Текст книги "«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе"

Совершенно как и его соратник Йоэль Лернер, Барух Гольдштейн считал, что еврейский народ в Израиле угнетают на его же земле. Однако же в этом случае усиливающееся присутствие арабов на Западном берегу не было далекой угрозой: живя там сам, Гольдштейн каждый день наблюдал «спесь» арабов, которые осмелились думать, будто имеют на эту землю хоть малейшее право.

С нарастающим бешенством Гольдштейн смотрел, как учащаются нападения на его собратьев из Кирьят-Арба – поселения, созданного прежде всего для практикующих иудеев, которые пожелали жить поблизости от древнего Хеврона, известного мусульманам-арабам под его палестинским именем Эль-Халиль. Будучи врачом и получив образование в США, среди поселенцев Гольдштейн пользовался немалым авторитетом и был избран в городской совет. Военные офицеры оповещали его, если где-либо рядом нападали на еврея, а он, в свою очередь, поддерживал связь с властями и держал их в курсе, если в поселении возникали какие-то проблемы. Он жаловался, что машины евреев закидывают камнями на главной трассе в Иерусалим, что уже повлекло гибель нескольких человек. Ночью он мог слышать шум громкоговорителя в мечети, расположенной прямо напротив ограды поселения, и однажды уловил, как кто-то выкрикивает ужасные слова – itbah al-yahud! («Режьте жидов»!)[139]139
  Halevi Klein Y. Kahane’s Murderous Legacy // Jerusalem Report. 1994, March 24. P. 12.


[Закрыть].

24 февраля 1994 года, в ночь на Пурим – праздник в честь спасения евреев от полного истребления жестокими угнетателями, – Гольдштейн явился в святилище Пещеры Патриархов в Хевроне/Эль-Халиле. Святилище расположено над пещерой Махпела, где более трех тысяч лет назад были вроде как похоронены Авраам, Сарра, Исаак и прочие библейские персонажи, почитаемые во всех трех авраамических религиях – иудаизме, христианстве и исламе. Сама святыня представляет собой массивное, похожее на форт каменное строение; в нем располагаются молитвенные залы для иудеев и мусульман, а в VII веке на этом месте построили мечеть Ибрагима (так по-арабски зовут Авраама). Гольдштейн пришел к еврейской стороне, где верующие собрались послушать Мегилат Эстер, то есть Книгу Есфирь, традиционное чтение в канун Пурима. Однако же размышления его были прерваны раздававшимися снаружи неистовыми криками – и снова в толпе арабской молодежи раздался дикий призыв: itbah al-yahud! Гольдштейн обернулся и увидел, что выставленная израильским правительством вооруженная охрана этот хаос полностью игнорирует. Они даже не шевельнулись. Доктор был в ярости: происходящее казалось ему жестокой насмешкой над иудаизмом и еврейским народом.

Это было уже слишком. На следующее утро в Пурим он вернулся в святилище еще до рассвета, зайдя на сей раз с мусульманской части строения, где рано поднявшиеся мусульмане начинали свои утренние молитвы. Гольдштейн достал спрятанный под одеждой автомат «Галиль» и принялся беспорядочно палить в толпу мужчин и мальчиков, преклонивших колени на молитвенных ковриках. Сделав 111 выстрелов, он успел убить тридцать человек и многих ранить, пока наконец не был задавлен и забит насмерть толпой.

По иронии судьбы несколько минут спустя, когда до израильских офицеров дошли первые сообщения о стрельбе в мечети, они пытались связаться именно с Гольдштейном, чтобы предупредить его о неприятностях, как всегда это делали в случае каких-либо неурядиц с участием еврейских поселенцев. Отправив ему на пейджер целый ворох сообщений, они тщетно ждали ответа.

Через несколько месяцев после этого чудовищного инцидента я посетил ухоженное захоронение неподалеку от жилища Гольдштейна в Кирьят-Арба. Оно было расположено на «Площади Кахане» – это в честь покойного радикального еврейского лидера Меира Кахане, одного из наставников Гольдштейна. Я разговорился с одним из добровольно несших там службу охранников по имени Йохай Рон – худощавым молодым человеком в синих джинсах, белой футболке, расшитой кипе и с автоматом в руках[140]140
  Интервью с Йохаем Роном (Хеврон, 18 августа 1995 года).


