Текст книги "Русы от Волги до Дуная"

Археологические данные показывают достаточно мирный характер взаимоотношений салтовцев с соседними славянами. С.А. Плетнева отмечала взаимное влияние друг на друга славян и носителей салтово-маяцкой культуры. В результате культурного влияния славян у последних появляются укрепленные городища, жилища-полуземлянки, лепная керамика с шамотом. С другой стороны, у салтовцев славяне приобретают такие продукты их ремесленного производства, как мотыжки, украшения и оружие²⁰¹.

Также проанализировавший различные аспекты взаимоотношений соседних общностей, А.З. Винников констатировал: «Контакты славян и алано-болгарского населения были довольно тесными и разнообразными. Во-первых, они носили характер торговых отношений, хотя и не очень развитых. Во-вторых, культурные связи выразились во взаимном обогащении отдельными производственными навыками. В-третьих, отношения славян и населения салтово-маяцкой культуры носили мирный характер, что выражалось в их совместном проживании на одних поселениях в связи с передвижением части алано-болгар в более северные, безопасные районы, заселенные славянами»²⁰².

Соседями салтовцев были славяне, оставившие так называемую волынцевскую археологическую культуру. К сожалению, волынцевская культура также изучена недостаточно хорошо и даже не все собранные материалы введены в научный оборот, что порождает разнобой как в ее трактовке, так и в определении ее хронологических рамок. «Определение хронологии древностей волынцевской культуры затруднено из-за отсутствия строго датирующих находок в составе материалов из раскопок как поселений, так и могильников. Именно это и вызвало острую дискуссию между И.И. Ляпушкиным и Д.Т. Березовцом. Если Д.Т. Березовец датировал памятники в рамках VII–VIII вв., то И.И. Ляпушкин считал их синхронными роменским (VIII–X вв.). Мнение И.И. Ляпушкина поддержал Е.А. Горюнов, относивший волынцевские памятники к ранним этапам роменской культуры»²⁰³.

Ареалы волынцевских и роменских памятников в основном совпадают, занимая территорию Днепровского левобережья. М.Ю. Брайчевский считал волынцевские памятники реликтом черняховской культуры. У большинства волынцевских поселений укрепления отсутствуют. Исключением является Битицкое городище, обнесенное двумя рядами мощных валов и рвов, однако археологи полагают, что эти укрепления относятся к скифо-сарматскому, а не славянскому времени. В волынцевской культуре господствовал ритуал трупосожжения, а в захоронениях находили обрывки кольчуги и ножны от меча. К числу других предметов вооружения относятся наконечники копья (Битица) и дротика (Волынцево), кольчужные пояса (Волынцево), обоймицы и оковки от ножен меча или сабли (Волынцево)²⁰⁴. Оружие присутствует уже на самой ранней ее стадии: «В рамках V–VII вв. датируются копья из Княжинского могильника. Аналогичный экземпляр копья был найден и на Волынцевском поселении»²⁰⁵. Весьма интересны данные и о денежном обращении на территории волынцевской культуры: «В этой же зоне преимущественно встречаются варварские… подражания арабским дирхемам IX в., а в Х в. к ним добавляется собственная денежно-весовая система, основанная на обрезанных в кружок монетах, охватывающая земли северян (кроме ранее покоренных русами черниговских), южных вятичей и юго-восточных радимичей. В Хазарии этой системы нет, как, впрочем, и в Киевско-Новгородской Руси. Эти 6 волынцевских групп перекрывают также все возможные водные пути из Черноморско-Каспийского региона на север и их ответвления»²⁰⁶.

