Текст книги "Время собирать груши"

Ток-шоу «Бабий бунт» и телешоу «Повтори!»

В 2007 году мне довелось вести ток-шоу «Бабий бунт» на телеканале РЕН ТВ. Говорят, что там я был абсолютно на своем месте. Хотя, если честно, я сам до сих пор сильно сомневаюсь в своей профпригодности. Ведь одно дело болтать языком, выходя со своим номером, и совсем другое, когда на тебе держится вся программа.

Что меня особенно напрягало как телеведущего? Когда мужчина, гость студии, занудлив. Ему чихать на вопросы собеседниц, он пришел изложить свою жизненную концепцию. Я таких называю лекторами и очень расстраиваюсь, не знаю, что делать. Хочется сказать: «Ну все, я домой поехал». И увести за собой из студии всех женщин. Обожал, когда начинался спор. Процитирую в порядке анекдота кусок передачи с участием Бориса Моисеева. Боря доказывал, что настоящая бескорыстная дружба может быть только между мужчинами, а женщины на такую дружбу не способны. Естественно, его стали допрашивать, задали вопрос:

– Есть ли у вас настоящие друзья среди женщин?

И тут же прозвучали фамилии Пугачева, Гурченко… Боря подтвердил:

– Да, это настоящие друзья.

На что собеседница сказала:

– Но ведь, по вашим словам, настоящая дружба бывает только между двумя мужчинами.

– Конечно.

– А вы говорите, что у вас настоящая дружба с Пугачевой, Гурченко.

– Да.

– Вы сами себе противоречите.

– Конечно!

– Подождите, но ведь вы утверждаете, что только мужчины могут по-настоящему дружить!

– Разумеется!

– А получается, что и женщины на это способны?

– Да!

– Но это же противоречие!

– Все будет хорошо, бабоньки!

Это было так обаятельно.

Сейчас разных развлекательных шоу множество – на каждом канале. И вроде бы там мой хлеб отбирают. Но я считаю, что нет такого понятия, как «мой хлеб». Приватизировать юмор, пародию, какой-то фрагмент творчества невозможно. Появилось такое количество действительно ярких талантливых людей, что они свой хлеб отбирают, а не мой. Тем более я сам поучаствовал в пародийном телевизионном шоу. Поначалу чувствовал себя крайне дискомфортно. Но вроде бы все-таки конкурс предполагает, что люди начинающие, которые должны завоевывать аудиторию. Я много чего переделал, потом втянулся, было безумно интересно. И, честно сказать, восхищался тем, что делали мои коллеги и прочие участники этого шоу.

Пародия – это некая разновидность юмора. Сейчас юмора много. Когда я рос и формировался мой вкус юмориста, была одна юмористическая программа на всю страну. Она называлась «Вокруг смеха», и нравилась она кому-то или нет, но ее смотрели все. А сейчас на каждом канале по несколько шоу. Но так это и замечательно! Многообразие позволяет выбрать свою территорию юмора.

Кстати, о «Вокруг смеха» и о прочей классике жанра. Меня часто спрашивают, а стоит ли, например, современным школьникам показывать того же Райкина, Шурова, Рыкунина, Чистякова? Было бы, конечно, замечательно об этом помечтать. Но боюсь, что это невозможно, потому что непонятными будут шутки вне контекста. Кстати, в шоу «Повтори!» была номинация, где нужно было воспроизводить юмор прошлых лет. Мне по жребию достался Аркадий Исаакович Райкин. Я представил себе, как я буду пародировать его голос, и был в полном восторге. Но потом выяснилось, что невозможно воспроизводить тот текст. Он абсолютно непонятен. Он был на несколько десятилетий, но сейчас не перешел в нынешние двухтысячные. С огромным трудом вместе с авторами этого шоу мы нашли райкинское произведение, которое хоть сколько-нибудь корреспондировало с сегодняшним временем.

Вот, например, его «Греческий зал» – сегодня это непонятно. Человек, который очень хочет выпить, жалуется на то, что в музее невозможно выпить и закусить? Ну нет, нет этой среды! Сейчас в любом музее можно выпить. При желании, конечно же. Можно и вообще не ходить в музей. Сейчас достаточное количество мест, где человек может утолить жажду. Ориентиры, отправные точки ушли, и юмор того времени, к сожалению, там и остался.

