Текст книги "Беларусь в Первой мировой войне 1914-1918 гг."

«Дабы дать войскам возможный отдых перед атакой, занятие исходного положения и начало атаки» генерал обещал объявить «особым приказом». «До времени назначения атаки» он предписывал «сблизить до последней возможности все резервы с передовыми частями, атаковать одновременным стремительным движением всех частей, не задерживая резерв на месте, а заботясь лишь о том, чтобы резервы не отставали от передовых частей, не останавливаясь в захваченных передовых окопах, а неудержимо стремились на плечах неприятеля захватить все его последующие оборонительные линии, а закрепление захваченного пространства – дело более глубоких резервов»[376]376
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 198.


[Закрыть].

Часом позже командующий Северной группой генерал М. М. Плешков сообщал командовавшему 2-й армией генералу А. Ф. Рагозе о распределении сил на запланированные участки атаки позиций противника: «1-й армейский корпус – пассивный участок от Медзины (д. Медяны. – М. С.) до Вилейты – 4900 штыков, ударная группа – 8500 штыков; главный удар – 27-й армейский корпус – 23 400 штыков и 6-я пехотная дивизия – 11 400 штыков; 1-й Сибирский корпус пассивный участок – 5100 штыков; ударная часть – 7300 штыков. Таким образом, для удара на участке Вилейты включительно – Бучелишки исключительно сосредоточено 43 300 штыков, для удара от Можейки 7300 штыков. Всего из состава войск группы предназначенных для активных целей 50 600 штыков, а для обеспечения операции оставлено на общем фронте в 17 верст 10 000 штыков. Конница не принята во внимание»[377]377
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 199.


[Закрыть]. И вечером того же дня (11 марта), в 19 часов 50 минут, начальник штаба Западного фронта генерал М. Ф. Квецинский в телеграмме штабу 2-й армии под грифом «Секретно» сообщал, что главкозап обратил внимание на то, что вопреки данным штабом фронта указаниям пополнение понесенных войсками потерь ведется недостаточно энергично. 1-й армейский и 1-й Сибирский корпуса насчитывают менее половины штатного числа штыков. Главкозап приказал донести, почему за двухдневный перерыв в наступательных действиях «корпуса оказались малопополнен-ными», и «принять все меры для самого интенсивного доведения их до штата»[378]378
  Там же. Л. 187.


[Закрыть].

В 16 часов 45 минут генерал М. М. Плешков телеграфировал командирам корпусов и начальникам дивизий Северной группы: «Приказываю усилить артиллерийский огонь из орудий всех калибров, чередуя его с коротким ураганным огнем легких батарей. К 7 часам вечера сегодня донести о результатах артиллерийского огня»[379]379
  Там же. Л. 200.


[Закрыть].

По-видимому, по получении таких сведений в 19 часов 30 минут командующий Северной группой информировал войска о том, что «огнем нашей артиллерии произведены частичные разрушения неприятельских укреплений и сделаны на некоторых участках проходы у проволочных заграждений», и сообщал о своем решении «наступающей ночью атаковать неприятеля и чего бы то ни стоило прорвать его расположение». В связи с этим, он приказывал «1-му и 27-му армейским и 1-му Сибирскому корпусам занять исходное положение к 2 часам ночи. Всей артиллерии усилить огонь до возможности к 2 часам ночи, а к 3 часам довести огонь до урагана, перенося его на ближний тыл неприятеля. В 3 часа ночи под прикрытием ураганного огня артиллерии корпусам стремительно и безудержно атаковать неприятеля» согласно ранее отданному приказу[380]380
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 196.


[Закрыть].

Однако в отданные генералом М. М. Плешковым войскам распоряжения снова вмешался командовавший 2-й армией генерал А. Ф. Рагоза. В 19 часов 35 минут он телеграфировал Плешкову: «Ознакомившись детально с Вашим распоряжением для атаки, прихожу к твердому убеждению, что намеченная Вами атака в промежутке между Лапинским лесом и д. Можейки никакого успеха не обещает в случае контратаки противника или проявления им упорства, атакующие окажутся в невозможном положении на открытой, совершенно неукрепленной местности, в случае успеха – развить таковой в этом направлении было бы Вам нечем. На 8-ю же пехотную дивизию для этой цели Вы рассчитывать не могли»[381]381
  Там же. Л. 222.


