Текст книги "Русы от Волги до Дуная"

Глава 7. Причерноморская Русь

Вопрос существования Причерноморской Руси неоднократно обсуждался в историографии, порождая подчас жаркие дискуссии, однако к окончательной выводу по нему ученые так и не пришли. Приведем сначала данные, указывающие на присутствие русов на берегах Черного моря в эпоху создания Древнерусского государства. Об этом свидетельствует уже первый сохранившийся до наших дней русско-византийский договор, заключённый Олегом в 911 г. Статья 8 этого договора определяет: «Аще ввержена будеть лодьа ветром великимь на землю чюжу, и обрящется тамо иже от нас, Руси, (да) аще стоть, снабдети лодию с рухлом своим (и) отсылати паки на землю Хрестьаньскую; да проводим ю сквозе всяко страшно место, дондеже приидеть в бесстрашное место; аще ли таковая лодьа (и) ли от буря, (или) боронениа земнаго боронима, не можеть возборонитися в своа си места, спотружаемся с гребцем тоа лодьа мы, Русь, да проводим (ю) с куплею их поздорову. Ти аще ключиться близ земля Гречьскыя, аще ли ключиться такоже проказа лодии Рускои, да проводим ю в Рускую землю…» – «Если выброшена будет ладья сильным ветром на чужую землю и окажется там кто-нибудь из нас, русских (поблизости), то если захочет (хозяин) сохранить ее вместе со своим товаром и отправить обратно в Греческую землю, пусть проведем ее (мы) чрез любое опасное место, пока не придет она в место безопасное; если же эта ладья, спасенная после бури или после того, как она была выброшена на мель, не сможет сама возвратиться в свои места, то мы, русские, поможем гребцам той ладьи и проводим ее с их товаром невредимой. В том случае, если случится такое несчастье около Греческой земли с русской ладьею, то (мы, греки) проведем ее в Русскую землю…»⁴¹² Этот юридический документ свидетельствует, что под властью уже Олега находилось какое-то побережье, куда бурей могло выкинуть византийские суда. Хоть едва ли можно сомневаться, что речь идет о Северном Причерноморье, однако содержание статьи не позволяет локализовать его более определенно. Во-вторых, что немаловажно, оно именуется Русью. С учетом того что еще летописец XII в. четко подразделял собственно Русь как совокупность восточнославянских племен, в то время как другие восточноевропейские племена, которые «дань дают Руси», хоть и входят в состав Древнерусского государства, Русью в собственном смысле слова не являются, речь в этом договоре могла идти о прибрежных землях, заселенных славянами-русами. Также отметим, что в Западной Европе в то время господствовало «береговое право», когда люди и имущество с потерпевшего крушения корабля считались собственностью владельца береговой полосы.

В договоре 944 г. интересующей нас теме посвящен уже целый ряд статей, причем некоторые из них касаются уже не только экономических, но и политических вопросов: «8. А о Корсуньстем стране. Елико же есть град на тои части, да не имать власти князь Рускии (вариант – “князи рустии”), да воюеть на тех странах, а та страна не покаряется вам; тогда, аще просить вои у нас князь Рускии, да воюеть, дамы ему, елико ему будеть требе.

9. И о том. Аще обрящють Русь кубару Гречьскую, въвержену на коем любо месте, да и не преобидять ея; аще ли от нея возьметь кто что, (и) ли человека поработить или убьеть, да будеть повинен закону Руску и Гречьску.

10. Аще обрящуть в устьи Днепра Русь Корсуняны, рыбы ловяща, да не творять им зла никакого же. И да не имеють власть Русь зимовати в устьи Днепра, Белобережии, ни у святого Елеуферья; но егда придеть осень да идуть в домы своя, в Русь.

11. А о сих. Иже то приходять Чернии Болгаре, (и) воюють в стране Корсуньстеи, и велим князю Рускому, да их не пущаеть и пакостять стране его» – «8. И о Корсунской стране. Русский князь не имеет права воевать в тех странах, ни в каких-либо городах той земли, а та страна не будет вам подвластна; когда же попросит у нас воинов русский князь, чтобы воевать, дадим ему (столько), сколько ему ни потребуется.

9. И о следующем. Если найдут русские греческий корабль, выкинутый где-нибудь на берег, пусть не причиняют ему ущерба; если же кто возьмет с него что-либо, или обратит какого-либо человека (с этого корабля) в рабство или убьет, то будет наказан согласно русскому и греческому обычаю.

