Текст книги "Парящая для дракона. Обрести крылья"

Глава 31

– Мам! Ма-ам! Я тоже хочу на «Драконий полет»!

– Тебе еще нельзя, Лаура. Ты слишком маленькая.

– Неправда! Даргелу можно, тогда почему мне нельзя?

– Дар уже взрослый. И высокий. Посмотри на эту отметку – он касается ее макушкой. Я бы очень хотела тебе помочь, доченька, но, к сожалению, нас с тобой не пустят на аттракцион даже вместе.

Я надула губы. По-хорошему, злиться на маму было не за что, но я так хотела на эту классную карусель! В парке в центре Хайрмарга, куда мы пришли вместе с мамой, папой и Даром, было очень тепло и солнечно. Для Хайрмарга такие деньки просто чудо, вот мы всей семьей и выбрались в парк.

– Хочу замороженный крем! – сказала я.

– Хорошо. Оррис, тогда ты с Даром, а я куплю Лауре замороженный крем.

– Нет! Я хочу с мамой.

Мама улыбнулась.

– Юргарн, мальчики с мальчиками, девочки с девочками. Пойдем, малыш.

Она подхватила меня на руки и понесла по дорожкам. Вокруг нас кипела жизнь, людей было столько, что не протолкнуться. Шумели карусели, отовсюду доносились голоса, визг, смех, мельтешили рекламные голограммы, приглашающие в пещеру с настоящим драконом или сделать фото на заснеженном склоне.

Если бы я могла, я бы осталась здесь навсегда!

Но все равно придется вернуться домой, а завтра может быть уже не так тепло. Потом я вырасту, и придется идти в школу, а в школе отвратительно и надо учить уроки – это меня Дар так пугал. «Скоро вырастешь и будешь учиться круглые сутки, а еще – получать баллы и люлей от учителей». Я не хотела получать люлей, поэтому сейчас крепче прижалась к маме.

С мамой хорошо. Так уютно.

Она каждый день желает мне спокойной ночи, а каждое утро я просыпаюсь от ее поцелуя и слов:

– Я люблю тебя, мой драконенок.

Это так мило! Когда я вырасту и у меня будет дочка, я тоже буду звать ее «мой драконенок»!

– А вот и замороженный крем! Какой ты хочешь?

Мама опускает меня на дорожку, из-за чего аэротележка возвышается надо мной. Продавец улыбается, и рядом вспыхивает голограмма с разным замороженным кремом, к каждому из которых можно прикоснуться и узнать, с каким он вкусом и что в составе. Мама говорит, что очень важно читать состав, и я даже немного умею читать. Мама меня учит, чтобы в школе я не получала люлей. Конечно, она так не говорит, она говорит «чтобы тебе было проще и чтобы ты получала самые высокие баллы». Она делает все, чтобы у меня была прекрасная жизнь.

Моя мама – самая замечательная!

Я тыкаю в рожки и в стаканчики, в замороженный крем на палочках и в формах в виде драконов.

– Это! – говорю я.

– Рогалик со сливочным кремом? – удивляется мама.

– У нас еще и не такое есть, – говорит продавец. И подмигивает мне.

У него суровое лицо, темные волосы и легкая небритость. А еще почему-то в глазах – самое настоящее пламя!

– Разве иртханы бывают продавцами замороженного крема? – спрашиваю я.

– Бывают. – Он протягивает мне рогалик. – Они бывают кем угодно.

На вкус как хлеб, только с замороженным кремом внутри. Но вку-у-у-сно!

– Спасибо! – говорю я и широко улыбаюсь.

– Спасибо, – повторяет мама.

– Приходите завтра. Я здесь все время работаю, и у меня есть самые разные рогалики.

Рогалики действительно вкусные, я даже оглядываюсь, когда мы идем по дорожке, но к продавцу уже подошли другие дети, и он на меня не смотрит. Зато на меня смотрит кое-кто другой. Я даже икаю и глотаю слишком большой кусок крема, из-за чего по горлу прокатывается ледяной комок и сразу становится холодно. От этих глаз тоже становится холодно, они синие-синие, как вода подо льдом в мультиках.

– Ма-ам! – говорю я. – Мам, смотри, там мужчина! И он на нас смотрит.

Мама оглядывается, хмурится.