[Закрыть].

Дав такую оценку намечавшейся атаке, командующий 2-й армией приказал «намеченную в промежутке между Лапинским лесом и д. Можейки атаку отменить, а освободившиеся силы использовать для развития успеха на прочем фронте атаки». При атаке на фронте Можейки – Лапинский лес генерал А. Ф. Рагоза просил «обратить особое внимание на овладение узлом у Бучелишки», а в отношении выбора времени начала атаки «еще раз» напоминал командующему Северной группы «указания Главкозапа атаку начинать перед рассветом, но не ранее». И в заключение он заметил: «Что касается Вашей жалобы на недостаток тяжелых снарядов, которых у Вас в данное время 116 на орудие, то вынужден указать, что ураганный огонь надлежит развивать легкой артиллерией, тяжелая же предназначается исключительно для уничтожения окопов, блиндажей, блокгаузов, пулеметных гнезд и прочее, а не для ураганной стрельбы, на что у нас и нет достаточных средств»[382]382
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 220.


[Закрыть].

Получив этот приказ, генерал Плешков в 1 час 30 минут ночи 12 марта телеграфировал командирам корпусов и начальникам дивизий, уже готовивших войска к атаке, о том, что «командарм приказал отменить атаку 1-го Сибирского корпуса на фронте Лапинский лес – Можейки и ввиду необходимости перегруппировать войска отложил на сутки назначенную на сегодня ночную атаку». В свою очередь он приказывал: «1-му и 27-му армейским корпусам оставить задачи» уже указанные, а «1-му Сибирскому, продолжая занимать фронт деревень Лесные Муляры – Авласы, наступать силами» одной бригады «за левым флангом 27-го армейского корпуса, имея задачей обеспечение от флангового удара» противника «с юга атакующие войска 27-го армейского корпуса». 6-й пехотной дивизии и 7-му кавалерийскому корпусу было приказано «оставаться в занятых ими районах» и быть «в готовности выступить» по его приказу. «Для занятия исходного положения для атаки и начала самой атаки» предписывалось «ожидать… особого приказа»[383]383
  Там же. Л. 235.


[Закрыть].

12 марта во второй половине дня, в 16 часов, генералом Плешковым был отдан обещанный войскам приказ: «К 2 часам наступающей ночью 13 марта корпусам занять исходное положение для атаки и объявлено о расположении атакующих». «Всей артиллерии» было приказано «в час ночи усилить огонь до возможного, а к 3 часам ночи довести огонь до ураганного и тогда же перенести на ближайший тыл неприятеля». И «в 3 часа, прикрываясь артиллерийским огнем, корпусам атаковать неприятеля»[384]384
  Там же. Л. 237.


[Закрыть].

В 17 часов 15 минут того же дня, 12 марта, к командирам корпусов, готовившихся к атаке, обратился с телеграммой сам командующий армией генерал А. Ф. Рагоза, в которой поучал: «Не забывать, что моральное утомление наступает тогда, когда сам человек пришел к убеждению, что он устал. Зачастую оно наступает раньше физического утомления. Поэтому к донесениям начальников об усталости, трудности и потере боеспособности частей относиться как к официальному заявлению самого начальника об утрате способности драться лично. Он устал, а не его часть. Человек не способен определить о самом себе, что он может, а что нет. Это дело того (определять. – М. С.), кто раздает роли, кто их исполняет судить не смеет. Вспомните правило: чем меньше приказов, тем войскам легче, чем крепче и надежнее контроль за тем, что отдано, тем лучше исполнение»[385]385
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 249.


[Закрыть].

В связи с этим, следует заметить, каким «мудрым» оказался генерал А. Ф. Рагоза, определяя и устанавливая моральное и физическое состояние других, сидя в штабе армии в Будславе, за 40 км от настоящего ада. Поэтому неслучайно он скептически относился к донесениям нижестоящих командиров о состоянии и боеспособности войск. Выходит, что только ему было дано право «определить о самом себе – что он может, а чего нет». Сам же он не посчитался с тем, что главнокомандующий фронтом «определил» ему «роль» руководить боевой операцией. Рагоза самолично решил, что ему и штабу армии не под силу будет управление девятью корпусами, и создал три импровизированные группы войск, каждая в составе трех корпусов, возложив в каждой группе командование на одного из командиров корпусов. Тем самым он совершенно устранился от руководства боевой операцией, оставив за собой только «крепкий и надежный контроль», а не стратегическое управление войсками.

