Текст книги "Капкан на наследника"

Глава 21

В небе бухало, булькало, и, наконец, оно разразилось мягким потоком дождя. Тяжелые свинцовые облака кружились над головами, будто нарочно придерживая свое содержимое, чтобы найти подходящий объект для излияний. Выжидали.

Выжидали.

Выжидали все. Каждый в своем месте.

Выжидал Арнольд Белл. Выжидали братья Гвидо. Выжидал Чет Линден. Кинокомпания тоже выжидала. И Кросс Макмиллан выжидал. И Феррис-655 томился ожиданием.

Зернышко, притаившееся в моем подсознании и ставшее ростком, окрепшим и выпустившим листочки, в конце концов отцвело, на месте бутона появился плод, и я вспомнил Ферриса. 655 – это номер связного почтового ящика, но по этой линии курьера я встретил только однажды, и произошло это в 1948 году. Звали его Вил, а прозвище у него было Феррис Вил – Чертово Колесо, потому что он был чертовым перестраховщиком и нарезал круг за кругом, чтобы удостовериться, что за ним нет никакого хвоста или хвост этот отстал. Он без лишних вопросов прерывал связи и знакомства, всегда доставлял товар точно по расписанию и никогда не ввязывался в авантюры и не пытался никого надуть, даже если считал, что все преимущества на его стороне и обстоятельства складываются в его пользу. Мне пришлось наехать на него, потому что никогда не нравились те, кто напускал на себя туману, и, кроме того, его чертова анонимность была настоящим вызовом мне самому, и все твердили, что мне ни за что не удастся увидеть его. Но как бы то ни было, мне все же удалось сделать это, и в итоге я встретился лицом к лицу с парнем, который терроризировал нацистских шишек весь тот недолгий промежуток времени, когда они оккупировали Париж. Он тоже увидел меня, и что, вы думаете, он сделал? Да просто одарил меня загадочной улыбкой и поплелся прочь, низко опустив голову, осознавая, что я раскрыл его возраст и понял: никакие ему не восемьдесят, а пятьдесят или около того и он все еще достаточно силен и ловок, чтобы убить человека голыми руками или снести ему голову взмахом ноги, а потом непринужденно уйти от погони, легко перескакивая с крыши на крышу, в то время как гестапо разыскивает престарелого инвалида.

Сколько же лет прошло с тех пор? Да, теперь-то он и в самом деле старик. Однако Чертово Колесо, как и в прежние времена, продолжает вращаться, но вот только где и как, да и зачем? Особенно хотелось бы знать – почему?

И когда я понял почему и зачем, я также осознал, что необходимо в самое ближайшее время вывести его на чистую воду. Он и раньше был перестраховщиком, а теперь уж и подавно, и, если принимать во внимание все недавние события, он вполне мог бросить свою затею и послать все к чертовой бабушке. Он считает, что ни времена, ни методы не изменились, но можно не сомневаться, что, едва запахнет жареным, он спустит все в реку, помашет ручкой, пошлет последний воздушный поцелуй и со спокойным сердцем удалится в свое маленькое гнездышко, свитое неизвестно где. А потом станет вспоминать об этом приключении и, может, даже улыбнется этим своим воспоминаниям, потому что есть еще порох в пороховницах и ему почти удалось выполнить свою последнюю миссию.

Так что давай, малыш, поднапряги мозги, подумай хорошенько, в какой норе прячется Феррис? Где крутится это старое Чертово Колесо?

Я пораскинул мозгами и понял где.

У меня не было ни одного шанса найти его, потому что я знал, где он укрылся, и, пока он сам не постучит меня по плечу или не протянет ко мне невероятной длины руку, Феррис недостижим, потому что нет лучшего прикрытия, чем естественное, данное самой природой.

«Ну ты и ублюдок, Феррис! – подумалось мне. – Хочешь заставить меня начать выкуривать тебя из норы? Ладно, старый лис. Я вполне способен на это. А ты ждешь, чтобы удостовериться, удастся мне это или нет».

Небо захохотало и плюнуло в меня дождем.

