Текст книги "Русы от Волги до Дуная"

Весьма рано возникли и различные апокрифические сказания об апостоле Андрее, о которых упоминали различные латинские церковные писатели IV–V вв. Согласно одному из них, «апостол Матфей, он же евангелист, проповедывал слово спасение городу Мирмидону», однако был схвачен и посажен в темницу его жителями, решившими его убить. «Прежде чем это было исполнено, ангел, посланный Господом, сказал апостолу Андрею, чтобы он поспешил в город Мирмидон и освободил своего брата из мрака темницы»⁴⁶⁹. После ряда традиционных чудес Андрей не только спасает брата, но и обращает в христианство жителей города. В похвале данному апостолу Никиты Пафлагона встречается одна весьма интересная подробность: «Как прежде противу Христа поднялась иудейская рука, так против Андрея воздвиглась рука скифская: стремительная ярость царей, человекоубийственное устремление князей и зверское совозстание народов; и отсюда – темницы и бичи, волочение (по земле) и разрывание членов…»⁴⁷⁰ Последний вид гонений напоминает нам разрывание жертв в мистериях Диониса. Однако именно Мирмидон, или Мирмекий, якобы основали в Керченском проливе спутники Ахилла. Страбон отмечал положение этого города в Керченском проливе: «Влево для въезжающего в Боспор Киммерийский лежит городок Мирмекий в двадцати стадиях от Пантикапея»⁴⁷¹.

Мирмидонцы первоначально были муравьи, превращенные в людей Зевсом и во время Троянской войны составлявшие войско Ахилла. Некоторые византийские авторы, например Михаил Атталиот, прямо отождествляли с Русью спутников Ахилла мирмидонян⁴⁷². Хоть это достаточно позднее свидетельство, однако оно объясняет не только появление на Руси легенды об апостоле Андрее, но и свидетельства восточных авторов о городе Русии напротив Тьмутаракани. Следует также отметить, что в былине о Волхе Всеславьевиче главный герой именно муравьями оборачивает своих воинов, чтобы взять неприступный город:

 
Молоды Волх, он догадлив был:
Сам обернулся мурашиком
И всех добрых молодцев мурашиками,
Прошли они стену белокаменну…⁴⁷³
 

Хоть в греческой и ведийской мифологиях и присутствует мотив оборачивающегося муравьем верховного бога, однако представления о воинах-муравьях в других индоевропейских традициях, кроме русской и греческой, не встречаются.

Весьма интересна и вставка об апостоле Андрее в «Повести о Словене и Русе». Говоря о прибытии к нашим предкам проповедника новой религии, ее автор отмечал: «Живуще же тогда отнюдь погани яко скотъ, неимуще закона. О нихъ же свидѣтельствуетъ въ хождении своемъ блаженный Андрей первозванный, яко отнудь невѣгласи тогда и погани быша. Въ сихъ же рече, тогда княжиша два брата единому имя Диюлесъ (вар.: Диюлелъ), а другому Дидалакхъ (вар.: Валадакхъ, Дадалакхъ), невѣгласи же боги ихъ нарицаху тогда за то, иже пчелы имъ налѣзше и борти верхъ древия устроиша»^474–475. Однако это упоминание об апостоле Андрее разительно отличается как от легенды о нем, изложенной в ПВЛ, так и от всех других византийских и западных преданий о нем, приведенных В.Г. Васильевским. Интересно отметить, что в процитированном выше отрывке из «Повести» в связи с апостолом Андреем упоминаются два брата, княжившие у русов и обожествленные за изобретение пчеловодства. Однако на Руси покровителями пчеловодства считались соловецкие святые Зосима и Савватий, которые нередко называются «пчелиными богами». «Роль водяного как покровителя пчел унаследовали русские святые Зосима и Савватий, в дни памяти которых пасечник вынимает соты из улья и в полночь погружает мед в воду (иногда около мельницы), читая при этом заговор, чтобы обеспечить себе успех в пчеловодстве на предстоящий сезон»⁴⁷⁶. Согласно русским заговорам, эти святые принесли пчел на Русь из Рима или из Египта⁴⁷⁷. Последнее утверждение особенно интересно. Данные языкознания показывают, что единое индоевропейское название пчелы b[h]e(i) восстанавливается лишь для группы этих диалектов: др. – исл. by-fluga, др. – англ. beo, др.-в. – нем. bia, лит. bite, латыш. bite, прусс. bitte, валл. bydarf, др. – ирл. bech, ст. – слав. bičelf, лат. fucus. Отмечая заимствование этого понятия индоевропейцами из др. – ег. bj.t (с показателем женского рода – t), Т.В. Гамкрелидзе и В.В. Иванов особо подчеркивают, что это «слово могло попасть в праиндоевропейский язык лишь в ареале Ближнего Востока в условиях возможных контактов с египетским»⁴⁷⁸. Однако мы видим, что данное название пчелы присутствует не во всех индоевропейских языках, а лишь в германских, балтских, славянских и отчасти кельтских. Из всех этих народов, если судить по древним источникам, лишь славяне могли вместе со скифами оказаться на Ближнем Востоке и затем вернуться назад, принеся в Европу название пчелы. Известно, что оба этих лингвиста выступали с гипотезой об индоевропейской прародине в Малой Азии, однако предположению о заимствовании данного египетского слова во времена индоевропейской общности противоречит то, что оно отсутствует в большинстве других индоевропейских языков, в том числе хеттском и греческом, то есть тех народов, которые уже в историческую эпоху имели наиболее тесные контакты с Древним Египтом. Отсутствие этого слова в иранских языках исключает и скифское посредничество.

