Текст книги "Коран в культуре мусульманских народов"

Безусловно, главной целью коранического комментария было и остается постижение содержания благородного Писания Всевышнего Аллаха, познание отраженного в нем Его повеления рабам Своим. В этом-то и состоит основная цель тафсира, к которой примыкают цели вторичные. Несомненно, для того, чтобы понять содержание Корана, мы нуждаемся в науке о его толковании – то есть в том инструменте, что даст нам возможность прояснить смысл «темных» и ясных для понимания айатов, узнать общие и частные установления Корана, извлечь из него обязательные – и необязательные – для исполнения предписания.

Мы же призываем читателя прибегнуть к тому, что называется нами «научным комментарием к Корану». Поясняя свою позицию по этому вопросу, мы скажем: «наука», «знание» (‘илм) часто определяется как «явленность образа вещи в сознании человека или его разуме»[208]208
  Мухаммад Рида ал-Музаффар. Ал-Мантик, т.1, с. 13.


[Закрыть]; следовательно, знание есть «познание истины вещей»[209]209
  Муфрадат гариб ал-Кур’ан, с. 343 (статья ‘Илм).


[Закрыть]. Это, в свою очередь, означает, что знание основывается на самом познаваемом объекте, который является средоточием определения предмета науки. Любая наука, таким образом, объемлет только свой объект – не более и не менее. Говоря о «научном» толковании Корана, мы имеем в виду тот комментарий к Священному Писанию, что объясняет только Коран, а не некоторые другие вещи, считающиеся кем-то чуть ли не частью коранического текста.

Наш читатель наверняка недоумевает: как же возможно толковать нечто иное, чем Коран, как сам Коран? Посоветовав ему запастись терпением, мы попытаемся ниже детально объяснить нашу мысль и изложить соображения по поводу всех трех видов ненаучного, на наш взгляд, комментария к Корану.

А. Идеологизированный комментарий к Корану

Автор идеологизированного комментария к Священному Писанию приступает к исследованию текста с определенной, сложившейся ранее мыслью, сквозь призму которой он и толкует благородные айаты. В случае возникновения противоречий между искомым смыслом текста и собственными мыслями таковой толкователь предпочтет последние и попытается подчинить себе рассматриваемый им айат, заставить его служить своей идее. Иными словами, айат следует за понимаемым толкователем смыслом, – но не разум толкователя следует за содержанием айата и означаемым им смыслом.

Ранее мы упоминали о том, что толкование бывает либо «источниковедческим», либо самостоятельным, «рационалистическим». Идеологизация толкований возможна как в работе «источниковеда», так и в работе «рационалиста»: первый может выбрать из десятков текстов, толкующих айат, те, что представляются ему ближе к собственной догадке (возможно, в обход более достоверных и весомых свидетельств источников, гармонирующих с общими установлениями Закона), тогда как второй легко может последовать за своими личными предпочтениями и страстями.

Мысль, приведшая того или иного исследователя к идеологизации его штудий, может представлять какой угодно лагерь – традиционалистический или модернистский, мистическо-суфийский или псевдонаучный. То, что идеологизация затрагивает эти герменевтические стороны текста, вовсе не означает, будто Благородный Коран не поощряет суфийские, мистические устремления личности, не признает многозначности смысла или не указывает на научные законы и премудрое устроение мироздания. Нет – но содержание Корана не исчерпывается какой-то одной его стороной. Коран не является полемическим, мистическим или естественнонаучным сочинением, он не представляет собой отчетов о проведенных в некоей лаборатории физических экспериментах, как считают некоторые благодушные толкователи (о которых мы подробно поговорим чуть позже).

Так или иначе, но и «источниковед», и «рационалист», толкуя Коран и применяя свои знания в различных областях коранических наук, могут подчинить свою работу определенной мысли, которая предшествовала их труду – и тем самым исказить содержание исследуемого айата. Это – то самое толкование некоранического предмета, названное «комментарием к Корану».

