Текст книги "Время собирать груши"

КВН

Я профессионально работаю в «юмористической сфере» много лет, и я думаю, что не совсем правильно рассуждать о КВН как о локальном явлении. Надо говорить об Александре Маслякове как о факторе не только телевизионной, но вообще культурной жизни страны. Он давно стал культовым человеком.

Масляков – абсолютный профессионал телевидения. Александр Васильевич вел не только КВН. Были же еще проект «А ну-ка, девушки!». В новейшей истории на ТВ попытались воссоздать аналог. Но успехом это не увенчалось. Почему? Да потому что не хватило самой малости – такого ингредиента, как Масляков. Это уникальный пример – он абсолютный телевизионный родственник, которого ты, твоя семья знаете последние лет пятьдесят. Это представитель невероятной породы телеведущих, который большинством телезрителей воспринимается как близкий человек. Он создает иллюзию тепла и близости почти родственного и многолетнего.

Мы пересекались с Александром Васильевичем неоднократно – на разных и не только телевизионных шоу. Помню замечательную историю в 90-е годы в Риге – там был юмористический фестиваль. Организаторы придумали вручать Кубок Аркадия Райкина, ведь он в Риге родился. И было несколько более чем достойных кандидатов. Среди них, например, и Владимир Винокур, и Михаил Евдокимов, и Ян Арлазоров. И чтобы не ссорить между собой замечательных артистов эстрады – не исключаю, что это даже была и моя идея, – было предложено именно Александру Маслякову вручить Кубок. Это было воспринято на ура.

Он – точно не конкурент классическим юмористам. КВН – отдельное явление. Для меня одна из феноменальных особенностей Александра Васильевича Маслякова такая: у него не меняется тембр голоса вообще! Он остается молодым и звонким. Как Масляков сохраняет такое качество – это КВН-колдовство. Возможно, это объясняется довольно банально: он все время окружен новыми молодыми командами, яркими молодыми артистами.

Александр Васильевич подстегнул приток новой крови в юмористическую среду: из КВН на телевидение и в кинематограф выходят профессионалы. Они уже владеют КВН-ремеслом профессионально. Ребята оснащены и музыкально, и танцевально, и вообще сценически. Притом надо признать, что современный Клуб Веселых и Находчивых держится на Александре Васильевиче и его жене Светлане, а также значительную роль играет сын Александр Масляков-младший. Этой семейной артели удается поддерживать высокий уровень и статус данной всенародной игры и забавы.

Кстати, мы с Александром Васильевичем на одной сценической площадке пересекались: я в 2017 году участвовал в качестве вставного эпизода в команде «Вятка». Они обратились ко мне, причем с таким пиететом, с таким почтением, уважением и всеми прочими аксессуарами… Попросили меня поучаствовать в их номере. Понятно, это был такой стеб, там они должны были «прикладывать» меня как юмориста старой школы. Я был в образе старомодного юмориста. Это один из базовых приемов КВН – стебаться над нашим братом. Это нормально. Я сам себя отношу к олдскульному варианту. И тогда в КВН с удовольствием сам над собой постебался. Но предварительно я им сказал: «Знаете, ребята, я готов постебаться над собой, это отлично. Одно условие: не хочу быть в толпе. Я не буду в группе аншлаговцев, как они любят». Они меня поняли. И у меня была своя отдельная небольшая роль. «Вятка», между прочим, выигралa тот финал. Это все было в Концертном зале «Крокус Сити Холл». Но выиграли они не из-за того, что там был я, однако эта маленькая сценочка с моим участием имела очень хороший успех.

На самом деле, Масляков, так же как Регина Дубовицкая, дает дорогу в жизнь. Плюс в КВН очень хорошая банда. Вообще, КВН – это фактически бизнес-фабрика, и у них в каждой команде имеется большая авторская группа. Хотя авторы – это, конечно, самое слабое место нашего российского юмора. А в КВН синергия очевиднейшая, все-таки это не одинокие волки, как у нас на эстраде, а командная работа. Любая команда КВН – это прежде всего группа людей.