Во второй половине дня (15 часов) 11 марта частям 76-й пехотной дивизии и приданному 177-му пехотному полку 45-й пехотной дивизии по приказанию начальника дивизии доводился «общий план атаки» на участке Микулишки, – Бучелишки. Обращалось внимание, что план «остался тем же, что и раньше», что «атака на двух разных участках намечена с целью рассредоточить резервы противника». В то же время отмечалось, что «ввиду некоторых изменений плана атаки у соседей» начальник дивизии приказал 302-му полку, «оставляя первой задачей овладение южной частью д. Бучелишки и окопов у этой части, при дальнейшем наступлении взять направление на Целины и лес южнее, чтобы очистить от противника северо-западную опушку этого леса», с целью «обеспечить левый фланг, в то же время, заходя в тыл позиции противника южнее д. Бучелишки»[386]386
  РГВИА. Ф. 2910. Оп. 1. Д. 16. Л. 20.


[Закрыть]. Войскам напоминалось, чтобы «атака была решительна, энергична, велась беспрерывно одна за другой, постоянно подталкиваемая свежими частями», а «для преодоления искусственных препятствий были использованы все средства (удлиненные заряды, ручные гранаты, ножницы, маты) вплоть до одиночных легких орудий, поставленных вблизи окопов».

Для подготовки атаки намечались значительные артиллерийские силы: батареи 76-й артиллерийской бригады, батарея 1-го Сибирского мортирного дивизиона, содействие «тяжелых батарей» артиллерийской группы генерала И. А. Закутовского, батарей 6-й артиллерийской бригады, а также приданные полкам артиллерийские батареи. Сообщалось, что время «занятия исходного положения будет указано особо», а до этого рекомендовалось «возможно большее число людей держать в резерве, чтобы дать им отдохнуть»[387]387
  Там же. Л. 21.


[Закрыть].

12 марта начальник штаба дивизии по приказанию своего начальника под грифом «Секретно. Спешно» сообщал командирам полков о том, что командующим группой генералом М. М. Плешковым атака назначена в ночь с 12 на 13 марта. Командиров атакующих полков заверяли, что «правый фланг «будут обеспечивать части 22-й пехотной дивизии», а «уступом» за этим флангом сосредотачивается 6-я пехотная дивизия, всегда могущая поддержать нас», левый фланг будет обеспечивать 2-я бригада 2-й Сибирской дивизии, а «после овладения» атакующими первой укрепленной полосой противника «немедленно бросится» бригада 45-й пехотной дивизии под командованием генерала Л. С. Барановского «для захвата линии Интока – Свилели» с приданным ей 2-м дивизионом 76-й артиллерийской бригады. Наступающих заверяли: «Поддержка всегда будет, когда понадобится»[388]388
  РГВИА. Ф. 2910. Оп. 1. Д. 16. Л. 22.


[Закрыть].

Однако на деле план атаки, боевые расчеты, заверения о мощной артиллерийской поддержке атакующих не были выполнены. Как свидетельствует архивный документ («Описание боя 13 марта 1916 г.»), составленный комполка полковником П. А. Бабаевым, «ровно в три часа» 301-й пехотный Бобруйский полк «двинулся вперед. На правом боевом участке первой линии шли 4-я рота под командованием подпоручика Силлау и младшего офицера прапорщика Погорелова и 12-я рота 303-го пехотного Сенненского полка под командованием подпоручика Зейберлина. В 3 часа 20 минут эти роты заняли неприятельские окопы. На левом боевом участке в первой линии шли сводная 8-я и 6-я роты под командованием прапорщика Шепелева и 7-я рота под командованием прапорщика Позднеева. Роты достигли проволочных заграждений противника и частью заняли передовые окопы, но сильным артиллерийским, ружейным и особенно пулеметным огнем были сметены».