10. Если же русские застанут в устье Днепра корсунян за рыбной ловлей, пусть не причиняют им никакого зла. И путь русские не имеют права зимовать в устье Днепра, в Белобережии и у святого Елферья, но с наступлением осени пусть отправляются в Русь по своим домам.

11. И о следующем. Если же придут черные болгары и станут воевать в Корсунской стране, то просим русского князя, чтобы он не пускал их причинять ущерб его стране»⁴¹³.

Исследователи уже давно предположили, что в статье 8 договора речь идет не об Игоре, который в договоре именуется великим князем, а о каком-то из подвластных ему русских князей, находящемся поблизости от Корсуня. Она ограничивает военную активность русов на Крымском полуострове. Поскольку великий князь Киевский едва ли мог оперативно оказать помощь корсунянам в случае нападения на них кочевников, то последний пункт является косвенным свидетельством существования каких-то русских владений в этом регионе уже к 40-м гг. X в. Заключительное выражение статьи 11 в «стране его» некоторые исследователи относят к русскому князю и рассматривают его как еще одно свидетельство того, что какие-то земли в Крыму были ему подвластны. Видимо, не случайно в ней в качестве вероятных противников были упомянуты не хазары, а чёрные болгары. В «Кембриджском документе» хазарский полководец Песах носит титул «булшцы», о котором М.И. Артамонов писал: «Титул “булшцы” в форме “балгиций” известен по византийским данным и, по-видимому, означает болгарского князя, главу прикубанских или черных болгар, которые еще в VII в. были подчинены хазарам, но сохраняли свою племенную самостоятельность»⁴¹⁴. Местом их обитания обычно считается Северное или Восточное Приазовье. Данный источник сообщает, что по подстрекательству византийского императора Романа I Лакапина, правившего в 920–944 гг., царь Руси Х-л-гу ночью воровским способом захватил хазарский город С-м-к-рай, в котором исследователи обычно видят Тьмутаракань. Узнав об этом, булшцы Песах взял три византийских города, «оттуда он пошел на (город) Шуршун» (предположительно Корсунь), после чего обратился против Х-л-гу, воевал с ним несколько месяцев, заставил вернуть добычу и обязал русов напасть на Византию. Норманисты пытаются отождествить Х-л-гу «Кембриджского документа» с Вещим Олегом русской летописи, однако последний умер еще до воцарения Романа I. Кроме того, согласно первому источнику, византийцы победили Х-л-гу с помощью «греческого огня», после чего он, не решаясь вернуться на родину, отправился в Персию, где и погиб. Если первая подробность еще соотносится с неудачным походом Игоря на Константинополь, то обстоятельства смерти Х-л-гу не позволяют отождествить его ни с Олегом, ни с Игорем. Соответственно, мы видим либо чрезвычайно сильную путаницу исторических событий у автора «Кембриджского документа», либо то, что он описывал перипетии биографии какого-то иного русского князя, не имевшего к Киеву никакого отношения. То обстоятельство, что Х-л-гу смог ночью внезапно захватил С-м-к-рай, если верно его отождествление с Тьмутараканью, также позволяет предположить причерноморскую локализацию владений русского князя, поскольку едва ли войско из Киева могло незаметно подойти к этому городу.

Археологическим свидетельством пребывания киевских русов в эпоху сложения Древнерусского государства в Крыму являются три знака Рюриковичей, обнаруженные на стенах дромоса Царского кургана под Керчью, который христиане превратили в церковь⁴¹⁵. Поскольку все знаки представляют собой двузубцы, они были нанесены, скорее всего, при первых Рюриковичах вплоть до Святослава включительно. В пользу этого предположения говорит и изменение княжеского знака при Владимире. Естетственно, вопрос о точной датировки этих изображений остается открытым, однако они свидетельствуют о появлении в данном регионе не просто русов, а, вполне возможно, представителей княжеской дружины или администрации. Эти граффити дополняют немногочисленные свидетельства письменных источников, сообщающих о пребывании русов в Крыму.

