Текст книги "Клятва воров"

Но я слышала ее голос. Бодрый. Живой. Там. Моя чиадрах. Ешь, моя дорогая. Ты должна есть.

Я не могла упустить шанс. Надежда. Она ожила во мне.

Пусть он попадет в самый жаркий уголок ада за то, что снова так со мной поступает.

Я отпустила нож, позволив ему громко удариться о тарелку, и съела свой холодный ужин. Еда никогда не должна пропадать зря.

Дайна легонько коснулась меня.

– Король задает тебе вопрос, – прошептала она.

Я подняла голову. Король и все сидящие на другом конце стола смотрели на меня.

– Что-то не так? – спросил Монтегю.

Я вытерла рот салфеткой и отложила ее в сторону.

– Нет, ваше величество. Просто проголодалась и поглощена едой. – Я извинилась и попросила его повторить свой вопрос.

– Слышал, ты рассказываешь загадки. Может, развлечешь всех и расскажешь нам одну?

Загадки? Мое лицо горело. Интересно, как он узнал. Никогда не рассказывала загадки никому, кроме Джейса и…

Гарвин, должно быть, увидел замешательство на моем лице.

– Мустафье, – заговорил он. – Торговец, продающий безделушки на бирже. Он восхищен тобой.

Мустафье. Я не знала его имени, но помнила того мужчину. Логофила, который дал мне в качестве платы кольцо из виноградной лозы. Тем не менее я задумалась. Развлечь всех? Я в этом сомневалась. Король любил слушать лишь собственный голос. Возможно, он хотел показать, что знал обо мне больше, чем я подозревала. У него везде были уши и глаза.

Я задумалась. В заде царила тишина ожидания.

– Хорошо, – сказал я. – Вот, пожалуйста.

Я загадала несколько коротких загадок, простых, про деревья, яйцо и носы. После каждой загадки по столу прокатывалось бормотание, гости обсуждали возможные ответы, но король всегда отвечал первым.

– Наверняка у тебя есть для меня что-то посложнее? – сказал Монтегю после четвертой загадки.

Есть. Но иногда смысл загадки заключался не в ее сложности, а в возможности отвлечь внимание.

– Дайте подумать, – ответила я, но уже знала одну загадку, которая могла бы отвлечь. – Слушайте внимательно, – сказала я. – повторять не буду.

Он кивнул, и я заговорила.

 
         Я сплю в пещере, в темной и тесной,
         Ты редко встретишься со мной.
         Но гневное слово выманит наружу,
         Я режу, и рычу, и рвусь на стужу.
         Иногда крадусь, моя добыча на виду,
         Я обману, преследуя, смертельно укушу.
         Мощные удары, жалящий хлыст,
         Захвачен враг в жестокий хват.
         Но сладкие наслаждения влекут меня,
         Манят нагого соблазнительным вкусом.
         Мед, вино, пироги так сладки,
         Сахарное печенье, мясо и фрукты,
         Но желание может соблазнить и меня,
         Ведь всегда стремлюсь к поцелую,
                                                    истинно любя.
 

На этот раз не послышалось бормотания. Несколько ртов были открыты. Либо в замешательстве, либо такие слова, как «нагой», «соблазнить» и «поцелуй», заставили мысли гостей разбежаться в разные стороны. Я заметила, как Монтегю едва заметно сглотнул. Он пристально посмотрел мне в глаза. Он знал ответ.

– Довольно высокопарная загадка для простого куска плоти, – наконец сказал он.

– Простого? Напротив, ваше величество. Язык переживет тело. Он может свергать королевства и создавать их. Может вести армии и уничтожать их. Его сила не в размере или красоте, а в его ловкости и стойкости.

– Как что-то может быть сильным, если его легко соблазнить?

Я пожала плечами.

– Вероятно, это проклятие нашей человеческой природы. Нам всем нужно питаться, верно?

– Истинно любя? – воскликнул Гарвин, смеясь. – Ты действительно веришь в такое?