А в программе «Повтори!» на Первом канале у меня были разные герои: от Вячеслава Зайцева до Ильи Резника. Разброс был приличный. Изображал я и Жириновского. Но это не чемпионат России по пародии. Это все очень субъективно. Вообще есть такое понятие – вкусовщина. Там в жюри сидели и Хазанов, и Безруков, и Светлана Крючкова. Ну, не понравилась им моя пародия на Жириновского, показалась не столь яркой, но другие какие-то моменты работы они очень неплохо оценивали. Но все равно это вкусовщина. Для меня это был очень интересный опыт, но я не люблю соревнования.

Конечно, это было шоу, и, конечно же, в рамках этого шоу было придумано, что это турнир. Но как так можно? Артист А и артист Б. И этот делает пародии, и этот делает. Но пародии-то разные. Иногда сравнивали вообще несопоставимое.

Например, певец Марк Тишман. Он, по-моему, выпускник ГИТИСа, и у него очень крепкое театральное образование, и он актерски все отыгрывал, но ему было, конечно, сложно соревноваться с теми, у кого большой опыт в пародиях. Это не только я, но и Леночка Воробей. Потом был один из братьев Пономаренко, Валерий (был такой дуэт, и один из братьев недавно ушел из жизни). Тоже артист эстрадный. Или Саша Олешко, который имел очень большой опыт в пародиях. Да и замечательная Нонна Гришаева – она просто блестящая пародистка. Опять же, сложно было соревноваться, потому что Гришаева не только прекрасная пародистка, но и замечательная драматическая артистка, и, конечно, с точки зрения драматической фактуры она давала сто очков вперед форы мне, всего лишь эстрадному артисту.

Мне потом приходили эсэмэски от очень известных людей, и они писали: тебя засудили, почему Хазанов так плохо к тебе относится? Но я всегда считал, что субъективный фактор постоянно в нашей жизни присутствует, и относился к этому чуть полегче. Главное, чтобы мне понравилось. Мне, например, показалось, что Аркадий Райкин у меня хороший получился, а жюри оценило очень прохладно. А какие-то другие вещи в моем исполнении, наоборот, удивили и порадовали жюри. Я считаю, что вообще этот момент, жюри, – спорное явление. На мой взгляд, все эти конкурсы – жуть. Ну как так можно?

В какой-то начальный момент программы некое расстройство присутствовало, а потом я решил: пусть будут просто хорошие номера. Все равно у телезрителей, я обратил внимание, есть любимцы. Есть фан-клуб Марка Тишмана, и, как бы ни оценивали его участие в этом конкурсе, его фанаты все равно были готовы его расцеловывать до смерти. Мне было, в общем-то, все равно, я понимал, что, в конце концов, есть блестящие драматические актеры, которые участвуют в конкурсе, они заведомо сильнее меня – именно как актеры. Ну, сильнее – значит чему-то научусь. Плюс до этого я никогда не делал пародии в таком сложном техническом гриме. Это, знаете ли, дико дискомфортно, когда ты делаешь героя из прошлого и на тебе эти брюки из колючей шерсти, в которых в 70-е годы ходили. Я уже забыл эти ощущения, когда тебе физически неприятно. Эти колючие шарфы, шотландскими их у нас почему-то называли. Такие колючие мощные шарфы. И прочие элементы костюмные, в которых ты весь мокрый, неприятный, а в этом надо по несколько часов… Грим, например, там три часа занимал, и он потом не давал возможности лишний раз прикоснуться к лицу.

Но это был очень интересный опыт. В конце концов, думаю, что я там не опозорился. Не могу сказать, что это был какой-то прямо лютый провал. Но поначалу я чувствовал себя не в своей тарелке. Думал: «Ну как же так? Я уже как пародист – состоявшийся человек, а тут какие-то субъективные люди рассказывают мне, как правильно пародировать, выставляют мне за это какие-то оценки». А они выступали прямо с жесткой критикой… Но это правила игры. Это телевизионное шоу. Тут важен, в конце концов, элемент несправедливости, потому что те, кто смотрит, они же потом обсуждают: а что они засудили Грушевского? или Вишневского? или Яблочкина?