– Пойдем к папе, – говорит она и тащит меня за руку, ускоряясь.

Спустя мгновение мы почти бежим, но мне все еще холодно, несмотря на солнечный день и на то, что мы уже достаточно далеко от него. Только когда оказываемся у «Драконьего полета», я оглядываюсь, но того мужчины больше нет. Он исчез.

Ему и надо было исчезнуть, он неестественный, как выточенный из льда под теплым солнцем… и не тает же! Хотя должен растаять. Но мне показалось, что он может все заморозить здесь.

– Юргарн, пойдем домой, – говорит мама. – Здесь слишком много людей.

– Но я еще не накатался, – начинает канючить Дар. Он только что вышел с аттракциона, гордый из-за того, что у него даже не кружится голова. – И я тоже хочу замороженный крем!

– Мы купим его тебе по дороге. Пойдем.

Мама с папой переглядываются, и мы все вместе идем к выходу. Мне тоже не хочется уходить, но этот мужчина странный, и он меня пугает. Поэтому я только рада, когда мы добираемся до парковки и подходим к нашему флайсу.

– А я хочу на переднее сиденье, – снова включается Дар.

– Тебе нельзя, – говорю я. – Ты еще по возрасту не подходишь.

– Ой, много ты знаешь, малявка!

– Лаура.

Этот голос доносится отовсюду и ниоткуда, он такой, как если бы над городом включили динамики сирен и транслировали его. Я снова вижу этого мужчину, он выходит за нами из парка, и мама поспешно заталкивает меня во флайс. Мы взлетаем, но на этот раз я уже с интересом смотрю вниз. Страшным он мне больше не кажется, а вот удивительным – да. То, что он удивительный, я понимаю уже в следующее мгновение, когда мужчина начинает меняться. Лицо покрывается чешуей, вокруг вспыхивает пламя. В ледяное свечение вплетается черное, а спустя несколько минут на его месте уже стоит дракон.

Огромный красивый дракон, который так же смотрит на меня. Отталкивается и взлетает.

– Мам, мама, папа! Дар! Смотрите!

Дракон летит рядом с нами, изящно огибая встречающиеся нам на пути высотки, между которыми петляет аэромагистраль, а также другие флайсы. Этот дракон – точно не страшный, мне даже хочется к нему прикоснуться, и я тянусь, чтобы открыть окно…

– Лаура, нет! – Это голос отца. – Драконы опасны.

– Этот не страшный.

– Они все страшные, а этот – особенно.

– Но почему?

Отец хмурится.

– Потому что он может сожрать тебя! – выдает Дар.

– Мне так не кажется.

– А мне кажется!

– Дети, прекратите! – вмешивается мама. – Драконы опасны. Ими должны заниматься иртханы.

Словно в подтверждение ее слов, впереди возникают боевые флайсы, которые пропускают нас и устремляются к дракону.

– Нет! – кричу я. – Нет, не надо! Он же ничего нам не сделал!

Вдруг налетает такая буря, что из виду стирается не только дракон, но и наша приближающаяся высотка. Снег валит густыми хлопьями, ветер швыряет его на лобовое стекло, заметая вокруг все и вся.

Папа поспешно сажает флайс, мы бежим по парковке.

– Вот это чудеса, да? – говорит он наигранно весело. – Снег посреди лета!

– Мы же в Ферверне, дорогой, – улыбается мама. – Тут и не такое бывает. Лаура, давай к себе, переодевайся – и спускайся обедать. Одним рогаликом сыта не будешь.

Я даже не помню, куда этот рогалик делся, но поспешно взбегаю по лестнице в свою комнату, прилипаю носом к панорамному стеклу. Снег прекратился, снова ярко светит солнце, а я все жду, когда появится дракон. Не может быть, чтобы он не появился, он ведь такой чудесный!

Но дракон все не появляется, не появляется и не появляется. Наверное, им «занялись» иртханы. Я вздыхаю, переодеваюсь в домашнее платье и иду обедать. День проходит как обычно: папа работает, мама занимается домашними делами, а после тренируется на коврике – у нее зимой соревнования, и она каждый день должна держать себя в форме. Она учит и меня кататься на коньках, поэтому, когда я вырасту, я буду танцевать, как она. На льду.

А пока я сижу рядом и стараюсь повторять ее движения.

– Не хочешь посмотреть мультики с Даром?

