Текст книги "Неумышленное ограбление"

Я уже почти закрыла шкаф, когда мне на голову свалился целлофановый мешок. В нем оказалось штук тридцать одноразовых шприцев. Нина Ивановна удивилась:

– Зачем это они у Даши? Первый раз вижу. Странно.

– Ну ладно. Теперь давайте по порядку. Где находится фирма, в которой работает Даша?

Нина Ивановна сообщила. Потом я записала адреса Лены, Валеры и еще кучу подробностей из жизни ее сероглазой девятнадцатилетней дочери.

– А еще Даша раз в неделю ходила в английскую школу при американском центре малого бизнеса и к репетитору – вот адрес репетитора я точно не помню, где-то на улице Гарибальди, дом номер… какой же номер… Хотя, Господи, зачем это, это же вам ни к чему, да? А еще Даша регулярно бегала в косметологию – вот глупышка. С ее внешностью это было совершенно лишним…

И Нина Ивановна в первый раз за всю нашу встречу улыбнулась. Внезапно ее лицо изменилось удивительным образом – серые глаза заблестели в сетке добрых морщинок, прекрасные белоснежные зубы сверкнули и скрылись. Улыбка оказалась совершенно замечательной. «Нет, – решила я. – Любовница отсутствует. Таких скромных, преданных, некрасивых, надежных любят всю жизнь, и каждую ночь в постели доверяют им все проблемы и секреты. Хотя мужчин не поймешь…»

– Так ведь самое главное я вам и не сказала. Мысли вразброд… Когда мы в воскресенье вечером переполошились и стали звонить Валере в Тверь, он нам сказал, что Даша к нему не приезжала и даже не собиралась…

Я не стала откладывать на потом, а сразу же велела водителю темно-синего БМВ доставить меня в туристическую фирму «Балтика» на Чистопрудном бульваре.

Секретарша в маленькой приемной, заставленной мебелью черного цвета, трудилась над кофеваркой «Филипс».

– Я – представитель рекламного агентства «Орфей». Хотела бы поговорить с вашим начальством.

Секретарша, несмотря на нежный возраст, уже зубастая, надменно произнесла:

– Мы не нуждаемся в услугах рекламного агентства…

– Полагаю, решать такие вопросы не в вашей компетенции, – огрызнулась я (не хватало еще, чтобы семнадцатилетние пушистые метелки разговаривали таким тоном с Т. Максимовой, засадившей за решетку не один десяток дельцов порнобизнеса!) и отворила дверь, где, по моим расчетам, должен был сидеть директор турбюро. И он не подвел.

Через полчаса, в течение которых я ласточкой носилась по кабинету, висела на шторах и разыгрывала пантомиму перед ошалевшим от такого напора директором фирмы, я все-таки доказала ему преимущества сотрудничества с «Орфеем», начальник взял мою визитную карточку, обещал расторгнуть договор со старым рекламным агентством и взять меня к себе личным консультантом по вопросам маркетинга. Расстались мы друзьями.

Из альтернативы поехать домой или на работу я выбрала последнее, так как с детских лет привыкла общественное благо ставить выше личных желаний. А по пути завернула в косметологию на улице Чернышевского, которую посещала Даша, чтобы разгладить свои несуществующие морщинки.

В огромном зале на коричневых креслах возлежали полуголые дамы, завернутые в белые простыни и с тюрбанами на головах.

– Женщина! Жен-щи-на! Да что ж вы прете-то, ведь только что пол протерла! – надрывной сиреной заголосила уборщица.

Нет, никакие макдоналдсы, пицца и гамбургеры вместо привычного куска волосатой общепитовской курицы, порошок «Ариэль» и крем «Калодерма», возможность вкладывать деньги в акции и иметь в банке персональный сейф – никакие внешние, чуждые нам атрибуты не повлияют на суть самобытного русского характера.