Б. Комментарий к тому, что выходит за пределы предметного поля коранического повествования

В комментариях подобного рода уместно выделить три вида толкования:

1. «вчитывание» некоторых естественнонаучных – физических, химических, биологических и так далее – теорий в текст некоторых айатов, оправдываемое сомнительным выводом об их формулировках или содержании (и об этом мы упомянем особо);

2. извлечение коранической мысли из ее непосредственного контекста и ее неправомерное расширение и «совершенствование», сопровождающееся ссылкой на те или иные теории без должного обоснования собственной позиции;

3. толкование некоторых айатов и их содержания в свете смыслов, далеких от коранической Вести и ее целей, – но тем не менее представших перед мыслью толкователя. Некоторые ученые, возможно, и считают толкование, вдохновленное интуицией и внутренним чувством, допустимым видом и методом тафсира – но мы относим подобные труды к разряду комментариев, описывающих нечто, выходящее за пределы предметного поля Священного Писания мусульман.

В. Комментарий к мелким элементам коранического повествования, не поднимающийся до уровня толкования единого текста и его целей

Эта разновидность ненаучного комментария к Корану объединяет следующие типы толкования.

1. Толкования, игнорирующие факт извечности Корана.

Некоторые экзегеты забывают о том, что Коран является незаменимой пищей для всякого поколения, всякого времени, всякой эпохи. Его вечные установления достаточно гибки, чтобы не терять своей актуальности для постоянно обновляющихся человеческих сообществ. Все новые и новые люди обращаются к Священному Писанию ислама, к его благородному содержанию за интеллектуальной и духовной поддержкой – и все потому, что, как явствует из его свойств, он остается источником, описывающим статичные и подвижные, преходящие явления вселенной, имеющие сотни обличий и тысячи различных деталей.

Однако иные толкователи ограничивают содержание Благородного Корана теми или иными смыслами айатов, отвергая все другие подразумеваемые ими смысловые пласты. Стоит ли и говорить о том, что они закрывают тем самым ворота умозрительного познания коранических горизонтов, будто бы пытаясь преградить путь великому потоку или свести все богатство света к одному лучу. Эти толкователи не в силах толковать Коран, поскольку они прямым образом отвергают богатство его смыслов, что не может быть оправдано ничем, кроме как узостью кругозора.

2. Буквалистские толкования. Другие толкователи считают текст Корана слишком обширным для того, чтобы предпринимать бесплодные, на их взгляд, попытки его постичь. Поэтому они довольствуются скромными языковедческими экскурсами, серьезно сужающими смысловое поле Корана, – и обходят стороной действительно важные сферы коранического Послания, касающиеся, например, политики, экономики и этики.

3. «Провиденциалистские» толкования. Наконец, многие ученые игнорируют большую часть содержания Корана, оправдываясь тем, что только Аллах знает истинное его значение. На вопрос о предназначении соответствующих айатов и смысла их ниспослания подобного рода экзегеты отвечают крайне неубедительно – тогда как игнорируемые ими строки зачастую являются осью, хребтом Священного Писания.

Подробнее об образцах ненаучного комментария к Корану мы поговорим ниже, если того пожелает Аллах – и если то позволит объем нашего скромного исследования[210]210
  Об определении предмета тафсира и его разновидностей см.: аз-Захаби. Ат-Тафсир ва-л-муфассирун, т. 1, с. 19; Абу Хаййан ал-’Андулуси. Ал-Бахр ал-мухит фи-т-тафсир, т. 1, с. 13–14; ас-саййид ал-Хо’и. Ал-Байан, с. 397.


[Закрыть].

В заключение нашего краткого введения необходимо высказать несколько соображений, имеющих непосредственное отношение к предмету нашей главы.

Во-первых, комментарии к Корану могут, с точки зрения некоторых читателей, выглядеть крайне несовершенными; но вряд ли уместно упрекать в этом их авторов. Последние, возможно, жили в век, когда нельзя было ознакомиться с информацией, доступной современному критику, – или же доверились авторитету, чьи слова оказались на поверку не совсем справедливыми или достоверными. Толкователь Средневековья приводит в своем труде подложные религиозные предания, зачастую неумышленно, и становится жертвой лжи лишь потому, что человек, передававший эти предания, оказался искусным лжецом, промышлявшим искажением хадисов. А это значит, что ученые вовсе не виноваты в несправедливых упреках критиков дня сегодняшнего – ведь они сделали все, что было в их силах; но всякой человеческой возможности предназначен свой, установленный Всевышним Аллахом предел.

