Текст книги "Евангелие от Матфея"

Иисус удаляется, чтобы учить. Он не отгоняет от Себя толпу, но Его слова направлены в первую очередь на Его учеников. Он садится, как это делали раввины, и начинает говорить. Таково было общепринятое поведение учителя. Он выбирает склон горы неслучайно. Возможно, это был один из холмов в окрестностях Галилейского моря, где вогнутый откос и резонирующая поверхность воды создавали хорошую акустику для больших стечений народа. В этом Евангелии очень интересно представлены горы. Мы читаем о горе искушения (4:8), здесь появляется гора для проповеди, далее мы видим гору преображения (17:1) и гору прощания (28:16). Матфей использует их, чтобы выделить кульминационные точки своего рассказа. Однако здесь основная цель состоит в том, чтобы провести аналогию с горой Синай. Именно на нее поднимался Моисей, чтобы получить от Бога закон для израильского народа. И теперь великий преемник Моисея так же восходит на гору, чтобы принять от Отца и передать ученикам закон Божьего Царства. Новый народ получает новый закон, данный на новой горе новым Моисеем. Именно таков контекст Нагорной проповеди.

Жизнь христианина, описанная в Нагорной проповеди, упорядочена и охватывает все аспекты. Граждане Царства призваны во всех своих желаниях и поступках, в речи и мыслях, а также в своих приоритетах ставить на первое место Бога. Вся их жизнь находится в Его царском распоряжении. Нагорная проповедь содержит семь основных разделов.

1. Иисус говорит о нашем характере (5:3–12)

Заповеди блаженства поражают как гром среди ясного неба любого, кто считает религию грустным и унылым занятием. Религия, возможно, такова и есть, но Божье Царство подразумевает нечто совершенно иное. Пребывая в нем, мы становимся тем, кем были задуманы Богом, и это неизбежно ведет к счастливой жизни. Именно это и означает слово «блаженство»: счастье от Бога. Иисус как будто говорит нам, что, поселясь в Божьем Царстве вместе с Ним, мы будем пребывать в неизбывной радости, такой, которую у нас не смогут отнять ни люди, ни обстоятельства. И это блаженство ждет нас не за горами, оно наступает прямо здесь! Оно отличает тех, кто истинно покорился Царю, испытав Его милость уже здесь, хотя, конечно же, их ожидает и еще более радостное будущее.

Иисус выделяет не менее восьми аспектов характера и поведения гражданина Небесного Царства. Сомневаюсь, что они могут составить политическую программу каких-либо партий, участвующих в выборах, но они гарантируют глубокие корни непреходящей радости.

«Блаженны нищие духом», а не крутые, которые локтями прокладывают себе дорогу. Фраза «нищие духом» имеет долгую историю в Ветхом Завете, особенно в Псалмах, и относится к тем, кто всю свою надежду возлагает только на Бога, униженный длительными социальными или политическими неурядицами. Такие люди научились возлагать свое упование лишь на Него, и, к своей невероятной радости, обнаружили, что Бог дарит им Небесное Царство. Источник их утешения – в чистой, невообразимой благодати.

«Блаженны плачущие», они счастливее гостей на празднике, потому что они увидели глубины страдания мира и своего собственного греха, и это разбило им сердце. Если это относится и к нам, то, значит, мы открыты тому утешению, которое жаждет дать нам Господь. Разве Иисус пришел не для того, чтобы «исцелять сокрушенных сердцем» (Ис. 61:1)?

«Блаженны кроткие», они окутаны таким счастьем, о котором заносчивым и самодовольным остается только мечтать. Этот стих основан на Пс. 36:11 «А кроткие наследуют землю». Эта мысль ставит все с ног на голову, утверждая, что победа ждет не мудрых и сильных, а тех, кто умалил себя перед Богом (именно это и подразумевает кротость), и теперь Он может возвысить их, не опасаясь, что это исполнит их гордыни.