– Тут запись на два месяца вперед. – Не встретив резкого отпора, уборщица слегка растерялась и более миролюбиво добавила: – Вы ноги-то поднимите, я снова здесь протру.

– Где мне найти Веру? – порхая в воздухе, осведомилась я в пространство.

– Веру Изотову? – отозвались от крайнего кресла, где дородная щекастая дама в белом халате и красивом перламутровом парике, достоверно имитировавшем натуральную блондинку, толстыми пальцами в креме массировала бордовый нос пациентки. – А Верочка уж месяцев пять здесь не работает. Свою фирму открыла. Теперь бизнесмен. Чем она там занимается?

– Лесом торгует, – отозвался кто-то с другого конца зала.

– Во как! – апеллировала ко мне дородная дама. – Лесом торгует. Предпринимательская жилка, следовательно, в ней обнаружилась.

– А вы давно здесь работаете?

– Я, милочка, работаю здесь пятнадцать лет. Еще до того, как нас заставили эту косметологию добровольно приватизировать, и еще с тех времен, когда финский крем с норковым маслом стоил восемьдесят шесть копеек за четверть килограмма, и мы его получали централизованно, а курс массажа обходился в пять рублей сорок две копейки. Помните, девочки?

Девочки загалдели, оживились и стали делиться воспоминаниями, пощипывая при этом подбородки клиенток и заливая им уши расплавленным парафином.

Я достала Дашину фотографию и протянула ее дородной даме.

– Да, да, да, эту лапушку я помню, два месяца к нам ходила на курс массажа. С такой кожей, как у нее, можно до шестидесяти лет умываться некипяченой водой из крана. Щеки – как попка у младенца, сейчас это редкое явление…

Пациентка в кресле, лицо которой представляло резервацию розовых прыщей, шумно вздохнула.

– Но она у нас давно не появлялась. С февраля, кажется… А что вы от нее хотите?

– Да просто надо мне ее найти. Спасибо за информацию.

У самого выхода ко мне на швабре подъехала уборщица:

– Вы уж извините. Я не со зла на вас гаркнула. Просто мыть не успеваю. Только помою – натопчут. Опять помою – снова натопчут. Что за страна – никакого порядка, никакой организованности…

Ракетой «Томагавк» налетел на меня Потапов, схватил за локти, окутанные нежнейшим шелком французского костюма, и начал трясти:

– Максимова! Ты меня хоронишь! Звонили из «Монтеррея»! Их объявления три раза появлялись с одинаковым текстом, и не в «Бизнес-МН», а в «Аргументах»! Это не их аудитория! Они считают, что из-за нашего головотяпства у них сбыт в этой отрасли упал на пятнадцать процентов!

– У них сбыт упал, потому что рынок и так переполнен оргтехникой, а они дают гарантию только на полгода. Когда спокойно можно найти фирму, которая гарантирует двухлетнее обслуживание. А одно и то же объявление – это неправда, мы ведь делали и комикс, и с фотографией, и статью – нет, я разберусь с рекламным отделом.

– Ну так и разберись! Ходишь неизвестно где, а меня из-за этого на части рвут. Приезжали из «Фантома» – как это получилось, что они купили полосу в «Известиях», заплатили бешеные деньги, а информацией по ТВ и в других газетах это не было подкреплено? Считай, денежки улетели впустую. Ты же умная, ты же знаешь, что так не годится!

– Я знаю. Я три раза прочитала шестисотстраничный монументальный труд Сэндиджа и Фрайбургера на английском языке о теории и практике рекламы. Я убедилась, что в нашей жизни этот бестселлер сотрудников американских рекламных фирм мало применим. Я знаю, что одиночное объявление, даже на развороте газеты, тонет и не запоминается. Я знаю, какой сектор на полосе наиболее привлекает внимание. Знаю, что сексуальные мотивы и давление на инстинкт самосохранения в рекламировании потребительских товаров весьма эффективны, знаю, что два маленьких объявления в одном газетном номере на разных страницах достигают цели лучше, нежели одно большое.

