Текст книги "Капкан на наследника"

Она допила кофе, и я забрал у нее чашку.

– Пошли, Шейла, – мягко позвал я. Я провел пальцами по ее руке, и она откликнулась на прикосновение, медленно поднялась, крепко прижимая к груди свою сумочку.

Я взял лампу и повел ее наверх в единственную находящуюся в подобающем состоянии спальню. Шейла остановилась посреди комнаты и, пока я задергивал шторы, стояла не шелохнувшись, упершись невидящим взглядом в стену. Когда я очутился в поле ее зрения, она невольно проследовала за мной взглядом, на лице все та же таинственная улыбка.

Раздеть ее не представляло никакого труда. Я просто расстегнул «молнию» на платье, и оно свалилось на пол.

Теперь, кроме туфель, на ней ничего не было. Я снял и их, выпутывая ее ноги из платья, окутавшего ее икры, обнял за талию и усадил на краешек кровати. Осталось немного ее подтолкнуть, приподнять ноги и уложить их на постель и убрать волосы с лица.

Да, она и в самом деле оказалась красавицей, кожа нежная, гладкая, загар ровный, на груди и вокруг бедер – белые полоски. Тело зрелой чувственной женщины, в розовых сосочках идеальных грудей и маленьком треугольничке волос таился скрытый призыв.

Впервые за все это время глаза ее сдвинулись с мертвой точки, губы расслабились, наконец идиотская улыбка исчезла, и на лице появилось умиротворение. Я медленно провел кончиками пальцев по ее стройному телу, по полушариям грудей, плоскому животику, мягким кудряшкам и вниз, вдоль чудесного изгиба ног. Легонько сжав ее пальчики ног, я накрыл Шейлу одеялом и потрепал по щеке.

– Бедняжка ты моя! – выдохнул я.

Нездоровый блеск в ее взоре пропал, глаза подернулись дымкой, веки тяжело опустились, линия рта стала мягче, и дыхание выровнялось, Шейла провалилась в сон.

Глава 20

На следующий день местная газета посвятила специальный выпуск трагическим событиям, разыгравшимся в городке накануне вечером. Тройное убийство – дело нешуточное, и на первой полосе красовались фотографии с места происшествия, а также предоставленные полицией прижизненные снимки покойных. Установить личности убиенных не составило ни малейшего труда. Все трое состояли в банде, возглавляемой братьями Гвидо, однако мотивы столь жестокой расправы так и остались тайной за семью печатями. На данный момент полиция выдвинула единственную правдоподобную версию: сколь вооруженные до зубов ребятки братьев Гвидо были втянуты в нелегальную тактическую войну на побережье, они вполне могли прибыть в Линтон для того, чтобы нарушить планы противника, связанные с возрождением предприятия «Баррин». Местная полиция работала в одной связке с отделениями Нью-Йорка и другими госучреждениями, поэтому результат ожидался немедленный.

Черт бы их всех побрал!

Полосы внутри газеты были посвящены деятельности команды С.С. Кейбла по организации предстоящих съемок «Плодов труда», светская хроника отдала безраздельное внимание проведенному накануне рауту с участием всех мало-мальски значимых горожан и съемочной группы. Мировые новости отрывочно освещались на самой последней странице.

Пресса Нью-Йорка тоже не обошла это событие стороной, более того, оно даже стало темой дня, и если саму книжонку «Плоды труда» причислить к шедеврам мировой литературы можно было лишь с большой натяжкой, то вся эта чехарда вокруг начала съемок фильма по ее мотивам компенсирует все недостатки и, несомненно, пойдет на пользу и послужит идеальной рекламной акцией. Мона Мерриман напичкала свой репортаж подробностями, предоставленными Ли и отделом по связям с общественностью. Другой голливудский репортер посвятил фильму целых две колонки, а Дик Лаген не упустил случая намекнуть на зловещий аспект и безапелляционно утверждал, что это только цветочки, ягодки же будут впереди.

Может, он и владел какой-либо существенной информацией, но то ли она не подкреплялась доказательствами, то ли он просто не был готов представить их на суд общественности.

Чет Линден внимательно выслушал мой рассказ о происшествии и сказал, чтобы я убирался к черту.