– Нет! Я хочу с тобой.

– Тогда чуть попозже, дорогая.

После занятий мама читает книжку, а я сплю рядом с ней, свернувшись калачиком. Вообще-то спать мне положено у себя в комнате, но мама не возражает. Во сне я вижу какие-то странные горы, а за моей спиной – крылья. Меня швыряет порывами ветра, ночь все темнее, темнее и темнее…

– Драконенок! Пора ужинать и смотреть мультики. Если будешь так долго спать, ночью вообще не сомкнешь глаз.

– Ты же помнишь, что было на прошлой неделе? – К нам подходит папа.

Да, я помнила, что случилось на прошлой неделе. Я так же заснула рядом с мамой, и мне приснился кошмар, в котором черные драконы выходили из воды, а какой-то страшный иртхан стрелял в людей и убивал драконов. Я даже не поняла, что это значит, но проплакала весь вечер, а потом всю ночь не спала. Мама сидела со мной и читала мне сказки про красивую любовь дракона и иртханессы с запертым пламенем.

На следующий день я уже больше не вспоминала про этот кошмар и, разумеется, такого повторения не хотела. Поэтому сейчас я с радостью пошла ужинать, а после смотреть мультики про приключения виаренка и драконенка. Это были мои любимые!

После ужина и мультиков мы вместе немного поиграли в «Драконландию» – настольную игру, в которой нужно было бросать электронные фишки и в зависимости от того, что тебе выпало, передвигаться между городами. Главное было не попадать в пустошь! Если ты попадала в пустошь, то лишалась всех очков, и с тобой там могло случиться все, что угодно: например, если оказаться в пещере драконов, то, в зависимости от выпавшей фишки, тебя могли сожрать.

После игры я пошла умываться и чистить зубы, но, когда возвращала щетку на место, снова услышала:

– Лаура.

Этот низкий, глубокий голос заставил меня подпрыгнуть на месте и растерянно обернуться.

– Лаура. Я здесь. Подойди к окну.

Я осторожно выглянула из ванной: дракон, который сопровождал наш флайс, вернулся! Он парит рядом с моим окном, раскинув огромные крылья, а взгляд – эту синеву точно ни с чем не спутаешь – взгляд, такой… человеческий, точнее, иртханский! Совсем как у того мужчины!

– Кто ты такой? – спрашиваю я, приближаясь.

– Торн.

– Торн?

– Ты меня знаешь.

– Нет. Я тебя не знаю.

– Знаешь. Ты просто забыла.

Я моргаю. О чем он говорит? Что я забыла?!

– Ты давно уже не маленькая девочка, Лаура.

Я качаю головой, а потом грожу ему пальцем.

– Нет! Ты смешной! Разумеется, я маленькая девочка, кто же еще?

– Ты прекрасная женщина, у которой скоро будет дочь.

Это даже звучит смешно!

Но я все-таки подхожу ближе.

– Докажи!

– Для этого ты должна меня впустить.

– Ты же дракон! Можешь войти сам.

– Нет. Ты меня не пускаешь.

Странный он. Я отхожу чуть подальше и складываю руки на груди.

– Я тебе не верю.

Дракон прикрывает глаза, а потом разворачивается. Стремительно уходит вверх. Потом так же резко падает вниз и устремляется в сторону моего окна. От неожиданности я визжу, потому что, когда он врежется, наш дом просто развалится на части, но… ничего не происходит. Дракон просто ударяется о стекло, на котором нет ни единой трещины. Ни одной крохотулечной трещинки, даже малюсенькой! Больше того, такое хрупкое на вид стекло даже не дрогнуло.

– Ого, – говорю я. – Значит, я действительно могу тебя не пустить?

– Только ты можешь меня впустить, Лаура.

Говорящий дракон! Это все странно. Но все-таки…

– Хорошо, вхо…

– Лаура, нет! – В комнату влетает мама. – Нет, отойди от окна, немедленно!

Я оборачиваюсь:

– Мама, он не злой.

– Разумеется, он злой! Он причинил тебе много боли и причинит еще больше, если ты сейчас позволишь ему приблизиться.

Я хмурюсь. Почему-то этот дракон не ассоциируется у меня с опасностью или злом. Вот тот мужчина, который мне снился и из-за которого я плакала – да. А этот – нет.

