Текст книги "Звездочет"

Глава 18

Бьянка подбежала к балконному окну, чтобы выяснить, откуда доносится отвратительный клекот, который разбудил ее. Она раздвинула шторы и увидела павлина – огромную, угрожающе нахохлившуюся птицу, которая снова издала мерзкий звук. В этот момент в комнату ворвался Нило, за которым чуть менее решительным шагом следовал Франческо.

– Не трогай его! – взмолился Нило, направляясь к окну.

– Птица очень напугана. Все обойдется, – обиженно проворчал Франческо, остановившись рядом с Бьянкой. – Это получилось случайно. Мы не предполагали, что они могут летать.

– А животные будут? – с достоинством поинтересовалась Бьянка. – Например, тигры? Может быть, сделать из второго бального зала зоопарк?

– Синьорина Сальва, – официально начал Франческо, раздуваясь от обиды, как индюк. – Вы плохо представляете себе великосветский раут. Павлин – неотъемлемый его атрибут.

Он подошел к птице, до сих пор издающей жалобные стоны. Когда Бьянка вышла, они с Нило всерьез принялись обсуждать проблему, как сделать так, чтобы павлин больше не беспокоил ее.

Весь дом пребывал в явном беспокойстве. Лакеи натирали перила лестницы, стирали пыль в самых дальних углах дома, расстилали новые ковры в залах. По пути в гостиную Бьянке пришлось уворачиваться от старинного шкафа, у которого, казалось, ожили ножки, от под носа, заставленного хрустальными бокалами, и от апельсинового дерева, которое поднимали по лестнице, заняв им весь пролет.

Оказавшись в гостиной, она испытала облегчение. За столом в полном одиночестве сидел Криспин. Это был единственный человек, которого ей хотелось видеть.

Криспин тепло приветствовал ее, когда она опустилась на стул рядом с ним.

– Скажите, милорд, присутствие павлинов на великосветском приеме обязательно?

– Конечно, – без улыбки ответил Криспин. – Чем больше экзотических птиц, тем торжественнее обстановка. Йен, например, просто не явится на прием, если на нем меньше десяти павлинов. Я не настолько чванлив.

Бьянка взяла с блюда пирожное и стала его сосредоточенно есть, чтобы выиграть время для обдумывания вопросов. Проглотив последний кусочек, она обратилась к Криспину:

– Полагаю, вы слышали о моем неожиданном столкновении с вашим новым растением. Я спросила Луку, откуда оно, а он не смог ответить, потому что не знал.

– Это все как-то очень странно, – задумчиво отозвался Криспин. – Его привезли вчера в великолепной упаковке, но без подписи. Я оказался в затруднительном положении, потому что не представлял, кому должен быть признательным за такой подарок.

– Скажите, а вам когда-нибудь присылали что-нибудь опасное для жизни?

– Мне? Опасное растение? Кому это могло понадобиться?

– Например, тому, кто завидует вашей оранжерее? Или тому, кто ненавидит Арборетти? – Она притворилась безразличной.

Криспин вдруг насторожился. А вдруг это Йен, терзаемый недоверием, подослал ее, чтобы выведать что-нибудь важное после их жаркого спора, состоявшегося накануне? Он подозревал, что извинения Йена неискренни и таят некий злой умысел.

– У нас, Арборетти, как водится, много врагов, но я…

– Например, кто? – отбросила всяческие предосторожности Бьянка.

Криспин тоже не стал церемониться. Если ее подослал Йен, то он наговорит столько, что ему мало не покажется.

– Да кто угодно, кому мы сбиваем цены или на чьи корабли нападаем. Взять хотя бы семью Бартолини, которая никогда не простит нам того, что мы потеснили ее на рынке торговли кардамином. Зависть – сильная мотивация для злонамеренности. Множество людей, таких как Освальдо Креши или Филиппо Нонте, с которыми мы никогда не вели дел, которые, однако, завидуют нашему размаху и успешному обороту на рынке, готовы на все, чтобы подорвать наш престиж. Но это касается нашей компании в целом. Есть еще и личные недоброжелатели, как, например, Моргана да Джиджо, у нее есть зуб на Йена, и Люсьен Нортон – орудие кровной мести принца Наваррского.

