Текст книги "Чужой ребенок"

Глава 7

У меня все внутри перевернулось в этот момент, горло заклокотало слезами. И даже понять толком своей реакции не смогла тогда, такая жалость затопила, такая ненависть ко всему, к ситуации этой глупой, к его матери, ко всей этой гребанной жизни, в которой такие вот мальчики на полном серьезе говорят такое о своих родителях.

Еле-еле слезы угомонила тогда, клянусь!

Я, казалось, давно уже и прочно забывшая о том, что это такое, слезы, плакавшая последний раз на похоронах деда и бабки, как в сказке, умерших в один день, в тот момент изо всей сил давила в себе эту жалость, эту топкую нежность к чужому ребенку, такому чистому и сильному.

Не помню, что говорила, с трудом сглотнув ком в горле, кажется, что-то нейтральное, деловое даже. И жизнеутверждающее, потому что Ванька, похоже, ожидавший справедливого «от ворот поворота», расслабился, разулыбался и выдохнул. И я с ним выдохнула, словно рубеж какой-то перешла. Грань невидимую, но ощутимую.

После этого жизнь потекла в прежнем режиме, Ванька повадился приходить ко мне каждую смену практически, ошивался с Иванычем, живо пристроившим его к физическому труду, лопал еду моего приготовления, я теперь специально носила два контейнера на всякий случай, и, в целом, примелькался моим коллегам.

Дима, который в самом начале пару раз приподнимал удивленно бровь, видя меня рядом с Ванькой, после нескольких неудачных попыток разговоров и расспросов, отвял, похоже, решив, что я окончательно двинулась башкой и переехала в категорию старых дев. Только вместо кучи кошек завела себе мальчишку, будущего трудного подростка.

Остальные вообще ровно на это все смотрели. Кому интересна чужая жизнь? Или чужой ребенок?

За эти три недели я еще умудрилась разобраться с Ванькиным приводом в полицию, сгоняв на встречу в владельцем той самой точки, продавец которой обвинил Ваньку в воровстве.

Владелец, молодой парень с красивым именем Родион, оказался вообще душкой и очень позитивным чуваком. Он легко согласился забрать заявление, выслушал мои благодарности и пригласил на кофе.

От кофе я отказалась, но телефон свой дала, и мы вот уже неделю периодически переписывались в ватсапе. Не скажу, что сильно вдохновлялась, но почему бы и нет? После Димы у меня были только одни совсем недолгие отношения, как-то быстро сошедшие на нет из-за моей вечной занятости и усталости. Парню нужно было, чтоб я поддерживала его увлечения ночными клубами и бильярдом, а мне нужно было тупо добраться до постели. И вовсе не в его компании. Так что не сошлись билогическими ритмами, можно сказать.

Здесь, с Родионом, пока еще ничего не выстраивалось, но болтать с ним было прикольно. Правда, Ванька ревниво косил глазом, когда телефон заливался бесконечным треньканьем от входящих сообщений, но пока что благоразумно молчал.

И это правильно.

Без того косяк ходячий, двоечник, так что нечего нарываться.

Вот и сейчас терпеливо сносит мою иронию, впрочем, он вряд ли знает этот анекдот, а потому просто настороженно ведет ухом, но не высказывается.

– Ладно, гуляй, у меня еще два часа смены, – командую я ему, – потом уроки делать будем.

– Да какие уроки! – обиженно вопит он, – каникулы!

– Да? – надо же, точно… Последний учебный день же…

Все на свете забудешь тут с этим ритмом жизни…

– И я, к тому же, на минуту всего, – говорит он мне солидно, – а потом на работу.

– На какую еще работу? Когда успел?

Я, конечно, в курсе, что Ванька периодически подрабатывает. То флаеры раздает, то листовки расклеивает.

Но в последнюю неделю он подналег на учебу и, после настойчивых разговоров, принял решение пока что не работать.

Так что его слова для меня неожиданность.

– А я устроился курьером!

– Куда еще?

– В фирму, – очень важно говорит Ванька.

– Да что еще за фирма-то? Вань! Как они тебя взяли, несовершеннолетнего?

– Нормально взяли… – надувается он, – так и знал, что ты будешь выговаривать…

– Вань… – пытаюсь объяснить я, – это странно очень, ты понимаешь? Они тебя на договор взяли? Ты его подписывал?

– Нет… Сегодня первый пробный день. На три часа всего.

