Текст книги "«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе"

Спустя год после вторжения США в Ирак в 2003‐м я прибыл в Багдад, чтобы провести ряд интервью с активистами и религиозными лидерами; с их помощью я надеялся понять религиозный аспект все возрастающего недовольства американской оккупацией страны. В сопровождении коллеги Мэри Калдор из Лондонской школы экономики я посетил одного из глав суннитской общины в его причудливой мечети, построенной Саддамом Хусейном в честь боевой победы после Войны в заливе 1990–1991 годов. Хотя большинство наблюдателей считали, что Ирак в этой войне проиграл, Саддам объявил ее триумфом и в подтверждение построил эту мечеть, назвав ее «Матерью Битв». Ее минареты имели форму различных видов оружия – АК-47, ракетниц и прочего в том же роде. После падения Саддама мечеть впала в немилость и превратилась де-факто в штаб суннитских лидеров, заезжавших в Багдад из провинции Анбар на западе Ирака. Приняли они нас любезно, хотя критикуя оккупацию, и прицепились к моему американскому происхождению.

Рис. 11. Абдул Салам аль-Кубаиси, глава отдела внешних связей Ассоциации исламского духовенства, в багдадской мечети с автором. Фото: Марк Юргенсмейер

«Нам известно, зачем американская армия вторглась в Ирак», – сообщил мне Абдул Салам аль-Кубаиси, высокий бородатый имам и один из руководителей Ассоциации исламского духовенства в провинции Анбар[148]148
  Интервью с Абдул Саламом аль-Кубаиси (Багдад, 6 мая 2004 года). За помощь в переводе благодарю Ширука аль-Абайяджи.


[Закрыть]. Поскольку тот же вопрос занимал тогда и многих американцев, мне не терпелось услышать ответ. Нефть или оружие массового уничтожения, как он сказал, тут ни при чем – правление Саддама всегда опиралось на запугивание и страх, и ни того ни другого, как считали иракцы, у него не было. Поэтому на самом деле американцы, как сказал мне имам, хотели удержать Ирак от превращения в исламскую страну и перекроить под себя бывший секулярный режим Саддама, который и так был слабым и уязвимым для исламской революции.

Во главе такой исламской державы, о которой грезил имам, стояли бы суннитские лидеры вроде него самого. Чего он боялся – так это что сунниты лишатся силы, поскольку хотя правление Саддама и было светским, свое суннитское меньшинство он поддерживал. Однако же в постсаддамовскую эпоху в богатых речных долинах от Багдада до Басры к власти начало приходить потеснившее суннитов шиитское большинство. Когда администрация Буша пообещала принести в страну демократию, суннитские лидеры содрогнулись: им казалось как дважды два очевидным, что идея демократии – не что иное, как прикрытие для шиитских сил, которые наплюют на интересы арабов-суннитов в западном Ираке и сделают их гражданами второго сорта.

Поэтому любое движение, обещавшее «поднять с колен» местных суннитов, могло лишь приветствоваться. В 2004 году на суннитской сцене появился «рыцарь в сияющих доспехах» – боевой джихадист из Иордании, Абу Мусаб аз-Заркауи. В молодости Заркауи, выходец из семьи палестинских беженцев, любил наркоту и по-мелкому воровал, но потом пережил обращение в жесткую форму ислама, вдохновленную строгим моральным кодексом популярного в Саудовской Аравии ваххабизма. В ваххабизме же, помимо прочего, допустимой карой для тех, кто угрожает вере, считается обезглавливание.

Созданное им в Ираке движение питалось от этих учений и чаяний суннитов на западе страны, жаждавших освободиться от американской военщины и политического диктата шиитов. Свою группу он назвал «Аль-Каидой в Ираке», рассчитывая на поддержку со стороны международной организации во главе с Усамой бен Ладеном, который после вторжения США в Афганистан и его оккупации скрывался от них в Пакистане, и Айманом аз-Завахири. Однако же отношения между Заркауи и бен Ладеном так и не задались, поскольку Заркауи слишком продавливал свою линию и лидерский стиль. Руководству «Аль-Каиды» не нравились ни его радикальная антишиитская позиция, ни то, что в целях запугивания он чересчур охотно использовал пресловутое обезглавливание, которое, по мнению бен Ладена и аз-Завахири, могло оттолкнуть местных.