Криспин откинулся на спинку стула, довольный тем, какое впечатление произвели на Бьянку его слова. Постепенно она справилась с изумлением, и на ее лице отразилось понимание.

– Она истинная женщина! Но ведь прошло два года! – запинаясь, вымолвила она. Если Йен и эта молодая вдова были любовниками, тогда понятно, почему он не обращает внимания на нее саму. Когда Моргана да Джиджо входит в зал, она затмевает всех женщин. И не только своей красотой. Кажется, она обладает каким-то магическим свойством подчинять себе людей. Бьянка видела ее только издали на каком-то балу, но это не помешало ей искренне восхититься светской львицей.

– Мора живет здесь, во дворце, уже несколько лет. Они с Йеном добрые друзья. Ей удалось совершенно очаровать его. – Криспин покачал головой, стараясь не улыбнуться в предвкушении того, как рассвирепеет брат, когда Бьянка сообщит ему об их разговоре.

– Что же случилось? Почему она теперь ненавидит Йена? – как можно более бесстрастно спросила Бьянка.

– Спросите об этом его самого, – ответил Криспин, поднимаясь. – И не забудьте отметить, что я воздержался от упоминания незаконного наследника Фоскари.

Криспин вышел из комнаты, оставив Бьянку в состоянии полного замешательства. Казалось, целый мир на глазах у нее распадается на части. Она была слишком ошеломлена, чтобы спросить Криспина, что он имел в виду. Но более всего ее потрясла новость о том, что Йен и Моргана да Джиджо были любовниками, а возможно, еще и родителями общего ребенка. Бьянка мысленно представила себе, какой тусклой, заурядной и совершенно неопытной в любовных делах выглядит она рядом с Морганой да Джиджо. Одного взгляда на Моргану было достаточно, чтобы понять, что одна ночь с этой знатной вдовой может остаться в памяти мужчины на всю оставшуюся жизнь.

Что она может предложить Йену взамен тех наслаждений, которые он привык испытывать с другими женщинами? Ей давно следовало подумать об этом, ей следовало догадаться об этом еще тогда, у Туллии. Теперь Бьянка укоряла себя за жажду новых знаний и ощущений, за стремление к плотским наслаждениям, которые смутили ее разум и затянули в трясину неразрешимых вопросов и противоречивых эмоций.

Часы в доме пробили десять – жестокое напоминание о бездонной пропасти, разверзнувшейся у ее ног, и о том, какого труда будет ей стоить доказать свою невиновность, если она решится использовать свой шанс. В ее распоряжении оставалось семьдесят два часа, чтобы найти убийцу, а у нее по-прежнему не было ни малейшего представления о том, с чего начать.

Гости начали съезжаться в восемь: сначала понемногу, потом хлынули толпой, так что на Большом канале нельзя было протолкнуться. Все знатные семьи города получили приглашения, и, казалось, все без исключения решили их принять. Некоторые приехали, движимые дружескими чувствами, большинство из любопытства – уж очень хотелось присутствовать при долгожданном обручении Йена. Не меньший интерес, чем «каменный граф», вызывала и его нареченная. Бьянка замечала, что на балах и приемах ее давно выделяют, а добропорядочные матроны не жалуют ее своим расположением, и не только потому, что она молода, богата и красива, а значит, представляет серьезную конкуренцию для их дочек на выданье, но еще и потому, что считается «не слишком щепетильной в вопросах приличий». Гости прогуливались по дому, попивая хозяйское вино, любуясь изысканной обстановкой, и предвкушали неизбежные промахи и оплошности Бьянки в сегодняшнем светском представлении.

Традиция предписывала молодым не видеться перед обручением до тех пор, пока не соберутся все гости. Зато второй Арборетти был на виду у всех, галантно развлекая хорошеньких дам, пока Франческо и Роберто опекали старших представительниц светского общества.

Фокусники и акробаты, смешавшись с толпой, искрометно шутили, доставали золотые дукаты из ушей и не упускали случая стянуть с подноса у официанта бокал вина. Без павлинов также не обошлось – они разгуливали по мраморным полам, распустив хвосты, и в отблесках пламени свечей походили на каких-то сказочных существ.