Да, ты предательский засранец, хотя сомневаюсь, что ты хоть что-то испытывал по-настоящему.

Я задумчиво наклонила голову и ответила:

– Это всего лишь загадка, Гарвин. Для развлечения. Извлекай из нее все, что хочешь. Но если ты никогда не испытывал ничего по-настоящему, это не значит, что этого нет. Ты также никогда не мыл за ушами. Но возможно, что каким-то чудом это однажды случится.

Все засмеялись. Монтегю рассеянно улыбнулся.

Его мысли были в другом месте.

* * *

Столики заполнились десертами, и гости снова ходили по залу, болтая и смеясь. Я была готова выколоть себе глаза, смотря на этот блеск и притворство. Все, что хотела сделать, это извиниться и вернуться в свою комнату, но Олиз подскочила ко мне, делая вид, что наполняет мой уже полный бокал. Она улыбнулась, прошептав:

– Я так понимаю, нам нужно поговорить.

Мое сердце ударилось о ребра. Он сделал это. Пакстон убедил короля. Он сказал, что передаст мне весточку через Олиз. Я видела, как они с королем сидели рядом во время ужина, беседуя, Монтегю потирал щеку в раздумье.

– Да, – тихо ответила я, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что мы находимся на безопасном расстоянии от остальных. Времени вдаваться в подробности не было, поэтому я кратко изложила ей инструкции.

– Завтра утром ты будешь болеть. Рвота. Ты не сможешь сопровождать детей туда, куда мы идем. Ты скажешь королю, что они прекрасно справятся сами, если за ними присмотрит один из стражников. Будь убедительна. Как только мы уйдем, ты покинешь гостиницу и спрячешься. Для тебя здесь больше не будет безопасно. Может, у тебя есть кто-то, кому ты доверяешь, кто спрячет тебя?

Она кивнула.

– Хорошо. Тогда ты должна исчезнуть. И никому ничего не рассказывать.

От страха она прикрыла глаза.

– Я буду в безопасности, но что с детьми?

– Продолжай улыбаться, Олиз. Никогда не знаешь, кто смотрит, – предупредила я и рассмеялась, пытаясь сгладить впечатление, которое могло произвести ее пораженное выражение лица. – Я сделаю все возможное, чтобы обеспечить их безопасность, но это будет нелегко.

– Они уже в опасности. Он ненавидит Белленджеров, – прошептала она сквозь улыбку. – Всех. Иногда замечаю, как он смотрит на детей. Выражение его лица пугает меня. Каждый день беспокоюсь, что он…

Она отступила назад, и от резкого движения из графина, который она держала, выплеснулось вино.

– В мой кабинет. – Я повернулась к королю. – Нам нужно кое-что обсудить. Сейчас же.

Он пошел прочь, не оглядываясь, зная, что я последую за ним.

Неужели предложение Пакстона не принято? Что-то пошло не так.

Глава двадцать девятая
Джейс

– Не надо, – прошептала Синове. – Даже не думай об этом.

Она поймала меня, когда я смотрел на гостиницу «Белленджер». Со стороны конюшни было видно одно освещенное окно. Там что-то происходило сегодня вечером. Какой-то прием. И я знал, что Кази там. Она теперь работает на короля. Это невозможно, но что-то удерживало ее там. Но что? Шантаж? Чем Монтегю угрожал ей?

– Трудно не делать этого, – ответил я. Трудно – не то слово. У меня все внутри клокотало, когда пытался придумать, как попасть в гостиницу, как вытащить Кази оттуда, а глаза болели, пока смотрел в то далекое окно в надежде увидеть хоть маленький проблеск ее присутствия. Она так близко, но я не мог до нее добраться. Уже перебрал сотню вариантов, но какое объяснение мог предложить торговец из Кбааки стражникам, расставленным у каждого входа? Поддельное приглашение на прием? Или удар в челюсть? Знала ли Кази вообще, что я жив?

