Текст книги "Кто хочет стать президентом?"

– Какое это имеет значение, – ответил майор, подходя к девушке вплотную и опуская ладони на ее нежные плечи.

Они целовались долго, но даже остро влюбленным интересно понаблюдать за человеком, совершающим мировой открытие. Майор чуть приоткрыл дверь.

Установка запустилась с тихим, почти мелодическим свистом, похожим на тот, что издал Лапузин у себя на квартире, расшифровав содержание американского диска. Через секунду профессор умчался в химический отсек и почти мгновенно вернулся с еще одной колбой, в которой опять что-то дымилось. Было полное ощущение, что происходит алхимический шабаш. Лапузин обходил свою «черепаху» кругом, что-то нажимал, подкручивал, прикладывал ухо к ее боку. Нельзя было понять, доволен он происходящим или нет, потому что респиратор скрывал выражение лица.

– Мой папа всегда производил испытания в термическом костюме, – заметила Джоан.

Майор не знал, что ей ответить.

Установка сменила тип свиста – он стал выше и прерывистее. Лапузин повернулся к двери, за которой находились его спутники, и поднял торжествующим жестом одну из пенящихся колб, как будто это был бокал шампанского.

В тот же момент раздался взрыв, и профессор вместе с колбой полетел по воздуху в сторону майора и Джоан. Из черепахи – сразу из всех ее отверстий – повалил тяжелый черный дым. Джоан сделала движение, собираясь броситься на помощь рухнувшему ничком на каменный пол Лапузину, но майор придержал ее за руку:

– Погоди, возможно, это не последний взрыв.

Он оказался прав. Рвануло еще раз, после чего механизм окончательно затих.

Дальнейшее происходило в стремительном нервном темпе.

Профессора явно не убило, о степени же покалеченности судить было трудно.

– Нужно врача, – сказала Джоан.

– Лучше не врача, а к врачу. Я возьму его под руки, а ты, если сможешь, за ноги. Секунду, только сделаю несколько снимков.

Профессор, несмотря на свою внешнюю субтильность, оказался увесистым и крайне неудобным для экстренной транспортировки. Тяжело дыша, русско-американская пара пересекала темный двор. За ними ползло облако удушающего запаха.

Появился Петрович. Он с недоумением поглядывал то на распахнутые ворота ангара и валящие оттуда клубы дыма, то на тело профессора.

– Помоги, Петрович! – скомандовал Елагин, и старик, почувствовав в нем офицера, тут же включился.

Бесчувственное тело положили на заднее сиденье. Джоан устроилась рядом с майором. Машина рванула с места.

Вахтер остался у открытой створки фигурой полного обалдения.

Некоторое время ехали молча.

– Куда мы его везем?

– Естественно, в больницу.

– Не лучше ли было вызвать «скорую помощь»?

– Не лучше. Так быстрее. Кроме того, нам пришлось бы объясняться не только с врачами, но и с милицией. В наши планы это не входит. Им бы не понравился твой паспорт в контексте технологической аварии. Мы все равно ничего не смогли бы доказать.

Елагин вел машину намного рискованнее, чем до этого, но Джоан уже не реагировала на транспортные кошмары.

– Выходит, испытай папа свой последний метод, он все равно погиб бы?

– Может, и нет. Ты же говоришь, у него был какой-то там костюм.

– Да.

– Одно можно сказать точно: с «чистой силой» все ясно.

Он как мог пересказал Джоан давешние лапузинские объяснения. Поняла ли она их, сказать было трудно – он и сам понял все очень приблизительно.

– Никакого абсолютного топлива нет и, судя по всему, не предвидится. Мировая гастроль Винглинского – мыльный пузырь. И я представляю, с каким грохотом он лопнет. А если еще и Лапузин умрет…

– Он дышит.

Въехали в город. Где находится больница, майор отлично знал – ему не раз приходилось навещать там своих пострадавших друзей из «Китежа».

– Нам придется расстаться, Джоан.

– Почему?

– Посуди сама: произошла катастрофа, среди участников – гражданка США. Думаешь, у нас упустят случай раскрутить такой случай?