– Послушай меня, приятель, – спокойно продолжил я, – не надо выводить меня из себя. Вы и так уже меня разозлили, так что хватит размахивать перед моим носом красной тряпкой. Я же предупреждал вас о том, что произойдет, но вы предпочли заткнуть ушки, и, если вы решили поставить меня в затруднительное положение, клянусь, я натравлю на вашу шарашку кого надо, и тогда всем не сносить головы.

Ответивший на мою тираду голос был ледяным и бесстрастным:

– Мы не собираемся потакать тебе, Дог.

Но я тоже мог, если надо, добавить в свои речи смертоносных льдинок. Четыре убийства служили тому доказательством, и, надо отметить, весьма весомым. Чет же всегда имел по математике пятерку и был в состоянии посчитать потери.

– У тебя нет никакого выбора, Чет. Просто сделай, как я тебя прошу. По-хорошему.

Я услышал, как тот зашипел от возмущения:

– Ладно, где тачка?

Я дал ему координаты и добавил:

– Полиция сняла отпечатки протекторов на месте происшествия, так что просто переобуйте колеса, поставьте шины с тем же рисунком, и бюро проката ничего не заметит. Смените стекло, помойте все хорошенько снаружи и изнутри, да погоняйте по окрестностям, чтобы налипла грязь и пыль, а потом бросьте ее там, где найдете.

– Думаешь, их лаборатории не смогут ничего нарыть, если тебя все же прищучат?

– У них не будет времени. Меня в их списках нет.

– Зато теперь ты в наших списках.

– Ну что ж, валяйте, попробуйте меня достать. И вот еще что, Чет...

– Да?

– Не пытайтесь установить на машину какие-нибудь штучки-дрючки. Я прекрасно знаком со всеми уловками... а то опять пострадают невинные.

Чет предпочел молча бросить трубку. Я удовлетворенно хрюкнул, потому что последнее слово было за мной. Но начиная с настоящего момента мне придется смотреть в оба глаза.

Роза ждала меня за дальним столиком в «Аркада бар и гриль», маленькой забегаловке, которая изо всех сил борется за существование, не обращая внимания на то, что происходит в окружающем мире. Хозяева заведения, пожилая семейная пара, состарились вместе со своим зданием и теперь больше смахивали на деревянные статуи, чем на людей. Роза пришла минут за пять раньше обговоренного срока, уже успела заказать гамбургер и, когда я приехал, приготовилась впиться в него своими прелестными белыми зубками.

Она улыбнулась мне, но лицо ее было словно окутано вуалью, чего раньше я за ней никогда не замечал.

– Как дела? – поинтересовался я.

– Пока жива, как видишь.

– Проблемы?

Роза отрицательно покачала головой:

– Он повел меня перекусить и выпить, а потом подбросил до гостиницы.

– И ты не пригласила его подняться?

– Позволь мне самой выбирать методы. Мне лучше знать, как завлекать парней. Он хочет сам проявить инициативу.

Я взял только что прибывший гамбургер и густо облил его кетчупом.

– Может, я все-таки ошибаюсь.

– Как бы не так! Все признаки налицо. Я же говорила, мне и раньше приходилось встречать подобных типов. – Роза пристально поглядела на меня, но вуаль, скрывающая ее чувства, даже не собиралась исчезать. – Когда я ввязалась в это, мне казалось, что дельце будет легче легкого, что я без труда справлюсь с задачей. Но теперь я уже не столь уверена.

– Почему?

– Дог... если бы это была просто игра такая, вроде «выкури лисицу из норы»...

– Но это не шутки, – сказал я.

– Все твои игры – на выживание, – прошептала она. – Вроде вчерашних.

– Вчерашних? – откусил я от своего гамбургера и уставился на нее невинными глазами.

– Да ладно тебе, Дог!

– Разве мне уже предъявили обвинение?

– Может, тебя просто еще не поймали.

– Что ж, подождем.

Взгляд ее скользнул поверх моей головы.

– Правосудие уже близко, – проговорила она.

