Текст книги "Вначале будет тьма // Финал"

[2039]

Сначала Иван Андреевич очень обижался, что его фамилию все считают прозвищем. Не верят, что он так в документах записан. А ведь Калач еще в реестре Ивана Грозного упоминается! Как благозвучная фамилия, которую царь милостиво пожаловал какому-то достойному купцу. Одно время Иван Андреевич даже пытался родословную всем показывать, но потом плюнул и смирился. В предвыборном штабе сказали, что это вообще не главное. Главное, что «Калач» звучит хорошо, запоминается легко и рождает правильные ассоциации. Очень московские.

И вообще, сначала надо образ создать.

С этим дела обстояли сложнее. Пришлось, например, веса нужного добиваться. Ни фамилия, ни сочетание имени с отчеством не оказались говорящими: Иван Андреевич Калач был болезненно худ и высок. Имиджмейкеры сказали, что такой изможденный вид доверия у электората не вызовет, поэтому Калач методично и целенаправленно жевал булки. Раз в день по спецзаказу ему привозили гамбургеры из единственного оставшегося в Москве «Макдоналдса», куда теперь стояла очередь не хуже, чем в девяностые.

Потом Иван Андреевич взгляд отрабатывал. Смотреть нужно было ласково, но твердо, дистанцируясь, но с участием. «Поволоку, поволоку из глаз убери», – сам себе шипел Иван Андреевич, глядя каждое утро в зеркало. Иногда тренировался на джек-расселе по кличке Майор-2. Пес взгляда не выдерживал и, поскуливая, сбегал под диван.

– Надо еще хороший слоган придумать, – озадачили Калача в штабе. – Что-то звучное и в рифму. Калач – …?

– Палач, – выпалил Иван Андреевич и смутился. Поэт из него был так себе.

Остановились в итоге на «Иван Андреевич Калач – нет непосильных задач!». И портрет на фоне Кремля – натренированный взгляд, круглые, чуть отфотошопленные щеки и дорогой костюм.

Антонов был доволен. Деньги на предвыборную кампанию, конечно, он дал. Сам в политику не лез, но приумножить то, что нажил еще в две тысячи десятых и удивительным образом не растратил за тридцать лет, всегда был не прочь.

С Иваном Андреевичем они были знакомы очень давно, еще со школы, но участвовать в «четвертинах» Антонов, конечно, не поэтому предложил. А потому, что Калач отлично зарекомендовал себя на должности главы Коломенского округа и провел в Коломну долгожданное метро.

В прошлом году наконец утвердили новый регламент выборов, согласно которому все четыре президента на этот год выбирались в один день. Это, конечно, во многом упрощало дело.

Иван Андреевич баллотировался на срок с мая по сентябрь – самая лучшая четвертина: у народа настроение летнее, нерабочее, за изменениями в законодательстве никто особо не следит.

Соперников у него было всегда два: какой-то самовыдвиженец, не набравший в итоге и двух процентов, и кандидат от партии «Новая Единая Россия». Тот лихо начал кампанию, электорат реагировал хорошо, и Иван Андреевич даже забеспокоился. Но Антонов обнадежил: всегда есть те, кто цепляется за прошлое, но большинство выберет настоящее.

Так и вышло: «настоящим» для народа стал Иван Андреевич. На целых три месяца.

Первым делом он, конечно, государственное шубохранилище и участок под ним за Антоновым закрепил, потому что хранение шуб – дело важное и для населения необходимое. С тех пор как Западно-Сибирская Социал-Демократическая Республика ввела драконовские пошлины на пушнину, и шубы стали стоить как раритетные бензиновые автомобили, сама собой возникла необходимость в «сейфе». И кто, как не Антонов, сумеет все правильно организовать: уже он-то за свою семейную жизнь немало шуб перевидел и передарил.

Антонов и в самом деле быстро навел тут порядок: теперь шубу можно было летом сдать на хранение и проветривание. Для этого специально обустроили помещение в подвале, с низкими температурами и нужной циркуляцией воздуха. Причем шубу принимали любую, даже тридцатилетней давности. Расценки более чем демократичные – все для народа!