«Блаженны алчущие и страждущие», а не заплывшие жиром. Разумеется, Иисус говорит не о физических, а о духовных лишениях. В отчаянном голоде, в жгучей жажде по благости скрывается большое счастье (именно таково основное значение правды в этом Евангелии). В греческом языке сила этого желания подчеркнута одной грамматической особенностью. Слово «правда» стоит в винительном, а не в родительном падеже, который обычно используется после слов, обозначающих желание. Эти алчущие хотят получить всю правду целиком, а не какую-то ее часть. Фраза исполнена целостности: если в нас горит страстное желание иметь правду, праведность перед Богом, Он в полной мере восполнит это стремление, и мы будем счастливы.

«Блаженны милостивые», они имеют счастье, недоступное поборникам справедливости. Они испытали истинную милость Бога, Который принял их в Царстве, и теперь они делятся этим качеством божественной любви. И в их жизни, а также в день суда им будет оказана милость.

«Блаженны чистые сердцем», им знакома такая радость, которая совершенно чужда похоти. «Чистый» – значит, без примесей, незамутненный. Мы видим только то, что способны увидеть. И если, открывая сердце, мы будем с преданностью взирать на Господа, однажды мы сможем насладиться божественным видением невыразимо Прекрасного во всей Его славе. Глядя в разные стороны, мы лишаем себя способности сосредоточиться и омрачаем радость от лицезрения Бога.

Есть и особая радость для миротворцев. Настаивающим на своем и охваченным духом разделения незнаком мир. Но те, кто примиряет разобщенных, уподобляются Богу, ведь Он всегда ищет мира. Прискорбно, что это качество не было свойственно путям Церкви на протяжении столетий. Дети росли непохожими на своего Отца, лишая Его доверия в глазах других людей.

«Блаженны изгнанные», и они могут быть счастливы. Может показаться, что они потеряли все, но это не так. Они приобрели Небесное Царство. В течение всех столетий те, кто по совести добровольно не избегали встречи с противостоянием и смертью, вызывали ощущение мира и радости, особенно в последнюю сотню лет. Однако Иисус говорит не просто о гонениях, как становится ясно из 11-го стиха, а гонениях за Него. Очень трогает тот важный факт, что страдающая Церковь в странах, где она сталкивается с противостоянием, не желает уподобляться западной церкви. Она просит о молитвах, но молится не о том, чтобы ей легче жилось, но о верности до смерти, о познании радости абсолютной преданности Иисусу. Другого такого счастья быть не может.

Таков рецепт Иисуса для счастливой жизни. Он парадоксален, но невероятно глубок. Эти качества Он ищет в гражданах Своего Царства.

2. Иисус говорит о нашем влиянии (5:13–16)

Мы должны быть солью и светом общества, и мы ими будем, если в нас будут явны качества благословенной жизни.

В соли есть чистота: она использовалась в еврейских жертвоприношениях. Соль помогает сохранить продукт. Но самое главное, мы любим соль за ее вкус. И именно такими призваны быть христиане. Если они пресные, то для своего Господа они бесполезны. В них должен быть вкус Христов, искра радости и бескорыстие, которые невероятно привлекают.

Также и свет вызывает всевозможные ассоциации. Световой сигнал часто служит предупреждением – например, маяк. Или, наоборот, он манит к себе: представьте себе освещенное окно, светящееся в туманной дали, когда вы заблудились. Свет – проводник: например, фонарик или взлетная полоса. Самое главное, свет виден. Мы не прячем лампу, накрыв ее перевернутой миской; наоборот, мы ставим лампу на подставку. Не может быть никаких оправданий тайному ученичеству. «Не может укрыться город, стоящий наверху горы» (5:14). И все это становится возможным только потому, что Христос – свет миру. Пока Он не осветит нас, мы не можем сиять отраженным от Него светом. Повеление светить основано на условии: нужно загореться от Него, чтобы люди «видели и прославляли Отца вашего Небесного», а не нас, потому что источник того отраженного света, который они видят в нас, – Он Сам.

Оба эти образа говорят нечто важное о жизни христиан в обществе. Они направлены против любых форм разделения и удаления от мира. Мы должны участвовать в жизни общества, быть светом и солью. Нам не обещают, что в результате наших усилий законы и ценности в мире станут более христианскими, но перед нами ставят задачу – быть раздражителем, идти не в ногу с миром и призывать общество обратить внимание на Божьи стандарты.