Житие Константина Философа, говоря о его миссии в Хазарию, сообщает такую чрезвычайно важную подробность его пребывания на Крымском полуострове: «Нашел же здесь (в Херсоне. – М.С.) евангелие и псалтирь, написанные русскими письменами, и человека нашел, говорящего на том языке, и беседовал с ним, и понял смысл этой речи, и, сравнив ее со своим языком, различил буквы гласные и согласные, и, творя молитвы Богу, вскоре начал читать и излагать (их), и многие удивлялись ему, хваля Бога»⁴¹⁶. Время пребывания Константина-Кирилла в Херсонесе датируется 861 г., а сам факт этого подтверждается независимым источником – письмом римского прелата Анастасия-библиотекаря. Несмотря на то что в тексте совершенно однозначно говорится именно о русских письменах, каких только предположений не было выдвинуто, чтобы его оспорить. Все эти предположения априори исходили из того, что в то время русы не могли иметь собственной письменности и, следовательно, автор Жития якобы первоначально имел в виду иную письменность. В различное время русские письмена предлагалось заменить на готские, сурские, то есть сирийские, фрузские – франкские, узкие и т. п. Что касается первых двух гипотез, то они несостоятельны уже в силу того, что в другом месте этого же Жития обе эти письменности упоминаются под своими собственными названиями. Отвечая своим противникам в Венеции, Константин говорил: «Мы же знаем многие народы, что владеют искусством письма и воздают хвалу Богу каждый на своем языке. Известно, что таковы: армяне, персы, абхазы, грузины, согдийцы, готы, авары, турки, арабы, египтяне, сирийцы и иные народы»⁴¹⁷. Предположение о том, что в одном месте автор Жития правильно назвал готскую и сирийскую письменность, а в другом по какой-то необъяснимой причине стал именовать какую-то из них русской, выглядят откровенной натяжкой. Еще менее обосновано предположение о франкских письменах – хотя бы уже в силу того, что ни один источник не фиксирует пребывания франков в Крыму в ту эпоху. Однако сторонники подобных гипотез скорее готовы допустить пребывание в Херсоне в IX в. франков, чем русских, да к тому же имеющих собственную письменность до крещения Руси.

В более поздних русских пересказах этого сказания появляется следующая подробность: «И грамота Русская явися Богом дана въ Кор(с)уни русину. отъ нея же научися философъ Константинъ. отъ куду сложивъ написавъ книгы русскымъ гласомъ. То же мужъ русинъ бысть правовѣрьнъ… и тъи единъ отъ русска языка явися преже крьстьяны… Тъи же бысть въ дни Михаила царя и Ирины благовѣрныя»⁴¹⁸. Различные Михаилы царствовавли в Византии в тот период с 811 по 869 г., а Ирина умерла в 803 г. Понятно, что данная поздняя приписка отражает, скорее всего, представления ее авторов, а не реальное обстоятельство дел, однако мы имеем ряд доказательств того, что наши предки действительно имели свою собственную письменность еще до крещения в 988 г.

В «Книге генеалогий» Фахр ад-дина Мубарак-шаха говорится: «И у хазар было письмо, заимствованное у русских, и некоторые народы Рума, которые близки им, пишут этим письмом и их называют рум-и-рус, и они пишут слева направо, буквы друг с другом не соединяются, и букв не больше, чем двадцать одна»⁴¹⁹. Хоть само это сочинение датируется 1206 г., однако данная информация, очевидно, имеет более раннее происхождение, поскольку Хазарский каганат был уничтожен Святославом, а его спасшимся жителям после этого было едва ли до заимствования у русов их письменности. Еще раньше фиксирует письменность у русов договор Олега с Византией 911 г., в котором отдельная статья предусматривала возможность письменного завещания тех русов, которые служили наемниками в Византии: «О работающих в Грецех Руси у хрестьаньскаго цесаря. Аще кто умреть, не уря(ди) в своего именья, ци (и) своих не имать, да възвратить имение к малым ближикам в Русь. Аще ли сотворить обряжение таковыи, возьметь уряженое его, кому будеть писал наследити именье, да наследить е» – «О русских, находящихся у службе в Греции у Греческого царя. Если кто (из них) умрет, не завещав своего имущество, а своих (родственников) у него (в Греции) не будет, то пусть возвратят его имущество ближайшим родственникам на Руси. Если же он составит завещание, то пусть тот, кому (он) написал (распоряжение) наследовать имущество, возьмет завещанное и наследует им»⁴²⁰. Поскольку данная статья, скорее всего, закрепляла уже существующую практику, а не предусматривала обстоятельства, которые еще только могли бы возникнуть в будущем, это показывает, что письменность у русов не только существовала как минимум в самом начале Х в., но имела распространение как минимум в дружинной среде. Приведенные факты подтверждают существование русской письменности до 988 г., а это, в свою очередь, свидетельствует о достоверности указания Жития о встрече Кирилла в Херсоне с русином. Следовательно, какие-то русы в Крыму в IX в. присутствовали, но кто они и сколько их было, данный текст не сообщает. Ряд других известий также указывает на пребывание русов в Крыму: «Развалины Фулл, соседних с Сурожем, назывались до последнего времени русскими Фулами, Русско-фулями»⁴²¹.