Женские наряды всех цветов радуги – от золота до белоснежного жемчуга – представляли собой настоящее буйство красок, не менее впечатляющее, чем хрустальная комната Криспина. Их обладательницы придирчиво оценивали друг друга, собираясь небольшими стайками, чтобы поделиться впечатлениями о пренебрежительном отношении к вырезу на груди («Она похожа на кормилицу, готовую дать ребенку грудь»), о чрезмерно подбитых плечах («Наверное, если спать с гондольером несколько лет подряд, теряешь ощущение перспективы»), о роли кружев («Если я захочу увидеть лодыжки осла, я лучше уж поеду в деревню»), а также о том, удалось ли синьоре Рикко выкупить назад свои драгоценности после уплаты крупных карточных долгов, или она до сих пор носит подделку. Задолго до того как начались торжества и объявили танцы, все сошлись во мнении, что праздник не состоялся.

Стоило часам пробить девять, как по толпе гостей пронесся долгожданный шепоток, заставивший всех утихнуть. Все собрались на трех этажах в бальном зале в надежде увидеть молодую пару в тот момент, когда она по традиции прошествует к гостям. Струнный квартет начал играть медленную, но легкую и торжественную пьесу, финал которой должен был совпасть с выходом молодых.

Музыкантам пришлось повторить мелодию.

Они готовились начать в третий раз, тревожно переглядываясь и делая вид, что просто репетировали, как вдруг появился лакей и передал приказ прекратить музыку. Никакого торжественного выхода не будет, потому что невеста бесследно исчезла. Гости многозначительно переглядывались и даже не удосуживались понизить голос, обсуждая очередную выходку утратившей всякий стыд и нарушившей правила приличия Бьянки.

Йен был еще более далек от благодушия. Он разъяренно шагал из угла в угол по апартаментам Криспина, откуда они с Бьянкой должны были выйти к гостям. Однако мысли его опережали шаг, наскоро пробегая по составленному в алфавитном порядке списку мер, которые он намеревался предпринять для уничтожения Бьянки. Он приступил к осуществлению этого списка два дня назад и успел дойти только до буквы Д – «длительное поджаривание на медленном огне». В этот момент в комнату вошел Джорджо, подталкивая вперед Бьянку.

– Я нашел ее на половине слуг. Она была с Мариной, – предвосхитил он расспросы Йена.

На ней было бархатное платье в тон топазу, который висел на цепочке, утопая в белоснежных, тончайшей ручной работы кружевах. Фасон платья подчеркивал изысканность ее шеи и груди. Платье и нижние юбки были отделаны золотыми розами всех возможных размеров и форм, искусно скопированных с живых цветов, которые в изобилии поставил к свадьбе Лука. Ее волосы длинными локонами свисали до плеч, прихваченные на макушке золотой диадемой с бриллиантами. Глаза ее казались чуть более округлыми и расширенными, чем обычно, а губы едва заметно дрожали. Йен едва не задохнулся от гордости при мысли, что эта красота в один прекрасный день будет принадлежать ему.

«Вы выглядите потрясающе», – хотел было сказать он, но против воли вымолвил совсем другое:

– Вы что же, хотели незаметно сбежать через кухню? – При мысли, что она могла бросить его, Йен внутренне поежился, отчего его слова прозвучали жестче, чем он рассчитывал.

Бьянка была расстроена. Она вовсе не хотела огорчить или раздосадовать его – напротив.

– Мне нужно было привести волосы в порядок, но я не смогла сделать это без посторонней помощи, – тихо ответила она. – Мне жаль, что я доставила вам хлопоты.

– Вот как? Значит, задержка церемонии в вашем понимании лишь хлопоты? Пойдемте, у нас нет больше времени выслушивать ваши бредни! – Он грубо схватил ее за руку и потащил к двери. – Скажите, что мы наконец готовы, Джорджо, потому что моя обожаемая невеста уже вернулась из буфетной, где проверяла, все ли готово к празднику.

Йен старался быть с ней как можно холоднее, хотел заставить ее почувствовать всю глубину своего возмущения, но стоило ему взглянуть на нее, как гнев моментально испарился. Он привлек ее к груди и сжал в объятиях со всей силой, на какую было способно молодое, жаждущее нежности тело.

– Бьянка, – прошептал он, отстранив ее. – Бьянка. – И в его голосе больше не было прежней заносчивости. Скорее, наоборот – учтивость и чуткость. Однако его романтический настрой был тут же прерван. Как по волшебству зазвучали аккорды торжественного выхода молодых, и идиллия была нарушена – предстояло выйти к гостям, чтобы принимать поздравления.