– Кто знает, что я гражданка США? Кто знает, что я там была?

– Петрович. Даже если он уже не позвонил куда следует, то позвонит. Даже если он уже не стучит какому-нибудь заинтересованному лицу или организации, то все расскажет через час-другой следствию. Опишет приезжавшую с Лапузиным девушку, после чего найти тебя будет лишь делом техники даже для наших ментов.

Майор остановил машину.

– Выходи!

– Почему?

– Будешь ждать меня вон у того дома с колоннами. Я отвезу профессора и очень скоро заберу тебя. Стой за колонной, чтобы не бросаться в глаза.

Глава тридцать девятая
Ангел на пепелище

Подмосковье. Поселок Старая дача

Ольга Ивановна Кобец пребывала в шоке. Директриса школы-интерната для умственно неполноценных детей сидела в кабинете директора кинотеатра «Заря». От нее пахла валокордином и гарью, она нервно вытирала скомканным платком распухшее от слез лицо. Только что с треском и грохотом сгорело здание порученного ее заботам заведения. Двое воспитателей и трое воспитанников, пострадавших во время пожара, были увезены каретами «скорой помощи» в районную больницу. Остальные воспитанники числом тридцать девять человек испуганно толпились в вестибюле кинотеатра, где их решили временно разместить местные власти.

Можно было радоваться, что обошлось без человеческих жертв, но трудно радоваться после прогулки по пепелищу. Удивительно, как основательно, добросовестно выгорело старое довоенное двухэтажное здание барачного типа.

Ольга Ивановна небезосновательно опасалась, что для нее неприятности с окончанием пожара отнюдь не закончились, а только начинаются. За последние полгода она трижды расписывалась в предупреждениях пожарной охраны о том, что здание школы-интерната эксплуатируется ненадлежащим образом. А как его можно было эксплуатировать надлежащим образом при таком нищенском, да еще и не регулярном финансировании?!

Но кому бросишь этот упрек?

Начальнику администрации? Так себе же будет дороже. Кроме того, к кому теперь обратиться за помощью, у кого просить раскладушки, горячее питание? У него же, у Николая Николаевича, будь он неладен.

В дверь кабинета постучали. Это был явно не его хозяин. Дверь открылась, прежде чем Ольга Ивановна успела сказать «войдите».

На пороге стояла невысокая остроносая девушка в длинном пальто и шарфе, намотанном на шею. За ней виднелось несколько мужских фигур, но было очевидно, что старшая здесь – именно эта молодая особа субтильного, но решительного вида. На мгновение Ольге Ивановне даже показалось, что она где-то ее видела. Но сосредоточиться и вспомнить ей не дали.

– Вы директор школы-интерната?

– Я.

– Все дети находятся здесь, в кинотеатре?

– Все, кто не в больнице. А вы кто?

– Я потом вам все объясню. Сейчас некогда. Автобусы поданы. Идемте, проследите за погрузкой, чтобы мы никого не забыли.

Ольга Ивановна осталась сидеть, она всегда глупела и тормозила, когда на нее наваливались так напористо и решительно.

– Я, вы знаете…

– Я вас слушаю.

– Я не понимаю…

– Все очень просто. Мы сейчас всех ваших детишек вместе с вами и оставшимися воспитателями отвезем в одно хорошее место. Там вы замечательно разместитесь. Там вас будут кормить, лечить, всячески ухаживать.

– Меня?

– И вас, но в основном детей. Вставайте, не тяните время!

– А Николай Николаевич в курсе?

– Да, да, все в курсе.

Ольга Ивановна встала, держа платок под носом и недоверчиво стреляя глазами в сторону решительной девушки. Ее очень мучило то, что она никак не может вспомнить, где ее видела – при крепнущей уверенности, что видела наверняка.

Они вышли на галерею, нависшую над вестибюлем. Внизу среди чахлых кадочных цветочных кустов были расставлены неровной шеренгой с десяток серых раскладушек. Дети бродили между ними кто вздыхая, кто ковыряясь в носу или в ухе. Привыкали к новым условиям своей жизни.

