Текст книги "«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе"

В блоге Меира Эттингера мне смутно мерещилось что-то знакомое. Многое из этого я уже слышал раньше из уст пламенного экстремиста Меира Кахане, у которого брал интервью в Иерусалиме много лет тому назад. Именно он говорил, что палестинцы попросту оказались не в том месте и не в то время и что ради исполнения судьбы Израиля как библейской родины всех евреев им лучше уйти.

Как выяснилось, связь между словами Меира Эттингера и Кахане – больше чем простое совпадение: молодой человек оказался его родным внуком. Он напоминал Кахане даже своей манерой держаться: обоим была свойственна естественная и непринужденная самоуверенность тех, кто уверен в своей правоте. И в устной, и в письменной речи оба изъяснялись предельно четко, внятно – и вполне убедительно для тех, кто принимал справедливость еврейских претензий на эти земли за аксиому и боролся со всеми, кто думал иначе.

Когда Эттингер с головой ушел в активизм, его родители, правда, были не в восторге. Его отец, Мордехай Эттингер, был иерусалимским раввином, а мать, Това Кахане, дочь Меира Кахане, после инцидента в Думе и ареста сына скрылась от публичного внимания, уйдя в изоляцию. Кроме того, стиль и тактика Эттингера пришлись по вкусу не всем бывшим сторонникам Кахане, хотя многие из его былых последователей и нашли в молодом Меире нечто узнаваемое, включая его идеи, что Израиль задумывался не как светское государство, а во исполнение библейского пророчества, что правительству доверять нельзя и что палестинским арабам хорошо бы убраться куда подальше.

Много лет назад эти же идеи проговорил в интервью со мной и Меир Кахане, упомянув, помимо прочего, что палестинское правительство на Западном берегу представляет угрозу не только Израилю как государству, но также евреям и иудейской религии в целом[101]101
  Интервью с рабби Меиром Кахане (Иерусалим, 18 января 1989 года).


[Закрыть]. Однако же, в отличие от своего внука, который предпочел террористические атаки извне, Кахане какое-то время занимался политикой и основал «правую» партию «Ках» (в переводе – «Так»). Хотя особенно много голосов эта партия никогда не собирала и вскоре за свою экстремистскую риторику была объявлена вне закона, благодаря ей Кахане стал лидером политических активистов из рядов мессианически настроенных иудеев, и в частности из рядов поселенческого движения.

Когда я беседовал с рабби Кахане в Иерусалиме за год до его смерти в 1990‐м, это было сразу же после собрания в актовом зале отеля «Шератон», возвестившего о скором образовании нового государства Иудея. В то время израильское руководство пыталось прикинуть решение палестинской проблемы по принципу «мир в обмен на землю». Палестинцам должен был отойти солидный кусок Западного берега, который потом мог бы стать страной Палестиной. Меир Кахане рассчитывал, что, если Израиль уступит хоть пядь земли, он немедленно провозгласит над ней суверенитет от имени этого нового политического образования, то есть Иудеи. На собрание, где я был в компании профессора Эхуда Шпринцака из Еврейского университета в Иерусалиме и нескольких его студентов, Кахане принес новенький флаг – звезду Давида на бело-голубом фоне – и повесил его на стену посреди роскошного убранства актового зала. Из нескольких сотен присутствовавших бóльшая часть были поселенцами с Западного берега, связанными с «Гуш Эмуним». Не все из них признавали лидерство Кахане, и было ясно, что создание нового государства – угроза больше символическая, чем политическая. Однако же предложение встретило некий эмоциональный отклик и позволило участникам мероприятия как-то излить свои опасения, что израильское правительство отдает их дома непонятно кому. Кроме того, эта месть позволила им выразить ощущение, что еврейское присутствие на Западном берегу важно как исторически, так и духовно.

После собрания я проследовал за рабби Кахане через лобби. В итоге мы нашли относительно тихое место и начали разговор, который иногда прерывали некстати заглянувшие доброжелатели. Среди них был какой-то американский мальчик, который застенчиво подошел к рабби и сказал, что приехал из Нью-Йорка, бесконечно им восхищается и хочет примкнуть к его движению, когда вырастет. Кахане, говоривший по-английски с отчетливейшим бруклинским акцентом, немного поболтал с ним об американском бейсболе и затем вернулся к моим вопросам о месте религии в израильском национализме.

