Текст книги "Русы от Волги до Дуная"

Третьей гипотезой является славянская природа Русского каганата. Сравнительно недавно ее обосновал с археологической точки зрения В.В. Седов, который соотнес Русский каганат с волынцевской археологической культурой. Он обратил внимание на то, что в конце VII в. развитие славянских пеньковской и колчинской археологических культур в Среднем Поднепровье было прервано вторжением крупной массы нового населения, которое затронуло и полянское Киевское Поднепровье. В результате этих событий формируется волынцевская культура. В ее развитии археолог выделяет три этапа: ранний, начиная с конца VII в., средний в VIII в. и поздний, вторая половина VIII в. – первая половина IX в., когда наблюдается эволюционная трансформация волынцевской культуры в роменскую. По его мнению, носители волынцевской археологической культуры пришли с территории Средней Волги, где именно в конце VII в. прекращает свое существование большая часть поселений славянской именьковской археологической культуры. В пользу связей обоих этих явлений говорит не только одинаковое время прекращения существования одной культуры и возникновения в Днепро-Донском междуречье другой, но и то, что по целому ряду археологических критериев между обеими культурами обнаруживается большая близость²⁶⁶.

Хоть достаточно значительное число археологов поддержало гипотезу В.В. Седова, однако некоторые из них придерживаются иных представлений о происхождении и племенной принадлежности волынцевской культуры. И.О. Гавритухин и А.М. Обломский считали, что создавшие ее славяне пришли откуда-то с запада, В.О. Петрашенко соотносит ее с полянами, А.В. Сухобоков связывает их с северянами, пришедшими, по его мнению, с территории Болгарии, С.В. Воропятов, исходя из норманистских идей, вообще трактует территорию данной культуры как попавшую под власть Хазарского каганата после первых походов хазар на северо-запад. Последняя трактовка приходит в противоречие как с признаваемым подавляющим большинством специалистов славянским характером волынцевской культуры, так и с выпадением ее территории из зоны обращения дирхемов и строительством на ее рубежах целой серии хазарских крепостей. По поводу гипотезы В.В. Седова свои возражения высказала и Е.С. Галкина. С ее точки зрения, отождествлению Русского каганата с волынцевской культуры препятствует явное несовпадение в датировке данной культуры и Русского каганата; на территории волынцевцев, вступивших в борьбу с Хазарией, отсутствуют укрепленные поселения; описание обряда захоронения руса у ряда арабских авторов не соответствует трупосожжению волынцевцев. Что касается хронологического несоответствия, то выше уже приводились высказывания археологов, отмечавших неразработанность хронологии волынцевских древностей, неясность ее верхней границы и приблизительность современных датировок. Практически полное отсутствие укреплений на территории волынцевской культуры (как уже отмечалось, укрепления Битицкого городища могут восходить к скифскому времени) является серьезным аргументом, который будет рассмотрен нами ниже. По поводу последнего возражения отметим, что в исследовании Б.Н. Заходера приводятся тексты трех мусульманских авторов, говорящих о трупоположении русов, и шести мусульманских авторов, говорящих о трупосожжении тех же самых русов. Как видим, противоречие наблюдается у самих средневековых писателей и едва ли сообщения некоторых из них могут служить достаточным аргументом в данном споре.

С другой стороны, в пользу как славянской природы Русского каганата, так и его южной локализации говорит и известие ал-Йакуба (ум. в 897 или 905) о восстании кавказского племени санаров в IX в. против арабов. В своей борьбе с поработителями они «написали властителям Рума, хазар и владетелю славян (сахиб ас-сакалиба)»²⁶⁷. То, что славянский правитель упоминается вместе с византийским императором и хазарским каганом, показывает, что он был достаточно могуществен, а то, что к нему обращаются санары, говорит о том, что его владения располагались относительно недалеко от Кавказа. Точно так же это свидетельствует и о том, что он был независим от Хазарского каганата. Точной даты восстания ал-Йакуб не называет, однако, по его словам, оно было замирено после назначения правителем Армении Мухаммада ибн Майзйада аш-Шайбани, который руководил этим краем в 845–849 гг.

