Текст книги "Капкан на наследника"

– Я вовсе не это имел в виду, – толкнул я ее локтем, а Тод засмеялся:

– Что до меня, мне теперь недоступны подобные развлечения. Знаешь, я даже рад, что старые посадочные огни потухли. Теперь женщина для меня всего лишь существо, которое вместо того, чтобы посещать мужскую уборную, посещает женскую.

Бармен прикончил свое пиво, заново наполнил все три стакана и поставил их на стойку. Но на этот раз денег он брать не стал.

– Ты так и не сказал мне, каким ветром тебя сюда занесло. Не просто ведь поглазеть приехал, разве я не прав?

– Ну, в каком-то смысле это так. Посмотреть, послушать. Мне нужна кое-какая информация.

Тод сложил руки на стойке бара и понимающе кивнул:

– Ясно. Да, были времена, когда у нас можно было узнать обо всем на свете. Ну а теперь все переменилось, но и сейчас мне время от времени удается кое-что разнюхать.

– Как насчет «Баррин индастриз»?

– Провалилась к чертовой бабушке. На ладан дышит. Работает меньше чем вполсилы. Если им понадобится рабочая сила, придется попотеть, чтобы найти людей, а то и из-за границы выписывать. В округе молодежи – кот наплакал.

– А Макмиллан? Он что?

– Сказал тоже! Именно он и переманил их всех, вывез отсюда на свою фабрику в Абердине и на завод электроники в пригороде Мадрида. Даже выкупил у них большую часть их собственности, чтобы они могли переселиться.

– Наверное, просто объединяет участки, и все по направлению к воде.

– Точно. Но кому какое до этого дело?

– Макмиллану, – сказал я. – Он знает, что делает.

Тод снова пожал плечами и развел руками:

– Они были рады-радешеньки убраться отсюда. Может, и до сих пор радуются. Никаких улучшений в городе нет и не предвидится.

– А о моих кузенах что говорят?

– О Деннисоне с Алом? Этих двух жертвах аборта? Только и делают, что прожигают жизнь на вечеринках в загородном клубе. Отбросы общества, ну ты сам знаешь. Есть у меня племянница, которая работает там официанткой и рассказывает обо всем, что происходит.

– Устраивают оргии?

– Эти монахи? Треплются и шепчутся у всех за спиной. Половина парней ходит туда только потому, что их жены заставляют. Обсуждают гольф у стойки бара и напиваются. Совсем не то, что бывало у нас в старые добрые времена.

– Хочешь сказать, что Ал и Денни – пьяницы?

– Что ты! Да они хуже старых дев! Что они могут, когда свора родичей наблюдает за ними во все глаза, да еще сестренки висят на шее? Только и могут, что языками трепать. Этот Денни однажды ущипнул мою племянницу за задницу... извините, мэм... а Ал, так тот хотел срезать дорожку, когда подвозил в город одну леди после развлекательной программы в клубе, и в итоге въехал в канаву у реки. Бенни Сачс как раз был в ночном патруле, вот и вытащил их. У старины Ала вся морда была исцарапана, но он заверял, что поцарапался о кусты. А дамочка, так та молчала, вообще ни слова не произнесла. Ну, позубоскалили мы немного по этому поводу, да и забыли. – Тод снова надтреснуто захихикал и задумчиво подпер подбородок. – Мне до сих пор кажется, что он хотел ее поиметь. Надо быть слепым на оба глаза, чтобы не заметить эту канаву при полной луне.

– Подход – ни к черту.

– А что, у тебя лучше? – спросила Шарон.

– Сама увидишь.

– Ох, дети, дети! – пробормотал старый бармен.

Я допил пиво и отодвинул стул:

– А где живет эта твоя племянница?

– Там, на холме. В белом домике на самой вершине, – хитро прищурился он. – Хочешь повесить что-нибудь на своих любимых братцев?

– До страсти желаю заполучить на них какой-нибудь компромат.

– Если какой и есть, то Луиза расскажет, можешь не сомневаться. Желаю удачи. Терпеть не могу этих сопляков. Просто скажите Луизе, что это я вас послал.

– Так и сделаю, спасибо.