Но я не знаю, как мне одновременно следить за рекламной кампанией «Фантома», удовлетворять причудливые запросы «Монтеррея», сочинять сценарий для новой серии клипов банка «Альянс» и заниматься поисками Дарьи Лозинской!

– Подожди, не ори, – заткнул меня Потапов на полуслове. Я забыл тебе отдать баксы. Держи. – И он вложил в мою ручку белый конверт. – Это тебе на случай расходов, на бензин и подкуп возможных свидетелей. Дмитрий Васильевич просил передать, а я забыл. Здесь тысяча зеленых.

– Наорать ты никогда не забываешь.

– Разговорчики в строю! Беги, шурши. Если ты эффектная женщина, это еще не дает тебе права так высокомерно разговаривать со старым, больным, замученным клиентами директором рекламного агентства.

Домой я попала только в десять вечера, потому что после работы заехала к Дашиной подруге Лене.

Двухкомнатная квартирка неудачной планировки в старом доме на Люсиновской улице являла собой разительный контраст особняку, в котором я побывала сегодня утром.

Старые блеклые обои, шкаф без ножек, забитый книгами на прогнувшихся полках, разбитый паркет и круглый стол, накрытый зеленой скатертью. Бабушка Лены, Антонина Степановна, в шерстяном платье с кружевным воротничком и брошью из финифти, отложив в сторону свежеизданный томик Довлатова, напоила меня чаем из уникального опакового чайника со старинной миниатюрой на боку. Здесь было хорошо и уютно. Из открытого окна доносилось стрекотание кузнечиков, легкая штора поднималась и опускалась от вечернего ветерка, а полосатая кошка Мурка с невыносимо зелеными глазами доверчиво заглядывала мне в лицо, видимо, учуяв, что я являюсь владелицей прекрасного, породистого, откормленного кота Антрекота – любителя юных полосатых граций. Узнав, что я работаю в рекламном агентстве, Антонина Степановна пустилась в долгие рассуждения о вреде недобросовестной рекламы. Она сама полгода назад, прочитав объявление в газете «Труд» о продаже лекарств, перечислила половину пенсии на абонентный ящик какой-то фирме. И потеряла терпение, ожидая, когда же принесут посылку с драгоценными пилюлями. Доверчивая! Я так и не смогла убедить ее, что средства информации не могут отвечать за мерзопакостное поведение некоторых предприятий-однодневок…

Эванжелина смотрела телевизор и покусывала салями из полуразвернутого золотистого пакета. Очевидно, она уже пресытилась нашей пищей. Антрекот валялся рядом на кровати и обмахивал хвостом Эванжелинину поясницу.

– Бросила меня, – обиженно протянула Эванжелина. – Антрекот, конечно, блестящая компания, но я ведь по тебе соскучилась. Возьми отпуск на неделю!

– И тогда мой начальник проделает со мной такой же опыт, какой проделывают нелюбимые тобой американцы с колбасками во время барбекю: они поджаривают их на решетках. Помнишь, сегодня утром объявили об исчезновении девушки в вишневом костюме?

– Угу.

– Я веду частное расследование.

Эванжелина изумилась и рассталась с колбасой, которую тут же, воспользовавшись удачным моментом, схватил Антрекот.

– И зачем тебе это надо?

– Не знаю, – честно призналась я, – но я уже заработала тысячу долларов. Вроде бы.

– Я дам тебе две тысячи, чтобы ты провела неделю со мной и посоветовала, как мне дальше вести себя с мужем. – Эванжелина попыталась вернуть салями, Антрекот же старался как можно быстрее отгрызть кусок побольше.

– Неужели тебе не жаль девочку? Посмотри фотографию.

– Мне жаль девочку, но ты ей уже ничем не сможешь помочь.

Эванжелина была права. С самого начала затея с моим участием в расследовании казалась чем-то несерьезным.