По всей видимости, к эпохе сложения Древнерусского государства относятся и некоторые топонимы на территории Крыма. При изучении итальянских средневековых карт было обнаружено, что Varangolimen («залив или гавань варягов») соседствует с мысом Rosofar. На другой стороне полуострова карты фиксируют Uarangido, Casal de li Rossi и, наконец, в Перекопском заливе упоминается Insula rossa. О примерном времени появлении этих названий говорят другие крымские названия, как Zacharia, Cacaria, Bacinachi, соотносимые с хазарами и печенегами. Анализировавший эти карты А.А. Шахматов, исходя из своей концепции, первое название признал связанным с варягами, но категорически отказался связать с русами топоним Rosofar. С другой стороны, с русами он связал Casal de li Rossi, но зато Uarangido отнес не к варягам, а к печенегам на основании того, что совершенно невероятно допустить существование еще второго Варангского залива в Азовском море⁴²². Подобную довольно искусственную интерпретацию топонимов этот исследователь произвел, чтобы данные карт не противоречили его концепции о варягах и русах. Varangolimen А.А. Шахматов соотнес с заливом Ярылчаг или Ак-Мечетским заливом, отмечая, что первый вариант является более вероятным. «Следующим за Varangolimen во всех периплах является Rosofar… мыс Росафор может быть отождествлен с Карамрунском или Тарханкутском мысами». На трех картах на западном берегу Крыма между Евпаторием и Севастополем указана еще Rossaca, однако и этот топоним ученый связал не с русами, а с красным цветом. Вслед за Таной, отождествляемым с Азовом, на большинстве карт указано Casal de li Rossi, который А.А. Шахматов соотносит с упомянутым Рубриком «Русским селом», жителям которого Батый поручил осуществлять переправу через Дон. Кроме того, на северном берегу Азовского моря в большинстве карт имеется «Русская река», которую он также соотносит с нашими предками. Однако расположенный в Перекопском заливе Insula rossa, или Isоla rossa, он опять связывает не с народом, а с красным цветом. Как видим, подход А.А. Шахматова во многом был обусловлен его собственными представлениями, и по своему усмотрению он соотносил названия с интересующим нас корнем то с нашими предками, то с красным цветом⁴²³.

Впоследствии к данным этих карт обратился Д.Л. Талис, отметивший, что «во всех случаях, когда географическая терминология каталонских и итальянских портоланов, касающаяся Крыма, может быть сопоставлена с бытовавшими ранее названиями тех же объектов, выясняется глубокая древность этой терминологии и отсутствие произвольных новообразований»⁴²⁴. Начиная с XIII в. «в южной части Тарханкутского полуострова находится Rossofar (варианты: Rosofar, Roхofar), а местность еще южнее получила название Rossoсa. С этими же названиями следует, очевидно, связать топоним тех же портоланов, относящийся к ближайшей к Западному Крыму области, – Rossa, ныне это Тендрская коса, Ахиллов Дром античных авторов»⁴²⁵. То обстоятельство, что сама местность около Росафора носила однокорневое с ним название, делает маловероятным предположение А.А. Шахматова о ее связи не с русами, а с красным цветом. «В одном из поселений VIII – Х вв. в Западном Крыму на Тарханкутском полуострове у с. Окуневка раскопано массивное каменное сооружение, которое, по вполне обоснованному мнению исследователя, является маяком. Место, где находилось поселение у с. Окуневка, на портоланах называется Rossofar, т. е. росский маяк. Этот факт с несомненностью указывает на развитое мореходство обитателей – росов…»⁴²⁶ Ссылаясь на отсутствие славянской керамики в Крыму, Д.Л. Талис присоединяется к мнению Д.Т. Березовца о том, что под русами следует понимать носителей салтовской культуры. Однако при этом, как будет показано ниже, Д.Л. Талис игнорировал уже известные к тому времени археологические данные о славянском присутствии на полуострове. Кроме того, отождествление русов с салтовцами, в отношении которых археологические материалы не дают никаких оснований предполагать, что они занимались мореплаванием, противоречит сделанному им же самим выводу о развитом мореходстве русов.