А Александр Масляков – он, прежде всего, явление. Такое долгое явление. И он – собственник. А вот его сыну не дано, отдохнула на нем природа.

Современный КВН реже заставляет меня хохотнуть. Я так иногда подсматриваю КВН, и мне кажется, что Александр Васильевич Масляков был там культовой фигурой, а то, что сейчас, вся эта ротация то Пельш, то Хрусталев, то еще кто-то – это уже не то. Видимо, фишка в том, что Маслякова заменить невозможно. Александр Васильевич – это было выстроено, это был такой культ личности, и все хороводы вокруг него водили. Хотя старый КВН 60-х годов не строился вокруг него. Там Светлана Жильцова была соведущей. Им приписывали роман, это была такая фейковая сплетня в советские годы, и появилась реприза, что «Масляков на этой Свете не жилец». Потом, когда КВН снова зародился в 1987 году на телевидении, они попытались снова вести с Жильцовой, но она уже не вписывалась, и Масляков остался один. А уже в 90-е годы, когда капитализм пришел на нашу почву, он стал основателем и совладельцем телевизионного творческого объединения «АМиК» (Александр Масляков и Компания). Он стал фигурой, вокруг которой закручено все пространство. Но я не считаю необходимым рассуждать про это. КВН, слава богу, с 1961 года.

Деградация современного юмора

Сейчас много говорят о деградации современного юмора. Но я бы поостерегся от употребления слова «деградация». На мой взгляд, происходит упрощение или даже примитивизация многих сфер шоу-бизнеса, и юмора в том числе. Помню, в давние времена сам фанател от классической репризы Жванецкого «Ход, ход, ход… Одесский пароход», которая шла минут двадцать. Я думаю, что сегодня сам Жванецкий не только не читал бы такую вещь со сцены, но даже вряд ли стал бы ее писать. Просто в то время мы жили в такой неспешной, малоподвижной обстановке. Не было такого бешеного темпа, как сейчас, и мы имели возможность слушать. Это была эпоха, когда мы любили смаковать слова, выстраивать фразы. «Моя благодарность вам будет безгранична, в пределах разумного». «Тщательнéе надо, ребята». «Может, в консерватории надо что-то подправить?»

Говорят, что сейчас юмор стал примитивнее и опустился «ниже пояса». Не будем смешивать две разные вещи. «Ниже пояса» просто стало дозволено, как и многое другое, после краха советской государственной идеологии. Прорвало эту плотину, за которой долгие десятилетия накапливалось все недозволенное. Все ринулись в эту дыру и стали на эту тему шутить. В какой-то момент возникло даже ощущение, что со сцены можно материться. Но я бы разделил проблему того, что юмористы стали использовать пошлую или ненормативную лексику, с проблемой примитивизма и убогости тем. Бывают ситуации, где в определенном контексте употребление вульгаризмов может быть очень органично, убедительно и абсолютно не пошло. А с другой стороны, можно шутить абсолютно литературным языком на избитые замусоленные темы, и это, как раз, будет пошло.

Наверное, тут можно говорить о движении юмористов к какому-то заигрыванию со зрителем. Это, безусловно, имеет место. Причем парадокс в том, что тот же зритель, который в опросах показывает себя таким принципиальным поборником высоких критериев в юморе, приходит на концерты и смеется над убогими пошлыми шутками. Ребята, вы определяйтесь: или вы не ходите на такие концерты, или тогда уж в опросах не кокетничайте, говорите, что и вам нравятся простецкие шутки!