Сквозь стеклянную фасадную стену было видно, что у крыльца кинотеатра стоят два больших белых заграничных автобуса.

– Нам туда, – указала Нина на автобусы и побежала вниз по лестнице, отдавая команды своим помощникам.

Ольга Ивановна не умела ни жить, ни мыслить в таком темпе, но почему-то непонятность происходящего ее пугала не сильно. Она по неизвестной ей причине испытывала доверие к этой девушке и соглашалась считать, что все происходящее происходит правильно. Через двадцать минут она уже сидела в автобусе рядом с Ниной Андреевной, как ее называли хорошо одетые помощники, и слушала объяснения.

Оказалось вот что: всего в пятнадцати километрах отсюда находится один большой загородный особняк. Пустующий, но готовый к полноценной эксплуатации. В его многочисленные комнаты сейчас как раз завозится нужное количество диванов и постельных принадлежностей.

– Дом стоит в сосновой роще на берегу реки. Там тихо, белки из рук берут еду. Отличная большая кухня, рассчитанная на прием целой толпы гостей. Продукты тоже завозятся.

– А чей это дом?

– Не все ли равно? Там, поверьте, намного лучше жить, чем в вестибюле кинотеатра.

– Мне обещали, что на днях нас переведут в пансионат «Земляничка».

– На днях! А я вас привезу и поселю уже сегодня. На какой угодно срок. И о расходах на питание думать не надо.

Когда все складывается настолько хорошо, на дне души невольно начинает шевелиться червь сомнения, всплывают оттуда фразы типа: бесплатный сыр бывает только в мышеловке…

– А все-таки, чей это дом и кто вы? Извините, что спрашиваю, но надо было еще раньше спросить. Я думала, вы от Николая Николаевича.

– Нет, мы не от Николая Николаевича, мы от Андрея Андреевича Голодина.

Ольга Ивановна всплеснула руками:

– Я вас узнала.

– Я рада.

– Вы дочь.

– Дочь, дочь.

Автобус выехал на развилку и взял вправо по более узкой, но лучше асфальтированной дороге.

– Мы почти приехали.

В самом деле: еще два пологих виража – и показался высокий забор из кирпича песочного цвета, скопище машин и людей перед воротами.

– Что это?

– А это, Ольга Ивановна, вас встречают.

Автобусы солидно, как пара океанских лайнеров, развернулись дверями к собравшейся публике и заглушили моторы.

– Приехали! – крикнула Нина. – Можно выходить! Первыми выскочили наружу помощники и начали прокладывать в журналистской толпе дорогу к воротам.

Детишки, среди которых были и пятнадцатилетние увальни с растерянными взглядами и испуганные восьмилетние малыши, выбирались наружу осторожно, озираясь на воспитателей и Ольгу Ивановну. Треск фотовспышек и гул непонятных вопросов явно сбивал их с толку.

Нина двинулась во главе процессии, сама распахнула калитку в воротах, а потом, погремев засовами, и сами ворота.

– Идемте, дети, идемте.

Всеобщему обозрению открылся роскошный двухэтажный особняк с зеркальными окнами, тремя невысокими шпилями и мокрой от растаявшего снега крышей, чуть задрапированный хвоей молодых сосен. К нему вела мощенная фигурной плиткой дорожка, расчищенная в снежной толще. Февральское солнце старательно и охотно освещало эту сцену.

Дети, взявшись за руки, парами побрели к особняку. Некоторые несли узелки со спасенными от пожара пожитками.

Надо объясниться. Имение принадлежало Голодину и было куплено им у Управления делами президента в бытность Андрея Андреевича одним из руководителей правительства. Этот здоровенный – пять гектаров – кусок собственности стал лакомым куском компромата для журналистской толпы, дружно взъевшейся на кандидата. Видел ли кто-нибудь более явное доказательство коррупционности вице-премьера Голодина, чем этот домик, стоимость которого в десятки раз превосходила министерскую зарплату за много лет беспорочной службы?