– Сюда вернетесь?

Я кивнул и бросил на стойку пару долларов:

– Черт подери, Тод, я уже вернулся.

* * *

Шарон начинала нравиться вся эта игра. Для нее Линтон в свое время тоже был большим аттракционом, и оказалось, что она знает каждый его двор, аллею и улицу гораздо лучше меня. Шарон возбужденно вертела головой, то и дело показывала мне знакомые с детства местечки, заставила остановиться около своей старой школы, заходила в магазинчики, чтобы поздороваться с друзьями и приятелями. Из дюжины ребят, с которыми я поболтал немного, несколько оказались ее знакомыми, но как только разговор заходил о семейке Баррин, дело стопорилось, и разузнать нам так ничего и не удалось. Аристократы спасались за глухой стеной родного поместья и тщательно оберегали от чужих глаз и ушей свою частную жизнь и свои секреты.

После ужина Шарон согласилась съездить к племяннице Тода, высадила меня у полицейского управления и укатила прочь. Я смотрел ей вслед, пока габаритные огни не скрылись за поворотом, потом медленно поднялся по ступенькам к парадному входу в здание.

Только что сменившийся с дежурства коп указал мне на офис справа. Я подошел к двери, постучал и вошел, не дожидаясь приглашения. Широкоплечий парень копался в ящиках огромного бюро и даже не потрудился повернуться на звук моих шагов.

– Обождите секундочку, и я буду в вашем полном распоряжении, – бросил он, еще немного порылся в папках, вытащил одну, задвинул ящик и громко хлопнул дверцей. Поворачиваясь, он уже было открыл рот, чтобы предложить посетителю стул, но при виде меня фальшивая улыбка тут же сползла с его лица, а рот сам собой захлопнулся. Он встал как вкопанный и воинственно произнес: – Ты?!

– Был я, когда входил.

– Не умничай, дружок. – Он невольно нащупал локтем кобуру своего пистолета, припомнив сцену на пляже.

– Ну, что? Начнем с самого начала? – сказал я.

Бенни Сачс не привык к тому, чтобы им командовали. Он слишком долго проработал копом в таком маленьком городишке, как этот, и инициатива всегда была на его стороне. Приказания отдавал он, управлял ситуацией он, решал, кто, что, как и когда будет делать, тоже он, и стоило кому-то сменить этот порядок вещей и высказать свое мнение раньше его, парень сразу чуял, что за этим кроется непривычная сила.

Не дожидаясь приглашения, я плюхнулся на стул и подождал, пока Бенни устроит свою задницу за столом.

Наконец-то он угнездился, на лице – самодовольство.

– Ну, послушаем, что скажешь, мистер...

– Келли, – подсказал я. – Догерон Келли, двоюродный брат Ала и Деннисона Барринов. Камерон Баррин приходился мне дедом.

Я заметил, что при упоминании моих кузенов в глазах копа загорелся ледяной огонек, но никакой другой реакции не последовало.

– Повезло тебе, – только и сказал он.

– Мне эта парочка нравится не больше, чем тебе.

С минуту он сверлил меня взглядом, потом хмыкнул, а уголок его рта полез вверх, и я понял, что лед тронулся.

– Чем могу быть полезен?

– Вытащить на свет божий кое-какие дежурные отчеты. Только вот дельце это давнее.

– Об Альфреде и той певичке из загородного клуба?

– В точку! – рассмеялся я.

– Да говорить-то особо нечего. Когда я подъехал, они тихо-мирно сидели в машине. Я прицепил к ним трос и вытянул из канавы. И проводил до города, так, на всякий случай.

– Насколько я понял, у Ала было несколько царапин на лице.

– Да, целых три, такие чудненькие, длинные, ровные, как раз на расстоянии женских пальчиков. Сказал, что об кусты поцарапался. А в канаве – ни единого кустика.

– Как это их угораздило?

– Мистер Баррин уверял, что потерял контроль на повороте.

– А ты что скажешь?

– Я могу только предполагать.

– И каковы же твои предположения?

– Попытался схватить дамочку за задницу, та и махнула лапкой. По следам от шин на дороге было видно, что машина не раз вильнула, прежде чем съехать с обочины.