3. Иисус говорит о нашей праведности (5:17–48)

Основное здесь – отношение к Божьему закону. Для последователей Иисуса категория закона не упраздняется, ведь Он пришел не «нарушить закон, а исполнить». Разумеется, некоторые элементы ветхозаветного закона исчезли после исполнения. Они указывали на то, что теперь затмило их более ярким светом, исходящим от Иисуса. Однако нравственный закон никуда не ушел. Наоборот, Иисус только лишь усиливает его требования. Ему важно показать Своим ученикам, что в Царстве их праведность должна превосходить формальное послушание, которое, в своем худшем проявлении, фарисействе, могло выразиться в таких словах: «Ну что же, я точно исполнил все, что от меня хотели, и не приложу ни грамма дополнительных усилий». Для Иисуса внутреннее состояние так же важно, как и внешние действия. Закон не ставит предела для послушания. Скорее, его следует воспринимать как трамплин для жизни в посвящении Христу и Его Отцу. Он напоминает бордюр, лежащий вдоль дороги любви. В последующих стихах Иисус, продолжая, дает и другие примеры того, как проявляется подобная целостная искренность. Величие в Божьем Царстве измеряется искренним послушанием.

Никто даже и не сможет войти в Царство Праведного, имея праведность на уровне фарисеев: другими словами, демонстрируя только лишь внешнюю нравственность[105]105
  Э. П. Сандерс дает нам гораздо более приятный образ фарисеев в своей работе (E. P. Sanders, Jesus and Judaism. Fortress, 1985). Многие из них действительно горели любовью к Богу и желанием угодить Ему. Однако их акцент на внешних атрибутах вымостил дорогу для того формализма, который Иисус критикует здесь и в 23-й главе.


[Закрыть]. Для детей Царства немыслимо следовать букве закона, игнорируя его дух, соблюдать заповеди лишь внешне, чтобы заслужить похвалу Бога, в то же время нарушая их внутренне. Должна быть целостность внутреннего настроя и внешних действий. Поступки не могут противоречить душе. Бога интересует верность, а не законничество. Евреи стремились выполнить Божий закон. Граждане Небесного Царства стараются всем благодарным сердцем откликнуться на любовь Бога. И эта благодарность не знает предела. Она никогда не восклицает: «С меня довольно!»

У Иисуса нет противоречий с «Законом» и «Пророками» (17). Вместе с «Писаниями» они составляли три раздела Ветхого Завета. Он подтверждает, что они на сто процентов являются Божьим откровением, которое должно исполниться до последней буквы (5:18). Однако Он был совершенно против той приверженности внешнему, возникшей в результате огромной системы законов, которую создали фарисеи и книжники в качестве «ограждения для закона». Большая часть этого законничества содержалась в устных провозглашениях, которые в ближневосточных странах с готовностью запоминались, поскольку письменность еще не была привычным делом. Но даже сейчас мы можем заметить, насколько обширной и типичной была эта система. В III в. по Р. Х. ее часть вошла в кодекс под названием Мишна, который содержит около 800 страниц (если перевести текст на английский). Затем появились комментарии, разъясняющие Мишну, которые получили название «талмуды». Существует двенадцать печатных томов Иерусалимского Талмуда и шестьдесят – Вавилонского Талмуда! Его мелочный характер надрывает сердце. Общие принципы, например соблюдение субботы, обросли тысячами правил и установлений, угнетавших дух обычного израильтянина. К примеру, читая Шаббат 3–6 в Мишне, мы узнаем, что в этот день можно передвигать с одного места на другое новую лампу, но не старую; сохранить тепло горячей пищи можно, покрыв ее тканью, перьями или сухим льном, но не влажными травами или соломой, которые могут породить свежий жар (а это уже работа). Осла можно выводить с чепраком, если его надели до наступления шаббата, но на него нельзя надевать колокольчик, даже если сделать это загодя, потому что для осла это будет уже труд. Коз можно выпускать, надев на них мешок только для защиты вымени, если его цель – сохранить тепло, а не собрать молоко… и так далее. И все это было призвано соблюсти праведность книжников. Неудивительно, что Иисус сказал: «если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царствие Небесное» (5:20).

