Текст книги "Сила соблазна"

Глава 33
Недоразумение с маркизом

Внутренняя разведка

Общее количество арестованных репортеров: тридцать восемь.

Общее количество закрывшихся газет: четыре.

Только «Лондон уикли» кажется неприступной. Пока.

«Лондон таймс»

Мужской клуб «Уайтс»

Сент-Джеймс-стрит

Не имело никакого смысла отказывать Марсдену, попросившему его приехать в «Уайтс». Им нужно было обсудить дела, и все равно рано или поздно это произошло бы.

Найтли отметил, что Марсден захотел встретиться в месте, выставлявшем напоказ его положение и власть. Весьма умно! «Уайтс» напомнит ему, что он может приобрести… или потерять.

«Я должен стать членом этого клуба», – думал Найтли, поднимаясь на четыре ступеньки крыльца, ведшего в рай, доступный лишь избранным.

И первым, кого он увидел, был Новый Граф, сидевший вместе с несколькими джентльменами за карточным столом. Он поднял глаза, и Найтли прочитал в них все те же издевательские слова: «Вышвырните этого ублюдка! Ему здесь не место!»

Однако теперь за очевидной ненавистью Найтли разглядел смущение и обиду. Когда Новый Граф наклонился к соседу, чтобы сказать что-то нелестное о госте клуба, Найтли внезапно захотелось узнать, каковы были его отношения с отцом. Они тоже подолгу беседовали? И чувство юмора у них тоже было одинаковым? Они ездили в театр вместе?

Мать упоминала долги, как одну из причин женитьбы. Неужели за хорошее образование Найтли было заплачено из приданого графини? Неужели и наследство, на которое он приобрел «Лондон уикли», проистекало из того же источника?

Однако он никогда не подумает задать эти вопросы. Мать ворвалась в кабинет и выложила всю ошеломляющую информацию, а потом с последней уничтожающей фразой удалилась, как подобало одной из лучших лондонских актрис.

Маркиз занимал столик в темном углу. В глазах стыл лед. Судя по всему, он был вне себя. Но если он думал запугать Найтли, следовало стараться больше. Или вообще не изображать ярость.

– Я думал, мы друг друга поняли, – начал Марсден, не предложив ему выпить. Беседа обещала быть нелегкой. – И кажется, ясно дал понять, что парламентское расследование не коснется сомнительных методов ваших репортеров, если вы женитесь на моей сестре.

Зная причины, по которым леди Лидия оставалась незамужней дамой, Найтли понимал, что сделка эта пахла весьма скверно. Не потому что невеста не была чиста. А потому что ее сердце было уже занято, а это означало – они останутся чужими в браке. И этого, конечно, недостаточно, чтобы нарушить правило номер три: не быть никому обязанным.

Но Дерек не спешил поделиться с Марсденом этой информацией. Пока.

– Официальной помолвки не было. И мы не назначали дату, – напомнил он.

– Именно поэтому я здесь, – пояснил Марсден.

По крайней мере Марсден был из тех, кто в гневе сохраняет спокойствие. Никаких недостойных оскорблений, которыми бы сыпали на его месте более слабые мужчины.

– Даты венчания мы не назначали. Вы даже предложения не делали. И я слышал, будто у вас было долгое романтическое свидание с мисс Свифт.

– Должно быть, вы имеете в виду заметку, напечатанную сегодня утром в «Лондон таймс». Поразительно, какую информацию способны раздобыть репортеры второсортной газеты!

Удар попал в цель. Марсден покраснел, очевидно, поняв, что Найтли знает о суммах, выплаченных за то, чтобы порочащие леди Лидию сведения не появились в газетах, что едва не разорило маркиза. Недаром, когда деньги иссякли, он добился расследования.

– Я видел вас. С Аннабел, – процедил маркиз.

А вот это уже интересно. Не то чтобы их застали, но они не пытались скрываться. Да и зачем? Никто из них не принадлежал к светскому обществу, где так важна репутация. Однако Марсдена это задело.

– Насколько я понял, вы имеете в виду мисс Свифт, – поправил Дерек.

– Черт возьми, Найтли, мы договорились, – проворчал Марсден.