– А что разносить?

– Бумаги только.

Я молчу, обдумывая ситуацию. Странную, конечно. Нет, с одной стороны, такой работник и по зарплате выгодный, но с другой…

– Ань, – появляется на пороге Вовка, – бегом!

И я срываюсь с места, едва успев потрепать Ваньку по вихрастой башке.

Пока мы с сурово сжимающим губы Димкой повторно реанимируем больного, у которого на ивл «стукануло» сердце, проходит время. Затем привозят мужчину со свадьбы с колото-резанным, а за ним приезжает полиция и вязанка болеющих всей душой за него родственников, которых тоже приходится успокаивать и приводить в чувство, короче говоря, мы с Димой впервые за все дежурство садимся только на сдаче смены.

Потом выкатываемся на крыльцо, смотрим друг на друга…

И я молча отказываюсь от предложенной сигареты.

Хотя хочется до ужаса.

– Поехали, до дома довезу, – предлагает Дима.

И у меня нет сил отказываться, ноги реально не держат.

В машине у него приятно пахнет, играет расслабляющая музыка, и я придремываю.

Во сне ощущаю ласковые прикосновения к щеке, шее, это приятно до дрожи. Непроизвольно тянусь за нежностью еще, открываю глаза, когда по шее начинают скользить горячие губы.

Сразу приходит осознание, где я и кто со мной, упираюсь ладонями в плечи Димы, отталкиваю. С трудом, надо сказать.

Дима садится ровнее, смотрит на меня возбужденно:

– Ань… Ну ты чего?

И опять тянется целовать.

– Ничего! Домой, к жене, Дим!

Я торопливо запахиваю расстегнутый ворот толстовки, и когда успел, надо же… И выкатываюсь из машины, не слушая никаких возражений.

Все внутри дрожит, и совсем не от страха. Надо признать, что Дима в этом хорош, лучше у меня не было мужчины. Но это вообще ничего не значит.

О Ваньке я вспоминаю, уже стоя под душем.

Почему-то сердце сбоит от внезапной тревоги.

Он ведь не звонил, я бы увидела пропущенный…

Торопливо вытираюсь, беру трубку, набираю сама. Недоступен. Черт… Да что это?

Хожу по квартире, не находя себе места.

Вот как выяснить, что с ним? Сходить к нему? Да, надо идти! Если дома, то хорошо, успокоюсь. А если нет…

Ох, черт…

Я же даже не знаю, что там за фирма такая, которая несовершеннолетних на работу принимает? И вот сильно сомневаюсь, что Тамара, его мама, в курсе.

Но в любом случае надо выяснить.

Собираюсь, вороша влажные после душа короткие волосы, натягиваю футболку на голое тело, сверху черную косуху, потому что май внезапно не радует теплом, забираю телефон и наличку на всякий случай.

Все это время ощущаю внутри дикий напряг, словно все сжалось и никак разжаться не может. Даже трясти начинает мелко, мелко.

За окнами давно темно, где он может шататься, маленький такой, беззащитный?

Упорно торможу разгулявшееся воображение, потому что слишком хорошо знаю, что может случиться с маленьким ребенком на улицах города…

Этого не будет, конечно же не будет! Только не с ним! Он, наверняка, просто уснул дома, а телефон разрядился… Он старенький, я свой отдала же, зарядку плохо держит…

Звонок застает меня уже в подъезде.

Вижу абонента и сердце радостно подпрыгивает. Ванька!

– Ванька, засранец! – рявкаю я в трубку со злобой и облегчением, – какого черта?

– Ань, – голос у Ваньки странно хриплый, словно кричал долго… Или плакал… – Ань… Я на Дзержинского, где гаражи, напротив общаги. Ань… Забери меня отсюда…

Глава 8

У меня мокрые волосы в этот момент натурально дыбом встают, еле телефон удерживаю в трясущихся руках.

Хочется дико заорать от страха, выплескивая его на источник этого всего – Ваньку, но сдерживаю себя. Потом. Все потом. Сначала помочь.

– Конкретнее адрес, – хриплю я сквозь спазмы в горле, скатываясь с лестницы и выбегая на улицу.

– Не знаю… Тут общага, я напротив первого подъезда примерно, только через дорогу, в гаражах… Ань, только тихо, я посижу, сколько надо… Или вообще, Ань, не ходи! Бл… Черт, Ань, я ступил, не ходи! Я сам!