– Я хочу послушать, что он мне скажет.

– Все, что он говорит, – ложь. – Мама хватает меня на руки и тащит из комнаты. – Пойдем, Лаура. Тебе пора спать.

– Лаур-р-р-р-рааааааа!

От его рычания содрогается что-то внутри, и мне вдруг становится больно. Настолько больно, как когда обжигаешь палец, только в десять раз сильнее. А может быть, даже в сто!

– Если ты сейчас уйдешь, – рычит он, – я могу больше никогда тебя не увидеть! Пожалуйста, Лаура! Пожалуйста! Не уходи!

Дверь спальни мама захлопывает ногой, а после ставит меня на пол.

– Никогда больше не говори с этим драконом, – произносит она. – Ты слышишь меня? Никогда, Лаура!

– Почему?!

Мне все еще больно, сейчас мне еще больнее. Я представляю, как он там бьется, за этой дверью, совсем один. Почему мне так страшно при мысли об этом?

– Потому что, – перебивает мои мысли мама, – если ты будешь с ним говорить, мы все исчезнем.

– Куда?

– Далеко-далеко. И никогда не сможем вернуться.

– Но почему?

– Не почему. Просто так будет – и все. Ты же этого не хочешь? Тебе ведь хорошо с нами, здесь? У нас такая чудесная семья. Мы все вместе. Мы любим друг друга и заботимся друг о друге. Что тебе еще нужно?

Мама заглядывает мне в глаза, но у меня в мыслях все еще звучит голос: «Ты прекрасная женщина, у которой скоро будет дочь». В сердце ударяет странное чувство. Еще более странное, когда я вспоминаю его рычание, как он зовет меня. Зовет так, будто от этого зависит все, если не больше, но, если я вернусь к нему, мама, папа и Даргел исчезнут.

– Они ненастоящие, Лаура, – звучит еле слышно в моей голове его голос. – Ты их придумала. Твои родители и твой брат – они ждут тебя. Но не здесь.

– Уходи! – кричу я, зажимая уши руками. – Уходи! Я хочу, чтобы ты ушел!

От моего крика содрогаются стены, хотя я знаю, что не хочу, чтобы он уходил, внутри меня все переворачивается. По красивым обоям идут трещины, декоративные кирпичики стены выскакивают один за другим, рассыпаются крошкой.

– Нет! – кричит мама. – Лаура, нет!

Она тянет ко мне руку, которая начинает таять.

«Твои родители и твой брат – они ждут тебя. Но не здесь».

Я судорожно вздыхаю, рывком дергаю на себя шатающуюся дверь и влетаю в комнату.

– Помоги мне! – кричу изо всех сил, слезы текут по щекам. – Помоги мне! Защити их!!!

Дракон врывается в комнату. На этот раз все действительно рушится. С лязгом и грохотом обрушиваются балки, стекло осыпается, грозя накрыть меня крошкой колючего дождя, но… не накрывает. Меня закрывают собой мощные крылья, в которых я словно в коконе. Дракон закрывает меня собой, окутывая не только крыльями, но и пламенем.

В голове взрывается бомба.

Я вижу, как стирается детство моей мечты. Как обрушивается потолок. Как рамка семейной фотографии идет трещинами и разлетается острыми гранями. Стирается все, что только что было реальным, взамен него приходят холод и боль. Снег. Простыня льда подо мной. Драконы, парящие в небе и нападающие на Торна.

И тоненький пульс внутри.

– Прости, Льдинка…

Я резко открываю глаза. Дыхания не хватает, перед глазами все плывет, я не могу сфокусировать взгляд, не могу даже самостоятельно сделать вдох, а в следующее мгновение надо мной склоняются. Арден.

– Тихо, Лаура. Тихо. Все хорошо.

Его голос звучит глухо и будто издалека. Я хочу вытолкнуть имя: Торн – но на мне маска.

– Лаура. Торн здесь. Рядом с тобой.

Он будто читает мои мысли.

Я не могу даже толком повернуть голову, поэтому только сдвигаю взгляд. Торн действительно рядом со мной, моя рука – в его ладонях. Он тоже подключен к аппаратуре, и в тот момент, когда я это осознаю, он открывает глаза.

