Текст книги "Капкан на наследника"

Глава 18

Это была всего лишь старая, разбитая, грязная развалина, но пахло там хорошо, и внутри было достаточно мило. Я двинулся вперед по жалобно скрипящим доскам, разгребая по пути паутину, и добрался до той самой комнаты, в которой мой отец трахнул мою мать и выдернул меня из небытия. Там все еще можно было почувствовать аромат их разгоряченных тел и той дикой, необузданной, не знавшей границ любви, которая и подтолкнула их к самой пропасти, а над ней – только сырая земля, да дерн, да дубовый крест.

Она как-то поведала мне об этой комнате, но до сегодняшнего дня никто никогда не разрешал заглядывать сюда, но теперь-то весь дом принадлежал только мне, и комната принадлежала только мне, и уже не было ни старика, ни тупоголовых охранников у ворот. Я – безраздельный владелец того места, где мой папаша улучил момент, чтобы трахнуть мою мамашу под аккомпанемент монотонно накатывающих на берег волн, на этой самой маленькой койке в комнате на верхнем этаже, и только луна освещала их и легкий соленый бриз задувал в окно.

Я сказал:

– Привет, ма.

И услышал: «Привет!»

Я сказал:

– Привет, па.

И ветер засмеялся мне в ответ.

– Я вернулся домой! – прокричал я.

Тишина.

– Я люблю вас. Знаю, что уже слишком поздно, все давно кончено, но я люблю вас.

Тишина. Черт, а чего я ждал?

– Ма?

Тишина.

– Па?..

Тишина.

Вот дерьмо! Чего это я так разошелся?

Какая же все-таки крохотная эта комнатка! Именно здесь и зачали меня, единственный акт любви в полном безвременье, всего лишь одно поколение назад. А теперь я восседаю на троне, потомок, наследник, незаконнорожденный ублюдок. Чертов насквозь прогнивший убийца, и все, что мне хотелось сказать, так это: «Ма... Па... что же мне теперь делать?»

Думай, сынок. Было время, когда они отобрали у нас все. Теперь настал твой черед. Не так-то много великих людей осталось на этом свете.

Я лежал в кровати, на которой сексовали мои родители, когда никто их не видел, и мне было удобно и комфортно.

Кто-то там, за пределами этого дома, жаждал всадить пулю мне в лоб.

Пусть попробует.

Я снял штаны и заставил себя спуститься вниз.

На улице было мрачно и тоскливо, дождь лил как из ведра, наигрывая свой нехитрый мотив на водосточных трубах. В такую погоду людишки стараются попрятаться по своим маленьким норкам, прикрывая плохой погодой свою душевную пустоту...

– Красота! – выдохнул я и шагнул под мягкий, возбуждающий поток с острым привкусом особого аромата. Интересно, где сейчас бродит Арнольд Белл со стволом 22-го калибра в руке и что он подумал, когда узнал, что его напарник отправился в городской морг Нью-Йорка в прорезиненном черном мешке на «молнии»? Черт бы их всех побрал! Уж теперь-то прыти у них наверняка поубавится, не так ли, Дог?

Ладно, подождем, пока Тобано не закончит с проверкой... а ты ведь знаешь, что он непременно сделает это. Надо просто подождать. Чокнутые копы, подумалось мне. Упертые, честные, решительные. Да какого черта им вообще известно о таких, как я?

Может, много, и даже слишком.

Я прожил долго, и даже слишком.

Ни одной баллистической экспертизе не добраться до моей пушки. Тот малый, которого я оставил в темном переулке Нью-Йорка, всего лишь очередной труп, и, когда полиция проверит отпечатки его пальчиков, федералы забросят папку с этим делом на самую верхнюю полку и навсегда выкинут из головы заморского любителя коричневой обуви, первоклассного стрелка, который не справился с ответственным заданием.

Но оставался еще один.

Настоящий стрелок.

Арнольд Белл.

Он был убийцей, а я – его жертвой.

Вот дерьмо!

* * *

Совершенно неожиданно выглянуло солнышко и превратило тоскливый дождик в серую полупрозрачную пелену, которая исчезала, растворялась, бежала от его лучей на север. Раскормленная морская чайка опустилась на портик прямо за моим окном, и я чуть было не поздоровался с птицей. В нескольких милях от моего прибежища заводские трубы «Баррин индастриз» начали изрыгать черный вонючий дым, и на какое-то мгновение мне вдруг показалось, что мир совершенен и что все в нем идет так, как надо.

