Текст книги "Огненная кровь"

Глава седьмая

Хартшорн

Штат Оклахома, США

Мэтью Лайм ненавидел свою фамилию. С самого детства он просил мать поменять ее на что-нибудь более звучное. Например, Гаррисон. Но миссис Сьюзан Лайм не хотела слушать малолетнего сынишку, который требовал невозможного. А именно разорвать одну из последних ниточек, связывающих ее с высоким голубоглазым красавцем, однажды предложившим свою помощь, когда при падении сломался ее велосипед. После регистрации брака втайне от родителей, которая последовала всего через пару недель после той памятной встречи, она смогла побыть настоящей миссис Лайм только полтора часа. Пока Сью, сидя на скамейке в парке, нежилась на солнышке и любовалась блестящим обручальным кольцом, одновременно пытаясь представить себе, как отнесутся родители к ошеломляющей вести про ее замужество, Майк побежал в «МакДоналдс», чтобы купить ей бигмак и колу. А тот бродяга, который застрелил его, решив, что Майк преграждает ему путь наружу, забрал из кассы всего лишь триста баксов… Полицейские, составлявшие протокол, почтительно обращались к ней не иначе как «миссис Лайм». Поэтому Сью дала себе клятву, что ее сын будет носить фамилию мужа, с которым у нее даже не было настоящей брачной ночи. Повторно замуж она так и не собралась, поэтому маленький Мэтью рос без отца. Чтобы как-то компенсировать его отсутствие, миссис Лайм отдала его в спортивную школу, которую курировало полицейское управление. Помешанный на Джеки Чане, как и многие его сверстники, Мэтью выбрал секцию каратэ. Участвовал в соревнованиях, стал призером чемпионата города и штата, а после окончания колледжа взял, да и пошел в полицейский спецназ. Но даже по-прошествие многих лет, превратившись из неловкого подростка в «сержанта Лайма», Мэтью ненавидел свою фамилию.

Поэтому он в который раз поморщился, произнося в микрофон: «Это Лайм, готовность десять секунд». Перехватил пальцы на рукоятке автомата, бросил взгляд на бойцов своей группы, приготовившихся к штурму. Кивнул, давая немой приказ. Бойцы раскачали ручной таран и одним сокрушительным ударом вынесли дверь.

Когда его команду отправили проверить небольшой горный отель недалеко от Хартшорн-лейк, из которого пришло паническое сообщение, он испытал разочарование. Могли бы послать простых копов. Но капитан сказал, что копов туда уже посылали. Два патруля уехали и не вернулись. Единственное, о чем они успели сообщить, что территория отеля обезлюдела, и они собираются проверить главное здание. После этого рация замолчала. Руководство, как обычно, решило не поднимать шумиху. Слава богу, телевизионщики тоже пока молчали.

– Мэтью, – сказал ему капитан, – возьмите свою группу и тихо проверьте, что там стряслось. Если все из рук вон, поднимем всех. Но пока – только вы и ваши люди. Тихо и осторожно. Нам ни к чему ненужная паника. В этом отеле великолепная анимационная команда. Это может быть розыгрышем.

– Вы шутите, капитан? – искренне удивился Лайм. – Исчезновение трехсот человек и двух полицейских патрулей – выходка группы аниматоров?

– Вы получили приказ, сержант, – отчеканил капитан, – одна группа, тихо и скрытно. Ясно? И вот еще что. – Он порылся в ящике стола и передал сержанту фотографию. – Когда выясните обстановку, проверьте постояльцев. У кого-то из них есть такой кулон. Кулон принесете мне лично. Причины вас не касаются.

Мэтью изучил фото, запоминая, потом сунул снимок в карман, отдал честь и вышел. Капитан был новеньким, недавно присланным. Ставленник какой-то шишки из управления. Послужной список, говорят, внушительный, но он сразу не сошелся ни с кем характерами. Впрочем, в одном новенький был прав: Мэтью получил приказ. И его надлежало выполнить.

Прибыв на место и без шума проникнув на закрытую территорию отеля, группа быстро убедилась, что основное здание абсолютно безлюдно. Так же как и прилегающая территория. Машин полиции не нашли. Не обследованным осталось только отдельно расположенное здание обслуживающего персонала. Отель был невелик, и служащих требовалось мало. Поэтому и здание для них оказалось небольшим, пара этажей и около двадцати комнат. Сорок человек персонала работали в две смены.