Квартет грянул в четвертый раз отрепетированный марш, но звуки музыки потонули в гуле голосов. Причина всеобщего волнения тотчас же выяснилась: Моргана да Джиджо в ярко-красных шелках шла по главной лестнице. Она рассчитала свой приезд таким образом, чтобы он совпал с торжественным выходом молодых – кто теперь посмеет усомниться в ее превосходстве над скучной невыразительной девчушкой, на которой он собирается жениться?! Она намеревалась смутить весь свет и в особенности Йена, который из-за своего эгоизма потерял такое сокровище, как она. Девчонка наверняка разревется, чтобы привлечь внимание Йена, и тем самым окончательно уронит себя в его глазах. Однако для того, чтобы Мора сочла свой план удачно реализованным, это было не так уж важно.

Вначале все шло как нельзя лучше: ее приезд вызвал бурю восторга, поклонники окружили плотной стеной, что придало ей уверенности. Но стоило ей столкнуться с Йеном и его невестой на лестнице, как дело приняло скверный оборот. Девушка была не похожа на скучных заурядных девиц на выданье, которые преобладают в ее кругу. К тому же ее нельзя было назвать дурнушкой. Скорее уж Йен расплакался бы, чем она. Мора присела в реверансе так низко, что молодые люди, пробившиеся ближе всех к лестнице, чтобы приветствовать чету новобрачных, могли увидеть темные соски ее груди, чуть прикрытые кружевами, которыми было оторочено декольте.

Бьянка ничуть не смутилась и протянула ей руку, когда Йен знакомил их, чувствуя на себе любопытные взгляды сотни почтенных граждан Венеции.

– Дорогая, это Моргана да Джиджо, моя бывшая любовница.

Ни один злокозненный план, который могла бы придумать Мора, не произвел бы на публику такого впечатления, как эта рекомендация Йена. Несколько недель спустя в свете не переставая говорили о том, с какой нежной заботой Йен отнесся к Бьянке и как попросту уничтожил Мору своим равнодушием. Его поступок вызвал гнев ее многочисленных обожателей, но зато yпрочил репутацию неприступного мужчины, придав ему трогательное очарование романтического героя. К концу приема Йен пожалел о новом ореоле, возникшем вокруг его образа. Прежняя репутация ограждала его от неуемного обожания юных дам, которые вдруг сочли его невероятно галантным. Бьянка весь вечер боролась с желанием прижаться к его плечу и поцеловать его, но понимала, что Йен не одобрит этого.

Мора признала, что Йен вышел победителем из битвы умов, и поэтому не спеша отступила в сторону, наградив его напоследок своей известной насмешливой улыбкой, которая предназначалась скорее даже не для него, а для его избранницы.

И ожидаемый эффект был достигнут. Никакая словесная дуэль не могла лучше подчеркнуть разницу между блеклой невестой и блистательной экс-любовницей. Уверенность, которую придал Бьянке поцелуй жениха, мгновенно улетучилась. С каждым вздохом она чувствовала себя все ничтожнее и безобразнее, проклиная грязновато-серый оттенок своих глаз и невыразительные формы тела. Однако собравшиеся, казалось, не замечали этого и продолжали приветствовать счастливую чету, выказывая не только подобающее уважение, но и явную благорасположенность. Бьянка предполагала, что добродушие гостей объясняется всего лишь жалостью к ней, и все же была им благодарна. К тому моменту когда они с Йеном благополучно спустились в бальную залу и повели пары в первом танце, Бьянка, не уловив чутким ухом ни единого злобного шепотка относительно своего сходства с неуклюжей коровой, вновь обрела крепость духа и почувствовала себя готовой к выполнению первой задачи, которую определила для себя.

С тех пор как Йен сделал ее пленницей в этом доме Бьянка решила ухватиться за возможность, которую предоставлял бал, чтобы осторожно переговорить со всеми мужчинами, опознанными Туллией как возможные кандидаты на роль жениха Изабеллы. Она заметила Брунальдо Бартолини, стоявшего у фонтана со своей сестрой-близняшкой, и хотела было подойти к этой неотразимо красивой паре, но смутилась, не желая нарушать очевидную конфиденциальность их беседы. Ходили слухи, что их отношения были более близкими, чем принятые между братом и сестрой. И это неудивительно, поскольку немногие могли сравниться с ними в красоте. Продолжив свои наблюдения, она увидела Лодовико Террено и собиралась уже подойти к нему, когда чья-то рука легла ей на плечо и заставила обернуться.