[Закрыть]. «Доктор Гольдштейн поступил правильно», – сказал он. На похоронах его явились почтить более тысячи из шести тысяч жителей поселения, хотя шел проливной дождь. Вскоре его могила превратилась в самую настоящую святыню: вертикально стоящий гранитный могильный камень окружили бетонной площадкой с фонарями по окружности. Йохай Рон был одним из нескольких добровольцев, которые поочередно дежурили на этом месте и разъясняли его значение посторонним.

После убийства Рабина, когда общественное мнение обратилось против ревнителей вроде Гольдштейна, израильское правительство попыталось запретить установку святилища на месте его захоронения, объявив постройку памятников на могилах убийц незаконной. Йоэль Лернер сотоварищи протестовали против такого закона, говоря, что в таком случае он должен применяться к могиле Ицхака Рабина точно так же, как и Гольдштейна, поскольку он ответственен за гибель евреев в ходе инцидента с «Альталеной» в 1948 году, вскоре после основания Израиля[141]141
  Интервью с Лернером (2 марта 1998 года). Бен-Гурион – через молодого тогда еще Рабина – отдал приказ атаковать судно «Альталена», на борту которого находилось нелегальное оружие, привезенное в Израиль праворадикальной военизированной организацией «Иргун». Как опасался Бен-Гурион, это оружие может быть использовано для подрыва его собственного довольно умеренного авторитета в новом государстве. Корабль был обстрелян неподалеку от Тель-Авива, в бою погибло пятнадцать человек. См.: Hoffman B. Anonymous Soldiers: The Struggle for Israel, 1917–1947. Knopf, 2015.


[Закрыть]. Лернер и его соратники вызвались нести вахту на горе Герцля напротив могилы Рабина, и хотя им не разрешалось делать прямых отсылок к покойному лидеру, в агитационных целях они пользовались изобретательно подобранной цитатой из Писания – «Не убий».

Когда я посещал место захоронения Гольдштейна, у еврейских «правых» оно все еще было весьма популярным. Подобно Йоэлю Лернеру, Йохай Рон считал его патриотом и объяснил, что хотя общине и будет недоставать такого лидера, новости о поступке Гольдштейна вызвали в нем «хорошее чувство». Единственное, о чем сожалел Рон, – что гибель Гольдштейна не имела никаких стратегических последствий и не прогнала арабов из Хеврона/Эль-Халиля. Мы говорили, а они продолжали ходить к Пещере Патриархов и каждый день стекались в мечеть Ибрагима, чтобы совершить утреннюю молитву. Рон ощущал, что он и все прочие евреи «находятся с арабами в состоянии войны» и что мира не будет, пока все библейские земли не будут «избавлены», пока на них не заселятся евреи – и не уйдут арабы.

Йохай Рон был коренным израильтянином. Родился он в середине 1960‐х в небольшом городке у Галилейского моря в северной части страны. Услыхав, что мессианские сионисты построили в городе Хеврон на Западном берегу новое еврейское поселение, Рон охотно присоединился к этому «величайшему духовному приключению». В 1979 году горстка евреек с детьми из Кирьят-Арба проникла через окно в заброшенную больницу и заняла ее, незаконно построив там поселение под названием Бейт-Хадасса[142]142
  Sprinzak E. Ascendance of Israel’s Radical Right. P. 90.


[Закрыть]. Рон с энтузиазмом влился в это радикальное предприятие, и вскоре поселение разрослось до более чем 50 семей общим числом в 450 иудеев, окопавшихся наподобие вооруженного форта в сердце города с населением более сотни тысяч арабов-мусульман.