Группа расположилась у двух входов, после чего ручные тараны выбили двери.

– Синие, вперед, – скомандовал Мэтью в микрофон. Дождался, когда первый боец присядет на колено у проема, прикрывая, и гибко скользнул внутрь. Коротко переступая ногами, быстро поводя стволом из стороны в сторону, осмотрел комнату, занял позицию у внутренней двери и качнул головой, пропуская следующего.

Не сделав ни одного лишнего движения, отделение обследовало дом. В наушнике у Метью зашелестели голоса:

– Первый этаж – чисто.

– Задний двор – чисто.

– Второй этаж – чисто.

– Подвал – чис… О, Господи!

– Что там, Хокинс?! – Мэтью еще договаривал фразу, а тренированное до инстинкта тело уже само быстро, но осторожно двигалось к большому люку в коридоре первого этажа, откуда медленно вырастала фигура отступающего из подвала бойца. Рядом с сержантом появились еще два спецназовца, держащие на мушке проем люка.

Хокинс отступил от люка и, к удивлению Лайма, судорожно перекрестился.

– Думаю, мы нашли, что искали, сержант, – произнес он, оглянувшись на командира.

– Мне нужно взглянуть самому.

Боец посторонился, и Лайм, не опуская автомата, осторожно начал спускаться по довольно крутой лестнице. Присев через пару ступенек, он быстрым взглядом окинул подвал, сразу поняв, почему Хокинс начал было докладывать, что подвал – чист. Он и был чист. Фигурально выражаясь. Мэтью поневоле задумался о том, для чего могло использоваться столь обширное помещение. Огромный подвал освещали многочисленные лампы на стенах. С того места, где стоял сержант, было видно, что пустое, если не считать нескольких больших шкафов у стены, помещение было полностью залито кровью. Или чем-то очень похожим на кровь. Но кровь, в любом количестве, не была способна вызвать у видавшего виды Хокинса таких эмоций. Мэтью медленно спустился в подвал. Присел на корточки, принюхался. Точно кровь. Он поднял взгляд и замер. С потолка на него смотрели глаза, сотни глаз. Десятки голов, насаженных на свисающие с балок крюки, обращали к нему бескровные лица. Несмотря на выучку, Мэтью едва не стало плохо. Он машинально вскинул ствол, направив его в ближайшую голову, принадлежавшую совсем молодой женщине, блондинке.

– Двое ко мне, – произнес он в микрофон пересохшими губами. Медленно поднялся, благо размеры подвала позволяли стоять во весь рост, и отступил от лестницы, освобождая место спускающимся бойцам.

– Боже! – вырвалось у одного из них. – Да здесь, похоже, все население этого долбанного отеля!

– Тихо! – приказал Мэтью. – К шкафам!

Трое спецназовцев, стараясь не смотреть на висящие головы, прикрывая друг друга, двинулись вперед. Достигнув первого шкафа, бойцы навели на него оружие, а сержант встал сбоку и медленно протянул руку к дверце.

– Аааааррррхххх…

Мэтью моментально отпрыгнул к стене и пустил очередь в потолок, в место, откуда раздался отвратительный шепот. Одна из голов разлетелась на куски, забрызгав людей черной жижей. Бойцы присели, поводя автоматами из стороны в сторону. Их глаза за пластиком защитных очков были широко раскрыты.

– Что у вас, сержант? – прошептал наушник.

– Будьте наготове, – бросил он в микрофон. Потом медленно приблизился к остаткам расстрелянной головы, все еще болтающимся на крюке, с которых черная жижа тугими нитями протянулись к полу, и впервые за рейд включил закрепленный на автомате фонарь.