От этого рейтинг программы повышается, и для этого какой-то нерв, элемент несправедливости крайне важен. Типичный пример – фигурное катание. Там все очень субъективно. Моя бабушка обожала фигурное катание, и раньше все было понятно: эти получили 5.7, а эти – 6.0. А сейчас непонятны оценки. Но это правила игры, и мы заранее знаем, что оценки совершенно не факт, что отражают объективное положение. И в футболе есть человеческий фактор – судейство. А здесь-то уж тем более! Это шоу не имело никакого четкого спортивного элемента.

Я заставил себя думать так: не должно быть трагедии от того, что тут я выиграл какой-то съемочный день, а тут вдрызг проиграл. Ну, пусть так и будет. Я просто заставил себя абстрагироваться. Надо уметь защищаться от этого.

А еще, когда я участвовал в шоу «Повтори!» на Первом канале, со многими участниками происходили смешные истории. Например, когда мы заезжали на КПП в Останкино, выходил сотрудник охраны и говорил: «Куда едете?» Ему отвечали: «Повтори!» Тогда он переспрашивал: «Куда едете?» – «Повтори!» Вот это и есть тот самый юмор, который вне времени.

Телепроект «Последний герой»

В ноябре 2008 года на Первом канале состоялся показ шестого сезона шоу «Последний герой», в котором ведущей стала Ксения Собчак.

Я участвовал в этой авантюре, и, признаюсь, принять такое решение было очень нелегко. У меня были совсем другие планы. Скажу так, это был очень яркий эпизод в моей телевизионной части публичной жизни, и это очень показательная история в плане контрастности и непредсказуемости наших жизненных переходов.

Начало сентября 2008 года мы проводили в Турции, где праздновался юбилей одного очень знатного, очень статусного и очень богатого человека. Лучшие артисты России участвовали в шоу, посвященном этому юбилею. И там была режиссура, это был не просто частный корпоратив с песнями и танцами. Все было очень концептуально продумано и продолжалось несколько дней. Мы жили в роскошном турецком отеле на морском побережье. Даже я, отнюдь не самый статусный участник этих торжеств, жил не просто в каком-то комфортном номере, а в двухэтажной вилле со своим бассейном. И я тогда еще подумал: какова же должна быть вилла главного героя всех этих торжеств?

Короче говоря, я провел несколько дней в этом невероятном празднике. Потом мы прилетели на чартерном комфортнейшем самолете в Москву, и не успел я включить телефон, как раздался звонок:

– Михаил, это Первый канал, продюсер проекта «Последний герой». Через десять дней вы должны вылетать в Панаму.

– Минуточку, кому я должен?

– Бесполезно, вы даже не пытайтесь возражать. Ждем вас завтра в Останкино, вы все поймете.

А предварительно вообще ничего. Ни сном ни духом. Они всегда в таких случаях произносят фамилию Эрнст, и мне было сказано, что Константин Львович поставил напротив моей фамилии три восклицательных знака. А как я могу это проверить – три, или полтора, или вообще ни одного? В общем, возражений быть не должно. А еще я должен сделать 200 прививок, иначе мне хана. Короче говоря, прямо начали меня обкладывать. Я попытался возразить:

– Подождите, давайте обсудим…

– Нет, нет, ничего.

И все прочее в таком же безапелляционном ключе. Видимо, у меня был такой потерянный вид. Представляете контраст? Только что я приехал из роскошного турецкого отеля, а тут вдруг такое… Я же смотрел предыдущие выпуски программы, не скажу, что от и до, но я представлял себе, какие там условия.

Я понимал, что там могут быть постановкой какие-то отдельные моменты. Понятно, что там камера постоянно присутствует и есть вещи, которые подразумевают, что участники на все происходящее делают поправки. Но так же ясно, что это весьма суровое испытание. В общем, у меня был крайне растерянный вид, и стоявшие рядом Винокур с Лещенко наградили меня следующими репликами:

– Мишка, что ты так расстроился?

– Только что мы… А тут сказали, что я должен вылетать на «Последний герой» через неделю.

– Да не расстраивайся, ты – остроумный обаятельнейший человек. Будешь все время шутить, с утра до вечера, и незаметно как-нибудь выживешь.

Тут мне, естественно, уже стало полегче. Но Винокур (а они с Лещенко всегда на таком контрапункте работают) добавил:

– Мишаня, но ты не забывай, будешь много болтать, сожрут первым.