* * *

Дождь. И Тедди Гвидо мертв. Кто-то ухитрился бросить ручную гранату в окно его кабинета, и вот теперь он превратился в кучку дерьма в закрытом цинковом гробу на полке в покойницкой «Марио Данадо» в Нью-Джерси. Отпевание назначено на послезавтра. Взрыв гранаты мог бы забрать с собой и всех остальных членов семьи, если бы всего за минуту до этого они по счастливой случайности не вышли из комнаты. И теперь его братец сидел в своей Южной Америке и трясся, как заяц, потому что прекрасно знал, что следующая очередь – его. Чет возьмет меня на мушку, как только ему удастся собрать достаточно надежных парней, и я посоветовал ему набрать лучших из лучших, и если они провалят операцию, то Чет может не сомневаться, что я приду по его душу, сам приду и свой старый нож прихвачу, так что, малыш, смотри в оба. Все связи были оборваны, все контакты прерваны, и настало время спустить воду в уборной. А я был словно засор в трубе, который надо срочно прочистить. И я сказал ему, что удалять меня придется хирургическим путем, иначе не получится, а он ответил, что обязательно так и сделает, если это настолько необходимо. Я посоветовал захватить с собой ложку с длинной ручкой, да побольше, потому что она ему наверняка понадобится.

Я посмотрел на дом, где мой отец трахнул мою мать, призвав меня из небытия на свет божий, и прокричал в ночь:

– Черт возьми, пап, я рад, что ты трахался, а не просто совершал половой акт. Большая разница, правда ведь?

Может, у ветра прорезался голос, но что-то ответило мне:

– Неплохо сказано, сынок.

Я кивнул и начал последний тур игры.

Там, на финише, меня поджидал плотоядно облизывающийся скелет в черной мантии и с косой наперевес. У него на руках были все козыри.

Кроме одного, самого главного.

Он был у меня.

* * *

На собрании акционеров я проиграл. Я имел в своем распоряжении немалую долю ценных бумаг, и меня конечно же избрали в совет директоров, но Макмиллан стал председателем правления, а его ставленник – президентом, так что вся власть перешла к нему, и все благодаря нескольким колеблющимся, отдавшим свои голоса за Кросса, но этого оказалось вполне достаточно. А мне осталось только тешить свое самолюбие сознанием того, что Денни с Альфредом поняли наконец, что именно я скупал все эти бумажки, однако потраченные на них деньги пошли на ветер. Конечно, у меня был Мондо-Бич, но в их руках оставался Гранд-Сита – имение, которое и являлось главным камнем преткновения. И оно безраздельно принадлежало им. Похоже, так все и останется. Адвокат только подтверждал мои слова.

Время бежало вприпрыжку, и они хорошо это знали.

Только я не знал.

Мы покинули сборище идиотов, и я уселся напротив Лейланда Хантера, наблюдая, как тот играет со своей выпивкой.

– Тебе обставили, мальчик мой. Я пытался предупредить тебя, – не выдержал он.

– Попытка не пытка.

– Тебе известно, что Макмиллан может даже приостановить, а то и запретить съемки фильма, если захочет?

– Ну.

– Что еще тебе известно?

– Он не станет этого делать.

– Почему?

– Кросс хочет подставить подножку мне, вот почему.

– А ты, значит, падать не собираешься?

– Черт подери, Советник, я просто не могу себе этого позволить!

– Отказываешься капитулировать?

– Зачем умирать раньше срока, старина?

Хантер отставил стакан и поглядел на меня:

– Да ты даже хуже своего папаши!

– Гены, мистер адвокат, против наследственности не попрешь, – развел я руками.

– Ты что-то задумал, не иначе.

Я допил свой коктейль, причмокнул и согласно кивнул:

– Ничего такого, о чем бы я стал тебе рассказывать.

– Почему же?

– Ты все равно не поверишь.

– Почему же? – У него словно пластинку заело.

– Как-то раз ты сам сказал мне эти слова. А я хороший ученик.

– Так убеди меня.

– Черт, – ругнулся я, – ты старый прожженный лис, да еще с законом связан. Как я могу?

– Можешь, и еще как! – усмехнулся он. – Так что тебе известно?

– Как некогда выразился один мой приятель, я просто строю догадки.

– Ясно.

– Хрена с два тебе ясно.

– Ладно. Значит, так, как твой адвокат, я должен спросить, что от меня теперь требуется? Дальнейшие поручения будут?

– Будь уверен, Советник, – ответил я.

Черт! Я начинал пьянеть, чего ни в коем случае не мог себе позволить. Я полез в карман и выудил оттуда старый, потрепанный конверт. Половина бумаг была моего собственного сочинения, и я заставил Хантера подписать свои каракули, а потом подтолкнул в его сторону свои толстенные банковские книги.

