Текст книги "Огненная кровь"

Глава четырнадцатая

– Блин! Кому это все нужно? – Милада оперлась на лопату, посмотрела на разрытую грядку, разбросанную ботву, ведра, мешки, и сдула запыленную челку со лба. – Подвал ломится от жратвы, а мы собираем картошку!

Оксанка распрямила спину.

– Трудотерапия еще никому не вредила. Особенно тебе, лентяйка.

Милада фыркнула. Практически все время, не занятое учебой, они работали по дому и в огороде. Отдыхать им ведунья теперь почти не давала. Был разгар осени, время сбора трав прошло, так что они снова и снова зубрили наговоры и готовили настои и дистиллянты. За это лето Милада узнала ботанику так, как не знала всю свою жизнь. Узнала еще и в том смысле, что некоторые упругие ветки могут оставлять долго заживающие следы на ее коже.

Она машинально потерла ягодицу, где еще горячо горел след от розги, которой ее наградила вчера Рябинушка, так как Милада возмутилась ее критикой.

Последние два дня маленькая ведунья надавала им сотню заданий по хозяйству, а сама все время пропадала в землянке, откуда периодически валил разноцветный дым и раздавались такие жуткие звуки, что у Милады поднимались дыбом волоски на коже. Девушкам было строго-настрого запрещено появляться в землянке, приближаться или заговаривать с Рябинушкой. Та же показывалась наружу лишь затем, чтобы самолично набрать в колодце воды. За эти два дня она страшно похудела. Глаза запали, щеки ввалились. Когда Рябинушка молча проходила с ведром мимо, Милада видела, что маленькая женщина шатается от усталости. Похоже, все эти дни она не сомкнула глаз. Девушки голову себе сломали, чем занята ведунья. Но, что бы она ни творила, это отнимало у наставницы все силы.

Проводив взглядом Рябинушку, которая снова вышла за водой, Милада обернулась к Оксанке:

– Ксюх, нам ее скоро спасать придется. На руках носить.

– Нельзя, – озабоченно проговорила та. – Она ж запретила. Я к ней после этого не полезу.

– Да… Я тоже.

Но полезть все-таки довелось.

На следующий день Милада подметала крыльцо, Оксанка варила обед, а близнецы кололи дрова, когда из землянки в очередной раз показалась Рябинушка.

Милада обомлела. Ведунья выглядела так, что краше в гроб кладут. Бледная кожа, черные круги вокруг глаз, ввалившиеся щеки. Ее прежде не по годам густые и длинные волосы на вид казались тоненькими и воздушными. Рябинушка собрала их в маленький пучок на затылке, в который воткнула свой любимый деревянный гребень. Всем своим обликом она сейчас напоминала именно ту, кем, в сущности, и была – древнюю старушку.

Милада с невольной жалостью наблюдала, как тяжело она идет к колодцу, волоча за собой деревянное ведро. Господи, вдруг подумала Милада, а как же она его обратно потащит? Девушка даже сошла с крыльца, чтобы подойти помочь, но натолкнулась на взгляд Рябинушки и нерешительно остановилась.

Ведунья долго крутила ворот, часто отдыхая. Перекосившись всем телом, она сняла с крюка полное до краев ведро и поставила рядом с колодезным срубом, тяжело опершись на него. Милада нервничала. Ее волнение достигло апогея, когда она увидела, как Рябинушка с каждым шагом обеими руками переставляет ведро, не в силах нести его. В конце концов, все худшие опасения Милады подтвердились. Рябинушка сделала еще несколько шагов, закатила глаза и повалилась на землю. Деревянное ведро опрокинулось, плеснув водой, и прокатилось, упершись ей в голову.

Милада постояла немного, но маленькая ведунья не шевелилась. Она повернулась к оборотням. Но те ответили ей беспомощными взглядами. Запреты Рябинушки всегда были для них равносильны приказу. Милада решила наплевать на всё и рванулась к наставнице, громко зовя Оксанку.