«На востоке Крыма или в Приазовье хрисовул Мануила I Комнина и печать Феофана Музалониссы указывают топоним Росия. С ним, вероятно, следует сопоставить топонимы с корнем «рос» в Приазовье Rosso или fiume Rosso вблизи устья Дона и casale dei Rossi к югу от Азова». Поскольку хрисовул Мануила I предоставлял генуэзцам право торговать во всех областях «владычества за исключением Росии и Матрахи»⁴²⁷, то из этого следует, что данный город не был тождествен Матрахе – Тмутаракани русских летописей. С другой стороны, судя по тексту, Росия наподобие Тмутаракани должна была быть приморским городом. Д.Л. Талис предполагал, что Росия находилась не на Таманском полуострове, хоть непосредственно это из приведенного текста не вытекает. С этими данными византийских источников следует сопоставить известия арабских географов.

Работавший на Сицилии выдающийся арабский географ ал-Идриси (1100–1165), с одной стороны, знает собственно Древнерусские земли, но, с другой стороны, упоминает русскую топонимику и в районе Азовского моря. В своем сочинении он упоминает «Русскую» реку, которая, как полагают исследователи, представляет собой собирательный образ водных торговых путей, в том числе Дона, Северского Донца и, как полагают некоторые, Кубани, а ее устье отождествляется ими с низовьями Дона и Керченским проливом: «От Бутара (Феодосии. – М.С.) до устья реки Русиййа двадцать миль. От устья реки Русиййа до (города) Матраха (Тмутаракань. – М.С.) двадцать миль». На противоположных берегах этой реки при ее впадении в Черное море расположены города Матраха и Русиййа, по поводу которых географ уточняет: «От города Матраха до города Русиййа двадцать семь миль. Между жителями Матрахи и жителями Русиййа идет постоянная война»⁴²⁸. Таким образом, данные, полученные ал-Идриси, также подтверждают отличие города Русиййа от Тмутаракани. И.Г. Коновалова отождествляет Русиййю с Керчью, что достаточно сомнительно. Аргументация ее следующая: «Данные этого отрывка нетрудно перевести на язык географических реалий: совершенно очевидно, что под рукавом Атила, текущим в Черное море, подразумевается Нижний Дон (от излучены до устья), Азовское море и Керченский пролив. Отсюда следует, что лежащий по другую от Тмутаракани сторону Керченского пролива город Русийа должен быть отождествлен с Керчью»⁴²⁹. Однако другие данные не подтверждают, что Керчь носила название города русов. Этот достаточно крупный город неоднократно упоминался в источниках, и было бы странно, что никто из средневековых авторов не отметил данного обстоятельства. Так, Константин Багрянородный в своем трактате писал, что «Пачинакия (территория печенегов. – М.С.) занимает всю землю [до] Росии, Боспора, Херсона»⁴³⁰, и, следовательно, едва ли эти два города входили в состав Причерноморской Руси, чего византийский император не преминул бы отметить. Согласно письму царя Иосифа, на Керчь еще в первой половине Х в. распространялась власть кагана. Как отмечает Т.И. Макарова, с конца VII в. Боспором правил хазарский наместник, а по археологическим данным, разрушение хазарской цитадели от большого пожара датируется концом IX в.⁴³¹ Более точную дату окончания хазарского владычества помогает установить одно из писем патриарха Фотия. В своем послании, отправленном в 873 г. архиепископу Боспора, он поддерживает его стремление крестить всех евреев Боспора⁴³². Поскольку подобная акция была бы в принципе невозможна, находись город под властью Хазарского каганата, верхушка которого исповедовала иудаизм, данное письмо свидетельствует, что Керчь к тому времени уже не подчинялась кагану и христианское духовенство могло в нем действовать по собственному усмотрению.