– Они спорили?

– Не-а. Все шито-крыто. Милые такие, улыбались, когда мы приехали. Друзья до гроба. Дамочка опрятненькая, даже прическа не попортилась. Конечно, могло быть и так, как он говорит, особенно если бы он перебрал, только вот спиртным от него и не пахло, и, кроме того, мне все-таки кажется, что дело тут нечисто.

– И на этом все затихло?

– На следующий день принесли коробку выпивки от анонимного жертвователя. Отличное шотландское виски. Похоже, посыльным был дворецкий Барринов.

– А я думал, что взятки вам не полагаются, – сказал я сквозь смех.

– Черт, я же говорю – источник неизвестен. К тому времени, как я начал разбираться, что почем, ребята уже допивали последний стакан. Кроме того, доказать-то все равно ничего невозможно. Пегги из вино-водочного магазина, конечно, намекнула, только и всего.

– Значит, братец Ал чист как младенец.

– Жалоб не поступало, – сказал Бенни Сачс. – Но могу поклясться, что этот малый приставал к красотке. Весьма эффектная дамочка. И знаешь, два ногтя у нее были сломаны.

– Наблюдательный ты малый.

– Копам положено, – пожал он плечами.

– А как насчет Кросса Макмиллана?

– Серьезный налогоплательщик. Занимается собственным делом, в чужие не лезет.

– А вот на днях что-то полез, – напомнил я.

Сачс мысленно вернулся к сцене у ворот Мондо-Бич. Он взял сигару, откусил кончик и сплюнул.

– Макмиллан имел виды на это место. Планировал покупку. Уже и денежки отложил.

– Да, промашечка вышла. Пляжик-то продали.

Коп поднес спичку к сигаре, раскурил ее и кивнул, не глядя на меня:

– И я слышал. И скажу тебе, что Кросс не прыгает от радости. У него были на это место грандиозные планы.

– Да, неудачно вышло.

– С Макмилланом такого не бывало. Он всегда получает то, что хочет.

– Слышал, слышал. Единственная вещь на свете, которую он так и не может заполучить, – это благосклонность собственной жены.

Сачс затушил спичку и бросил ее в угол.

– На твоем месте я не стал бы поднимать шум по этому поводу. У него пунктик на этот счет. Когда он перехитрил Кубби Тилсона в каком-то земельном дельце и старина Кубби открыл рот и стал его подкалывать, то Кросс не постеснялся и чуть не до смерти забил парня... а ведь Кубби – далеко не младенец. В сорок пятом получил звание на военно-морском флоте. – Бенни вынул сигару изо рта и выпустил в мою сторону облако голубого душистого дыма. – И кто же заполучил этот злополучный пляж?

– Ходят слухи, что кто-то из семьи.

– А ты скор на ухо. Сделка еще даже не оформлена официально. Кросс Макмиллан ждет не дождется, чтобы посмотреть, чье имя будет стоять на договоре.

– Мои источники – общественные, мистер Сачс. А вот собственность – частная. – Я поднялся и надел шляпу. – Спасибо за разговор.

– Всегда к вашим услугам, – ответил он.

Я уже подошел к двери, когда он добавил:

– Кстати, Келли, у тебя ведь есть разрешение на оружие?

– Опять в точку, – сказал я.

В глазах Сачса заиграла улыбка, он удовлетворенно хмыкнул и снова затянулся.

Шарон уже ждала в машине у дверей управления и, завидев меня, пересела на пассажирское сиденье.

– Ну и как?

– Ноль без палочки. Твои братики чисты, как девственница перед свадьбой, но если тебе удастся выжать что-нибудь из коварных взглядов и подлых мыслей, то пожалуйста. Луиза даже назвала имена нескольких весьма болтливых подружек, но общее мнение таково: оба ни разу не нарушили свой обет безбрачия.

Я процедил сквозь зубы кое-что совсем неприличное и вырулил с обочины на дорогу. Мне никак не удавалось избавиться от мысли о ехидном взгляде Альфреда, перед тем как тот проехался по моему велосипеду на своем новеньком «родстере», а в ушах все еще стояли проклятия Денни, когда тот пытался пописать через свой гонорейный член. Еще не было случая, чтобы у мышей отросли крылья и они превратились в ангелочков.