Сейчас еще принято говорить про «олдскульный» юмор и современное поколение юмористов. У меня бывали случаи, когда я шучу, выступая на сцене, а зал не реагирует. Это происходит по двум причинам. Проще сказать, что сегодня не очень хорошая (можно и жестче сформулировать) публика. Или есть классическое определение: публика-дура. Это очень тебя поддерживает, ты остаешься профессионалом, твой юмор по-прежнему качественный, вот только с публикой что-то сегодня не повезло. Вторая, более масштабная причина – ты не учел специфики сегодняшних зрителей, например иx возрастной состав, и всецело полагался на вчерашний, прошлогодний, какой угодно успех. Такое в моей жизни несколько раз бывало. Публика активно не принимала мое выступление. Поначалу я не понимал, как реагировать, чувствовал себя дико обиженным, проклинал этот концертный зал или эту конкретную публику. У Жванецкого была гениальная зарисовка: «Иногда кажется, что тысяча идиотов сговорились и пришли сегодня на твой концерт». Жванецкий настолько классик, что мог позволить себе любую характеристику любой аудитории, тем более в этом есть элемент красивого актерского кокетства. Что касается меня, я извлек полезные выводы, уроки из нескольких «прикладываний», скажем так. Пожалуй, сейчас не то что исключаю (нельзя ни от чего зарекаться в этой работе), но могу предположить, с какими трудностями можно столкнуться в той или иной аудитории, и могу постараться технично этих трудностей избежать.

Я много анализировал. Более того, мне очень пригодился опыт, постепенно благоприобретенный, выступления для зрителей, которые не сидят в концертном зале. Это может быть клуб, кафе, ресторан, люди могут выпивать при этом. Раньше на советской эстраде это считалось дурным тоном. Я помню, когда первый раз столкнулся с такой аудиторией, это было в ранние 90-е, испытал культурный шок, сильно возмущался, говорил, что не буду выступать. На мое счастье рядом оказался, увы, уже ушедший блистательный актер Ян Арлазоров, который сказал: «Миш, ты с ума сошел? Ты посмотри, я сейчас выйду и все покажу». И действительно, он выходил, и он делал с этими людьми, которые ели и выпивали, все что хотел. Он овладевал аудиторией. И я подумал: действительно, если тебе показывают, как нужно, глупо вставать в позу, что ниже моего достоинства, чтобы люди жевали. С тех пор для меня это не проблема. Люди могут делать что угодно. Это может быть зал, открытое пространство, площадь, стадион, цирк – не имеет никакого значения. Просто ты корректируешь выступление и чуть больше затрачиваешь энергии на то, чтобы собрать внимание людей, которые в этом пространстве находятся.

Ты обязан сделать так, чтобы людям было весело, чтобы они не чувствовали некоего разрыва, пропасти между тобой и ними. И тут, кстати, национальный, возрастной состав, эмоциональная характеристика аудитории – все это важно. Контрастный пример: север России, люди чуть более сдержанные, но в конце, когда ты заслужил их признание, они горячие, очень ярко, радостно тебя приветствуют. С южанами по-другому. Они изначально смеются до того, как ты пошутил. Или, скажем, публика в бывших прибалтийских республиках. Если выступаешь в Риге и в зале латыши, не этнические русские, они могут очень сдержанно воспринимать шутки. В конце уже думаешь, что все сегодня не очень удачно, а они подходят: «Мы так смеялись! Падали со стула буквально». И это говорят люди, которые практически с едва заметными улыбками сидели. Каждая аудитория – индивидуальность. Совокупность личностей в зале никогда не повторяется.