Почти что у всех жителей Бейт-Хадасса была религиозно-политическая цель: заявить, что Хеврон/Эль-Халиль остается и еврейским городом тоже. Это же верно в отношении поселенцев из Кирьят-Арба и тысяч других обосновавшихся на Западном берегу иудеев из движения «Гуш Эмуним» и партии «Ках», которую когда-то возглавлял Меир Кахане. Правда, не все еврейские поселенцы, которые заняли территории на Западном берегу, Голанских высотах или в Секторе Газа, делали это из чисто религиозных соображений; многие просто пытались найти, где бы жилось относительно подешевле. Среди этих последних было много иммигрантов из России, бежавших в Израиль из‐за антирелигиозных гонений и в поисках лучшей жизни.

Такой иммигранткой была и супруга Рона – красивая светловолосая женщина, несколько лет назад покинувшая бывший тогда уже Советский Союз. Пока мы беседовали у могилы Гольдштейна, она пришла вместе с толпой новоиспеченных русских иммигрантов, которых сопровождала вроде туристического гида. Она показывала им святилище так, будто это было невероятно важное место, и на вдохновенном русском пыталась донести до них религиозный смысл его поступка. Как сказал Рон, она также объясняла, почему так важно удерживать и защищать еврейские блокпосты на Западном берегу, сколь неразрывно связаны между собой иудаизм и земля и как освобождение земли приведет к духовному освобождению.

Сам Йохай Рон был полностью с ней согласен. По его словам, библейские земли, в особенности древние поселения и города на Западном берегу, священны и сам Господь Бог обязал евреев тут селиться. Еще он сказал, что однажды видел, как арабы торговали наркотиками в закоулке за Бейт-Хадасса, что служило примером того, как мусульмане оскверняют эту землю. Еще более насущной миссию Йохая Рона и других поселенцев делали мирный процесс, создание Палестинской автономии и арабские полицейские. Когда Ривка Зербиб, еще одна жительница Хеврона, впервые увидела палестинских полицейских, то ощутила глубокое чувство «униженности», ибо им, как она выразилась, «здесь не место»[143]143
  Слова Ривки Зербиб приводятся по: Miller M. Hebron’s Fifty Jewish Families Unsettle Mideast // Los Angeles Times. 1996, October 20: A1.


[Закрыть].

Рис. 8. Охранник на могиле Баруха Гольдштейна близ Хеврона с автором. Фото: Марк Юргенсмейер

Хотя это заявление может показаться расистским, она и другие практикующие религиозные поселенцы говорят, что они не «против арабов», а «за евреев» и просто хотят защитить веру. Тот же Йохай Рон, например, обосновывал поступок доктора Гольдштейна, то есть убийство безвинных гражданских мусульман, преклонивших колени в молитве, – тем, что «для нас все живущие здесь арабы – это угроза». И далее, развивая свою мысль, он объяснил, что арабы опасны, ибо «угрожают самому существованию еврейской общины на Западном берегу»[144]144
  Интервью с Роном (18 августа 1995 года).


[Закрыть].

Однако даже если они и оправдывают Баруха Гольдштейна, выставляя его в своем роде еврейским патриотом, вставшим на защиту прав своей общины, им трудно спорить с тем, что его действия, как и поступки других воинствующих еврейских активистов, провоцируют ответное насилие со стороны мусульман, которые им подражают и мстят. Вожди ХАМАС, в свою очередь, обосновывали организованные ими нападения смертников на израильских гражданских именно прецедентом Гольдштейна, который начал палить по невинным мусульманам в святилище Пещеры Патриархов в Хевроне. Насилие всегда находит способ отрикошетить. Пожалуй, наилучшее этому подтверждение – ненависть, которую источал Меир Кахане и которая в итоге привела к его собственной смерти и спровоцировала террористов-мусульман, которые подобно самому Кахане рассматривали себя как поборников веры.