Главари «Аль-Каиды» оказались правы: хотя какое-то время при поддержке молодых радикальных арабов-суннитов «Аль-Каида в Ираке» и процветала – особенно после того, как США опустошили в 2004 году город Фаллуджа, – старейшины суннитских племен все сильней ополчались против как авторитаризма Заркауи, так и его непримиримо исламских взглядов. В 2006‐м он остановился в якобы «безопасном» доме в городе Баакуба, где и был убит американскими военными. Новым главой «Аль-Каиды в Ираке» стал египтянин Абу Айюб аль-Масри, который сохранил название организации, но объявил о создании в регионе исламского государства с Абу Омаром аль-Багдади в роли иракского халифа. В 2010 году аль-Масри и аль-Багдади погибли в ходе столкновения с силами США, и бразды правления над их движением оказались у другого иракца, который взял себя имя павшего аль-Багдади и стал называться Абу Бакр аль-Багдади. Но в Ираке от группы, по сути, уже ничего не осталось.

Предпосылки для почти что полного фиаско «Аль-Каиды в Ираке» сложились в 2007‐м, когда военные радикально переменили свою стратегию после возвращения в регион генерала США Дэвида Петреуса. Вместо того чтобы занять провинцию Анбар и удерживать ее под контролем, Петреус увел войска с окраин и передислоцировал их к свежему контингенту в Багдад (объявленная президентом так называемая «подпитка»), чтобы обеспечить мир и безопасность в столице. Источник напряжения в Анваре, таким образом, был устранен – и, что еще важнее, связанные с лидерами местных племен ополчения получили возможность обратиться против «Аль-Каиды в Ираке» и восстановить в регионе власть традиционных племенных и религиозных вождей. Эта операция получила название «Пробуждение».

До тех пор, пока США оставались в Ираке и гарантировали поддержку суннитским племенным лидерам и ополчениям в Анваре, эта тактика работала. Когда же в 2011‐м американские военные ушли, исполняя свою часть соглашения, которое заключили Буш и премьер-министр Ирака Нури аль-Малики, вся ответственность за поддержку суннитских племенных вождей легла на плечи этого последнего и его про-шиитского правительства. В 2004 году в Багдаде мне довелось беседовать с Аль-Малики еще в бытность его рядовым функционером шиитской партии «Дава»: тот уверял меня, что в новом демократическом Ираке сунниты и шииты смогут жить в атмосфере взаимного уважения[149]149
  Интервью с Нури аль-Малики (штаб партии «Дава» в Багдаде, 7 мая 2004 года).


[Закрыть]. Однако – увы! – когда аль-Малики пришел к власти, его действия едва ли соответствовали его тогдашним словам. Так, он вышел из диалога с арабскими лидерами суннитов, предпочитая опираться исключительно на собственных шиитских сторонников и пользуясь для их умасливания государственными чинами и средствами. И вновь арабы-сунниты ощутили себя бесправными маргиналами и пустились на поиски силы, которая протянет им руку помощи и примет в свои объятья.

И вот тут на сцену снова выходят аль-Багдади и его «Исламское государство». Благодаря начавшимся в близлежащей Сирии в 2011 году волнениям у него практически под рукой нашлась база, в то время как его приспешники внедрялись в ряды повстанцев и сколачивали свою собственную армию джихадистов, так что в итоге у них под контролем оказались обширные части восточной Сирии, где большинство составляли арабы-сунниты. Их основными соперниками в раздираемой войной стране стало другое связанное с «Аль-Каидой» движение – «Фронт ан-Нусра», и глава «Аль-Каиды» аз-Завахири призывал аль-Багдади с ними сотрудничать. Однако же аль-Багдади вознамерился гнуть свою линию: он отверг «ан-Нусру», отказался от самого названия «Аль-Каида» и провозгласил создание «Исламского государства Ирака и Леванта» (то есть «большой Сирии»). В 2014 году, укрепившись на границе Сирии с Ираком, движение сменило имя просто на «Исламское государство». Из восточной Сирии, где его позиции были особенно сильными, оно молниеносно распространилось в суннитские части западного Ирака и даже захватило второй по величине город страны – Мосул, – опустошив его богатства и запасы оружия.