Ванька срывается на слезы, умоляя меня не ходить, но я уже на улице, бегу в сторону Дзержинки. Самая длинная у нас в районе улица, с одной стороны сплошь застроенная многоэтажными гаражами. На первых этажах этих гаражей – множество самых различных офисов, в основном, строительных фирм, всевозможные кровли, окна, замки, жалюзи и прочее.

Общага, про которую говорит Ванька, прямо на моей остановке, тут повезло, добегу за пять минут.

– Ваня, я полицию сейчас… – на бегу шепчу я, но парнишка вдруг начинает плакать еще громче:

– Не! Аня! Нельзя! Нельзя! Анька! Не ходи, я сам сейчас… До утра пересижу и выберусь… Они и не заметят…

Они?

Боже, да во что ты вляпался, мелкий засранец?

– Не отключайся, – торопливо шепчу в динамик, – я уже рядом…

– Телефон садится…

– Я успею.

Я реально уже рядом с общагой и теперь бегу вдоль нее, высматривая номера подъездов.

Ага, вот первый!

На удивление, на улице, обычно оживленной, народу никого, хотя общага эта – реально криминальная, тут постоянно какие-то драки, крики бесконечные. И народ с нее у меня в реанимации – постоянные клиенты.

Но сейчас темень, единственный фонарь у подъезда не горит. Только у пешеходного перехода тревожно мигает желтый свет, сигнализируя о том, насколько поздно уже.

Хорошо, что волосы у меня мокрые и потому темные, не отсвечивают, и одета я в темное, не сразу заметишь в полумраке.

Перебегаю улицу, останавливаюсь, оглядываюсь.

Тишина и темнота. Пугающие.

– Вань? – шепчу в трубку, – куда идти от остановки?

– Вправо, – хрипит он, – только осторожно… Я за третьим офисом, за баннером с окнами.

Иду, стараясь ступать бесшумно и прятаться в еще большей тени от стен офисов.

И, внезапно услышав мужские голоса, прижимаюсь к стене, укрываясь за высоким крыльцом с вычурными решетками перил.

Мужики идут, подсвечивая себе путь фонариками, не скрываясь, переговариваются:

– Со стороны «Одина», наверно, сквозанул, щенок.

– Ну и ладно… Все равно найдем. Данные на него подними.

– Да, не денется никуда.

Мне от этой их короткой беседы становится дико не по себе, задерживаю дыхание, успокаивая дрожь во всем теле.

Они ведь Ваньку моего ищут. Точно его. Черт…

Да куда же он влип?

Одно хорошо, судя по разговору, не нашли. Но вот намерения их…

Пережидаю, пока мужики пройдут, тихо скольжу дальше, выискивая указанные Ванькой ориентиры.

Справа мелькает белый прямоугольник баннера в виде здоровенного пластикового окна, иду к нему.

– Ванька, – аккуратно зову в темноту, – ты здесь?

– Анька… – хлюпает мрак, – Ань…

И я несусь на это горестное хлюпанье, забыв обо всем на свете.

Забегаю за здоровенный, сделанный из пластика и железа баннер и вижу Ваньку, скорчившегося праямо на земле.

Он лежит в позе эмбриона, и у меня все внутри обрывается. Ранен? Ударили?

Падаю на колени, аккуратно трогаю, пытаясь понять характер травм, шепчу:

– Ваня… Ванечка… Ваня…

И он тянет ко мне руки, со всхлипом обнимает за шею, сопит жалко и тревожно.

– Вань… Тебя ударили? Покажи, где? – я его придерживаю аккуратно, судорожно соображая, что дальше делать. Его надо в больницу… Явно что-то не то…

Но Ванька садится, не отлипая от моей шеи, выдыхает пару раз, сопит:

– Все нормально… Я просто… Прыгал, а потом бежал сильно… А потом споткнулся, упал… И чего-то не смог встать… А сейчас могу… Анька, пошли отсюда скорее, слышишь?

– Точно, Вань? Давай в больницу. Хочешь, к нам? Там Димка сегодня…

– Вот уж нехер к этому придурку, – бурчит Ванька, отрываясь от меня и ощутимо приходя в себя, – пошли домой.

– Вань…

– Давай скорей, Ань, а то вдруг они вернутся?