Но передо мной висело зеркало, так что Бенни Сачсу не удалось остаться незамеченным. И когда он вырос перед столиком, коротко кивнув нам обоим, я уже внутренне подготовился к встрече с ним. Поднявшись и дожевывая кусок гамбургера, я предложил заказать для него кофе.

Но Сачс отказался, перевел взгляд на Розу и снова на меня:

– Нельзя ли нам побеседовать наедине, мистер Келли?

Я отложил в сторону остатки гамбургера, вытер рот и кивнул:

– Конечно. Где?

– Есть здесь комнатка, в заднем крыле.

– Пошли.

– Прошу, – указал он на дверь в дальнем углу. – Вон туда. Ты первый.

Он последовал за мной, по старой полицейской привычке держа руку у бедра. Через склад мы добрались до грязного туалета, источающего зловонные испарения, пол был залит застойными водами.

– И что теперь? – спросил я его.

– Ну-ка покажи мне свой ствол.

Я протянул ему сорок пятый. Коп понюхал его, проверил затворы, вытащил обойму, внимательно осмотрел ее и втолкнул обратно.

– Встань к стене, – приказал Сачс.

Я пожал плечами и подчинился. Не спуская с меня глаз, Бенни снял крышку сливного бачка. Уровень воды был слишком низким, поэтому он опустил поплавок и держал его до тех пор, пока вода не наберется до краев, затем поднял мою пушку, прицелился и выстрелил точно в угол. От грохота у меня чуть барабанные перепонки не лопнули, и нас окатило фонтаном брызг. Большим пальцем руки Бенни вернул курок в исходное положение, нажал на сливную ручку, и когда разбитый бачок почти полностью опустел, излив свое содержимое на пол, полез внутрь и выудил пулю, едва замочив пальцы.

– Отличная работа, – цокнул я языком.

– Считай, что ты получил статус VIP-персоны, – хмыкнул он.

– Вполне можно было обойтись без этого представления, я бы и так дал вам свою пушку на экспертизу, стоило только попросить.

– Мне так больше нравится.

– Дело ваше.

– Мистер Келли...

– Знаю, знаю. Не покидать пределы города. Кстати, если вам нужна моя машина...

– Мы уже забрали ее. Я вызвал такси, чтобы отвезти тебя домой.

– Профессионально!

– Ты же знаешь нас, копов.

– Этого у меня не отнять, друг мой. Когда закончите с машиной, пригоните ее на место.

– Сделаем, – окинул он меня взглядом с головы до ног. – Иногда мне кажется, что ты скор на решения, Келли.

– Иногда обстоятельства вынуждают людей научиться этому, – ответил я.

Он вернул мне мой сорок пятый, снова кивнул и на этот раз пошел впереди. На выходе он махнул Розе, и когда я вновь принялся за недоеденный гамбургер, услышал, как захлопнулась за ним входная дверь. Розе уже кусок в горло не лез. Губы ее дрожали, а руки пришлось сложить в замок, чтобы не было заметно, как сильно они трясутся.

– Ну что ты, детка, – успокоил я ее. – Чего так волноваться? Он просто показал мне один хитрый армейский трюк. Шума много, толку мало.

Я говорил это настолько легко и непринужденно, что у Розы невольно вырвался нервный смешок. Все было слишком обыденно, и страхи ее улетучились, словно дым на ветру, которому не за что зацепиться, и в конце концов она разжала пальцы и, скорчив гримасу, замахала на меня руками.

– Надеюсь, Дог, что когда-нибудь ты поведаешь мне о том, что тут происходит.

– Когда-нибудь непременно, – заверил я ее. – Когда у тебя свидание с нашим престарелым ловеласом?

– Сегодня вечером. Обещал позвонить, так что я все-таки сумела произвести впечатление.

– Ладно, на том и остановимся. Ты знаешь, как меня найти.

– Не волнуйся.

– Не имею привычки волноваться, когда за дело берутся профи. Все беды от любителей.

– Премного благодарна.

– Всегда к вашим услугам. Посидишь здесь еще несколько минут, ладно?

Я бросил на столик пять баксов и поднялся.