Магазин и шоурум отреставрировали. Хочешь – покупай шубу, хочешь – в аренду бери, если в свет нужно выйти или шикануть где. Поставки с ЗССДР наладили лучше прежних – с одним из «толстяков» удачно договорились.

Иван Андреевич замыслил еще много важных и нужных дел, но срок президентства как-то очень быстро начал подходить к концу. Калач загрустил.

– Все же раньше можно было гораздо больше успеть сделать! Что такое четыре месяца? Вот если бы четыре года, – рассуждал он в доме у Антонова. – А лучше шесть.

Антонов отмахивался:

– Забудь, Иван Андреевич! Не пойдет на это народ больше. Забыл, с чего все в двадцать четвертом началось?

Калач, конечно, хорошо помнил, как все было и в каких конвульсиях тогда билась страна, но ведь он не для себя старается – для населения, ведь столько дыр еще не залатанных!

– Может, хотя бы до года удастся полномочия продлить? – спрашивал он, задумчиво глядя на Антонова.

– Забудь, я сказал! – отвечал тот. – Не хуже меня ведь знаешь, что для внесения любых изменений в Конституцию нужен референдум, ну не пойдет на это народ, не пойдет! Наелся уже.

Антонов хлопал Иван Андреевича по плечу и не говорил, что у него уже есть кандидаты на три ближайшие четвертины.

Но Калач достаточно обтерся в политике и к слогану своему привык, чтобы так легко не сдаться. Недели за три до окончания срока он начал мониторить мнение народа о своем президентстве: ездил на встречи с населением, тайно сидел на форумах и в соцсетях. Убедившись, что люди в целом ему благоволят, он через подставных антоновских лиц перевел себе на счет деньги одной из строительных компаний и спокойно уехал на дачу покойной жены, оформленную на ее девичью фамилию и потому нигде не задекларированную.

Отсюда, с дачи, он и начал борьбу с режимом, вооружившись саморазогревающимися обедами и договорившись с соседом-мальчишкой: оплатил тому курсы хакеров, попросил гасить сигнал GPS.

Иван Андреевич завел свой ютуб-канал под названием «Хочешь есть калачи – не сиди на печи» и принялся пасти народы, обещая в случае возвращения на пост президента обеспечить всем жителям Московской Российской Республики сытую жизнь.

Число подписчиков росло, а вместе с ними росла и жировая прослойка в области талии, и Калач непрестанно ощущал, как набирает вес в глазах электората – все согласно плану предвыборного штаба. Оказалось, что саморазогревающиеся обеды в этом смысле работают даже лучше заморских гамбургеров, о чем Иван Андреевич не преминул рассказать в своем новом патриотическом ролике.

На едкие комментарии под видео («верни наши деньги», «мы тебя все равно найдем», «жирный», «ворюга», «оторвем вам с Антоновым яйца» и тому подобное) Калач не обращал внимания, понимая, что хейтерство – неизменная часть любого успеха.

Вскоре стало понятно, что пора переходить к активным действиям и тем самым раскачать народ. План родился сам собой и был прост, как слеза ребенка, которая спасет мир.

Достав из подвала охотничье ружье давно умершего тестя, Калач направился в Ноттингемское шубохранилище прямо через Шервудский лес. Выдать вора Антонова разъяренной толпе, раздать простым людям шубы – и благодарная, по-прометеевски согретая Москва не захочет никаких других президентов, кроме Ивана Андреевича.

Дальнейшее Калач помнил смутно. На суде Антонов рассказывал, что Иван Андреевич якобы ворвался в шубохранилище с ружьем, угрожал сотрудникам и ему самому, прострелил несколько меховых манто, пытался зубами оторвать от шуб рукава и взять их в заложники.

Поначалу никто не воспринимал эти угрозы серьезно, ведь не было известно, что Калач уже успел заминировать подвал. И только благодаря самоотверженному подвигу молодого парня из Западно-Сибирской, отдавшего при этом свою жизнь, удалось избежать большого количества жертв, а опасного преступника Ивана Андреевича Калача – обезвредить и задержать.

Камеры наблюдения зафиксировали несколько мгновений до взрыва. Следователи показали Ивану Андреевичу эти кадры. На них он, почему-то в одних трусах, приставив дуло к шубе, что-то выкрикивал.