Весьма интересно и имя Диюлес, в котором прослеживается индоевропейское название небесного божества: «В общеиндоевропейской мифологической системе главный объект обозначался основой deiuo, “дневное сияющее небо”, понимаемое как верховное божество (а затем и как обозначение бога вообще и класса богов): ср. … др. – инд. deva, дэва – «бог», dyaus, «небо» (Дьяус как божество), авест. daeva, «дэв», «демон», гр. Ζευζ, род. падеж Διοζ, «Зевс, бог ясного неба», лат. deus, «бог», dies «день», др. – исл. tivar, «боги», лит. dievas (Диевас – бог)»⁴⁷⁹. Интересно отметить, что в 11 км от Пантикапея в Крыму располагался город, который в одних античных источниках назывался Тиритака, а в других – Дия⁴⁸⁰. Что же касается Дидалакха, то первая часть его имени содержит корень дида-, который мог обозначать не только деда или предка вообще, а также «знахарь, колдун» и даже «водяной»⁴⁸¹, последнее значение весьма интересно в свете связи пчеловодства с водяным. Что касается второго корня, то он может быть соотнесен с праслав. laga, словин. laga – «толстая палка», рус. диал. лага – «поперечная балка в строении»⁴⁸². В более поздний период на Руси письменные памятники фиксируют слово лагалище в значении футляра. В различных заговорах утверждается, что Зосима и Савватий прячут пчелиную матку в свой посох и таким образом приносят ее на Русь: «То они, посланники Божии, Изосим и Савватий, соловецкие чудотворцы… поймали крапчика и матку и посадиша в зезл свой и пойдоша путьем к западу и до востоку. Архангел Гавриил поднимает от земли всю силу пчелиную»⁴⁸³.