Синове прислонилась к стене рядом со мной, ночь была такой черной, что я едва мог разглядеть девушку. Она вздохнула.

– Знаю, каково это – не иметь возможности помочь кому-то. Когда Кази пропала в тот первый день, я так хотела попасть в Дозор Тора, что готова была убить всех ваших жалких сторожевых псов и стражников тоже. Я могла бы, понимаешь? Всех их.

Синове бросалась из крайности в крайность. Сейчас она опять находилась на краю.

– Возможно, – ответил я. – Мои стражники неплохо стреляют.

– Неплохо? – Она фыркнула. – Впечатляет примерно так же, как наполовину построенный мост через реку.

– Тогда что тебя остановило?

– Рен. Она отговорила меня. Это не было частью плана. Она знала, что это мои эмоции. Мы с ней хорошо работаем вместе. Баланс, как говорит Кази. Мы контролируем друг друга.

– Так вот чем ты сейчас занимаешься? Пытаешься контролировать меня?

– Она – моя семья, патри. Она и Рен. Я не собираюсь терять ее потому, что ты хочешь убить свору собак.

Я зажмурился, благодарный, что она не видит меня в темноте. Я тоже не собираюсь ее терять.

Я оттолкнулся от стены. Забудь о приглашении на вечер. Мне нужна сила, и я знал, где ее взять.

– Алески не появится. Давай выбираться отсюда. – Следующей нашей задачей было возвращение спрятанного оружия и сумки с боеприпасами. Ждать было бессмысленно, но Синове протянула руку, чтобы остановить меня.

– Прямо сейчас? Нам нужен отдых, патри, а Рен уже готовит еду, не говоря уже, что шатание по улицам среди ночи привлечет внимание.

– Мы можем поесть по дороге. И я знаю обходные пути…

– Улицы. Сначала нам нужно пройти через эти проклятые улицы, где на каждом углу солдаты. Что скажешь, когда тебя спросят, куда ты идешь в такой час? Не можешь…

Дверь конюшни распахнулась, и золотистый свет разлился по переулку. Это была Рен. Выражение ее лица заставило меня и Синове выхватить оружие.

– У нас проблема, – подтвердила она.

Я шагнул вперед и заглянул в дверной проем. За Рен стоял Алески – и он привел с собой компанию.

– Мне жаль, патри, – сказал Алески. – У меня не оставалось выбора. Я должен был сообщить им.

Глава тридцатая
Кази

Нетерпение или гнев я услышала в его голосе? Я уже приготовила ответ, но как только за королем закрылась дверь в комнату, он повернулся и сказал совсем не то, что ожидала.

– Ты солгала мне сегодня вечером.

Я растерялась, и мои мысли метались, пока пыталась понять, какую ошибку совершила. Почти все было ложью.

– Не знаю, что…

– Ты утверждала, что была поглощена едой, но это Зейн занимал твои мысли. Ты ненавидишь его. Почему?

Зейн. При одном упоминании его имени у меня по коже побежали мурашки.

Я покачала головой и отвернулась, но в два шага король оказался рядом и взял меня за руку, но отнюдь не угрожающе.

– Скажи мне, – тихо сказал он.

Не могла раскрыть всю глубину своего отвращения к Зейну или причины, по которым его ненавидела. Джейс был первым и единственным человеком, с которым поделилась всеми уродливыми подробностями, и даже тогда это было больно. Также я заключила сделку с Зейном. Пустое соглашение о молчании, но ради слабой надежды – я не могла его нарушить.

– Ничего личного, – ответила я.

– Значит, из-за Превизи? Я был свидетелем твоей тирады против них на бирже – как раз перед тем, как ты ударила патри. Почему ты их ненавидишь?

– Нужна ли причина? Они нарушают законы.

– И все же когда-то ты была талантливой воровкой.