В.А. Петрашенко, очерчивая ареал распространения интересующей нас культуры, отмечает, что «на большинстве этих памятников волынцевские древности непосредственно связаны с древнерусскими. Причем происходит это без каких-либо следов военного столкновения. Заметим, что этот процесс характерен не только для Правобережья, но и для Левобережья, точнее его прибрежной Поднепровской территории». Далее он подчеркивает: «Территория распространения известных памятников волынцевского типа в общих чертах совпадает с племенными землями полян и северян, а сама культура связывается с эпизодом недатированной части «Повести временных лет» о выплате дани хозарам в середине VIII в. Есть неопровержимые доказательства связи волынцевской культуры с Хазарией, но ни в коем случае нельзя рассматривать возникновение волынцевской культуры как результат хозарского влияния»²⁰⁷. А.В. Комар отмечает: «В VIII – начале IX в. “поляне” составляли небольшую локальную группу населения волынцевской культуры, отличаясь от северян лишь расположением за Днепром»²⁰⁸. Однако территория именно этих двух племен и составляла, по летописным данным, основу «Русской земли» в узком смысле слова. Е.А. Шинаков уже в наше время констатировал неразработанность и неточность внутренней хронологии волынцевских древностей и их верхней границы²⁰⁹. Он же отмечает и спорность даты прекращения функционирования Битицкого городища, которая опирается не столько на археологически обоснованные датировки, сколько на ее связь с потрясениями внутри каганата.

Следует отметить, что на основании одного и того же археологического материала подчас даются взаимоисключающие трактовки истории волынцевской культуры. Так, норманист и хазарофил А.А. Комар рисует следующую картину: «Современные археологические данные позволяют относительно точно локализовать в пространстве и времени летописный эпизод подчинения славянских племен хазарами. Во второй половине VII в. на Левобережье Днепра и в узкой полосе Правобережного Приднепровья в ареалах пеньковской и колочинской культур массово скрывают в земле клады ювелирных украшений (“антские” клады 1-й группы), так и невостребованные их собственниками. Чуть позже, в начале VIII в., ситуация повторилась в более узком ареале, вызвав выпадение кладов 2-й группы. Синхронно в славянской лесостепи появляются погребения и богатые комплексы кочевников (перещепинской культуры) последней трети VII – начала VIII в. Собственно для Киевщины кочевнические погребения горизонта представлены подкурганными погребениями конца VII – первой трети VIII в. из Геленовки (Оленовки) и Журавлихи.

После оттока кочевников из лесостепи на всей территории, маркированной ранее кладами 1-й и 2-й групп, во второй четверти VIII в. появляются памятники волынцевской культуры. На Левобережье Днепра волынцевские поселения обычно перекрывают поселения пеньковской и колочинской культур; на Правобережье – пражской (Обухов II, Киев), пеньковской (Обухов VII, Григоровка) и колочинской (Ходосовка-Диброва).

Во всех зонах ранние волынцевские памятники показывают определенное сходство с культурами предшествующего периода, ни одна из которых, однако, не демонстрирует зарождения всего комплекса наиболее характерных признаков новой культуры…

Появление волынцевской культуры на месте сразу трех славянских культурных групп следует связывать не с прямой эволюцией какой-либо из указанных культур, а с серьезными подвижками на север пеньковского населения под давлением хазар, с обратным занятием оставленных территорий смешанным славянским населением после оттока кочевников из лесостепи. Кочевническое влияние на волынцевское население ярко проявляется и далее в распространении в культуре салтовских гончарных сосудов, украшений пояса, серёг, бус, предметов вооружения и снаряжения коня, особенно выразительно представленных на Битицком городище. <…>

Именно волынцевские поселения как Право-, так и Левобережья Днепра В.А. Петрашенко и отождествила с культурой летописных полян. Еще радикальнее интерпретировал волынцевскую культуру В.В. Седов, соотнеся ее ареал непосредственно с Русским каганатом IX в. арабских источников. Оба исследователя декларировали прямое перерастание волынцевской культуры в древнерусскую, апеллируя к самому факту раннего возникновения гончарства у волынцевцев. Такому выводу, впрочем, противоречит не только хронология финала культуры, но и судьба самих волынцевских памятников, в т. ч. и Днепровского Правобережья.