– Суки, – прошептал Иван Андреевич, – и тут отфотошопили!

Он мог не помнить, где раздобыл и как пронес взрывчатку, но не помнить, надел ли штаны, – нет, это было совсем на него не похоже.

9

«Ново-си-иб!» – Игорь не сдержал восторженного вздоха и быстро спрятал телефон. Понадеялся, что не услышали. Лиза заявила, что его электронный браслет срочно нуждается в переработке, и на время дала свой мобильник.

Дело в том, что за дни, проведенные на диване семьи Шестаковых, – дни, которые ощущались как месяц, – Игорь приобрел постыдное увлечение. Перебрал несколько, остановился на одном.

Москва жила рекламой, но та не смогла занять надолго, музыкой – у Игоря был слишком тонкий слух, чтобы его резать, и реалити-шоу – последние вызывали недоумение. Игорь считал низостью выставлять личную жизнь напоказ и в прошлом делал это только по просьбе Вадима. Однако нашелся сегмент интернета, который прежде был обделен вниманием Королева. Как оказалось, очень зря.

Игорь не скрывал и никогда не стыдился того, что любит читать. В частности, он исповедовал буккроссинг: обмен или безвозмездную отдачу. А еще время от времени воровал старые книги или чужие подписки на книжные сервисы. На вылазки он отправлялся под Пруста, озвученного молодой девушкой, или Пелевина, озвученного самим Пелевиным. Подлинность записей оспаривал каждый.

Игорь, конечно, знал, что число людей творческих профессий множилось вместе с развитием интернета. Он мог бы подвести под эту мысль убедительную теоретическую базу. Ведь чем большую площадь охватывает сеть, тем большее число людей обнаруживает в себе задатки для производства креатива. Целые котлы и турбины под талант!

Экономисты оборачивались художниками-авангардистами, работники газовой отрасли выпускали рэп-синглы на деньги налогоплательщиков, официанты и баристы вытаскивали из расчетной кассы декаданс и пересчитывали оттенки грусти. Шелестели ими, выбирая те, что покрупнее. Ну а про писателей и не стоило начинать: заговоришь и скорее сам кончишься, чем закончишь рассуждать.

Проще говоря, Игорь открыл для себя фанфикшн, подвид сетевой литературы. Есть литература постмодернистская, есть постколониальная, а теперь есть и сетевая пост-пост-разделенно-регионально-российская, короче ППРРР-литература. И в этой литературе даже Игорь есть, а еще есть раздел, посвященный личной жизни антропоморфных регионов. Те выступают как новые супергерои, и, конечно, самая крутая среди них Сибирь. У Игоря быстро появились любимые авторы, и сейчас он читал новый перл одного из них.

risovator_spb:

Начиналось все так. Сын-подросток спросил: пап, а почему страна на части разделилась? И я такой: ээээ… в двух словах не объяснишь… Ситуация нестабильная, экономический рельеф волнами пошел, да еще и Кремль оборзел, а он сидит такой, глазами хлоп-хлоп – и вообще не врубается. Ну и я просто расписал по самым верхам. Сыну, правда, все равно пришлось объяснять на пальцах, зато коллеги поржали. Вот, вешаю тут первую часть, пишите, как вам!

upd: минусящие историки могут пройти со своей критикой на большой исторический йух.

Москва: С наступающим, дорогие мои регионы! Счастья вам всем, здоровья богатырского, чтобы праздник встретили без забот и без долгов… *с нажимом* Без долгов, говорю.

Регионы *настороженно молчат*

Москва: Алё! Я вообще с кем разговариваю?

Регионы *переглядываются*

Москва: Ладно, не хотите по-хорошему… *показывает огромную дыру в бюджете* Это кто сделал? Кого я по жопе бить буду?

Новосибирск: Это все ученые. Такие тощие, а жрут, как саранча.

Сыктывкар: М-м-москва, а-атвали. И б-б-без тебя холодно.

Якутск: Такой язык ваш сложный, ничего не понять, перевод нада.

Петербург: Нервная ты какая-то, Москва. На, прибухни.