Наконец-то мне снова выпал шанс поиграть в Робинзона Крузо, и три полных дня я претворял свою мечту в жизнь. Даже не описать, как это было здорово и романтично, и все бы ничего, но на закате третьего дня, когда солнце уже скрылось за горизонтом и я лежал и смотрел на звезды, маленькие серебристые точки на черном небосклоне вдруг сложились в цифры. И я почувствовал, как в глубинах подсознания слабый росток, появившийся из крохотного зернышка, окреп еще больше, выпустил новую веточку, на которой красовался готовый распуститься бутон.

Сорок пятый вновь вернулся на свое место на кровати и сладко подремывал в кобуре, словно отвратительный скорпион, не имеющий ни малейшей возможности пустить в ход свое мерзкое ядовитое жало, пока кто-нибудь не нажмет ему на хвост. Я услышал шелест травы, кожей почувствовал, как песок бесшумно пересыпается с места на место, и успел первым схватить его за горло. И в трех шагах от смерти Марвин Гейтс обвинил меня только в том, что я расплескал его бухалово.

– Ну вы с Харви даете! – сказал я.

– Не было никакой нужды кидаться на меня.

– Урок впрок, никогда не подкрадывайся ко мне.

– Мне казалось, я свистел.

– Ты пил, а не свистел.

– Извини, старина.

– Давай выкладывай, – потребовал я.

– Не могли бы мы чем-нибудь компенсировать пролитое?

– У меня только пиво.

– Плебейский напиток, да уж ладно, сойдет. Сто лет в трущобах не бывал.

Пришлось мне улыбнуться идиоту. Он упустил прекрасную подачу, но все еще продолжал размахивать руками.

– Ну, так пошли в трущобы, – пригласил я его.

В камине весело потрескивал огонь, отбрасывая на нас неясные отблески, и мой подарок небес опустился на голый пол, потягивая холодное пивко с голубой ленточкой на банке, но разговор заводить не торопился. Так прошел час, огонь потух, и только кровавые змейки продолжали весело бегать по остывающим углям.

– Как же тебе удалось найти меня, дружок? – спросил я для начала.

Он открыл очередную банку пива и, не глядя на меня, ответил:

– Тебе больше некуда пойти.

– Теперь это мое.

– Я так и понял.

– Почему же?

– Почему? Кто-то ведь купил его, – сказал он. – Я ни на секунду не поверил во всю эту белиберду про канадского дядюшку, особенно после того, как познакомился с тобой. Так что осталось только сложить два и два и получить в ответ четыре.

– Может, тебе в зубы дать?

– За что? Да и кому нужен такой неудачник, как я?

– Похоже, Пэм на тебе просто помешалась.

– Эта жирная корова? – Он присосался к «Пабст», отставил в сторону опустевшую баночку и расплылся в мечтательной улыбке. – Как бы мне хотелось выиграть! – закатил он глаза. – Хреново жить в мусорном бачке.

– Ладно, Марв, кончай резину тянуть. Выкладывай, чего тебе надо.

– Неужели так заметно?

– Брось, старина. Давай выкладывай, с чем пришел.

И тут совершенно неожиданно выражение его лица резко изменилось. Губы сжались, а в глазах появился нездоровый блеск.

– Может, мне просто хочется вернуть свои яйца.

– Долбаный ты аферист, Марв, – сказал я.

– Ну, не совсем уж, – поднялся он, подошел к ящику со льдом и вытащил себе очередную баночку пива. – Я просто тупой урод, мистер Келли. Это грязное выражение?

– Вполне.

– К несчастью, мне всегда приходилось разыгрывать любовь к своей женушке, особенно после того ужасного происшествия, когда я так по-дурацки попал в переделку. Но после той заварушки я перестал быть хозяином своим яйцам.

– Да ты ведь оскопил себя своими собственными руками, – сказал я ему.

– Что есть, то есть, но история эта стара как мир, не так ли?

– Ясное дело. Особенно в той части, которая относится к оскоплению. – Я прикончил пиво и принялся за очередную порцию. – Давай начистоту, Марв.

– С чего ты взял...