Цепочка неукрепленных поселений волынцевской культуры расположилась на Правобережье в узкой десятикилометровой полосе вдоль Днепра от Киева до Канева. Самый северный памятник группы – поселение на Старокиевской горе в Киеве… Волынцевское жилище из раскопок 1939 г. на Старокиевской горе сгорело, о чем свидетельствуют обугленные деревянные конструкции дома и угольная прослойка на дне объекта. Горизонт пожара прослежен и на Обухове II (жилища 6, 7, 30, 39). Яркий пример внезапно брошенного поселения дает Бучак, где исследовано сгоревшее жилище с 11 развалами сосудов, а также жилища с развалами сосудов из расположенного на противоположном берегу Днепра поселения Столпяги. Аналогичной картины нет на поселении Ходосовка – Козакив Яр, где лишь в некоторых жилищах отмечены остатки сгоревших конструкций, но без развалов сосудов. Следы единовременных пожаров на волынцевских поселениях региона говорят о возможном вражеском набеге, но синхронность гибели Битицкого городища и ряда других поселений севера волынцевского ареала Левобережья Днепра, скорее, свидетельствует о масштабной военно-политической акции, резко изменившей зону влияния Хазарского каганата на подвластные славянские племена.

На Правобережье это проявилось особенно ярко, ведь салтовских находок позже первой трети IX в. в регионе больше нет. Данные археологии убедительно подтверждают факт зависимости небольшой группы славян Правобережного Среднего Поднепровья от Хазарского каганата в период VIII – начала IX в., но полностью отбрасывают возможность непосредственного пребывания хазар или неких “хазарских гарнизонов” здесь позже первой трети VIII в.»²¹⁰. Правда, этот же археолог признает: «Археологическая картина Среднего Поднепровья в IX в. дает современному историку на удивление мало данных для воссоздания конкретных событий начальной истории Руси, но позволяет представить общий исторический фон эпохи и характер основных историко-культурных трансформаций.

Самым резонансным археологическим событием IX в. в регионе следует считать катастрофический финал волынцевской культуры, отражавшей зону расселения славянских данников Хазарского каганата – предков летописных племен полян, северян и радимичей. Пожары прослеживаются на волынцевских поселениях в различных уголках ареала культуры, включая Киевское Поднепровье, а наиболее яркая картина разгрома (пожары, человеческие останки, клады) открывается на Битицком городище и поселении Андрияшевка в бассейнах Сулы и Псёла. Абсолютный хронологический ориентир для датировки указанных событий дает клад дирхемов из Нижней Сыроватки с младшей монетой 812/13 г.»²¹¹. Однако это обстоятельство говорит лишь о том, когда поступила последняя монета в данный клад, а не когда было сожжено данное поселение. В другой своей работе этот же исследователь отмечал, что «дату каждого комплекса определяет состав всех предметов из него, среди которых монеты сообщают только terminus post quem, но не верхнюю дату». Как признает Н.А. Макаров, «в большинстве случаев у нас по-прежнему нет возможности для “узкого” датирования комплексов IX–X вв. в пределах одного-двух десятилетий, однако датирование с точностью до полувека во многих случаях может быть надежно обосновано»²¹².

Что же касается утверждения о хазарской принадлежности погребенных, на которой А.А. Комар и основывает свою реконструкцию связанных с данью событий, то следует привести слова ведущего современного специалиста по археологии Хазарии С.А. Плетневой о том, что «собственно хазары представляли собой незначительное и археологически неуловимое меньшинство, растворяясь в массе тюрко-аланских компонентов, носителей салтовской культуры»²¹³. В другом месте она пишет: «Возникает вопрос о погребальном обряде, принятом собственно хазарами. До настоящего времени он остается спорным и нерешенным»²¹⁴.

Эта же исследовательница констатирует: «Саркел – пока единственный памятник, который уверенно можно связывать с хазарами или, во всяком случае, – с их правителями, в частности с каганом»²¹⁵. Именно в этом памятнике сохранились безмолвные, но более чем красноречивые свидетельства «преимущества стран образованных», якобы свойственных Хазарскому каганату, ярко блиставшему «как светлый метеор… на мрачном горизонте Европы». Под полом одного из помещений археологи нашли разрезанный скелет женщины и череп ребенка, которые не были строительной жертвой, известной многим народам мира (яма, в которую были положены остатки, была сделана уже после возведения здания). В котловане кузнецы был найден еще один расчлененный скелет женщины²¹⁶. Человеческие жертвоприношения обнаружены и в Сугдее времен хазарского владычества. Вокруг центральной могилы, принадлежащей, судя по антропологическим данным, степняку, было захоронено несколько ритуально умервщленных человек. Исследовавший комплекс И.А. Баранов предположил, что это были хазары-иудеи с убитыми на их похоронах иноверцами-«челядинцами». Если С.А. Плетнева заявила, что определить, кому этнически принадлежали эти склеповые погребения нельзя, а поскольку конкретной документации опубликовано не было, то гипотеза И.А. Баранова представляется ей неубедительной²¹⁷. В.Я. Петрухин поспешил перевести дискуссию из научной в идеологическую плоскость: «Тем более неприемлема, как отмечает С.А. Плетнева, “иудейская” интерпретация скелетов, обнаруженных в Сугдее: в центральной могиле умерший был погребен головой на север, вокруг располагалось еще несколько погребений с пробитыми черепами. Человеческие жертвы были характерны для погребального обряда язычников (как степняков, так и дохристианской Руси), атрибуция этих могил иудеям-хазарам, при похоронах которых якобы убивали христиан и язычников, вообще граничит с религиозным наветом»²¹⁸. Как видим, вопреки В.В. Григорьеву, ничем в лучшую сторону по сравнению с остальной Европой Хазария не выделялась.