– Воровка, которая помнит, как голодала на улицах Венды. Превизианцы никогда не относились к таким, как я, по-доброму или с малейшей долей сострадания. – Здесь мне не приходилось врать. Каждое слово было правдой. – Нас считали никем, – сказала я. Паразиты, отбросы, ничтожества. – Они выставляли перед нами свои дорогие товары, а потом продавали все Комизару и богатым купцам. Остальным они предлагали заплесневелые мешки с зерном, кишащим долгоносиками, да и то не всегда. Чаще мы получали лишь их презрение. Их надменные усмешки навсегда останутся в моей памяти.

Король изучал меня.

– Голод заставил тебя стать воровкой?

Я пожала плечами.

– Голод может быть весьма мотивирующим фактором.

Он пристально рассматривал меня, хитрец, просчитывающий каждый шаг. Но на долю секунды я вздрогнула, увидев его голодные сумрачные глаза. Он держался настороженно. Доверие давалось ему нелегко, и я была рада этому. Не хотела, чтобы это наступило слишком скоро. Завтра. В самый подходящий момент.

– Понимаю, что такое презрение, – наконец сказал он, – но это было давно, а Зейн мне полезен. Он – надежное, известное лицо на бирже. Купцы знают его. Я бы хотел, чтобы ты похоронила прошлые обиды.

Я заметила, что он использовал слово «хотел», вместо того чтобы просто приказать мне. Терпение, Кази. Он кружит, подплывая все ближе. Выдержала паузу, словно взвешивая его просьбу.

– Если он вам полезен, конечно. Сделаю все возможное, чтобы похоронить прошлое.

– Кроме того, – добавил он, – ты больше не зависишь от превизианцев. Ты работаешь на короля, который скоро станет самым могущественным на континенте. Помни об этом.

– Да, ваше величество.

Его взгляд лениво остановился на моем лице.

– Наедине ты можешь называть меня Монтегю.

Ближе. Но я еще не готова.

– Вы хотели о чем-то поговорить? – спросила я, надеясь продолжить разговор.

– Бэнкс сообщил, что сегодня ты хорошо провела поиски. Он остался доволен тобой.

– Правда? Мне показалось, что он выглядел разочарованным, когда я говорила с ним.

– Генерал не из тех, кто щедро раздает похвалы. Но он сообщил, что ты обнаружила несколько тайников, о которых мы не знали.

– И все же я ничего не нашла.

– Но за ужином Пакстон заметил, что сегодня в замке ты на мгновение, как он это назвал, замешкалась. Ты медлила, будто что-то почувствовала. Может, у тебя есть дар?

Я нахмурилась, хотя в глубине груди зажглась радость. Отличная работа, Пакстон. Я приуменьшила возможности Пакстона, но король отреагировал именно так, как мы хотели, словно читал строки из написанной нами пьесы.

– Нет, – ответила я, – не так, как у королевы, если вы об этом подумали. Но иногда… Не знаю. У меня бывает предчувствие.

– Пакстон считает, что мы должны вернуться туда завтра и провести еще один обыск в главном доме. Я согласен с ним.

Вздохнула, словно сомневаясь. Как и все остальное, эта идея должна принадлежать ему.

– Как пожелаете. Я признательна, что нахожусь у вас на службе, но ничего не могу обещать. Но есть одно крыло, по поводу которого у меня возникло неприятное чувство. Не представляю, что это значит, но хотела бы вернуться.

– Тогда решено. Мы возвращаемся завтра. – Он сделал паузу и посмотрел на мою ногу. – Заметил, что ты прихрамывала. Пакстон сказал, что ты травмировала ногу сегодня?

– Это? – переспросила я, глядя вниз, будто впервые заметила. – О, ничего страшного. Зацепилась за поваленное дерево и немного подвернула лодыжку. Вот и все. Уверена, к утру все будет в порядке.

– По дороге мы сделаем остановку в Павильоне Богов. Там ты сможешь окунуть ногу в источник.

Я знала, что он в любом случае захотел бы там остановиться – Пакстон говорил, что король почти всегда делает остановку там по пути в Дозор Тора, – но моя хромота гарантировала это. Я притворилась удивленной.