– Каяться мне поздно. Я уже ввязалась. Послушай грустную историю. Девочка Даша живет с родителями. Тебя, конечно, роскошью не удивишь, но сегодня я побывала у них дома, и это впечатляет. Несмотря на возможность проводить половину года в английском колледже, а другую половину – на Канарских островах, энергичная и самостоятельная Даша каждое утро уезжает на работу в темно-синем БМВ с водителем. А работает она переводчиком в туристической фирме «Балтика». Директор фирмы – коренастый, толстенный, краснолицый тип, с маленькими хитрыми глазками, рыжеватыми волосами, нагловатой секретаршей в приемной и фотографией жены и двух детей на столе – это нынче модно. Если бы мне пришлось разрабатывать рекламную стратегию для этого предприятия, то я была бы в затруднении. Эти зарубежные туристические бюро скрупулезно сегментируют рынок, пытаясь найти свою специфическую нишу, и занимаются чем-то одним: или организацией нестандартных спортивных соревнований, или туризмом инвалидов, или специальными проектами для любителей иностранной музыки и живописи, или экзотическими круизами на яхтах. А представитель бурно развивающейся последние семь лет в России индустрии туризма Василий Эдуардович берется за все, что может принести хоть какую-то выгоду. Он отправляет челноков в шоп-туры по Эмиратам, Польше и Турции, паломников – к святым местам, бизнесменов – в Швейцарию открывать счета в банках и покупать недвижимость. В то же время пронырливый владелец турфирмы ухитряется принимать группы иностранцев из-за рубежа и посильно удовлетворять их. Это, что касается предприятия, где работала Даша. Далее. Нина Ивановна, мама, убитая в данный момент горем женщина, основательно пополняет капиталы Джанфранко Ферре и Кельвина Клайна, но не по велению души, как это можно сказать о тебе, а по необходимости соответствовать роли жены преуспевающего банкира. Разбогатели они, по ее словам, совсем недавно. Дашин папа, Дмитрий Васильевич, внезапно покоривший Эверест благосостояния, работает день и ночь во благо мелких и крупных инвесторов своего банка, а потому взору недоступен. Дашина подруга Лена – парикмахер. Сейчас она находится на конкурсе парикмахеров в Питере, плетет каштановые корзиночки из волос моделей в борьбе за золотую медаль. Именно Елена последний раз видела Дашу на вокзале – та собиралась в Тверь к своему парню Валерию. Теперь о Валере. Он художник, но не бедствующий, так как уже успел подарить нашей сероглазой малышке норковую шубу…

– Ого! – присвистнула Эванжелина. – Тогда он по совместительству должен быть и наложником своего мецената, чтобы иметь такие деньги…

– Не говори пошлостей. У тебя развращенное сознание. В общем, Даша доехала до Твери и позвонила маме. А богатый художник Валера утверждает, что она к нему не приезжала и даже не звонила. Поедешь со мной в Тверь?

– А что, живописец молод и хорош собой?

– Пока не знаю. И кстати, Нина Ивановна сказала, что Даша каждую неделю, как часы, ходила в косметологию. Там я побывала. Исчезнувшая красавица не появлялась примерно полгода. И еще я нашла целлофан с миллионом одноразовых шприцев и вот это… – Я протянула Эванжелине маленький пакетик, куда заботливо ссыпала микроскопические осколки стекла из Дашиной корзины для бумаг.

– А что это? Стеклышки какие-то!

– Эванжелина, это разбитые носики ампул! Тут что-то было. Какое-то лекарство.

– Или наркотики!!! – закричала Эванжелина. – Я все поняла. Девчонка сидела на игле, запуталась, влезла в долги, и ее убили!

Я не успела последовательно разрушить стройную версию Эванжелины, так как прозвенел звонок входной двери. Антрекот сорвался с места и помчался встречать гостей, стуча маникюром по паркету. Мы переглянулись. Дело приближалось к полуночи.