– Правда, Луиза еще кое-что припомнила, – добавила Шарон. – Сразу после смерти твоего деда в лаборатории на фабрике случился большой взрыв и пожар. Один из старых инженеров, который находился там в это время в полном одиночестве, получил удар по голове и потерял сознание. Расследование якобы показало, что это был простой несчастный случай, поскольку там велись какие-то испытания, но инженер продолжал твердить, что по башке его шарахнуло еще до взрыва. Настаивал, что это было не что иное, как попытка грабежа, и что незадолго до взрыва он видел, как к зданию подъехал автомобиль Альфреда Баррина.

– Грабеж?

Шарон выразительно развела руками:

– Но украсть как раз ничего и не украли. Альфред сказал, что был дома с братом, а инженер так никогда до конца и не оправился от сотрясения. Сразу после этого случая вышел на пенсию.

– Девчонка сказала, как его зовут?

– Ну, вообще-то да. Стэнли Крамер. Завсегдатай бара Тода. Приятный старичок, до сих пор жив-здоров. У него дом на Мапл-Хилл, неподалеку от нашего старого коттеджа.

– Любопытно.

– Почему?

– Потому что все исследования на предприятии «Баррин» касались штамповки и протяжки алюминия. Лаборатория всегда представляла собой некое подобие рафинированного мыслительного цеха.

– И она так говорит.

– Давай-ка проверим это.

Библиотека была открыта, почти пуста, и сухенькая старушенция, которая всем заправляла, была рада оказать нам услугу. Все каталоги находились в полном порядке, опрятные карточки заполнены одними и теми же крошечными, больше похожими на паутинку, буковками, и у хранительницы знаний ушло всего секунд тридцать на то, чтобы свериться и принести нам подшивку «Линтон геральд».

Искомая информация занимала первую полосу: три столбика текста и фото разрушенной лаборатории. Ничего нового в статье не содержалось, если не считать более подробного объяснения предполагаемых причин. Подозрения пали на баки с кислотой, хранившиеся на химическом складе этажом ниже. По фото было видно, что основная сила взрыва пришлась на внутреннюю стену, а повреждения оказались незначительными. О моем кузене вообще не упоминалось.

Когда мы вернулись в машину, я спросил Шарон, откуда Луизе стало известно об Але.

– Просто слышала, как дядя с тетей говорили про это, только и всего. Все, что касается Барринов, в городе считается большой сенсацией.

– Сможешь найти дорогу к дому Крамера?

– Думаю, да. Там не слишком много народу живет.

Шарон оказалась права, мы без труда нашли это место. Стэнли Крамер числился в телефонном справочнике и когда мы подъехали к дому, на нижнем этаже маленького коттеджа горел свет. Мы позвонили, я заглянул в окно и увидел, как из кресла напротив телевизора поднимается сморщенный старик с кривыми ногами и шаркающей походкой направляется к двери. Он был совсем седой, и главным его украшением являлись пышные, закрученные на кончиках усы, как у польских панов во времена моего детства.

Крыльцо осветилось, и дверь приветственно распахнулась.

– Ну и ну! – взглянули на нас водянистые голубые глаза. – Гости у нас – большая редкость. Заплутали, что ли?

– Не-а. Вы – Стэнли Крамер?

– И днем и ночью.

– Тогда мы к вам.

– Вот мило! – Под усами появилась беззубая улыбка, и ее хозяин отошел в сторону, пропуская нас внутрь. – Заходите, коли пришли, чего на пороге стоять.

Это было настоящее холостяцкое гнездышко, опрятное и слишком правильное. На каминной полке красовалась коллекция странных рычагов и шестеренок от миниатюрных приборов, на маленьких столиках пылились фотографии в рамках. На одной из них красовался он сам в компании с моим дедом на фоне самого первого здания фабрики «Баррин», и этому снимку было никак не меньше шестидесяти лет.

Прежде чем усесться в кресло, старик налил вина из хрустального графина и предложил нам.