Свой акцент Кахане заполучил честно. Будучи коренным ньюйоркцем с длинным послужным списком политического активизма, в 1960‐е Кахане основал «Лигу защиты евреев» (Jewish Defense League, JDL) – движение, поставившее себе целью борьбу с антисемитизмом[102]102
  См.: Friedman R. The False Prophet: Rabbi Meir Kahane; From FBI Informant to Knesset Member. Faber and Faber, 1990.


[Закрыть]. Некоторое время он работал на ФБР в качестве осведомителя, вступая в радикальные группировки и сливая о них информацию. В 1971 году он приехал в Израиль, где увлекся мессианской еврейской политикой и в 1974‐м основал партию «Ках». Относительно оппонентов иудаизма Кахане занял жесткую позицию, хорошо зарекомендовавшую себя в либеральной политической атмосфере США, где евреи были меньшинством. СМИ принимали его «Лигу» за еврейскую версию «Черных пантер», которая защищает права угнетенных. Однако в Израиле, где евреи у власти, его воинственность походила порой на фанатичный расизм, так что некоторые даже называли ее «еврейским нацизмом». Когда его высказывания об арабах сравнивали со словами Гитлера о евреях, то находили удивительное дословное сходство[103]103
  Речь Михаэля Эйтана в одной из комиссий Кнессета цит. по: Cromer G. The Debate about Kahanism in Israeli Society, 1984–1988 // Occasional Papers. Harry Frank Guggenheim Foundation, 1988. P. 37–38.


[Закрыть]. В том же ключе биография рабби была сардонически названа «Хайль Кахане»[104]104
  Kotler Y. Heil Kahane. Adama Books, 1986.


[Закрыть]. Кахане стал депутатом Кнессета, но стоило ему отслужить один срок, как его партию запретили за «расистские» и «недемократические» взгляды[105]105
  Kifner J. A Militant Leader, Fiery Politician and Founder of Anti-Arab Crusade // New York Times. 1990, November 7: B12.


[Закрыть].

Краеугольный камень мышления Кахане – то, что Эхуд Шпринцак окрестил «катастрофическим мессианизмом»[106]106
  Sprinzak E. Violence and Catastrophe in the Theology of Rabbi Meir Kahane: The Ideologization of Mimetic Desire // Violence and the Sacred in the Modern World / ed. Juergensmeyer M. Frank Cass, 1991. P. 48–70; Sprinzak E. The Ascendance of Israel’s Radical Right. Oxford University Press, 1991. P. 220–223. См. также работы самого Кахане: Kahane M. Listen World, Listen Jew. Institute of the Jewish Idea, 1978; Kahane M. They Must Go. Institute of the Jewish Idea, 1981, и Sprinzak E. Brother against Brother: Violence and Extremism in Israeli Politics from Altalena to the Rabin Assasination. Free Press, 1999; Cromer G. The Debate about Kahanism in Israeli Society, 1984–1988.


[Закрыть]. Пришествие Мессии в рамках этой идеи связывается с великим конфликтом, в котором евреи одержат верх и тем самым прославят Бога – именно так Кахане понимал выражение kiddush ha-Shem, «прославление Имени». Малейшее перенесенное евреями унижение – не просто небольшая задержка, а движение мира вспять, прочь от спасения. Однако ничего нового Кахане здесь не выдумал. С момента основания государства Израиль некоторые сионисты с замиранием сердца предвкушали, что эта нынешняя светская держава может быть провозвестницей библейского Израиля[107]107
  См.: Sprinzak E. The Ascendance of Israel’s Radical Right; а также Lustick Ian S. For the Land and the Lord: Jewish Fundamentalism in Israel. Council on Foreign Relations, 1989.


[Закрыть]. Как говорил рабби Авраам Ицхак Коэн Кук, который был главным раввином Палестины еще до Израиля, светское государство Израиль – это авангард грядущего религиозного Израиля, объемлющий «скрытую искру святости», – здесь Кук обращается к концепту еврейской мистики[108]108
  Metzger Alter B. Z. Rabbi Kook’s Philosophy of Repentance: A Translation of ‘Orot Ha-Teshuvah’ // Studies in Torah Judaism 11. Yeshiva University Press, 1968. P. 111. См. также: Agus Jacob B. Banner of Jerusalem: The Life, Times, and Thought of Abraham Isaac Kuk. Bloch, 1946.


[Закрыть]. Огромное влияние на этот мессианический сионизм оказала Шестидневная война 1967 года. Военная победа вызвала тогда общенациональную эйфорию – чувство, что Израиль внезапно сделал шаг навстречу экспансии и триумфу. Вдохновленные богословием Кука еврейские националисты ощущали, что история двинулась в направлении божественного искупления и воссоздания библейского государства Израиль.