Найтли пожал плечами.

– Мы не назначили день, к которому я должен сделать предложение. Мы не соглашались на брак по любви и хоть какую-то претензию на романтику. Может, мы и пришли к пониманию, но не обсуждали условия.

– Полагаю, вы дали слово джентльмена, – сухо заметил Марсден.

– Это было вашей первой ошибкой, Марсден, – со смехом ответил Найтли, глядя на Нового Графа. – Все мы знаем, что я не джентльмен.

Марсден замолчал. Был ли он шокирован тем, что Найтли открыто упомянул о своем незаконном рождении, если этого полагалось стыдиться?

И в этой тишине Найтли вдруг глубоко осознал, что он не джентльмен. И ему нет места здесь, в «Уайтсе». Ему не хватало «Галлоуэй», шумной компании, шелеста газет, запаха кофе и табачного дыма. Он любил непринужденность, царившую в кофейне, а также отсутствие злобных взглядов в свою сторону.

– Жаль, – задумчиво ответил наконец Марсден. – Потому что мы, джентльмены, защищаем своих. И решительно подавляем тех, кто… не свой. Например, закрываем их газету.

Он так многозначительно подчеркнул два коротеньких слова «не свой», что Дереку сразу вспомнились крысы, горы дерьма, грязные лужи и гниющие трупы.

Найтли едва сдерживался. Ему все труднее становилось выносить злобные взгляды Нового Графа, всякие остатки сочувствия к которому испарялись с ужасающей быстротой, надменность Марсдена и сдержанное молчание остальных членов клуба. Найтли чувствовал, как у него все сильнее сдавливает грудь, словно он лежит под тысячетонным прессом, вытеснившим воздух из легких.

Ему нужно уйти и затеряться среди шумных лондонских улиц до того, как на город опустятся ночь и тишина. Ему нужен холодный ветер, бьющий в лицо. Нужно подумать о Лидии, Аннабел, о «Лондон уикли». Подумать о любви.

Больше он не желает терпеть лорда Марсдена и его сомнительные сделки.

– Марсден, – протянул он со скучающим видом, – если вы намереваетесь сказать мне то, что я уже знаю, попытаюсь выслушать. Но тяжелая рука высших классов – это не новости. А поскольку это не новости, мне неинтересно.

– О, у меня есть для вас новости, Найтли, – мерзко усмехнулся Марсден. – Но думаю, вам лучше прочитать их в завтрашней газете. «Лондон таймс», например.

Глава 34
Влюбленная женщина, доведенная до отчаяния

Набросок

Дорогая Аннабел.

Как вести себя, если застанут в компрометирующей ситуации?

Сочинено мисс Аннабел Свифт для мистера Дерека Найтли

Издательство «Лондон уикли»

Найтли должен знать, что Болван – это он. Ни один человек, настолько успешный, как он, не может быть настолько бестолковым.

Аннабел предполагала, что ему недоставало ее вздохов, румянца на щеках, заикания. Но они еще и целовались, она и Найтли. Дважды.

А потом колонки сплетен раструбили об этом по всему городу, представив конкретное доказательство того, что это событие действительно произошло. И что это не жестокая игра ее воображения. Какое счастье!

И все же Найтли появился на еженедельном совещании с обычной улыбкой и объявлением «сначала леди», как делал это на всех остальных совещаниях с начала времен. Он не вел себя как-то иначе. И не выказывал ни малейших признаков того, что случилось нечто исключительное.

Аннабел насупилась. Почему ей так трудно дается каждый шаг?!

Если бы он хотя бы подмигнул! Подобные действия творят чудеса! Или вскинул бровь… такой простой неприметный жест, но как много он сказал бы ей!

И какой смысл что-то скрывать сейчас, когда «Лондон таймс» напечатала все подробности, выставив парочку на всеобщее обозрение? Почти каждый житель Лондона теперь знал, что:

1. На благотворительном балу в пользу Общества обездоленных женщин она и Найтли довольно много времени провели наедине на балконе, и романтическое свидание закончилось страстным поцелуем. Каждый лондонец наверняка воображал самое распутное поведение с обеих сторон.