Вслед за первой линией наступала вторая линия: на правом боевом участке 3-я рота прапорщика Хомина и 5-я рота подпоручика Геймана при младшем офицере прапорщике Злобине, которые также «влились в первую линию, заняв окопы». На левом фланге за первой линией атаковали 9-я и 10-я роты 303-го полка под командованием соответственно прапорщиков Воробьева и Боброва, которые, «подойдя до проволочных заграждений, были остановлены особенно сильным фланговым пулеметным огнем. При этом

10-я рота залегла в 200 шагах перед опушкой леса, а 9-я рота, потеряв ротного командира, залегла у опушки леса. В третьей линии на правом фланге наступали 11-я рота 303-го Сенненского полка под командованием прапорщика Грибачевского и 1-я рота под руководством прапорщика Милисипова. И в этом случае только частью подразделений 1-й роты были заняты неприятельские окопы, остальные и 11-я рота 303-го полка из-за сильной огневой завесы, «потеряв ротных командиров, не могли продвинуться вперед и залегли на опушке леса, понеся большие потери». «Желая подтолкнуть 3-ю линию» атакующих, командир 301-го полка «двинул» 12-ю сводную роту во главе с подпоручиком Пинчуком. Рота стремительно бросилась вперед, частью достигла окопов противника, другая часть была остановлена сильным огнем и понесла большие потери, а командир роты погиб. На левом фланге в третьей линии в четыре часа утра была выдвинута 13-я рота под командованием прапорщика Майковского и младшего офицера прапорщика Капоницкого и 14-я сводная рота во главе с подпоручиком Кржижевичем и младшим офицером прапорщиком Ромагиным, а также 5-я и 16-я роты под командованием подпоручика Де Дитмара и прапорщиков Грушецкого и Фрома. Встреченные сильным огнем врага роты продвинуться вперед не смогли. Узнав об этом, командир 301-го полка полковник П. А. Габаев попросил направить подкрепления двух рот дивизионного резерва, «одновременно» приказав левому флангу перейти в наступление. Войска по-прежнему из-за сильного огня не смогли продвинуться.

В начале 11-го часа начали подходить части 45-й пехотной дивизии, также пытавшиеся на обоих участках переходить в наступление, но их действия успеха не имели.

Командир 301-го пехотного Бобруйского полка, по его словам, убедился в том, что «посылаемые поддержки не могли выполнить своей задачи вследствие губительного ружейного, пулеметного и артиллерийского огня, так как слева укрепленный пункт Бучелишки не был занят и левый фланг полка был обнажен». В то же время «противник устроил сильную артиллерийскую огневую завесу и не позволял частям подкрепления выдвинуться с опушки леса. Роты, занявшие неприятельские окопы, все время были под ураганным фланговым артиллерийским и пулеметным огнем, несли громадные потери и вынуждены были отойти в исходное положение, местами пробиваясь штыками»[389]389
  РГВИА. Ф. 2910. Оп. 1. Д. 16. Л. 24; Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 323.


[Закрыть]. В 13-м часу 13 марта германцы снова заняли свои окопы. В этом бою 301-й Бобруйский полк потерял офицеров: убитыми – 3, ранеными – 6; нижних чинов: убитыми – 41, ранеными – 302, пропавшими без вести – 256[390]390
  Там же. Ф. 2910. Оп. 1. Д. 16. Л. 25.


[Закрыть].

Здесь следует сказать об отсутствии надлежащей связи наступавших частей с выше стоявшими штабами. И это отметил главнокомандующий Западным фронтом генерал А. Е. Эверт в своей телеграмме генералу А. Ф. Рагозе на второй день после провала этой атаки: «…это подтверждается и отсутствием… своевременной поддержки резервами и тем, что уже в 11 часов утра полки 76-й дивизии отошли, а начальник группы отдавал приказ в 4 часа дня о развитии успеха, достигнутого 76-й дивизией…»[391]391
  Там же. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 321.


[Закрыть]

Более того, в 15 часов 30 минут 13 марта М. М. Плешков в одном из донесений отмечал, что «занятые 27 корпусом неприятельские окопы приспосабливаются к обороне, устанавливаются в них пулеметы, идет переползание и перебегание в те окопы, которые брошены немцами, но еще не заняты нами ввиду сильного огня… правый фланг 301-го полка… несколько осадил назад, имея тесную связь с 22-й дивизией»[392]392
  Там же. Л. 281.