Совершенно игнорируется возможность того, что данным именем мог называться какой-нибудь другой город, расположенный недалеко от Керчи. Более того, эта же исследовательница предполагает, что если не само название города, то, по крайней мере, его локализация в данном регионе была придумана самим ал-Идриси: «Информацию ал-Идриси о городе Русийа не следует рассматривать лишь как простое упоминание об этом пункте в морской лоции, поскольку данным географа о городе сопутствует широкий контекст, тесно связанный с традицией арабской историко-географической литературы. Знакомство с последней и позволило ал-Идриси сделать заключение о местонахождение города Русийа. В том, что это заключение принадлежит самому ал-Идриси, вряд ли можно сомневаться, так как ни в одной из лоций Северо-Восточного Причерноморья, включенных географом в состав сочинения, не говорится, где именно (в частности, на каком берегу Керченского пролива) был расположен город Русийа»⁴³³. Однако мы видим упоминание этого же города в византийской письменности, причем в хрисовуле, данном итальянским купцам, информация от которых вполне могла попасть на Сицилию. Ибн Саид ал-Магриби (1214–1274 или 1286) также упоминает этот город: «На западном берегу этой реки лежит Русийа – главный город русов. Русы – многочисленный народ, выделяющийся своей силой среди храбрейших народов Аллаха. Долгота этого города составляет 57°32′, а широта – 56°. На море Ниташ и Маниташ ему принадлежит множество неизвестных (нам) городов». Ниташ и Маниташ – это Черное и Азовское моря, по поводу которого этот же автор ранее отмечал: «В этом море есть острова, населенные русами, и (поэтому) его также называют морем русов. Русы в настоящее время исповедуют христианскую веру»⁴³⁴. Таким образом, в эпоху до татарского нашествия источники отмечают в Приазовье заметное русское присутствие. Однако данным этих восточных авторов присущ один общий недостаток – исходя из приведенных текстов совершенно непонятно, относятся ли изложенная в них информация ко времени написания этих сочинений или более раннему периоду, а если к более раннему, то какому.

В гораздо лучшую сторону от них отличается информация ад-Димешки о семи островах русов на Черном море, которую составители «Хрестоматии» предпочли не включать в данный сборник: «Русы называются по имени города Русийа, расположенного на северном берегу одноименного моря. <…> они населяют несколько островов в море Манитас и обладают военными судами, на которых ведут войну с хазарами. К ним (русам. – М.С.) приходят по рукаву, текущему в настоящее время от реки Атил. Когда они идут к главной части реки, то приходят по другому рукаву, текущему в Хазарское (Каспийское. – М.С.) море, и нападают (там) на них (хазар. – М.С.)»⁴³⁵. Принципиально новым в данном сообщении являются отнесение города и островов русов ко времени существования Хазарского каганата, то есть еще до эпохи Святослава, указание на войну между русами и хазарами, равно как и использование первыми водно-сухопутного пути по Дону и Волге (некоторые арабские географы, в том числе и ал-Идриси, считали, что река Итиль-Волга в нижнем течении делится на два рукава, главный из которых впадает в Каспийское, а второй – в Черное море). Очевидно, что эти данные восходят к каким-то более ранним трудам мусульманских авторов, не сохранившихся до нашего времени.