– Спасибо. Очень любезно с вашей стороны, ваше вели… Монтегю.

Я уже собиралась уйти, решив, что наш разговор закончен, когда раздался стук в дверь. Дайна осторожно вошла с подносом, на котором стояли два бокала и небольшой хрустальный графин с темно-янтарным ликером. Король был уже хорошо подвыпившим после долгого празднования. Еще один бокал, и, уверена, он начал бы шататься. Но второй бокал, несомненно, предназначался мне.

Монтегю отпустил мою руку и указал Дайне в сторону низкого столика перед роскошным мягким диваном с деревянными ножками, похожими на звериные лапы. Она поставила поднос, затем взглянула на меня, почти нетерпеливо, будто предупреждая. Возможно, подумала, что я не справлюсь с королем или с крепким напитком. Монтегю отпустил ее, но она оглянулась, когда выходила из комнаты, ее каштановые кудри выглядывали из-под чепца. Я кивнула, чтобы успокоить ее, но ее взгляд задержался на Монтегю.

– Что-нибудь еще, ваше величество? Может, разжечь камин? Я могу остаться и…

– Нет. Разберусь сам. Вы свободны. – Она неохотно закрыла за собой дверь.

В комнате было прохладно, но чтобы король носил поленья и пачкал руки? Его талант заключался в том, чтобы держать руки в чистоте. Ему не терпелось, чтобы Дайна ушла.

– Я могу разжечь огонь, – предложила я и опустилась на ковер перед камином, чтобы достать хворост. Я помешала горячие угли кочергой и положила сверху сухие ветки. Пламя скользнуло по ним. Позади меня послышался звон бокалов. Я оглянулась. Монтегю смотрел на меня, держа в руке свой бокал. Второй стоял на столе и ждал меня. Я снова занялась камином и взяла полено.

Наступило долгое молчание, и, наконец, король сказал:

– Значит, ни один из твоих поцелуев с патри не был настоящим? – Моя спина напряглась. Я думала, что этот разговор состоится утром. Но не сейчас. Монтегю должен быть со своими гостями, но король делал то, что хотел и когда хотел.

– Я уже говорила. Все, что вы видели, было лишь…

– Да, частью твоей работы. Но ты сказала что-то о приятном способе скоротать время.

Я равнодушно пожала плечами.

– Его поцелуи были неплохими, но это ничего не значило. Я уже забыла, если честно.

Забыла. Слово, которое король ценил, когда дело касалось Джейса.

– Расскажи мне больше… Каким был патри?

Монтегю постоянно думал о нем. Он все еще боролся с призраком Джейса. Убить его было недостаточно. Его одержимость патри заставила меня лучше понять, почему Пакстон должен был найти тело. Даже если бы мне пришлось еще сто раз пережить ужас при виде той руки, на которой было золотое кольцо Джейса, я благодарила Пакстона за ловкий обман. Только так Джейс смог оказаться в безопасности, и у него появилось время восстановиться. Я ткнула кочергой в угли, и искры полетели вверх. Смогу ли убедительно солгать Монтегю о Джейсе? Сказать, что он жадный, высокомерный трус, зная, что Джейс – полная противоположность всем этим качествам? Просто заявить, что я его ненавижу, – это одно, а вдаваться в подробности, кем был Джейс, – совсем другое.

– Вы знали его дольше, чем я, – ответила я. – Возможно, гораздо лучше.

– Но никогда не был гостем в его доме. Никогда не ел с ним, не бил его, не приставлял нож к его горлу, не арестовывал и не тащил через весь континент. С ним ты пережила немало интимных моментов.

Я услышала ударение на слове «интимных» и скрытый вопрос. Было ли между нами что-то большее, чем поцелуи?

– И все же, несмотря на время, проведенное с ним, я не достигла своей конечной цели – и этот тщеславный осел напоминал мне об этом каждый день. А вот вы, напротив, убили его. Победили в его же игре, и вам удалось сделать это, даже не запачкав руки. Это я должна задавать вам вопросы. Вы достигли своего, а я – нет. И рахтану такое нелегко признать.