Во-вторых, мы не можем не укорять многих толкователей Корана за то, что они придают своим трудам излишне рационально-аналитический характер и поднимают в них проблематику сфер знаний, к которым они обращались во время написания тафсира – например, философии, языковедения или риторики. Это, быть может, непроизвольно возникшее явление не только послужило причиной узости тех или иных толкований, сведших все богатство коранических смыслов к определенным предметным сферам, но превратило комментарий к Корану в энциклопедии тех или иных наук.

В-третьих, необходимо помнить о том, что толкование Корана до сегодняшнего дня являлось личной инициативой комментаторов – пусть и довольно искушенных в знании, – значительно уступающей по качеству и объему проделанного труда инициативе объединения «узких» специалистов в области коранических наук. Подобная инициатива, появись она сегодня, была бы много ближе «индивидуальных» тафсиров к научному совершенству – ибо человеческий разум, каким бы сильным он ни был, не в силах объять накопленные столетиями данные коранистики. Благородный Коран – кладезь самых разнообразных знаний в десятках дисциплин и областей наук. Как же человек в одиночку может осуществить поставленную нами задачу по комментированию Священного Писания?.. Очевидно, это невозможно – а значит, относителен и успех любой попытки толкования Корана.

В-четвертых, отметим, что наиболее славные работы, служащие Благородному Корану, носят объективный, непредвзятый характер; они предполагают наличие в вынесенном на суд читателя тафсире двух сторон объективного исследования, а именно:

– негативной стороны, заключающейся в отстранении от работы над текстом идеологически ангажированных людей, в силу психологических или религиозных причин неспособных на объективный поиск истины (это довольно сложно обеспечить – однако, как сказал Всевышний, «не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для нее» (2:286);

– положительной стороны, представленной синтезом работы специалистов в различных областях коранических наук, предметно и непредвзято трудящихся над вверенными им темами (конечно, при условии, что каждый из них будет соответствовать требованиям, предъявляемым к профессиональным экзегетам; о них мы поговорим в следующем разделе нашей книги).

Таким образом, мы можем построить работу над кораническими айатами и комментарием к ним по примеру работы над современными научными энциклопедиями. Каждый из авторов энциклопедии пишет статью о предмете своего многолетнего исследования – и редакционная коллегия, подобным образом разделив труд между коллегами, достигает максимально возможной объективности выпускаемого в свет материала. Организовав работу над тафсирами по этому образцу, мы сможем сослужить Корану добрую службу и оградить его от заблуждений и псевдонаучных иллюзий «экспертов», расшатывающих чувство священного в душе мусульманина – тем более, что последний подвержен сегодня воздействию активно пропагандируемых дешевых лозунгов предвзятых псевдоученых.

Если мы сумеем претворить в жизнь подобный проект, глаз читателя сможет, наконец-то, узреть драгоценнейшие сокровища и чистейшие источники благородного текста Корана, спрятанные в глубинах несправедливости ложью и клеветой его врагов и даже некоторых его сынов, окрестивших Священное Писание мусульман несовершенным рецептом, своевременно «выписанным» Мухаммадом, да благословит его Аллах и приветствует, бедуинскому обществу прошлого, – рецептом, умершим со смертью Посланника Аллаха и его архаичного племени.

Мы же верим, прежде всего, в то, что Благородный Коран продолжит освещать своим светом человечество до последних мгновений его, человечества, существования; он наставит людей на всё лучшее, что есть в этой жизни, – и к блаженству жизни будущей. Всякое ценное усилие ученых должно служить коранической Вести и кораническому Обществу, ведомому Писанием и черпающим из него свет и руководство. Об этом сказал Всевышний: «Эта книга – нет сомнения в том – руководство для богобоязненных, тех, которые веруют в тайное и выстаивают молитву, и из того, чем Мы их наделили, расходуют, – и тех, которые веруют в то, что ниспослано тебе и что ниспослано до тебя; и в последней жизни они убеждены. Они на прямом пути от их Господа, и они – достигшие успеха» (2:1–4).

В предисловии к настоящей главе мы выделили три разновидности ненаучного комментария к Благородному Корану и пояснили, что они паразитируют на действительно существующих, необходимых для коранических наук смысловых пластах коранического текста. К тому же, ни одно из существующих ныне толкований-тафсиров полностью не свободно от тех или иных изводов ненаучной методологии экзегезы. Настало время уточнить все, что было упомянуто в нашем введении, и последовательно проиллюстрировать каждый вид недобросовестного тафсира соответствующими примерами, – не преступая при этом границ конспективного изложения.