Маленькие, глубоко посаженные карие глаза, гладко зачесанные назад черные волосы и тоненький голосок не мешали Джулио Креши считать себя неотразимым красавцем, которому ни к чему обременять себя галантным обхождением с дамами, чтобы добиться их расположения.

– Потанцуйте со мной, синьорина, – скорее приказал, чем попросил он. Бьянка почувствовала, как ее бесцеремонно волокут по паркету в центр зала. При других обстоятельствах она бы вырвалась и, презрительно смерив его взглядом, отошла в сторону, но поскольку Джулио входил в число тех, с кем она хотела поговорить, ей пришлось смириться. То сходясь, то расходясь в танце, они едва успевали перекинуться парой слов, и Бьянка поняла, что для серьезного разговора понадобится встреча тет-а-тет.

Притворившись уставшей, она попросила Джулио проводить ее к скамейке, но тут же пожалела об этом, поскольку он неверно трактовал ее намерения. Однако ей все же удалось задать ему несколько вопросов, ответы на которые, впрочем, ее нисколько не удовлетворили. Джулио осыпал ее бездарными скабрезными каламбурами, которые казались еще отвратительнее из-за его странной привычки самому проговаривать ключевые слова, обнаруживая их двойственный смысл. Это полностью исключало возможность для Бьянки притвориться, что она его не понимает.

В ответ на ее вопрос, есть ли у него загородные дома, он понимающе улыбнулся:

– Изыскиваете пути, как вывернуться из-под Йена? Вывернуться из-под или ввернуться под?

Когда она поинтересовалась, как он относится к Арборетти, он удивленно приподнял брови и заявил, что его больше интересует собственное древо, и тут же предложил ей посодействовать его росту и буйному цветению.

Стоило ей завести речь о его отношении к цветам, как Джулио немедленно предложил поиграть с ее лепестками, чтобы они порозовели. Бьянка, пренебрегая всеми правилами приличия, попросту сбежала от него.

Хотя остальные ее собеседники были не такими навязчивыми, общение с ними оказалось столь же безрезультатным. Бьянка узнала, что Франческино продали свои поместья на озере Комо, что у Лодовико Террено интересная коллекция лекарственных растений, что Брунальдо Бартолини разводит пчел и что все они без исключения уважают и любят семью Арборетти. То, каким тоном Брунальдо произносил имя Йена, заставило Бьянку предположить, что особенной дружбы между ними нет, однако Брунальдо отказался признать это, несмотря на все ее изощренные попытки склонить его к откровенности. В итоге она так ничего и не узнала, кроме того, насколько утомительно говорить с людьми на серьезные темы средь шумного бала.

Разговор Йена с синьорой Вальдоне получился столь же нерезультативным, но куда более вызывающим. Лукреция – она настояла, чтобы он называл ее по имени – не походила на своего мужа ни статью, ни пропорциональным сложением. Она откликнулась на предложение Йена потанцевать восторженным визгом и так отчаянно захлопала ресницами, что он испугался, не хватит ли ее удар, однако скоро выяснилось, что это ее норма поведения. Кроме того, она предпочитала не интересоваться любовными подвигами мужа, а совершать свои собственные. Когда она сделала первую попытку соблазнить Йена, он слегка удивился, но уже третий ее намек, сопровождаемый красноречивыми жестами, воспринял спокойно, как то, к чему давно привык. Ему удалось ретироваться, когда внимание дамы переключилось на юного пажа. Йен отметил про себя, что не преминет наградить юношу за свое избавление, если, конечно, Лукреция выпустит его живым из своих цепких коготков.