Не без трепета я открыла дверь (сейчас у грабителей вошло в моду вместо сообщения, что пришли грабить, просто стрелять по квартиросъемщикам из автомата Калашникова). На пороге стоял высокий вихрастый парень лет двадцати двух, с отрешенным взглядом, в джинсах и тонком легком свитере.

– Здравствуйте, – улыбнулся он, – простите за ночное вторжение. Я Валерий. Пришел объясниться…

Эванжелина оттолкнула меня в сторону («Таня, как ты медлительна!») и широко распахнула дверь:

– Заходите, заходите, мы просто обожаем принимать юных посетителей в промежутке с одиннадцати вечера до четырех утра.

– Не желаете отбивную? – распиналась Эванжелина на кухне. – Мы как раз собирались ужинать.

(Мы уже давно поужинали бутербродами с чаем.)

В сердце мне закралось подозрение, что истощенный работой американский мужчина не в состоянии доставлять полноценные ощущения цветущей русской женщине требовательного возраста. Поэтому и находится сейчас Эванжелина на своей исторической Родине и нежно взирает на малолетнего ясноглазого художника. Сексуальная маньячка.

Мальчик не краснел и не смущался и даже не пытался остановить процесс приготовления ночного ужина. Эванжелина интенсивно разгружала холодильник, который сама же до этого набила привезенными из Штатов полуфабрикатами.

Валерий непринужденно вписался в интерьер моей полуразрушенной кухни и спокойно наблюдал за метаниями Эванжелины. Эванжелинина грудь, предусмотрительно освобожденная от бюстгальтера ввиду надвигающейся ночи, не поспевала за владелицей и волновалась под тонким атласом пеньюара при каждом прыжке от холодильника к плите. Антрекот, истосковавшийся по мужскому обществу, уверенно покорял крепкое джинсовое колено парня. Я отметила про себя и нежный румянец, и прекрасный разворот плеч, дорисовала рядом Дашку и получила трогательную парочку из романтической средневековой мелодрамы.

– Не надо ужина, – наконец-то подал голос нарушитель спокойствия. – Давайте просто чаю попьем.

Как ни странно, это не звучало нагло. Так же не казался наглым его полный искреннего восхищения взгляд, скользивший по умытому, чистому лицу Эванжелины и ее открытой шее. Валерий, видно, совсем забыл, что пришел объясняться.

– Как бы я хотел вас нарисовать, – заговорил юный эстет, так и не отрывая глаз от моей подруги. – Но вдруг вся эта прелесть ускользнет, едва я коснусь холста кистью? Нет, конечно, лучше смотреть живьем. Если поместить вас в раму, как в музее…

– Она передвижница, – недовольно заметила я. – Ходит по улицам, чтобы побольше народу приобщилось к прекрасному…

Еще не хватало, чтобы мою Эванжелину показывали в музее, как хорька в зоопарке.

– Нина Ивановна дала мне ваш адрес. Попросила заехать и все вам рассказать.

– Наконец-то вы об этом вспомнили!

– Таня, ну что ты сердишься! – бросилась Эванжелина на защиту младенца.

– Извините меня, – легко согласился Валера, – я просто растерялся… Я ведь думал увидеть здесь какую-нибудь тетку в очках-линзах, отставную криминалистку, практикующую сбором информации о пропавших мужьях и утерянных болонках. Вошел, а здесь вы…

– Ближе к делу.

– Ну, Таня, – осуждающе посмотрела на меня Эванжелина, намекая изменить тон.

Я в очередной раз убедилась, что одним из существенных ингредиентов характера моей подруги является ее непоколебимая женственность. Даже редкие ругательства на ее устах превращаются в ласковый укор, а ругать саму Эванжелину – бесполезный номер. Она будет хлопать ресницами, безоговорочно признает свою вину и сдастся на милость победителя.

Вот и сейчас я почувствовала, что в глазах стороннего наблюдателя выгляжу турецким салатом «Дарданел», где едкий красный перец заправлен концентрированным уксусом, а Эванжелина – кроткая белая голубка с пальмовой ветвью в клюве, защитница осуждаемых.