Подбежав к Рябинушке, она остановилась, думая, как лучше подступиться. Женщина лежала на боку, ведро упиралось ей в висок. Милада отодвинула ведро и приподняла Рябинушке голову, собираясь перевернуть наставницу и устроить ее поудобнее. Предостерегающий крик появившейся на крыльце Оксанки не остановил ее. Придерживая голову ведуньи, рука Милады коснулась деревянной заколки.

Перед ее глазами вспыхнул оранжевый фейерверк, после чего наступила темнота…

– Милада!

Милада помотала головой, пытаясь понять, кто ее зовет. Правую щеку внезапно обожгло болью.

– Милада! – снова раздался голос. – Черт возьми! Во! Держи ей голову!

На Миладу внезапно обрушился поток холода. Стало трудно дышать. Она закашлялась, фыркая. Яркий свет ослепил ее. Застонав, девушка помотала головой, прикрыла глаза ладонью. Поморгала.

– Ну, слава богу! Очухалась! – Оксанка опустила ведро на землю. – Я уж реально решила, что ты того…

– Чего, того? – проворчала Милада, с помощью поддерживающего ее Во принимая сидячее положение и оглядываясь.

Она сидела на земле посреди двора в луже воды. Прямо на том же месте, где прежде лежала упавшая Рябинушка. Вспомнив о наставнице, Милада встрепенулась. И тут же увидела ее. Ведунья сидела, обессилено привалившись к колодезному срубу, и смотрела на нее.

Смотрела с упреком.

– Долго я? – Милада посмотрела на Оксанку.

– Полчаса, – ответила та. – Как мертвая. Я жутко испугалась. У тебя даже сердце не прослушивалось…

Милада перевела взгляд на Рябинушку.

– Простите меня. Вы упали, и я…

Маленькая женщина прервала ее, зло сказав:

– Ты русский язык-то понимаешь, голова баранья?! Сказано же было – не подходить! Куда ты полезла?!

– Помогать! – тут же взвилась Милада. – Может, вы тут помирать собрались! В следующий раз, голову проломите – увижу, а вовек не подойду!

– То-то и оно, что, скорее всего, подойдешь… – снова вздохнула наставница. И продолжила уже без злобы, устало: – Вот я никак и не пойму, к худу это или к добру. Эх, Милада… Чучело ты чернявое! Ты ж все мои труды…

Милада еле удержалась, чтобы не плюнуть с досады.

Рябинушка с трудом поднялась на ноги, выпрямившись. Тон ее голоса внезапно стал совсем другим.

– Ты порушила все, над чем я работала два дня. Ты наказана, Милада!

– Я?.. Наказана?! – Милада была до глубины души возмущена таким поворотом. Не делай добра…

Рябинушка стояла, пошатываясь. Но голос ее был властным и твердым, когда она приказала:

– Рах! Принеси из сарая лопату! А ты, непослушная, – обратилась она к Миладе, – иди за мной!

Милада разозлилась, упорно гоня от себя при этом мысль, что номинально она действительно проявила непослушание. Ведь запрет Рябинушки на помощь был однозначным. Милада понимала это и злилась еще больше, теперь уже на себя. Господи! Да что же у нее всегда так? Хочешь как лучше, получается как…

Внутри у нее кипело от противоречивых эмоций, однако она покорно поплелась вслед за наставницей в дальний угол двора, плавно понижающийся в сторону, где находилось деревенское озеро. Рябинушка немного походила по кругу, вытянув руки ладонями к земле. Потом остановилась и сказала, не глядя на Миладу.

– Здесь. Ключ пробивается. Давно хотела иметь бочаг. Приступай.

– В смысле? – не поняла Милада.

– В смысле? – передразнила ее Рябинушка. – Бери лопату и копай. Сначала широко возьми, но не глубоко, а потом сужай и углубляйся. Думаю, поток сейчас где-то метрах в трех-четырех под нами.

Милада выразительно посмотрела на нее, кипя от негодования.

– Рябинушка, а вы… Не слишком?… эээ… Это мне за то, что я вам жизнь кинулась спасать?

– Ты ослушалась! – сурово ответила ведунья. – У нас был уговор, который ты обязалась соблюдать!