– Кончай размазывать дерьмо по тарелке, дружище, и давай выкладывай. Ты же не пиво мое пришел хлебать.

– Альфред и Деннисон – гомосексуалисты.

– Тоже мне новости!

– Так ты знаешь?! – изумился он.

Я безразлично пожал плечами:

– Но откуда это может быть известно тебе?

– Имеется у меня... э-э-э... парочка-тройка знакомых из их круга, Дог. Так вот, они за версту своих чуют. И указали на обоих братцев. Конечно, ничего определенного, слова к делу не пришьешь, но на их мнение можно полностью положиться. С того самого достопамятного вечера, как ты появился у нас на пороге, я поспрашивал тут и там, но если эти двое и позволяют себе нечто подобное, то действуют очень аккуратно. Все, кого они называют своими друзьями, люди очень достойные, правильные такие, но не раз случалось так, что они задерживались на денек тут, на парочку-другую там, по каким-то никому не ведомым коммерческим делам. После этих загадочных поездок они вдавались в пространные, но совершенно непонятные объяснения. По крайней мере, Деннисон. Альфред предпочитал отмалчиваться, из этого парня фиг что вытянешь, если только поднажать хорошенько.

– Альфреда человеком эксцентричным никак не назовешь, – сказал я.

– У него прямо-таки садистские наклонности. Он один из тех скромников, у которых на уме только грязные штучки.

– Денни, по крайней мере, понять можно.

Услышав это, Марвин вопросительно поглядел на меня.

– Еще в отрочестве одна местная потаскушка наградила его хорошей дозой триппера. Вот, видать, он с тех пор и сторонится женщин, – объяснил я.

– Ну, это причина. – Мой гость глотнул пивка и многозначительно кивнул. – Это многое объясняет. Единственное, что меня удивляет, что ты все знаешь.

– А я и не знал. Просто воспринимал это как грязную шутку, только и всего, особого значения не придавал.

– Ну, утверждать ничего все равно нельзя, так, предположение, основанное на опыте. Я все крутил это в голове, и так обдумывал, и сяк, всякие подходы искал, вот и подумал, что было бы неплохо ввести тебя в курс дела. Может, как-нибудь пригодится в твоей... э-э-э... твоем крестовом походе за мораль.

– Чем же они тебе так не угодили, Гейтс?

Он повертел в руках банку, изучая этикетку.

– Видишь ли, та афера, в которую я влип... идея принадлежала не только мне. Не буду вдаваться в подробности – слишком длинная эта история, – скажу только одно: они меня подставили.

– Не надо было глотать наживку.

– Это точно, но я поддался. Не слишком приятно рассчитывать только на щедрость своей вздорной женушки. Настает момент, когда ты уже сыт по горло ее благотворительностью и готов на все, что угодно, лишь бы получить независимость. Когда я понял, что меня обставили, обвели вокруг пальца, словно какого-то сосунка, было уже поздно. Путей к отступлению не осталось. И с тех пор жизнь моя – ад кромешный. Как я понял, детали тебе известны?

Я кивнул.

Гейтс отставил банку и поднялся:

– Ну, ни пуха ни пера! Извини, что оторвал тебя от дела, и спасибо за выпивку.

– Всегда пожалуйста, – сказал я ему.

Когда тот удалился, я устроил себе небольшой пир из остатков провизии, помылся, приоделся, прыгнул в машину и поехал в сторону Линтона, по пути свернув на дорогу, ведущую к дому Стэнли Крамера.

* * *

Весь первый этаж был ярко освещен, и сквозь незашторенные окна я увидел за столом трех стариков, играющих в карты, на каждом пластиковый козырек – непременный атрибут любителей перекинуться в «фараон», руки прижаты к груди.

Откуда-то из темноты появилась какая-то собачка и приветственно замахала мне хвостом, и не успел я подняться на крыльцо, как Крамер был уже на ногах и, радостно улыбаясь, распахнул входную дверь.

– Привет, сынок, заходи давай. Сейчас закончим тур, тогда и поболтаем.

Лысого парня звали Юк, другого Стоуни. Когда-то в стародавние времена эти ребята все вместе работали на моего деда, пока их не списали в утиль. Не проходило ни одной недели, чтобы эти заядлые картежники не собрались на игру, и действо это с годами превратилось в нерушимый ритуал. Однако я был для них чем-то новым, человеком со странностями, и являл собой олицетворение старого мира, который они лелеяли в своей старческой, поросшей мхом памяти, и целый час мы проболтали о «Баррин индастриз», и только потом Стэнли Крамер подошел к делу.