Примечательный «финт» истории: убийство Кахане в самом центре Манхэттена 5 ноября 1990 года было связано с еще одним терактом со стороны мусульман спустя менее чем три года – атакой на Всемирный торговый центр в 1993‐м. Кахане тогда вернулся в родной Нью-Йорк, чтобы собрать побольше средств и финансовой поддержки для своего радикального движения «Ках». Как только он зашел в отель «Нью-Йорк Марриотт» на углу 49‐й и Лексингтон-авеню, к зданию завернуло желтое такси – на нем готовился бежать исполнитель запланированного убийства. Один из товарищей водителя, Эль-Саид Нуссар, тридцатичетырехлетний иммигрант родом из Египта, был уже в отеле и терпеливо ждал, когда Кахане заговорит. Пламенный рабби приветствовал толпу – порядка сотни ортодоксальных иудеев, по большей части из Бруклина – и выдал несколько туманных фраз, что нужно создать «Сионистскую организацию по срочной эвакуации», которая бы перевозила евреев из США в Израиль, спасая их тем самым от неминуемого крушения американской экономики и, как предсказывал Кахане, очередного гонения на евреев[145]145
  Dwyer J. et al. Two Seconds under the World: Terror Comes to America – The Conspiracy behind the World Trade Center Bombing. Crown, 1994. P. 112.


[Закрыть].

После его выступления к толпе сгрудившихся вокруг рабби поклонников присоединился Нуссар, надевший по такому случаю черную кипу. В каком-нибудь метре от Кахане он внезапно выхватил пистолет, нанес ему смертельную рану в шею и поспешно выбежал на улицу в поисках такси, на котором планировал скрыться. Заприметив одно из желтых такси, он запрыгнул в него, но ошибся: вместо сообщника Нуссара за рулем оказался латиноамериканец из Бронкса. Вскоре машина застряла в пробке. Выскочив из такси, Нуссар побежал, и его задержал офицер почтовой полиции, который услышал крики толпы, увидел беглеца и присоединился к погоне.

Это событие произвело в Нью-Йорке настоящее потрясение и стало переломным в истории целых трех групп. В частности, оно вылилось в кризис для сообщников убийцы, которые позже будут участвовать в подрыве ВТЦ – по крайней мере отчасти чтобы заполучить влияние, необходимое для торгов за освобождение Нуссара из тюрьмы. С еврейской стороны гибель Кахане радикально преобразила его движение: жажда мести его сторонников вкупе с антиарабской идеологией самого Кахане подвигли его ученика Гольдштейна напасть на мусульман, молившихся в Пещере Патриархов в Хевроне. Косвенно это убийство повлияло также на палестинский ХАМАС: после Гольдштейна и нападений прочих еврейских активистов он расширил военные действия на мирных еврейских гражданских – раз уж Гольдштейн стрелял по мирным арабам. В 1990‐х это привело к целой серии нападений террористов-смертников в Иерусалиме и Тель-Авиве. За одним из таких терактов «живых бомб» на иерусалимском рынке от 31 июля 1997 года должны были последовать взрывы в общественных местах в Нью-Йорке, но не последовали, поскольку заговор был раскрыт силами ФБР и местной полиции. Аналогичный взрыв планировала также исламская группа в Бруклине, якобы связанная с организаторами атаки на ВТЦ, – и круг взаимодействия между тремя воинствующими группами замкнулся.

Сообщника Нуссара, который должен был подхватить его на желтом такси, звали Махмуд Абухалима[146]146
  Dwyer J. et al. Two Seconds under the World. P. 111. Примечательно, что Нуссар получил тюремный срок не за убийство Кахане, а по менее серьезному обвинению в незаконном хранении оружия.


[Закрыть], и в нападении на Всемирный торговый центр в 1993‐м он сыграет роль, которую впору назвать парадигматической: именно так воинствующие джихадисты участвуют в политике. Как стало ясно из его слов, это предполагаемое соучастие в убийстве Кахане и атаке на ВТЦ было обусловлено не только ненавистью, которую источал еврейский экстремизм Кахане, и воплощенной в образе ВТЦ глобальной американской мощью, но также идеалом будущего исламского общества – как он надеялся, более сильного и устойчивого, чем эти соревнующиеся между собой изводы политического порядка, будь то воинственно-иудейского или агрессивно-секулярного. Любопытным образом идеал религиозного общества Абухалимы был поразительно схож с картинкой еврейского будущего, какой грезили Меир Кахане, Меир Эттингер, Йоэль Лернер и Барух Гольдштейн. Однако в итоге, как стало видно из убийства Кахане, из‐за их предельной ксенофобии эти идеалы стали несовместимыми.