Я услышала скрип дивана. Я встала, и король жестом пригласил присоединиться к нему. Я села на другой конец дивана. Не потребовалось много усилий, чтобы отвлечь Монтегю от первоначального вопроса. Он всегда возвращался к фантазиям, к миру, который строил для себя. К смыслу и ценности, которые придавал своей жизни, к придуманной истории, которую нужно подпитывать: Ты проницательнее, мудрее, достойнее.

Пусть иллюзия расцветает. Такова моя работа.

Когда я устроилась удобнее, мне потребовалась лишь крупинка, простая просьба, чтобы он рассказал все. Как долго вы это планировали? Если что-то и знала после общения с сотнями торговцев на джехендре, так это то, что у каждого из них своя история, которую они горели желанием рассказать. Правдивая история, которую, как они верили, никто другой не сможет изложить правильно. Несправедливости, которые они пережили, похвалы, которых они достойны. Будучи уличной воровкой, научилась слушать, кивать, соглашаться, подталкивать их, наблюдая, как их уносит в другой мир. И с каждым словом, которое слышала, обретала их уверенность. Наконец-то кто-то их понимал.

Монтегю перевел взгляд с меня на огонь, его взгляд горел фантазиями. Он был доволен, что я спросила, откинулся назад, положив ноги на низкий столик перед нами, и поднес к губам маленький бокал с янтарным ликером. Он отпил глоток и налил еще.

История разворачивалась плавно, будто он рассказывал ее в самых темных уголках своего сознания сотни раз, в чем я не сомневалась. История, в которой поровну горечи и гордости. Он хотел, чтобы я услышала именно это – рассказ о победе его хитрости и терпения, но существовала и другая часть истории, которую, как знала, он не хотел мне раскрывать. О его мучительной потребности. Она бурлила в нем.

Презрение. Теперь знала, почему он сказал, что понимает меня. Презрение было удушающей лозой, обвивавшей его. Я слушала, кивая, даже когда меня бросало в дрожь от осознания глубины его зависти. Ее корни уходили глубже, чем ожидала. План формировался в его голове с двенадцати лет и с течением времени менялся. Став для него навязчивой идеей. На одиннадцать лет.

– Вы были еще ребенком, – сказала я, стараясь не показаться шокированной.

– Успешные планы требуют времени, – ответил он. – Конечно, не мог осуществить ни один замысел, пока мой отец был королем, но всегда знал, что однажды Дозор Тора, биржа, все это будет моим, но не мог ничего сделать, пока мой отец не умер.

– Вы убили…

– Своего отца? Нет. Просто повезло. Так понял, что боги не хотели, чтобы я ждал. Они желали, чтобы все принадлежало мне, а когда встретил Бофорта, осознал, что боги ждут от меня большего.

Боги благоволили Монтегю? Какая удача для него. Сомневалась, что он сам в это верит, но ему требовалось создать иллюзию своей правоты, абсолютной истинности своего плана. Если бы он повторил свою историю достаточно раз, она превратилась бы в правду.

– Вы уже правите Эйсландией, и у вас есть крепость в Парсусе. Разве этого недостаточно?

Он усмехнулся.

– Крепость – смелое слово для небольшого дома со сквозняками. Тебе не довелось побывать в Парсусе, верно?

– Нет.

Он рассказал, что его отец распределял свое время между тремя фермами, которыми Монтегю владели на протяжении многих поколений: одна в Парсусе и две на возвышенностях недалеко от Хеллсмауса, где разводили овец и выращивали сельскохозяйственные культуры. Эти три хозяйства едва позволяли прокормиться и платить немногим наемным рабочим. Скудные налоги, которые собирал его отец, шли на оплату небольшого штата чиновников, а казна всегда была пустой. Я спросила о его матери, и он ответил, что никогда не знал ее – она умерла, когда он был еще ребенком. В доме жили только он, его отец и несколько рабочих, которые приходили и уходили. Такая одинокая жизнь.