Как мы уже упоминали выше, идеологизированные комментаторы Корана подступаются к его тексту, исходя из прежде сформированных своих убеждений. Таковые толкователи только подчиняют своим идеям рассматриваемое ими содержание айата.

Примеры идеологизированного комментария к Корану 1. Некоторые передатчики хадисов – равно как и многие экзегеты прошлого – считали Абу Талиба, мир ему, неверующим – либо из своего невежества, либо из упрямства, либо из-за наивной веры в исключительную правдивость авторов преданий. В свете этого убеждения они толковали некоторые коранические айаты – в частности, речение Всевышнего: «Они и удерживают от него и отдаляются от него, но губят они только самих себя – и не догадываются» (6:26). А все потому, что известные толкователи ‘Ата’ и Мукатил подумали, будто этот айат был ниспослан о дяде Пророка Абу Талибе, да благословит его Аллах и приветствует, который запрещал курайшитам вредить своему племяннику, – и сразу же от него отдалялся.

Как мы видим, это толкование не затронуло содержания айата – но лишь пояснило то убеждение, которое пребывало в душе комментатора. Подобное толкование не выдерживает элементарной критики по нескольким причинам.

Во-первых, этот айат имеет свой контекст – и это речение Всевышнего: «Среди них есть такие, что прислушиваются к тебе, – но Мы положили на сердца их покровы, чтобы они не поняли его, а в уши их – глухоту. Хотя они и видят всякое знамение, но не верят в него. А когда они приходят к тебе препираться, то говорят те, которые не веровали: «Это – только сказки первых [народов]!». Они и удерживают от него и удаляются от него, но губят они только самих себя – и не догадываются» (6:25–26).

Авторитетные комментаторы Корана неоднократно писали о том, что этот айат был ниспослан о некоторых многобожниках племени курайш – в частности, об Абу Суфйане[211]211
  Абу Суфйан Сахр б. Харб (ум 651–654) – отец первого халифа из династии Омейядов; первоначально – старейшина Мекки и противник пророка Мухаммада.


[Закрыть], ал-Валиде б. ал-Мугире[212]212
  Ал-Валид б. ал-Мугира (527–622) – один из вождей курайш в джахилийскую эпоху, отец Халида б. ал-Валида..


[Закрыть], ‘Утбе[213]213
  ‘Утба б. Раби‘а – современник пророка Мухаммада; курайшит, мекканский мудрец.


[Закрыть], Шайбе б. Раби‘а[214]214
  Шайба б. Раби‘а – брат ‘Утба б. Раби‘а; погиб в знаменитом сражении при Бадре, сражаясь на стороне курайшитов-язычников.


[Закрыть] и других; известно также, что ал-Валид – это отец великого мусульманского военачальника Халида[215]215
  Халид б. ал-Валид (592–642) – великий арабо-мусульманский военачальник; первоначально – противник пророка Мухамада.


[Закрыть], а Абу Суфйан – не кто иной, как отец Му‘авии, дяди верующих (хал ал-му’минин)[216]216
  Му‘авийа б. Абу Суфйан, шурин пророка Мухаммада, приходился братом «матери верующих» Умм Хабибе; впоследствии стал первым халифом из династии Омейядов (661–680). – Ф.Н.


[Закрыть]. Вполне возможно, что нерадивые экзегеты решили отнести к числу видных вождей племени курайш, упомянутых выше, и отца ‘Али б. Абу Талиба, мир ему.

Во-вторых, айат повествует о группе людей, а не о каком-то одном человеке. Конечно, возвеличивая своего героя, арабы могут говорить о нем во множественном числе – однако тематика айата не предусматривает подобного рода преувеличений. Следовательно, его грамматическая и стилистическая структуры в лишний раз подтверждают наш вывод.

Наконец, в-третьих, речение Всевышнего «губят они только самих себя» относится ко всем упомянутым в начале айата лицам, коим обещано мучение за «противление» и непослушание Пророку. Если же мы допустим, что, по слову Мукатила и ‘Ата’, Абу Талиб «противился» курайш, не позволяя им досаждать Посланнику Аллаха, и якобы поэтому был упомянут в данном айате, – то мы не можем не признать, что дядя Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует, совершил тем самым нечто похвальное, достойное величайшей награды – но никак не наказания и погибели души[217]217
  См.: Тафсир ар-Рази, т. 4, с. 27; Маджма‘ ал-байан, т. 2, с. 287; Сафват ал-байан ли-ма‘ани ал-Кур’ан, т. 1, с. 219.