В последующих стихах (5:21–48) Иисус приводит шесть примеров «высшей праведности», о которой Он говорит, рассуждая об убийстве, прелюбодеянии, разводе, клятвах, мести и любви. В каждом случае Он отвергает традиции книжников, вновь утверждая принципы Ветхого Завета и поясняя их смысл. При этом Его действия исполнены поразительной власти. Древние пророки, произнося речи, говорили: «Так говорит Господь». Раввины, понимая, что Господь через них не говорит, никогда ничего не заявляли, опираясь на собственный авторитет. Обычно их речь повторяла слова предыдущих раввинов, или же они предваряли ее фразой «есть такое учение…». Но вот появляется человек, тихо, но с невероятной властью противопоставляющий Свою точку зрения, которая полностью поддерживает авторитет Ветхого Завета, тем его толкованиям, которыми на протяжение столетий занимались книжники: «А Я говорю вам…» Что это за «Я», которое говорит с такой захватывающей дух уверенностью?

Сначала Иисус поднимает вопрос об убийстве (5:21–26). Закон повелевал: «Не убий» (здесь используется тот же глагол, что и в Исх. 20:13, который означает преднамеренное убийство).[106]106
  Разницу можно увидеть в варианте отрывка с усилением «без причины», которого нет в оригинальном тексте, но оно позволяет правильно понять смысл.


[Закрыть]«Кто же убьет, подлежит суду» – это уже дописали книжники. Иисус же идет глубже: Он прослеживает путь к убийству из темной дыры в сердце человека, исполненном ненависти. Бога, Которому известно все тайное, оскорбляет не только плод, убийство, но и его корень – ненависть. На того, кто исполнен ненависти, нельзя подать в суд, но ей нет места среди граждан Небесного Царства. Гневу придется предстать на Божьем суде.

Книжники тщательно старались оградить жителей от беспричинного оскорбления. Называя кого-либо арамейским ругательным словом «рака», означающим «глупец», человек рисковал предстать перед городским судом. Иисус же говорит: нет, подобное презрительное и высокомерное отношение к одному из Божьих творений приведет тебя на суд Божий. Подобному отношению место только на свалке. Слово, которое перевели как «ад» (в английском переводе – прим. пер.), означает геенну, образ которой основан на местной свалке в долине Хинном за стенами Иерусалима. Как же важно скорее примириться со своим братом, не позволяя непониманию и отторжению усугубиться (ст. 23–25)! Не стоит думать, что Богу будет приятно поклонение, если ваше сердце исполнено горечи в адрес другого человека. Среди детей Царства служение Богу допустимо только после восстановления отношений. Примирение с ближним проистекает из примирения с Богом. В 25-м стихе говорится ясно, что мы стоим на пути к суду. Те, кто надменно отвергает милость Царя, в итоге окажутся не в Царстве, а в темнице. Благая весть – это вам не игрушки: она на самом деле ставит перед нами вопрос жизни и смерти.

Далее Иисус обращается к седьмой заповеди о прелюбодеянии (5:27–30). И здесь также Он осуждает не столько сам поступок, сколько то отношение, которое лежит в его корне. Намеренное потакание похоти, эротические книги, игры, фильмы, журналы и веб-сайты – все подобное означает противостояние именно этой заповеди. Кто знает, в какой момент от этого напряжения лопнет уздечка нашего приличия или привычного поведения, и конь нашей страсти вырвется на свободу? «Человек смотрит на лицо, а Господь смотрит на сердце»[107]107
  1 Цар. 16:7.


[Закрыть]. Некоторые христиане восприняли стихи 16–17 буквально. Например, Ориген кастрировал себя из-за сильного зова плоти. Но Иисус имеет в виду не это. Он говорит о том, что со своим грехом необходимо разбираться решительно и радикально, перекрывая любые каналы, которые, как нам кажется, препятствуют воспитанию той чистоты сердца, которая составляет часть «блаженной» жизни (5:8).