И тотчас по подвалу разнеся отвратительный скрип. Спецназовцы закричали, раздались выстрелы. А Мэтью, не в силах сдвинуться с места, оторопело смотрел, как головы, попавшие в круг света, со скрипом прокручивая в балках крюки, поворачиваются к нему и одна за другой открывают и закрывают глаза и рты. Мужские, женские, детские, все беспорядочно сжимающиеся и растягивающиеся губы, из которых сочилась и текла по подбородкам черная слизь, постепенно попали в унисон. И в стенах подвала, перекрывая беспорядочную стрельбу, к которой присоединился и сержант, и ввалившееся в подвал подкрепление, раздался единый скрежещущий крик.

– Аррркхх! Драаааа! Маааааааргх! Аррркхх! Драаааа! Маааааааргх! Аррркхх! Драаааа! Маааааааргх!

Головы дергались на крюках, раскачивались, крутились из стороны в сторону и непрерывно вопили одно и то же. Их крик перемешивался с грохотом очередей, треском разлетающихся под пулями лиц, создавая жуткую какофонию. Мэтью опомнился первым. Этих людей нужно было опознать.

– Прекратить огонь! – заорал он.

Не сразу, но стрельба стихла. Сержант огляделся. Все были целы. Но группа была забрызгана багрово-черной жижей так, что бойцы походили на чертей из ада. Оставшиеся головы еще дергались под потолком, но уже не орали. Замолчали, словно по его команде.

– Хадсон, Кирк, попробуйте снять одну из них, крайнюю. Остальным отойти к стене и страховать.

Группа отступила к стене, держа под прицелом голову, к которой осторожно приблизились спецназовцы. Первый боец опустился на колено, второй встал на подставленную ногу и, удерживаемый товарищем за лодыжки, осторожно протянул руки в перчатках к женской кудрявой головке, которая продолжала непрерывно открывать и закрывать глаза. Но едва спецназовец коснулся ее, как голова распахнула рот и завопила. Крик подхватили другие головы. Не успел Хадсон спрыгнуть на пол, как глаза на висящей голове лопнули кровавыми брызгами, и из пустых глазниц протянулись два красных жгута, уткнувшиеся бойцу прямо в лицо. Хадсон закричал так, что у Мэтью свело зубы, он и сам уже кричал, поливая свинцом потолок. Все остальные тоже начали стрелять. И тут все четыре шкафа распахнулись, и на спецназовцев ринулись десятки…

– О, Господи! – закричал кто-то. – Это же руки!

Возникла двухсекундная пауза – бойцы сменили магазины – и свинцовый шквал обрушился на приближающиеся к ним конечности. Пули разрывали, отбивали куски, отрывали пальцы, с визгом рикошетили от стен… А мужские, женские, детские руки, срезанные в локте, оторванные в локте, ползли, каким-то невероятным, нелепым образом бежали и прыгали на пальцах, неумолимо приближаясь к спецназовцам.

– Все наверх! – закричал Мэтью, дергая стволом туда-сюда. Мозг словно отключился от происходящего, отказываясь воспринимать сюрреалистичную картину, представляя ее неким подобием тира.

Пули не могли остановить столь необычного противника. Первый боец уже бежал по лестнице, когда десяток рук единым рывком метнулся к людям и начал вцепляться пальцами в лица, раздирая щеки и выдавливая глаза. Инициатива отрядом была тут же потеряна. Сержант, отрывая от исцарапанного в кровь лица свихнувшиеся конечности, бросил взгляд на товарищей. Большинство боролось с руками, часть кинулась к лестнице, пытаясь утянуть за собой товарищей, которые корчились на полу с посиневшими лицами. Из ртов у них торчали обрубки рук. Сержант явственно увидел раздувшуюся шею одного из бойцов, в которой ворочалась добравшаяся туда кисть. Он бросился было на помощь, но его схватили за ноги и повалили на бетонный пол. И в этот момент Мэтью увидел, как перед спешившими наверх бойцами закрывается крышка люка. Он не заметил, кто именно поднялся первым, и, отбиваясь от рвущих его снаряжение рук, закричал:

– Будь ты проклят, сука!

Волосатая пятерня сунулась ему в рот и заглушила крик. С него сорвали очки и последнее, что Мэтью Лайм увидел в своей жизни, были летящие ему в глаза растопыренные пальцы. Как вообще конечности могут двигаться отдельно от тел, успел подумать сержант перед тем, как наступила темнота. И тишина.