Поскольку единственным укрепленным поселением волынцевской культуры, да и то со скифского времени, является Битицкое городище, где встречаются элементы салтовской культуры, хазарофилы пытаются представить его как опорный пункт хазарского владычества в славянских землях. Салтовская керамика действительно встречается на территории волынцевской культуры, но больше всего ее на южных, приграничных территориях. Считается, что Битицкое городище было уничтожено во втором десятилетии Х в. В ходе раскопок на нем было обнаружено более 110 костяков, из которых не более ¹/6 принадлежало мужчинам активного возраста. Предполагается, что находящаяся на городище конная дружина состояла из 40 человек, вооруженных топорами и копьями. Кроме того, археологические материалы показывают активное участие жителей поселка в транзитной торговле²¹⁹. Попытка С.В. Воропятова представить Битицкое городище как опорный пункт хазарского господства над территорией волынцевской культуры не выдерживает критики и, как отмечает М. Жих, ничем не обоснована. Часть обнаруженных на городище материалов действительно указывают на степной мир, однако определить на их основании, были ли их владельцами хазары, невозможно. Более того, отмечает он, на данном городище воины, вооруженные салтовским оружием, похоронены согласно славянскому обряду трупосожжения, а салтовские трупоположения там отсутствуют. Это позволяет предположить, что основная часть населения, пользовавшегося салтовским оружием, были славяне, что не исключает присутствия среди них какого-то количества степняков. Поскольку археологическими методами численность воинов на Битицком городоще определяется в 40 человек, всерьез говорить о том, что подобная дружина могла контролировать обширную территорию от Днепра до Дона, могут только крайние хазарофилы. Специально исследовавшие клад орудий труда и украшений с территории данного городища археологи пришли к следующему выводу: «Так, наличие юртообразных сооружений наряду с типичными славянскими полуземлянками может говорить скорее о смешанном составе населения, чем о проживании на славянском поселении хазарского гарнизона. В ходе раскопок 1985 г. выяснилось, что гончарная посуда составялет не более 55–65 % от всей керамики, то есть не намного больше, чем, скажем, на Пастырском городище… Вместе с тем и на Битецком и на Пастырском имеются свидетельства развитого гончарного и кузнечного ремесла, обнаруживающие общие технологические и технические приемы, связанные со становлением этих ремесел в восточнославянском обществе. <…> На наш взгляд, эти наблюдения позволяют сместить акцент при выяснении места Битицкого городища в сторону прежде всего экономического содержания этого памятника»²²⁰.

Однако при рассмотрении истории волынцевской культуры необходимо учитывать и другие археологические данные. Отождествлявший ее территорию с Русским каганатом В.В. Седов писал: «Для изучения Русского каганата представляют интерес нумизматические материалы IX в. Картография кладов куфических монет первого периода их обращения в Восточной Европе, то есть до 830 г., показывает, что абсолютное большинство этих находок приходится на территорию Русского каганата. <…> Следовательно, на юге Восточно-Европейской равнины в IX в. ведущая роль в распространении восточных монет и, очевидно, в торговых операциях со странами Востока принадлежала не Хазарии, а Русскому каганату.