– Теперь здесь будут жить дети с дефектами развития. У них только что сгорел дом в Старой даче, – сказала Нина, выйдя к прессе. – Они немного обустроятся, и вы сможете зайти и посмотреть, что там и как. Немного терпения.

Камеры работали, перья скрипели, иронические улыбки гуляли по устам.

– А нам показалось, что это просто экскурсия: смотрите, дети, как вы не будете жить никогда.

– Ваша шутка отражает всего лишь состояние вашего внутреннего мира.

– Не хотите ли вы сказать, что отдаете погорельцам этот особняк навсегда!

– Я хочу сказать, что погорельцы будут жить здесь столько, сколько им понадобится.

– Разве на это имущество не наложен арест?

– Если б на него был наложен арест, я бы не смогла привезти сюда детей. Только в воображении некоторых журналистов дом является национализированным имуществом. Мы решили, что лучше сделать из него не предмет бесконечных судебных споров, а хороший интернат.

– Вы говорите – «мы». А ваш отец в курсе происходящих сейчас здесь событий?

– Разумеется. Скажу больше, это была его идея. Хотя принято считать моего отца накопителем богатств, он, в сущности, совсем не такой человек. Как только он узнал там, у себя в Елизово – это на Камчатке, – о случившемся, он тут же перезвонил мне. В течение двух минут мы все обговорили, а еще через пятнадцать минут все было готово для проведения этой акции.

– Но если Минимущества не признает ваши действия законными? Ведь нет еще судебного решения по данному вопросу.

Нина грустно улыбнулась:

– Если указанное ведомство признает наши действия незаконными, пусть оно занимается выселением отсюда этих бедных детей. Я лично заниматься подобными вещами не стану. Кто бы мне что ни приказал.

После импровизированной пресс-конференции большая группа снимающей и пишущей братии была допущена внутрь дома – запечатлеть детишек, резвящихся на прекрасных финских матрасах в обществе роскошных мягких игрушек.

– Здесь будет столовая, – сказала Нина. – Придется поставить еще два стола, я прикидывала – места хватит. Обед уже готовится. Всех выписавшихся из больницы тоже доставят сюда. Тут предусмотрен медицинский пост, с педиатром из местной больницы уже есть договоренность о консультациях. Воспитатели смогут жить здесь в номерах на втором этаже, а желающих будут развозить по домам на микроавтобусе. Мы не собираемся прерывать процесс обучения. Имеется возможность оборудовать несколько помещений под классы. Хотите снять пробу, господа журналисты? – спросила Нина, приглашая пройти на кухню.

Желающие нашлись, и не в малом числе.

– Ну что ж, Ольга Ивановна, принимайте командование, – улыбнулась все еще ошеломленной директрисе Нина.

– А что будет со всем этим начинанием, если Андрей Андреевич Голодин президентом все же не станет? Ведь шансы у него так себе.

– Что ж, тогда он по крайней мере сможет сказать, что принес хоть эту малую пользу своему народу.

Когда журналисты разъезжались, в их среде бродили разные разговоры. Скептиков было много. Раздавались даже ехидные голоса. Почти никто не поверил в искренность этой попытки помочь погорелому детскому интернату. Но все сходились на том, что выходка получилась яркой, неординарной и вполне может иметь далеко идущие рейтинговые последствия.

Глава сороковая
Мотивированный подполковник

г. Калинов, районное УВД

Подполковник Шинкарь получил задание из Москвы. Задание не такое уж и простое, но находился он в приподнятом настроении. Сергей Янович позвонил ему сам, минуя уровень Тимченко, что можно было счесть признаком особого доверия. И Шинкарь счел. Он не уставал хвалить себя за решительность, проявленную в выборе хозяина. Блага начали сыпаться на него почти сразу. Во-первых, он тут же пересел с отечественной развалюхи на «Ауди» седьмого года. Таких машин в городе насчитывалось всего две. Кроме того, из кадров областного управления пришел неофициальный сигнал, что его досье испрошено для ознакомления в один весьма значительный кабинет. Нет, пока от букв ИО отделаться не удается, но дело по крайней мере сдвинулось с мертвой точки.