В сочинении другого восточного автора ал-Идриси «Нузхат ал-муштак фи-хтирак ал-афак» присутствует описание трех групп русов, неоднократно встречающееся у мусульманских географов: «Русов три группы. Одна группа их называется рус, и царь их живет в городе Куйаба. Другая группа их называется ас-Славийа. И царь их в городе Славе, и этот город на вершине горы. Третья группа называется ал-Арсанийа, и царь имеет местопребывание в городе Арсе». Данный вариант ничем не отличается от большинства подобных описаний, локализующих три группы русов в Киеве, городе Славе, который, как считает большинство исследователей, находился на территории ильменских словен и являлся предшественником Новгорода, а также загадочной Арсе, местоположение которой вызывает наибольшее количество споров. Однако текст этого же сочинения в рукописи ГПБ отличается от общепринятого перечисления трех групп русов одной показательной особенностью: «Русов три группы. Одна группа их называется Равас, и царь их в городе Кукиане. Другая называется ас-Славийа, и царь их в городе Силак, и город этот на вершине горы. Третья называется ал-Арсанийа, и царь их в городе Арсай»²⁶⁸. В данном варианте группа русов, находящаяся в Киеве, носит название Равас, которое непосредственно перекликается с названием Волги у мордвы, образованное от авест. ravan – «река». К этому же корню восходят и название Волги в эрзя-мордовском языке Rav(o), в мокша-мордовском Rava, в определенной форме Ravs²⁶⁹. Поскольку данное название встречается нам только в одной рукописи сочинения ал-Идриси, едва ли оно восходит к оригиналу. Однако переписчик данного сочинения, вставивший в первоначальный текст «Нузхат ал-муштак фи-хтирак ал-афак» данное уточнение, тем самым недвусмысленно указал, что находившиеся в районе Киева русы назывались «волжскими». Известие о трех группах русов в мусульманской географической литературе восходит ко времени до создания единого Древнерусского государства и даже ко времени до основания Новгорода. Следовательно, связь киевских русов с Волгой, обозначенную данным вариантом рукописи ал-Идриси, следует в любом случае датировать временем до второй половины IХ в. Таким образом, информация, указанная в этом списке арабского географического сочинения, полностью соответствует данным археологии, отмечающим переселение племен именьковской культуры из Среднего Поволжья в Среднее Поднепровье на рубеже VII–VIII вв. В заключение отметим, что киевские русы едва ли использовали мордовское название Волги. Хорошо известно, что до мусульманских географов информация очень часто доходила через многочисленный ряд посредников, а не непосредственно от тех народов, которых они описывали. Соответственно, переписчик интересующего нас варианта рукописи «Нузхат ал-муштак фи-хтирак ал-афак» мог получить информацию о названии киевских русов не от них самих, а от более близких к мусульманскому миру жителей данного региона, которые, чтобы отметить происхождение жителей Среднего Поднепровья с берегов Волги, воспользовались мордовским названием данной реки.

Как было показано мною в исследовании о Дажьбоге, в духовном стихе о Егории Храбром отразилась народная память как о хазарском иге, так и о последующем сокрушении каганата Святославом. Главный герой со своей семьей живет в Иерусалиме, что «на Святой Руси». На него нападает царь Дамианище, который разоряет город, берет в плен всю царскую семью и

 
Святого Егория Храброго,
Возил в свою землю Жидовскую²⁷⁰.
 

В других вариантах стиха упоминаются совсем иные географические ориентиры:

 
От города и от Киева
И явилося ему явление:
Сама Мати Божья Богородица.
Возставали ветры рознобуйные,
Раздувало пески рутожолтые,
Разорвало замки все Немецкие,
Разметало доски железныя, —
Еще стал Ягорий по сверху земли светы-руцкия.
Пошел Ягорий ко Черниграду:
Все его места завоеваны,
Завоеваны, поразорены,
Нет ни старого, нет ни малого…²⁷¹
 

Поскольку в этом варианте вместо библейского Иерусалима фигурируют разоренные врагом реальные города средневековой Руси, то именно данный вариант и следует признать более древним. Поскольку в нем упоминаются два из трех центров «Русской земли» в узком смысле слова, то речь идет о порабощении врагом именно Южной Руси, которая, как известно, врагами была покорена лишь дважды, во времена хазарского и татарского ига. Освободившись из плена, герой вооружается и отправляется на поединок с врагом:

 
Святой Егорий Харабрый свет
Слезает он со бела осла,
Берет он свою палицу железную,
Поразил он туту царища Мартемьянища.
Потопила Егория кровь жидовская,
Кровь жидовская, босурманская,
По колена во крови стоит.
Святой Егорий глаголует:
«Ох ты гой еси, матушка сыра земля!
Приими в себя кровь жидовскую,
Кровь жидовскую, босурманскую».
Разступилася матушка сыра земля
На две стороны, на четыре четверти,
Пожрала в себя кровь жидовскую,
Кровь жидовскую, босурманскую²⁷².
 