[Закрыть]. А в 17 часов генерал Плешков командирам 27-го и 1-го армейских корпусов и начальникам 1-й и 2-й Сибирских дивизий приказывал «принять все меры в полноте предоставленной вам власти, до самых крайних включительно, дабы удержать занятое пространство за собой вплоть до назначенной на рассвете 14 марта атаки». В заключение командующий группой предупреждал командиров воинских формирований: «Вы лично отвечаете перед армией за исполнение этого приказа»[393]393
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 282.


[Закрыть]. И только в 23 часа 30 минут он в приказном порядке потребовал от тех же командиров корпусов и начальников дивизий «донести: на каком основании и по чьему приказанию, вопреки моего категорического приказа части не сохранили за собой захваченного пространства и отошли в исходное положение»[394]394
  Там же. Л. 283.


[Закрыть].

Главнокомандующий Западным фронтом генерал А. Е. Эверт, узнав из донесения командира 27-го корпуса генерала Д. В. Баланина о подготовке и результатах этого наступления, пришел к заключению о целом ряде недостатков, допущенных командованием в ходе подготовки и при проведении атак. В частности, он отмечал следующее: обстрел артиллерии велся «по площадям, а не систематически по определенным целям при хорошем наблюдении»; разведкой «надлежаще» не выяснялись результаты артподготовки перед атакой, которая независимо от этого начиналась «в заранее определенные часы»; отсутствовала связь в действиях начальствующих лиц, в результате чего не было «указаний о своевременной поддержке» атакующих резервами. «В общем действия группы (Северной. – М. С.), – заключал генерал А. Е. Эверт, – сводятся к ряду спешных, недостаточно продуманных и подготовленных ударов, приводящих к неуспеху и громадным потерям».

Что касается последнего наступления частей 27-го корпуса, то главкозап считал, что «часть батальонов 301, 303 и 304-го полков, несмотря на потери, молодецки атаковали противника, ворвались в его окопы, но не в состоянии оказались удержаться в них, так как соседние части успеха не имели, а резервы своевременно и дружно их не поддержали» и «бой всей группы свелся на атаку несколькими молодецкими батальонами, понесшими громадные потери». А. Е. Эверт просил А. Ф. Рагозу передать этим батальонам его «горячую благодарность и по 10 медалей на роту за их доблесть и мужество»[395]395
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 321.


[Закрыть].

В 19 часов 15 марта начальник 76-й пехотной дивизии отдал приказ полкам, входившим в ее состав, и 76-й артиллерийской бригаде после смены на позиции частями 1-го армейского корпуса отойти обозначенными маршрутами и расположиться в районе деревень Чашковщина, Рудевичи, Кролики, Шафарово, Мацурки, Старина, Грицево, Войневичи; 76-й артбригаде – в районе деревень Слобода, Подсивье. Приказывалось «батареи снимать с позиции постепенно, не прерывая огня. Все передвижение должно быть совершено скрытно в темноте, в крайнем случае пользуясь туманом, если таковой будет… Движение совершать в полном порядке, избегая растяжки и разброда людей»[396]396
  Там же. Ф. 2910. Оп. 1. Д. 16. Л. 28.


[Закрыть].

Однако атаки войск Северной группы с целью прорвать германский фронт не были прекращены. 14 марта была предпринята очередная атака частями 1-го Сибирского корпуса на участке Вилейты, Лапинский лес. По сообщениям начальника штаба группы войск В. И. Зиборова в штаб 2-й армии, в 6 часов утра была начата артиллерийская подготовка атаки. В середине дня «1-й Сибирский корпус атаковал перешеек Лапинского леса. Ротам двух головных батальонов 4-го Сибирского стрелкового полка удалось дойти до немецких окопов, выбить из них немцев и захватить пленных». Но при попытке сибиряков продвинуться в лес они «были обстреляны огнем тяжелой артиллерии, понесли большие потери и отошли»[397]397
  Там же. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 341, 344.


[Закрыть].