Поскольку «Исламское государство» – все по-прежнему звали его ИГИЛ – целенаправленно сеяло ужас среди врагов и собственного населения с помощью экстремального насилия, не будет ошибкой назвать его режим террористическим. Варварским обезглавливаниям западных журналистов и сотрудников различных гуманитарных организаций, видео с которыми выкладывались в интернет, сопутствовали десятки, если не сотни, таких же казней непокорных суннитов, отказавшихся повиноваться их требованиям, тех, кто осмеливался заявить о своей принадлежности к христианам, езидам или другим меньшинствам, или просто современных людей, одевавшихся на западный манер. Террор для ИГИЛ был средством управления.

Несмотря на то что речь, очевидно, шла о мощном политическом движении с религиозным названием, его подлинно религиозный характер вызывал сомнения. Считая их неподобающими для мусульман, против взглядов и действий ИГИЛ поднялись мусульмане по всему миру, поскольку Ияд бен Амин Мадани, генсек Организации исламского сотрудничества, представляющей пятьдесят семь стран и 1,4 миллиарда верующих, заявил, что ИГИЛ «не имеет ничего общего с исламом и его принципами»[150]150
  Цит. по: Levy R. Muslims Say ISIS Has Nothing to Do With Islam // Jewish Press. 2014, September 17.


[Закрыть]. Или, в рамках международной конференции исламского духовенства в Индии, семьдесят тысяч мусульманских клириков выпустили фетву против ИГИЛ[151]151
  Agarwal P. 70,000 Clerics Issue Fatwa against Terrorism // Times of India. 2015, December 9.


[Закрыть]. Точно так же их осудили ведущие представители исламского духовенства в Египте, Турции и по всему миру.

И все-таки лидеры ИГИЛ обосновывают свои действия авторитетом Корана, законы – строгими правилами шариата, а планы на будущее – исламской апокалиптической и пророческой традицией, обещая при этом своим приспешникам вечную жизнь и спасение. В статье для New Republic Грейм Вуд описал базу сторонников ИГИЛ как замысловатую комбинацию из трех групп – психопатов, верующих и прагматиков[152]152
  Wood G. The Three Types of People Who Fight for ISIS // New Republic. 2014, September 10.


[Закрыть]. Основной источник прагматиков – суннитские регионы Сирии и Ирака, где люди чувствовали себя бесправными при шиитских режимах Башара Асада в Дамаске и Нури аль-Малики в Багдаде. Что касается психопатов и верующих, это очень часто иностранцы, в том числе исламская молодежь из Великобритании, США и других западных стран. Именно таков жестокий палач, «засветившийся» на нескольких ютьюб-видео с обезглавливаниями западных журналистов и гуманитарных работников: как считают власти, это двадцатитрехлетний бывший рэпер из Западного Лондона, в итоге погибший в результате авиаудара сил США по Ракке в 2015 году. Подобных юных добровольцев ИГИЛ использовал по большей части как пушечное мясо, отдавая им на откуп экстремальные акты насилия и превращая в «живые бомбы». Молодых женщин ИГИЛ делает секс-рабынями, обслуживающими их войска. Поскольку в том, что должно было стать их «победоносной и славной битвой», юнцы обычно выживают недолго, а женщины сбегают, движение вечно нуждается в новых добровольцах, набирая их с помощью продуманных видео в интернете и через контакты в социальных сетях.

Мотивы у приходящих в ИГИЛ молодых людей очень разные. Мощнейший из них, вероятно, – желание поучаствовать в чем-то необъятном, в противостоянии космических масштабов, которое позволяет им воплотить в жизнь вдохновленные видеоиграми фантазии об «искусстве войны» (как в названии игры Warcraft), доблести и кровопролитии. Другими движут благочестие и убежденность, что они кладут свои жизни за веру. Мосты между верой и космической войной наводит распространяемый игиловскими публицистами и внутренними кругами исламский апокалиптический и пророческий идеал, который предполагает, что конец этого мира уже при дверех, и вскоре из горнила всемирной битвы родится новый глобальный халифат[153]153
  McCants W. The ISIS Apocalypse: The History, Strategy, and Doomsday Vision of the Islamic State. St Martin’s Press, 2015.


[Закрыть].