Принято противопоставлять классический юмор (назовем его так) и то, что показывает один нынешний развлекательный канал. Говорят, что скоро весь юмор на телевидении будет такой, как представляет нам этот развлекательный телеканал. Но я думаю, что (так же как и в моде) в юморе будут разнообразные движения. Мне кажется, в какой-то момент мы перекормили людей «олдскульным» (старомодным) классическим юмором. Зрители от него не то чтобы отвернулись, но отодвинулись. Появились презрительные определения: «аншлаговщина», «петросяновщина»… Появилась привычка обзываться в адрес нашего брата такими словами. Я все это прекрасно знаю, и меня это нисколько не задевает. КВН и все производные от него потеснили нашего брата. КВН и неформальные ответвления от КВН торжествовали и торжествуют на протяжении уже почти двух десятилетий. На мой взгляд, наиболее жесткий формат такого юмора сегодня уже немножко утомляет. Эпатаж в формате, что там позволено использовать самые жесткие определения, обыгрывать темы, которые считались табуированными на советской эстраде и ранней российской эстраде 90-х или начала 2000-х годов. Но эпатаж ради эпатажа сейчас не работает. В свое время люди соскучатся по более комфортному душевному юмору, и наш брат снова станет так же актуален, как те ребята, которые завоевали свое заслуженное место в формате стенд-ап юмора.

Да, безусловно, нужно представлять себе свою аудиторию. Надо понимать, что этот новый юмор очень раскрепостил людей. Все темы, которые казались невозможными в прежней системе ценностей, сейчас приемлемы. Ребята молодцы, что пробили определенную нишу, застолбили ее за собой. Там много очень ярких и очень талантливых людей, которые уже точно останутся навсегда. И в какой-то момент они вообще перейдут в категорию классиков юмора. А дальше, мне кажется, было правильно сформулировано, что хорошо, когда у людей есть качественный выбор: тематический, вкусовой.

Когда мне говорят, что мой юмор – атавизм, я уважаю это мнение, это абсолютно нормально. Люди имеют полное моральное право таким образом оценивать то, что я делал в своем формате. А я сейчас живу в формате интерактивного импровизационного юмора. Мне в нем комфортно. Чувствую: это лучше, чем то, что делал пятнадцать – двадцать лет назад.

Для того чтобы пародия получилась, мне очень важно понять характер и способ мысли человека. Важно проникнуть в мозги героя. И я могу от его лица импровизировать, отвечать на вопросы публики на любую тему. Могу быть убедительным в этом характере, образе – это моя концепция. Я должен прочувствовать человека, стать им, и тогда я уверен в успехе, в том, что мне не будет стыдно за эту пародию.

Сейчас смеются, конечно, по-другому и над другим. Наступила эпоха прежде всего социальных сетей, и поэтому юмор строится, мне кажется, именно в этой плоскости. Есть же герои юмора, про существование многих из которых я даже не знаю или знаю только по каким-то ссылкам, которые мне друзья кидают. Герои интернет-юмора – это совсем другая стилистика юмора и вообще какая-то другая жизнь, где люди делают постановочные съемки, у них какие-то уже отработанные дуэты, и они выдают юмор просто на поток.

Я далек от того, чтобы как-то это осуждать или говорить, что это все низкого качества. Просто это достаточно далеко от меня. Тот юмор, в котором я воспитывался, в котором я рос и пытаюсь показать себя, – это совершенно другое. Но там у них огромная многомиллионная аудитория.

Когда я начинал и когда я полюбил юмор, мы все жили в одном информационном поле, и все шутки, с которыми выступали юмористы тех лет, эти шутки, с которыми я начал выступать, когда началась моя карьера, – это было общее пространство. Ко мне на концерты приходили школьники, и они смеялись над теми шутками, для них все было понятно. Сейчас же современные дети, тинейджеры и студенты живут совершенно в другом поле, и там свои отправные точки. Все, о чем мы шутим, для них вообще не существует.

Меня мой родной МИСиС относительно недавно пригласил в жюри на КВН, на финал, и мне казалось, что они на каком-то неведомом иностранном языке шутят. Я клянусь, что не понимал ни одной шутки. Я оборачивался, а в первых рядах сидели преподаватели и студенты-старшекурсники, я у них спрашивал, о чем эти шутки, и они отвечали, что сами не понимают.