– Знаешь, – начал он, – после твоего ухода я тут все думал и думал. Про тот взрыв, и все такое.

Я закурил сигарету и откинулся в кресле, ожидая продолжения.

– Навестил одного старого инженера, знатока химии, который работал у нас в то самое время, и он руку дает на отсечение, что в лаборатории не было ничего, что могло вот так бахнуть. Во время расследования он предпочел держать язык за зубами, потому что думал, вдруг кто напортачил с кислотой, оставил, к примеру, ее открытой или разлил по неосторожности, мало ли что бывает... никто ведь серьезно не пострадал, да и урон был мизерный, вот он и не стал гнать волну. Но то, что старый сейф вот так вырвало из стены, просто невероятно. Объяснений никаких нету.

– Ты же говорил, в нем ничего такого не было.

– Только кое-какие деньги да старые бумаги. Заметь, почти все банкноты валялись вокруг, так что ограблением тут и не пахнет.

– Не помнишь, что это были за документы?

Крамер кивнул и поглядел на лысого:

– Расскажи ему, Юк.

– Старинные формулы металлических сплавов, разработанные в нашей компании. В свое время секретные сведения, и стоили немало, только с тех пор море воды утекло, и во время взрыва они никому на фиг были не нужны. Старье. У меня там баночка табаку хранилась, отменного качества, скажу я вам. Все остальное к тому времени уже перенесли в новый подвал.

Я изо всех сил пытался уловить идею, но она все время ускользала, поэтому решил подождать, что эти парни приберегли на закуску. Не так-то просто понять ход мыслей стариков.

– Как бы то ни было, – продолжил он тем временем, – я и думать об этом забыл, пока на днях Стэн не пришел ко мне с этим. Так вот, примерно через неделю после взрыва понадобилось что-то взять из этого самого подвала, а там дверь стояла с кодовым замком, и оказалось, что он поврежден. Пришлось вызывать мастера по сейфовому оборудованию. И тот сказал, что кто-то, видимо, пытался вскрыть его, или что-то в этом духе. Я уже не помню. Тут вмешался Альфред и заявил, что его могли повредить, когда накануне затаскивали новое офисное оборудование. Случайно задели, стукнули и тому подобное.

– Такое возможно?

– Парнишка, который работал с подъемником, был слишком аккуратным и ответственным работником. И даже если нечто подобное все же и произошло, он бы тут же доложил о происшествии. Парень стал настаивать на том, что такого не было и быть не могло, но Альфред допек его, вот и пришлось малому сдаться. Подвал вскрыли, и эти двое, Ал с Денни то есть, рванули туда как угорелые и полдня носа не казали, никак не меньше. Рылись, рылись, все перетряхнули, но, видать, ничего не нарыли, потому что, когда вышли, сильно смахивали на двух ядовитых змеев, которые пытались проглотить железное яйцо.

– Ты мне вот что лучше скажи: разве у этих двоих не было комбинации к этому замку?

– Не-а. Ничего у них не было, пока завещание старика не вошло в силу и не было зачитано. А до тех пор код знали только твой дед да Джимми Мор. Оба они уже давно гостят на небесах.

– А код к старому сейфу?

– С этим никаких проблем. Стоуни установил наипростейшую комбинацию: десять двадцать тридцать. Ну, чтобы мы все могли запомнить. Добрая дюжина ребят знала цифры, но, как я уже сказал, там и красть-то было нечего, и если бы кто-то из наших затеялся с этим дерьмом, то нажал бы на кнопки – и всего делов.

– Есть над чем подумать, так ведь? – глубокомысленно заметил Крамер.

– Вторичную инвентаризацию проводили?

– А как же? Там были платежные ведомости, касса. Ничего не пропало. Все по спискам проверяли. Старая Торп, контролерша, – она тоже сошла в могилу, мир ее праху, – так вот, эта леди все документы проверила, все по памяти знала и тоже пропаж не обнаружила. Надо отметить, что Джимми Мор все время был в подвале вместе с твоими братцами, наблюдал, как те кассу пересчитывали. Что касается Альфреда, то тот больше по бумагам шарил, правда, непонятно, за каким хреном. Ведь все равно в ближайшем будущем все это барахле переходило им, так что никаких вопросов никто не задавал.