Глава 32

– Все показатели в норме. Пламя стабильное. Изменений в ДНК тоже больше нет. – Арден произнес это, глядя на меня с улыбкой. – Поздравляю, Лаура. Теперь ты официально неизученное нечто, которому предстоит сделать свой вклад в науку.

Я фыркнула, хотя Ардену светило раствориться в воздухе под взглядом Торна. Он категорически не понимал шуток в отношении меня и моей особенной ситуации, а я… я просто была рада его видеть. Мое первое пробуждение оказалось слишком коротким, в следующий раз я проснулась, уже когда открылась крышка капсулы гибернации. Торн стоял рядом, и первое, что он сделал, – взял мою руку в свою.

– Я сходил без тебя с ума, – произнес он.

– Со мной тоже, – слабо улыбнулась я.

Он наклонился и притянул меня к себе, сжимая в объятиях.

Чуть позже я узнала, что вытащил меня именно он. Оказавшись в моем сознании, Торн помог мне найти выход из идеального детства, которое себе сочинила я.

– Это защитный механизм психики, – объяснил Арден. – Когда после сильного потрясения ты закрываешься в идеальном мире, чтобы не сойти с ума.

– Получается, я придумала себе идеальное детство?

– Получается, что так. Это твоя картина идеального мира. То, что ты, по всей видимости, неоднократно проживала в сознании, когда была маленькой, или как представляла себе свое детство с мамой, когда стала взрослой. Там было проще всего спрятаться.

– Но почему я хотела спрятаться? – удивилась я. – У меня же здесь Льдинка и Торн.

– А вот это тебе лучше спросить у себя самой. – Арден взглянул на Торна. – Пожалуй, оставлю вас одних.

Он вышел, а Торн подхватил меня на руки, вытащил из капсулы гибернации и устроился вместе со мной в кресле. Какое-то время мы просто молчали. Мне казалось, что в этом молчании было гораздо больше слов, чем я вообще смогла бы произнести, и еще больше чувств. Мне нравилось вот так просто сидеть у него на руках, чувствовать биение его сердца под ладонью и слышать, как ему вторят мое и Льдинкино.

Хотя последнее я скорее ощущала и никак не могла себя заставить перестать на нем концентрироваться. Несмотря на то что Арден мне все показал, все снимки, рассказал, что с ней все в порядке и что Льдинке вполне уютно рядом со мной, я все равно ее слушала. Снова и снова. Снова и снова. Снова и снова.

– Как я могла… так… Просто не хотеть просыпаться, хотя… что я за мать такая?!

Торн поцеловал меня в макушку.

– Давай договоримся, что с этого дня мы не возвращаемся к прошлому.

– Но я…

– Потому что тогда мне придется задаться вопросом, как мне исправить то, что ты захотела от меня сбежать. Снова.

– Что?! Нет! Я не хотела…

– Лаура, я шучу. – Он коснулся моего подбородка пальцами и заглянул мне в глаза. – Но я не хочу никогда больше от тебя слышать «Что я за мать» или что-то в том же духе. Ты самая прекрасная женщина, которую я знаю, и будешь самой прекрасной мамой на свете. Достаточно было посмотреть на то, какой ты создала образ семьи.

Я слегка покраснела.

– Как тебе вообще пришло в голову?! Пойти за мной – в кому?!

– За тобой я пойду куда угодно. Запомни это.

Я сглотнула неизвестно откуда взявшийся в горле ком.

– Ты пережила такое, что способно было свести с ума даже отлично прокачанного военного с высшим уровнем ментальной подготовки. Поэтому больше не вздумай в чем-то себя обвинять. Тем более в том, что ты бросила Льдинку. Или меня.

Торн погладил меня по щеке и плотнее прижал к себе. Судорожно вздохнул.

– Я хочу, чтобы ты знала. До тебя я не позволял себе чувствовать. Рядом с тобой перевернулась вся моя жизнь, поэтому, пока меня основательно бултыхало и трясло, я успел наделать и наговорить всякого. Это наше общее прошлое, которого не отменить, но наше общее будущее будет другим. Таким, каким мы создадим его вместе.

Теперь уже судорожно вздохнула я.

– Торн. Подожди, пожалуйста. Мне достаточно того, что ты просто здесь, рядом со мной. Когда ты говоришь такое, трясти и бултыхать начинает уже меня, и я… я тоже боюсь наговорить всякого. Поэтому давай сейчас просто побудем вместе. И помолчим.