Отличие концепции Кахане от мессианического сионизма Кука состоит в том, что он отказывал образованию светского еврейского государства в каком-либо религиозном значении. Эту же позицию озвучил его внук Меир Эттингер в документе 2010 года, озаглавленном «Манифест бунтовщика»[109]109
  In ‘Rebel Manifesto’ Meir Kahane’s Grandson Calls to Bring Down State // Times of Israel. 2016, January 1.


[Закрыть]. Эттингер отказывался участвовать в израильской политике, поскольку рассматривал современное государство Израиль и его мультикультурализм как препятствие для воплощения религиозного идеала библейского Израиля; чтобы проложить путь грядущей религиозной державе, заявлял он, это нынешнее государство необходимо разрушить. Как полагали Эттингер и Кахане, создать подлинный религиозный Израиль еще только предстоит. Однако же, в отличие от других разделявших подобную точку зрения еврейских консерваторов, они ощущали, что это должно произойти решительно скоро, и свершить этот мессианический акт надлежит их сторонникам. Именно здесь понятие kiddush ha-Shem становилось для Кахане ключевым: то, что евреи побеждают, а их враги оказываются унижены, и есть прославление Божьего Имени, которое приближает приход Мессии.

К числу врагов Израиля, которые непременно будут посрамлены, относятся и все те, кто как-либо действует наперекор возрождению библейской нации. Это прежде всего арабы, оккупированную которыми территорию евреи должны будут отвоевать, чтобы воссоздать Израиль в его библейских границах, и светские евреи, не ставящие во главу угла идеал религиозного Израиля. По словам Кахане, он не испытывает ненависти к арабам; напротив, он «уважает их» и «считает, что им не пристало жить в унижении на оккупированной территории»[110]110
  Интервью с Кахане (18 января 1989 года).


[Закрыть]. Поэтому-то им и стоит уйти. Проблема, по словам Кахане, не в том, что они арабы, а в том, что это попросту неевреи, которые живут на земле, зарезервированной Богом для Избранного народа[111]111
  Как пишет Шпринцак, Кахане не повторяет стандартного националистического довода, что право евреев на эту землю обусловлено тем, что это их древняя родина: евреи, по его словам, «изъяли ее во имя Господне и по Его суверенной воле» (Sprinzak E. The Ascendance of Israel’s Radical Right. P. 225. Курсив автора).


[Закрыть].

Противостояние Кахане и его «Лиги» арабской политической линии не ограничилось, по всей видимости, одним только Ближним Востоком. В 1985 году, после того, как лидер Американо-арабского антидискриминационного Комитета Алекс Ода выступил по американскому телевидению в передаче Nightline, где полемизировал с представителем «Лиги», его загадочным образом убили в собственном офисе в Санта-Ана, штат Калифорния. Главных подозреваемых у ФБР было трое – Роберт Мэннинг, Кит Фукс и Энди Грин; все трое принадлежали к «Лиге» и бежали в Израиль, где были замечены в антиарабских инцидентах. В 1993‐м Мэннинга передали США, где он должен был предстать перед судом по обвинению в теракте с использованием взрывчатки; его признали виновным и приговорили к тридцати годам тюрьмы. Ранее все трое присоединились к поселению Кирьят-Арба недалеко от Хеврона и активно поддерживали Кахане[112]112
  См.: Landsbaum M., Litschblau E. Pair Suspected in Bombings Held in Israel // Los Angeles Times. 1991, March 25: A1. Приношу свою искреннюю благодарность Риме Хури, студентке Программы глобального мира и безопасности в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, за информацию о расследовании, связанном с убийством ее дяди Алекса Оды.


[Закрыть].

Как сказал мне в беседе Кахане, не испытывая презрения к арабам, он на дух не переносит светское еврейское государство – равно как и его внук Меир Эттингер. Предвосхищая ту ненависть, которая спровоцирует набожного иудея Игаля Амира застрелить израильского премьер-министра, рабби сказал, что при всей его любви к любому еврею «светское правительство – его враг»[113]113
  Интервью с Кахане (18 января 1989 года).