2. Найтли был порочным повесой, заигрывавшим с незамужней девушкой Аннабел и при этом намеревавшимся жениться на знатной даме леди Лидии Марсден, которая тем временем скучала в бальном зале.

Увидев Аннабел, Оуэнс немедленно обнял ее за талию и нагнулся к уху, чтобы расспросить о пресловутой встрече на балконе.

– Это было чудесно, – выдохнула она в ответ, поскольку была слишком польщена его симпатией и сочувствием.

Аннабел смотрела в теплые карие глаза, пытаясь найти причину, по которой его так интересуют горести и страдания ее тихой любви.

Как понять, как разобраться в происходящем? Она находится в полнейшем неведении. Неужели Найтли нечего сказать ей после заметки в этом мерзком листке? Джентльмены так себя не ведут! Не игнорируют дам, которым нанесено оскорбление! Молчать просто некрасиво. Если только молчание не было ответом, которого она искала.

Софи трещала о свадьбах и последних модах. Элайза продолжала свой отчет о приключениях Татуированного герцога, ранее ни о чем не подозревавшего героя ее статей, а теперь ее мужа.

Найтли настороженно глянул на Джулиану.

– Джулиана, какие пикантные сплетни мы найдем в вашей колонке на этой неделе?

– Думаю, мне следует прокомментировать последнюю колонку «Мужчины о городе». Может быть, дать пояснения? – вызывающе спросила она, подняв брови.

– Не знал, что тут есть о чем говорить, – ответил Найтли, опершись о стол.

Аннабел очень хотелось возразить. Тут есть много о чем говорить, по крайней мере с ней.

– Уверен, что любой член высшего общества совершал куда более скандальные поступки, что скорее заинтересует наших читателей, – добавил Найтли.

Иными словами, не смей говорить об этом. Иными словами, не о чем говорить. Иными словами: если мы не станем обращать внимания на сплетни, может, все само собой заглохнет.

Лицо Джулианы стало свирепым. Как и лицо Аннабел. Но тут Найтли обратился к ней:

– Аннабел, как насчет интриг на этой неделе?

Ее так и подмывало ответить, что она предложит совет на тему, как полагается вести себя джентльменам после страстных поцелуев с женщиной на балконе бального зала, под лунным светом. Увы, даже Дерзкая Аннабел не осмеливалась перетряхивать грязное белье на людях. Хотя на языке вертелись язвительные и резкие ответы, она пока не могла произнести их вслух.

Вместо этого сказала:

– Думаю, пора принимать отчаянные меры.

– Значит, до сих пор все ваши усилия были безуспешны? – осведомился Найтли.

Это относится к их разговору, или просто деловой вопрос? И почему ему нужно быть таким невозможно красивым, когда он опирается о стол?

– О, некоторые небольшие успехи достигнуты, – ответила она, делая усилия, чтобы выглядеть надменной и неприступной. – Ничего такого, что можно назвать удовлетворительным.

Джулиана едва слышно фыркнула, и Аннабел успела увидеть, как Оуэнс ошеломленно разинул рот. Подобные мелочи вызывали в ней гордость за себя.

– О чем вы, Дорогая Аннабел? – едва заметно ухмыльнулся Найтли. Она заметила это по тому, что уголки губ слегка приподнялись, а глаза блеснули.

– Увидите, когда прочтете мою колонку, – отрезала она, что было чистым блефом. Потому что она понятия не имела, какие отчаянные меры следует принять.

– Не раньше? – небрежно поинтересовался Найтли. О, он должен знать! Должен!

Но ей требовалась большая уверенность, чем поднятая бровь или ничего не значащий вопрос, заданный в комнате полной людей.

Аннабел вскинула голову:

– Довольно много читателей считают, что я должна сохранять ауру таинственности. А некоторые твердят, что если Болван не может понять все сам, значит, недостоин знать правду.

После совещания Пишущие Девицы немедленно отправились в «Гантер» поесть мороженого. Оставили открытую коляску Софи в тени дерева и с клубничным мороженым в руках продолжали важный разговор.

– О каких отчаянных мерах ты говорила? – спросила Софи.