Я знаю свою аудиторию, и мне очень-очень приятно, что это сейчас люди, скажем, 40-летние, добившиеся очень большого успеха в жизни в разных сферах. Есть даже 45-летние и 50-летние джентльмены, и они говорят мне, что с детства обожают мои выступления. То есть так получилось, что их юность пришлась на начало моей карьеры, и их зацепило, что я пародировал тогдашних политических лидеров, и они и сейчас ко мне с пиететом относятся. Это моя публика, но я уже сталкиваюсь с тем, что мне говорят, что, например, бабушка вас очень любит. Можно с вами сфотографироваться, бабушке будет приятно.

Ну и замечательно. Хотя бы они не отворачиваются от меня и не говорят, что это какой-то дремучий юмор, что ты из прошлого века. И ты продолжаешь импровизировать.

«Камеди клаб» и стендаперы

Я не ощущаю себя устаревшим, находящимся где-то на свалке юмора. Но я и не считаю, что канал ТНТ поднял планку юмора на необозримую высоту. Просто сейчас есть много форматов юмора, и один из них очень хорошо себя чувствует внутри этого канала. На мой взгляд, там много качественного юмора, много умных тонких людей. КВН – очень хорошая школа. Вы посмотрите, какое идет обновление, ротация. А почему упал интерес к нашему классическому юмору? Несменяемость! Одни и те же лица – и все это привело к тому, что наступило разочарование. В классическом юморе образовался застой, и тут вдруг появились новые герои, новые лица. Все с удовольствием стали воспринимать героев нового формата. Но мне кажется, тут надо определенный качественный уровень держать. Успех любой ценой – неправильная практика.

Понятно, что в самой сути профессиональной работы юмориста что-то изменилось за последние годы. Те же ребята из «Камеди Клаб» представляют собой не только новые лица, но какую-то другую систему координат в юморе. Причем другую даже по отношению к КВН, из которого эти ребята, собственно, и пришли. И те приемы, которые они используют, – совершенно новое явление.

Если бы еще лет двадцать назад такие же ребята – молодые, умные – позволили себе так шутить и так обыгрывать рискованные темы, используя при этом все богатство русского языка, думаю, это не было бы принято и не имело успеха. То есть и время, и аудитория должны были созреть для этого.

Недавно прошел опрос, который в целом негативно оценил качество телевизионных шуток. Чаще всего в этом опросе отмечали их пошлость, непристойность, обилие ненормативной лексики, а также чрезвычайную примитивность юмора. С другой стороны, например, известный юморист Геннадий Ветров отметил иные качества юмора: по его мнению, юмор стал более музыкальным и, что называется, коллективным. Появились дуэты, трио, ансамбли и целые театральные труппы. Но я тут возражу уважаемому Геннадию Ветрову: коллективным юмор стал уже достаточно давно. Можно вспомнить хотя бы театр Райкина и тот же КВН, которым уже очень много лет.

Что же касается стендаперов, то этот жанр появился в Америке, где под названием стендап-комедия (stand-up comedy) он существует уже достаточно давно. У нас в этом жанре работает тот же «Камеди Клаб». Стендап-комедия или просто стендап означает, что к микрофону в некоем клубе выходят разные люди и начинают разговаривать со зрителями (с живой аудиторией) в интерактивном режиме.

Предполагается, что их шутки могут быть достаточно фривольными, допустимы даже грубые реплики в адрес публики – такие правила игры. Я и сам последние годы активно использую этот жанр, так как очень люблю разговаривать и обожаю, когда зал подключается ко мне и вступает со мной, ну, не в перебранку, конечно, но в такую жесткую полемику.

Умение «держать» зал и молниеносно реагировать на его реплики – одна из составляющих этого жанра. Но блистательный артист, не имеющий равных в своей юмористической нише, может тем не менее и не уметь импровизировать, вступать в диалог с залом. Тогда это уже не «stand-up comedy».