[Закрыть]. Всех сторонников светского государства следует поэтому рассматривать как основное препятствие к пришествию Мессии. «Чудеса не случаются просто так, – сказал об этом самом пришествии Кахане, – напротив, их совершают». Его собственные труды и усилия его сторонников могут, как он считал, «переломить ход истории»[114]114
  Там же. См. также схожие комментарии из интервью Кахане, опубликованном в приложении к Mergui R., Simonnot P. Israel’s Ayatollahs: Meir Kahane and the Far Right in Israel. Saqi Books, 1987. P. 43, 44, 68, 76–77, 150 (оригинальное изд.: Meir Kahane: Le rabbin qui fait peur aux juifs, Éditions Pierre-Marcel Favre, 1985).


[Закрыть].

Если для этого долгожданного изменения потребуется насилие – что ж, сказал рабби Кахане, пусть так. Как разъяснил один из его коллег, применить силу для достижения религиозных целей – это «no problem»[115]115
  Интервью с Йоэлем Лернером (Иерусалим, 20 января 1989 года).


[Закрыть]. Оба напомнили, что в еврейском законе есть два рода справедливой войны: необходимая и дозволительная, из которых первая имеет в виду оборону, а вторая – благоразумный расчет со стороны государства. Судить о предпосылках справедливой войны должен совет старейшин – Синедрион – или, в случае дозволительной войны, пророк. В случае необходимой войны определение может исходить от правительства, которое руководствуется еврейским законом, то есть галахической державы. Поскольку ни одного из этих религиозных институтов сегодня не существует, условия справедливой войны может определять любой авторитетный толкователь Галахи, в том числе раввин[116]116
  Интервью с Кахане (18 января 1989 года).


[Закрыть]. Поэтому Кахане, будучи, собственно, раввином, не стеснялся выносить суждения на тему того, насколько моральны поступки его сторонников.

Как и большинство других религиозных традиций, в ряде случаев иудаизм дозволяет насилие – и уж точно если речь идет о праведной войне. Чем дальше углубляемся мы в традицию, тем более насильственные образы видим: «Господь муж брани», – говорится в книге Исход (15:3); и действительно, первые книги еврейской Библии изобилуют сценами тотального разрушения, вызванного божественным вмешательством.

Позднее, если не считать военных стычек с эллинизированными сирийцами в контексте Восстания Маккавеев (166–164 годы до н. э.) и с римлянами – в ходе восстания в Масаде (73 год уже н. э.), иудаизм насилия в основном чурался. Однако на уровне государственного строительства раввинам призывать к оружию доводилось, так что они отличали «религиозную» войну от «случайной»[117]117
  См.: Biale D. Power and Powerlessness in Jewish History. Schocken Books, 1987; Violence and Defense in the Jewish Experience / eds. Baron S., Wise George S., Goodman L. Jewish Publication Society of America, 1977.


[Закрыть]: из них первая предписывается как морально-духовная обязанность защищать веру или одолевать врагов во имя Господне. Эти битвы они противопоставляли тем, что ведутся из политических соображений. Так что доводы Кахане и, чуть позднее, Игаля Амира после убийства Ицхака Рабина обнаруживали некоторое преемство с традиционными концепциями.

Когда во время собрания в отеле «Шератон» провозглашалось создание Иудеи, мне довелось услышать, как Кахане призывает народ Израиля восстать и отвоевать Западный берег в акте «справедливой войны». Довод его заключался в том, что легитимным религиозным casus belli может быть не только оборона, но и национальная гордость[118]118
  Речь Кахане в Иерусалиме (18 января 1989 года). Я глубоко признателен профессору Шпринцаку и его студентам за синхронный перевод мероприятия на английский. Обобщающий анализ дискуссии на тему насилия в «Гуш Эмуним» см. в: Lustick Ian S. For the Land and the Lord: Jewish Fundamentalism in Israel. P. 93–100.


[Закрыть]. Право евреев на Западный берег, как он напомнил присутствующим, имеет двухтысячелетнюю историю и связано со временем, когда те покинули «страшную и позорную юдоль изгнания». И где же, воскликнул он, «где же теперь наша национальная гордость?» Евреи сегодня, по его словам, не могут без опаски взойти даже на Елеонскую гору, что уж там Иудея и Самария. Поэтому он призвал к борьбе за чувство собственного достоинства и честь. Наряду с этим Кахане обосновывал акты насилия как манифестацию войны, которая уже началась, но по большей части скрыта от людских глаз – войны за восстановление религиозного иудейского государства, в числе врагов которого числятся и арабы, и светские евреи. «Каждого убитого еврея, – говорил он, – убивают двое: это араб, который его убил, и правительство, которое позволило этому случиться»[119]119
  Речь Кахане в Иерусалиме (18 января 1989 года).