– Так приятно видеть в доме гостей, что я даже забыл спросить, как вас зовут, – сказал он, удобно устроившись напротив. – Кто вы такие? – прищурился хозяин. – Я ведь вас не знаю, или все-таки знаю?

– Вы знали моего деда, – сказал я ему, – Камерона Баррина. Я Догерон Келли, семейная тайна.

В глазах его загорелись веселые огоньки, и старик погрозил мне пальцем:

– А, да, тебя-то я как раз помню. Вот переполох был, когда ты появился на свет! Старина Кам в истерике бился.

– А это Шарон Касс. Она жила неподалеку. Ее отец тоже работал на Барринов.

Крамер поднял очки, валявшиеся у кресла, и нацепил их себе на нос, потом наклонился вперед, пытаясь как следует рассмотреть мою спутницу.

– Дочка Ларри Касса? – Но не успела Шарон открыть рот, как тот неистово закивал. – Да, мэм, так и есть. Вылитая мамочка, черт меня побери. Даже волосы укладываешь, как она. Красивая была женщина, твоя мать.

– Спасибо.

– Как мило с вашей стороны проделать весь этот путь, чтобы навестить старое ископаемое вроде меня. – Он снова улыбнулся, отхлебнул винца и поглядел на меня. – Хотя подозреваю, что ехали вы не только за этим.

– Вот думал, вы сможете помочь мне кое-чем.

– Да что я могу, сынок? Теперь от меня толку мало.

– Просто вспомнить кое-что.

– О, в этом деле я мастак. Память пока не отказала, и то слава богу.

– Помните взрыв в лаборатории на фабрике?

Улыбка исчезла с его лица, и усы повисли.

– Все, что было до и после, а сам взрыв – нет. – Он снял очки и почесал голову. – Но, полагаю, взрыв – не то событие, которое полагается помнить, если ты оказался в эпицентре.

– Однажды вы сказали, что причиной удара по голове явился вовсе не взрыв.

Старик взял графин, подлил вина нам в стаканы, и себя тоже не обидел.

– Правда?

– Хорошее вино, – похвалил я.

Неожиданно глаза потеряли свою водянистость, и взгляд стал острым и пронизывающим.

– Знаешь, сынок, есть в тебе что-то от старого Кама. Он тоже был пронырой. Хитрый такой, ловкий. Иногда напоминал мне змею, а иногда – ну чисто кот, спрячет когти и мурчит, а сам – о-го-го! Держи ухо востро, а то бед не оберешься. Вот остальным ничего от него не перешло.

– Я его единственный прямой родственник, – сказал я и добавил: – А может, кривой. Никто не звонил в колокола, когда я появился на свет.

– Это точно, – хрюкнул Крамер. – Не любил он, когда его оставляли в дураках.

– Так как насчет взрыва?

– Вот видишь? Прямо как Кам. Ни за что от своего не отступится, – обратился он к Шарон. Старик снова отхлебнул вина и подержал его во рту, пытаясь ощутить полный букет. – Взрыв, – выдал он наконец, – должно быть, произошел сразу после полуночи. Я как раз работал над проблемой нагрева алюминиевого сплава. Услышал какой-то шум и пошел осмотреться. Тогда и получил удар по голове. Очнулся только в госпитале.

– Повезло еще, что жив остался.

– Убей, не понимаю, как я вылез оттуда. Говорят, меня нашли у входной двери, но что-то не припомню, чтобы я шел туда или полз, абсолютно ничего такого.

– Вы говорили, что незадолго до этого видели автомобиль Ала.

– Может, и видел, а может, и нет. Примерно минут за десять до этого я спустился вниз, на склад, за припоем. Мне показалось, что я слышу шум мотора, а когда выглянул, то увидел двухтонный седан, как две капли воды похожий на автомобиль Ала. Он приезжал время от времени полистать кое-какие записи, вот я и не придал этому никакого значения. Это же его собственность, правда, так какого черта я должен был волноваться?

– В определенном смысле, да.

– Поэтому я взял припой и отправился работать.

– И это все?