А в это время наверху рядовой Майк Роуз с трудом поднимался на ноги после оглушительного удара, сбившего его на пол. Привстав на одно колено, Майк навел автомат на человека, сбившего его с ног и захлопнувшего крышку люка.

– Открывай!

– Нет.

– Открывай, сволочь!

Майк дослал патрон в патронник и шагнул вперед, качаясь, как пьяный. Голова еще кружилась, он был без шлема. А стоящий перед ним человек наступил ногой на люк. Он был высок, прямые иссиня-черные волосы и характерные черты лица выдавали индейскую кровь.

– Прислушайся, – просто сказал он.

И тут до Майка дошло, что в подвале стоит тишина. Ни криков, ни стрельбы.

– Ты ничем уже не поможешь, солдат, – продолжил незнакомец.

– Откуда ты…

– Хочешь спросить, откуда я, по-твоему, взялся? – перебил его индеец. – И с чего я решил, что в подвале что-то случилось?

Майк прищурился и навел ствол в бедро собеседника.

– А ведь и правда… С чего? – процедил он, потянув спуск.

Пули ударили в стену, брызнула штукатурка. А незнакомец был уже за спиной, уже рвал из рук автомат, и через мгновение тренированный боец вновь оказался на полу. Он не чувствовал ничего ниже шеи. Тело отнялось.

Индеец отшвырнул его оружие в угол и присел перед спецназовцем, с беспомощной яростью вращавшим глазами.

– Ты извини за паралич. Временный, разумеется. Так что бояться нечего. Пока Он внизу.

Майк расширил глаза. Но незнакомец понял его правильно.

– Существо, которое вы потревожили, зовется Коллекционер. Это слово наиболее близкое по значению к тому, как они называли себя, когда еще с ними можно было общаться… То, что он появился здесь, говорит об очень неприятном событии…

Он прислушался. Потом вновь задумчиво посмотрел на неподвижного бойца.

– Понимаешь… В мире, похоже, все-таки разразится катастрофа. Мы пытались помешать этому сотни лет… Но нас так мало… – Последние фразы он произнес, словно говоря сам с собой. Потом он тряхнул черными волосами и договорил:

– Теперь, похоже, мы вам не помощники… Истоков все меньше… Тварей все больше. Эх!

Он встал, при этом в руке у него неведомо откуда появился изукрашенный узорами топорик, в котором ничего не понявший из жаркой тирады Майк сразу признал самый настоящий томагавк.

– А сейчас, по идее, я должен тебя убить. Как свидетеля. Но мне это как-то претит.

Он остановился над вытаращившим глаза спецназовцем.

– Солдат, ты же проходил подготовку? А вот ты знаешь, с какой силой, и в какую точку на голове надо ударить, чтобы человек забыл события последних двух-трех недель? – И, не дожидаясь ответа, взмахнул томагавком. – А я знаю.

Постояв несколько мгновений над потерявшим сознание Майком, индеец вдруг невесело усмехнулся:

– Черт, а ведь все мои советы впустую… Хоть записку пиши.

Потом он подошел к люку и прислушался. Из подвала раздавались невнятные шорохи. Индеец задрал штанину джинсов и вытащил из прикрепленных к лодыжке ножен длинный нож. Скрестил перед лицом нож и томагавк, забормотал. Лезвия оружия тускло засветились. Шорохи внизу смолкли, как по команде. Индеец глубоко вдохнул и медленно отвалил люк в сторону.

В подвале стояла тишина. Держа наготове свое оружие, незнакомец медленно начал спускаться по лестнице. Его взору открылся штабель из спецназовцев. Тела в заляпанной кровью черной форме были обезглавлены. Вместо рук алели кровавые обрубки с ошметками мяса и торчащими обломками костей. Индеец спустился в подвал и окинул взглядом помещение. Человеческие головы смотрели на него с потолка. Самые ближайшие были совсем свежими и следили за ним глазами бывших спецназовцев. Вдоль стен выстроились многочисленные окровавленные конечности. А в центре подвала стояло нечто, что можно было бы принять за собаку. Издалека.