Пожалуй, этим закончилась операция Северной группы войск по прорыву линии фронта германских войск. Вечером, в 20 часов 30 минут, генерал М. М. Плешков, объясняя недостаточную артиллерийскую подготовку очередной атаки ненастной погодой, приказывал: «Завтра, 15 марта, с утра продолжать систематически обстрел ранее указанных пунктов противника, тщательно корректируя стрельбу наблюдателями». Войскам группы предписывалось «впредь до распоряжения прочно устроиться на своих позициях, бдительно наблюдать за противником, обеспечить от огня противника резервы и разместить их на наиболее сухих местах». Всем начальникам вменялось «в особую заботу обсушить, накормить и обогреть людей»[398]398
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 347.


[Закрыть]. Во второй половине дня 14 марта командующий Северной группой в одном из своих донесений в штаб 2-й армии сообщал о том, что в первую половину дня «на фронте группы» продолжался «сильный артиллерийский огонь, особенно по участку Микулишки, Бучелишки и по подступам Лапинского леса». Им было обращено внимание на возросшее число батарей противника, образовавших «дугу от Свилели на Яржево», и отмечено, что «вчерашняя (13 марта. – М. С.) атака частей 27-го корпуса и сегодняшняя 1-го Сибирского корпуса выяснили, что батареи противника пристреляны к своим окопам», вследствие чего и были отбиты атаки русских войск. Далее генерал Плешков дополнял, что «вследствие дождя лес, в котором расположены войска, постепенно заливается водой», глубина которой «местами до колен и глубже», подступы к позициям противника, долина реки Мяделки (в документе – Мядзиолки) также залиты водой. «Дороги трудно проходимы для пехоты и становятся непроходимыми для повозок, особенно для артиллерии… положение с каждым часом ухудшается, скорость движения пехоты – менее одной версты в час»[399]399
  Там же. Л. 348.


[Закрыть].

Еще более мрачной картина сложившейся ситуации на участке фронта, намеченном для прорыва, была представлена непосредственными свидетелями всего происходившего и участниками той кровавой драмы. Начальники 76-й и 45-й пехотных дивизий 27-го армейского корпуса, по словам командира корпуса генерала Д. В. Баланина, ему доносили, что «вследствие выпадения атмосферных осадков и оттепели местность, на которой расположены части, с каждым днем становится непроходимее и постепенно заливается водой. Имевшиеся здесь для сторожевого охранения окопы залиты водой. Не имея укрытий, войска (от артиллерийского огня противника) несут потери, подступы к позициям противника также большей частью залиты водой, местами до колен. В случае наступления – залечь и окопаться будет нельзя. Пространство между нашими и неприятельскими окопами покрыто трупами. Люди находятся по нескольку дней без крыши на боевых позициях, насквозь промокшие, не имея возможности просушиться. Подвоз пищи начинает встречать серьезные затруднения. Сообщение с тылом быстро ухудшилось»[400]400
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 345.


[Закрыть]. Об этом генерал Баланин сообщал командующему группой генералу Плешкову, а последний телеграфировал «для сведения» командовавшему 2-й армией генералу Рагозе.

Несмотря на наступившую весеннюю распутицу, на отсутствие надежды на успех операции, начальствующие лица намерены были продолжать наступательные действия и требовали этого от подчиненных. Так, главнокомандующий Западным фронтом генерал А. Е. Эверт 14 марта в 15 часов 30 минут телеграфировал командующему 2-й армией генералу А. Ф. Рагозе: «Государь император повелел, чтобы раз начатая атака противника производилась бесповоротно и настойчиво для достижения поставленной цели. Предстоящее затопление некоторых участков местности должно быть теперь же принято во внимание, чтобы постепенными, последовательными перемещениями частей в более возвышенные сухие районы обеспечить возможность продолжать развитие операции, не прибегая к перерыву действий, ввиду затопления, без достижения результатов»[401]401
  Там же. Л. 320.


[Закрыть].

Сообщая «указания» императора «для исполнения», генерал А. Е. Эверт требовал «настойчивого продолжения наступательных действий» 2-й армии «для выполнения поставленной задачи»[402]402
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 320.


[Закрыть].