– Странно, – согласился я с ними и от души затянулся сигареткой. – Складывается такое впечатление, что кто-то искал что-то определенное.

– Но ничего не получил, – задумчиво кивнул Крамер.

– Что бы это такое могло быть? – спросил я его.

– Вот и мы уже все головы сломали, – осклабился он. – У стариканов, вроде нас, дырки в памяти образовались, но если мы посидим подольше да хорошенько пораскинем мозгами, то непременно вспомним то, что надо. Так что мы и сами повспоминаем и порасспрашиваем тех, у кого с головой получше, чем у нас. Ты долго в Линтоне пробудешь?

– Знаете старый дом на Мондо-Бич?

Они дружно закивали.

– Моя нора, там я и прячусь, только, чур, никому.

Я рассказал им о том, что будет происходить на фабрике во время съемок фильма, и стариканы расплылись в улыбке.

– Вот черт! – мечтательно произнес Стоуни. – Девчонки понаедут! Думаешь, удастся поглядеть, как снимают всякие такие сцены, которые сейчас в моде?

Его дружок с бильярдным шаром вместо головы бросил на него иронический взгляд и хрюкнул:

– Тебе-то какого хрена волноваться? Ты же уже ни на что не способен!

– Да я еще о-го-го! Вот в прошлом месяце...

Когда я уходил, он все еще взахлеб рассказывал приятелям свою весьма занятную историю.

* * *

Бенни Сачс был не любитель обсуждать дома свои рабочие дела. Он не успел даже переодеться, так и сидел в форме, а кобура с пистолетом болталась на спинке стула. Выглядел парень устало. В кухне жена гремела посудой, двое детишек уже отправились в кроватки. Сачс провел рукой по волосам и поглядел на меня своими будто подернутыми пеленой глазами.

– Так ты и впрямь вышел из игры?

– Нет еще, – ответил я.

– Послушай, начнем с того, что в наши дни нельзя вот так просто взять и обвинить человека. Никогда не знаешь, кому наступишь на пятки.

– Все, что я хотел узнать, – успокоил я его, – не наблюдалось ли каких-либо телодвижений в данном направлении.

– Телодвижений достаточно, Келли, всякие имеются, на любой вкус, только выбирай. Но я не председатель полиции нравов, я просто претворяю законы в жизнь, вот и все.

– Трясешься от одного упоминания о семействе Баррин?

– Ничего подобного, друг мой. Если они переступят черту, то пойдут тем же путем, что и все остальные граждане. И позволь мне, Келли, сказать тебе кое-что еще, перед тем как ты ввяжешься в драку. Да, мы частенько делаем поблажки местным гражданам, немного подыгрываем им, случись что, иначе придется биться головой о стену. Нет ничего плохого и в том, чтобы немного воспользоваться своим служебным положением и сделать кому-то одолжение, если все вокруг довольны этим. Наш городок не настолько велик, чтобы коп был лицом совершенно независимым, будем так говорить, абсолютно беспристрастным безликим служителем закона, и все, что из этого вытекает. Я же тоже здесь живу. И людей своих знаю как облупленных.

А они – меня. Если и есть тут чужаки, так ты один из них.

– Давай лучше вернемся к первому вопросу. Можешь что-нибудь добавить к сказанному?

– Послушай...

– Ты же знаешь о том фильме, который собираются здесь снимать?

Сачс перестал раскачиваться на стуле и уставился на меня в упор:

– Да. Они уже обращались за разрешением.

– Не думай, что моим братцам эта идея пришлась по душе, дружище. Это я их дожал. Если дело выгорит, в город потечет денежная река, но и это еще не все. Мне не раз и не два придется надавить на них, если мы хотим, чтобы Линтон окончательно не загнулся.

– Брось трепаться, Келли, всем известно, что фабрика...

– Дерьмо собачье! Сейчас там идет закулисная борьба, и, если все пойдет не так, как надо, это чертово заведение превратится в кучу хлама. А теперь гляди сюда, я же не прошу тебя предоставить мне информацию. Просто хочу узнать твое мнение. Я мог бы легко обойти тебя, старина, но время не терпит, да и ты – человек знающий.