Он кивнул. Улыбнулся. Притянул меня к себе, скользнув колючим подбородком по скуле, и я закрыла глаза. Мне действительно было этого достаточно. Настолько достаточно, что от переизбытка чувств меня потряхивало. Бросало то в жар, то в холод. Я не могла с ними справиться, с таким потоком, и просто забывала как дышать.

Торн пошел за мной. В кому.

Он вытащил меня. Хотя сам просто-напросто мог не проснуться.

«За тобой я пойду куда угодно».

Почему я вообще от него убежала? Тогда, в Рагран? Сейчас это казалось неимоверной глупостью, но сейчас я видела и знала гораздо больше. Он сказал, что я прошла через то, что не под силу даже обученным военным, но мы вместе преодолели столько всего, что в голове не укладывалось. Меня несло в мыслях и чувствах, я даже остановиться не могла, а поймала себя уже на том, что беззвучно плачу.

– Ты намочила мне рубашку, – заметил Торн, хотя заметил он это гораздо раньше. Он гладил меня по голове уже пару минут, и эти прикосновения только добавляли сводящих с ума эмоций.

– Я подарю тебе новую.

– Мне и в этой хорошо.

Не знаю, сколько мы так сидели. Возможно, час или два, пока к нам не постучались Арден с ассистентами. Они взяли у меня анализы, замерили показатели, и Торн наконец-то отпустил меня в душ. Отпустил весьма относительно: он меня туда отнес, а потом, дождавшись, пока я завернусь в халат и полотенце, отнес в палату.

Последнее, что я видела, когда Арден наклеивал мне пластинку снотворного, это улыбку Торна. Последнее, что услышала:

– Я буду рядом.

Он действительно был рядом, когда я просыпалась и когда засыпала. Мы вместе ели, хотя кормили меня очень помалу – я слишком долго была без сознания, и мне нужно было заново привыкать не только к тому, как самостоятельно двигаться, но и к еде, и даже к воде. Торн понемногу рассказывал о том, что произошло в мире. Очень понемногу, крайне дозированно.

О том, что города не пострадали – я успела прервать атаку через нейросеть раньше.

О том, что Бен жив, а его отчим предстанет перед судом Мирового сообщества. О том, что он хотел стать спасителем мира и все стрелки по нейросети и бесчеловечной атаке перевести на Бена, как однажды сделал с его отцом. О том, что Кроунгард Эстфардхар получал кровь драконов от других. О том, что он использовал Лодингера, потому что имел дела с его отцом и подумал, что горящий ненавистью к иртханам Микас – отличное оружие. В точности так же, как я.

Как и сказал Бен, Кроунгард действительно все делал чужими руками. Даже кровь глубоководного, которую правительство Ферверна добывало для экспериментов, впоследствии избавившись и от дракона, которому не повезло, и от агентов спецслужб, которые этим занимались, он получил через свои каналы. Впоследствии именно это синтезированное пламя он протестировал на Лодингере.

Впрочем, о Лодингере мы поговорили один раз и вскользь, и то исключительно потому, что я пообещала, что не отстану. Торн старался по возможности избегать острых тем.

В основном мы вместе рассматривали снимки Льдинки и говорили о ней. Раньше я даже представить не могла, что этот мужчина может смотреть на монитор УЗИ с таким выражением лица – крайне сосредоточенно, внимательно и в то же время с совершенно несвойственной ему нежностью. То, что у нас Льдинка, теперь уже установленный факт, поэтому, пока Арден отказывался отпускать меня из центра, мы обсуждали, что ей понадобится уже в самом скором времени.

Распашонки. Пинетки. Крохотные носочки. Платьица.

Я просто не представляла, что существует столько всего красивого для малышей! Одних моделей кроваток я, наверное, пересмотрела штук пятьсот, а потом Торн забрал у меня ноутбук и сказал, что у меня покраснели глаза. Если честно, они действительно покраснели, и я даже не догадывалась, от слез или от пересмотренных кроваток.

Благодаря гибернации и терапии Ардена восстанавливалась я быстро. Много спала. Четыре раза в день ходила на процедуры.