– Ну… есть несколько вариантов, – ответила Аннабел и, порывшись в ридикюле, вынула стопку писем. – Я получила десятки предложений, и среди них есть совершенно невероятные. Некоторые считают, будто я должна открыть правду в следующей колонке.

– Прямой способ. Но не слишком заманчивый, – ответила Джулиана.

– Если только ты не сможешь присутствовать при том, как он будет это читать. До чего же интересно было бы наблюдать его реакцию! Что, если Найтли все узнает и, преспокойно подняв бровь…

– Вставит пропущенные запятые и продолжит чтение, – съехидничала Джулиана.

– Если он вообще удостоит чтением мою колонку, – проворчала Аннабел.

– Тебя это мучает до сих пор? – спросила Элайза. – А вот я готова побиться об заклад, что теперь он знает наизусть каждое слово твоей колонки.

Аннабел надеялась, что это именно так. А если Найтли пытается угадать, в кого она влюблена, значит, еще больший болван, чем она думала.

– Возможно. Но в любом случае есть куда больше возможностей, чем просто ему сказать. Например, кто-то предлагает признаться в любви на балу и при всех.

– В бальном зале всегда так шумно, что он может не расслышать, – задумчиво заметила Софи. – А если он в этот знаменательный момент окажется в карточной комнате или в «месте отдохновения», все будет зря.

– При тщательных приготовлениях все может получиться, – возразила Джулиана. – И прекрасно всех развлечет.

– Если прежде я не умру от унижения, – ответила Аннабел, вздрогнувшая при одной мысли о публичном признании, не говоря уже о том, чтобы открыть тайны своего сердца толпе незнакомых людей.

– Еще одно предложение: написать сонет, в котором я называю его имя и клянусь в любви, напечатать тысячу листовок с сонетом и разбросать, «как листья по ветру», с воздушного шара.

– Это так сложно. Зато я знаю, где достать воздушный шар! – воскликнула Элайза.

Остальные с любопытством уставились на нее, но решили не уточнять.

– Люди обожают театральные жесты! – заметила Джулиана, навивая локон волос на палец. Элайза пожала плечами и забрала у Аннабел несколько писем.

– Тот, кто давал этот совет, не думал о стоимости перевозки и аренды воздушного шара, – вмешалась Софи. – Разумеется. Не ему за это платить! Впрочем, я никого не осуждаю.

– Если уж вкладывать деньги в это предприятие, – решила Аннабел, – предпочитаю купить еще шелковых платьев и белья. И уж конечно, не стану тратиться на воздушные шары и листовки с сонетами.

– Особенно если ты последуешь совету этого читателя и среди дня пробежишься по улицам в одних панталонах, вопя о своей любви, – усмехнулась Элайза.

Софи тоже потянулась к письму.

– В этом предлагается кричать о своей любви с крыш домов, – хихикнула она.

– И меня немедленно отправят в Бедлам, – заключила Аннабел.

– После подобных предложений этот вариант кажется вполне разумным, – объявила Элайза, просмотрев письмо. – Просто прокрасться в его спальню в полуночный час.

– И что потом? – поинтересовалась Аннабел.

– Аннабел, пожалуйста, – раздраженно попросила Джулиана. – Все это описывалось в читаемых тобою романах и обсуждалось в наших беседах. А если нет – я стыжусь наших бесед и твоего любимого чтива.

– Найтли либо овладеет тобой, либо немедленно отошлет домой, – пояснила Софи.

– Но когда же мне сказать ему? И что сказать? – разволновалась Аннабел. Настало время для размышлений. Если Найтли так и не угадает, что он и есть Болван, и ничего по этому поводу не сделает, значит, она все откроет, чтобы у него не оставалось иного выхода, кроме как объясниться. И все же она не была уверена, как лучше признаться в любви.

– Теперь я поняла! О, Найтли, добрый вечер! Я решила заглянуть в этот возмутительно неприличный час, чтобы дать знать, что вы и есть тот самый Болван.

– Зато прямо и недвусмысленно. Никаких недоразумений, – заметила Джулиана.

– Так он все поймет, когда Аннабел свалится с подоконника на его ковер, – улыбнулась Софи. – Иначе зачем ей являться в его спальню в полуночный час?