Напоминание о непонятных мужиках делает свое дело, я встаю, помогаю подняться Ваньке, и мы тихонько, постоянно останавливаясь и прячась по углам от каждого шороха, идем ко мне домой.

Я с тревогой отмечаю, что Ванька хромает, и сильно, похоже на ушиб. Но все явно не так печально, как мне показалось с первого взгляда.

И не спрашиваю больше ни о чем.

Главное, довести его до дома. А там уже разберемся со всем.

Глава 9

В квартире я сразу засовываю Ваньку в ванную, несмотря на сопротивление и писк, раздеваю до трусов и внимательно осматриваю на предмет повреждений.

К огромному облегчению, ничего, кроме небольших ссадин на руках, наливающегося краснотой синяка под глазом и содранных коленей, не нахожу.

Умываю парня, обрабатываю все ранения, переодеваю в свою футболку и шорты, которые ему практически впору, и, пока натягивает на себя мое шмотье, бурча, что вообще носить бабское западло, иду на кухню, чтоб согреть чай и нарезать бутеров.

Ребенок перепуган, напряжен. Его надо обогреть, накормить, а потом уже и спрашивать.

Явно ведь во что-то вперся, не зря же его эти мужики искали… И говорили про его данные что-то…

Черт…

Замираю прямо с ножом в руке, осознав простую мысль: раз говорили про данные, то, значит, в курсе, кто такой Ванька… И пойдут к нему домой. Что он такое сделал? Утащил что-то? Скорее всего. Иначе, с чего бы им искать?

Придумав себе логическое обоснование произошедшего, начинаю заочно злиться. Ну вот как так? Я же его только что отмазала от полиции! И тут опять!

Неужели, наврал мне про телефон?

Ну, если наврал…

Ванька появляется из ванной, умытый, невероятно забавный в моей белой футболке и шортах с котятами, купленных по великой синей дыне два года назад в Сочи.

Алчно блестит глазами на колбасу на столе, неловко улыбается.

И я, помимо воли, чувствую, как злость уходит.

Господи, это же ребенок… Ну что он может такого сделать?

– Садись, – киваю ему на стул, перед которым на столе стоит чашка с чаем.

Ванька не заставляет себя долго ждать, садится, хватает бутерброд с колбасой, отхватывает щедрый кусь, жует.

А я сажусь напротив, смотрю на него, увлеченного едой, и чувствую, как только теперь отпускает пружина в сердце, что сжалась, когда услышала по телефону его испуганный слабый голос.

Все хорошо, он в безопасности, вон, аппетит есть… Значит, все завершилось благополучно. Конечно, я ему мозги пропесочу, особенно, если выясню, что он виноват в ситуации, но Боже мой, как славно, что все обошлось!

Дожидаюсь, пока Ванька насытится, и приступаю к допросу.

– Да, блин, я сам не понял… – отводит Ванька взгляд, и я убеждаюсь в правильности своей догадки. Что-то стащил!

– Что стащил? – спрашиваю, не давая быстро придумать правдоподобную версию событий.

– Да ты че? – давится Ванька чаем, – да я никогда! И вообще!..

Я торопливо прекращаю попытку в возмущения, перебивая собирающегося разойтись праведным гневом мальчишку:

– Тебя искали двое мужиков, согласись, просто так не стали бы бежать и искать… Вань, рассказывай все, как есть. Давай. Без вранья.

– Да блин… – опять отводит он взгляд, – я вообще ступил, что тебе позвонил… Нахера втягивать? Сам бы все решил… Отлежался бы и свалил…

– Так, – у меня иссякает терпение. Ну вот что за ребенок такой, клещами из него все вытягивать приходится! – Или ты мне сейчас же все рассказываешь, или завтра я иду в полицию. В конце концов, гонять детей ночью по улице у нас карается законом!

– Не-не! Не надо полицию, ты че? – возмущается Ванька, но я смотрю неуступчиво, и он, помявшись и тоскливо повздыхав, наконец, сдается и начинает рассказывать.

– Ну, ты помнишь, что я в фирму устроился курьером?

– Допустим.