Как известно, в восточноевропейских кладах дирхемов первой трети IX в. преобладают монеты, чеканенные в африканских центрах Халифата и поступавшие в Восточную Европу караванными путями через Кавказ. В.Л. Янин показал, что африканские дирхемы чеканились по норме около 2,73 г и русская денежно-весовая система складывалась на основе этих монет: в гривне IX–X вв., имевшей вес 68,22 г, содержится 25 дирхемов африканской чеканки, и эта гривна в то время была равна 25 кунам. Это дало основание исследователю утверждать, что становление древнейшей русской денежно-весовой системы восходит к IX в., поскольку позднее в Восточной Европе широкое хождение получили уже дирхемы азиатской чеканки, которые весили около 2,85 г. Следовательно, становление древнейшей русской денежно-весовой системы должно быть отнесено к раннегосударственному образованию Днепро-Донского междуречья – Русскому каганату, на территории которого сконцентрирована большая часть дирхемов африканской чеканки.

С выводами В.Л. Янина не согласился А.В. Назаренко, который утверждает, что в основе денежно-весовой единицы – золотника на Руси лежит арабский динар или византийская номисма (около 4,3 г золота). Ее возникновение в IX–X вв. было вызвано потребностями торговли как с Арабским Востоком, так и с Византией. Но и в этом случае роль

Рис. 9. Составленная В.Л. Яниным карта распространения дирхемов в Восточной Европе в 833–900 гг. Источник: Янин В.Л. Денежно-весовые системы домонгольской Руси и очерки истории денежной системы средневекового Новгорода. М., 2009

Русского каганата Днепро-Донского региона была определяющей. Согласно А.В. Назаренко, структура русского “денежного счета IX в., благодаря устойчивым торговым контактам Руси с Баварской восточной маркой”, оказалась заимствованной в Баварии уже к рубежу IX–X вв.»²²¹. Более точно определить границы Русского каганата помогает археология. Проанализировав составленную В.Л. Яниным карту распространения дирхемов в Восточной Европе (рис. 9), С.С. Ширинский обратил внимание, что западная граница ареала второго этапа распространения арабского серебра (833–900) совпадает с восточной границей «Русской земли» в узком смысле²²². Поскольку торговля с миром ислама шла именно через хазарское посредство, а на остальной территории Восточной Европы в данный период дирхемы присутствуют, напрашивается вывод, что Хазарский каганат осуществлял экономическую блокаду Среднего Поднепровья, не допуская этот регион к международной торговле. Наложение карты находок монет на племенную территорию восточнославянских племен (рис. 10) позволило уточнить еще некоторые обстоятельства. По мнению А.К. Зайцева, в IX в. территория племенного союза северян оказалась рассеченной политической границей на западную часть, вошедшую в состав «Русской земли», и восточную, находившуюся, вероятно, в зависимости от Хазарского каганата до конца этого столетия²²³.

Рис. 10. Составленная А.К. Зайцевым карта Черниговской земли: 1 – центры земель-княжений XI–XII вв.; 2 – крупные города; 3 – прочие населенные пункты; 4 – границы племенных союзов восточных славян по археологическим данным; 5 – предполагаемые границы западных северян в середине IX – середине X в.; 6 – границы области полян или Руси конца X–XII в. (по И.П. Русановой); 7 – границы «Русской земли» середины IX – XII в. (по А.Н. Насонову); 8 – юго-западные границы области 2-го периода (833–900 гг.) распространения дирхема (по В.Л. Янину); 9 – границы Черниговской земли в середине XII в. Источник: Зайцев А.К. Черниговское княжество // Древнерусские княжества Х – XIII вв. М., 1975

Рис. 11. Составленная Г.Е. Афанасьевым карта крепостей VIII – Х вв. византийского типа в Юго-Восточной Европе: 1 – крепости византийского типа; 2 – регионы миграции аланских племен. Источник: Афанасьев Г.Е. Где же археологические свидетельства