Указание духовного стиха на то, что Егорий проливает «кровь жидовскую, босурманскую» весьма интересно. С мусульманами русские воевали многократно, однако одновременно с нею пролить на поле брани кровь еврейскую они могли только во время разгрома Хазарского каганата. Наличие в этой сцене мусульманской крови вновь соответствует исторической действительности: значительную часть войска кагана составляли мусульмане. Данная особенность опять-таки достаточно определенно указывает на историческую основу данного духовного стиха. Вспомним, что и владения Дамиана стих прямо называет «жидовской» землей, что объясняется принятием иудаизма верхушкой Хазарского каганата.

Помимо этого имеются и другие данные, которые дополнительно подтверждают предложенное В.В. Седовым отождествление волынцевской археологической культуры с Русским каганатом. Даже норманисты вынуждены признать, что ее ареал совпадает с «Русской землей» в узком смысле, очерченной по летописным данным, особенно в трактовке границ этой земли Б.А. Рыбаковым (рис. 12). Допускают они и связь волынцевцев с древнерусским населением: «Финальный результат смешения различных славянских групп в Правобережном Среднем Поднепровье антропологи фиксируют в виде мезокранного среднелицего типа древнерусского населения региона XI–XIII вв., который занимает как бы промежуточное положение между мезокранным широколицым типом древлян и долихокранным среднелицым типом северян, но на уровне кластерного анализа все же объединяется в группу с населением Днепровского Левобережья. Объяснение этого факта весьма вероятно через призму участия в генезисе древнерусского населения Правобережного Приднепровья населения волынцевской культуры VIII – начала IX в., ставшей на Левобережье генетической подосновой северянской роменской культуры IX – начала XI в.»²⁷³.

Рис. 12. Составленная В.Я. Петрухиным карта «Русской земли» в Среднем Поднепровье: 1 – границы «Русской земли» (по А.Н. Насонову); 2 – ареал волынцевской культуры; 3 – камерные гробницы Х в. Источник: Петрухин В.Я. Славяне, варяги и хазары на юге Руси. К проблеме формирования территории Древнерусского государства // Древнейшие государства Восточной Европы. 1992–1993 годы. М., 1995

Исходя из приведенных в настоящей главе фактов можно предположить следующую картину развития событий. Переселившиеся с берегов Волги славяне действительно создали волынцевскую культуру. Поскольку самих себя они называли русами, впоследствии их территория стала называться Русским каганатом. Во время арабо-хазарских войн вполне возможно, что после 737 г., когда арабский полководец Мерван нанес хазарам сокрушительное поражение, часть аланов с Кавказа переселилась на север, где и создала салтовскую культуру, правитель которой был известен хазарам как «царь Асии». Между салтовцами и волынцевцами сложились добрососедские отношения, в результате чего славяне и не строили укрепленных городищ. От ослабшего Хазарского каганата они были отделены территорией салтовцев и чувствовали себя в безопасности. Русы, однако, недооценили коварства и изворотливости хазар. Когда они начали претендовать на главенство в регионе, хазары примерно с 830 г. ответили экономической блокадой, следствием чего стало выпадение «Русской земли» в узком смысле слова из зоны распространения дирхемов начиная с указанного времени. Вторым действием хазар стало привязывание к себе путем брачных уз предводителя венгров, этих новых кочевников, появившихся в восточноевропейских степях. Согласно свидетельству Константина Багрянородного, они стали воевать «в качестве союзников хазар во всех их войнах». Третьим шагом руководства Хазарского каганата стала достигнутая договоренность с Византией, обеспечившая их опытными мастерами для возведения целой цепи крепостей на наиболее важных участках. Каган русов также попытался договориться с Византией, однако успеха, судя по всему, не добился. Как уже отмечалось, утверждение «Бертинских анналов» о том, что обратный путь послов из Константинополя «пролегал по землям варварских и в своей чрезвычайно дикости исключительно свирепых народов», многие исследователи понимают как упоминание венгров. Даже если допустить, что послы не были самозванцами и действительно являлись шведами, то из этого отнюдь не следуют те выводы, к которым стремятся норманисты. Поход Бравлина из земель ильменских славян на Крым на рубеже VIII–IX вв. проложил восточноевропейский участок пути «из варяг в греки», а археологические данные фиксируют наличие вещей скандинавского облика на Рюриковом городище, отражающих, скорее всего, присутствие на нем смешанной славяно-скандинавской дружины. В свете этого нет ничего удивительного, что отдельные скандинавы по собственной инициативе могли отправиться на юг и наняться на службу к кагану русов.