Человеческое тело, покоившееся на четырех человеческих же ногах. Обезглавленному бойцу, которого совсем недавно называли сержант Мэтью Лайм, оторвали руки и неведомо как приставили на их место ноги другого человека, которого совсем недавно звали Нэд Хокинс. Теперь это страшное четвероногое создание, словно гротескный стол, покоилось посреди подвала, но незнакомец не смотрел на него.

Он не сводил глаз с крохотного существа, восседающего на спине бывшего сержанта. А оно не сводило глаз с него.

Собственно, у Коллекционера не было глаз как таковых. Всю яйцеобразную голову твари, напоминающей трехногую желтую ящерицу, покрывали фасеточные ячейки. Словно у огромной стрекозы оторвали один глаз и нахлобучили на верхушку этого тельца без плеч. Но в мире, откуда пришло это существо, порожденное войной, не было стрекоз.

Пришедший в подвал чувствовал на себе пристальный взгляд. Существо сидело на двух лапках, опираясь на два длинных тонких хвоста, концы которых змеились по полу и непрерывно дергались, искривлялись, свиваясь в петли между ботинок несчастного сержанта. Индеец знал, что эти тоненькие хвостики могут мгновенно превратиться в иглы, по прочности не уступающие стальным. Знал он и о том, что за брелок Коллекционер держал в единственной лапе, торчащей прямо из середины груди. Оправленный в серебро кусочек камня амулет, который с самого детства носил на шее один из тех, чья голова висела сейчас на крюке под потолком, не зная об истинной сути камня. Камня, вытащенного его отцом на память из глубокого котлована при постройке метро. Этот амулет принес своему владельцу спокойную жизнь, здоровье и достаток. Но, переданный сыну, стал причиной его гибели.

– Я знаю, что ты меня понимаешь, – произнес индеец на языке, который на этом континенте помнили считанные единицы. – Отдай мне Исток. И я отпущу тебя живым. Мы оба знаем, что он тебе не нужен.

– Аррркхх! Драаааа! Маааааааргх! – зашелестели головы над его головой.

– Да-да, я с тобой полностью согласен! Но, видишь ли, он не принадлежит и тебе… – Индеец тихонько звякнул томагавком о нож. Коллекционер вздрогнул, тонкие хвосты на мгновение превратились в стальные пруты, потом снова обмякли, сворачиваясь кольцами. – Мне нужно сохранить его для этого мира. Чтобы спасти его от вас, а главное, от породивших вас. И я пойду на все, чтобы получить этот камень.

Коллекционер дернулся, и сразу все конечности у стен ринулись на индейца. Тот завертелся волчком, так что полосы голубого света, источаемые узорами на томагавке и ноже, образовали вокруг него кольцо. Потом выкрикнул какое-то гортанное слово и упал на колени. Кольцо света вспыхнуло и ринулось в стороны, расширяясь, заливая подвал голубым сиянием. Руки и ноги, попав его свет, обездвижено падали, больше не шевелясь. Замерли головы на крюках, глаза несчастных обитателей отеля закрылись. Конструкция из человеческих тел под Коллекционером рассыпалась, существо спрыгнуло на пол и метнулось к коленопреклоненному человеку, хлеща его хвостами. Индеец вскочил на ноги, закружился, шипя сквозь зубы, когда твердеющие на лету концы хвостов Коллекционера вонзались в его тело. Несмотря на свою быстроту, через пару минут он был покрыт кровью, льющейся из десятка ран. При этом даже не приблизившись к врагу на расстояние удара. Колдовать он не мог, на это не оставалось времени. Осыпаемый градом ударов, он начал отступать к лестнице из подвала, к груде человеческих тел. Коллекционер метался из стороны в сторону, подпрыгивал на высоту человеческого роста, мотая своей шаровидной фасеточной головой. И непрерывно выстреливая своими острыми, как иглы, хвостами в человека. Индеец понял, что добился своего. Разозлил эту тварь. Коллекционер рассвирепел, потерял осторожность. Его враг на секунду замер, окровавленный и беспомощный, напротив деревянной лестницы, ведущей из подвала наверх. Коллекционер воспользовался этим, и его хвосты молниями метнулись вперед, чтобы вонзиться в тело врага, добить. Индеец бросился в сторону так быстро, как мог. Словно в замедленной съемке он увидел, как хвосты твари пробивают толстую боковую доску лестницы, как на одно лишнее мгновение застревают в ней, и одним неуловимым ударом ножа обрубил оба.