– Нам придется переодеть тебя в мужские брюки, – неожиданно решила Элайза.

– Зачем? – нервно спросила Аннабел.

– Затем, что тебе придется карабкаться на дерево к окну второго этажа, – объяснила Элайза так деловито, что Аннабел на миг потеряла дар речи.

Ради всего святого… до последнего времени самые рискованные вещи, на которые она отваживалась – притворяться, будто теряет сознание, или увеличивать вырезы на платьях. Но это уж слишком!

– Яркий жест, Аннабел, – напомнила Джулиана. – Подумай, какая поразительная история из этого получится! Читатели проглотят ее, а Найтли просто обожает, когда продажи взлетают до небес!

Увы, она была права. И все же…

Аннабел хотелось отсрочки. Препятствия! Нужны логические и непреодолимые препятствия для осуществления этого безумного плана!

– Я не знаю адреса, – пробормотала она.

– Брайтон-стрит, десять. Красный кирпичный дом, – немедленно ответила Джулиана.

– И у меня нет брюк, – не сдавалась Аннабел.

– Зато есть у меня, – заверила Софи. – Когда-то они принадлежали Брэндону. Ты можешь их позаимствовать.

– Ты слишком добра. Но я не умею взбираться на деревья и стены, – с отчаянием отбивалась она.

– Это легко. Я могу показать, – лукаво улыбнулась Элайза.

Вот как Аннабел очутилась на дереве, у окна спальни Найтли, каждое мгновение рискуя упасть. В брюках. В полночный час.

Глава 35
Аннабел попадает в опасное положение

Дорогая Аннабел! От имени ваших читателей заявляю, что пора принимать крайние меры.

Пенелопа с Пиккадилли

«Лондон таймс»

Аннабел верила в необходимость сосредоточиться на светлых сторонах жизни. И теперь, болтаясь на дереве, росшем у дома Найтли, думала, что могло быть и хуже. По крайней мере она не находится в корзине воздушного шара! Следуя наставлениям Элайзы, она крепко держалась за толстую ветку и благодарила счастливую звезду и подругу, посоветовавшую ей надеть перчатки. Правда, подруга не упомянула, что указанные перчатки обязательно порвутся. Хотя всегда можно купить новую пару.

Слабое утешение…

Если она выживет, конечно.

По мере того как расстояние между ней и землей увеличивалось, росло и запоздалое сожаление. Неужели любовь непременно требует ярких жестов? И разве истинная любовь не сказывается в мелочах, вроде тех, когда мужчина держит твою руку и усаживает перед приветливым очагом? В комнате. На твердой почве.

Когда пришло время отпустить шершавую ветку и взобраться на каменный подоконник, Аннабел вспомнила, что ей предлагали идти по улицам в одних панталонах. Куда более безопасное предприятие!

Наконец Аннабел добралась до окна, которое вело, как она полагала, в спальню Найтли. И при этом от души надеялась, что вломится в пустую комнату, улизнет незамеченной и сделает вид, будто ничего не произошло.

Держась за ветку, она потянулась, чтобы открыть окно. И тут ей открылась ужасная правда.

Окно было заперто.

– О нет, – пробормотала она. – О нет, нет, нет…

Ветка подозрительно затрещала. Такой треск раздается, когда ветка вот-вот сломается и рухнет на землю вместе с Аннабел.

– Нет! – попросила она. – Держись!

Но ветка просела под ее тяжестью. Она неуклюже потянулась, чтобы опереться о подоконник, и в отчаянии снова попыталась открыть окно. Но окно оказалось большим, тяжелым и надежно запертым.

О, уж лучше бы она пробежала по улицам в одних панталонах.

– Ладно, Аннабел, у тебя три выхода, – вздохнула она. Да-да, теперь она говорила с собой вслух. Если она выживет, непременно отправится в Бедлам и попросит запереть ее, ради ее же безопасности и сохранности деревьев.