Некоторых из молодых добровольцев со всего мира привлекает именно этот драматический образ апокалиптической космической войны; иные вступают в ряды движения, чтобы почувствовать, кто они есть, и быть частью сообщества. Если в Великобритании, Европе и США дети выходцев с Ближнего Востока чувствовали себя отчужденными и глубоко маргинальными детьми иммигрантов, то ИГИЛ с охотой их принимал. Правда, изначально их участие в делах группы сводилось главным образом к чатам и ленте Твиттера.

Мои студенты и вместе с тем учебные ассистенты Саба Садри и Муфид Таха долгое время следили за этими твиттер-аккаунтами и разузнали, что доминирующее в них настроение – переживание важности «нашего дела» и жесткое различение по принципу «мы – они» между членами движения и «внешними», будь то мусульманами или нет. Так, канадский исследователь Амарнат Амарсингам, заручившийся доверием юных добровольцев в качестве дружественного внешнего наблюдателя и общавшийся с ними в Твиттере, пишет, что главная причина привлекательности ИГИЛ – это самое чувство «общности». Многие из пользователей Твиттера называли себя членами семьи baqiyah – это один из ключевых для ИГИЛ терминов, на арабском обозначающий «стойких».

«Реально, пока я не встретил братьев и сестер в инете, я везде был изгоем», – поделился с Амарсингамом один из молодых добровольцев, добавив: «Онлайн позволяет нам быть вместе, как одна семья». На просьбу рассказать чуть больше о чувстве принадлежности, которое он испытывал в семье baqiyah, молодой человек ответил, что, как участник интернет-сообщества, ощущает некую «подлинность»: «иногда даже кажется, типа онлайн-страничка и есть реальный ты»[154]154
  Amarsingam A. What Twitter Really Means for Islamic State Supporters // War on the Rocks (сайт с новостями и комментариями, пост от 30 декабря 2015 года). URL: [https://warontherocks.com/2015/12/what-twitter-really-means-for-islamic-state-supporters/].


[Закрыть]. Другой канадский ученый, Марк Андре Аргентино, также изучавший связанные с ИГИЛ твиттер-аккаунты, соглашается, что категория «принадлежности» для них – одна из важнейших тем[155]155
  Argentino M.-A. Terrorism on the Internet: The Use of Social Media by the Islamic State, неопубликованная статья, 2016. О категории «принадлежности» см.: Winter C. The Virtual «Caliphate»: Understanding Islamic State’s Propaganda Strategy. Quilliam Foundation, 2015.


[Закрыть]. «Они регулярно, – рассказывает Аргентино, – постят картинки и видео, на которых братья вместе молятся, вместе едят, слушают онлайн-проповеди, или братья по оружию обнимаются после жарких битв, держатся за руки – совсем как спортивные команды». И хотя бойцы ИГИЛ на этих фото находятся вместе физически, почти столь же мощное чувство сообщества может возникать и при коммуникации через СМИ и в киберпространстве.

Следует ли полагать ИГИЛ религиозным сообществом? Вопрос непростой. У аль-Багдади хватает духовных регалий, чтобы его призыв был легитимным: как специалист по традициям рецитации Корана, он получил докторскую степень по исламоведению в Исламском университете в Багдаде и поэтому разбирается в исламском священном писании и предании лучше большинства джихадистов. Усама бен Ладен подобными регалиями похвастаться не может: сам он говорил, что по специальности инженер, хотя заканчивал, видимо, бизнес-менеджмент. Айман аз-Завахири – врач. Абу Мусаб аз-Заркауи – предшественник аль-Багдади на посту главы «Аль-Каиды в Ираке» – по сути, уличная шпана из Иордании. По сравнению с ними авторитет аль-Багдади вполне легитимный. Более того, официальная идеология движения мощно объемлет исламскую апокалиптику и стремится во всем подражать взыскательному праву средневекового ислама, чтобы подготовить мир к триумфальному пришествию Махди – моменту катастрофы и обновления, после которого повсюду установится новый халифат и всей землей будут править мусульмане[156]156
  McCants W. The ISIS Apocalypse.


[Закрыть].

Однако же ни регалии, ни апокалиптические идеалы аль-Багдади, ни даже исламские обоснования террористической деятельности режима или жестоких средневековых казней не делают движение безусловно религиозным. Его религиозный характер – в глазах смотрящего. Хотя оно и вселяет во множество своих молодых сторонников чувство общности, а арабы-сунниты благодаря ему получили собственное начальство, для большинства мусульман по всему миру ИГИЛ остается «странной религией» и антитезой их собственной вере.