[Закрыть]. Подобная логика Кахане оправдывала применение силы не только против арабов, но также, потенциально – против собственного народа.

Обращение к насилию в борьбе с космическим противником, как сказал Кахане, не должно принимать в расчет жизни конкретных людей – жертв нападения. «Мы верим в коллективную справедливость», – объяснил один из его соратников[120]120
  Интервью с Лернером (20 января 1989 года).


[Закрыть], имея под этим в виду, что объектом насильственной атаки может быть любой человек из «вражеской» группы, даже если он или она на первый взгляд и кажется просто невинным прохожим. В духовной войне невиновных нет; тут все – солдаты. «Война, – сказал Кахане, – есть война»[121]121
  Mergui R., Simonnot P. Israel’s Ayatollahs: Meir Kahane and the Far Right in Israel. P. 52.


[Закрыть]. Помимо всего прочего, цель насилия против арабов – напугать их и развеять иллюзию, будто они могут жить в Израиле мирно или просто нормально[122]122
  Mergui R., Simonnot P. Israel’s Ayatollahs. P. 50.


[Закрыть]. Именно такой логикой руководствуются и радикальные еврейские поселенцы с их нападениями «таг мехир», целящимися в дома и прочую собственность безвинных палестинцев, и именно этой логикой обосновывался поджог дома Давабшехов в городе Думе в 2015‐м – выбранного, по всей видимости, совершенно случайно.

За жесткую антипалестинскую риторику подобного рода Кахане окрестили «израильским аятоллой»[123]123
  Ibid. См. также: Kotler Y. Heil Kahane.


[Закрыть]. Тянущийся за его деятельностью длинный насильственный след коснулся и его собственной гибели в 1990 году: спустя день после его убийства рядом с дорогой у города Наблус на Западном берегу застрелили двух пожилых палестинских фермеров, что, очевидно, было местью за смерть Кахане. Так запущенная им спираль насилия продолжила раскручиваться и после его кончины. Автор колонки редактора в New York Times описывал его жизнь как «яростный клубок бездумной злобы», а его гибель – как следствие «наследия ненависти»[124]124
  The Legacy of Hate // New York Times. 1990, November 7: A30.


[Закрыть]. Кахане был частью культуры насилия, формированию которой сам же немало способствовал. Среди тех, на кого прямо или же косвенно повлияли его яростные нападки на секуляристов и палестинцев, были Игаль Амир – убийца премьер-министра Ицхака Рабина, а также Барух Гольдштейн, который напал на беззащитных мусульман, молившихся в Пещере Патриархов в Хевроне. Меир Кахане и его последователи – в том числе и его внук Меир Эттингер – и вправду оставили после себя «наследие ненависти» и спираль насилия, которые надолго пережили истового рабби.

Мирные переговоры с палестинцами были «предательством», – заявили еврейские активисты в Израиле по итогам неудачных переговоров в Уай-Ривер, организованных президентом США Биллом Клинтоном[125]125
  Слова Аарона Домба, еврейского поселенца на Западном берегу, приводятся по: Kempster N. Arafat, Netanyahu Sign Pact // Los Angeles Times. 1998, October 24: A1.


[Закрыть]. С точки зрения же Совета еврейских общин в Иудее, Самарии и Газе, израильская позиция – это «позорная капитуляция», а премьер-министр страны «им больше не лидер»[126]126
  Dudkevitch M. Settlers: Netanyahu No Longer Our Leader // Jerusalem Post. 1998, October 26.


[Закрыть]. Столь бескомпромиссная позиция только сгустила атмосферу ненависти, приведшую к целой серии насильственных демонстраций против и так уже ослабленного правительства, которые в конечном итоге привели к власти жесткую администрацию Биньямина Нетаньяху. Подобные же протесты против провальных переговоров премьер-министра Эхуда Барака с Ясиром Арафатом привели к избранию Ариэля Шарона. В 2009‐м неумолимая позиция Нетаньяху насчет «террористов» – то есть палестинских боевиков – вернула ему премьерское кресло, которое он по итогам выборов занимал потом еще дважды. Израильтяне, которые поддерживали самые «правые» партии в его коалиционном правительстве, не просто изъявляли «вежливое несогласие» с миротворческими интенциями местных либералов; «попустительская» позиция в отношении «съехавшего с катушек мира» приводила их в ярость. Тревоги недовольных были столь же личными, сколько и политическими, а их страхи имели, по сути, характер мощного религиозного переживания.