Выход первый: попытаться спуститься вниз и сделать вид, будто ничего не случилось. И никогда больше не жаловаться на отсутствие романтики или ярких жестов. В этот момент и то и другое казалось сильно переоцененным, и ее благородным долгом будет предупредить каждую молодую романтичную особу, что ей следует отказаться от столь глупых идей.

Выход второй: позвать на помощь. Когда кто-то попадает в столь унизительное положение, особенно приятно привлечь внимание всей округи.

От второго выхода пришлось быстро отказаться.

Выход третий: постучать в окно. И молиться, чтобы вход и последующее бегство проходили в присутствии слепого, глухого и немого слуги.

Треск ветки разрезал ночную тишину. Сердце Аннабел едва не остановилось.

Выход четвертый: найти свою смерть в саду Найтли.

Ужасная история, которая очень ему повредит. Аннабел так не любила причинять людям неприятности… Однако, если она умрет, никакие заботы ее не обременят.

Аннабел решительно постучала в стекло. Подождала и снова постучала.

Где-то поблизости замяукала кошка. Темное облако закрыло равнодушную, яркую луну. Прохладный ветерок шевелил ветки деревьев.

Это окно спальни или нет?

Аннабел делала расчеты, основываясь на визите Джулианы в такой же дом леди Петтигру, находившийся через две двери отсюда.

– О дьявол, – пробормотала Аннабел.

Зловещий треск. Еще…

– Проклятие! – выругалась она. – Черт бы все побрал!

Аннабел снова постучала в окно. И наконец, наконец Найтли его открыл! Она никогда еще не была так счастлива его видеть! И никогда так сильно не хотела вообще не видеть его!

– Аннабел?

Он протер глаза, словно не веря, что одной рукой она держится за подоконник, а другой – за ветку.

– Здравствуйте, – пробормотала она.

Здравствуйте?! Ради всего святого!

Она застряла между деревом и подоконником, отчаянно борется за жизнь и притом ничего хуже придумать не могла! И это вместо того, чтобы закричать «на помощь»!

– Какого дьявола вы вытворяете? – спросил Найтли, и кстати, вполне справедливо. Но сейчас не лучший момент объясняться.

– Э… яркий романтический жест? – предложила версию она. Найтли поднял брови и промолчал. Пропади пропадом этот человек. Он желает услышать объяснение! В таком случае она приведет единственную причину, с которой он согласится.

– Собственно говоря, собираю материал для колонки. Для «Уикли».

– Я знаю, где вы работаете, Аннабел.

– Это предложил один из моих читателей…

Но тут она увидела, что он не совсем одет, и во рту мигом пересохло. На нем были брюки и незастегнутая рубашка, так что Аннабел видела его твердую голую грудь. По которой так и хотелось провести пальцем.

И это будет последним, что ей удастся сделать. Потому что она уж точно упадет и разобьется: ведь для того, чтобы ласкать голую грудь Найтли, нужно отпустить ветку.

– Я понимаю, ситуация неожиданная и крайне неприятная, – выдохнула Аннабел. – Я хотела спуститься вниз и сделать вид, будто ничего не случилось. Но ветка вот-вот сломается… мне ужасно стыдно, и вы можете вычесть убытки из моего жалованья.

Она замолчала, пытаясь определить стоимость ветки.

– Собственно говоря, я буду очень обязана, если вы поможете мне влезть в окно. Предпочитаю умереть от стыда, нежели упасть и сломать шею.

– Разумеется, заходите. Но вам придется кое-что объяснить.

Найтли протянул руку. Аннабел поколебалась. Перспектива объяснять ему, что он и есть Болван, что она втянула всех читателей «Уикли» в интригу с целью соблазнить его, и что для этого рисковала собственной шеей… И то, что на нем не было ничего, кроме облегающих брюк и расстегнутой сорочки… все это было невообразимым, невозможным и абсолютно ужасающим.

Нет, уж лучше бежать по улицам в одних панталонах! Это Лондон, и поэтому никто бы и глазом не моргнул!

Но ветка уже надломилась, и Аннабел с визгом схватилась за руку Найтли.

И рухнула в его объятия, теплые и крепкие, соблазнительные и сводившие с ума.