С другой стороны, я не могу, например, так «надевать маски» и менять образы, как это делал Аркадий Райкин. Но Райкин никогда не импровизировал со сцены, терпеть не мог отклонений от сценария, не вступал в полемику со зрителем – ни-ког-да! Это был знаменитый райкинский парадокс: все думали, что он обращается лично к кому-то, сидящему в зале, а Райкин всегда смотрел поверх голов.

Безусловно, какие-то видоизменения телевизионного юмора сегодня должны происходить. Но с моей стороны долго и серьезно рассуждать про телевизионный юмор было бы некорректно, я лишь скажу об одной программе, в которой сам принимал участие. Это «Аншлаг». Здесь я считаю, что любые попытки радикально видоизменять и модернизировать эту программу приведут (и привели) только к провалу. Старые поклонники «Аншлага» не примут нововведений, а фанаты «Камеди Клаб» никогда не придут им на смену. Телепрограммы не могут мимикрировать, они существуют в своем привычном виде, пока есть рейтинг и руководство канала считает возможным их существование. А потом они уходят из эфира, но все равно остаются как некая классика. И даже через десятки лет зрители будут помнить и эти программы, и участвовавших в них артистов.

В свое время был только «Аншлаг», и вот появился «Камеди Клаб». Да, это была свежая струя, молодые люди, новые шутки ниже пояса, все чудесно. Сейчас все уже, мне кажется, отшутили, и «Камеди Клаб» сейчас стал точно таким же, как «Аншлаг». Я считаю, что есть часть аудитории, которая привыкла к «Аншлагу» и не понимает, в чем смысл юмора в «Камеди Клаб», а есть часть аудитории, которая, наоборот, любит только юмор КВН. И мы их не помирим. Да и не надо! А есть люди, которые вообще настолько любят юмор, что могут через запятую смотреть юмор любой: кинокомедия, «Большая разница», «Аншлаг», «Кривое зеркало» – им все нравится. Я считаю, что право на существование имеет любой формат юмора, любой абсолютно.

Можно ли юмором объесться, так что уже невозможно будет смотреть? Наверное, да, если в течение короткого времени нахвататься юмора в разных его проявлениях. Ну, условно говоря, если в течение одного дня посмотреть несколько картин Вуди Аллена, Эльдара Рязанова, «Кривое зеркало» и «Аншлаг», наверное, можно свихнуться слегка.

Моя аудитория, мягко говоря, 30+. А ниже 30… Я, если честно, не понимаю шуток тех стендаперов, которые у них популярны, мне кажется, что они говорят на иностранном языке. А они не понимают моих шуток, и то, о чем я хочу рассказать, им неинтересно. Но нельзя же быть всеядным. Я могу насмешить и этих людей в течение какого-то времени, могу насмешить школьников, могу насмешить людей, которым нет еще десяти лет, могу насмешить своего сына, но это будет очень короткий успех. Мой формат рассчитан на людей постарше. Хотя на афише мы пишем «12+», потому что у меня территория без мата.

По сути, я – одиночка. Даже когда в течение нескольких лет достаточно регулярно принимал участие в съемках программы «Аншлаг», все равно не считал себя какой-то деталью или составной частью команды. Я приходил, принимал участие, и дальше наши пути расходились. В какой-то момент перестал участвовать в этих съемках, но от этого не стал плохо относиться и никогда не позволю себе как-то уничижительно отозваться о тех, кто создавал эту программу.

Что же касается того, как проще, то, наверное, сколько юмористов, столько и способов нахождения своего места. Есть и командные виды спорта, и есть индивидуальные. В юморе мне комфортнее одному, при этом я представляю себе, что могу сделать номер с каким-то другим артистом одноразово. Кстати говоря, у меня был опыт, я сделал очень симпатичный номер с Леной Воробей, но это не значит, что мы были привязаны к сделанному. Просто у нас получилось, это имело успех, и все на этом закончилось. Я бы с удовольствием, может быть, сделал еще номер с кем-либо из известных людей.