– Да, но…

…Пошли вы со своим уговором, хотела сказать Милада, но осеклась. Гнев снова поднимался в ней вместе с возмущением. Какого черта? Она, можно сказать, совершила благородный по всем меркам поступок! И нести за это наказание?! Да еще такое? Четыре метра вглубь?!

Милада оглядела участок. Да тут экскаватор впору вызывать! Потом она посмотрела на Рябинушку, и у нее сжалось сердце. Гнев прошел. Перед ней стояла маленькая старая женщина, обессиленная до крайней степени. Исхудавшая за последние два дня, как скелет, поблекшая. Милада вспомнила, с каким трудом Рябинушка переставляла деревянное ведро, полное воды, и от этой мысли ей стало нехорошо. И стыдно за свой гнев. Видимо, самобичевание отразилось на ее лице, потому что Рябинушка молча кивнула.

Подошедший Рах протянул ей лопату. Милада взяла ее и, злясь на саму себя, принялась окапывать широкий круг. Когда она поискала глазами, куда бы выбросить первый совок земли, Рябинушка молча указала ей на край участка. Милада поняла, что ей придется носить землю туда-сюда. Раздраженно воткнула лопату в землю и обратилась к Раху:

– Будь добр, привези мне тачку.

– Стоять! – негромко приказала Рябинушка повернувшемуся, было, оборотню. Потом повернулась к Миладе: – Это твое наказание, Милада. Не впутывай других.

Девушка скрипнула зубами и зашагала к пристройке, где хранился хозинвентарь.

– Смотрите, не утоните потом в своем бочаге! – буркнула она на ходу.

– Глупая и безответственная! – в тон ей ответила ведунья, разворачиваясь и уходя в дом.

Милада прошла мимо виновато смотревшей на нее Оксанки и выкатила из пристройки одноколесную тачку.

До конца дня она успела надорвать спину, натрудить до боли плечи и руки, стереть до мозолей ладони, обматерить про себя Рябинушку, их уговор, учебу, свою несдержанность и доброту к окружающим людям, а заодно выкопать пятнадцатиметровую проплешину глубиной в лопатный штык глубиной. Прикинув скорость работы, она сообразила, что на доведение работы до конца, с учетом неизбежного падения КПД от усталости, ей потребуется как минимум пара-тройка недель.

Бросив лопату там же, где стояла, она в сотый, наверное, раз добрела до колодца, напилась ледяной воды и протерла ею лицо и шею. Отряхнула волосы от пыли. Она не чувствовала ног от усталости. Пройдя по пустому двору в дом, вяло мотнула головой в ответ на вопросительный взгляд Оксанки, встретившей ее на кухне с тарелкой солянки, добрела до комнаты, с огромным трудом и нежеланием разделась, рухнула в жалобно скрипнувшую постель и вырубилась.

Утро встретило ее болью и ломотой во всем теле, завтраком на табуретке возле кровати и улыбающимся до ушей Во, сидевшим на полу рядом. Ни капли не отдохнувшая Милада хмуро посмотрела на него одним глазом, потом перевела взгляд на кружку, исходившую паром и накрытую салфеткой тарелку.

– Я сделал тебе чай и яичницу с колбасой и помидорами, – жизнерадостно сообщил оборотень.

– В зоопарк захотелось? – пробурчала Милада, со стоном переворачиваясь под одеялом и протягивая руку за тарелкой.

– Хозяйка с утра в деревне, в доме Алевтины и Вячеслава. Сын к ним вернулся, хозяйка ворожит что-то.

– А Оксанка?

– Полночи над тобой шептала, говорит, усталость снимала.

– Не больно-то у нее получилось… – ворчливо заявила Милада, на самом деле чувствуя, что боль в мышцах после пробуждения быстро проходит, и испытывая горячую благодарность к подруге.

– Они с Рахом в лесу гуляют.

– Пошли тоже? – предложила Милада.

Во потупился.

– Тебе… копать надо.

– Во! Да хрен с ним, с этим бочагом! Не настолько я и провинилась!

Оборотень посмотрел на нее со странным выражением. Извиняющимся и осуждающим одновременно.

– Ты должна. Я удивлен, что ты этого не понимаешь. Ты все-таки и правда безответственная.