Крамер кивнул, но пальцы его продолжали задумчиво теребить усы.

– А что могло взорваться?

– Я все ждал, когда ты спросишь, – сказал он. – Ничего. Это я так думаю, но я ведь не химик. Может, эта кислота все-таки бабахнула.

– Кое-кто высказывал теории насчет попытки грабежа.

– Было такое. Взрыв произошел как раз у той стены, где находился сейф.

– Что-нибудь ценное?

Старик в очередной раз весьма выразительно пожал плечами:

– Зависит от того, считать ли ценностью четыреста долларов мелочью и старые бумаги. Да этот старый сейф и не закрывался толком. Какое-то время мы даже использовали его вместо склада. Это сейчас там лаборатория, а до того, как Кам построил новое крыло, на ее месте был головной офис, вот сейф и сохранился с тех времен. А так, зачем он нам? Касса и прочие ценности хранятся в подвале в новом здании.

– И братец Ал снова вышел сухим из воды.

– Насколько я понял, не очень-то он тебе по душе.

– Тупоголовый урод.

– Повтори еще разок, душу греет, – согласился со мной Крамер. – Да, в тот раз он сумел отмазаться. Якобы всю ночь провел с Деннисоном. Вот мне и пришлось заткнуться. А что я мог доказать? Это же не «кадиллак» и даже не та заграничная машинюшка, на которой он все время гонял. У пары ребят на заводе тоже были седаны, точь-в-точь как у Ала.

– Но вы до сих пор считаете, что это все-таки был Ал, – констатировал я.

– Сынок, если уж что взбрело в голову старику, то, поверь, выбить это оттуда уже невозможно, даже если идея бредовая. Старость – странная штука.

– Ясно.

– Кстати, не скажете, откуда такой интерес к столь древней истории?

– Да так, простое любопытство, – сказал я.

– Оно убило кошку.

– Если вы правы, то оно может убить и малыша Альфреда.

– А тебе бы этого очень хотелось?

– Почему бы и нет? Ведь пытался он в свое время убить меня.

Шарон отставила стакан и поглядела на меня:

– Видать, и ты, друг мой, стареешь. Из твоей башки тоже ничем не вышибить бредовые идеи.

Стэнли Крамер улыбнулся от души и снова почесал голову.

– На твоем месте я вбил бы себе в голову пару идей насчет этой милой юной леди и не стал бы задумываться о прошлом.

– Может, вы и правы, – сказал я. – Пошли, милая юная леди.

Он был старым и затхлым, полевые зверюшки прочно обосновались вокруг и построили свои гнездышки из обивки кресел и диванов. Сквозь разбитые окна пробивался лунный свет, а шелковистая паутина, свисавшая с потолка, придавала месту странный, какой-то пушистый вид.

Она попросила меня снова поехать туда, но на этот раз захотела войти внутрь. Единственным освещением оказалась пара старинных фонарей «молния», которые она откопала где-то в кабинете. Свет от них шел мягкий, неясный, но его вполне хватало, чтобы разглядеть мокрые полоски у нее под глазами. Девушка долго бродила среди старой мебели и трогала ее руками.

Старый дом располагался слишком далеко от города и слишком хорошо прятался в окружающей растительности, именно этот факт и уберег его от вандализма детишек, да и бродягам он совершенно не подходил. Любовники сюда тоже не добрались, все по тем же причинам. Раза два мы спугнули летучих мышей, вокруг кто-то шуршал и скребся в темноте.

– У нас всегда были мыши, – сказала она. – Я не разрешала папе ставить на них ловушки. Он не знал, конечно, но я даже оставляла на кухонном полу объедки, чтобы они могли вволю наесться.

Я молча слушал ее сбивчивый рассказ о давно минувших днях, когда она бегала здесь с хвостиками и в фартуке и когда папа катал ее на санках. Потом она остановилась перед лестницей на верхний этаж, поколебалась немного и начала подниматься. На втором этаже располагались три комнаты. Дверь в самую маленькую оказалась открытой, и ножная швейная машинка с неуклюжим стулом, казалось, терпеливо ожидали свою швею.

Шарон открыла среднюю дверь и вытянула вперед руку с лампой.