Командующий 2-й армией и командующие группами войск намеревались продолжать достижение поставленной им цели. Однако, потеряв уверенность в успехе на отведенном участке, высказались за внесение своих корректив. Так, командующий Северной группой войск генерал М. М. Плешков во второй половине дня 14 марта в телеграмме командовавшему 2-й армией генералу А. Ф. Рагозе сообщал о том, что «бои последних дней убедили» его, что «без расширения того участка прорыва, который был [ему] определенно указан, нельзя достигнуть необходимого успеха… Для успеха боя необходимо вести его или на новых участках от Вилейты до Можейки, или же на одном из флангов этого участка, дабы избежать фланкирования войск из сильно укрепленных лесов на краях этого фронта». Кроме того, он считал, что «захват Годутишкинских холмов должен быть произведен во что бы то ни стало», так как «только овладение ими позволит вывести войска из болот». Генерал Плешков в очередной раз сообщал, насколько «погода последних дней неблагоприятно отразилась на положении войск», и это, по его словам, являлось «первым и неотложным вопросом» дальнейшего их пребывания на занимаемых позициях: в Вилейтском лесу войска были «расположены сплошь в воде, орудия от выстрелов» уходили «в грунт по ступицу колес», «большинство дорог» становилось «непроезжими для повозок. .»[403]403
  Там же. Л. 350.


[Закрыть]

В свою очередь командующий 2-й армией генерал А. Ф. Рагоза в тот же день, в 16 часов 40 минут, телеграфируя в штаб Западного фронта о неудавшихся атаках войск группы генерала М. М. Плешкова на фронте Микулишки – Можейки, «несмотря на превосходство в силах, доблесть войск и сосредоточение тяжелой артиллерии», о «наступившей весенней ростепели и дождях», делавших «наступление на этом фронте крайне трудным», о затрудненном «до крайности» сообщении фронта Вилейты – Можейки с тылом, о плохом, «недостаточно продуманном, иногда даже с отсутствием расчета в постановке задач войскам и артиллерии группы», управлении боем генералом Плешковым, «полагал необходимым перенести удар в другое место фронта армии», «более сухое, обещающее успех и дающее возможность естественным путем переменить начальника ударной группы». Наиболее удобным для этой цели на фронте Можейки – Мядель генерал Рагоза считал участок Волчино – Лотва. В случае согласия генерала А. Е. Эверта командующий 2-й армией вносил свое «предположение» о перегруппировке войск, в результате которой корпусам группы генерала М. М. Плешкова отводилась вспомогательная роль, так как у него, Рагозы, уже не было «веры, чтобы на фронте генерала Плешкова могли быть достигнуты какие-либо положительные результаты». «Кроме того, – считал генерал А. Ф. Рагоза, – неожиданное перенесение удара на новое направление произведет известное впечатление на противника»[404]404
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 318.


[Закрыть].

Главнокомандующий Западным фронтом генерал А. Е. Эверт принял во внимание доводы генерала А. Ф. Рагозы и в тот же вечер ответил, что «несмотря на выгоды» ранее выбранного стратегического направления, он «принужден согласиться на перемену направления удара» и предоставил командарму «избрать новое, более отвечающее настоящей обстановке для достижения поставленной» ему цели. Текст телеграммы генерала А. Ф. Рагозы и свой ответ на нее генерал А. Е. Эверт отправил начальнику штаба Верховного главнокомандующего.

В трудных условиях развивались наступательные действия в Южной группе войск 2-й армии. По словам донесения начальника штаба генерала Р. Ф. Вальтера во второй половине дня 9 марта начальнику штаба 2-й армии, «ночью войска группы произвели перегруппировку и закрепились на занятых с боя вчера местах». С утра велась артиллерийская подготовка очередной атаки. В 13 часов перешли в наступление части 5-го армейского и 3-го Сибирского корпусов, а в 14 часов – полки 25-й дивизии 36-го армейского корпуса. Однако в это же время германские войска также начали наступать в направлении д. Близники. Для «парирования атаки противника» командованием были подтянуты бригадный, корпусный и групповой резервы, а также перешла в контратаку 7-я пехотная дивизия. Кроме того, было приказано «энергично атаковать» частям 10-й пехотной и 8-й Сибирской дивизий; в район деревень Слобода, Велесница была подтянута бригада 55-й пехотной дивизии. На фронте группы был «бой в полном разгаре. Сильный огонь развивала артиллерия противника»[405]405
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 135.