Это меня еще больше успокоило. И на следующее утро я уже поехал в Останкино, а потом отправился по каким-то медицинским учреждениям, потому что реально надо было сделать безумное количество прививок и без справки невозможно было стать участником проекта. И что удивительно, у меня уже были запланированы какие-то выступления. Я уже даже получил предоплату за определенную работу. И мне пришлось все это возвращать.

Да, мне была обещана компенсация, и я должен был получить гонорар за участие в «Последнем герое». Забегая вперед, хочу сказать, насколько там рассудок помутняется у человека. Когда я выбыл спустя месяц, первое, что сделал, уже дорвавшись до цивилизации, – это в Панаме купил дешевый простецкий телефончик с местной симкой, чтобы можно было делать какие-то звоночки, потому что наши российские телефоны там вообще не работали, так как там роуминга не было. Я включил этот убогий телефон, позвонил продюсеру, который там же находился, и заявил:

– Слушай, по поводу гонорара…

– Да, конечно, все в силе, по возвращении в Москву ты получишь гонорар.

– Нет, я отказываюсь от гонорара. Этот жизненный опыт невозможно оценить в денежных купюрах.

Идиот, просто идиот. Я сейчас думаю – зачем? Сейчас я бы, конечно… Но такой был порыв.

Итак, я оказался на «Последнем герое». Слава богу, это был пошаговый переход от нормальной цивильной жизни. Я уже не говорю про те турецкие роскошные дни, но даже от спокойной размеренной московской жизни к тем чудовищным условиям дикого панамского острова… Это было нечто!

Мы вылетели из Москвы с пересадкой в Мадриде на Панаму. Перелет, мягко говоря, был долгий, буквально сутки в дороге вместе со стыковкой. И вот мы оказались в столице Панамы. Это еще были цивильные условия. Мы жили несколько дней в очень скромном, но все же отеле, где были постель, вода и еда – в общем, все атрибуты цивилизации. Несколько дней, пока все участники проекта слетались, у нас были переходными на то, чтобы мы подготовились. Соответственно мы узнали, что можно с собой взять, не помню, то ли одну, то ли две какие-то вещи, и дальше настал момент уже непосредственно начала проекта. Мы должны были перелететь из цивильной Панамы на островную ее часть.

Из участников там было 50 % людей публичных, кого приглашали, как и меня. Кого-то я знал. Например, с Юлей Ковальчук, которая была когда-то участницей группы «Блестящие», конечно, по гастролям я был хорошо знаком. Немножко общался с Викой Лопырёвой. С Эвелиной Блёданс был, конечно же, знаком. Мы с ней в 1989 году были участниками одесской «Юморины», где я получил третью премию, а она тогда была звездой «Маски-шоу», и они, по-моему, первую премию получили, но у них была другая номинация. А вот незвездные люди набирались по жесточайшему кастингу режиссерами и продюсерами Первого канала. Они присылали свои анкеты, а дальше их приглашали на собеседование и выясняли, насколько они готовы остервенело бороться за выживание и ненавидеть своих конкурентов. В общем, была серьезная разница между отношением нашего брата, публичного человека, у которого все-таки немного другие приоритеты, и людьми, которые туда по кастингу попали. Вот они реально готовы были проявлять свои лучшие и худшие качества. И, конечно, там основная задача – подобрать максимально несовместимых между собой людей, чтобы не было поддавков, излишнего джентльменства в отношениях. В общем, конечно, все это постановочная вещь. И это не набор случайных событий и каких-то эпизодов – там имелась некая режиссерская нить, последовательность событий, и, безусловно, продюсеры ставили определенные задачи и имели возможность манипулировать. Если какой-то человек дико популярен и участники от него желали избавиться, но этот человек был нужен, то режиссеры и продюсеры всегда могли придумать некоторые нехитрые манипуляции, которыми этот человек выводился из-под угрозы выбывания и оставался.

Понятно же, что это не Олимпийские игры, где проходит отбор, потом полуфинал и финал. Все-таки это телевизионный проект с режиссурой, с драматургией, с развитием, в том числе, может быть, с развитием внутренних конфликтов. Но самое главное – все мы были погружены в условия дикого существования, отсутствия нормального быта, жилья и еды. Это, конечно, основное.