– А потом, когда мне было двенадцать, я вместе с отцом посетил биржу Белленджеров. Тогда там собиралось гораздо меньше народу, в основном фермеры, но для меня она все равно казалась огромной. Я стоял с широко раскрытыми глазами. – Его ноздри раздувались, будто собственная наивность раздражала его. Он выпил еще. Неужели он высмеял себя? Зеленого юнца, изображавшего короля? – Я никогда не видел столько торговцев и столько товаров в одном месте. Каждый уголок наполняли шум, еда и возможности. Воздух трещал. Я не мог поверить. Весь мир был у каждого под рукой – кроме, разве что, короля и его сына.

Карсен Белленджер проводил экскурсию для моего отца. Я шел позади, вместе с другими Белленджерами. Джейсу в то время было семь или восемь, сопляк, который даже не знал, сколько у него возможностей. Карсен долго рассказывал об истории Белленджеров, пытаясь убедить моего отца, что они были первой семьей Эйсландии, приехавшей сюда задолго до Монтегю. Мой отец попросил показать ему хранилище со всей историей, написанной там, и знаешь, что Карсен сказал?

Монтегю сделал паузу, его губы искривились.

– Нет. Он сказал «нет». Это только для семьи. Он отказал правящему монарху Эйсландии, не извинившись и даже глазом не моргнув.

Он повторил слово «нет» тихо, но я услышала гнев.

– А знаешь, что потом сделал мой отец?

Я понимала, что могу не отвечать. Это история, которую Монтегю проживал снова и снова. Ответ вертелся у него на языке.

– Ничего, – наконец сказал он. – Мой отец абсолютно ничего не сделал. Он купил семена и скот, за которым мы приехали, и мы отправились обратно, две коровы шли позади нас. Я сгорал от стыда всю дорогу домой и решил, что не буду фермером, как отец. Не буду натирать мозоли на руках мотыгой или гнуть спину за плугом, а главное, не буду терпеть неуважение подчиненных.

Когда мы вернулись домой, стыд переполнял меня, и я накричал на отца и назвал глупым фермером. И знаешь, что он сделал?

Я покачала головой.

– Как обычно. Ничего. – Он поморщился и выпил ликера, затем взял графин и налил еще. – В тот день я решил, что не буду таким, как он, человеком, который был героем всех шуток в королевстве, королем, которого никто не слушал. Ты хоть представляешь, как тяжело было слышать от подданных, что они должны сначала посоветоваться с патри, когда я отдавал им приказы? Мои магистраты в Хеллсмаусе подчинялись Карсену Белленджеру, а потом Джейсу. Я не собирался становиться ничтожным правителем.

– Фермерство – почетная профессия. У Белленджеров есть фермы.

– У Белленджеров были фермы, – поправил он. – У Белленджеров было все, но теперь это мое, как и должно. Три поколения назад допустили ошибку. В мое королевство должны были войти биржа и Дозор Тора. Тогда, возможно, мой отец стал бы настоящим королем, которым можно гордиться. Я буду именно таким. Величайшим правителем, которого когда-либо знал мир. Когда у меня родится сын, он станет гордиться своим отцом, а я получу уважение, которого всегда заслуживали Монтегю, – от всех королевств.

У меня перехватило дыхание. То, как он это сказал, как стиснул челюсти, как исчезла алкогольная дымка и его глаза остекленели – напомнило мне о ком-то другом.

Я вспомнила, как стояла на краю площади Блэкстоун, спрятавшись в тени, и слушала речь Комизара, который собирал силы для своей растущей армии.

«Все, – кричал он. Его голос был сильным и, казалось, достигал гор. – Все королевства склонят колени перед Вендой – или будут уничтожены».