А московское задание было такое: найти майора Елагина Александра, предположительно сотрудника ФСО. Бояться там, в Калинове, этой аббревиатуры не надо. Майор скорее всего заштатный, ибо ведет себя как вольный художник, кроме того, запачканный – на нем связь с подозрительной иностранкой. И, судя по оперативным данным, ко всему этому он еще приплюсовал и теракт в филиале пермского института. Там найдена взорванная самым зверским способом установка неизвестного назначения, о которой ходят самые разные слухи. То, что сделал это именно майор Александр Елагин, не вызывает никаких сомнений: он выдал себя тем, что самолично доставил контуженного профессора Лапузина в приемное отделение районной больницы.

Картина в результате вырисовывается следующая. Зарвавшийся майор – а он, как выясняется, по жизни такой, вечно зарывающийся – вступил в преступный сговор, а может, и связь с американской шпионкой, целью которой было физическое устранение известнейшего российского изобретателя Лапузина или как минимум причинение его уникальной установке вреда, не совместимого с дальнейшим научным использованием.

Зачем это было нужно майору ФСО, пока неясно. Личные мотивы? Корысть? – выяснит следствие. А пока необходимо организовать его эффективное задержание.

Шинкарь понимал, что это его шанс, который он не может упустить.

Подняты были по тревоге и отозваны из отпусков все наличные люди, проведен энергичный, на грани угроз и оскорблений, инструктаж, но в конце показан пряник – солидная наградная сумма отличившимся.

Ребята разъехались на уазиках по всем дорогам, уходящим из Калинова, заняли все узловые точки. И обнаружили, что их действия большей частью дублируются. Почти в тех же местах, где стояли ментовские посты, появились и посты бандитские – машины с выключенными фарами и тонированными стеклами.

Город оказался в двойном кольце.

Об этом рассказал майору Бобер. Он, Кастуев и Савушкины провели скрытую рекогносцировку местности и теперь были склонны считать, что выбраться из города в ближайшие дни будет затруднительно. Если вообще возможно.

Елагин и Джоан опять залегли в квартире племянника Варвары Борисовны у набитого холодильника и включенного телевизора.

Шинкарь между прочим поинтересовался у Винглинского: может, имеет смысл скрыть факт диверсии в ангаре филиала?

– Как раз наоборот, – был ответ после короткого раздумья.

Сергей Янович имел основания для такого решения. Деятельность его научного импрессарио Виталия Лапузина приобретала все более легковесный характер, превращаясь хотя и в научное, но шоу. Уже очень многие специалисты отбросили всякую академическую осторожность и открыто заявляли, что имеют дело с самым настоящим шулерством. Правда, оставались и энтузиасты, любители острых научных ощущений. Они до сих пор умудрялись видеть в представляемых Виталием Лапузиным опытах драгоценное зерно, которому только надо дать прорасти.

Винглинский получил информацию о том, что американский ученый, занимавшийся аналогичной проблематикой, погиб всего несколько месяцев назад как раз перед началом новой серии тестов. Случайность гибели мистера Реникса не вызывала сомнений, но только до того момента, пока на ленты информагентств не вылетела информация о тяжелом ранении на испытаниях русского научного двойника мистера Реникса профессора Сидора Лапузина. Оказавшись в двойном трагическом обрамлении, эпопея абсолютного топлива, несмотря на лукавую свою неоднозначность, снова привлекла широкое внимание.

Винглинский, чувствовавший, что его позиция приблизилась к грани полного дезавуирования, сумел влить в свою затею новую порцию телевизионной жизни. Застрекотали дикторы на различных каналах, стали заикаться, подбирая нужные слова, аналитики, задергались индексы нефтяных компаний. Впрочем, Винглинский уже давно смирился с мыслью, что результат задуманной им аферы будет скромен… Теперь его стратегическая цель заключалась в том, чтобы продлить неизвестность. А там будет видно – то ли шах сдохнет, то ли осел. Сам олигарх сдыхать не собирался.