Следующий на очереди – развод (5:31–32). Этот вопрос так же остро стоял в те времена, как и сейчас. В древнем обществе первого столетия он представлял собой обычное дело. В греко-римских кругах не требовалось никаких формальностей: достаточного было письменного или устного уведомления. Поэт первого века Марциал упоминает женщин, которые разводились по десять раз. В этом не было ничего удивительного. Однако еврейское учение о крепости семейных уз было очень строгим не только в Ветхом Завете, но и в иудаизме раввинов. Развод допускался только в том случае, если мужчина находил в своей супруге «нечто недостойное» и отсылал ее прочь с документом о расторжении брака[108]108
  Втор. 24:1.


[Закрыть].

Непосредственное понимание этого «недостойного» разделило консервативную школу Шаммая и либеральную школу Гиллеля. Первые ограничивали его неверностью, вторые же включали сюда и подгоревшую яичницу на завтрак! Соответственно, очень скоро в иудаизме появилось большое расхождение между идеалом и практикой. Учитывая падшую природу человека, легко представить, что толкование Гиллеля пришлось по душе мужчинам. Позднее, комментируя стих 19:3, где этот вопрос поднимается снова, мы дадим дальнейшие комментарии.

Простой смысл слов Иисуса заключается в том, что развод с последующим повторным браком в глазах Бога равнозначен прелюбодеянию. Иисус подходит к этому вопросу еще строже, чем Шаммай. Как мы увидим в стихе 19:3, Он возвращает Своих слушателей к той цели, ради которой Бог установил институт брака, задуманный как нечто исключительное и длительное. Таков идеал, пренебрегая которым, мы нарушаем Божий замысел об отношениях между мужчиной и женщиной. Разумеется, это не значит, что нельзя простить такую ошибку или что повторный брак не может оказаться счастливым и плодотворным. Идеал лишь утверждает, что подобный брак – прелюбодеяние и не может быть свидетельством отношений между одним мужчиной и одной женщиной, в болезни и здравии, какими они были задуманы Создателем. Это невероятное заявление нового Моисея выходило за рамки той уступки, которую допустил прежний Моисей во Втор. 24:1 (кстати, предназначенную не для упрощения развода, а для его ограничения), простираясь к изначальному замыслу Бога. В Небесном Царстве, как и на земле, брак задумывался как отношения в одной паре длиною в жизнь.

Иоанн Златоуст превосходно объединяет этот отрывок с заповедями блаженства. «Как же может кроткий, миротворец, нищий духом и милостивый выгнать свою жену? Тот, кто все время примиряет других, как может он не ладить с собственной супругой?»

В-четвертых, Иисус обращается к вопросу клятвы (6:33–37). Вновь и вновь в Ветхом Завете Бог настаивает, чтобы клятвы исполнялись[109]109
  Например, Лев. 19:12; Числ. 30:3; Втор. 23:22.


[Закрыть]. Книжники изобрели массу статей для обхода обязательных клятв. Любая клятва, при которой удавалось не использовать имя Бога, считалась не абсолютно обязательной: можно было клясться собственной головой, Иерусалимом, небесами, землей и так далее. При такой операции Бог не считался деловым партнером, поэтому нарушение слова не было серьезным проступком.

Иисус показывает, насколько фривольно и, по сути своей, греховно подобное отношение. Слова жителя Небесного Царства должны вызывать доверие. Клятвы нужны лишь потому, что люди часто оказываются лжецами. Пусть же их не будет среди учеников: «Но да будет слово ваше: „да, да“, „нет, нет“» (37). Иисус имеет в виду, что наши слова должны быть твердыми и правдивыми. Поскольку Он Сам ответил на клятву на Своем суде, ясно, что нам не нужно настолько буквально принимать это Его высказывание и противиться обещанию говорить правду в зале суда. Однако клятва не должна быть обязательной, потому что в противном случае мы сами можем нарушить свое слово, а не только потому, что на это способны и многие другие люди. В Писаниях даже Сам Господь часто связывал Себя обязательствами клятвы[110]110
  Например, Быт. 22:16.


[Закрыть], не потому что иначе Ему нельзя было доверять, но снисходя к нашему неверию. Только одно это вполне оправдывает слова клятвы в устах учеников.