Мне было десять, и к тому времени у меня уже выработался иммунитет к чванливым речам – за исключением речи Комизара. Его слова содержали леденящее душу обещание, не похожее ни на чьи другие. Некоторые считали его богом. Я же считала демоном. Я помнила, как все глубже уходила в тень, словно он мог заметить меня издалека, словно у него была особая сила, и, пожалуй, даже сейчас все еще сомневалась, имелась ли она у него.

Все. Вот что я услышала в голосе Монтегю.

Его голод был велик. Одиннадцать лет. Так велик, что король был готов использовать детей в качестве щита и вешать невинных людей, чтобы добиться повиновения. Готов платить охотникам за людьми, чтобы те крали его же граждан. Готов убить законного правителя Хеллсмауса и конфисковать его владения. Сколько всего он мог сделать, о чем я даже не догадывалась?

Представь, какие это возможности.

Я боялась их.

Его ноги опустились со стола на пол, и он резко поднялся.

– Уже поздно, – сказал он. – Тебе пора идти. Завтра рано выезжаем.

Меня застигло врасплох его внезапное решение, и я удивилась, как уверенно он стоял, не качаясь и не спотыкаясь. Он совсем не выглядел пьяным.

– Конечно, ваше вели…

Он взял меня за запястье и медленно притянул к себе, решительно и уверенно.

– Ты хочешь поцеловать меня? Сравнить патри с королем? Посмотрим, останешься ли ты довольна поцелуем? – спросил он.

Я уставилась на него, ища ответ. Думала, его мысли будут заняты пропавшими бумагами и моим предчувствием, а не такими пустяками, как поцелуи, но, услышав, как долго он планировал это вторжение, я догадалась, что, возможно, когда дело касалось Белленджеров, особенно патри, для короля не существовало пустяков. Я тщательно взвесила ответ, зная, что «нет» может привести его в ярость, а слишком поспешное «да» – вызвать подозрения и заставить думать, что я использую его так же, как использовала Джейса. А он очень хотел, чтобы я оценивала его иначе, чем Джейса, ведь он был королем, а значит, лучше, умнее. Он должен превзойти патри, которого я отвергла, патри, который хотел меня. Моя заминка заставила его пальцы крепче сжаться на моем запястье.

Я моргнула, словно смущаясь.

– Признаюсь, мне любопытно.

– Конечно, любопытно.

Другая его рука скользнула мне за спину, и он притянул меня ближе, наклонив лицо к моему, но прежде, чем наши губы встретились, я вырвалась и отступила назад.

– Любопытно, – твердо сказала я, – но отношусь к этому с опаской.

Я сжала руки и запнулась.

– Не буду отрицать, что испытываю сильное влечение, но… – Покачала головой. – Не уверена, что именно хочу сказать. Но видела, как женщины кружат вокруг вас. Не хочу быть одной из них. Не хочу… – Я задохнулась и посмотрела на него словно в ужасе. – Дело не в том, что… Уверена, ваши поцелуи более чем достойны, и признаю, задумывалась о них, но хочу большего, чем… – Я сделала длинный, дрожащий вдох. – Нужно остановиться. Боюсь, что все выходит совсем не так, как задумала. Могу я подумать до утра?

Он долго смотрел на меня.

– Ты хочешь большего, чем то, что у тебя было с патри. Чего-то настоящего.

Я моргнула, уверенная, что он слышит, как бешено колотится мое сердце.

– Я поступаю глупо?

Конечно нет. Потому что король более достоин. Более красив. Лучший во всем.

Мои слова имели смысл.

Слабая улыбка озарила его глаза.

– Иди. Хорошо выспись. Мы продолжим этот разговор утром.

Он отпустил меня, чтобы я вернулась в свою комнату. Без сопровождения.

Ведь я призналась в сильном влечении к нему. Хотела большего, чем то, что у меня было с патри, и, при всей моей напускной строгости, король представил, что я даже покраснела, когда делала признание. Я явно достаточно надежный человек, чтобы вернуться в свою комнату одной. Завтра мы с ним будем вместе. Я хотела его, в конце концов. Как и должно быть.