В свете этого предания о Зосиме и Савватии несомненный интерес представляет и другое неканоническое предание об апостоле Андрее, включенное в памятник XVI в. «Степенную книгу»: «Благодатiю и человѣколюбiемъ Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, исполняющаго пророчество и благословенiе святого и великаго во Апостолѣхъ Андрея Первозваннаго, егда проповѣдая слово Божiе въ Синопiи и въ Херсонiи, и оттоле бывшу ему на рецѣ на Днѣпре, и тамо на горахъ помолися и крестъ постави, и благослови и пророчествова на томъ мѣсте бытiе Кiева града и всей Рустей земли святое крещенiе. Оттоле же пришедъ, идѣже нынѣ великiй Новградъ стоитъ, и тамо жезлъ свой водрузи въ веси нарицаемѣй Грузино, идѣже нынѣ есть церковь во имя святого апостола Андрея Первозваннаго»⁴⁸⁴. С одной стороны, несомненно желание новгородцев обзавестись собственным материальным «свидетельством» пребывания Андрея в их земле, «доказав», что в деле получения апостольского благословения они ничуть не хуже столицы Древней Руси. Однако дело здесь не только в соперничестве с Киевом – если бы все ограничивалось только им, свой жезл Андрей Первозванный должен был бы водрузить в самом Новгороде, а не в малозначительном поселке неподалеку от северной столицы. Устойчивая привязка данной легенды именно к Грузину заставляет предполагать, что здесь жезл апостола заменил некий языческий культовый объект. Подобный предмет языческого поклонения в землях западных славян после христианизации начали приписывать Юлию Цезарю: «В Волыне (так у автора, на самом деле в Волине. – М.С.) местную святыню составлял знаменитый, необыкновенной величины столб, на котором водружено было копье. Много столетий, верно, простояло оно в Волыне: насквозь проеденное ржавчиной, железо его, по словам Оттонова жития, не могло бы ни на что пригодиться. Волынцы почитали это копье чем-то божественным, говорили, что оно нетленно, что оно их святыня, защита их родины, знамение победы. К сожалению, нам неизвестно его настоящее значение, составляло ли оно какой-нибудь особенный священный памятник или принадлежало одному из богов волынских. Средневековые монахи, вообразив по искаженному названию этого города, Юлин, что он основан был Юлием Цезарем, твердо верили и все единогласно писали, что столб с копьем был памятник, воздвигнутый римскому завоевателю, и что сам Юлий обожался волынцами»⁴⁸⁵. Название «Грузино» позволяет предположить, что в этом месте перегружались товары, и, таким образом, вымышленные киевское и новгородское предания об апостоле Андрее были привязаны к пути «из варяг в греки». Мы не знаем, как в действительности выглядел киевский идол Перуна, однако на миниатюре Радзивилловской летописи громовержец изображен именно с копьем (рис. 24).

Эти отечественные сюжеты перекликаются с другим апокрифическим «Деянием и мученичеством св. Матфея апостола», хоть непосредственно к нему и не восходят. В нем Христос говорит апостолу: «Ныне, Матфей, возьми этот жезл мой, сойди с горы и ступай в Мирну, город человекоядцев, и посади его (то есть жезл) в землю у преддверия той церкви, которую основал ты и Андрей: как скоро ты его посадишь, он превратится в большое и высокое дерево… и с вершины дерева будут стекать мед во многом количестве, а от корня его выйдет большой источник, напояющий окрестную страну, и в нем будут мыться антропофаги и вкушать от плода дерева виноград и мед, и изменятся тела их, и вид их превратится в такой, как у других людей…»⁴⁸⁶ Поскольку речь идет о церкви, которую Матфей вместе с Андреем основали в городе человекоядцев, очевидно, что имеется в виду все тот же Мирмидон.

Рис. 24. Русы клянутся перед идолом Перуна при заключении мира с греками. Миниатюра Радзивилловской летописи

Однако и в этом апокрифе фигурирует жезл, чудесным образом превращающийся в дерево, с которого стекает мед. Это говорит о том, что в месте проповеди обоих апостолов действительно было какое-то дерево/посох, связанное с медом. Согласно «Повести о Словене и Русе», русы во времена апостола Андрея обожествили своих правителей Диюлеса и Дидалакха, что вновь указывает на существование у них пары верховных богов, фиксируемых впоследствии в тексте армянской легенды об основании Киева. Можно ли отождествить эту пару с Перуном и Волосом? Как уже отмечалось выше, покровителем пчел впоследствии на Руси считался водяной, воспринявший многие черты Перуна в «сниженном» виде. Более того, согласно русской легенде, «пчелы первоначально отроились от лошади, заезженной водяным дедом и брошенной в болото»⁴⁸⁷. Что же касается Волоса, то связанным с ним животным является медведь, само название которого связано с медом. Как видим, даже более поздние данные указывают на связь с пчелами верховных богов языческой Руси. Если в апокрифе отмеченная подробность появляется вне связи с предшествующим текстом, то соответствующий фрагмент «Повести» ее объясняет.

Рассмотрим теперь образ Ахилла. Хоть возможно он уже в Греции почитался как хтоническое божество, однако именно в Северном Причерноморье он обретает целый ряд новых черт. Уже живший в конце VII – начале VI в. до н. э. поэт Алкей утверждает: «О Ахиллес, владыка земли скифской»⁴⁸⁸. Из надписей известна и другая его существенная характеристика – Ахилл Понтарх, то есть владыка моря. На Левке была найдена бронзовая печать с изображением змеи, извивающейся в середине храма (рис. 25), которую Н.В. Пятышева интерпретировала как образец иконографии местных догреческих божеств.