Она не подозревала, что представляет собой путаницу длинных стройных ног, рук и манящих изгибов. Мягкие локоны коснулись его щеки. От нее почему-то пахло розами. Он помнил это еще с того дня, как она упала в его объятия во время столкновения экипажей. Тогда он хотел ее. И хотел сейчас.

– Что вы здесь делаете, Аннабел?

Этот вопрос следовало задать, хотя Найтли не был уверен, что хочет услышать ответ.

Он неохотно разжал руки и отступил.

Аннабел прикусила губу. Уставилась на него. Издала такой вздох, словно разочаровалась в этой жизни, судьбе и Найтли. В его груди тупо заныло. Он не хотел обидеть или подвести ее.

– Вы правда не знаете? – медленно выговорила она.

– Что именно, Аннабел?

Правда была слишком важна, чтобы делать предположения. Слишком много зависело от нее. И одного молчаливого понимания недостаточно. Она должна сказать это вслух.

Аннабел промычала нечто неразборчивое.

– Я просто болван, или тот самый Болван? – уточнил он. Небольшое, но очень значительное различие…

– Тот самый и никто иной, – тихо ответила Аннабел.

– Я тот самый Болван, – повторил Дерек. Она кивнула. Он шумно выдохнул: все подозрения подтвердились, а страхи оправдались. После многих лет, когда она обожала его издалека, а он ее не замечал, дело дошло до этого.

Найтли не мог думать о всех сложностях и последствиях простого, но ошеломляющего факта. Он и есть пресловутый Болван. Он – любовь Аннабел и являлся таковым вот уже несколько лет.

Но сейчас он мог лишь сосредоточиться на тех фактах, которые были перед его глазами.

Аннабел, стоявшая в луче лунного света, который проникал в его спальню. После полуночи. В мужских брюках.

– И вы решили, что лучшим способом сообщить мне об этом будет забраться ко мне в окно посреди ночи?

– Ну… если бы вы заметили меня раньше, я бы не прибегла к столь отчаянным мерам, – упрекнула она.

– Вы утверждаете, что это я – причина всему… всему…

Дерек запустил руку в волосы, все еще не придя в себя и не в силах мыслить связно. Он Болван. Аннабел сама сказала. Все вздохи, обмороки, низкие вырезы и нежные прикосновения были для него. Аннабел буквально и фигурально говоря, рискнула всем, чтобы выказать свои чувства к нему.

И теперь от него ожидалось то же самое.

Дерек ощутил желание. И миллион других эмоций, в которых не мог разобраться.

– В таком случае я, пожалуй, пойду, – решила Аннабел, направляясь к двери.

– И это все? – спросил он. Она сделала это только чтобы уйти?

– Мне сказали, что вы либо овладеете мной, либо отправите домой. Если это называется «овладеть», значит, слишком сильно сказано, – бросила она.

Найтли едва не задохнулся от шока и смеха.

– Аннабел, – пробормотал он, чтобы хоть что-то сказать. А сказать нужно было много! Но язык не слушался. Не хватало слов. Он заметил, что ее кожа мягко светится в пламени свечей. Но это замечание будет совершенно неуместным.

– Моя наглость лишила вас дара речи, – вздохнула Аннабел с таким видом, будто мир не оправдал ее ожиданий.

Но сейчас это было не важно.

– Наглость?

Дерек открыл рот от удивления. Глупышка едва не убилась в его саду. Из того, что он понял, стало ясно, что она сбежала из своей спальни. Одна, ночью, добралась до его дома, влезла на дерево и вломилась в его комнату. Какое безумие или отчаяние владело ей?

Впрочем, этого он знать не хотел… но с упавшим сердцем сознавал, что, кажется, знает.

Все эти разговоры о ничего не ведающих болванах и отчаянных мерах… он сам толкнул ее на это.

– Полагаю, это, скорее, не наглость, а чертовская глупость с вашей стороны. Вы хоть представляете, насколько опасна эта проделка?

Найтли вдруг сообразил, что бегает по комнате, ероша волосы, словно собирается их вырвать от отчаяния.

Ее могли покалечить. Она могла умереть, дважды или трижды.

И тут он представил мир без Аннабел. Его сердце на секунду остановилось и снова забилось от звуков ее голоса.