По мнению В.В. Седова, ответом русов на неудачу посольства в Константинополь стало нападение на Амастриду, выходцами из которой была часть византийских строителей. Об этом событии мы знаем из Жития Георгия Амастридского. Этот святой, мощи которого способствовали прекращению нападения, умер между 804 и 811 г., а само Житие, дошедшее до нас в оригинале, было написано до 842 г. Интересующий нас фрагмент гласит: «Было нашествие варваров, росов – народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они – этот губительный и на деле, и по имени народ, – начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигнул наконец и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаново вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы. Храмы ниспровергаются, святыни оскверняются: на месте их [нечестивые] алтари, беззаконные возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев, у них сохраняющее силу. Убийство девиц, мужей и жен; и не было никого помогающего, никого, готового противостоять». Однако чудо у гробницы святого Георгия испугало варваров, и «устраивается некоторое примирение и сделка их с христианами», в результате чего грабежи и убийства прекратились²⁷⁴. Дат в Житии нет, в результате чего сам набег различные исследователи датируют 810–840 гг. Хоть аргументация В.В. Седова является весьма логичной, следует отметить другую датировку, предложенной У. Тредголдом. Поскольку в пограничных районах, которым угрожали враги, Византия учреждала новые фемы (военно-административные округа), то данный исследователь обратил внимание на преобразование в 818–819 гг. двух турм фемы Армениак в фему Пафлагония (с Амастридой) и фему Халдия (с Трапезундом), считая это прямым следствием нападения русов – единственного врага, способного с моря атаковать эти районы. Соответственно нападение русов на Амастриду он относит к периоду до 820 г.²⁷⁵ Обращает на себя внимание и характеристика автором Жития росов как народа, о дикости и грубости которого знают все. Исследователи достаточно давно связали Житие Георгия Амастридского с речью Никиты Пафлагона, в которой он говорил: «О, Амастрида, око Пафлагонии, а лучше сказать – почти всей вселенной! В нее стекаются, как на общий рынок, скифы, как населяющие северные берега Эвксина, так и живущие южнее. Они привозят сюда свои и забирают амастридские товары»²⁷⁶. Если идентификация скифов с русами верна, то в данном случае зафиксированы древнейшие торговые контакты между Византией и Русью.

Вне зависимости от того, какая из датировок набега русов на Амастриду верна, он не повлиял на соотношение сил в регионе. Изменить его смогли хазары, бросившие двадцатитысячную венгерскую орду на север. Первой тотальному разгрому подверглась территория салтовской культуры. Хоть «Кембриджский аноним» и приписывает царю аланов победу над всеми противниками Хазарии, в том числе «царем Асии», печенегами и византийским императором, однако выше уже отмечалось, что подобная тактика выжженной земли вряд ли проводилась кавказскими аланами по отношению к своим бывшим соплеменникам и уж тем более нет никаких данных ни об иудаизме правителя аланов, ни о его победе над Византией. Вслед за этим нашествие обрушилось на территорию волынцевской культуры, то есть на Русский каганат. Как уже отмечалось выше, память о том, что по пути со своей прародины на территорию современной Венгрии их предки одержали победу над Русью и обложили ее данью, сохранилась в венгерской традиции, письменно зафиксированной уже в XI в. Следует обратить внимание, что «Деяния венгров» используют одновременно два названия для обозначения Руси – Rusciam для Владимиро-Суздальского княжества и Rutenia для Киевского, то есть «Русской земли» в узком смысле слова. Весьма интересно, что автор этого памятника отмечает, что для боя с венграми киевский князь призывает «семь куманских вождей, своих самых верных друзей». Хоть упоминание половецких вождей в данном случае является переносом современных хронисту реалий на более раннюю эпоху, вполне возможно, что оно отражает выступление на стороне русов в войне с венграми каких-то конных отрядов, которыми вполне могли быть салтовцы. Понятно, что средневековым хронистам было свойственно преувеличения, когда дело касалось подвигов их предков, однако достоверность самой русско-венгерской войны в ту эпоху подтверждают сообщения восточных авторов о том, что венгры продавали славянских и русских пленников византийцам в Керчи. Последнее обстоятельство является еще одним аргументом против норманистской трактовки происхождения Руси, поскольку ни один из приверженцев подобных взглядов не в состоянии объяснить, как в ту эпоху скандинавы, достаточно многочисленные, чтобы попасть в поле зрения мусульманских авторов, умудрялись проникать на юг Восточной Европы, не оставляя после себя никаких следов.