Рис. 25. Бронзовая печать с острова Левка. Источник: Островерхов А.С., Охотніков С.Б. Острів Ахілла у гостинному морі // Надчорномор’я: студії з історії та археології (з ІХ ст. до н.е. по ХІХ ст. н.е.). Киïв, 2008. Вип. 1

С данным изображением перекликается и современное название античного острова Левка – Змеиный. Г. Келер еще в 1827 г. предположил, что особенности почитания Ахилла в Причерноморье были обусловлены влиянием какого-то местного божества. Хоть мнения по этому поводу у ученых разделились, однако в пользу местного влияния на культ гомеровского героя в данном регионе свидетельствуют слова Евстафий Фессалоникский: «Бег Ахиллов, на котором живет племя тавров, представляет собою узкую и длинную косу… Этот Бег пробежал эллинский герой Ахилл, преследуя Агамемнонову дочь Ифигению, похищенную из Авлиды в Скифию… Ахилл, пробыв здесь долгое время, как думает и Ликофрон, дал этому месту свое имя. По наиболее распространенному преданию Ифигения была ранее помолвлена за Ахилла; иные же говорят, что это – другой Ахилл, скифский царь этих земель, который влюбился в отосланную туда Ифигению и останавливался здесь во время ее преследования, отчего это место и названо Ахилловым. Те, которые это говорят, ссылаются на слова Алкея: “Ахилл, ты, который владычествуешь над Скифской землей”. <…> Племя же тавров получило название, говорят, от животного вола, так как там Осирис, запрягши вола, пахал землю»⁴⁸⁹. Хоть жившие в горной части Крыма тавры славились пиратством, а не земледелием, однако именно к ним Евстафий приурочивает возникновение обработки земли. Уже В. Иванов охарактеризовал Ахилла как одного из героев-ипостасей Диониса. В связи со сближением проявлений отдельных черт культа Диониса с названием амадоков следует отметить, что предпосылки сближения с ними Ахилла присутствуют и у Гомера. Тот же В. Иванов обратил внимание на то обстоятельство, что Гекуба называет Ахилла omestes – «пожирателем сырого мяса».

О весьма раннем возникновении связи культа Ахилла с амадоками говорит и упоминание о гиперборейском герое Амадоке, который совместно с сыном Ахилла Пирром защитил Дельфы в III в. до н. э. от нашествия кельтов. Следует отметить, что обычно сына Ахилла античные источники зовут Неоптолемом, а по поводу его имени Пирр исследователи отмечают, что оно является мужским вариантом женского имени Пирра («рыжеволосая»), под которым на Скиросе скрывался переодетый девушкой Ахилл⁴⁹⁰. Таким образом, вполне возможно, что первоначально речь шла о самом Ахилле, тем более что в Лаконике известна поговорка «Не сын Ахиллов, но сам Ахилл»⁴⁹¹, намекающая на тождество обоих персонажей. Поскольку тавры в Античном мире были известны как пираты, можно было бы предположить, что на образ Ахилла Понтарха повлияло какое-то их божество, однако из источников известно, что центральное место в их пантеоне занимала богиня. Кроме того, связанные с Ахиллом культовые места встречаются не на территории проживания тавров, а вне ее. В качестве одного из скифских божеств Геродот упоминает Тагимасада, которого отождествляет с греческим Посейдоном. Однако Д.С. Раевский, указав, что в Греции существовали представления, связывавшие Посейдона с конями и царской властью, расшифровал имя скифского божества как Быстрый Йима Хшаета⁴⁹². Если же исходить из основной функции Посейдона в классической мифологии, то появление в пантеоне степных кочевников, никак не связанных с мореходством, божества, сопоставимого с древнегреческим богом моря, является достаточно странным. Однако как с княжеской властью, так и с войной, морем и загробным миром в славянской мифологии был связан Перун, одной из ипостасей которого был змей или дракон. Показательно, что описанное Львом Диаконом жертвоприношение русов, послужившее для него основанием связать с ними Ахилла, наши предки совершили в ночь после битвы 21 июля 971 г., сразу после Перунова дня 20 июля. Кроме того, Константин Багрянородный описывал моление русов перед дубом на острове Хортица, совершаемое ими перед началом плавания по Черному морю. Царственный автор отмечает по этому поводу: «На этом острове они совершают свои жертвоприношения: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они стрелы вокруг (дуба)…»⁴⁹³ Следует отметить, что к числу варварских подношений на острове Змеиный исследователи относят только наконечники скифских стрел и бронзовое изображение головы грифона. Интересно и само расположение основных мест, связанных с культом Ахилла в Северном Причерноморье: Ахиллов Дром находится недалеко от впадение в моря Днепра, Мирмекий и Ахиллий находятся на противоположных сторонах Керченского пролива. Что же касается острова Левка, то он лежит близ устья Дуная. Не отрицая возможного влияния на культ Ахилла в Причерноморье других божеств, отметим, что часть этих черт вполне соотносится с чертами славянского бога войны и повелителя мировых вод Перуна. Расположение же связанных с Ахиллом мест в Крыму и близ него наводит на мысль, что именно там могли совершать жертвоприношения своему громовержцу и владыке вод амадоки-русы перед выходом в открытое море. Как уже говорилось, Мирмекий лежит в Керченском проливе, который спустившиеся с Дона и переплывшие Азовское море славяне должны были миновать перед выходом в Черное море, а Ахиллов Бег находится поблизости от впадения в него Днепра.