«Мир без Аннабел»… станет унылым, одиноким и холодным. Потому что в нем не будет хватать бесстрашных попыток молодой женщины выйти из своей раковины.

Он не хотел знать мир без Аннабел.

– Да, разумеется, – ответила она. – Однако это казалось предпочтительнее полета на воздушном шаре или пробега по улицам в одном нижнем белье.

Найтли уставился на нее.

– Что все это значит? Нет, не говорите, – покачал он головой. – Я не желаю знать.

– Советы читателей относительно того, как привлечь внимание Болвана, – объяснила она едва слышно.

– Болван – это я, – повторил Найтли. Ему было необходимо снова услышать эти слова. Рано или поздно они покажутся реальными, обретут смысл и укоренятся.

– Разве я не в вашей спальне? Посреди ночи. После того, как рисковала жизнью.

Так оно и есть. И стоит в лужице лунного света. Рискуя, помимо всего, и своей добродетелью.

Аннабел первая заговорила о том, что он может овладеть ею… очевидно, использовав это в качестве приманки. Зря. Появления Аннабел в его спальне было достаточно. Аннабел в его спальне, одетая так, что каждый изгиб дразнил его, обольщая все сильнее! Аннабел, откровенно признавшаяся, что хочет его, окончательно лишила способности сопротивляться.

– Каким-то чудом ты оказалась здесь, а не лежишь сейчас, изломанная и мертвая, в моем саду, – выдавил он, поскольку при мысли о мире без Аннабел ему становилось трудно дышать.

– Я подумала, что из этого выйдет хорошая история для «Уикли», – пояснила она.

– Ты не думала о том, что все могло пойти не так? – повысил он голос. От страха, что едва не потерял ее, и, возможно, все еще может ее потерять. Решение, которого он избегал, было сейчас в его спальне. Произносит слова вроде «овладеть» пухленькими губками, о прикосновениях которых к своему телу он мечтал так давно.

Выберет он ее или высшее общество?

– Конечно, думала! Когда застряла на ветке и вашем подоконнике. Но меня бы здесь не было, если бы Джулиана и Элайза не заверили, что все будет в абсолютном порядке!

– Ох, уж эти двое! От них одни неприятности! Да еще и мужские брюки! – пробормотал Найтли, не сводя глаз с ее ног в кашемировых брюках, льнувших к бедрам совершенно непристойным образом.

Ему не следует смотреть.

Он с трудом отвел глаза. Боже. Как он хотел стащить с нее брюки, открыв стройные голые ноги, облитые лунным светом!

– Не уверен, что мужские брюки говорят о вашем здравомыслии, не говоря уже о привычке лазать по деревьям и прочих безумствах. А если вас кто-то видел?! – упрекнул Найтли, думая про себя, что вряд ли это имеет значение. Она в безопасности. Никто ее не видел. Но сейчас должно случиться нечто исключительное. Они будут любить друг друга. И избежать этого невозможно. Наверное, этому было суждено произойти. Он жаждал познать ее больше всего на свете.

Больше всего на свете.

– Я всеми забытая, Заброшенная мисс Свифт, помните? Засидевшаяся в девицах тетушка из Блумсбери. Пусть меня заметили, и что из этого? Что мне терять? – с тоской выдохнула она, но тут же вызывающе выпрямилась. – Никто и никогда меня не видит, Найтли. И меньше всех – вы. Именно поэтому пришлось пойти на самые безумные и опасные трюки, чтобы привлечь ваше внимание! Но я здесь, и мои намерения ясны. Что вы на это скажете?

Он видел ее, или начинал видеть… за последние несколько недель. И она сводила его с ума, но только последние несколько дней. Он думал о всех тех годах, когда они встречались каждую неделю, и она вздыхала, стоило ему войти в комнату. А ему было все равно. Абсолютно все равно.

Конечно, ей пришлось влезть на дерево и постучать в окно, чтобы привлечь его чертово внимание! Ради него она рисковала жизнью и сердцем!

– Я Болван, – сказал он. Снова.

– Мне ужасно жаль, что я дала вам такое прозвище, – смущенно улыбнулась она.