Милада, которая, как обычно, спала голышом, подтянула одеяло, посмотрела на него и сердито схватила тарелку.

– Да понимаю я. Но просто несправедливо все же как-то все это. Я ведь ей помочь хотела.

Во вздохнул.

– Когда старшие говорят «ни под каким видом», имеют в виду именно это. Стоило послушаться.

– Я пытаюсь! Только не всегда получается! И вообще, не учи меня жизни!

Оборотень усмехнулся и поднялся с пола. В дверях он обернулся к Миладе и сказал с улыбкой:

– Ешь быстрее, а то чай остынет.

Милада копала. Пятнадцатиметровый круг был уже глубиной выше колена. Она была вся чумазая, волосы, которые она забыла собрать в хвост, от пота и пыли повисли грязными сосульками. Милада не мыла их принципиально, из глупого упрямства. Когда во дворе показывалась Оксанка, Рябинушка, или кто-то из оборотней, Милада демонстративно разгибала спину и утирала потный лоб рукой, оставляя на нем грязные следы. Из-за этого Рябинушка не пустила ее к общему столу сегодня в обед, из-за чего настроения у Милады не прибавилось. Чуть позже Во принес и поставил недалеко от котлована чашку с чаем и полную тарелку пшенной каши, которую она так любила. Милада не стала ломаться. Сидя на краю будущего прудика и болтая ногами, она в который раз ругала себя за несдержанность и неумение принять наказание, как должное. Одновременно большой деревянной ложкой уминала желтую, сдобренную огромным куском масла, кашу. И при этом размышляла о противоположностях. Мысли эти, вызванные противоречием в ее душе, борьбой раскаяния с упрямством, появились недавно и прочно засели в ее голове. Последние занятия Рябинушка все больше говорила о всемирном равновесии. О том, что любое, даже самое малое деяние всегда находит отклик в мире.

Заговорила она об этом, после того, как Милада однажды задала вопрос:

– А откуда берется магия и куда она пропадает, когда срабатывает наговор?

Рябинушка долго молчала, прежде чем заговорить.

– Магическая сила, энергия – называйте, как хотите, суть порождение этого мира. Так считает большинство, и так считаю я. Никто по-научному ее, конечно, никогда не изучал, никто из высоколобых мужей никогда не признавал ее открыто, они больше верят в квантовую физику, которая, говорят, еще более запутана и невероятна, чем магия. Я расскажу о том, как это понимаю я. Все на земле имеет свой дух. Камни, вода, воздух, растения, животные, люди. Это можно назвать эманациями, кармой, аурой. Но суть одна. Все, что находится в этом мире, оставляет после себя некий след. Следов так много, что они накладываются друг на друга, переплетаются, уплотняются, накапливаются. Как пыль, годами оседающая в виде мельчайших частичек, со временем становится осязаемой и плотной, словно песок. С магической энергией то же самое. Она осела в земле, воде. Рассеяна, а потому слабее, в воздухе. Реже – в огне, так как огонь – слишком непостоянное и временное явление. Но его природная сила, взрывная мощь, дает кратковременный, но очень мощный выброс магической энергии. Энергия земли и воды – слабее, но постоянная. Ну а дух неразрывно связан с духовностью. Именно поэтому количество энергии, связанной с людьми, постоянно меняется. Энергия вокруг нас и в нас самих. Вы уже немного умеете впитывать ее из окружающего мира. Это необходимо, иметь внутренний запас, батарейку внутри себя, аккумулирующую эту энергию.

– А внешних батареек не существует? – перебила Милада. – Я вот, когда играла в игры, постоянно встречала заряженные магией предметы, которые и были такими батарейками.

Рябинушка вздохнула.