В пользу этого предположения свидетельствуют и данные Плиния. Объясняя название Ахиллова Бега, он отмечал, что это «полуостров, протянутый в форме меча в поперечном (направлении) и названный Ахилловым Дромом из-за упражнений (Ахилла), длина которого, как сообщает Агриппа, 80 миль. Все это пространство занимают скифы-сарды и сираки»⁴⁹⁴. Название скифы-сарды встречается только у Плиния, и оно, как предполагают исследователи, могло быть искажено переписчиками. Однако содержащийся в этом названии корень сар соотносится как с одноименным городом на Днепре у Птолемея, так и с именем одного из двух росомонов у Иордана. Если допустить, что буква д была позднее вставлена переписчиками, то данный фрагмент указывает, что данное место заселили выходцы из города Сар, а амадоки, которым принадлежал соседний одноименный город, характеризовались Геллаником как скифское племя. Данное обстоятельство позволяет предположить, что тавроскифы, отмечаемые в эту же эпоху на Ахилловом Дроме, могли быть выходцами из Среднего Поднепровья.

Весьма интересно их упоминание и Требеллием Поллионом, еще одним из так называемых писателей истории Августов. После того как основатель державы Сасанидов Шапур I в конце лета 260 г. разгромил римскую армию и взял в плен самого императора Валериана, он, по словам Требеллия, разослал письма различным государям и народам. Было ли в них только сообщение о своей победе или еще и призыв напасть на Римскую империю, неизвестно, поскольку римский историк приводит лишь ответы других государей, прославляющих величие и могущество Рима. В том числе Требеллий отмечает: «Бактрийцы, иберы, албанцы и тавроскифы не приняли писем Сапора, но написали римским военачальникам, обещая прислать вспомогательные войска для освобождения Валериана из плена»⁴⁹⁵. Понятно, что тяжесть катастрофического поражения римский историк пытался сгладить изображением того, что все остальные народы, веря в римскую мощь, не поддержали победителя, а, наоборот, были готовы оказать Риму поддержку. Было ли так на самом деле, неизвестно, однако описанный выше набег скифов на Каппадокию и Вифинию в 264 г. произошел именно в тот момент, когда выступавший на стороне Рима пальмирский царь Оденат одерживал одну победу над персами за другой. Лапидарность источников не позволяет однозначно утверждать, что поход скифов 264 г. на малоазиатские владения Рима, облегчавший положение персов, был связан с обращением Шапура I к тавроскифам в 260 г., однако если между двумя этими событиями действительно существовала связь, то, с учетом найденного клада, это говорит не только о тождестве скифов и тавроскифов в описанных эпизодах, но и о том, что по крайней мере часть из них проживала на территории Среднего Поднепровья.