На улице снова собирались тучи, и воздух был влажным от тумана. Такси ждало меня у тротуара, лениво урча мотором. Я забрался внутрь и велел ехать на фабрику «Баррин», где полным ходом шла подготовка к съемкам фильма, попросил подождать на стоянке, подкрепив свою просьбу двадцаткой, и отправился на поиски Ли.

Команда «Плодов труда» представляла собой самодостаточное сообщество, вроде лесного муравейника. И выглядела так же. Все сновали туда-сюда, но эти хаотичные на первый взгляд движения были на самом деле подчинены высшему разуму, хорошо продуманы, заранее спланированы и приносили нужный результат.

Я нашел Ли у передвижной костюмерной и подождал, пока он закончит разговор с двумя репортерами.

– Как фильм, продвигается? – поприветствовал я его.

Он аж подпрыгнул при звуках моего голоса, выдавил улыбку и пригладил волосы.

– Хорошо. Просто замечательно. По крайней мере, газетчикам есть чем поживиться, – вперился он в меня глазами, сделав многозначительное ударение на последней фразе. – Дог... эта вчерашняя лабуда... – начал он, но слова застряли у него в горле.

Я кивнул в ответ.

– И какого черта было спрашивать? Вот дьявол!

– Забудь об этом. Меня проверяют.

– Тогда какого хрена ты тут делаешь?!

– Я выйду сухим из воды, чистым, словно невинный младенец.

– Дог...

– Что это там за компашка?

Человек сорок сгрудились на маленьком пятачке, потягивая кофе из картонных стаканчиков и с наигранным безразличием наблюдая за действом.

– Массовка. Все из местных. Примерно через час собираются снимать сцены внутри здания.

– Проблемы есть?

Ли выудил из пачки сигарету и поднес к ней горящую спичку откровенно дрожащими руками.

– Какого плана?

– С руководством.

Он затянулся, выпустил струю ароматного дыма и покачал головой:

– Этот Макмиллан уже задолбал всех и каждого предупреждениями, чтобы ни в коем случае не вмешивались в производственный процесс. Любитель показать свою значимость. А твои любимые кузены, словно павианы, скачут вокруг фотографов и видеокамер, но это тоже так, чепуха. Знаешь, хотел бы я никогда ничего не слышать об этом чертовом месте, не говоря уже о том, чтобы быть здесь.

– Хрена с два! Тебе все это по душе. Ты же весь в шоколаде.

– Так и было, пока на горизонте не появился ты. Теперь только и делаю, что прислушиваюсь, не завоют ли сирены, и готов в любую минуту броситься в бомбоубежище. – Он еще разок затянулся и бросил окурок в кучу мусора у вагончика. – Шарон не видел?

– Нет.

– Черт подери, Дог, она уже вся извелась. Переживает за тебя.

– Не вижу причин.

– Хорош пудрить мне мозги. Ей известно о тебе больше, чем ты думаешь.

– Никому даже близко ничего обо мне не известно, старина.

В глазах Ли загорелся огонек.

– Однажды ты очнешься. Спохватишься еще. Кстати, она в офисе, так, на случай, если ты все же решишь с ней повидаться. Твой братец Деннисон любезно предоставил нам на время съемок свою контору.

– С кушеткой для отбора кандидатур?

– В наши дни это делается в любом подходящем месте. – Я обернулся и бросил на него взгляд. Ли улыбался, и на этот раз улыбка не была вымученной. – Ты влюблен в нее, не так ли?

– Ни за что не признаюсь, пока сам ей этого не скажу, – ответил я.

– Так и будет, Дог. Вот тогда, задрав хвост, побежишь в свою конуру откапывать косточку. Надеюсь, к тому времени ты еще не успеешь все профукать.

– Пошел в задницу, хренов летун.

– Слушаюсь, мамочка. Купи мне самолетик.

Я не стал заходить к Шарон, а вернулся в такси и назвал очередной адрес. Хвоста за нами не было, и мы минут двадцать кружили по городу, пока не подъехали к дому. Его уже почти доделали. Мы покружили еще немного, остановились пропустить по кружечке пивка и поболтать о том о сем. И потом я попросил водителя отвезти меня к Люси Лонгстрит. Старая Бет нашла кого-то, кто изнывал от желания поделиться со мной своими знаниями за определенную плату и даже предоставить кое-какие доказательства, правда за еще большие бабки. Я отдал ей необходимую сумму, накинул сверху за заботы и уже совсем было собрался дать отбой Розе, пока не вспомнил, что купленная информация частенько гроша ломаного не стоит, так что решил: пусть все идет своим чередом.