– Я вам уже рассказывала, что заряженные магией предметы обычно кратковременного или разового действия. Годами хранить в них силу не получается. Природа забирает ее назад. В самой природе существует крайне мало таких «батареек». Истоки, про которые я вам тоже рассказывала, и есть эти природные аккумуляторы. Раньше их было больше, за века они накопили магическую энергию, постепенно отдавая ее миру. Но они исчезают. И об их местонахождении почти ничего не известно. А так… Колдун не может «зарядить» магией предмет «про запас» надолго. Вы можете наложить на предмет наговор, заклятье. Это некая задача, для выполнения которой нужен проводник, коим и служит предмет. Для совершения наговора необходимо не так уж и много: задача, магическая энергия, колдун, ингредиенты, создающие необходимую структуру, и резонансные колебания, которые направляют магическую энергию на выполнение поставленной колдуном задачи. Такими колебаниями могут быть слова, то есть структурно построенная речь, жесты. Сочетание всего этого позволяет направить энергию магии в нужном нам направлении. Но есть один момент, который вы должны учитывать! Вы в школе должны были проходить закон сохранения энергии. Помните его?

– Энергия не может возникнуть из ничего и не может исчезнуть в никуда, она может только переходить из одной формы в другую, – тут же подала голос Оксанка, которая в школе была отличницей.

– Именно, – подтвердила Рябинушка.

Милада пихнула подругу в бок.

– Ботанка!

Та только отмахнулась.

– Поскольку заимствованная из нашего окружения энергия потрачена нами, то есть, направлена в определенное русло, вместо того, чтобы течь, распространяться по миру, то она должна быть миру возвращена. Соответственно, тот, хм… вакуум, который образуется в магической энергии мира, когда мы забираем ее часть, тут же восстанавливается из какого-то другого источника.

– Ничего не поняла, – призналась Милада.

– Насколько поняла я, – блеснула сообразительностью Оксанка, – если ты лечишь мне наговором зуб, то у кого-то он заболеет.

– Не совсем так, – подтвердила Рябинушка, – но суть ты уловила правильно. Не обязательно потраченную на лечение зуба энергию возместит кто-то другой за счет своего здоровья, она может быть отнята у другого источника, но это обязательно будет. Это и есть Равновесие. Мировое Равновесие. Ни одно деяние не проходит бесследно, – подытожила ведунья.

– Я разочарована! – объявила и впрямь разочарованная Милада. – Получается, делая кому-то добро, ты вполне можешь кому-то навредить… Печально.

– Печально, – кивнула Рябинушка. – Я как-то говорила вам, что не бывает белой магии. Любое благое деяние вполне может обернуться для кого-то роковыми последствиями.

– И наоборот? – Милада вспомнила метро. – Сотворишь зло – кого-то облагоденствуешь?

– Зло не может творить добро! – наставительно изрекла Рябинушка.

– Это доказано?

– Да.

– А как же равновесие?

– Творимое людьми зло уравновешивается творимым людьми добром. Творимый злой наговор ничем не уравновесить.

– Западло, – не выдержала Милада.

– И как быть? – спросила озабоченная Оксанка.

– Со временем вы научитесь предугадывать последствия своих действий, и сводить негатив к допустимому минимуму, – успокоила их наставница. – А пока… Попробуйте поменьше использовать наговоры, которых толком не знаете.

Милада отставила пустую тарелку в сторону и снова взялась за лопату. В глубине души она была рада физической нагрузке. Тело требовало напряжения. С недавних пор, правда, Милада возобновила свои тренировки по рукопашному бою, спаррингуясь с Рахом. И если в обучении ведовству у нее постоянно возникали проблемы с тем, что она не могла запомнить ингредиенты или была не в состоянии зазубрить слова наговора, то в поединках все схватывала моментально.

На четвертый день земляных работ, когда Милада уже валилась с ног, пришла Рябинушка.

– Передохни.

– Спасибо, я не устала, – проворчала Милада, которая скрывалась в вырытой яме уже по пояс.

– Я не предлагаю перестать совсем, – строго проговорила ведунья. – Просто тебе надо по делам.

– По каким еще делам?

– Нужно съездить за посылкой. Оксана занята упражнениями, близнецы в городе. Мне нужно, чтобы ты отвезла посылку на обмен. Тут недалеко. В совхозе. На кладбище.

– Прекрасно… – буркнула Милада, выбираясь из котлована, вся перепачканная землей. – Вот только кладбища мне сейчас и не хватало. Хотя…

– Не ворчи. Бери велосипед и катись.