Тот же вопрос – является ли ИГИЛ исламским движением – можно задать и относительно его прародительницы и соперницы, «Аль-Каиды». Сколько бы ее главари ни укрывались за религиозной риторикой, соответствующих регалий у них еще меньше, чем у ИГИЛ. Духовного статуса или формального образования в области мусульманской истории либо писаний не имели ни Усама бен Ладен, ни его помощник и преемник Айман аз-Завахири. Более того, конечная их цель была чисто политической: освободить Ближний Восток от прозападных правительств. Бен Ладена бесило, что власть над его родной Саудовской Аравией в руках семейства Саудов, и он думал, что эффективнейший способ от них избавиться – напасть не на само саудовское правительство, а на поддерживающие его США. Исходя из этого, «Аль-Каиду» заботила даже не столько пропаганда религии, сколько освобождение исламской цивилизации от оков западных сил и секулярной глобализации. В этом смысле миссия Бен Ладена и его соратников из «Аль-Каиды» походила на то, чего пытался добиться Тимоти Маквей, когда подрывал федеральное здание в Оклахома-Сити, или Андерс Брейвик в своем нападении на молодежный лагерь в Норвегии: у всех у них была особая политическая цель, связанная с возрождением и защитой определенной религиозной культуры, в случае бен Ладена – мусульманской, в случаях же Брейвика и Маквея – христианской.

Бен Ладен был непосредственно замешан в нападениях на посольства США в Кении и Танзании 7 августа 1998-го, обретя печальную известность как ведущий организатор радикальных джихадистских актов насилия. Поэтому неудивительно, что когда стало известно о том, что исполнители ужасного теракта во Всемирном торговом центре и Пентагоне от 11 сентября 2001 года – мусульманские экстремисты, все сразу же усмотрели здесь руку бен Ладена. Сначала он это обвинение отрицал, но несколько недель спустя подтвердил свою причастность к теракту. Из видео, на котором он беседует с саудовским шейхом и которое разошлось вскоре после этого события, очевидно, что бен Ладен о нем знал. Однако же по крайней мере широкой аудитории оставалось неясным, как именно он в нем участвовал. В отчете комиссии 9/11, представившей результаты правительственного расследования, «архитектором» атаки, ответственным за ее подготовку и проведение, называется человек по имени Халид Шейх Мохаммед. Этот бизнесмен родом из Пакистана получил степень бакалавра машиностроения в колледже Северной Каролины и зарабатывал на международной торговле, осев на какое-то время на Филиппинах. Несмотря на то что у него были какие-то связи с бен Ладеном в Афганистане, где он руководил медийной работой под руководством Аймана аз-Завахири, свое членство в «Аль-Каиде» этот человек отрицал, а будучи помещен под стражу в тюрьме США в Гуантанамо на Кубе, хвастался, что ответственность за атаку 11 сентября и многие другие теракты по всему миру лежит только на нем одном.

Если Халид Шейх Мохаммед был «архитектором» 11 сентября, следует ли приписывать этот теракт «Аль-Каиде»? Решение этой проблемы отчасти зависит от ответа на вопрос, что значит принадлежать к «Аль-Каиде» как организации. Само это название идет от гостевого дома, который молодой Усама бен Ладен устроил на границе Пакистана в городе Пешавар для обслуживания добровольцев, собиравшихся влиться в ряды моджахедов в Афганской войне в борьбу против просоветского социалистического режима в 1980‐е. Позднее оно стало обозначать группу сторонников бен Ладена, которых он командировал на операции сначала в Судане, а затем в Афганистане. Хотя в этом движении и было «внутреннее ядро» вкупе с лагерем для боевых тренировок, более обширный круг джихадистов по всему миру являлся именно что движением, а не организацией. Как пишет Реза Аслан, для борьбы с «Аль-Каидой» нужно перестать думать о ней как об организации, которую можно просто распустить, – это движение, которое существует во множестве форм и в случае угрозы может быстро перегруппироваться[157]157
  Aslan R. How to Win a Cosmic War: God, Globalization, and the End of the War on Terror. Random House, 2009. См. также его диссертацию на соискание докторской степени: Aslan R. Global Jihadism as a Transnational Social Movement: A Theoretical Framework. Department of Sociology, University of California, Santa Barbara, 2009.