– Все в норме? – спросил я его.

– Тебе бы следовало стать адвокатом, – кивнул он. – Если бы все это представляло собой последнюю волю умирающего, оно бы выдержало любое судебное разбирательство. Голография...

– Считай, что я и есть умирающий, великий Хантер. Несколько дней погоды не сделают.

– Тебе выбирать, Дог.

– Конечно. Кстати, – вдруг вспомнил я, – ты с теми девочками не виделся?

Хантер расплылся в искренней, душевной улыбке:

– Я взял их обеих в любовницы, пока не найду себе кого-нибудь получше. Даже положил им содержание и вписал в завещание.

– Грязный старикан!

– Вовсе нет, я престарелый сексуальный гражданин, или забыл?

– А они что?

– Человек моего возраста благодарен за все, что ему перепадает, а они благодарны за все, что я могу им дать, ведь другим способом им этого не заполучить. Смешно сказать, но такое впечатление, что мои клиенты стали обо мне более высокого мнения, чем раньше. Помнишь мою секретаршу?

– Только не говори, что ты ее уволил!

– Нет, но она поймала меня в тот момент, когда я трахал свою полячку, так у нее даже очки на пол упали, и бедняжка наступила на них и раздавила. – Он поднялся с места, улыбаясь во всю рожу. – И по правде говоря, когда я бросил на нее плотоядный взгляд... э-э-э... похотливый... и...

– Она согласилась?

– В точку.

– Ха, престарелый сексуальный гражданин! Черта с два! Самый настоящий грязный старикан!

– А разве это плохо? Мне кажется, здорово! – оскалился Хантер.

– Надеюсь, ты будешь по мне скучать.

– Это уж точно, Дог, можешь не сомневаться. Сделай мне одолжение.

– Что пожелаете, Советник.

– Ты же еще не помер.

– А разве это плохо? Мне кажется, здорово! – повторил я его слова. – Самообман, конечно, но такая мысль приятная! – Я прикурил и затянулся, пуская клубы дыма. – Когда Кросс собирается провести на «Баррин» кровопускание?

– Уничтожить, хочешь сказать?

– Да, сэр.

Я впервые увидел, как он вынимает серебряный портсигар, берет оттуда длинную тонкую сигару и отрезает ей кончик. Движение было явно заученным, похоже, эта польская проститутка его так поднатаскала.

– Очень скоро, – ответил он. – Скорее всего, когда поуляжется вся эта шумиха. Все уже наготове, знаешь ли.

– Нет, не знаю.

– И что, по-твоему, ты можешь предпринять?

Я обнажил все свои тридцать два ровных, белоснежных, не тронутых кариесом зуба:

– Скажем так, добавим шумихи.

– Что-то не нравится мне твой тон.

– А он никому не нравится, так что не ты первый, не ты последний, Советник. Есть у меня кое-что в резерве.

– Устроишь неприятности?

– Так точно. А может, и нет. Смотря по обстоятельствам.

– По каким же?

– Все любят потрахаться, всемогущий Хантер.

– Ты меня пугаешь.

– На то и кот, чтобы мыши не спали, – сказал я. – Кстати, дом просто великолепен. Спасибо тебе.

– Любой каприз за ваши деньги, – пожал плечами Хантер. – Бабки же твои.

– Девчонки тоже мои, – подмигнул ему я. – Веселись на здоровье.

* * *

В связи с дождем сценарий пришлось переписать. Прогноз погоды не предвещал ничего утешительного, сообщалось, что дождь будет лить еще дня три, не меньше, вот служители величайшего искусства современности и решили поставить природу себе в услужение. Маленькие фигурки в дождевиках сновали между брезентовыми навесами, защищающими камеры и прочее хитроумное оборудование, подготовленное к съемкам следующей сцены. Все шишки скучковались в двенадцатиметровом трейлере, из которого раздавался веселый смех и звон посуды, а актеры, занятые в менее значительных ролях, массовка и персонал помладше слонялись под необъятных размеров тентом.

Все территория была обнесена временным заграждением, за которым даже в такую мерзопакостную погоду, когда и посмотреть-то не на что, толпились городские зеваки. Некоторые вооружились камерами и приготовились снимать звезд экрана, как только те появятся на пороге трейлера. У обочины примостилась парочка патрульных автомобилей, и добрая дюжина местных копов вела неспешный разговор со своими знакомыми по эту сторону баррикады.