4. «Забытый долг» мусульман

«Их религия – какая-то дикая, совсем не похожая на ислам», – сказал мне беженец-мусульманин из иракского города Эр-Рамади; мы беседовали в лагере неподалеку от Эрбиля, столицы Курдистана, что в северном Ираке. Хотя территории под контролем Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ) находились от нас более чем в сорока милях, из его слов казалось, будто эти «они» могут вернуться буквально в любой момент[147]147
  См. полную версию моего доклада по мотивам интервью с беженцами: Juergensmeyer M. ’What Kind of Religion Is That?’ Talking with Refugees from ISIS // Religion Dispatches. 2015, September 4. URL: [https://religiondispatches.org/what-kind-of-islam-is-that-talking-with-refugees-from-isis/].


[Закрыть].

«Они гнушаются нашей религии, говорят, что мы плохие мусульмане, но сами при этом убивают наших мужчин и насилуют женщин. Что это за ислам такой?» Хотя мой собеседник и был суннитом по вере и этническим арабом, то есть принадлежал к «исконной» общине ИГИЛ, в Эр-Рамади он служил полицейским и знал, что станет их мишенью. Наслушавшись рассказов о жестоком управленческом стиле игиловских командиров и еще – что о свободе под ними можно забыть, его соседи тоже были напуганы. Едва заслышав на окраине звуки боя, вместе с другими семьями он сел в машину – на часах было два часа ночи – и бежал. Почти все жители города, по его словам, поступили так же и теперь ждали в лагере, надеясь однажды вернуться. Хотя позднее тем же годом город и был отбит иракским правительством, бои его совершенно опустошили – и жизнь этих людей никогда уже не была прежней.

Эту историю я слышал десятки раз, снова и снова, от каждого из тех беженцев, которых встречал в 2015 году в лагерях и временных убежищах в Курдистане и Юго-Восточной Турции. Что ИГИЛ собой представляет и чего ему вообще надо – казалось, было для них загадкой. Многих называли его ДАИШ – это название происходит от арабского акронима Al-Dawla al-Islamiya al-Iraq al-Sham и означает «Исламское государство Ирака и Леванта». Левант – древнее название Сирии вкупе с прилегающими территориями Ирака, Иордании, Ливана и Израиля, которое в английской аббревиатуре иногда заменяет Сирию (ISIL вместо ISIS). Еще слово daesh по случайному совпадению напоминает арабское слово «отморозок» и поэтому не нравится игиловским главарям – именно поэтому, возможно, им продолжают пользоваться их жертвы.

Рис. 9. Иракские беженцы с территорий, занятых ИГИЛ, с автором в лагере для беженцев близ Эрбиля, Курдистан, Ирак. Фото: Марк Юргенсмейер

По словам одного курда из деревни под Мосулом, «главари ДАИШ – сплошь иностранцы»: он не знал, откуда они явились, но арабского их не понимал. Члены движения из числа местных – бедняки, которых заставили к нему примкнуть, хотя некоторые и казались истово верующими. Владелец автомагазина из поселения к северу от Мосула сказал мне, что узнал одного из игиловских боевиков, которые брали его в плен, – это человек из его деревни, когда‐то купивший у него машину. Владелец автомагазина был этническим курдом, а покупатель – арабом. Когда силы ИГИЛ взяли город в кольцо, боевики поделили жителей на курдов и арабов. Один из арабов предложил, чтобы представители обеих групп взяли белый флаг и пошли к вожакам ИГИЛ, чтобы обсудить выход из создавшегося положения. Тогда-то владелец автомагазина и узнал среди боевиков своего клиента. Ставший игиловским солдатом покупатель потупил глаза и попытался отвести взгляд от бывшего соседа. Переговоры окончились ничем, но арабам сказали, что им не навредят, если те не станут оспаривать власти ИГИЛ и дадут нескольких человек добровольцами, чтобы сражаться за них. Курдам никаких гарантий не предоставили, и большинство из них, опасаясь худшего, под покровом ночи бежали в безопасное место. Позже они узнали, что оставшихся поделили опять – на мужчин и женщин: мужчин убили, а женщин увели в рабство.