Коллекционер отпрыгнул, задергался, оба хвоста конвульсивно захлестали по индейцу, выбив ему один глаз. Человек бросился вперед, не обращая внимания на боль, взорвавшуюся в правой глазнице. Существо отпрыгнуло в сторону и поскакало к дальней стене. Маленькая лапка все так же крепко сжимала осколок камня, оправленный в серебро.

Индеец не побежал следом. Только вскинул томагавк, блеснувший голубой вязью на стали, и метнул вслед Коллекционеру. Теперь он мог это сделать. Выпустить оружие из руки.

Лезвие топора с отчетливым хрустом вонзилось существу в верхнюю часть спины, раскроив ее надвое, задело голову, которая лопнула, как переспелый арбуз, брызнула черной жижей. Ящерица упала ничком, разбрасывая темные капли. Хвосты взметнулись в последний раз.

Тяжело дыша, индеец медленно двинулся к поверженному врагу, держа нож наготове, стараясь не обращать внимания на боль от ран и сочившуюся кровью глазницу.

Коллекционер не подавал признаков жизни. Индеец взялся за рукоятку томагавка и носком ботинка стряхнул с лезвия тщедушное тельце. Потом нагнулся и вырвал из безвольно разжавшейся лапы кулон. Сунув Исток в карман, он повернулся и быстро поднялся из подвала на первый этаж, зажимая рукой кровоточившую глазницу. Теперь придется заново отращивать глаз…

Спецназовец все еще был без сознания. Индеец достал мобильник, набрал номер.

– Гурон? Это Апач. Я нашел Исток. Скоро привезу, подготовь надежное место, надо его скрыть. – Он помолчал. – Ты не поверишь, кто тут был… Коллекционер, представляешь? Так что, получается, мы убили не всех, что проникли через дыру в Колорадо….

– Я не удивлен, – отозвался собеседник. – Нас одиннадцать на весь континент, а прорывов больше пятидесяти. Я все время думаю о том, что мы проигрываем с огромным счетом. Надо давно было создать армию.

– Или рассказать все людям.

– Да, я знаю твои идеи. Но они запоздали. Нужно было организовывать всех, когда Истоки еще существовали, тогда это помогло бы их защитить. Это последний в Америке, а с тварями, идущими через остальные… Есть, кому бороться и без нас. Кстати… Анклав там был?

– Нет. Может банально пропустили.

– Вряд ли, слишком много они развели Слепцов. Скорее всего, сделали все, чтобы разобраться с Коллекционером чужими руками, как последнее время и делают. Нашими, например…

– Он тут спецназа положил больше десятка.

– Ясно. Вот что, не уезжай. Подожди пару часов, я приеду. Вдвоем будет надежнее.

– Пару часов в отеле с тремя сотнями голов и грудой мертвых спецназовцев в подвале? Ты шутишь?

– Хорошо. Выезжай по шоссе на север, остановись на первой автозаправке.

– О’кей. Жду.

Не выходя из здания, а лишь выглянув из дверей, Апач внимательно оглядел двор и дорогу за оградой отеля. Прислушался. Все было тихо и пусто. Ему нужно было пройти мимо основного здания к задним воротам, возле которых, в ограде из густых кустов, был спрятан его мотоцикл.

Как только он спустился с крыльца, в него одновременно ударили очереди из двенадцати стволов. Апач рухнул на землю. Пули, возникавшие словно ниоткуда, некоторое время кромсали упавшее тело. Потом возникла пауза – невидимые стрелки сменили магазины.

Посреди двора возникло колебание воздуха, из которого материализовался невысокий субъект в черной кожаной одежде. С длинным морщинистым лицом, длинной тощей шеей, которую охватывал массивный ошейник из тускло блестевшего металла, и такими же длинными руками, которыми он сразу сделал несколько круговых движений по обе стороны от себя. Перед ним возникла цепочка людей в армейском камуфляже. Стволы их автоматов были направлены на лежавшее тело.

– Расстреляйте его более тщательно, – хрипло сказал человек в коже. – Разнесите голову. Иначе он регенерирует.