Однако и это еще не все. Из сочинения все того же Константина Багрянородного известно, что к византийскому император Феофилу, правившему в 829–842 гг., прибыло хазарское посольство с просьбой оказать помощь в строительстве крепости Саркел на Дону. В качестве платы Хазария уступала Византии свои владения в Крыму. Археологические исследования не только подтвердили, что Саркел был построен по византийской технологии (время его строительства византийские историки датируют 834–837 гг.), но по такой же технологии были возведены еще как минимум семь крепостей на северо-западных границах каганата (рис. 11). Все эти крепости строились на границе Хазарского каганата со славянскими волынцевской и роменско-боршевской культурами. То, что ради возведения этих укреплений Хазария пошла на территориальные уступки Византии, говорит о том, что с северо-востока для нее исходила серьезная опасность. В.В. Седов совершенно справедливо считает, что подобной угрозой для хазар мог быть только Русский каганат. Кроме того, он обратил внимание на то, что строительством Саркела руководил родственник императора Петроний Каматир, а значительная часть византийских военных инженеров происходила из Пафлагонии – византийской фемы на южном берегу Черного моря. С этим обстоятельством ученый связал два других факта, хорошо известные по письменным источникам. Это, во-первых, уже упоминавшееся посольство кагана русов в Константинополь около 836–838 гг. (поскольку посольства византийского императора в Германию отправлялись не ежегодно, подобная датировка А.В. Назаренко совершенно оправдана) и нападение русов на Амастриду около 840 г. Судя по всему, ввиду строительства византийцами крепостей для хазар правитель русов постарался установить дружеские отношения с Византийской империей, а когда это не удалось, предпринял нападение именно на ту часть империи, откуда происходили византийские строители. Таким образом, совокупность письменных и археологических источников позволяют отождествить между собой «Русскую землю» в узком смысле слова и Русский каганат и локализовать это государственное образование в Среднем Поднепровье.

Согласен с его выводами и проводивший археологические исследования в данном регионе Г.Е. Афанасьев. Проанализировав расположение крепостей византийского облика, он пишет: «Нет никакого сомнения в том, что эти крепости строились по заказу политического руководства Хазарского каганата. Реальный противник, против которого возводилась эта система обороны, представлен носителями волынцевской и роменско-боршевской археологических культур, т. е. славянским населением. Вероятно, эта оборонительная линия возводилась для защиты Хазарии от крупного племенного объединения славян…»²²⁴

Подобной укрепленной линии в степном Причерноморье до этого не существовало, и само ее возведение не имеет прецедентов в предшествовавшей истории региона. В.В. Седов отметил, что планировка крепостей указывает на то, что они были созданы для отражения нападения с северо-запада. Если количество возведенных крепостей отражает масштаб угрозы, то сгусток из восьми крепостей, построенных по византийской технологии, на северном славянском пограничье, около которого западнее было возведено еще две крепости, следует соотнести с четырьмя крепостями в низовьях Дона и одной на южном, кавказском рубеже. При этом следует учесть, что четыре крепости на западе защищали проход в собственно хазарские земли со стороны Черного и Азовского морей. Выводы этих двух археологов попыталась оспорить С.А. Плетнева, заявляя, что крепости были недостаточно укреплены, а «государственная граница» в ту эпоху была весьма расплывчата, а сами сооружения или служили ритуальным целям, или были караван-сараями, или являлись опорными пунктами для собиравших дань отрядов²²⁵. Однако едва ли для строительства караван-сараев или сооружений с «почти “условной” обороноспособностью» хазары стали бы приглашать византийских мастеров, оплачивая их услуги уступкой своей территории. Точно так же подобные «караван-сараи» или почти не имеющие оборонного значения «опорные пункты» сборщиков дани неизвестны в других местах Хазарского каганата, где собиралась дань с местных племен. Таким образом объяснение С.А. Плетневой едва ли можно считать убедительным.