Подполковник Шинкарь взялся за дело как следует.

Были провентилированы все связи майора, допрошены с пристрастием все члены «Китежа». Они мало что скрывали. Да, помогали. Транспортом и советом. Майор ведь официальное лицо, ничего противозаконного здесь нет.

Шинкарю осталось только пообещать им многочисленные проблемы, если выяснится, что все было не совсем так, как они говорят.

Сел на стул допрашиваемого даже сам Нестор Кляев. Это был трудный разговор. Для подполковника. Во-первых, Кляев сразу же без спросу рассмотрел и отклассифицировал его биополе. Назвал зоны риска в организме начавшего служебный рост офицера. И, что самое неприятное, многое угадал. И аденому, и камни в желчном. В остальном великий адепт новой науки оказался маловменяем, сбивался на непроизвольное камлание с закатыванием глаз, и ничего полезного выдавить из него не удалось. Ни угрозами, ни обещаниями дальнейшей помощи. Да, приезжал майор с «китежанами», осматривал знаменитое сидячее кладбище.

Остался доволен, как и вы останетесь довольны, товарищ подполковник.

Варвара Борисовна явилась на допрос в своем лучшем платье и при подходящем к случаю марафете, строго глядя сквозь толстые стекла очков.

Шинкарь не то чтобы не любил творческую интеллигенцию, он просто не любил иметь с нею дело. Никогда не уверен после разговора с книжным умником, добился ты своего или оставлен незаметно в дураках. Старушку-письменницу подполковник решил взять к ногтю.

– Как вы познакомились с американкой по имени Джоан?

– Я познакомилась с двумя американками. Была еще Лайма.

Это не явилось для подполковника новостью, но он не подал вида.

– И все же: как вы познакомились с Джоан?

– Ее привела с собой Лайма. По моим наблюдениям, именно Лайма была главной в этом тандеме.

Шинкарь уже решил: шпионкой была именно рыжеволосая, ибо это она таскалась на тайные испытания, закончившиеся контузией Лапузина, и сделал вывод, что бабка крутит. Значит, как-то замазана.

– Что им было нужно? Варвара Борисовна рассказала.

Подполковник не понял и стал еще подозрительнее.

– Они давали вам деньги?

– Да. На эти деньги я выпустила третий альманах «Каменного цветка». Доллары пошли на развитие современной русской литературы. Мне кажется, я поступила правильно.

– Больше вы своих занятий не проводите?

– Нет. Они перестали мне звонить. Ни слуху ни духу. Я уже боюсь, как бы чего не случилось.

– А где они жили?

И тут русская интеллигентка соврала, на голубом глазу заявив:

– Они не хотели, чтобы кому-нибудь было известно место их пребывания.

– Для чего такие секретности?

– Может, это игра. Они ведь вообще девушки немного не в себе, как вы понимаете.

– Да?

– Ну конечно! Разве нормальный человек потащится через океан в наши дебри за новыми идеями развития цивилизации?

– Как-как?

Варвара Борисовна повторила.

– Дурдом, – негромко прокомментировал ее слова подполковник.

– Согласна с вами. Если б они не были такими странными, я бы вообще подумала, что они не за идеями приехали, а шпионить.

– А что тут у нас можно особенного нашпионить?

– Этого я не знаю. Главное, жить они хотели конфиденциально. Чтобы никто не досаждал – все встречи только у меня в студии. Они ведь деньги обещали за лучшие идеи.

– Заплатили?

– Да не успели, эксперимент ведь не закончился.

– Вот так у них всегда, – усмехнулся подполковник, – обещать-то они обещают…

Перспектива искать еще и потерявшихся американок совсем ему не улыбалась. Варвара Борисовна это почувствовала и продолжала наседать именно в данном направлении. Шинкарю пришлось прервать допрос и попросить писательницу удалиться, пообещав, впрочем, принять какие-то меры и потребовав, чтобы она, если узнает что-нибудь новенькое о рыжей шпионке, немедленно ему сообщила.