В предыдущей главе уже отмечалось, что рядом с амадоками находилось племя наваров. Однако последний топоним был отмечен Плинием Старшим и в Крыму: «Омывая огромные пространства и многие народы, море вдается в сушу большим заливом до тех пор, пока не отделяется от Меотиды перешейком в 5 миль. Залив называется Каркинитским; (далее следуют) река Пакирис, города Навар, Каркина, позади (них) – озеро Бук…»⁴⁹⁶ Последнее обычно отождествляют с Сивашом, или Гнилым морем, а два упомянутых выше города локализуют на западном побережье Крыма.

С характеристикой русов как дромитов следует сопоставить «Перипл Псевдо-Арриана», описывающего тот же регион, но добавляющий следующую интересную подробность: «От мыса Тамираки тянется Ахиллов Бег, весьма длинная и узкая береговая полоса, простирающаяся вдоль пролива на 1200 ст., или 160 миль… Если проплыть от Тамираки мимо вышеупомянутого Бега до другой косы Ахиллова Бега, называемой Священною рощею Гекаты, то получаются упомянутые 1200 ст., или 160 миль. От Священной же рощи Гекаты до судоходной реки Борисфена, ныне называемой Данаприем, 200 ст., 26²/3 мили»⁴⁹⁷. К. Мюллер датировал это сочинение V в. н. э., М.И. Ростовцев считал, что отсутствующие в «Перипле Арриана» данные взяты из более раннего перипла IV – начала III в. до н. э. М.В. Агбунов полагает, что «Перипл Псевдо-Арриана» является «Периплом Арриана», расширенным и дополненным самим автором. В основе обоих сочинений лежит перипл, относящийся ко времени не позднее III в. до н. э., вероятнее всего к концу IV– началу III в. до н. э., однако более поздний византийский географ перевел расстояния в мили и, возможно, привел некоторые современные ему названия⁴⁹⁸. Следует отметить, что когда готы оказались в Причерноморье, то Иордан называет Днепр Данапром, а посвященные готской эпохе песни Старшей Эдды знают эту реку как Данп, что указывает на то, что новое название уже утвердилось в регионе к их приходу. Хоть авторы «Этимологического словаря славянских языков» и считают Данапр дославянской формой, однако они не решаются определить, какому именно языку принадлежало данное название, равно как и причины смены им античного Борисфена. В силу этого вышеизложенное мнение отнюдь не бесспорно, и это новое название реки могло быть обусловлено славянским влиянием.

Интересно и само название тавроскифов. В.Г. Васильевский в свое время высказал предположение о том, что оно изначально связано с названием росов: «В самих звуках слова тавроскифы есть элементы, из которых в народном греческом языке, столь склонном к усечениям, могло выработаться название рос. На это как будто указывает замечание Льва Диакона, что рос есть простонародное выражение, означающее народ, который по-настоящему должен именоваться тавроскифами»⁴⁹⁹. Однако дело, по всей видимости, обстояло совсем наоборот – слово «тавроскифы» стало использоваться, поскольку было созвучно названию росов. Если принять во внимание индоарийскую принадлежность тавров, как полагает О.Н. Трубачев, то можно предположить, что, называя русов тавроскифами, византийские авторы обращали внимание на то, что они отличаются как от индариев-тавров, так и от ираноязычных скифов, хоть и родственны обоим этим племенам. В предыдущей главе уже приводилось предположение этого ученого о том, что кирилло-мефодиевское Тоурси могло быть тауро-руси – «тавро-русы». Подобная форма указывает на достаточно раннее ее возникновение.

Существуют следы достаточно раннего появления славян на Дону и в Приазовье. Как филолог, О.Н. Трубачев обратил внимание на такой интересный факт: «Во времена Страбона в донском устье был известен большой остров Αλωπεκία. В последние десятилетия XVII в. поступает известие об острове Лютикъ, “знатнейшем” из островов дельты Дона. Существует, далее, мнение, что страбоновская Алопекия и современный остров Перебойный, крупнейший в устье Дона, – это одно и то же. Итак, Αλωπεκία – Лютикъ – Перебойный. Задачу можно, кажется, решить, только предположив в основе всего преобразованное греческой народной этимологией слово туземного языка lopa-taka, или lopa-taki, “ломающее течение”, ср. др. – инд. lopa-, “прорыв, уничтожение”, takti, “спешить, нестись”. Созвучию с греч. αλωππξ, “лиса” способствовало вероятное наличие близкого слова в местном индоарийском диалекте, ср. др. – инд. lopasa, “лисица”. И все-таки исконное значение туземного названия острова удержалось, вопреки всему, вплоть до наших дней, когда остров носит русское название Перебойный (=lopa-taka-)»⁵⁰⁰. Однако восприятие русским населением Дона смысла исконного индоарийского названия этого острова, а не искаженного греческого варианта автоматически предполагает достаточно ранний контакт славян с остатками местного индоарийского населения. Как уже отмечалось выше, скорее всего, именно этот остров в первую очередь следует считать населенным русами в хазарское время, по сообщениям восточных авторов. В другой своей работе этот филолог помимо Лютика-Перебойного привел еще целый ряд примеров преемственного отражения:

Индоар. аке-sindu-, близ Синда (=Дона), Acesinus, река близ Перекопа и Сиваша (Плиний), Ακεσίνης, ср. др. – инд. аке «вблизи», sindu-, «большая река»; alia Tana итальянских источников, буквально – «у Дона, по Дону», рус. По-донье.

Anta-, «крайние, окраинные», анты византийских источников, ср. др. – инд. άntα-, «край» – Украина.

Buga-/Buja-, «изгиб, лука», Buges/Buces «Сиваш? Сев. – зап. часть Азовского моря?» ср. др. – инд. bhoga-, «изгиб, дуга» – др. – рус. Лукоморье, «сев. – зап. часть Азовского моря».

Dandaka-, «камышовая», Δανδάκη, местность в Крыму (Птолемей), ср. др. – инд. Dandaka, название леса в Индии, dandana – «вид тростника» – Камышовая бухта, в современном Севастополе.

Dand-aria-, «камышовые арии», Δανδόριοι, племя на Нижней Кубани (Страбон), Dandarium, остров у Днепро-Бугского лимана (Равеннский Аноним), совр. Тендра, ср. корень предыдущего названия – сарыка-мышкозаклер, «казаки из желтого камыша» (на Кубани), Сары-камыш, местность на Нижнем Днепре.

Каnkа-, «журавль, цапля», ср. др. – инд. kапkа-, «цапля» – Конка, река бассейна Нижнего Днепра, там же местные названия Gerania (лат. – греч. «журавлиная»), соврем. Журавка, Чаплинка.

Kin-sana-, «винная, виноградная», Κινσάνους, округ, долина Алушты (грамоты константинопольского патриарха, XIV в.), ср. др. – инд. kim-, частица, sana-, «опьяняющий напиток», – татарское Kisan, др. – рус. (дебрь) Кисаню («Слово о полку Игореве»).

Krka-/krca-, «горло, горловина», Ούκρούχ, река на вост. берегу Черного моря (Конст. Багр.), K.rts (хазарско-еврейская переписка), Карх (арабская традиция X в.), ср. др. – инд. krika-, «горло» – др. – рус. Кърневъ (Тмутараканский камень, XI в.), соврем. Керчь, под татарским влиянием, Курка, рукав Кубани.

Pari-sara-, «обтекание», Balisira (Эвлия-эфенди, Бенинказа, XV в.), соврем. Белосарайская коса у сев. берега Азовского моря, ср. др. – инд. pari-, «вокруг», sar-, «течь», Παρισαρα, город в Индии (Птолемей) – соврем. Оби-точная коса, сев. – зап. часть Азовского моря.

Pleteno-, «широкий», ср. др. – инд. prthu-, prathana-, «широкий», – Плетенской/Плетеницкий лиман, или Великий луг, заливаемое пространство между Днепром и Конкой (карты Риччи Занони и Исленьева), сюда же у Плѣсньска, на болони («Слово о полку Игореве»).

Sindu-, «(большая) река», Sinus = Tanais, «Дон» (Плиний), ср. др. – инд. sindhu-, «река, поток, море» – др. – рус. Синяя вода, о Доне, сюда же синего Дону («Слово о полку Игореве»), Синее море, «Азовское море», на синѣмъ море у Дону («Слово о полку Игореве»).