Вполне возможно, что начальный этап использования этого пути отразил Ибн ал-Факих: «Что же касается купцов славян, то они везут шкурки лисиц и зайцев из окраин (земель) славян и приходят к морю Румийскому, и взимает с них десятину владетель Византии. Затем пребывают по морю к Самкарш иудеев, затем переходят к славянам; или следуют от моря Славян в эту реку, которая называется рекой Славян, пока не достигнут пролива Хазар, и берет с них десятину властитель Хазар. Затем идут к морю Хорасанскому»⁴³⁶. Как следует из этого фрагмента, славянские купцы плыли по Черному морю до Крыма, где первую пошлину взимал с них представитель византийского императора. Затем они отправлялись в Самкарш иудеев, который большинство исследователей отождествляет с Тамарахой-Тмутараканью. «Море Славян» в данном контексте должно быть отождествлено с Азовским морем, тем более что под «рекой Славян» явно понимается Дон. Предположение некоторых комментаторов, что под морем славян следует понимаеть Балтику, едва ли приемлемо, поскольку данный автор описывает маршрут славянских купцов из византийских владений в Крыму до хазарских на Каспии (море Хорасанском). Вряд ли эти купцы после Тмутаракани отправлялись на Балтику и уже оттуда по Волго-Балтийскому пути ехали торговать на Каспий. Гораздо логичнее предположить, что после Тмутаракани славянские купцы плыли по Азовскому морю до Дона, поднимались по нему выше Саркела, перетаскивали свои суда волоком в Волгу и уже оттуда направлялись на Каспий. Неидентифицированным в этом случае остается «пролив Хазар». В арабской географической литературе название «море Хазар» относилось и к Каспийскому, и к Черному морям. Вполне возможно, что Азовское море воспринималось как часть Черного и в этом отношении также могло именоваться «Хазарским». Однако мы видим, что в данном тексте Черное море называется Румийским, что, по всей видимости, отражало усиление влияния в этом регионе Византии и, соответственно, ослабление хазарского влияния. В этом случае название Азовского моря «Славянским» точно так же могло означать ослабление позиций на нем хазар, с которыми связывалось уже не все море, а лишь один пролив, и, соответственно, усиление на нем славянского присутствия. Свое сочинение Ибн ал-Факих написал около 903 г. Как отмечают востоковеды, его труд, равно как и книга Ибн Хордадбеха, восходит к общему, не сохранившемуся до нашего времени источнику, написанному предположительно в 40—50-х годах IX в. Завершающий этап этого процесса описал «Геродот Востока», арабский энциклопедист Х в. Масуди: «В верховьях хазарской реки есть устье, соединяющееся с рукавом моря Найтас (Черное море. – М.С.), которое есть Русское море; никто кроме них (русов) не плавает по нем и они живут на одном из его берегов»⁴³⁷. Если развитие торговли влияло на процесс градостроительства в этом регионе, то археологические данные позволяют определить примерное время активизации торговли. На Таманском полуострове из 66 средневековых поселений 41 основано в VIII в., 17 – в Х в., остальные раньше или позже указанных столетий⁴³⁸.

Какие острова в Азовском море могли населять русы во время существования Хазарского каганата? Попытку отождествить с островом русов Таманский полуостров едва ли можно считать удачной. Во-первых, археологически массовое присутствие русов в данное время там не фиксируется, а по восточным источникам, на острове проживало 100 000 русов. Во-вторых, письменные источники единодушно отмечают, что Тамань-Таматарха, главный город на полуострове, в ту эпоху принадлежал хазарам. Само название «Таматарха» является греческой транскрипцией тюркского наименования Тумен-тархан, то есть «место ставки военачальника (тархана) – главы округа, выставляющего десять тысяч воинов (тюркс. тумен, др. – рус. тьма)»⁴³⁹. Хоть численность гарнизона вряд ли была постоянной, однако название показывает, что хазары там держали достаточно крупные силы. В силу этого представляется крайне маловероятным, чтобы хазары спокойно позволили расположиться русам на полуострове в пределах досягаемости их конницы. Наконец, даже в случае признания Тамани островом русов это не снимает вопроса об остальных островах, поскольку восточные писатели говорят не об одном, а о нескольких островах. Так как раннесредневековые источники не конкретизируют их местоположение, наиболее логичным будет посмотреть, что говорят об островах в Азовском море более ранние античные источники. Наиболее подробное описание данного региона оставил Страбон: «Гнилое озеро (Сиваш. – М.С.), как говорят, имеет (в ширину) даже четыре тысячи стадиев и составляет западную часть Меотиды… Оно очень болотисто и едва судоходно для сшитых лодок, так как ветры легко открывают мели и затем снова их наполняют (водою), так что (эти) болота непроходимы для более значительных судов. В этом заливе есть три острова…» Однако, как показали события Гражданской войны, Сиваш не являлся непреодолимой преградой для конницы. Но дальше этот же автор упоминает еще одну группу островов в устье Дона. При впадении этой реки в Азовское море находилась греческая колония Танаис, а «перед городом на расстоянии ста стадиев (аттический стадий равнялся 177,6 м. – М.С.) лежит остров Алопекия, имеющий смешанное население; неподалеку на озере есть и другие островки»⁴⁴⁰. Интересно отметить, что Плиний Старший локализовал этот остров в Керченском проливе: «Длина Боспора Киммерийского 12,5 мили, на нем расположены города Гермисий, Мирмекий и в (самом проливе) – остров Алопека»⁴⁴¹. Как отмечают комментаторы, Алопеку Плиния следует отождествить или с косой Тузла, или с одним из островов в дельте Кубани. Само название острова означало «лисий», в русском языке он впоследствии назывался Лютик и Перебойный. Как весьма удобное стратегическое положение острова, так и указание Страбона на его обитаемость уже в античное время делает его одним из наиболее вероятных претендентов на роль одного из островов русов на данном море.