Москва: Вы там вконец охренели? Да я вам… Да я щас…

*Москва замораживает пенсионный фонд*

Регионы: Ух б…

Москва: Даю месяц. Кто не успеет расплатиться – будет на праздниках собирать мертвых старушек.

(Две недели спустя)

Регионы: *шушукаются*

Москва: Чо как, мелюзга? Деньги есть? А если найду?

Регионы: Как найдешь – нам скажи.

Москва: Ясно-понятно.

*Москва приостанавливает финансирование регионов*

Курилы: Плевать, до нас все равно никогда не доезжало.

Москва: Ага, посмотрим, как вы запоете.

Курилы: Смотри-смотри, сейчас такой фокус будет… *начинает плакать* Япония, мы хотим на ручки!

Япония: ☆*:.｡.o(≧▽≦)o.｡.:*☆

*Курильские острова переходят в состав губернаторства Хоккайдо*

Москва: Вашу. Мать.

Регионы: А чо, так можно было?..

Москва: Даже не вздумайте.

Еврейская автономная область: Интересненько.

*Еврейская автономная область оперативно проворачивает многоходовку, разменивает две трехкомнатные квартиры в центре Биробиджана на половину Палестины и переезжает на двенадцать тысяч километров западнее*

Одесса: Не, вы таки смотрите, а! Кто бы сомневался!

*Одесса пытается продаться Кипру. Кипр скептичен, но не предубежден*

Москва: Эй! Ладно, я же пошутила, что началось-то!

*Новосибирск молча окружает часть Сибири силовыми полями и объявляет себя Новосибирской Технократической Империей*

Москва: *роняет челюсть*

*Якутск объявляет гордость и независимость*

Москва: Чего?

Якутск: Саха идти бескрайний простор! Саха свободный!

Петербург: Там, правда, были люди? Живые? Ого.

Москва: Питер, заткнись! *вздыхает* Миллион человек потеряли, между прочим. *тяжело вздыхает* А с оленями – все восемь.

Рязань: Та шчо с ними валандаться, Масква! Хай чешут атсель.

Петербург: Слушай мамку, Москва, мамка дело говорит.

Москва: Вот хамло мелкое… Да ты хоть знаешь, кто меня основал?!

Петербург (неуверенно): Собянин?

*Москва набирает побольше воздуха*

Москва: Уроды, козлы, диссиденты! Разбежались по углам, как крысы позорные! Страну развалили, скрепы погнули! От церкви вас отлучу, в ад все попадете!

*Город Владимир объявляет себя независимым православным царством*

Владимирское православное царство: Себя отлучи, псина.

Еврейско-палестинская автономная область: Туры во Владимир, недорого.

Москва: Так, спокойно… Плевать, что говорят крысы за спиной у кисы. На идиотов тоже плевать, я их не слышу…

Петербург: Я сваливаю в свободное плавание!

Москва: Никаких идиотов, все хорошо, все спокойно…

Финляндия: О, Пиетерпург лежит. Моисква, ты не теряла Пиетерпург?

Москва: Что блин? Первый раз слышу.

Финляндия: Суоми нашол, суоми нашол! Моё!

Петербург: Москва, спасай! Они мой снег вывозят!

Москва: Питер, заткнись.

Еврейско-палестинская автономная область: Толстовки «Я люблю Пиетерпург» оптом, недорого.

Старший вернулся с работы. Или с учебы. Игорь, не в силах скрыть улыбку, спрятал телефон в подушках дивана. Андрей был не в духе.

– Все диван просиживаешь? – с порога начал он. – Может, тебе заняться чем-то полезным? Например, снять квартиру.

Андрей небрежно закинул обувь на полку и с шумом упал в кресло напротив Игоря.

– Ты же сам сказал не выходить! – удивился младший. Он пока что не был настроен на ссору.

– Я тупанул. Думал, шумиха уляжется быстрее, но время идет, а оно ни в какую. А ты не можешь жить с нами вечно, – тут Андрей задумался. – В принципе, ты можешь заказать маску, такую яркую, карнавальную. Людям скажем, что у тебя корь. Ну или что ты страшный, или после пластики не отошел. Все поймут.

– Я не собираюсь ходить в маске, – отрезал Игорь. – Да и кто из нас страшный?