Увидев, что моя машина до сих пор стоит в проезде у полицейского участка, я заплатил таксисту и отпустил его на все четыре стороны. Бенни Сачс официально поздоровался со мной и предложил присесть. Первое, что он сделал, – вернул мне ключи от машины.

– Уверен, что вы закончили?

– Лаборатория проводит анализ проб, взятых с колес. Грунт для объездной дороги вокруг гостиницы привезен из Мэна, так что если остались хоть какие-то следы, то наши эксперты наверняка их обнаружат. Иначе просто быть не может. Микроскопия практически завершена.

– Это даже к лучшему, мистер Сачс. Если уж я чист, то чист.

– Насколько я понял, так и будет.

Не могу сказать, что с ума схожу от покера, но блефовать я всегда умел.

– Откуда такая уверенность?

– Мы проверили бюро проката. Они ведут запись покрышек. Их не меняли, да и отпечатки не совпадают. Твои – более изношенные. Хотя рисунок тот же.

– Удовлетворены?

– Полностью.

– Как насчет баллистической экспертизы?

– Пистолет тоже не твой, хотя надо признать, что сорок пятый – не слишком распространенный калибр. Да и сменить ствол на этой модели не представляет особого труда.

– Не слишком ли хитроумно?

– Нет, если этот кто-то достаточно умен, мистер Келли.

– Сомнительный комплимент, – хмыкнул я, – но все равно спасибо.

– Даже и не думал.

Я поднялся и подбросил на ладони ключи:

– Ладно, удачи вам.

– Мистер Келли...

– Да?

– Как по-вашему... неприятности еще будут?

– А как же без них, мистер Сачс? Вся наша жизнь – сплошные проблемы.

Я махнул на прощание рукой и пошел к своей машине, забрался внутрь и попытался вставить ключ в замок зажигания. Но это мне удалось только тогда, когда я догадался перевернуть ключ вверх ногами.

Чет Линден не собирался рисковать. Каким-то чудом ему удалось полностью заменить автомобиль. И когда он убьет меня, все следы будут заметены. Вот теперь и начинается настоящая охота. Гонки на выживание. Все охотники вышли на тропу, и у каждого в руках по пушке. И не имеет абсолютно никакого значения, кто завалит зайчика, лишь бы зайчик откинул лапки. Старый волк впал в бешенство и перекусает весь город, если от него не избавиться.

Беги, зайчик, беги!

ШЕЙЛА МАКМИЛЛАН... РАЗМЫШЛЕНИЯ

Он знает. Он знает больше, чем полагалось бы, и я никак не могу перестать думать о нем. Когда этот парень прикоснулся ко мне, он уже знал, что произойдет, убедился в этом и позволил сделать с ним то, что мне хотелось. Я ушла от него довольная и счастливая, потому что не осталось ни страха, ни воспоминаний об ужасающей, сводящей с ума боли, от которых в голове у меня начинается дикий пожар, а тело деревенеет, мышцы завязываются в узлы и остается только одно желание: визжать, визжать и отбиваться, не позволить изнасиловать себя. И слово-то какое-то неприятное. Изнасилование. Даже произносить противно. Когда же я услышала его впервые? Наверное, в раннем детстве, когда ребенок уже воспринимает мир, но не запоминает увиденное и услышанное. Нет, все же не тогда. Это должно было случиться гораздо раньше, во мраке ночи, в сумерках, полных зловещих теней, которые не желают проявляться в реальности и приходят только во снах, да еще когда я чувствую их руки.

Даже одно осознание того, что ему все известно, успокаивает, утешает, придает уверенности. Другие тоже знали, но это была так, одна видимость, понимать-то они все равно не понимали, и их инстинктивная реакция превращала их в омерзительных врагов, маленьких ползучих тварей, которые в итоге становились воплощением мучений.

Почему они не могли просто поговорить?

Почему не могли быть пассивными?