Что-то в моих словах показалось ему смешным, и он одарил меня сдержанной улыбкой.

– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, – выдал он.

– Что?

– Народная мудрость, Келли. Вроде того, что клоунам не место среди принцев. Можно не того испачкать своей раскраской.

– Давай оставим философию.

Сачс поглядел на свои руки и потер ладонью о ладонь.

– Одного из наших добропорядочных, но несколько изнеженных граждан привлекали по статье за нарушение морали и нравственности. Его выпустили под залог, предоставили хорошую защиту, и обвинение было снято. И все благодаря усилиям анонимного благодетеля. Год спустя это снова повторилось, только уже с другим гражданином, и мы сложили вместе кусочки головоломки, но этим все и кончилось.

– Без имен?

– Выводы сам делай, – отрезал Сачс и на несколько минут впал в раздумья, а потом резко повернулся ко мне. – За пять лет у нас было зафиксировано четыре случая жестокого избиения. Обстоятельства всегда одни и те же: изувеченная до полусмерти юная проститутка, не желающая писать заявление. Всегда одна и та же история про падение из окна и тому подобная дребедень. И каждый раз полностью оплаченное лечение, причем наличкой, и юная дева покидала наш город с некисло пополненным банковским счетом. Последний случай произошел два года тому назад.

– Всего четыре?

– Именно столько попало в рапорт. Избитая проститутка – дело обычное. Но вот целых четыре, причем одной возрастной группы, – это уже совсем другое. – Он изучающе поглядел на меня и спросил: – Что-то не так?

– Так, вспомнил кое-что.

– Что именно?

– Ничего интересного, мистер Сачс. Просто подумал, что вы только что разнесли в пух и прах мои хитроумные измышления.

– Я рад.

* * *

Лейланд Хантер поведал мне измученным голосом, что им, старикам, необходим более продолжительный сон, чем молодым, но тут же бросил ворчать, как только я поинтересовался у него, нет ли каких новостей по поводу убийства на улице, произошедшего несколько дней тому назад.

– Да это во всех газетах было, Дог...

– Я их не читал.

– Могу я спросить, почему...

– Труп опознан? – настаивал я на своем.

– Да. Похоже, убитый имел связи с европейским преступным миром. Кстати, оказалось, что он приехал сюда нелегально. Это гражданин Франции с довольно богатым послужным списком.

– И это все?

– Его... убийца не найден, – произнес он, запинаясь на словах. – Послушай, Дог, если у тебя неприятности...

– Ничего подобного.

– Надеюсь, что так оно и есть. – Похоже, мой ответ совсем не убедил старика.

– Послушай, – сказал я, – как насчет того, чтобы выступить за меня на собрании акционеров?

– Я этого ожидал, только толку все равно будет мало. Ничего не изменилось, если не считать того, что Макмиллан перетянул на свою сторону еще кое-кого. Кросс вполне может набрать перевес голосов. Конечно, если ты захочешь, то непременно попадешь в совет директоров, но заправлять всем будет он. Первым делом вышвырнут вон твоих кузенов, и ты останешься с кучей никому не нужных и ничего не стоящих бумажек на руках, впрочем, как и все остальные.

– Предположим, что я сумею надавить на него.

– Дог, никто не может надавить на Кросса Макмиллана. У него нет друзей, зато врагов – завались. Ты в проигрывающей команде, друг мой.

– Ты в курсе, что планируется провести на фабрике?

– Мертвому припарки, Дог. Фильм, который собираются там снимать, – временное явление. Так, интересно ведь, что ни говори, плюс к тому активность на «Баррин» немного повысится, но после этого – все, конец. Иногда мне даже жаль, что ты потратил столько сил на возвращение домой.

– Но я еще не дома, Советник.

– О чем это ты?

– Скажем так, я на третьей позиции.

Он хрюкнул, и я воочию представил себе, как мой адвокат качает головой.

– Тогда я бы сказал иначе: осталась девятая, последняя позиция, а отбивающий – дерьмо, уже два раза промахнулся.

– Тогда остается только одно, друг мой.

– И что же?

– Сделать рывок, добежать до последней позиции и выиграть.

– Это невозможно.

– Зато хоть какой-то шанс, – сказал я.