Битых полчаса я искал Хобиса и Чоппера, которым каким-то образом удалось раздобыть себе парочку дождевиков от «С.С. Кейбл продакшнз», и теперь они слонялись по территории с остроконечными палками в руках, усердно делая вид, что наводят порядок. Старый армейский трюк. Никто не потревожит тебя, пока ты при исполнении. Я попросил их минут через пять подгрести к сортиру, а сам обошел трейлеры и гримерные с другой стороны и присоединился к ним.

Нельзя сказать, что Хобис прямо-таки светился от счастья. Он закрыл сигарету сложенными в чашечку ладонями, прикурил и бросил спичку, которая весело зашипела в ближайшей луже.

– Слишком спокойно, Дог.

– Это хорошо, – сказал я.

– Ничего хорошего. Спокойствие это слишком дурно пахнет.

– И чем же?

Он поглядел поверх меня на сборище идиотов за оградой и покачал головой:

– Здесь кто-то есть. Я нутром чую.

– Что-нибудь конкретное?

– Лица. Я, конечно, никогда с ними раньше не встречался, но ведь существует определенный типаж. Они и двигаются иначе и выглядят не так. Понимаешь, о чем я?

– Прекрасно представляю, что ты имеешь в виду.

– Здесь кто-то есть. – Он снова затянулся, плюнул на пальцы, затушил огонек и сунул окурок в карман рубашки. – Может, ты в курсе?

– Есть одна идейка, только это не входит в вашу компетенцию. Вам двоим следует охранять Шарон с Ли. Глаз с них не спускайте.

Чоппер хмыкнул и вытер с лица капли дождя:

– За ними никто не охотится.

– Знаю. Дичь – я.

– Тогда, может, нам следует прикрывать тебя, а не их?

– Забудьте об этом. Стоит им вычислить вас двоих, и все, считай, конец нам всем. Уж лучше, когда настанет время, я встречусь с ними в открытую, лицом к лицу.

– Ты просто псих, – повертел у виска Чоппер. – Делай как хочешь. Тебе лучше знать. Но и они тебя тоже знают. Неужели думаешь, что кто-нибудь посмеет выступить против тебя открыто?

– Они посмеют.

– Ладно, твои похороны, тебе и решать.

– А может, их.

– Одна радость, что нам, по крайней мере, заплачено вперед, – вставил Хобис. – Вся беда в том, что мне нравится размер гонорара и не меньше того нравится отрабатывать его. Кстати, недавняя заварушка – твоих рук дело? Ну, с парнями братцев Гвидо?

Я кивнул.

– Аккуратная работенка, – с одобрением поглядел он на меня и осклабился. – Даже я не смог бы лучше.

– Благодарю. Ну а пока приглядывайте за моими друзьями. Все это только цветочки. Скоро грянет настоящая буря.

– Лады. Если мы вычислим кого-нибудь, то я непременно свисну тебе.

– Договорились.

Я подождал, пока мои люди скроются из вида, и вышел на улицу, где дождь и ветер усердно вспахивали землю, превращая ее в липкую грязь. Но основные силы пока еще не вступили в бой, целые цистерны, моря и океаны воды скрывались в недрах нависших над городом туч в ожидании часа "Ч". И хотя день был в самом разгаре, создавалось такое впечатление, будто уже опустились сумерки и вот-вот настанет настоящая ночь. И люди выглядели под стать – мокрые и несчастные.

Все, за исключением Дика Лагена, который удобно расположился в заднем отсеке «кадиллака» и совершенно не удивился, когда я проскользнул внутрь и плюхнулся рядом с ним.

– Тебя не поймать, Дог.

– Так уж прям и не поймать!

– Я сижу здесь уже... – сверился с часами Дик, – битых два часа.

– Неужто меня поджидаешь? Соскучился?

– Я знал, что любопытство возьмет над тобой верх.

Он вытащил пачку сигарет и предложил мне. Я взял одну и прикурил от заботливо предложенной мне золотой зажигалки. Приоткрыв окно машины на несколько сантиметров, я принялся выпускать на улицу сизый дым.

– Ты не прав, друг мой. Все, что меня интересует, так это твои методы. Могу быть чем-нибудь полезен?