В глазах многих израильтян демонстрации против мира, последовавшие за трагической смертью израильского премьера Ицхака Рабина от рук Игаля Амира, нападение доктора Баруха Гольдштейна на Пещеру Патриархов в Хевроне, кровавая месть администрации Шарона условным «палестинским террористам» и военные действия Нетаньяху против палестинцев в Газе нанесли удар по их представлению о самих себе как терпимом и миролюбивом народе. Более того, нападения на палестинцев часто обосновывались отсылками к религии – к иудейскому богословию, историческим прецедентам и примерам из Библии. Радикальные противники Палестины считают, что оказались в горниле войны, идущей сразу в военном, политическом и культурном измерениях, и никакие компромиссы ради установления мира здесь невозможны. Из бесед с израильскими религиозными активистами я уяснил, что они защищали не только политическое образование, каковым является государство Израиль, но и свой идеал еврейского общества, чьи корни уходят неизмеримо глубже.

Одним из таких активистов, отрицающих палестинские посягательства на то, что он полагал «библейским Израилем», был Йоэль Лернер. Он грезил о восстановлении древнего храма в Иерусалиме, об эксклюзивном праве евреев селиться на Западном берегу реки Иордан и новом государстве, чьим фундаментом станет библейский закон. Когда я встретился с ним в его заставленном томами кабинете в самом центре Старого Иерусалима, он праздновал убийство премьер-министра Ицхака Рабина и последующий успех кандидатов от консервативной партии «Ликуд». В тот день он как раз возвращался от убийцы Рабина Игаля Амира, которого навещал в тюрьме, – точнее, он пытался пробиться к Амиру, но его не пустили. В качестве альтернативы Лернер и несколько его товарищей притащили под окна тюрьмы торт в честь двадцатисемилетия Амира и пели «С днем рожденья тебя», пока весь этот спектакль снимали фотографы и телевизионщики.

Израильский антитеррористический закон, как объяснил мне Лернер, воспрещает ему как-либо поддерживать Игаля Амира на словах. «Я не имею права называть его ни героем, ни патриотом, ни мучеником», – сказал Лернер, хотя, судя по его тону, он с удовольствием бы отнес к Амиру все эти термины[127]127
  Интервью с Лернером (2 марта 1998 года).


[Закрыть].

Йоэль Лернер – массивный, похожий на раввина мужчина с густой бородой. Его глаза скрыты за толстыми стеклами очков, а речь выдает энергичный американский акцент. Он с удовольствием обсуждал израильскую политику, а его ум, по выражению одного из крупнейших израильских специалистов по религиозным «правым» Эхуда Шпринцака, был «дискурсивно-логическим»[128]128
  Sprinzak E. The Ascendance of Israel’s Radical Right. P. 278. О Лернере и его взглядах см.: Ibid. P. 274–279.


[Закрыть]. Это было мое третье интервью с Лернером за десять лет, и наши беседы часто касались какого-нибудь очередного плана или политической партии, которые он готовился запустить с целью вдохнуть новую жизнь в еврейский национализм. Хотя на протяжении многих лет его схемы обычно терпели крах, в тот раз он был настроен оптимистичнее, чем обычно. На момент нашей первой встречи в Иерусалиме в 1989 году он только что кончил отбывать тюремный срок за соучастие в попытке взорвать Купол Скалы – мусульманское святилище, которое считают расположенным в точности на том месте, где почти две тысячи лет назад стоял разрушенный теперь великий иудейский Храм. Позднее он пытался основывать политические партии, оспаривал передачу какой-либо части Западного берега арабским властям и пытался мобилизовать сторонников с целью воссоздать изначальное обустройство Храмовой горы в Иерусалиме[129]129
  Интервью с Лернером (20 января 1989 года).


[Закрыть].

Рис. 6. Западная стена иудейского Храма, примыкающего к мечети «Купол Скалы» в Старом Иерусалиме. Фото: Марк Юргенсмейер

В 1990‐е годы по политическим и религиозным причинам Лернер с женой сменили дом за пределами древней и огороженной стенами части Иерусалима на квартиру в самом этом густонаселенном старом городе, где он и прожил до самой своей кончины в 2014‐м. Его квартал располагался в непосредственной близости от музея «храмовых сокровищ» – современного завлекалова для туристов, где им показывали картинки, как Храм должен был выглядеть в библейские времена. Спрятавшись за этим аттракционом, Лернер и его соратники подыскивали кандидатов на священство – когда оно снова будет, – реставрировали музыкальные инструменты, священнические облачения, украшения и все прочее для совершения жертвоприношений. Когда Храм будет построен заново, они хотели быть во всеоружии. Наибольшая из проблем была связана с поиском описанной в Библии «рыжей коровы», необходимой для совершения религиозных обрядов. Однако биологи заверили их, что таки могут вывести породу коров с красновато-бурым оттенком масти, который, стоит приложить толику воображения, натурально сойдет за библейский «рыжий».