Не было буквально ничего. Мы спали на досках. Сколотили псевдобунгало, потому что нас ждал только остов из бревен. Это все была часть режиссуры, насколько я помню, и по ней мы оказались на неком панамском острове, где когда-то в пятидесятом году катапультировались советские летчики, разведчики, уже не знаю кто. Там рядом Соединенные Штаты, и вполне возможно, что в этом была историческая подоплека того противостояния двух сверхдержав, СССР и США. А потом уже в джунглях, пробиваясь через жуткую отвратительную трясину, в которую мы порой выше пояса проваливались, мы якобы нашли палатку, и там даже было устройство для азбуки Морзе и еще рация. А еще мы нашли промокший мешок с рисом, который мы еле дотащили, потому что он был довольно тяжелый. Там был запас риса на все время нашего пребывания, и перед нами встала дилемма: мы могли все это сожрать за один присест, но надо было это все спланировать, надо было растягивать примерные порции. Это было очень интересно. Но и в этом, конечно, тоже была режиссура.

Помню, когда мы еще готовились вылетать из цивилизации в сторону этих диких островов, мы стояли с рюкзаками, и вдруг ко мне подошел мужчина, который оказался американцем, а американцев там было очень много, потому что Панама – это практически пригород США, и они там любят отдыхать. Для американцев это такой доступный курорт. Там нет своей валюты, используются доллары. Я помню, мы как-то, еще живя в цивилизации, отправились обедать в ресторан у Панамского канала. И там мы были наверху, а под нами судоходство, и проходил американский авианосец, и мы в состоянии радостного ажиотажа спели ему российский гимн. Не знаю, оценили на авианосце наше творчество или не особо…

Так вот, подошел ко мне американец и спросил, являемся ли мы «сюрвайверами», то есть теми, кто выживает? Поясню: «Последний герой» – это российское название, а в мире это «Survivor» – выживающий. И он дал мне несколько полезных советов. Один из них я запомнил очень хорошо. Он сказал, что если я посреди ночи почувствую, что по мне ползет змея, даже если эта змея ядовитая (видимо, он предполагал, что я должен как-то поинтересоваться у змеи, является ли она ядовитой), то не следует ее ни в коем случае хватать и отбрасывать, потому что человек не является едой для этой змеи, она просто из любопытства ползет, ей интересно, кто ты и что ты, и надо дать ей спокойно уползти обратно, и она не тронет. Это, конечно, не добавило нам всем спокойствия.

Но надо сказать, что со змеями вблизи мы не столкнулись. А вот со скорпионами довелось. Одного из них я лично уничтожил. Был забавный эпизод: Вике Лопырёвой этот скорпион незаметно заполз то ли в куртку, то ли куда-то еще. Там все время были ливни, и мы натянули веревку между двумя пальмами и вешали туда все подсушить, когда солнышко выглядывало, и мгновенно все высыхало. И вот она уже в темноте, а там, наверное, уже в четыре-пять часов дня солнце садилось и наступала кромешная тьма, вдруг разглядела, что что-то такое ползет по куртке… В общем, мы этого скорпиона приговорили к высшей мере наказания и торжественно похоронили там же. Правда, нам потом сказали, что скорпионы крайне опасны в этот период, потому что у них в сезон тропических ливней начинаются брачные игры и они становятся очень агрессивны.

Опыт, конечно, был потрясающий. До сих пор я, честно говоря, практически ни с кем из участников «Последнего героя» не поддерживаю отношения. Я имею в виду непубличных участников. Общаемся, иногда видимся с Юлей Ковальчук, иногда – с Эвелиной Блëданс. И, конечно, всегда начинаются воспоминания, всегда какие-то эпизоды, какой-то свой топ-лист наиболее ярких моментов и драматических событий. Юлечка Ковальчук там чуть без пальца не осталась – огромная конструкция на ее пальчик обрушилась. Мы еще подумали, что все, на этом ее участие в проекте закончится, но нет, она такая крепкая и очень мужественная девчонка, отправили ее в больницу, наложили гипс, сказали, что ни в коем случае палец не должен попадать в морскую воду, и она вот так, с вытянутой над головой рукой и пальцем, до самого финала дошла и почти выиграла этот проект. Невероятная сила духа и характер!

Поддерживаю приятельские отношения с парнем, который стал победителем «Последнего героя». Зовут его Владимир Лысенко, он сейчас работает в туристическом бизнесе, да, собственно, и тогда он был директором какой-то гостиницы. И я считаю, что он вполне заслуженно выиграл, потому что обладал набором очень достойных качеств – и в плане обустройства быта, и в спортивной ловкости, и в какой-то дерзости. В общем, он был одним из тех, кто, на мой взгляд, претендовал на победу в этом проекте.