Есть пародии, а есть юмористические монологи. Я пародию по-прежнему очень люблю и ни в коем случае не открещиваюсь от этого жанра, но, получается, на сегодня мне ближе импровизационный юмор. Я уже не исполняю написанные заученные произведения. А работаю в таком жанре, который для себя назвал юмористическим караоке. Это не совсем стендап. Я втягиваю широкие народные массы в совместное творчество. Для меня кульминации успеха – это когда люди у меня и друг у друга начинает выхватывать микрофон, желая проявить себя. Не в телепередачах, разумеется. Это такой клубный формат, и он не рассчитан на аудиторию из тысяч человек. Это может быть сто – двести человек. Более камерный формат юмора, и именно он мне стал как-то ближе и дороже.

Я стараюсь задействовать аудиторию, и мне уже неинтересно просто рассказывать выученные монологи. Мне интересна импровизация.

Многие думают, что алкоголь помогает немного раскрепоститься, поймать кураж, но алкоголь в этом плане опасен тем, что ты начинаешь казаться себе абсолютно неотразимым, теряешь самокритичность, и кажется, что все, что ты говоришь, это смотрится гениально, а на самом деле это может быть совсем не так. Любой искусственный допинг тут неуместен, ведь юмор – это игра ума, и если тебе есть о чем порассуждать, если тебя что-то волнует, то ты должен сделать так, что это будет интересно и многим другим людям, а не только тебе. А если ты шутишь о том, что знаешь только ты и что твоей аудитории неизвестно, то тут никакой допинг не поможет.

Интересный факт: австралийские ученые пришли к выводу, что люди, которые работают в жанре «stand-up comedy», живут меньше, чем любые другие артисты эстрадного жанра. Эксперт Саймон Стюарт проанализировал данные нескольких групп артистов, где 200 работали в жанре stand-up (87 % мужчин), 114 были комедийными актерами (82,5 %), а 184 человека играли драматические роли (70,7 % представителей сильного пола). И в ходе исследования выяснилось, что stand-up артисты умирают в среднем в 67 лет, тогда как комедийные актеры живут немногим дольше (68,9 лет), а средний возраст смерти драматических актеров – 70,7 лет. Ученый связал такие данные с тем, что у комиков чаще фиксируются психотипические особенности, например маниакальное-депрессивные наклонности и другие шизофренические черты, и такое поведение в среде юмора даже поощряется. Также Стюарт отметил, что жизнь драматического актера более стабильная: нет ночных выступлений и бесконечных переездов с места на место. Вследствие этого юмористы более склонны к нездоровому образу жизни, который приводит к проблемам с сосудами, ожирению и даже диабету.

Я, честно говоря, сам никогда с такой статистикой не сталкивался. Возможно, если оперировать цифрами, то на ум сразу приходит Аркадий Исаакович Райкин, который ушел из жизни в 76 лет. Задорнову было всего 69 лет. Еще можно вспомнить ранний уход из жизни Яна Арлазорова и трагический уход Миши Евдокимова – наверное действительно получится грустная статистика. Но и примеров того, что артисты живут очень долго и даже выходят на сцену, когда им «за восемьдесят», – масса. Есть Чарли Чаплин – он прожил 88 лет. Или возьмите великого Владимира Михайловича Зельдина, которой в 101 год был действующим актером. Еще можно назвать Михаила Жванецкого – ему было 86 лет. Или вот пример: побывал тут на премьере нового фильма Вуди Аллена – это гениально! Человеку «под девяносто», но качество его фильмов не идет вниз, он себе этого не позволяет. Мне кажется, что и в юмористическом жанре человек может сохранять творческий тонус и долго продолжать оставаться лидером.

С другой стороны, возможно, что человек, который оперирует юмором, какими-то человеческими пороками, не совсем чистоплотными материями, настолько пропускает это через себя, через нервную систему, через сердце, что это укорачивает ему жизнь. Если это так, то это очень грустно, но, с другой стороны, – это добровольный выбор каждого из нас.