Еще одним важным обстоятельством, относящимся к русско-хазарским отношениям, является гибель собственно салтовской культуры на Дону, произошедшая задолго до разгрома Хазарии Святославом. М.И. Артамонов связывал это событие с одним фрагментом из так называемого «Кембриджского анонима» – сочинения, предположительно написанного хазарским евреем в Константинополе в Х в. Интересующее нас место звучит так: «(Но во дни царя Вениамина) поднялись все народы на (казар) и стеснили их (по совету) царя македонского. И пришли воевать царь Асии и тур(ок)… и Пайнила и Македона; только царь алан был подмогою (для казар, так как) часть их (тоже) соблюдала иудейский закон. Эти цари (все) воевали против страны казар, а аланский царь пошел на их земли и нанес им (поражение), от которого нет поправления, и ниспроверг их господь перед Вениамином»²²⁶. Начало фрагмента восстанавливается современными исследователями. Хазарский царь Вениамин упоминается лишь в письме царя Иосифа, но и там нет никакой возможности определить время его правления. Следует отметить, что ряд исследователей высказывали сомнения в подлинности «Кембриджского анонима». Однако даже если считать этот текст подлинным, пример с упоминаемым в нем далее русским царем Х-л-гу, противоречащий как отечественным, так и иностранным источникам, показывает, что «аноним» очень сильно путал между собой события, происходившие во времена правления Олега и Игоря, но говоря уже про более раннюю эпоху. Несомненный интерес представляет упоминание «царя Асии», которого М.И. Артамонов рассматривал как правителя ираноязычного населения салтовской культуры, остатки которого были впоследствии известны в этом же регионе древнерусским летописцам как ясы. Действительно, различные источники неоднократно упоминают ираноязычных асов-ясов, однако поскольку в данном тексте одновременно фигурирует и «аланский царь», следовательно, владения «царя Асии» располагались не на Кавказе, а в каком-то другом пограничном с Хазарией регионе. Археологические источники рисуют картину полного разгрома салтовской культуры: «Создатели салтовской культуры, как и северокавказские аланы, не были кочевниками. В их области сохранилось много остатков поселений и крепостей с каменными стенами, свидетельствующих об оседлости и занятиях не только скотоводством, но и земледелием. Область салтовской культуры с юго-запада непосредственно примыкала к собственно Хазарии и, несомненно, входила в состав хазарских владений. Тархан асов (Астархан) занимал видное положение в Хазарском государстве и участвовал в войнах хазар с арабами. Тот факт, что Византия подняла асов вместе с гузами и печенегами против хазар, свидетельствует, что асы в составе Хазарского каганата сохраняли автономию и, не желая мириться с господством хазар, при удобном случае выступали против них. Вполне возможно, что именно данное выступление катастрофически сказалось на судьбе асов. В начале X в. салтовская культура прекратила свое существование. Вместе с нею погибли и многие славянские поселения, проникшие в степь или расположенные поблизости со степью.

Обычно считают, что гибель салтовской культуры и находящихся вместе с ними славянских поселений является следствием появления печенегов и их набегов на соседние оседлые племена. <…> Известно, что мадьяры и печенеги часто нападали на соседние оседлые племена, сжигали их поселения и угоняли в неволю население, но все это не вело к запустению целых областей с укоренившимся в них оседлым земледельческим хозяйством. Самое большее, что вызывали такие набеги, – это некоторое перемещение населения в соседние области, менее доступные для нападений. В большинстве же случаев между кочевниками и оседлым населением, не располагавшим силами для отпора врагам, устанавливались отношения зависимости вторых от первых с выплатой регулярной дани взамен неверной добычи от грабежей.

В случае с салтовской культурой мы имеем совсем другое – полное ее уничтожение, без какого-либо продолжения свойственных ей признаков в соседних областях. Если согласиться с принадлежностью салтовской культуры ясам русской летописи, то остатки ее носителей сохранились на Донце вплоть до начала XII в. … Уничтожение салтовской культуры в свете изложенных данных вероятнее всего рассматривать как результат беспощадной расправы хазар с непокорным, изменившим им народом, проведенной планомерно и целеустремленно с тем, чтобы истребить его без остатка. Не надеясь удержать асов в своей власти ввиду постоянной угрозы со стороны печенегов и союза асов с последними, хазарам не оставалось ничего иного, как, по возможности, начисто ликвидировать своих бывших подданных. В условиях жесточайшей хазарской экзекуции пострадали, конечно, и жившие рядом с ними славяне. Уцелевшие асы, по-видимому, искали спасения у своих союзников печенегов. Утратив многое из своего культурного достояния, они сохранили племенную самостоятельность и в дальнейшем вновь обосновались на части прежней своей территории, но в рамках подчинения соседним кочевникам, какими в XII в., когда их упоминает русская летопись, были уже половцы.