На мой вопрос, что же ИГИЛ движет, религия или жажда власти, они сказали, что власть, а религией они прикрываются в обоснование авторитета. Еще один курд из сирийского города Дейр-эз-Зор представил, по его словам, «доказательство», что боевики ИГИЛ на самом деле никакие не верующие, и пересказал ходивший по лагерям беженцев анекдот о сирийском христианине, задержанном игиловцем на пропускном пункте. Боевик спросил, какой религии тот придерживается. «Мусульманин», – солгал христианин, чтобы спастись. Тогда игиловец потребовал, чтобы христианин процитировал Коран. Тот промямлил несколько строк из Библии – единственного Священного Писания, которое знал. «Годится», – оценил боевик, который и понятия не имел, что это не из Корана, и пропустил его с миром. Хотя более чем вероятно, что история эта – апокриф, мой собеседник пересказывал ее с таким энтузиазмом, что было совершенно ясно, какого он мнения о псевдорелигиозности ИГИЛ.

Когда я спросил его о людях, примкнувших к ИГИЛ в его родном Дейр-эз-Зоре, курд ответил, что их было очень немного – в основном бедняки, которым пообещали щедрое вознаграждение. ИГИЛ, по его словам, платил солдатам тысячу долларов в месяц, а сирийские оппозиционные группы – только пятьсот. Примечательно, что ИГИЛ при этом выплачивал жалованье в долларах – предположительно из денег, полученных от незаконной торговли нефтью. Все его соседи-курды из Дейр-эз-Зора, как он сказал, покинули город. Сначала им разрешили остаться, но потом начались убийства – и они либо стали беженцами, либо простились с жизнью.

Рис. 10. Беженцы с территорий, занятых ИГИЛ; женщина из езидского поселения Синджар (Ирак) с автором в лагере для беженцев Диярбакыр, Турция. Фото: Марк Юргенсмейер

Средних лет женщина из Синджара рассказала, как совсем еще юных девушек запирали на складах, а потом выставляли на аукцион и продавали «старикам» в качестве секс-рабынь. Поскольку их религией был езидизм – древняя вера, уходящая корнями в зороастризм, – игиловские главари считали, что они поклоняются дьяволу и поэтому их нужно умертвить либо обратить в рабство. Молодых женщин насильно сделали рабынями и продали мужчинам, чтобы те «женились» на них исключительно ради сексуальных утех. Некоторых продали всего за тысячу иракских динаров – то есть менее чем за доллар. «Думаете ли вы, что ИГИЛ останется у власти надолго?» – спрашивал я ее и других беженцев в лагерях, которые посещал в Иракском Курдистане и Юго-Восточной Турции. «Да», – был печальный ответ, потому что, как сказал один из моих собеседников, «они злые» и хорошо умеют запугивать с помощью убийств. В то же время эти люди понимали, что в качестве беженцев в Курдистане и Турции будущего у них мало и что им остается только надеяться на возвращение в родные города и села. «Надежда, – как сказал мне один человек, – это все, что у нас осталось».

Но даже когда в 2016‐м вся область была освобождена от ИГИЛ, сразу же вернуться им не удалось, поскольку дома их лежали в руинах, а в деревнях были сплошь минные поля. Кое-кто поклялся не возвращаться. Хотя, учитывая отчаянные обстоятельства беженцев, их чувство беспомощности и понятно – оно вместе с тем и парадоксально, поскольку отчасти ИГИЛ возник в ответ на подобную же беспомощность в другой ситуации. Мусульмане-сунниты в Сирии и Западном Ираке чувствовали отчуждение от властей и поддержали бы любое движение, которое дало бы им ощущение силы. Именно это – хотя и на свой дьявольский манер – и сделал ИГИЛ.