[Закрыть].

Это неверное толкование айата не раз обсуждали и компетентные ученые-муфассиры: одни пришли к выводу, что он был ниспослан о ком-то другом, чем Абу Талиб, тогда как другие заключили, что он обращен против многобожников[218]218
  См.: ал-Мизан фи тафсир ал-Кур’ан, т. 7, с. 57–58; см. также: Фи зилал ал-Кур’ан, т. 2, с. 1067.


[Закрыть].

2. Некое сообщество людей, руководствуясь рядом мотивов, решило, будто некоторые главы исламских богословских школ пребывали в утробе матерей дольше, нежели обычные эмбрионы. Последователи этих имамов ввязались в долгие споры о том, сколько же лет на самом деле могла продолжаться беременность их матерей – равно как и о максимальных сроках беременности вообще. Известные деятели исламского Средневековья писали в связи с этим о том, что плод может пребывать в утробе матери целых восемь лет – или даже дольше. Это – ужасное заблуждение, приведшее к не менее ужасным последствиям. Например, вдова, родившая спустя восемь лет после смерти мужа, получает право наследовать долю ребенка. К тому же, объявив о прерывании месячного цикла и своей беременности, алчная вдова может долго скрывать истинное положение вещей, поскольку имамы всех четырех школ фикха согласны в том, что срок, положенный браку беременной вдовы, заканчивается с рождением ребенка[219]219
  См.: Рахмат ал-умма фи-ихтилаф ал-а’имма би-хамиш ал-Мизан ал-кубра, т.2, с. 84; Ибн ‘Абд ал-Барр. Ал-Кафи, с. 239; ал-Мирдави. Ал-Инсаф, т. 9, с. 74.


[Закрыть].

Как бы то ни было, измыслив эту теорию, богословы предложили соответствующее ее смыслу толкование речения Всевышнего: «Чтобы разъяснить вам это: Мы помещаем в утробах, насколько захотим» (22:5). Они сказали: «Аллах может оставить плод в утробе на срок меньший, чем девять месяцев, – но Он может продлить его существование в утробе до четырех лет (или даже дольше)»[220]220
  См.: ал-Кашшаф, т. 2, с. 50.


[Закрыть].

Безусловно, эта теория, как и основывающееся на ней толкование к Корану, противоречит данным науки и наблюдений – ведь нет ни одного случая, который подтвердил бы это правило (хотя бы в качестве исключения).

3. Часть толкователей уверена в том, что коранические пассажи имеют «двойное дно»: они не указывают на вычитываемый смысл – или, указывая на него лишь явно, хранят некие скрытые смыслы. Определенные айаты такие комментаторы предпочитают перекраивать, выделяя в них обособленные однозначные и многозначные отрывки – исторические, мистические и так далее.

В свете этого убеждения они приступают к толкованию айатов – таких как, например, речение Всевышнего, начинающееся со слов «Аллах – нет божества, кроме Него, живого, сущего», – и оканчивающееся словами «кто (ман аллази) заступится (йашфа‘) перед Ним, иначе как с Его позволения?» (2:256). Они делят этот айат и говорят: «кто» должно толковаться здесь как «тот» и «унижение» (зулл); далее, слово «заступится» делится на слова «выздоравливает» (йашфи) и частицу а‘ – на самом деле, повелительную форму глагола, образованного от слова «сознание» (ва‘й) и указывающую на человеческую душу. Получается так, словно текст айата призывает читателя внимательно его прочесть и увидеть следующее: «Кто унизит себя – исцелится от душевных недугов»[221]221
  См.: Маджма‘ ал-байан, т. 1, с. 3 («Введение»).


[Закрыть].

Неясно, почему автор этого комментария оставил за пределами своего труда другие фразы айата; наверное, причина его невнимания кроется в том, что отрывки, им раскроенные, так и не обрели в его глазах никакого смысла. По крайней мере, нет иного оправдания подобного рода избирательности в толковании слов целого айата, рассыпающегося на «осмысленные» и «неосмысленные» фрагменты.