Почему все они требовали только одного – своих мужских привилегий, проникновения?

Эти мрачные тени были даже хуже жестокой реальности. ОНИ ПРЯТАЛИСЬ. Скрывались в засаде и набрасывались из-за угла в самый неподходящий момент. Весь ужас в том, что они действительно ПРЯТАЛИСЬ. Они били тебя огромными дубинками, штурмовали, брали силой и толкали, толкали вперед, пока непередаваемая боль не превращала крик в тоненький писк, и было совершенно непонятно, как это ты все еще живешь и дышишь? Ты корчишься, извиваешься, ты тонешь, ты убегаешь в темноту и надеешься только на то, что никто и никогда не включит свет, но ты все равно знаешь, что дубинки никуда не делись, они скрылись из глаз, но в любой момент готовы снова прийти в действие. Большие, мягкие, крепкие дубинки, которые раз и навсегда отбивают у тебя желание, не важно какое, любое желание, и остается только ощущение, что тебя лишили чего-то, но тебе никогда не узнать, чего именно.

Шейла Макмиллан, жена величайшего дамского угодника из всех живущих. Он сам сказал мне об этом, И другие женщины говорили мне об этом. И мужчины подтверждают их слова. Шейла Макмиллан влюбилась в сильного, мускулистого, необузданного ловеласа, который тоже без ума от нее, и не может дать ему того, чего он желает, если только не примет перед этим парочку белых кружочков из маленькой пластиковой бутылочки доктора Эллиота, и это всегда случается, когда она уже далеко-далеко, в стране забвения.

Ты ненавидишь, тебя тошнит, но ты предаешься этим прекрасным играм со всеми, кому ничего не известно.

Только теперь и они начали подозревать. Или окончательно удостоверились. Мужчины такие забавные. Если они не могут получить этого, им приходится всецело отдаваться другому делу, правда, при условии, что они действительно любят.

Почему они не могли просто поговорить?

Почему не могли быть пассивными?

Мне хочется хоть раз доставить кому-то такую же боль. Что за странные мысли приходят иногда в голову?

Но почему он должен был узнать? Грязный Дог!

Когда же этот ублюдок вернется?

Стук в дверь.

* * *

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я ее.

– Одиноко. Я все сидела и думала, думала.

– Самое подходящее место для размышлений. Меня зачали в этой самой кровати. Наверное, они тоже немало передумали, прежде чем решились произвести меня на свет.

– Это вряд ли. Скорее всего, все произошло случайно, и только потом они решили оставить тебя.

– Очень сомнительно. В те времена сначала думали, а потом уж брались за дело. Мне хочется верить, что мое появление на свет планировалось. Законнорожденный или незаконнорожденный, я был желанным ребенком.

Она улыбнулась, но внезапно сменила тему разговора:

– Вчерашнее происшествие – это правда или мне пригрезилось?

– Ты же все видела своими собственными глазами.

– Но мне почему-то кажется, что это был сон. – Она задумчиво перебирала пальцами простыню. – У меня такие странные сны бывают, не поверишь. Вся моя жизнь – кошмарный сон. Даже когда я не сплю, я все время задаю себе один и тот же вопрос: а правда ли, я не сплю? Все из-за того, что во сне мне кажется, что я бодрствую, и щиплю себя, чтобы узнать, сон это или реальность, и все равно верю, что это не сон. – Она отвернулась и поглядела на открытые ставни, болтающиеся внутри на раскачанных петлях. – Хотелось бы мне никогда не путать жизнь и мечты.

– Сейчас ты не спишь, детка.

– Я много о чем успела передумать до твоего возвращения.

– И о чем же, если не секрет?

– Обо всем. И ни о чем. Потом опять обо всем. Может, ты сможешь мне помочь?

– Только попроси.

– Нет. Я этого никогда не сделаю, – тяжело вздохнула она, задержала дыхание и медленно-медленно выдохнула. И когда она повернулась и снова поглядела на меня, в глазах ее было совершенно другое выражение. – Это ведь ты уложил меня в кровать.

– Кто-то должен был сделать это. – Суть внезапной перемены ускользала от меня, и мне никак не удавалось понять, в чем же тут дело. Я выудил из кармана одинокую сигарету и закурил. – Насчет вчерашнего вечера...