После разгрома венграми салтовцев и волынцев хазары с помощью византийских инженеров возводят на своих северо-западных рубежах цепь крепостей и обкладывают данью живущие на границе со степью славянские племена. В пользу достаточно поздней даты установления летописной хазарской дани свидетельствуют наиболее ранние мусульманские сочинения, такие как «Анонимная записка», написанная примерно в середине IX в., и «Книга путей и стран» Ибн Хордадбеха, отражающая в основном положение дел в 40-х гг. того же столетия. Ни один из этих самых ранних источников ничего не говорит о зависимости славян или русов от хазар. Особо стоит отметить, что Ибн Хордадбеху еще неизвестен Саркел, а единственным таможенным пунктом, где хазары взимали пошлину с русских купцов, у него назван Хамлидж, локализуемый в устье Волги. Таким образом, согласно данным источникам, до строительства цепи крепостей власть хазар на славян не распространялась. В свете предложенной А.А. Комаром ранней датировки установления хазарской дани, сохранявшейся на юге до появления там варяжской Руси, совершенно необъяснимыми оказывается и экономическая блокада Приднепровья, и строительство хазарами цепи крепостей на северо-западе, и масштабный разгром волынцевской культуры. С учетом установившейся около 830 г. экономической блокады становится ясно, что находка дирхемов на волынцевских поселениях сама по себе не может указывать более или менее точно на дату их уничтожения, а лишь говорит о времени, ранее которого они не могли быть сожжены. О достаточно позднем разгроме Русского каганта говорит и тот факт, что санары еще в 40-х гг. IX в. обращались за помощью к «владетелю славян» наряду с византийским императором и правителем хазар.

Дань со славян первоначально собирали венгры, однако они недолго пользовались плодами своей победы. Следующая кочевая орда печенегов обрушилась на венгров и разгромила их, вынудив откочевать на запад. Были ли хазары инициаторами этого нападения, сказать трудно, однако из сочинения Константина Багрянородного следует, что хазары заключили союз с гузами, после чего те изгнали печенегов с их мест обитания, в результате чего печенеги напали на венгров и, в свою очередь, изгнали их. Поскольку под 867 г. летописец фиксирует победу Аскольда и Дира над печенегами, предшествующие события должны были произойти примерно в середине IX в. Пришедшие с севера эти два варяга освобождают от хазарской дани полян, которые, усиленные западнославянской дружиной, уже в 860 г. оказываются способны предпринять крупномасштабный поход на Царьград. Остальные восточнославянские племена от хазарской дани освобождают уже Вещий Олег и Святослав. Обращает на себя внимание и свидетельство Иоакимовской летописи, что поляне «утесняеми бывши от козар… емлюсче дани тяжки и поделиями изнуряюсче, тии прислаша к Рюрику преднии мужи просити, да послет к ним сына или ина князя княжити». Вполне вероятно, что это племя обратилось с просьбой об избавлении от хазарского ига на Север, к варяжской Руси. Как уже отмечалось, состояние источников не позволяет ответить на вопрос, были ли Аскольд и Дир действительно как-то связаны с Рюриком. В первом случае это означает, что призвание трех братьев состоялось ранее указанной в летописи даты, во втором – что два этих вождя были предводителями дорюриковой варяжской Руси, представители которой уже переселились на север Восточной Европы до 862 г. В свете первой возможности интересна такая подробность мекленбургского предания о Рюрике и его братьях, записанного в XIX в. К. Мармье: «После многих благих деяний и страшных боев братья, которыми восхищались и благословляли, пришли в Руссию. Народ этой страны страдал под бременем долгой тирании, против которой больше не осмеливался восстать. Три брата, тронутые его несчастьем, разбудили в нем усыпленное мужество, собрали войско, возглавили его и свергли власть угнетателей»²⁷⁷. Поскольку живущие на Севере племена самостоятельно изгнали варягов и после непродолжительного периода междоусобиц добровольно призвали трех князей, слова о тирании, против которой местные жители более не осмеливались восстать, относятся скорее к хазарскому игу на юге. Данная подробность также предполагает какое-то отношение Рюрика к экспедиции на юг Аскольда и Дира, на чем настаивают и отечественные летописи. Однако состояние источников не позволяет дать окончательный ответ на вопрос, каков именно был характер этих отношений. Такова общая канва событий, позволяющая непротиворечиво согласовать известные на сегодняшний день источники.