Пятый вопрос – месть (5:38–42). Знаменитое выражение «глаз за глаз, зуб за зуб» в Исх. 21:24 преследует цель не оправдать возмездие, а ограничить его. Другими словами, это не разрешительный, а ограничительный закон. И вновь Иисус смотрит глубже этого ограничения, установленного Моисеем, заботясь об отношении Своих последователей друг к другу. Личная месть ни в коем случае не должна составлять часть их жизни. Христианское общество не может жить по принципу отмщения, настаивая на юридических правах. «Это отношение превосходит дух юридических кодексов, – отметил Дэвид Хилл, – но не замещает их». Иисус говорит не о всеобщем пацифизме, упразднении полиции или отмене понятий правых и неправых сторон на войне. Он вообще не говорит об ответственности государств. Об этом ведет речь апостол Павел в Рим. 13:1–7. Нет, Иисус запрещает жителям Царства следующее отношение друг ко другу: «Такой-то обманул меня. Погодите же, я с ним поквитаюсь!» Это естественная реакция, но она в корне неверна.

Когда пострадавшая сторона ведет себя великодушно по отношению к обидчику, это производит невероятное впечатление. Однажды мы говорили об этом с чернокожим христианским лидером в Южной Африке. Я спросил его, как он отвечал каждый раз, когда его унижали и отталкивали белые. Он ответил мне примерно так: «Если меня несправедливо заставляют делать какую-то низкую работу[111]111
  Именно таково значение глагола «принуждать» в 41-м стихе – дословно: «заставлять».


[Закрыть], завершив ее, я поворачиваюсь и спрашиваю: „Босс, что еще я могу сделать, чтобы вам помочь?“ Это полностью выбивает почву из-под ног обидчика: он поверить не может, что оскорбленная сторона может так отреагировать».

Именно об этом я и говорю. Если граждан Небесного Царства грубо оскорбили (и по сей день на Ближнем Востоке именно так воспринимается пощечина) или несправедливо обидели, они должны реагировать так, чтобы это вызывало совершенное удивление. В нас должно присутствовать такое великодушие, которое позволяло бы нам постоянно давать, давать и давать (ст. 42), по примеру Господа, Который дал нам многое. Читая Нагорную проповедь, мы часто видим, что Иисус упоминает только вторую часть договора: первая часть – это Божья щедрость, благодаря которой мы стали гражданами Его Царства; а вторая часть показывает, как в нашей жизни может отразиться это Его великодушие.

Последний пример, который выбрал Иисус, чтобы показать «большую правду», ожидаемую от жителей Царства, самый сложный. Он открывает явно то, о чем до этого момента главы говорилось исподволь, а именно: любовь (5:43–48). Великая Любовь излилась на нас, недостойных мятежников. Она очистила нас, приняла в Своем Царстве и хочет, чтобы мы стали его послами в земных царствах. Как это можно сделать? Как показать свою верность? В первую очередь своей любовью. Любовь – это признак, который прежде всех остальных должен отличать тех, кого любящий Бог уже нашел.

Ветхий Завет говорит об этом предельно ясно: «Возлюби ближнего своего, как самого себя. Я – Господь»[112]112
  Лев. 19:18.


[Закрыть]. Он Сам таков, и мы должны уподобиться Ему. И, разумеется, «ближний» может означать самый широкий круг других людей, как ближний из притчи о добром самаритянине. Но для многих книжников это было слишком. Было невозможно понимать под ближним любого человека, поэтому они прибавили сюда одну из своих оговорок: «и ненавидь врага своего». Подобной заповеди нет нигде в Ветхом Завете, это уступка человеческой слабости, изобретенная книжниками. Ее особенно подчеркивали кумранские ессеи, которые с нетерпением ожидали последней битвы, в которой их враги будут повержены. Но Иисус не согласился на это: любовь не имеет границ, она простирается и на правых, и на неправых, на злых и добрых – одинаково. Таково свойство Великой Любви. Кроме того, это должно быть не случайным, а постоянным качеством нашего характера, подобно тому как регулярная смена дня и ночи показывает нам Божье постоянство. Таково значение совершенства, тэлэйой (48). Быть, как Бог, исполненным неразличающей и нелицеприятной любви по отношению ко всем. Это свойство Учителя. Это признак ученика.