– Не было никакого вчерашнего вечера, – проговорила она. – Все начинается сейчас, с этой самой минуты.

– Я ценю это, котенок. Мне удалось замести все следы. Только ты осталась.

– И тебе придется убрать меня?

– Не-а. Женщин надо целовать, а не убивать.

– Ты такой сексуальный. – Она снова попыталась увести разговор в другую сторону.

– Черт, я измотан, весь в поту и в пыли.

– Ты что, душ не принимаешь?

– Принимаю, только вот горячая вода кончилась.

– Насколько я понимаю, холодная вода угнетающе действует на мужскую физиологию.

– Кто-то ввел тебя в заблуждение, куколка моя. Это касается только небольшого числа мужчин, да и то не всегда. А я – просто скала!

– Правда?

– Нет, вру, – улыбнулся я, – но если мы будем продолжать в том же духе, то я непременно приду в возбуждение.

– Фу, какой ты циничный!

– И грязный!

– Тогда пошли примем душ, – предложила она.

От неожиданности я обжегся сигаретой, бросил ее на пол и растоптал каблуком. На старой широкой сосновой доске осталась черная отметина.

– Извини, детка, я, конечно, ублюдок, но слово это просто означает «незаконнорожденный». Я не подлец.

– Даже не думай сражаться со мной, Догерон. Я же говорю – я много думала. Мне не нужны эти дурацкие сны, и я хочу от них избавиться.

– Но я ведь не доктор!

– Доктора ничем не смогли мне помочь. Раздевайся давай!

– Нет.

Но она все же оказалась со мною в душе, гладко-гладкая, как любил говаривать Эрли. Вся в мыльной пене, она повернулась ко мне спиной, чтобы я мог погладить ее со всех сторон, и я водил мыльными пальцами по всему ее стройному телу, по каждой выпуклости и каждой ложбинке, и она смеялась, захлебываясь под струями воды.

– А теперь поцелуй меня, Дог. По-настоящему.

И я поцеловал ее. Долго, сладко, взасос, крепко прижав к себе ее голое тело.

– У тебя не стоит, – с укором оглядела она меня.

– Думаю, нам это не понадобится.

– И вправду, о чем это я?

– О?

– Могу чем угодно поклясться, что ты способен сделать это мягко.

– Хрена с два. Слушай, вырубай воду, давай обсохнем немного.

– Трусишка!

– Просто старый, – признался я. – Парни не обрастают жиром, как вы, девчонки.

Ее руки обняли меня, и возраст перестал означать вереницу прожитых лет и превратился в далекое далеко.

– Полегче, юная леди, – сказал я.

– Здорово, – мечтательно вздохнула она, закрыла кран и сделала шаг назад, чтобы получше разглядеть меня. – Да у тебя больше, чем в Британском музее!

– Спасибо, малышка. – Я бросил ей полотенце и выбрался из душа.

Но остановить ее не представлялось никакой возможности. Она провела кончиками пальцев по моей спине и развернула меня к себе, пока я пытался вытереться. Она глядела на меня снизу вверх, губы мягкие, влажные, зовущие, груди набухли и призывно топорщились в мою сторону, предлагая себя, в глазах – сумасшедшие искорки. И на этот раз, когда Шейла протянула ко мне руку, в ее прикосновении почувствовалась такая сила и решительность, что мне захотелось кинуться на нее здесь и сейчас. Но нельзя было забывать, что на мою долю выпала роль доктора, и это ее последний шанс поправиться.

Пальцы ее властно сжались.

– Я стараюсь, – сказал я.

– Плохо стараешься. Старайся лучше.

И вот настал тот самый момент.

– Куда ты хочешь, детка?

У нее было такое выражение лица, будто кто-то окатил ее из ведра ледянющей водой, но тут же на смену ему пришло то, другое, в котором я никак не мог разобраться: внутренняя решимость довести дело до конца.

Ты можешь ненавидеть зубных врачей. Ты можешь до чертиков бояться их. Но когда у тебя болит зуб, ты все равно идешь к дантисту. И на поверку все оказывается не так уж и страшно. И ты больше не боишься, и ненависть тоже куда-то пропала. Неужели все настолько просто?