– Комната моих мамы с папой, – сказала она.

Я подошел поближе и заглянул ей через плечо. Ветер и дождь из разбитого окна выцветали матрац и разбросали по всему полу покрывала. Полки обоих комодов покорежились, зеркала помутнели и едва отражали наши силуэты.

Она бережно закрыла дверь и пошла к последней, в самом конце коридора. Та сперва не хотела поддаваться, но я поднажал плечом, толкнул изо всех сил и сумел-таки сдвинуть ее с места. Дверь жалобно заскрипела, нехотя приоткрылась и намертво застряла, так что нам пришлось протискиваться боком.

Окно осталось нетронутым, а учитывая то, что дверь все время стояла плотно закрытой, у грязи не было никакого шанса пробраться внутрь. Стеганое одеяло до сих пор покрывало постель, на тумбочке столпились пустые баночки из-под косметики и стопка журналов о кино; в углу, у самой стены, рядом с письменным столом тихонечко дремало кресло-качалка, в шкафу все еще ждали свою хозяйку старые туфли и груда вещей, из которых девочка давно выросла. По стенам, вперемежку со школьными снимками и всякими безделушками, привезенными с каникул, висели фотографии ее героев, вырванные из книг и журналов.

– Вот тут ты и жила, – сказал я.

Шарон поставила лампу на туалетный столик:

– Мое маленькое святилище. Мне очень нравилась эта комната.

– Ты ведь никогда не покидала этот дом по-настоящему, правда? С продажей вещей, паковкой, переездом и все такое.

– Я не могла. Просто взяла, что мне надо, и ушла. Никогда не думала, что снова вернусь сюда. Слишком много воспоминаний, Дог. Я начала жизнь с чистого листа.

– Но память стереть невозможно, детка.

На долю секунды ее лицо снова озарило то странное выражение, но оно пропало так же быстро, как и появилось.

– Да, знаю.

Она посмотрела на меня в зеркало, потом опустила глаза, и взгляд ее упал на маленькое фото в рамке. Она вытащила его, улыбнулась и сунула в карман.

– Дог... – нервно теребила она пуговицы на костюме и вдруг начала расстегивать их одну за другой. – Не могли бы мы остаться здесь на ночь? Вдвоем?

– Ты путаешь меня со своими мечтами, малышка.

– Я много о чем мечтала в этой самой кровати.

– Может, прекратишь бить меня по голове? Одну ночь на берегу я еще кое-как пережил. Это было забавно и смешно. Но время идет, и теперь уже все будет иначе. Ты же уже давно не маленькая девочка, куколка моя. Стоит снять одежду, и под ней окажется созревшая женская плоть. Мне ни к чему разочарования. Слишком больно ударяют. Мы называли это – любовная лихорадка.

Она сняла пиджак, бросила его на кресло-качалку и начала расстегивать блузку. Я поставил свою лампу на пол, схватил ее и прижал к себе прежде, чем она успела распахнуть ее. Шарон улыбнулась и покачала головой:

– Прошлый раз я хотела тебя, но ты отказался от меня. В этот раз я хочу, чтобы ты не взял меня.

– Но это бессмыслица какая-то, – чуть ли не кричал я.

– Прошу тебя, Дог! Всего один разок. Обещаю, что такое больше не повторится.

– Послушай, фантазии – это, конечно, хорошо, но...

– Иногда мы долго живем в мире фантазий. Прошу тебя, Дог.

Она осторожно оттолкнула меня маленькими нежными ручками и подошла к туалетному столику. Я наблюдал, как она медленно раздевается, и внутри меня разгоралось новое пламя. В этом призрачном желтом свете она казалась прекрасной, как никогда, но красота эта была совсем другая, юная, непорочная и в то же время бесстыдная.

И вот она оказалась совершенно без всего, откинула покрывало и скользнула под него. Я смотрел на нее и думал, зачем мне вся эта чертова ерунда, потом тоже разделся, но без показного бесстыдства. Быстренько скинув одежду, я задул лампы и лег рядом.

– Просто обними меня, – прошептала она.

Мне хотелось сказать то же самое, но я не стал.