Слово «любовь» очень важно. Древний человек знал филиа, дружбу; ему был знаком эрос, сексуальная любовь; ему была известна сторге, любовь, связывающая воедино семьи; но агапе было чем-то принципиально иным. До Христа об этом слове практически не знали, да и само это качество было в дефиците. Агапе означает такую любовь, которая отдает себя на благо другого. Это любовь, которая берет начало в характере дающего, а не в истинном или воображаемом достоинстве принимающего. Конечно, нам сложно симпатизировать своим врагам. Но мы можем любить их именно вот в этом смысле агапе. Мы можем желать и способствовать тому, чтобы в их жизни было высшее благо. Мы можем смотреть на них, как на тех, ради кого пришел и умер Христос, потому что они представляют для Него большую ценность. Стоит попробовать хотя бы начать двигаться в этом направлении, если нас самих привлекла Божья любовь, которая так же относится к нам самим. И от Своих учеников Иисус ожидает не меньшего: яблоко от яблони не падает далеко.

В конце этого удивительного отрывка нас ждет неожиданный финал – ведь сложно не заметить презрение в словах «мытарь» и «язычник» (46–47). Комментаторы нередко предполагают, что Матфей, которому непросто давалась всепоглощающая любовь к иноземцам, здесь впадает в предубеждения, унаследованные от предков. Такая идея подразумевает, что эти слова евангелист придумал. Однако если они исходили из уст Иисуса, то открывается очень интересный сценарий. Он поражает слушателей их же собственным оружием. Ведь практически все они презирали и ненавидели сборщиков налогов и язычников-чужеземцев. Иисус посредством мягкой иронии показывает им, что в их собственном отношении, лишенном любви, они ничем не отличаются от тех, кого сами же презирают. Любовь – нежный цветок, и те, кто живут в стеклянных домах, не должны швыряться камнями[113]113
  В Нагорной проповеди, особенно в 5-й главе, Матфей проводит различие между молодой христианской общиной и иудаизмом, от которого она только что так болезненно отделилась. Он показывает ее правомерность как исполнительницы ветхозаветного закона. См. Stanton, глава 5.


[Закрыть].

4. Иисус подчеркивает нашу преданность (6:1–18)

Далее Иисус обращается к трем основным аспектам традиционного религиозного поклонения: молитве, посту и милостыне. Он предостерегает слушателей от показного благочестия, которое иногда встречается в религии Его и нашего времени, а также от механического формализма, который распространен в некоторых языческих кругах. Нет, послушание Божьему слову – это ключ к истинной молитвенной жизни. Не работа на публику, а смиренная жизнь в свете Отчей воли. Вот такое отношение Он вознаграждает.

Та же простота и отсутствие показного относится и к милостыне (6:1–4). То, что ученики должны быть щедрыми даятелями, даже не обсуждается, однако, творя милостыню, они не должны привлекать внимание к себе, делать это напоказ, чтобы заслужить уважение. Милостыню нужно предлагать в любви и благодарности Небесному Отцу, Который дал нам все то, что мы имеем. К идее вознаграждения в христианстве необходимо относиться с большой осторожностью. Мы становимся верующими не из-за того, что надеемся нечто получить, но с любовью откликаясь на невероятную Божью щедрость. Его великодушие таково, что Он обильно осыпает своих возлюбленных детей милостью как в этой жизни, так и, без сомнения, в следующей. Однако награда не имеет никакого отношения к нашим заслугам: она связана только с Его природой неудержимой щедрости. Кстати, в некоторых вариантах текста в 4-м стихе можно увидеть не совсем христианскую идею награды. Некоторые поздние манускрипты добавляют сюда слово «явно», как будто тайное даяние должно обязательно получить явную награду! Иисус говорит не об этом. Писание придерживается иной точки зрения, в отличие от некоторых церквей, где предлагается идея процветания, описывающая жертву Богу, как успешный бизнес, ведя который, даятели получат свои капиталы обратно с большими процентами.