Общаться с близкими на острове не было абсолютно никакой возможности! У нас ведь не только телефоны отобрали, но даже часы. Мы не знали, сколько времени. Солнце взошло – значит утро. Село за горизонт – ночь. Ребятам из съемочной группы запрещалось разговаривать с нами на любые темы, не касающиеся собственно съемок. Так что мы и у них даже не могли спросить, который час.

Когда мы высадились на остров, все были разочарованы. Ожидали, что нас привезут в такой райский уголок, а оказались в каком-то захолустье: грязный берег, море не бог весть какой красоты, полная дикость вокруг. Но потом обустроились, привыкли.

Когда я только попал на этот телепроект, сразу посмотрел – какие люди… Этот точно залезет на пальму. На другом строился быт, он бунгало и сколотил из кривых досок. Этот – атлетичный, просто неутомимый. Я думал: боже, эти люди должны между собой выявить победителя, а я тут просто сбокy припека. Но меня позвали, и главное заключалось в том, чтобы не потерять собственное достоинство, не унижаться… А бороться за победу – упаси боже, там были для этого люди, и я себя трезво оценивал. Как и в конкурсе пародий, у меня не было задачи выиграть. Мне надо было просто выглядеть на каком-то своем нормальном качественном уровне. Решил: пусть все идет как идет. На самом деле есть такое дело – излишняя серьезность иногда мешает нам жить.

Во мне уже давно это выработано. Я же был никто, из самодеятельности, никаких актерских навыков, только наглость, самоуверенность и пародия на Горбачева… Говоря сегодняшним языком, это был чистый хайп. И вот я стал выходить на сцену с мэтрами в одном концерте, с великими людьми, и далеко не все ко мне хорошо относились. Говорили, что это за выскочка, что это ему аплодируют, да кто он такой… Кто-то говорил завуалированно, интеллигентно, в оболочке, а кто-то в лобешник прямо: «Ты же понимаешь, что это все дешевый успех?» И я должен был как-то адекватно все это воспринимать. Невозможно же, чтобы все тобой восхищались и все исключительно комплиментарно отзывались. И это выработалось во мне как защитная реакция. Послушал, пропустил мимо ушей. Подумал: да ладно, а успех-то был. Кто-то говорил: он зажат, у него нет пластики, нет органики… Очень известные артисты так говорили. И что? Пусть они правы, молодцы, но у меня в праздничную кaмпанию восемь выступлений. Значит, людям это нравится. Я всему учился на ошибках, в том числе учился большей гибкости, большей склонности к компромиссам.

Если же говорить о жизни на острове, то питались мы так: нам выдавали по сто граммов риса на день и немного питьевой воды. Сами мы собирали кокосы. Они растут там в огромных количествах. Часто падают с высоты, как снаряды. Приходилось уворачиваться. В Панаме, оказывается, смертность от попадания кокосом в голову – на втором месте. Еще у нас росли гигантские бананы, совсем не такие, как те, что продаются в магазинах. Мы эти бананы прозвали картофельными. Если их пожарить, они напоминают по вкусу картошку.

При таком рационе мы все сбросили вес. Я, например, потерял не менее десяти килограммов.

А еще иногда нам выдавали зубную пасту. Вместо щетки – собственный палец или шкурка от лайма (они тоже на острове растут). Ну, а туалет у нас в джунглях был: мальчики – налево, девочки – направо. Но, что удивительно, больше всего я страдал без прессы, без новостей. Очень хотелось что-то почитать, узнать, что в мире происходит.

В этом экстремальном телепроекте я сумел дойти почти до финала, но для себя я решил, что вполне достаточно я там провел времени, пора возвращаться в цивилизацию.

Как ни странно, но на острове не замечаешь потребности в душе и средствах гигиены. Я мог часами медитировать и думать о своих близких и родных. Вспоминал моменты, о которых в городской суете просто не успеваешь размышлять. Кроме того, пересмотрел многие творческие аспекты своей жизни.

Нет, каких-то кардинальных изменений в моем сознании не произошло, но, естественно, я стал другим. Самое главное, что я вынес из этого приключения, – человеческий организм способен на многое. Теперь я действительно понимаю, что это значит.