– Ты что, никогда раньше не была с парнем в душе? – спросил я.

– Только с Кроссом. Три раза.

– И что случилось? – Я отбросил полотенце и потянулся за маленьким флакончиком дезодоранта. Я брызгал подмышки и задницу до тех пор, пока окончательно не замерз, потом закрыл колпачок, облился до кучи одеколоном, и теперь пахло от меня просто восхитительно. Розарий, а не мужик. В Европе такого не было, там девицы пришивали к одежде подмышечники против пота. И им никогда не приходило в голову осветлить свои пуськи.

– Мерзкий ты урод, – сморщила она носик.

Я понял, что напал на правильный путь.

– Ты сколько лет замужем?

– Слишком долго.

– Это не ответ. – У меня остались всего одни шорты, и я уже собрался натянуть их.

– Не делай этого, – попросила она меня.

– Малыш...

– Я знаю, Дог.

– Что знаешь?

– Знаю, что ты знаешь. Про меня. По лицу вижу.

– Пытаюсь вести себя профессионально, сладкая моя.

– Угу. – На этот раз она улыбнулась от всей души.

Шейла сбросила полотенце, и перед моим взором предстало прекрасное обнаженное тело – одно из тех, о которых пишут в книгах, с большой пышной грудью и черным треугольничком внизу, скрывающим вход в пещеру порока, а вот и тропинка, мокрая и скользкая, нежная и призывная, которая ведет прямо в эту пещерку.

– Я хорошенькая? – вопросительно поглядела на меня Шейла.

– Восхитительная, – пробежался я по ней взглядом.

– А поточнее?

Я прикрыл свое взбунтовавшееся хозяйство шортами и натянул майку.

– Пошла на хрен.

– Почему бы и нет?

Я взглянул на нее и увидел, что все ее тело дрожит, каждый мускул напрягся, словно завязался в узел, живот подтянулся, но глаза говорили совсем другое, совершенно противоположное, в них не было ни страха, ни сожаления, и я взял ее за руку и повел в темную спальню, где с прежних времен сохранилась огромная кровать, скинул с себя тряпки, и теперь только кожа касалась кожи. Я перекатился на нее, дал ей почувствовать все свое тело, подержал ее в объятиях, ожидая, когда придет на помощь ментальный наркоз.

Ей не пришлось объяснять мне. Я и так видел все по ее глазам. Она была права, когда сказала, что я знаю. Часы превратились в минуты, а минуты – в секунды, и все, что так долго угнетало ее, все, с чем ей приходилось жить все эти годы, все, что ей стоило выкинуть на помойку много лет тому назад, я превратил в одну прекрасную ночь любви и восторга. Она в деталях поведала мне о том, как ее насиловали снова и снова, и я внимал ей, и чувствовал ее боль, и ненавидел этот акт вместе с ней, и пробовал на вкус ее страстное стремление к невозможному, ее жгучую тягу к непознанному, и, когда на вершине оргазма она, даже не подозревая об этом, выкрикнула имя своего мужа, я понял, что кошмарные сны навсегда покинули ее.

Шейла поглядела на меня, и лунный свет, падающий на ее прелестное личико, придал еще больше выразительности огромным сонным глазам.

– Спасибо тебе, Дог, – прошептала она.

– Не надо благодарить меня, куколка, – растянул я губы в улыбке.

– Могу я предложить тебе денег?

– Если хочешь, чтобы я прогнал тебя, то пожалуйста, милости просим.

– Нет, не хотелось бы, но раз уж все это было только ради меня, то и мне хочется чем-нибудь тебя отблагодарить.

– Чем же?

– Сделай из меня настоящую женщину. Которая может все.

– Да ты спятила, что ли?!

– Ну, пожалуйста. Все остальное мы уже перепробовали. Еще один... укольчик.

– Ведьма, а не пациент! – сказал я.

– Дьявол, а не доктор! – ответила она и, встав на четвереньки, заняла классическую порнографическую позу. – Ну, давай, Дог, глубже. Если верить твоему имени, то эта позиция должна быть твоей излюбленной.