Многословие в молитве было также распространенным в древности заблуждением. Язычники полагали, что Бога можно вынудить пойти им навстречу, если молиться достаточно долго, и многие иудеи разделяли подобный подход. Раввин Левий говорил: «Любой, кто молится долго, будет услышан», и такое отношение до сих пор живет в церковных кругах. Есть расхожее негласное мнение (которое редко провозглашается открыто), что чем дольше молитва, чем более ревностно она бьется в небесные двери, тем больше шанса получить желаемый ответ. Иисус, однако, разрушает этот миф: «Не будь, как они» (6:8). Молитва служит не для того, чтобы проинформировать Бога о чем-либо, что Ему пока еще неизвестно. И не для того, чтобы Его переубедить. Она представляет собой любящую покорность творения своему Творцу, ученика – своему Учителю. Он знает. Ему небезразлично. Он твой папа, твой дорогой Отец. Поэтому, когда молишься, говори так: «Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое…» (6:9).

Изумительная молитва, которая следует дальше, содержит такие глубины, которых нам никогда не постичь до конца. В Евангелии от Луки она представлена в несколько ином виде[114]114
  Лк. 11:1–4.


[Закрыть]. Очевидно, что в ней содержится совершенно другая основная идея. Рассказ евангелиста Луки предназначался для людей, которых нужно было научить молиться: большинство его читателей были эллинами. История же Матфея в первую очередь направлена на иудеев, которые уже молились, но важно было показать им, как это делать правильно: простыми и прямыми словами, которых Иисус ждет от Своих учеников. И приведенный пример показывал им, как это делать. Конечно же, это не молитва Господа, Сам Он так не молился: Он предложил ее Своим ученикам. Ему не нужно было просить Отца простить Ему долги. Это молитва Его последователей, и только вступая в жизнь ученичества, мы можем оценить ее по достоинству[115]115
  Авторитетное толкование молитвы дается Дж. Джеремайасом (J. Jeremias, The Lord’s Prayer. Fortress, 1964).


[Закрыть].

Она начинается со слова, говорящего о близости отношений, – «Отче». На арамейском, на котором говорил Иисус, оно звучало как «Авва», типичное обращение к Богу, которое использовал Иисус. Никто доселе не обращался к Нему так. Это слово использовали маленькие дети, зовя своего папочку. А Иисус, Который единственный обладал такой близостью с Богом, Его дорогим папой, дает своим верным ученикам право общения на таком же уровне близости, называя Бога «Авва». Поразительно! В этом одном коротком слове «Авва» содержится все Евангелие, и это прекрасно уловил апостол Павел[116]116
  Рим. 8:15; Гал. 4:6.


[Закрыть]. Каждый ученик может приходить к Богу с таким семейным доверием, но он приходит не один, а как часть бесчисленного множества[117]117
  Откр. 7:9.


[Закрыть]. И поэтому Бог – «Отче наш», а не «мой».

Приведя нас в Божье присутствие, молитва продолжается тремя просьбами относительно Бога и Его славы, а затем еще тремя, связанными с нами и нашими нуждами. Этот порядок имеет значение. Мы не должны быть настолько сосредоточены на себе самих, чтобы врываться в Его общество, протягивая Ему перечень того, что нам нужно. Его имя должно святиться, иными словами, мы жаждем, чтобы оно и Его характер имели первостепенное значение в мире и в сердце людей: «Господь, позволь нам признать Тебя самым главным». Какие замечательные слова поклонения для начала молитвы! Следующая просьба о приходе Его Царства (которое в Евангелиях означает не физическое государство, а Его царственное владычество) – иными словами, о распространении Его влияния на жизнь тех, кто в настоящее время противостоит Его любви. Эта просьба о распространении Благой вести. Третье обращение больше связано с жизнью в Небесном Царстве. Если ученики желают видеть, как Его правление покоряет апатию и сосредоточенность на себе их еще не следующих за Христом друзей, то их должно заботить то, насколько в их собственной жизни исполняется Божья воля, преображающая их в подобие их Учителя. Только после того, как эти три первостепенные просьбы произнесены, ученики могут перейти к своим личным нуждам.