– Значит, собираешься сидеть тут? Нахлебником?

Игорь аж подпрыгнул на диване:

– Почему сразу нахлебником?

– А как ты планируешь зарабатывать? Умом?

– Андрей! – одернула его Лиза. Она вышла из спальни со свежим макияжем. Снова линии, на этот раз синие.

– Чего ты мне и пошутить не даешь? Я же не ручной. Я взрослый, почти старый.

Лиза неразборчиво что-то промычала.

– Жалко, я не девочка, а то бы раскрасил бы лицо, как ты. Никто бы и не узнал, – хохотнул Игорь, чтобы разрядить обстановку.

Лиза задумалась:

– А это вариант.

– Точно, ты всегда смахивал на девчонку! – загоготал Андрей. Он был готов и дальше глумиться над братом, но Лиза резко хлопнула в ладоши – так случалось, когда она хотела ухватиться за ускользающую мысль.

– Слушай, а что, если Игорь поможет в твоем деле?

– В каком деле? – оживился Игорь.

Андрей начал задумчиво теребить запонки. Они все не поддавались.

– Ему не потянуть. Слишком цивильно.

«Зануда», – мысленно ответил ему Игорь, вспоминая свои черные от грязи кроссовки.

– Цивильно? – усмехнулась Лиза. – Да он же в бомбах лучше всех соображает, да, Игорь?

Она подмигнула ему, и Игорь с видом кота, перепившего валерианы, скромно заметил:

– Взрываю с пятнадцати лет.

Андрей глянул на него и с трудом удержался, чтобы не рассмеяться в кулак: Игорь перекинулся через спинку дивана и свисал корпусом вперед. Больше всего он походил на подростка, которого обещали сводить в «Диснейленд».

Он напомнил Андрею того самого Игорьмэна из детства, и Андрей все-таки не удержался и ответил ему слишком мягко, гораздо теплее, чем ожидал:

– Тут не взрывать надо, балда, а собирать.

Игорь насупился и пробормотал:

– Ты просто не хочешь брать меня в дело. Уверен, у тебя там все просто, как дважды два, и я буду полезен, я же в процессе перехода.

– Надеюсь, не гендерного? – поддел Андрей, и Лиза выразительно закатила подведенные глаза.

Игорь думал, что она подводит их мелом, – такими светлыми показались веки. Глядя на нее, он подумал, что внешность не такая уж бесполезная штука. Макияж Лизы, костюмы Вадима или те вызывающие футболки, которые носили молодые члены САП…

Он ответил отутюженному, безукоризненному, но такому же, как все, Андрею:

– Конечно, карьерного! Представь, вот если я воскресну, кем я смогу стать? Да я завтра смогу стать президентом и уничтожить Москву изнутри!

– Милый друг, притормози, – шепотом попросила Лиза. Она опустилась рядом на диван.

– А если не воскресну? Если я останусь мертвым и начну все заново? Это будет совершенно другая карьера!

– Давай! Бери какую угодно карьеру, только в политику не лезь больше, прошу тебя.

– Тогда возьми меня к себе в коммерцию. Я же не знал, что ты торгуешь бомбами. А еще меня попрекал: «Игорь только и делает, что взрывает, ах, посмотрите на Игоря!»

– Я не торгую бомбами, – поправил его Андрей. – Я завтраки толкаю. Они временами взрываются, но это потому, что инструкцию читать надо. А наш человек этого не делает, он выше бумажек. Он покупает самый дешевый товар, ни во что не вникает, зато потом первым бежит жаловаться. Обидели его. Обделили.

– Я никогда не жалуюсь, – заметил Игорь. – И я умею собирать, я как-то Мальте шкаф собрал. Высокий такой, большой.

Лиза с мольбой посмотрела на Андрея.

– Нет, – отрезал он и вышел из гостиной, давая понять, что разговор действительно окончен.

8

Шестаков листал новости, внимательно перебирая заголовки. Сайт совсем сдулся, и на каждую настоящую заметку теперь приходилось по паре рекламных ловушек, раскрашенных под статьи. Обидно, но тоже можно понять: есть-то всем хочется. Никто не виноват, это просто такая вечная сцилло-харибдовая тусовка: любое СМИ в итоге или безнадежно засрут, или законодательно запретят. «Горгона» вот продержалась года три. Не самый плохой результат, между прочим.