Праздничная ночь продолжалась, гости и павлины ели, пили и танцевали до изнеможения. По чистой случайности Бьянка стала свидетельницей того, как кузен Йена Себастьян преподавал Сесилии Приули урок хиромантии, уединившись с ней. Когда Бьянка, осторожно ступая, ретировалась, ее поймала кузина Аналинда, которая, удостоившись двух комплиментов от Криспина, теперь вцепилась в нее, чтобы поделиться радостными перспективами возобновления любовных отношений. Тристан довольно успешно ухаживал за Катариной Нонте, хотя и под неусыпным присмотром ее мрачного, державшегося чересчур покровительственно брата Эмилио. Глядя на них, Бьянка задумалась о своем брате: где он, что с ним, неужели он убийца?

Последняя мысль вызвала в ней бурю чувств, которые она с трудом контролировала из-за нечеловеческой усталости. Бьянка извинилась перед дамами, собравшимися в кружок, чтобы еще раз поздравить ее с радостным событием, и украдкой проскользнула к себе в комнату, чтобы передохнуть в одиночестве. Проходя через гостиную к спальне, она услышала, как за спиной у нее хлопнула дверь и чей-то приятный женский голос окликнул ее по имени.

– Я так и знала, что найду вас здесь, дорогая. – В устах Моры слово «дорогая» прозвучало на иностранный манер, что одновременно привлекало и отталкивало Бьянку, которая вдруг сжалась от страха. Она запретила себе поддаваться на притворную ласку и присела в учтивом книксене.

– Вы выглядите уставшей, – сказала Мора, подходя ближе. – Давайте присядем здесь вдвоем и немного передохнем. – С этими словами она усадила Бьянку подле себя на диван у стены. – Это были мои апартаменты. Йен нанял Паоло Веронезе, чтобы расписать их для меня.

Бьянка молча кивнула, но не потому, что знала об этом, а просто потому, что считала желание мужчины окружить роскошную женщину соответствующей обстановкой разумным и правильным. Но зачем Мора разыскала ее и завела этот разговор? Словно прочитав ее мысли, Мора улыбнулась:

– Вас интересует, почему я здесь с вами вместо того, чтобы весело проводить время со своими поклонниками? Ничего удивительного. – Она взяла руку Бьянки в свою и ласково посмотрела ей в глаза. – Йен попросил меня найти вас и рассказать о том, что он любит в постели. Он говорил, что сам пытается вас научить, но вы слишком своевольны.

Бьянка была чересчур потрясена, чтобы оттолкнуть Мору. Ее слова звучали фальшиво и совершенно неправдоподобно, но теплый взгляд излучал искреннее желание помочь – ни один человек не в состоянии так убедительно лгать. Бьянка не далее как сегодня днем признала свои недостатки, давно подозревая, что разочаровывает Йена. Следовало ожидать, что он прибегнет к помощи искушенной наставницы. Он поступил благородно, предоставив ей возможность всему научиться. Мог бы попросту прогнать.

Мора представила свою заботу о ней именно в таком свете. В первый раз увидев Бьянку, она не один час провела в напряженных размышлениях о том, как заполучить эту девушку. Ненависть, которую она испытывала к Йену, была не единственной тому причиной. Чем дольше Мора наблюдала за тем, как она двигается по залу, разговаривает, танцует и смеется, тем явственнее ощущала, что хочет ее. Она не была уверена, что ее опытные и страстные объятия полностью отобьют у девушки тягу к Йену, но уменьшить ее было ей вполне под силу. Словно по волшебству, в то время когда Мора ломала голову над тем, как осторожно приблизиться к Бьянке, та отделилась от своих скучных подружек и направилась к себе в комнату. Точнее, в комнату Моры. Все складывалось как нельзя лучше.

Она поднесла руку Бьянки к губам и поцеловала кончики пальцев, не отводя пристального взгляда от ее глаз. Затем она повела плечом, и оно как будто случайно обнажилось, а из глубокого декольте на свободу вырвался кораллово-розовый сосок. Мора смущенно улыбнулась и опустила руку Бьянки вниз. Ее теплая ладонь накрыла сосок, а затем Мора повернулась так, что в руке Бьянки оказалась ее грудь целиком.

– Это то, что нравится Йену, – промурлыкала Мора, направляя руку Бьянки. – А тебе нравится?