– Ну вот… Я три часа бегал по поручениям, и начальник, Василь Митрич, говорил, что молодец. И потом поручил мне сгонять в эту фирму, на Дзержинке… И не просто отнести пакет, а дождаться, когда ответ отдадут, и обратно в офис принести. Ну, я пошел, хотя не радовался нихера, потому что офис фирмы на обводной, блин, и мне назад пилить уже по темени, но все равно, думаю, надо сделать, чтоб пройти испытательный срок… И мне обещали сразу за день платить… Короче, пришел в эту фирму, а мне говорят, сиди жди. Ну, я сижу жду. А потом захотел в туалет… спросил у тетки какой-то, где, она и махнула в сторону коридора. Я пошел… И смотрю, в одном офисе два мужика сидят, разговаривают… А перед ними бабки, много. Стопками прям…

– А что, прямо при открытой двери сидели? – уточняю я, уже предчувствуя что-то на редкость нехорошее.

– Ну, допустим, нет… – говорит Ванька, – я дверь открыл… Они на меня вытаращились, а потом один начал бабки убирать, а второй орать, типа, кто я такой и вообще… Ну, я и рванул…

– И все?

– Нет… – вздыхает Ванька, – я не убежал… Они меня поймали…

Он сопит какое-то время, вводя меня это паузой в шоковый ступор.

– И посадили в комнату, отобрали телефон, спрашивали, кто я такой… Я сказал, что случайно вообще, в туалет захотел, что курьер и уйду, никому ничего не скажу… А они сразу так: «А че ты никому не скажешь?». Я и говорю: «Ничего не скажу. Не видел ничего… Ни вас, ни бабок…». А они… Посмотрели друг на друга… И ушли. И дверь закрыли на замок…

– Ох… – вырывается у меня сочувственно, потому что представить только могу, как он испугался, бедный.

Но Ванька удвленно смотрит на меня, потом говорит:

– Да ты че? Все нормально! Я посидел чуток, подергал ручку, поорал… Голос, вот, сорвал немного… А потом мужик дверь открыл, хотел че-то сказать, а я его с разбегу толкнул и выбежал! И по коридору, но не на выход, а в другую сторону. Тот мужик орал лежал, я его… ну… сильно уронил, а я смотрю, телефон мой лежит на столе в одной комнате, я его схватил, в комнате этой дверь закрыл изнутри, думаю, если ломиться будут, позвоню в полицию, хер с ним… А тут окно, я в него и на улицу. Побежал, бежал, бежал, потом упал. Да так, что реально в глазах потемнело… Башкой ударился…

Я тут же, хмурясь, начинаю ощупывать его голову, смотреть зрачки, но никаких признаков сотрясения не нахожу.

– Да нормально все, – вырывается от меня Ванька, – вот и все. Пришел в себя, хотел встать, а не могу! Все кружится… И потом слышу, ходит кто-то, светит фонарем… И голоса. Прям меня ищут… Я испугался так, Ань…

Тут голос его начинает подрагивать, и я, поддавшись внезапному порыву, обнимаю мальчика, прижимаю вихрастую голову к груди.

Он тут же затихает, сопит только и шмыгает носом. Слышу, как часто-часто стучит его сердце, и в груди становится тесно. Он так напугался сегодня… Твари какие! Твари просто! У него синяк под глазом! Явно били его! Просто не говорит!

– Ванька… Не переживай. Их найдут, накажут… Завтра в полицию пойдем…

Ванька тут же начинает барахтаться в моих руках, а, когда отпускаю, злобно вытирает мокрый нос кулаком:

– Сдурела? Никакой полиции!

Глава 10

– Это еще почему? – недоумеваю я, – Вань… Они совершили преступление, я не знаю, как правильно статьи называются, но они не должны были тебя удерживать, гонять, бить. Это они же?

Киваю на синяк под глазом, и Ванька тут же неубедительно начинает врать:

– Не… Это я сам… Об ручку…

– Вань, – теряю я терпение, – все, разговор окончен. Завтра идем в полицию.

– Нет!

Он отворачивается и всем своим видом показывает, что не уступит, а я понять не могу, в чем причина такого поведения, и злюсь.

Ну и, конечно же, совершаю ошибки на этой злобе.

Вспоминаю внезапно, кто тут у нас взрослый, встаю и говорю четко:

– Так, я не собираюсь с тобой спорить, понял? Завтра в полицию пойдем. А пока что – спать!

Ванька поворачивается, смотрит на меня неожиданно взрослым, уставшим взглядом, хочет что-то сказать, но не говорит.

Поворачивается и молча идет в комнату, к дивану, который облюбовал с первого раза своей ночевки у меня.

Я порываюсь что-то сказать еще, но он своим взглядом обрубает все мои попытки.