[Закрыть].

Части группы, отбив вражеские атаки, медленно продвигались вперед. Около 18 часов 32-й Сибирский стрелковый полк выбил германцев с высоты юго-восточнее д. Мокрицы. Части 25-й пехотной дивизии «продвинулись вплотную» к проволочным заграждениям, но преодолеть их не смогли и под сильным пулеметным и артиллерийским огнем противника залегли, понеся большие потери. К вечеру части 8-й Сибирской дивизии, наступая в направлении деревень Стаховцы, Мокрицы, заняли «южную опушку леса к востоку от Мокрицы». Части же 25-й пехотной дивизии «вследствие сильного утомления и потерь» были «отведены в свои окопы»[406]406
  Там же. Л. 130.


[Закрыть].

В ночь на 10 марта наступление войск Южной группы продолжалось. 25-й пехотный полк 7-й дивизии выбил немцев из рощи, располагавшейся западнее д. Близники. 29-й Сибирский стрелковый полк 8-й Сибирской стрелковой дивизии выбил противника из «продолговатой рощи южнее д. Мокрица». Занятые рощи были сильно опутаны колючей проволокой. Дальнейшее наступление 5-го армейского и 3-го Сибирского корпусов в направлении д. Мокрица «задерживалось сильным огнем противника». В 36-м армейском корпусе ночные повторные атаки частей 25-й пехотной дивизии успеха не имели. В вечерней сводке за 10 марта генерал М. А. Соковнин отмечал: «…25-я дивизия после ночных повторных атак, отбитых немецкими пулеметами, занимает линию Тарасевичи, Островляны, имея передовые части у кладбища к северу от мест. Спягло… После оттепели – мороз 4 градуса, есть обмороженные»[407]407
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 152, 162.


[Закрыть].

Главнокомандующий фронтом генерал А. Е. Эверт отрицательно отреагировал на донесения. В 3 часа 25 минут ночи 10 марта он телеграфировал командующему 2-й армией генералу А. Ф. Рагозе: «Вновь указываю на отсутствие надлежащего управления в группе генерала Балуева в 36-м корпусе. Отвод 25-й дивизии и отсутствие своевременной ее поддержки считаю в боевом отношении совершенно недопустимым»[408]408
  Там же. Л. 115.


[Закрыть]. В тот же день в своей вечерней телеграмме генералу Рагозе он негодовал: «Для меня непонятна идея генерала Балуева. Перед началом наступления штабом фронта было указано наиболее энергично развивать его между болотом Оступы и озером Свирь. Генерал Балуев считал его невыполнимым по трудности наступления в этом районе вследствие флангового огня противника и отсутствия артиллерийских позиций и решил наносить главный удар в районе между озером Нарочь и болотом Оступы, куда и стянул большую часть своих сил, предоставив наступать к западу от болота Оступы одной 25-й дивизии»[409]409
  Там же. Л. 148.


[Закрыть].

После неудавшегося наступления Южной группы генерал П. С. Балуев, по словам главкозапа, заявил, что «успех продвижения двух корпусов (5-го армейского и 3-го Сибирского. – М. С.) к востоку от болота возможен только при успехе наступления к западу от него», то есть «одной дивизии». Генерал А. Е. Эверт выразил свое сомнение в успехе «от наступления одной дивизии» даже «при израсходовании последних своих резервов от корпуса». Причем ширина на этом участке наступления составляла 12 верст, тогда как для 5-го армейского корпуса отводилась линия в 2 версты, а для 3-го Сибирского – 5 верст. Поэтому главнокомандующий фронтом считал, что командующему Южной группой генералу П. С. Балуеву «было бы более правильно развивать уже начатое им наступление своим правым флангом, отбрасывая противника от оз. Нарочь к оз. Свирь, пробиваясь на север», и полагал, что только по мере развития этой атаки представится возможность развивать свое наступление и войскам к западу от болота Оступы. Зависимость успеха «наступления к востоку от Оступы от наступления» к западу от болота, генерал Эверт подвергал сомнению и «опасался, что наступление четырех корпусов, растянутых на 20 верст, развития не получит»[410]410
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 292. Л. 148.


[Закрыть].