Так продолжалось около недели, и, несмотря на мои просьбы, Арден никого, кроме Торна, ко мне не пускал. Он говорил, что после случившегося лишние эмоции мне точно ни к чему и что мое пламя нестабильно. И вот сегодня наконец-то сказал хоть что-то другое!

– Значит, неизученное нечто наконец-то может увидеть родных? – спросила я.

Арден хмыкнул.

– Неизученное нечто теперь может все. И да, Торн, скоро можно будет переехать в резиденцию.

– Или ко мне в пентхаус. Куда ты хочешь, Лаура?

Это было несколько неожиданно. Особенно учитывая то, что раньше Торн вообще не спрашивал, куда я хочу. Я просто оказывалась в пентхаусе. Или в резиденции.

– У меня есть время подумать?

– Несколько дней точно, – сказал Арден. – Посещения открыты, так что…

Он не договорил. Вышел.

Я сидела в кресле, поэтому Торн опустился рядом со мной, взял мои руки в свои.

– Я хочу увидеть Даргела, – сказала я. – Первым. И Рин.

Он говорил, что Рин приходила и что она сказала ему, и, хотя я все еще на нее злилась – вот просто ничего не могла с собой поделать, – увидеть ее я хотела больше всего на свете. У меня была сестра, Сильви, но гораздо больше моей сестрой была Рин. Если мы и родились в разных семьях, это ничего не значило. Та ситуация, которая привела к нашей размолвке, сейчас тоже осталась в прошлом. Ну а позлиться про себя мне никто не мешал, так что к тому времени, когда она приедет, я уже точно буду рада ее видеть.

– Хорошо, – кивнул Торн. – Значит, с них и начнем. Но до встречи с ними, думаю, тебе стоит поговорить кое с кем еще.

– С кем?!

Он коснулся коммуникатора:

– Пригласите ее, пожалуйста.

– Ее? Торн? – Я вопросительно смотрела на него, но он ничего не ответил. Только загадочно улыбнулся, настолько загадочно, что узнать все немедленно захотелось еще больше.

Долго ждать не пришлось.

Пока я придумывала, что бы такого сказать, чтобы расколоть эту ледяную скалу, дверь открылась. Я невольно обернулась на тихие шаги и замерла.

Передо мной стояла моя мама.

– Ма-ам? – тихо спросила я.

Из-за того, что тихо, получилось: «Мм…»

Наверное, так чувствуют себя люди, которых с размаху ударили по голове. Несмотря на то что в моей жизни много всякого случилось за последнее время, с размаху по голове меня не били.

– Я вас оставлю. – Торн кивнул на дверь. – Если что, я рядом.

Мне оставалось только моргать, глядя, как женщина из моих снов приближается ко мне. Сколько раз я смотрела на нее на фото? Сколько раз, глядя в эти глаза – в глаза на фото – смеющиеся, счастливые, я представляла, как все могло бы быть?

– Лаура. – Она подошла. Опустилась во второе кресло: несколько неловко, как мне показалось.

Такая худенькая. С короткой стрижкой.

В глазах – таких знакомых, на фото лучащихся счастьем – сейчас был только немой вопрос. И легкая настороженность.

– Меня нашел Торн. – Мама кивнула на дверь. – Оказывается, меня держали в искусственной коме в Рагране. Больше двадцати лет.

Я молчала. Как и что можно сказать матери, которую ждала всю свою жизнь? Я даже не верила до конца, что не сплю. Что это не продолжение моего сна для успокоения подсознания. Просто в этом сне Торн нашел маму, а дальше мы все заживем счастливо. У нас родится Льдинка, а на самом деле…

Я прервала поток суматошных мыслей, ущипнув себя за руку. Достаточно больно. Рука обиделась, и на ней появился синяк.

– Когда я пришла в себя, здесь, мне не сразу рассказали, что прошло столько лет. Когда рассказали… было сложно. Очень сложно. Но потом мне показали тебя.

– Меня в коме?! – Я что-то сильно засомневалась в умственных способностях того, кто это сделал.

– Нет, конечно. – Мама улыбнулась. – Мне показали твои фото. Рассказали о том, что случилось. О том, что ты…

Она кивнула на мой живот.

– Сказали, что ты проходишь курс реабилитации и что пока тебя увидеть нельзя. Всю правду я узнала только после того, как Торн тебя вытащил.

Моя мама называет Торна… Торном. Моя мама!