– Через несколько мгновений. Видишь ли, я жду одного твоего... друга.

– Друзья мои малочисленны, я очень привередлив.

– Этот – особенный. Кстати, вот и она.

В огромном, не по росту дождевике Шарон очень смахивала на беспризорницу. Она откинула капюшон, и в ее волосах, словно бисер, заблестели капельки воды. Она засмеялась, распахнула дверцу и, не заметив меня, прыгнула на сиденье рядом с Диком. Встреча оказалась для девушки столь неожиданной, что Шарон потеряла над собой контроль, на лице ее пронеслась целая буря эмоций, но через мгновение она вновь взяла себя в руки и улыбнулась.

– Привет, Дог.

– Привет, крошка, – растянул я губы и бросил окурок в окно. – В мини-юбке ты нравишься мне гораздо больше.

Она распахнула плащ, вытащила из-под полы папки с бумагами, швырнула их на сиденье рядом с собой и откинулась назад, задрав подол платья до середины бедра.

– Так лучше?

– Спрашиваешь!

Внезапно она нахмурилась, поглядев на нас обоих, и провела рукой по свисающим на лицо мокрым прядям, пытаясь стряхнуть с них воду.

– Я вам не помешала? Когда ты за мной послал...

Дик Лаген по-отечески потрепал ее по колену и заквохтал:

– Никаких секретов, душа моя. Я собирался побеседовать с каждым отдельно, но раз уж вы оба здесь...

– Дик, что у тебя на уме? – прервал я его тираду.

– Ну, зачем так резко, старина? Не стоит. Ведь если разобраться, я простой репортер, делаю свою работу на благо общества, и если ты внимательно посмотришь газеты, то не сможешь не согласиться со мной. Съемки картины возродили «Баррин индастриз» и этот городишко, который на ладан дышит, и все его жители ощутили новый прилив сил. А теперь судьба в лице Кросса Макмиллана занесла свою руку над новым предприятием, и когда он опустит ее, то случится такой треск и плеск, что это непременно станет сенсацией.

– Только в местном масштабе, старина Дик.

– Не забывай, что у нас в резерве есть ты, Дог.

Я непонимающе пожал плечами.

– Сказать ей, мистер Келли? – скривил он улыбочку.

– Почему бы и нет? Только вначале убедись, что у тебя на руках имеются документы, подтверждающие твои слова, – обернулся я к нему и одарил его таким взглядом, что лицо его окаменело, а сам он напрягся, словно тетива готового выстрелить лука.

Дик облизал мгновенно пересохшие губы, но отступать уж было поздно: раз начал, придется доводить дело до конца. Глазки его забегали и внезапно остановились на шофере, который стоял под зонтиком в каких-то пятидесяти метрах от автомобиля и болтал с одним из местных полицейских. Репортер расслабился, и уверенность вернулась к нему вместе с явным облегчением.

– Не удивлюсь, если окажется, что ты и сам подтвердишь мои слова. Небось вел документацию, тщеславия тебе не занимать, Дог.

– Было дело.

– Дог... – пролепетала Шарон.

– Спокойно, детка, пусть выскажется.

– Премного благодарен, – произнес Лаген таким тоном, будто в руках у него была лучшая бита мира, а подающий – дерьмо. Он думал, что играет в налитые свинцом кости, на которых всегда выпадали одни шестерки, и млел от предвкушения. – Как я упоминал ранее, я навел кое-какие справки на ваш счет, мистер Келли.

– Отбросим ненужные формальности, Дик. Звал меня Дог, вот и продолжай в том же духе.

– Отлично. – Он сделал паузу и протянул мне еще одну сигарету. – Может, юной леди все же не стоит выслушивать все это?

– Если это открытая информация, то почему бы и нет?

– Шарон?

В глазах ее плескалась тревога, но я решил не обращать на это никакого внимания и пожал плечами.

– Давай, не тяни, – сказал я.

– Могу я обратиться к своим записям?

– Милости просим.

На свет явилась маленькая записная книжечка. Лаген открыл ее и уставился тяжелым взглядом на первую страницу. Все действия его были нарочитыми, но мне было абсолютно наплевать.

– Ты комиссовался в Англии в 1946 году, – провозгласил он, – и предпочел остаться там, а не возвращаться назад в Соединенные Штаты.

– Точно, – с наслаждением затянулся я приятным на вкус дымом. И без того большие глаза Шарон казались огромными.