«Объясняем на гифках: как записать ребенка в детсад еще до зачатия».

«10 трогательных фото депутатов, которые заставят вас прослезиться».

«Вечерний подкаст: кто лучше – коты или пароварки? Выбираем идеального питомца для любой семьи».

Ну что за дурацкий вопрос, кто лучший питомец… Конечно, тот, на кого у тебя аллергии нет. А как его при этом зовут – Барсик или Ultralux400 – это уже дело десятое.

«Жир с боков уйдет в мышцы! Нужно только скачать приложение…»

«“Все зависит от налоговой порядочности россиян” – кабинет министров ответил на вопросы о возврате пенсий».

«ЖЕСТЬ! РЕБЕНОК ЗАГРЫЗ БЕСПИЛОТНИК! СЛАБОНЕРВНЫМ НЕ СМОТРЕТЬ!»

Окей, партнерские статьи еще можно понять, но этот бессовестно тухлый кликбейт… Пора, точно пора пересаживаться на другой портал.

«Избавьтесь от кредитов навсегда! Заговоры, обряды, помощь экстрасенса».

«Роскомнадзор на коне: список запрещенных фильмов вырос вдвое».

«Купим неядерное оружие! Дорого!»

Последняя надпись оказалась контекстной рекламой, перекрывающей кнопки. Андрей смахнул баннер в сторону, но тот только выдал новую желтую табличку: «Скупаем электромагнитные бомбы!». Да чтоб вас всех, не смешно уже…

«Андрюша, соглашайся! Зачем она тебе?» – гласил последний разворот.

Шестаков похолодел. Кофе, стекающий по пищеводу, резко попросился обратно.

Значит, его пасут. Интересно, с какого момента? С передачи бомбы или с самой продажи? Или еще раньше? Кому и где он мог так серьезно перейти дорогу? Разве что с тульским тендером некрасиво вышло, но это когда было-то, да и тендер в итоге все равно от него уплыл…

Он нажал на баннер, не особо осознавая, что творит. Открылось окошко обратной связи: место для номера телефона и кнопка «Перезвоните мне!».

Н-да, чистая формальность. Если уж они заморочились и персонально под него настроили таргет, то номер бы точно нашли. Значит, это нарочно, техника такая – ты им сам даешь свой контакт, сам вступаешь в диалог, а они в тебя уже вцепляются, как вампиры, которых пригласили войти… или как обычные наглые разводилы.

Он замер над экраном. А кто, собственно, «они»?

Службы? МВД? Вряд ли. Эти предпочитают старые добрые аресты или даже тупо маски-шоу… Но точно не заигрывания через рекламу.

Кто-то из конкурентов? Тоже бред. Проще поговорить напрямую, зачем лишние следы.

Новая сторона? Возможно. Причем не самая белая. И не особо влиятельная…

«Перезвоните мне!» Он устроился поудобнее, приготовился ждать звонка от неведомых клиентов. Если для них слово «репутация» не пустой звук – перезвонят минут через десять-пятна… А, нет, вот и звонок. Как будто на том конце день и ночь дежурили вышколенные операторы. Причем ради него одного.

– М?

– Слушай и запоминай. Встречаемся в Таганском парке, за фонтанами, в семь вечера. Приходи один, – поставил его перед фактом писклявый электронный голос.

– А пузо тебе вареньем не намазать? – поинтересовался Шестаков, сам себе поражаясь. И откуда только вылезло это нелепое варенье… – Не в парке, а в соседнем ТЦ, на фудкорте. И не вечером, а через полчаса, а то и правда жрать хочется.

В ответ донесся шорох и приглушенные разборки нескольких сердитых мультяшек: «…другие варианты…» – «За неделю? Я их родить должен, что ли?» – «Ну ё…».

– Ладно, – наконец согласился один из писклявых, и связь оборвалась.

Ну что ж. Есть нехилая вероятность, что его клиенты – законченные параноики. Или просто дети с голосовым модулятором. Хотя нет… Нынешние дети вряд ли в курсе, что телефоны еще и звонить умеют.