Для такого приверженца мессианического сионизма, как Йоэль Лернер, все это имело огромную значимость – поскольку, как он полагал, обетованный Мессия придет лишь после того, как Храм будет восстановлен и надлежащим образом подготовлен. Посему восстановление Храма – не просто вопрос какой-то там культурной ностальгии, а настоятельная религиозная надобность. В конце концов, как отметил Лернер, многие данные евреям в Библии законы были завязаны на храмовом ритуале, и в отсутствие собственно «рабочего» храма евреи едва ли могли им следовать[130]130
  Интервью с Лернером (17 августа 1995 года).


[Закрыть]. С точки зрения Лернера, от иудейских действий в плане создания надлежащих условий для мессианического спасения зависело искупление всего мира.

Часто говорят, что библейский Храм должен был располагаться непосредственно под величайшим мусульманским святилищем, Куполом Скалы. Однако же, как заверял Лернер, в реализации его прежнего плана – попросту поднять его на воздух, чтобы расчистить место для Храма, – нужды больше нет. Руководствуясь новейшими археологическими данными, он определил, что Храм должен был быть расположен немного сбоку от Купола, между святилищем и мечетью Аль-Акса, так что с технической точки зрения в устранении мусульманской святыни не было никакой надобности. Что еще важнее, по словам Шпринцака, Лернер «больше не ждал скорейшего пришествия Мессии»[131]131
  Sprinzak E. The Ascendance of Israel’s Radical Right. P. 278.


[Закрыть]. И тем не менее, как сказал Лернер, чрезвычайно важно, чтобы святой город целиком находился в руках евреев, и уступать даже малую пядь библейской земли – то есть часть Западного берега – арабам с их Палестинской автономией было для него чистейшей ересью.

Именно поэтому переговоры с арабскими лидерами вызвали у него такое разочарование, а мирное соглашение в Осло между Рабином и Арафатом – глубокую скорбь, и именно поэтому он считал, что, что смерть Рабина от рук Игаля Амира была морально оправданной. В более раннем интервью с Лернером, состоявшемся за несколько недель до убийства, тот сказал мне, что Израиль, по его мнению, свернул не туда – не только в плане политической безопасности, но и в куда более важном отношении его духовной миссии. Позднее он сообщил мне, что смерти Рабина предшествовала большая дискуссия на тему того, насколько религия дозволяет политические убийства – или, как выразился Лернер, «казни» – еврейских лидеров, если те проявляют опасную халатность и являются, по сути, врагами иудаизма. Поэтому Лернер «нимало не удивился» тому, что кто-то вроде Игаля Амира взялся убить Рабина и преуспел. Единственное, что для него оставалось загадкой, – «почему никто не сделал этого раньше»[132]132
  Интервью с Лернером (2 марта 1998 года).


[Закрыть].

Рис. 7. Йоэль Лернер у себя в кабинете в Иерусалиме. Фото: Марк Юргенсмейер

Вечером 4 ноября 1995 года, направляясь на большую мирную демонстрацию, которая должна была состояться на площади перед мэрией в Тель-Авиве, премьер-министр Ицхак Рабин и его жена Лея обсуждали возможное покушение и меры предосторожности, которые им, возможно, следует принять. Больше всего они опасались боевиков ХАМАС, вполне способных отомстить политику за его мирные инициативы. Они знали, что мирный процесс критикует также и воинственная оппозиция со стороны евреев, «но даже в самом диком кошмаре, – сказала мне потом Лея Рабин, – мы не могли представить, что нападет еврей. Нам казалось немыслимым, чтобы один еврей задумал убить другого»[133]133
  Из беседы с Леей Рабин (Тель-Авив, 2 марта 1998 года).


[Закрыть].

Позднее тем же вечером Рабин произнес перед сотней тысяч собравшихся речь и заявил о своем убеждении, что израильтяне верят в мир и «готовы ради него пойти на риск»[134]134
  Цитата премьер-министра Ицхака Рабина приводится по: Schmemann S. Rabin Assassinated in Jerusalem // New York Times. 1995, November 5: A1.