Безусловно, о проекте остались приятные воспоминания. Например, я с удовольствием вспоминаю, как мы поймали ската – самая вкусная пища, которую ел в жизни. Хотя я и в Москве пробовал этот деликатес, но на острове он был совершенно особенным. Во-первых, мы сами его поймали, несмотря на опасность, ведь он мог нас покалечить. А во-вторых, мы были очень голодные, и эта горячая пища была как нельзя кстати.

Однажды на острове возникла очень неприятная ситуация, когда мы возвращались с очередного испытания и заблудились в океане. Четыре часа мы не могли найти берег, нас охватила настоящая паника. Мы действительно испугались и не знали, что делать дальше. Чудом удалось определить верный курс.

Конечно, мы на острове болели, но это в основном были заболевания кишечного тракта: постоянно болел живот, рвало, тошнило. Это все от климата и совершенно новой для организма пищи. Единственным нашим спасением были таблетки, которые нам организаторы выдавали в строгом порядке и очередности.

Чему я научился на острове? Конечно, это нельзя назвать новым навыком, но я сам нашел чайный куст. Точнее, не совсем чайный, а просто растение, листья которого можно заваривать. Определил его опытным путем. Заваривал различные травки и наткнулся на кустарник, который на вкус напоминал мятный чай.

Возвращение домой было счастливым событием. Я оказался на острове для выбывших игроков, там имелась уже пресная вода, и это было счастье. Если бы кто-то мне сказал, что я буду, как ребенок, до слез радоваться возможности помыться, я бы не поверил ни за что. Сутки мылся как сумасшедший… Несколько часов брился, зарос так, что меня не брала ни электробритва, ни станок «Жилетт», ничего не брало. Это было счастье, хотя на этом цивильном острове не было даже горячей воды и все приходилось делать прохладной водой. Счастьем была и встреча с кроватью. Номер был такой: кровать, тумбочка и ванная с туалетом. Но это было даже больше чем счастье. Там был омерзительный кофе на завтрак, но и это невероятно радовало. А еще я почему-то жадно поглощал репчатый лук. Не знаю, но, видимо, авитаминоз был такой, и именно лука хотелось съесть в огромных количествах.

А уже перелет обратно домой запомнился мне тем, что я все время спал. Представляете, какой был недосып за этот месяц? Мы же спали в совершенно чудовищных условиях – все время лужи, потому что нас буквально заливало этими безумными ливнями. Я спал сначала в самолете тринадцать часов от Панама-Сити до Мадрида, потом была какая-то длиннющая стыковка в Мадриде, часов десять, и я чуть не опоздал на рейс, потом что уткнулся где-то и заснул. То есть тринадцать плюс десять. А потом еще четыре часа от Мадрида до Москвы я снова спал. Организм в плане сна так истосковался, что просто тупо спал. Удивительные ощущения!

Ксения Собчак в этом проекте просто работала. Она была ведущей, и она появлялась, что-то конферировала и отправлялась на лодочке на свой цивильный остров, где жила вся съемочная группа. А мы оставались. Наш остров – это маленькая территория, частная собственность. Какой-то американец купил этот остров, и он сдавал его в аренду под фильмы, под телевизионные шоу, как-то на этом зарабатывал наверняка. На этом острове, насколько я помню, поочередно дежурили ребята из МЧС, которые, наверное, в случае каких-то непредвиденных трагических событий могли бы оказать нам первую помощь. Кстати, я этим эмчеэсовцам очень обязан, потому что один из них научил меня нырять. Я не умел толком нырять, и им было запрещено с нами общаться, но поскольку мы все-таки физиономии из телевизора, они тихонечко пытались с нами хоть какое-то человеческое общение поддерживать, и один из них, увидев, как я плаваю, сказал: «Мне кажется, Миша, у тебя есть пробелы». И он меня научил, как правильно брать дыхание, и это очень меня потом выручало, потому что там были конкурсы, где нужно было на приличную глубину погрузиться, и, если бы не он, я бы имел весьма жалкий вид. Так что какие-то полезные жизненные навыки я в проекте, безусловно, приобрел.

Если бы мне предложили еще раз принять участие в подобном проекте, я бы рассуждал так: не могу сказать, что я горю желанием снова оказаться в такой ситуации, но при необходимости я бы поехал. По крайней мере, я теперь точно знаю, на что я способен, и это интересно. Полезный жизненный опыт.