[Закрыть]. В движении джихадистов есть организационные группы – например, штабы «Аль-Каиды» и ИГИЛ, хотя более чем сомнительно, что отдаленные и якобы связанные с ними группы действительно управляются оттуда. «Аль-Каида» в Йемене или в Магрибе – примеры движений, которые всего лишь используют это имя, чтобы заработать дополнительные очки в плане репутации; это же касается «Боко Харам» в Нигерии, объявивших себя «провинцией» ИГИЛ. Еще дальше от руководства «Аль-Каиды» и ИГИЛ располагаются подпольные группировки и «волки-одиночки джихада» – отдельные активисты, которые используют аффилиацию с ними, чтобы придать своим действиям больше значения и легитимности. «Аль-Каида» и ИГИЛ стали настоящими «брендами» – и весьма привлекательными для разбросанных по всему миру групп активистов, стремившихся придать своим движениям международный авторитет, прилепляя на них тот или другой лейбл[158]158
  См. мою статью: Juergensmeyer M. ISIS Inspired – or Branded? // Huffington Post. 2016, June 20.


[Закрыть].

Однако же при всем внутреннем разнообразии глобального джихадизма у движений в его составе был ряд общих характеристик: религиозные убеждения, ненависть к секулярному обществу и склонность демонстрировать свою «мощь» посредством актов насилия. Чтобы понять, как связаны между собой все эти измерения, я побеседовал с человеком по имени Махмуд Абухалима – одним из осужденных за взрыв во Всемирном торговом центре в 1993 году и членом обширной джихадистской сети, завязанной на «Аль-Каиде». Абухалима принадлежал к группе мусульман, по большей части египтян, которые жили в пригородах Нью-Йорка – в Куинсе и Джерси-Сити – и сошлись для образования квазивоенной организации, фундамент которой составила вдохновенная мусульманская идеология шейха Омара Абдель Рахмана – по слухам, имевшего «завязки» с Айманом аз-Завахири и другими коллегами Усамы бен Ладена. До подрыва ВТЦ Абухалима был замешан – хотя обвинений ему и не предъявляли – в убийстве Меира Кахане, а еще раньше – в убийстве их общего соперника, главы областной мечети в Нью-Йорке. Когда он еще жил в Египте, то вроде как принадлежал к людям, организовавшим убийство Анвара Садата. Однако же до случая со Всемирным торговым центром в 1993‐м, когда он предстал перед судом и был признан виновным, обвинений в терроризме ему никогда не предъявляли. На момент интервью он отбывал пожизненный срок в тюрьме строгого режима в городе Ломпок, штат Калифорния[159]159
  Интервью с Абухалимой (19 августа и 30 сентября 1997 года).


[Закрыть].

Махмуд Абухалима – крепкий, высокий мужчина, которого некоторые из‐за его ярко-рыжих волос и бороды даже прозвали «Махмудом Рыжим»[160]160
  См., напр.: Behar R. The Secret Life of Mahmud the Red // Time. 1993, October 4. P. 54–64.


[Закрыть]. Хотя ему и предъявляли обвинение за роль перевозчика в неудавшемся побеге после убийства Меира Кахане, но вины его доказать не удалось, его отношения с предполагаемым убийцей, Эль-Саидом Нуссаром, – факт хорошо известный. Говорили, будто Абухалима признался следователю, что пытался купить оружие для защиты своей группы от «Лиги защиты евреев» – организации, основанной рабби Казане в Америке. Человека, который вроде как должен был его поставить, звали Вадих Эль-Хадж. Позже этот живущий в Техасе ливанский мусульманин работал с Усамой бен Ладеном и был арестован за принадлежность к сети, готовившей подрывы посольств США в Кении и Танзании[161]161
  Weiser B., Sachs S., Kocieniewski D. U. S. Sees Brooklyn Connection to Embassy Bombings // New York Times. 1998, October 22: A1.


[Закрыть]. Подрыв ВТЦ в 1993‐м считается иногда самым первым терактом «Аль-Каиды» на американской земле.