[Закрыть]. По словам очевидцев, это была одна из лучших минут в жизни политика, вершина его карьеры и миг большой личной радости. Несколько минут спустя, когда он спустился с лестницы и шел к машине, стоявшей на парковке поблизости, студент из консервативного тель-авивского Университета Бар-Илана наставил на него пистолет и выстрелил в упор. Рабин упал на тротуар рядом с машиной, а студента, которого звали Игаль Амир, задержала полиция. По его словам, он «нисколько не сожалел» о своем поступке, который совершил «в одиночку и повинуясь велению Божьему»[135]135
  Цитата Игаля Амира приводится по: Greenberg J. Rabin’s Assassin // New York Times. 1995, November 5: A1.


[Закрыть].

Впоследствии Амир – бывший участник боевых действий, изучавший теперь еврейский закон, – заявил, что решение убить премьера далось ему нелегко и что это была уже такая третья попытка: два прошлых раза что-то не задалось. В целом это его решение основывалось на мнениях воинственных раввинов, утверждавших, что подобное убийство является оправданным исходя из «положения о преследовании», прецедент которого есть в иудейском праве[136]136
  Schmemann S. Rabbinic Justification for Killing Rabin // New York Times. 1995, November 11: A1.


[Закрыть]. Согласно этому принципу, еврей обязан остановить человека, представляющего для евреев «смертельную опасность», – а именно такую ситуацию, думал Амир, и создал Рабин, пустив Палестинскую автономию на Западный берег.

В принципе, как сообщил мне Йоэль Лернер, «положение о преследовании» – не очень-то убедительное основание убить Рабина, поскольку для апелляции к нему нужно сперва доказать, что тот добивался смерти евреев. Поэтому Лернер и его друзья вывели три других и более весомых основания «казнить», как они выражались, политика. Во-первых, с их точки зрения его правительство было «нелегитимным» как сформированное на основе коалиции избирателями из числа либеральных евреев и арабов, а кроме того, тайно вело переговоры с Организацией освобождения Палестины (ООП). Во-вторых, Рабин якобы проводил «антиеврейскую» политику, сильно ослабившую еврейский авторитет. Наконец, в-третьих, Рабин – «предатель» и разбазарил государственные земли, а в военное время – а нынешнюю борьбу, по мнению Лернера, иначе и не назвать – предательство карается только смертью.

Поэтому, когда Лернер сотоварищи завели речь о «предательстве» Нетаньяху, раз тот продолжал обещать палестинцам независимую страну на Западном берегу, неравнодушные израильтяне опасались возвращения той атмосферы ненависти, кульминацией которой стало убийство Рабина[137]137
  O’Sullivan A. Netanyahu Flies to Capital to Avoid Protestors // Jerusalem Post (international edition). 1998, October 26; Sontag D. Israelis Get an Eerie Reminder That Words Do Kill // New York Times. 1998, November 1: D3.


[Закрыть]. Понимая, что за подстрекательство к насилию его могут прилечь к ответственности, Лернер подбирал слова весьма осторожно, так что критиковал Нетаньяху и рассказывал о своей реакции на убийство Рабина по большей части метафорически. Смерть премьера, как он сказал, принесла ему такое же облегчение, как когда наконец останавливается «сошедший с рельсов поезд». Этот поезд, сказал он, «был остановлен»[138]138
  Интервью с Лернером (2 марта 1998 года).


[Закрыть]. Сделать это кому-нибудь все равно бы пришлось, так что Амир, по его ощущениям, достоин звания национального патриота.

Поэтому-то Лернер и его коллега Авигдор Эскин и явились к Амиру в тюрьму и распевали ему под окнами поздравления с днем рождения. И поэтому же дома у Лернера одна из стен была зарезервирована под прославление Игаля Амира: на одном из немногих свободных от книжных шкафов мест в его пыльном кабинете висит коллекция фотографий, включая снимок Амира с подписью на иврите – «человек, остановивший поезд и народ избавивший от многих зол». Большинства прочих людей на фотографиях, которые, по мнению Лернера, пали мучениками за еврейскую свободу, уже не было в живых. Почетное место среди них занимала физиономия рабби Меира Кахане, которого Лернер глубоко почитал. По мнению Лернера, либерально-умеренные израильтяне ненавидели Кахане не за то, что его считали борцом за еврейскую свободу, а за то, что, подобно Игалю Амиру, его справедливо рассматривали как противника светского государства. И обоих, прибавил я, называли еврейскими террористами.