В итоге, я, закинув его одежду в стиралку с сушкой, просто иду спать.

В конце концов, это просто детские капризы и ничего более.

Я что-то заигралась в демократию, это неправильно… Завтра попробую еще раз поговорить, а, если не получится… ну, значит, просто своей волей все решу.

Это вообще за гранью же: гонять десятилетнего ребенка ночью по улицам города, бить его, пугать… Да что бы он там ни увидел… И вряд ли что-то он такое увидел… Скорее всего, просто хозяин приехал выручку забирать, пересчитывал. Может, черный нал даже. Конечно, такие вещи светить не хочется, но он же мальчик маленький! Зачем было хватать, запирать? Кому бы он что сказал?

Нет, такое надо наказывать, совсем распоясались!

С этим мыслями я засыпаю, а утром обнаруживаю, что Ваньки нет.

Пробегаю по квартире, в легкой панике зовя мелкого засранца, но бесполезно. Его вещей в стиралке и телефона тоже нет.

Начинаю названивать, злобно скалясь и готовясь отругать бессовестного по полной программе, но абонент недоступен.

Черт!

Со злости выбиваю сигарету из пачки, даже прикуриваю, но, опомнившись, выкидываю ко всем чертям.

Нет уж! Столько держалась!

Надо просто успокоиться и выяснить, куда этот свиненок срулил. Наглый какой…

И вот тут бы мне остановиться. Вот прямо тут.

Оставить все, как есть.

Он кто тебе, Аня? Кто? Никто.

Так ведь и знала, что будут проблемы с ним! Знала, что не надо приваживать! Ну какого черта вообще?

У тебя сегодня выходной. Отдохни, блин! Смена вчера была бешеная, а вечером сюрприз в виде гонки по пересеченной местности, служба спасения заплутавших школьников, чтоб ее!

Ну не хочет он в полицию, и ладно! И бог с ним!

Сбежал… Неблагодарный свиненок. Я за ним бегать не буду!

Я злюсь дико, ругаюсь, себя ругаю и Ваньку.

И еду в его школу. Потому что надо же выяснить, что с ним все в порядке? Он вчера говорил про каникулы, возмущался очень насчет уроков, но сегодня двадцать восьмое мая, середина учебной недели… Проверить не помешает.

По пути приходит сообщение от Родиона: милый утренний котенок, приветственно машущий лапкой.

И до того он сейчас не в тему, что только морщусь досадливо, убирая телефон в карман.

В школе, уже наполовину опустевшей из-за того, что начальную школу распустили на каникулы, какое-то время вязну на вахте, потому что посторонних взрослых не пускают без пропуска теперь, а еще бахилы нужны, маска… Черт, а перчатки с шапочкой не нужны, случайно?

Весь этот бред затягивает время, и я попадаю к классному руководителю Ваньки только через пятнадцать минут.

Строгая женщина в очках, осматривает меня, от носков ярких кроссов до выбеленной, взлохмаченной макушки, выразительно поджимает губы, зля этим еще больше. Я прекрасно знаю, как выгляжу, знаю, что, без медкостюма вообще незначительная и настораживающая фигура в пирсинге, татухах и лихой стрижке, но, в конце-то концов!..

– Пересветов сегодня не пришел, – с неудовольствием говорит она после моего вранья про двоюродную сестру матери, подтверждая опасения насчет самовольно начатых Ванькой каникул, им, оказывается, еще два дня учиться! – Предупреждения от его матери тоже не было никакого, что и неудивительно… – продолжает учитель и делает долгую, многозначительную паузу, – и вообще, с ним сложная ситуация…

– Да, я знаю, – киваю я, не желая сейчас вступать в разговор про недостатки воспитания Ваньки. Его в школе не было, и это уже плохо. Очень плохо! Хотя, если изначально не собирался два дня дохаживать…

– А если знаете, почему меры не принимаете? – спрашивает меня классный руководитель, – в конце концов, он вам не чужой…

Я торопливо прощаюсь, пообещав принять меры, и выхожу из школы в полном раздрае.

Надо к нему домой. А потом, если его там нет, то в эту фирму… Черт! Почему я вчера не выяснила адрес? Вот как теперь искать?

Ну, Ванька! Поймаю, отпорю! Раз уж не чужой теперь!

Главное, найти… И чтоб ничего не случилось с ним, маленьким засранцем…