Некоторые исследователи взрыва во Всемирном торговом центре заявляют, что Абухалима был «мозгом» всего предприятия, хотя этим зловещим титулом иногда награждают и его соратника Рамзи Юсефа, который был племянником Халида Шейха Мохаммеда[162]162
  Dwyer J. et al. Two Seconds under the World. P. 192.


[Закрыть]. Юсеф – очевидное переходное звено от этого теракта к 11 сентября, бен Ладену и связанной с «Аль-Каидой» более обширной джихадистской организации. Однако ответственным за подготовку теракта был именно Абухалима. На суде его представляли в качестве ключевого организатора той атаки: согласно свидетельствам, он заведовал складом в Нью-Джерси, где делали взрывчатку и хранили соответствующие материалы. Он был также замечен в группе людей, которые в ночь перед взрывом на взятом напрокат грузовике останавливались на заправке, чтобы доехать до самого ВТЦ, где встали на местной парковке. Когда в полдень 26 февраля 1993‐го прогремел взрыв, некоторые утверждали, что видели Абухалиму через дорогу от башен, в разделе классической музыки магазина J&R Music: тот нетерпеливо смотрел в окно, а когда увидел, что из подвала вылетело лишь небольшое облачко дыма, будто бы выказал разочарование незначительным ущербом от взрыва[163]163
  Dwyer J. et al. Two Seconds under the World. P. 1–5.


[Закрыть]. Если бы взрывчатки было чуть больше, а грузовик на подземной парковке стоял иначе, он мог бы снести всю башню, которая с немалой вероятностью завалилась бы набок и увлекла за собой вторую. Вместо шести погибших такой взрыв мог запросто унести жизни даже и двухсот тысяч, в том числе свыше пятидесяти тысяч работников ВТЦ, столько же зашедших в Центр в тот день посетителей плюс еще сотню тысяч жизней людей в близлежащих зданиях, которые тоже были бы уничтожены, случись башням упасть. Понятно, что если Абухалима ждал бедствия таких масштабов, столь скромный хлопок должен был его разочаровать. Однако до того, как 11 сентября башни все-таки рухнули, в общественном сознании это событие стало одним из важнейших терактов в американской истории.

Две наши беседы с Абухалимой были организованы в пустовавшей до тех пор комнате для посетителей тюрьмы строгого режима в Ломпоке, штат Калифорния, которую презентуют как «новую скалу», потрясающе надежную преемницу заброшенной тюрьмы Алькатрас в заливе Сан-Франциско. Абухалиму привели на встречу в наручниках и в сопровождении трех охранников. Одетый в зеленую тюремную робу, он выглядел и впрямь впечатляюще: высокий, рыжеволосый, с веснушчатым лицом. По-английски он говорил легко и свободно, а во время разговора часто наклонялся ко мне и едва не шептал – будто бы чтобы заставить свою речь звучать более весомо и доверительно.

На момент нашей беседы Абухалима еще надеялся, что сможет опротестовать приговор, и поэтому избегал вдаваться в детали суда и самого взрыва. Он утверждал, что абсолютно невиновен, и потом повторял то же самое в письмах. Более того, он почти никогда не говорил с журналистами или учеными якобы из опасения, что его слова исказят или что он окажется «по ошибке замешан» в преступлениях, из‐за которых оказался в тюрьме. Особенно упорно он отвергал обвинения в том, что прямо соучаствовал в подрыве Всемирного торгового центра, за что и получил срок. Абухалима поведал мне о драматической минуте в суде, когда единственного свидетеля обвинения, способного подтвердить его причастность – это был заправщик из Нью-Джерси, несший дежурство, когда экипаж грузовика со взрывчаткой пополнял запасы бензина, – попросили оглядеться по сторонам и сказать, видит ли он высокого рыжего человека, которого видел в ту ночь. Но вместо того, чтобы указать на Абухалиму, заправщик, к немалому удивлению аудитории, ткнул пальцем в одного из присяжных, сказав, что тот был «похож на него»[164]164
  Интервью с Абухалимой (19 августа 1997 года). Схожий рассказ о произошедшем в суде изложен в: Dwyer J. et al. Two Seconds under the World. P. 278–279. О своей невиновности он повторно заявлял в личном письме от 20 мая 1999-го.