Он взял себе чудовищный трехэтажный гамбургер, где увесистые котлеты кутались в бекон с ветчиной, – Лиза бы ни за что такое не одобрила, – и даже успел укусить поджаристый бок, когда за столик уселись двое.

– Андрей?

– Гхм, – отозвался он сквозь бургер. – Хм…

– Ничего, мы подождем, – кивнул один из незнакомцев. – Торопиться не надо.

Шестаков и не собирался торопиться. Он жевал и бесцеремонно разглядывал мужчин. Один крупный, заросший, прямо как в мультике – «из дикого леса дикая тварь». Второй сильно суше, потрепаннее, и если уж на кого и смахивает, то на плохо замаскированного Кощея. Оба в цивильном, одеты довольно паршиво. И выправки, к счастью, никакой.

– Петр, – представился заросший, затем вежливо указал на спутника. – Петр.

– А фамилии? Как мне вас… это… дифференцировать?

– Фамилия – Петровы, – отозвался заросший. – И отчество – Петрович. У обоих.

– Ладно, ладно, я не настаиваю… – Шестакову с каждой секундой все меньше хотелось продолжать разговор. Клоуны, да и только. Если бы не истекающий соусом бургер, самое время было бы удалиться.

– Долго раскланиваться – не в нашем стиле, так что сразу к делу, – вступил подсушенный Петр. – Нас действительно интересует Кнопка.

– Соглашайся, покупателей лучше не найдешь, – поддакнул второй.

– Почему это?

Петры говорили четко по очереди, словно язык им тоже выдали один на двоих:

– Мы люди простые, нам платежек выписывать не придется…

– И за чертежи хорошо отвалим.

– Да и кто еще готов взять сейчас? Только мы.

– Н-ну… не только, – запросто соврал Шестаков. И ощутил легкий укол злорадства, когда один Петр кинул недовольный взгляд на другого.

– Это Савельев небось? – успел буркнуть косматый, прежде чем напарник хлопнул его по плечу. – Падла такая…

Шестаков поскорее вгрызся в бургер, чтобы не рассмеяться. Да они же ни черта не знают! Деревня, е-мое… И даже не уверенно понаехавшая, а так, раз в сто лет понаезжающая.

Нет, Савельев-то падла редкостная, вопросов ноль… Но даже последние перекупы в курсе, что он года два как отошел от дел и теперь только землю удобряет. Собой, в смысле.

– Начхать, в общем, кто… Ты там сильно долго не думай, триста лямов на дороге не валяются, – заключил крупный Петр.

– Точно. Волка и дистрибьютора одинаково ноги кормят, – добавил сушеный.

Шестаков криво улыбнулся. Цирк с конями, натурально… И вот, кстати, первый разумный вопрос: откуда к нему вообще пригнало этих особо активных? «Медведям» они точно не друзья. Философ протрепался? Ну нет, не настолько же он отбитый… Игорь рассказал дружкам? О-о, а вот тут уже теплее.

– Допустим, купите вы кнопку… А потом-то ее куда? – поинтересовался Шестаков.

– На благое дело, естессно.

– Нет, географически? – Он повысил голос. За соседним столом бесновалась пачка дошкольников, и тягаться с ними было не так-то просто. – В Ростов? В Казань? На Красную площадь?

Петр покрупнее только поморщился, вопрос перехватил Петр на минималках:

– Это уже как жизнь повернется. Мы-то что, мы не Господь Бог. Ну, может, так, перст его указующий, но не больше… – он помахал собственными пальцами, узловатыми, как чурчхела.

Шестаков не стал долго думать над предложением. Ясное дело, триста миллионов – это хорошо. Даже замечательно. Можно разом выправить Лизе бумажки, и отца уложить подлечиться, и покрыть лишний год ипотеки…

– Все это очень здорово, но нет. Не интересует.

– Пятьсот, – быстро сказал заросший.

– Без ножа режете, – признал Шестаков. – Но все равно не продам. Кстати, бургеры тут отличные, без шуток. Вы хоть попробуйте, а то когда еще в столице будете?

Невозмутимое выражение стекло с лица Петра куда-то под воротник.