– У тебя был друг, математик. Финансовый гений, если можно так выразиться.

– Можно, почему бы и нет? У Ролли прирожденный талант. Деловая жилка.

– Только вот денег – кот наплакал.

– Не спорю, было время, когда он сильно нуждался.

– Однако, – не прерываясь, продолжил Лаген, – Роланд Холланд принял от кого-то денежный подарок, – я глупо улыбнулся, давая ему понять, что уловил ударение на слове «кого-то», – и быстренько превратил его в довольно внушительное состояние. Фактически превратился в подпольного миллионера.

– Легального, – поправил я.

– Пусть так. Однако он не забыл своего негласного партнера и перевел на счет своего благодетеля кругленькую сумму. Тот, в свою очередь, пустил все это богатство в дело, которое было... скажем так, не совсем легальным.

– Почему бы не оставить все эти хождения вокруг да около и не сказать начистоту, что дельце было совсем нелегальным? Уголовщина, одним словом.

– Ладно. Уголовщина. Его партнер втянулся в операции на черном рынке, и бабки потекли к нему не то что рекой – нескончаемым потоком, но в то же время втянул своего друга в самую мощную криминальную группировку, которую когда-либо производила на свет старушка Европа. – Лаген бросил на меня взгляд, чтобы удостовериться, что игра идет по его сценарию и ничто не сможет помешать его планам.

Я спокойно сидел и пускал в кремовый потолок колечки ароматного дыма.

Лаген успокоился и продолжил свое повествование:

– Но все имеет тенденцию к развитию. Одно преступление порождает на свет другое. Подпольная торговля медикаментами потянула за собой подпольную торговлю сигаретами, потом настала очередь оружия, и, венец всему, самое жуткое преступление из всех известных человечеству – торговля наркотиками.

– И все же самое жуткое ты упустил, – усмехнулся я.

– Покушение на жизнь?

– Назовем его убийство, оно и есть самое жуткое, жутчее не придумать, – выпустил я очередное колечко.

– Хм. Не умничай. Если исключить последнее, отрицаешь ли ты сказанное мной?

– Если включить последнее, то не отрицаю.

– Так ты убивал?

– Ясное дело, – пыхнул я в его сторону.

– Ты – самодовольное чудовище!

Как жаль, что он так и не сумел разобраться во мне. Ладно, пусть почешет языком.

– Глава огромного криминального спрута, который пустил свои щупальца по всей Европе, – наслаждался он своим триумфом. – И вот ты возвращаешься домой. Смерть и разрушение следуют за тобой по пятам.

– Хорош кривляться, черт подери. Оставим поэтические сравнения. Ты же читаешь нам свой репортаж или забыл?

– Это еще не репортаж, его только предстоит написать. А пока я просто соединяю воедино разрозненные факты. Кстати, как мои успехи?

– Потрясают воображение, – успокоил я его.

– И здесь, и в Нью-Йорке имели место определенного рода происшествия... все зафиксированы полицией. – Лаген напоминал глухаря на току, кончающего от своего собственного квохтанья. – Работа эксперта.

– Как вам это нравится!

– Очень умно, весьма осмотрительно. Но это еще не конец. Я жду финальной сцены, финального убийства.

– Собираешься воспользоваться удобным случаем?

– С превеликим удовольствием. – На губах Лагена заиграла змеиная улыбочка.

– И кто же убийца?

– Те, кто желают вернуть многомиллионную партию героина, которую ты... э-э-э... увел у них из-под носа.

– Да ты, видать, совсем с катушек съехал, репортер хренов!

– Какие-нибудь возражения, мистер Келли?

Я докурил сигарету, открыл окошко и щелчком послал бычок в ближайшую лужу. Шофер с копом на мгновение обернулись, а затем вновь вернулись к своему разговору.

– Никаких возражений, просто хотелось бы понять, как ты до этого додумался.

Лаген самодовольно улыбнулся, перевел взгляд на Шарон, потом снова на меня и произнес:

– Не знаю как, но она стала катализатором. И когда тебе попортят шкуру, мне хотелось бы, чтобы шкура эта валялась отдельно от тела.

– Не советую так распаляться.

– Да я последнее отдам, лишь бы насладиться подобным зрелищем!

– Что?! Только за то, чтобы поглядеть, как меня будут убивать?!