Бьянку словно околдовали: она не могла ни двигаться, ни дышать. Ее тело было не в состоянии ни протестовать, ни откликнуться на ласку. Кончики пальцев, прикасавшихся к нежной бархатистой коже Моры, затрепетали, и Бьянка подумала, как, должно быть, Йен тоскует, лишенный возможности прижаться к этой восхитительно полной груди. Она снова огорчилась, что ее тело не сможет заменить ему наслаждение, которое он получал от пышных форм своей бывшей любовницы. Даже Мора, казалось, не могла скрыть разочарование и взирала на нее с оттенком сожаления.

Мора же боролась с соблазном прикоснуться к благоухающей свежестью юности груди Бьянки. Она позволила себе лишь провести рукой по ее вьющимся волосам и откинуть их прядь, ласково притронувшись к кружевам декольте. Она предполагала сначала поцеловать девушку в затылок, затем в шею, потом чуть ниже и еще ниже, исподволь освобождая ее грудь из тесного корсета. Но времени на это не было, поэтому пришлось отказаться от постепенного развития событий – им могли помешать в любой момент. Тогда Мора решительно притянула к себе Бьянку и поцеловала ее в губы.

Этот поцелуй – горячий, страстный, жаждущий – ошеломил Бьянку своей неожиданностью. Внезапно к ней вернулась способность здраво рассуждать. Не может быть, чтобы Йен подослал к ней Мору, просто невероятно! И если она позволит этой роскошной женщине соблазнить себя, то тем самым лишь усилит боль, терзающую Йена, и станет пешкой в жестокой игре бывшей любовницы против него. Бьянка резко отстранилась от Моры.

– Боюсь, мне пора возвращаться к гостям. Спасибо за урок, – сказала Бьянка и вышла из комнаты.

Ее благодарность не могла примирить Мору с тем фактом, что Бьянка посмела остаться равнодушной к ее любовным чарам. Она, Моргана да Джиджо, пожертвовала своим временем и вниманием поклонников, чтобы поучить уму-разуму бестолковую девчонку, и получила взамен лишь жалкое «спасибо». Мора в ярости признала, что Бьянка перехитрила ее: она была допущена к ее телу, смогла ощутить его мягкую податливость, позволила Море представить, насколько приятна была бы близость с ней, но неблагодарно отвергла ее, развернулась и ушла. Единственным утешением для Моры служило лишь предвкушение того, как изумится и ужаснется Йен, когда Бьянка расскажет ему о том, что она сделала. Возможно, этого будет достаточно, чтобы он отверг девчонку. Никому не дано оскорбить Моргану да Джиджо безнаказанно. Девчонку ждет такая же судьба, какая выпала и на ее долю. Теперь же следовало как можно скорее избавиться от вкуса губ этой неблагодарной эгоистки, стереть из памяти ее образ. Мора решила призвать одного из своих воздыхателей и уговорить его заняться любовью прямо здесь, выказав тем самым еще большее неуважение к хозяину дома, чем попытка совратить его невесту. Идея представлялась ей очень соблазнительной, но осуществить ее в апартаментах, которые Йен когда-то устроил для нее, было бы кощунством. Зато никаких препятствий для претворения в жизнь другого замысла она не видела и не откладывая взялась за дело.

Близился рассвет, когда Бьянка, Тристан и Майлз проводили последних гостей к гондолам. Себастьян откланялся несколько часов назад, сославшись на какую-то таинственную встречу, Криспина и Йена никто не видел уже несколько часов. Майлз, безнадежно влюбленный в Бьянку, осыпал ее комплиментами по поводу того, как великолепно она выглядела на балу, подкрепляя их замечаниями гостей, которые ему удалось подслушать. Но она была слишком озабочена, чтобы внимательно слушать его и чтобы улыбнуться Тристану, который подшучивал над тем, как стремительно она поймала в сети бедного Майлза. Ей не терпелось поскорее разыскать Йена и узнать, доволен ли он тем, как она держалась на балу. Когда Роберто и Франческо подошли, чтобы еще раз напоследок выразить свое восхищение балом, она извинилась и оставила их.

Она направилась прямиком в свою комнату, а затем бросилась в потайной коридор, ведущий в спальню Йена, и спустилась по лестнице. Она уже взялась за ручку двери, когда до нее донеслись голоса.

Даже, скорее, не голоса, а стоны, которые становились все громче и учащеннее. Бьянка замерла на пороге и постепенно стала различать отдельные слова.

– Да, да, Моргана… О Мора, Мора, Мора!.. – восклицал низкий мужской голос в экстазе.