Словно в ответ на его слова лежавший на асфальте Апач немного изменил положение, и в его руке появился пистолет. Все произошло очень быстро, мощное оружие рявкнуло дважды, и два бойца молча рухнули с простреленными лбами. Больше индеец сделать ничего не успел.

Командир первым выпустил очередь, пули пробили руку, державшую пистолет, выбив из нее фонтанчики крови. Все остальные тоже начали стрелять. Разрывные пули рвали, дергали Апача, пробивая тело насквозь, отбивая целые куски плоти. Через минуту в окровавленной груде невозможно было определить человека.

– Не проще ли было гранатой? – пробормотал один из убийц, в очередной раз меняя магазин.

– Нет, – устало отозвался морщинистый. – Его надо было нашпиговать серебром… – Из-за его спины выдвинулся тощий человек в куртке с капюшоном, надвинутым так, что закрывал половину лица. Согнулся, вытянув шею, в сторону останков Апача, повел головой, словно принюхиваясь. Морщинистый внимательно наблюдал за ним, потом повернулся к изрешеченному телу:

– Посмотрите у него в карманах.

Один из группы подошел к останкам, принялся шарить в окровавленной одежде и поднял кулон.

– Несите сюда. – сказал человек в ошейнике бойцу, стоящему возле трупа, и протянул ладонь.

– Нет! – сказал старший группы. – Мне.

Затем, повернувшись к морщинистому, добавил:

– Твои фокусы больше не нужны, колдун. Сай, пристегни цепь.

Названный боец подошел к человеку в коже и пристегнул к его ошейнику тонкую цепочку, конец которой был соединен с браслетом на его собственной руке. Другой вернулся от останков и протянул кулон командиру. Тот спрятал его в плоский металлический контейнер.

На контейнере была выгравирована эмблема: скрещенные меч и католический крест.

Группа вышла за ворота и пропала в наступающих сумерках.

* * *

Россия

Самара

Выйдя из кинотеатра, где она два часа наслаждалась харизмой Джонни Деппа в роли Джека Воробья, Маша Орева постояла немного, решая, ждать ли автобус. Хотелось прогуляться. Маша любила гулять по вечерам, вечером думается легче, и мир, освещенный электричеством, кажется романтичнее.

Приняв решение, она не спеша зашагала по потрескавшемуся асфальту, слушая цокот каблуков. Ей нравился этот звук. Было в нем что-то основательное. Прочие зрители толпой повалили к припаркованным автомобилям и на остановку. Что поделать, наступил век скоростей, не все могут себе позволить просто пройтись.

Пройдя мимо шоколадной фабрики и обогнув перекресток с круговым движением, она огляделась. Людей на улице было мало. Страшная дневная жара, вечером переходившая в тяжелую духоту, загнала жителей Самары в квартиры, к телевизорам, уютным диванам, и главное – прохладному душу. А наиболее дальновидных – к кондиционерам. Вечерние машины изредка проносились с ревом, ослепляя фарами.

Несколько человек шли навстречу, все хмурые, торопливые. Мужик в спортивном костюме, с устремленным вперед, пустым взглядом, больно задел Машу плечом, да так сильно, что ее развернуло.

– Мужчина, аккуратнее!

В ответ раздалась только неразборчивая ругань. Маша смотрела ему в спину некоторое время, потом показала ему средний палец. Увидела молодую женщину, которая вела за руку маленькую, лет шести, девочку, внезапно устыдилась своего жеста и торопливо отвернулась. Ну и мамаша, подумала она некстати, время двенадцатый час, а ребенок не спит. Маша бы такого никогда, будь ее воля, не позволила. У нее обязательно родится несколько детей, и, хотя она видела себя очень либеральным родителем, но ее дети будут ложиться вовремя. Хотя… Мало ли почему пришлось тащить ребенка с собой. Всякое бывает. Засиделись в гостях, например.