[Закрыть]. Поэтому у Абухалимы были причины считать, что улик против него имеется всего ничего, и вполне понятно, что он не хотел обсуждать ни сам взрыв, ни происходившее до или после него. Чтобы увериться в точности цитат, он настоял, чтобы я записывал все наши разговоры на пленку и отправил ему на одобрение копию расшифровки до использования ее в книге. Никаких исправлений он, правда, так и не внес.

Несмотря на внутренние ограничения, что говорить, а что нет, Абухалима весьма красноречиво высказался на тему, которую мне хотелось с ним обсудить, а именно о роли ислама в общественной жизни и его неуклонно растущем политическом влиянии. Кроме того, он охотно рассуждал о терроризме в целом, и в том числе о подрыве федерального здания в Оклахома-Сити. Терри Николс, один из обвиняемых по делу, предстал перед судом как раз на момент нашего второго интервью, и в ответ на мои вопросы Абухалима коснулся того, как продвигается судебный процесс, и помог мне понять, зачем было кому-то устраивать такой взрыв.

«У них была важная, чрезвычайно важная причина», – поведал Абухалима, будто предвосхищая мои возражения, что здание взорвали-де просто так или чтобы сделать абстрактное символическое заявление. Рассуждая об обвиняемых – Тимоти Маквее и Терри Николсе, – Абухалима заявил, что «у них была определенная цель: понимаете, им нужно было кое-чего достичь». «И что же это за цель?» – поинтересовался я. По словам Абухалимы, «они хотели достучаться до правительства и дать понять, что они не потерпят, чтобы оно так обращалось с собственными гражданами»[165]165
  Интервью с Абухалимой (30 сентября 1997 года).


[Закрыть].

«Считаете ли вы этот взрыв терактом?» – спросил я. На минуту задумавшись, Абухалима ответил, что само понятие терроризма – это «сплошная путаница», поскольку зарезервировано за случаями насилия, которые кому-то не по нутру – или, по его словам, за теми случаями, на которые навесили такой ярлык в СМИ.

«А что насчет американских властей? – поинтересовался у меня Абухалима. – Как они-то оправдывают свои бомбежки и убийства безвинных людей, которые совершаются прямо или косвенно, тайно или в открытую? Они убивают людей по всему миру, и ежедневно: так было раньше, так есть и так будет завтра. Как бы вы это назвали?» Следом за этим он заявил, что США относятся к миру «как террористы»: якобы они пытаются «терроризировать народы», «ослаблять их», внушить им, что «они – пустое место» и «должны за ними следовать». При этом он подразумевал, что международный политический и экономический контроль во всем разнообразии его форм также можно считать терроризмом, и даже привел ряд примеров, доказывавших, по его мнению, что Америка использует силу для убийства случайных невинных людей.

«Взять хотя бы Японию, – сказал Абухалима, вспомнив о ядерных бомбах. – Эти снаряды, знаете ли, погубили куда больше, чем двести тысяч». Может, это просто случайность, но названное им число убитых в Хиросиме и Нагасаки совпало с возможным числом убитых во Всемирном торговом центре в 1993‐м – именно столько человек погибло бы, если бы он и его товарищи разместили взрывчатку иначе и обе башни бы рухнули сразу, как и планировалось, а не как получилось 11 сентября, когда тысячи людей успели бежать, а здания рухнули спустя приблизительно час после атаки.

Значит, теракт в Оклахома-Сити был ответом на терроризм со стороны властей? «Именно, – подтвердил Абухалима. – Если они, эти парни, кем бы они ни были, которые якобы совершили этот взрыв в Оклахома-Сити, если они считают, что правительство незаконно напало на тех людей в Уэйко, то должны же они как-то отреагировать. И они это сделали – на свой манер», – с нажимом повторил он, имея в виду, что взрыв в Оклахома-Сити был поэтому морально оправданным.

«И все-таки, – уточнил я, чтобы поместить подрыв федерального здания в какой-никакой контекст, – ведь они убили много невинных людей, а что в итоге изменилось? Ничего».

«Но правительство, говорю же, по крайней мере уловило посыл», – ответил Абухалима.

Более того, именно это – направить посыл – и есть, по словам Абухалимы, единственный способ для человека выступить против несправедливости. Подчеркивая, что все человеческие усилия тщетны и организаторам взрывов не следует ждать какого-либо непосредственного и осязаемого изменения в государственной политике, он заявил, что реальные и действенные перемены находятся «не в наших руках», а «в руках Божьих».