К этой разновидности тафсира примыкает и комментарий к речению Всевышнего, приведенного в начале суры «Марйам» («Каф. Ха’. Йа’. ‘Айн. Сад» (19:1). Цепочка передатчиков этого странного предания, приписанного двенадцатому имаму ал-Махди, прерывается – однако, несмотря на это, оно приводится некоторыми комментаторами первых айатов девятнадцатой суры. По их словам, «каф» указывает на Кербелу, «ха’» – на гибель (халак) Мухаммада, ‘Али, Фатимы, ал-Хасана и ал-Хусайна, мир им, «йа’» – на Йазида б. Му‘авийю, «‘айн» – на жажду (‘аташ) ал-Хусайна, а «сад» – на его терпение (сабр). Передают, что пророк Закариййа попросил у Аллаха знания о пяти добрых членах Семьи Пророка, и Аллах ответил на его просьбу. С тех пор всякий раз, как в его присутствии упоминалось имя ал-Хусайна, он плакал и рассказывал его историю, толкуя слова «Каф. Ха’. Йа’. ‘Айн. Сад»[222]222
  См.: ал-Ха’ири. Муктанайат ад-дурар, т. 1, с. 33.


[Закрыть].

Это при том, что члены Семьи Пророка, мир им, сказали свое слово о «разрозненных буквах» (ал-хуруф ал-мукатта‘а), приведенных в начале нескольких сур. Они объясняли их присутствие в тексте Корана следующим образом: поскольку курайш не поверили в божественное происхождение Священного Писания и объявили его изобретением Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует, Всевышний Аллах пожелал явить многобожникам чудесность Своего Корана. Он использовал арабские буквы, знакомые курайшитам, чтобы бросить последним творческий вызов: коль скоро Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, является таким же человеком, как и другие арабы, курайшиты должны, используя те же буквы и фразы, сочинить нечто, подобное Корану. Об этом суждении членов Семьи Пророка писал имам ал-‘Аскари в своем комментарии к Писанию.

Проблемы, связанные с комментарием к «разрозненным буквам», поднимали и другие ученые-муфассиры, считавшие эти айаты буквенным обозначением чисел, призванных явить читателю число лет жизни Общины Пророка, да благословит его Аллах и приветствует. Согласно Мукатилу б. Сулайману[223]223
  Мукатил б. Суламан (ум. 767) – крупный богослов и комментатор Корана. Родился в Балхе (на территории современного Афганистана, умер в Басре). Составитель одного из первых комметариев к мусульманскому Священному Писанию, Тафсир Мукатил.


[Закрыть], совокупное числовое значение всех коранических «разрозненных букв», без учета повторов, составляет семьсот сорок четыре; следовательно, мусульманской Общине во времена Мукатила оставалось жить в общей сложности лишь семьсот сорок четыре года[224]224
  См.: Маджма‘ ал-байан, т. 1, с. 33.


[Закрыть]. Однако – хвала Аллаху Всевышнему! – Община ислама прожила много дольше этого срока.

Если бы эти предания представляли собой достоверную передачу со слов непогрешимого имама, то нам пришлось бы принять их к сведению при вынесении богословского суждения. Но эти предания рассказаны со слов неизвестных людей – а значит, мы не вправе на них опираться в вопросах экзегезы. Подобного рода толкования коранических айатов не учитывают ни прямого смысла последних, ни их иносказания; они открывают перед неискушенными умами ворота мира предположений и домыслов. Да и потом: почему бы «каф» не быть «речью» (калам), «ха’» – «бредом» (хура’), «йа’» – глаголом «рассказывает» (йарви), «‘айн» – «бессловесностью» (‘ийй), «сад» – «софистом» (сафиста’и) – и так далее?

Разве правоверный мусульманин будет рад такому отношению к собственному Закону, связывающему между собой различные сферы его религиозной и обыденной жизни, к Священнейшему Посланию Неба, которое источает потоки знания?

Вне всякого сомнения, Книга Всевышнего Аллаха должна быть ограждена от подобного издевательства.

Думаю, я достаточно подробно описал примеры идеологизированного комментария к Корану – вернее, комментария толкователя к его собственным мыслям. Внимательный читатель «классических» толкований Благородного Корана без труда обнаружит элементы подобных комментариев во множестве изучаемых им трудов.