Впереди виднелся второй круговой перекресток, памятник штурмовику в его центре в ночном освещении казался просто огромным. Перед перекрестком, на массивном основании дорожного указателя Маша увидела темные силуэты. Свет фар очередной пронесшейся мимо машины выхватил из темноты двух маленьких детей. Мальчика и девочку. Оба сидели, обнявшись и озираясь по сторонам. Маша встревожилась и замедлила шаг, вглядываясь в них через дорогу. Что они делают тут так поздно одни? Посреди двух полос? Боятся переходить дорогу? Да как-то же они туда попали! Совсем же малыши… Наверняка потерялись. Она представила себя, маленькую, в подобной ситуации и поежилась. Надо узнать, где они живут, и отвести к родителям.

Она пропустила пронесшуюся мимо иномарку и уже собралась перейти дорогу, как вдруг остановилась, запнувшись.

Дети уже поднялись с бетонного блока и направлялись прямо к ней.

Мальчик и девочка шли целеустремленно, не сводя с ее лица неподвижных взглядов. Маше стало не по себе. Зрелище было жутковатое. Она машинально отступила назад и огляделась. Вокруг никого не было, кроме идущей сзади женщины с ребенком. Маша уже хотела окликнуть ее, попросить помочь с детьми, как вдруг поняла, что та так же целеустремленно вышагивает к ней, а девочка таким же застывшим, как у малышей, взглядом, смотрит ей в глаза. И Маша с ужасом увидела, как западают ее щеки, удлиняется лицо.

Она развернулась и пустилась наутек, на улицу Кирова. Но не успела сделать и двух шагов, как мальчик, прыгнув вперед, рванул сестренку за руку и с нереальной для его возраста силой швырнул ее с нескольких метров прямо обернувшейся Маше в лицо. Девушка заорала от испуга, словно в замедленной съемке видя приближающееся детское личико с заострившимися чертами и огромным расширяющимся ртом, в котором блестели…

Маша взвизгнула и, неожиданно для себя, изо всех сил ткнула кулаком прямо в демоническую ухмылку. Девочка с протяжным воплем отлетела назад, повалив метнувшего ее мальчика. Маша же, краем глаза увидев, как женщина на ходу отводит руку назад, не выпуская из ладони ручку дочери – дочери ли? – неловко, потому что была на высоких каблуках, кинулась бежать через дорогу к домам, мирно сияющим освещенными окнами.

И тут же за ее спиной раздался топот ног. Девушка заорала изо всех сил, может, кто-то услышит, и припустила со всех ног. Крик был бесполезен. Как назло улица была пуста. Господи! В Самаре больше миллиона жителей! Где они все?!

Через несколько шагов она едва не упала – отломился каблук, потом второй. Она шарила глазами по сторонам, но город будто вымер. Помня о том, что оглядываться – значит сбить дыхание, она смотрела вперед.

Маша запаниковала. Накативший ужас от предчувствия чего-то неотвратимого перехватил горло тугими тисками, дыхание все же сбилось. В этот момент ее ногу ухватили цепкие пальцы, и она с разбегу рухнула плашмя, не успев подставить руки. Лицо от удара об асфальт вспыхнуло болью, ослепившей Машу на мгновение, в голове загудело. Но в следующую секунду боль пришла отовсюду. Несколько рук, впиваясь в ноги, руки и тело острыми когтями, подхватили ее и потащили к ближайшей тени. Она успела бросить отчаянный взгляд на прыгающие перед глазами окна домов, такие близкие и такие бесконечно недостижимые. Она дергалась, извивалась, пыталась отбиваться ногами, но это не помогало. Машу бросили на холодную землю, и она увидела над собой оскаленные пасти тварей, которые еще продолжали выглядеть детьми. Уродливыми, с огромными клыками, но детьми. Девушка отбивалась из последних сил, но она уже устала, движения стали слабыми и вялыми. Она закатила глаза и успела заметить, как старшая тварь опустилась на колени рядом с ее головой. Когтистая ладонь закрыла ей рот. Светящиеся глаза встретились с выпученными от ужаса глазами Маши. Секунду посмотрев, женщина сделала приглашающий жест. Дети кинулись на девушку со всех сторон, и ее тело пронзила страшная боль. Она задергалась, закричала, но из-под лапы, закрывающей рот, вырвался только сдавленный стон. Из глаз Маши потекли слезы, она еще жила, но при этом чувствовала, как взрывами нестерпимой боли в самое ее нутро вгрызаются острые зубы.