кость и ты непонятным образом дожил до их появления – будь счастлив. Ты спасен. Кто истек кровью прежде, тот пошел на Высший суд. Значит, так тому и быть.

Николай, эллин по происхождению, собрат по вере, состоящий сотником у рабов, продемонстрировал отрубленную голову урса.

– Сам убил?

– Ха! – скалится во всю пасть, демонстрируя дырки на месте выбитых зубов.

Надсмотрщика, проделавшего это, он с огромным удовольствием с моего разрешения распял на кресте. Рабом он стал после очередного сражения между местными где-то на Сицилии еще мальчишкой, но нрав имел непокорный, за что частенько бывал бит. Наверное, плохо бы кончил, поскольку перепродавали не то трижды, не то четырежды, все в более неприятное место, если б не пришли мы пограбить очередное поместье. Этому земля была не нужна. Ему кровь подавай. И если вера позволяет такое, он готов идти за мной или Пророчицей хоть в царство Аида. Наверняка ведь и там есть кого прикончить.

– Вот этой рукой, – показывает лапу величиной с тарелку, в которой зажат боевой молот с жутким острием, покрытым волосами и мозгами.

– Ты сделал хорошее дело, но займись прямыми обязанностями. К вечеру доложишь о потерях. И людей накорми!

– Да, мой император, – говорит послушно, и я знаю – сделает. Из него выйдет хороший командир, если перестанет лично лезть в драку.

– Пленные есть?

– Наемники. А полулюдей очень мало, – пожимает плечами Николай. – Они не сдавались. Разве раненые.

– Тяжелых – добить. Если кто может выжить, не трогать. Передай всем. Может, пригодятся на обмен или еще для чего.

– Будет исполнено!

Если кто-то думает, что победа дает много радости при поездке по усыпанному телами полю, он давно не нюхал этих замечательных запахов. Кровь, пот, сгоревший порох и дерьмо. Когда человека убивают, он очень часто непроизвольно гадит. Гораздо приятнее не любоваться, а бодро скакать мимо очередного трупа, у которого отсутствует половина верхней части черепа. Война совсем некрасива, и в ней отсутствует романтика. Только грязь.

Уже на виду вставшего квадратом вражеского обоза с десяток кочевников развлекаются, отпуская очередного пленного. Позволяют отбежать на приличное расстояние, и один из группы скачет, догоняя. Беглец в ужасе поднимает руки и валится, когда сабля опускается ему на голову.

– Беги, – говорят очередному.

– Я не наемник, – кричит тот, поднимая вверх нечто вроде мандолины. – Менестрель! Песни пою, не сражаюсь.

– Беги, – произносит всадник, направляя на него угрожающе лук с наложенной стрелой.

– Стоять! – кричу.

Они дружно обернулись, и стрела отправилась в колчан, а на лицах глубокое радушие. Не обязательно знать меня лично, достаточно увидеть три сотни человек за моей спиной, чтоб почувствовать глубокое почтение. И все ж знамя это нынче знакомо всем. И врагам, и друзьям. Оно такое единственное и неповторимое. Синий и Малха тоже обзавелись личными стягами, но обычно вручаю с большой помпой отрядам свыше пятисот. И хотя лозунг «За Пророчицу и веру» неизменен, изображения могут быть самыми разными. У легиона рабов руки, разрывающие цепи, например. А застрельщики осу имеют. Кусачие, подразумевается. Я им в качестве награды за сегодняшнее на флаг еще и девиз «Мы делаем невозможное» подарю. Люди должны гордиться достижениями своих соратников и стремиться прославиться.

– Это наши рабы, – говорит лучник с вызовом, – взятые в бою.

– Ты уже делишь трофеи? – спрашиваю вкрадчиво.

Пожилой всадник вроде случайно толкает коня, и тот натыкается на лошадь товарища, заставляя его обернуться.

– Слегка погорячился, – говорит старший, широко улыбаясь.

Похоже, он сообразил, чем может закончиться, и предлагает выход.

– Этих, – показываю на двух покойников на виду, – тоже в тяжелой схватке убили или они ваша доля?

– Так, – говорит пожилой уже без улыбки, – мы свое взяли.

– Вот и прекрасно. Больше вам ничего не положено. Менестрелю коня! Этих пленных тоже с собой взять.

Кочевники смотрят зло, но возмущаться не рискуют. Стоит им открыть рот, и всех кончат прямо здесь. И никто не возразит, включая соплеменников. Они нарушили приказ и подлежат казни.

– Чтоб лучше помнили, за кого воюете, – говорю, кидая извлеченные из кармана золотые монеты пожилому, а потом молодому.

Он хватает в воздухе, смотрит и кланяется прямо в седле. Конечно, при разделе получили бы больше, но таких пока немного. Золотой, изготовленный на нашем монетном дворе. На одной стороне орел, символизирующий Северную Африку, и «За Пророчицу и веру». На другой надпись «Первый год» под портретом Марии. Если правильно, то уже четвертый с начала Священной войны. Поэтому таких выпустят немного. А в остальном создавать отдельную систему нет смысла. И без того все страшно запутано. По Северной Африке ходят старые румские монеты, новые, которые на самом деле изготовляются зверомордыми по одному образцу. Но есть еще сирийско-египетская система, берущая начало от греческой (драхмы, оболы, халки), и восточная с теми же названиями, но иным видом и массой. Причем это основные, а попадаются еще монеты из Индии, Сина и вовсе неведомых краев. Вес, проба и соотношение серебра с бронзой в наших новых деньгах соответствуют привычным румским.

Фактически я позволил не чувствовать себя обиженными, дав нечто из своего кармана, а не общих трофеев. Это жест им понятный и красивый. Слово соблюдено, но не забираю пленников просто так.