Ut-kanda-, «отросток» (?), Τυκανδειτών, род. п. мн. ч. (Пантикапей, надгробие I в. н. э.), от местного названия Τυκανδα, ср. др. – инд. Ut-khand, Utakhanda, местность при впадении реки Кабул в Инд, др. – инд. ut-, «вы-, из-», kanda, «стебель» – др. – рус. Копыль, город (соврем. Славянск-на-Кубани), собственно слав. калька – «побочный отросток» (ср. южнослав., болг. копиле, «побочный отросток»), первоначально о реке Протока, ответвлении Кубани⁵⁰¹.

На основании этого он не без основания отмечал: «Сейчас имеются основания говорить также об отражениях местных индоарийских реликтов в местном славяно-русском, что имеет немалое значение для относительной хронологии и одновременно открывает новые подходы к старой и спорной проблеме Азовско-Черноморской Руси. Реальность последней на Юге и Юго-Востоке, кроме упомянутых индоарийско-русских языковых встреч, подтверждается архаичностью уже собственно русской (восточнославянской) топонимии и гидронимии Приазовья и Подонья…»⁵⁰² Картографирование архаичной восточнославянской топонимии, предпринятое В.В. Седовым (рис. 26), показывает весьма раннее славянское присутствие на севере Азовского моря.

Рис. 26. Составленная В.В. Седовым карта распространения архаических славянских гидронимов левобережно-днепровского и донецко-донского типов: А – гидронимы (большими значками обозначены сравнительно крупные реки); б – ареал роменской и родственных культур; в – ареал салтово-маяцкой культуры; г – ареал дулебской и антской групп; д – ареал северной ветви восточного славянства; е – ареал пеньковской культуры. Источник: Седов В.В. Древнерусская народность. М., 1999

О присутствии там наших предков говорят не только топонимы и гидронимы, но и личные имена: «Давно известно сближение у Погодина славянского этнонима xъrvati, хорваты с иранским личным собственным именем Χορουαϑοζ в эпиграфике Танаиса II–III вв. н. э. То, что имя славянских сербов проделало примерно тот же путь, явствует из наличия так называемых античных сербов на Северном Кавказе»⁵⁰³. Именно в этом же регионе нам встречается и другое название, перекликающееся с хорошо известным названием крупного раннеславянского племени: «Уже в III в. одна боспорская надпись упоминает некоего боспорянина по имени Ανταζ Παπι(ου) – Ант, сын Папия…»⁵⁰⁴ В позднеантичной эпиграфике Северного Причерноморья встречаются личные имена Γάστεις и Γάστης, которые сближаются со славянским «гость»⁵⁰⁵.

В силу того что северяне неоднократно упоминаются различными источниками вместе с русами, следует отметить, что уже упоминавшаяся Певтингерова карта помещает племя сауриков в Северном Приазовье (рис. 27). Поскольку Азовское море в этом фрагменте изображено почти строго на севере от Константинополя, читатель может видеть, насколько различные географические объекты могут быть смещены относительно друг друга на данной карте. Еще ранее у Птолемея встречается слегка искаженное название северян. Перечисляются с запада на восток племена Восточной Европы, многие из которых упоминал еще Геродот: «гелоны, гиппоподы и меланхлены, ниже их агафирсы, затем аорсы и пагириты, ниже их савары и боруски до Рипейских гор»⁵⁰⁶. Под Рипейскими горами в данном случае, скорее всего, имеется в виду Урал, и, таким образом, савары-северяне локализованы ближе к самой восточной части Европы. Современные исследователи его труда полагают, что савары и боруски должны быть помещены не западнее Волго-Донского междуречья⁵⁰⁷. То, что в одном месте своего труда он называет это племя его собственным, слегка искаженным названием, а в другом месте именует его наварами, объясняет тем, что античные географы зачастую использовали много источников информации, в результате чего одни и те же объекты могли фигурировать под разными именами. Птолемей отмечает: «Между бастернами и роксоланами живут хуны, а ниже соименных гор амадоки и навары» ⁵⁰⁸. Если племенному названию амадоков у него соответствует город Амадока на Днепре, то на реке Каркинит, которая, согласно его географическим представлениям, впадала в Черное море восточнее Днепра, он помещает город Навар (58°30′ – 50°)⁵⁰⁹. Однозначной локализации как река, так и этот город не поддаются, однако очевидно, что он находился где-то восточнее городов Сара и Амадоки. Однако амадоки и навары оказываются у него соседями не только в Европейской Сарматии, но и в Азиатской Сарматии, начинающейся в Приазовье к востоку от Дона.