Оборотни недавно привезли из Москвы новенькие, весело раскрашенные велосипеды. Подруги уже успели погонять вдвоем по окрестностям. Миладе нравилось кататься. При мысли о предстоящей прогулке, как альтернативе тяжелому однообразному рытью земли, Милада даже повеселела.

Убрав в рюкзак увесистый сверток, она кое-как отряхнулась, оседлала велосипед и рьяно закрутила педали.

Вихрем пыли промчалась по деревне и вылетела на дорогу. Ветер, бивший в лицо, нес прохладу, Миладу охватило ощущение свободы и вседозволенности. От нахлынувших чувств она даже громко заорала сама себе нечто бодряще-мелодичное.

Асфальт был битым, мимо нее, встряхиваясь и жутко при этом громыхая, проносились машины и автобусы. В зарослях борщевика рядом с дорогой на повышенных децибелах трещали кузнечики. Шины шуршали, руки Милады, лежавшие на руле, чувствовали упругую отдачу дороги. Ей было хорошо.

Переехав Киевскую трассу по новой эстакаде, она прокатилась мимо мрачно вставших по обеим сторонам дороги ельников и поравнялась с кладбищем, в очередной раз поразившись, как много умирает людей, сколько полей занято под могилы и вряд ли когда-то найдут себе иное применение. Проезжая мимо, Милада только качала головой. До чего ненормальной стала жизнь, если люди, похоронив впервые, огораживают землю под еще живых членов семьи. Про запас…

Свернув налево, Милада по бетонной плите пересекла небольшой овраг с вонючим ручьем, протекавшим по нему, и остановилась у ограды кладбища. Это, видимо, были недавние захоронения. И тут уже было все по-другому. Ровные, витиевато выкованные оградки не выше колена, располагались строгими рядами. Одинаковой высоты памятники в одну линию. Четко и красиво. Справа, в углу поля, на опушке леса, полного сухостоя, притулилась покрашенная в черный цвет бытовка. Перед ней концентрическими кругами стояли еще не обработанные грантные плиты. Возле одной сидел черноволосый и смуглый каменотес.

Проигнорировав стоянку для машин, она взвалила велик на плечо и решительно вошла на территорию ритуальной конторы, огороженную деревянным забором, протиснувшись в небольшую калитку. Площадка внутри была заставлена готовыми мраморными плитами разных размеров и оттенков. Некоторые из них мужчины – кавказцы протирали тряпками. При виде девушка они засверкали белозубыми улыбками. Милада прислонила велосипед к торцевой стене длинного деревянного сруба с двумя окнами, которые были прикрыты плотными деревянными ставнями, вдоль которого тянулся навес, и вежливо поздоровалась. Образцы памятников располагались под обширным навесом. Следуя инструкциям, полученным от Рябинушки, Милада шагнула под навес и окунулась в приятный полумрак и тишину. Здесь царил покой. Девушка прошлась вдоль рядов прямоугольных, полукруглых, простых и вычурных – с вырезанными объемными цветами либо орнаментами – плит, читая фамилии и имена, одновременно пытаясь представить себе всех этих людей при жизни. На плитах были приклеены маленькие яркие магазинные наклейки с ценами, из которых Милада сделала вывод, что помереть сейчас – это значит разорить родных.

Свернув за угол выставленных рядами плит, она услышала приглушенные голоса и увидела открытую дверь, ведущую внутрь сруба, служившего «офисом». Увидела и остановилась, радостно улыбаясь.

Хачик Танатович Арзуманян собственной персоной сидел за столом, на котором были разложены небольшие темные предметы, и делал над ними пассы руками. Перед ним в кресле примостилась бабулька самой благообразной внешности, в цветастом платочке, опиравшаяся на палку и не сводящая глаз с действий директора. Оба в унисон говорили какой-то речитатив. Милада навострила уши. Ритм был очень знакомым, наговорным. Ей даже почудилось слабое сияние, исходящее от разложенных на столе предметов. Приглядевшись, она с легкой паникой опознала в них человеческие пальцы, иссохшие, потемневшие.