– В точку! Мне ведь не только это известно.

– И ты не желаешь предостеречь меня, тем более дать мне в руки оружие?

– Конечно нет.

– Вот слова настоящего газетчика! Сенсация любой ценой!

– Осуждаешь меня?

Я снова одарил его улыбочкой, от которой кровь стыла в жилах, и увидел, что бедняга готов бежать отсюда сломя голову. Я открыл дверцу, выбрался под дождь, помог выйти Шарон. Она судорожно схватилась за свои папки, выскользнула из салона и спряталась у меня за спиной. Я заглянул внутрь огромного черного «кадиллака» и снова показал ему все свои тридцать два хищных клыка.

– Конечно нет, – ответил я на его последний вопрос.

Мы стояли под проливным дождем, ожидая, пока Дик не подозвал знаком шофера и не укатил прочь. Когда автомобиль скрылся за поворотом, Шарон взяла меня за руку и потянула к заграждению, вокруг которого по-прежнему толпились зеваки. Она стояла рядом со мной, не в силах вымолвить ни слова.

Засвистел свисток. Из-под тента потянулись занятые в массовке, прижимая к себе пакеты с обедом и бумажные мешочки, направляясь прямиком к фигурке в желтом плаще, раздающей указания. Все разбрелись по своим местам согласно сценарию и приготовились к съемкам очередной сцены, и, когда дали отмашку, толпа покорно потянулась к громадным воротам «Баррин индастриз».

– Это правда? – выдохнула Шарон.

– Скажем прямо, самое интересное осталось за пределами его повествования.

– Ты и впрямь уголовник?

– В определенном смысле.

– Но тебе ведь приходилось убивать людей?

– И часто, сладкая моя.

– И после всего этого ты начал... втянул всех этих людей...

– Никто из них не пострадает, котенок.

– Он сказал, что случится что-то ужасное.

– Точно.

– Дог...

– Пошли все это к чертовой бабушке, белокурая моя куколка, жизнь свою я уже прожил. Я попытался завязать, но мне не дали. Игра окончена. И не надо так убиваться. Я водил за нос полицейских трех континентов, оставил след в истории, но на всем белом свете не осталось ни одной живой души, которая стала бы оплакивать меня, так чего же мне хвататься за эту никчемную жизнь, понимаешь меня? Она подошла к концу, к своему логическому финалу, но прежде чем в песочных часах упадет последняя песчинка, нам надо подчистить за собой все хвосты и раздать все долги.

– Дог... ты сказал... нам.

– Не обращай внимания, «мы – великий император». Забудь об этом.

– Я люблю тебя.

Мне показалось, что слова ее ударили меня прямо под дых, и каждый мой мускул напрягся. Я посмотрел на нее сверху вниз, заметив про себя, насколько спокойно и безмятежно ее лицо, и понял наконец, что видел мой отец, когда трахал мою мать в маленькой комнатке на самом верху старого дома на Мондо-Бич. Впервые в жизни дождь оказался не просто занудным плаксой, а волшебником, подарившим мне что-то невероятное. Это что-то было в ее лице, в свете, озарявшем ее изнутри, в робкой, застенчивой улыбке, и калейдоскоп чувств пронесся у меня в голове, оставив после себя лишь смутные образы. Мне стоило огромного труда снова взять себя в руки и выдавить:

– Не надо, малыш.

Все было как в тот самый первый раз, когда я увидел ее, когда этот надутый павлин Рауль попытался развести ее, и она так красиво отшила его. Шарон вытерла с лица капельки дождя и улыбнулась:

– Я испытывала плотские утехи только двумя способами, Дог. Я познала мужчин, конечно, ублажала их, и сзади принимала, и с женщинами экспериментировала... но я все еще девственница. Кошмар, правда?

– Ты сбилась с пути.

– Не-а. Я ждала.

– Тогда подожди еще. Может, твой парень не погиб.

– Теперь мне наплевать на это.

– Тогда тебе лучше начать, потому что должно ведь остаться в этом мире хоть что-нибудь стоящее.

– Кто собирается убить тебя, Дог?

– Все и каждый.

– Можно поприсутствовать?

Я слишком долго держал в руке пачку сигарет, и теперь она промокла насквозь, пришлось швырнуть ее прямо в грязь. Шарон улыбалась, и я улыбнулся ей в ответ.

– Добро пожаловать, – ответил я.