Остановите планету, у меня голова кружится.

– Я не знала, что почувствую, когда тебя увижу, – призналась она. – Я безумно ждала тебя, Лаура. Безумно хотела подержать тебя на руках. Приложить к груди… Поэтому, когда я узнала, что ты взрослая… что столько всего случилось…

Я глубоко вздохнула.

– Мам. Я так рада тебя видеть.

Собиравшаяся было продолжить мама осеклась, я же начала говорить. Поспешно, потому что боялась, что у меня снова закончатся слова.

– Мам, я не представляла, что такое возможно. Когда Торн пообещал тебя найти, я поверила ему, но я не представляла… я не верила, что смогу вот так с тобой говорить. – Я сцепила руки, потом разомкнула их. – Я всю жизнь ждала этого дня, а теперь, когда он настал… я не знаю, что говорить и что делать.

В глазах матери сверкнули слезы.

– Я тоже не знаю, доченька.

– Может… тогда и не стоит?

Мы поднялись одновременно. Шагнули друг к другу. Обнялись.

Неловко.

Я могла себе представлять в самых смелых мечтах и фантазиях, как случается чудо – представлять в детстве, когда открыто, всем сердцем веришь в чудеса. Как открывается дверь и мама приходит. Говорит, что случилась ошибка. Что в больнице погибла не она. В детских фантазиях было много всего. Настолько глубоко спрятанного, что мое подсознание выдало даже идеальную семью, в которой не было места ни Сильви, ни Ингрид. Но, разумеется, даже в этих мечтах не было первого неуверенного прикосновения.

К самой близкой и родной женщине, к моей мамочке, которую я вижу впервые в жизни.

– Мам, – всхлипнула я совершенно по-детски. Повторила: – Ма-ам.

И разревелась.

Я никогда не позволяла себе плакать так, чтобы слезы ручьем текли по щекам, всхлипывая как ребенок, но сейчас чем крепче она меня обнимала, чем нежнее гладила по спине, тем больше было слез. Кажется, настолько много, что я ее напугала.

– Лаура, – растерянно произнесла она. – Лаура, солнышко мое, не плачь. Пожалуйста. Тебе же нельзя волноваться.

– Хорошо, – сказала я. – Не буду.

И заревела еще громче.

Так громко, что кто-то открыл дверь палаты, но тут же снова закрыл.

Спустя минут десять мы сидели на моей постели, точнее, на том, что ею являлось в последнее время. Я больше не плакала, хотя продолжала всхлипывать, а мама с каждой минутой все больше становилась моей мамой. Исчезла настороженность и неуверенность, в глазах снова появился свет счастья. Такой, каким я его помнила.

– Я так боялась, что у нас ничего не получится, – тихо сказала она.

Я взяла ее тонкую руку в свою.

– Как у нас могло ничего не получиться?

– Мы обе… слишком долго были друг без друга. Хотя для меня прошел один миг.

– Один миг?!

– Да. Я проваливалась во тьму, когда просила спасти тебя, а очнулась, когда надо мной склонялись Арден и его врачи. Я даже не сразу поняла, что случилось. Подумала, что просто сменился медперсонал после того, как я потеряла сознание. Испугалась за тебя, потому что не слышала крика. И Юргарна не было рядом…

Я замерла. О чем ей рассказали Торн и Арден? И… если они ей не сказали, то…

– Мне все известно. – Мама улыбнулась.

– Ты…

– Все в порядке, Лаура. Я понимаю, что нельзя десятилетиями ждать ту, кто может не проснуться.

Торн бы ждал, подумала я. Хотя, возможно, я ошибаюсь.

– Рада, что у тебя была семья. Что была женщина, которой не все равно, как моя девочка выглядит, и которая могла тебя поддержать. По-женски. Я рада, что у тебя все хорошо. И хотя об этом достаточно странно говорить – потому что мамой во второй раз я стала относительно недавно – рада, что скоро стану бабушкой.

Я икнула.

– А я, кажется, не готова стать мамой.

– Еще как готова. Торн мне рассказывал, сколько всего ты сделала для Льдинки. Он вообще мировой мужчина, этот твой Торн.

Мировой мужчина – это про него, да. Но у меня всего один вопрос: что еще Торн рассказывал? Потому что моя мама, кажется, в него влюблена. Как в будущего… гм…