– Извините, пожалуйста, – повторил Валерий. – В общем, мы с Дашей расстались месяц назад. Раньше мы часто проводили совместные уик-энды за городом, у нас есть под Тверью живописные места. И я бы ни за что не расстался с нею сам, но она меня оставила. Бросила.

Легкость, с которой он поведал нам о разлуке с Дашей, не сочеталась с горькой усмешкой, искривившей его губы.

– И она не звонила мне в эту субботу. И не приезжала. Я был бы счастлив, если бы это произошло. Вот и все.

Эванжелина загрустила. Не сомневаюсь, что сейчас она искренне переживала несчастную судьбу молодого человека.

– А вы не собирались пожениться?

– Я бы с удовольствием, и пару лет назад это было бы возможно, хотя ей тогда еще не исполнилось и семнадцати, а в настоящее время, после того как ее отец перешел в категорию «новых русских», это было бы откровенным мезальянсом. Она стала несколько амбициозна, я не смог бы обеспечить ее запросов. Пока я не в состоянии заработать такое дикое количество денег.

– Не понимаю. По словам Нины Ивановны, вы весьма обеспеченный человек.

– Нина Ивановна хорошо ко мне относится. Но если у Дашки хватит ума не выпрыгивать замуж за вульгарного толстосума на иномарке – а у нее хватит ума, – то я стану знаменитым и, следовательно, богатым. В свое время.

«Наивный ребенок, полный иллюзий. Жизнь тебя обломает», – донеслось из-под стола скептическое урчание Антрекота. Он уже завладел куском мяса и сейчас хрустел челюстями и ушами.

– У вас были близкие отношения? – спросила Эванжелина, и ярко вспыхнувшие щеки подсказали, что она имеет в виду. Меня повергла в шок такая вопиющая бестактность. Привыкла в своей Америке задавать прямолинейные вопросы о самом интимном.

– Нет, – ни капли не смутился Валерий, – а зачем? Нам и так было интересно вдвоем. Конечно, для тех, кому нечего сказать друг другу, секс – наиболее эффективный способ убить время. Перескакивать через первую стадию сближения, когда о сексе еще не может быть и речи, – значит лишать себя самых приятных, нежных и трепетных ощущений. Даша представляется мне тугим розовым бутоном в каплях утренней росы. Она свежая, чистая, естественная, и все в ней гармонично. Вы ее видели. Она вызывает желание оберегать, а не владеть…

Ответом художнику было наше изумленное молчание. Вот, оказывается, как обстоят дела. А мы-то с Эванжелиной полагали, что молодежь, насмотревшись американских фильмов, сейчас только и занята бодрым сотрясанием родительских кроватей.

– Ну если у вас нет вопросов, то я пойду.

– Постойте, – воскликнула Эванжелина, – а как же норковая шуба? Ведь на шубу-то ты деньги нашел?

Валера удивился:

– Почему норковая, она всю зиму в песцовой проходила.

– Песцовую ей купил отец, – уточнила я, – а норковую подарили вы. Так сказала Нина Ивановна, а ей – Даша.

– Не может быть, – покачал головой несчастный парень, – мне надо быть Малевичем, чтобы заработать на норковую шубу.

– Ну и дела, – протянула Эванжелина, – кто же этот щедрый и таинственный даритель? Таня, мы ведь не отправим человека в ночь и неизвестность? Москва относится к числу городов с напряженной криминогенной обстановкой. Валера, оставайся, квартира большая.

Валера потрепал Антрекота. Тот с готовностью принялся урчать. Нажрался, подлец лохматый.

– Да нет, пойду. Неудобно как-то.

– Таня, ну поддержи меня, – прошипела Эванжелина, – куда он ночью пойдет?

– Оставайтесь, конечно, уже второй час.

Эванжелина с умилением посмотрела на меня. «Ты, киска, – читалось в ее взгляде, – не дрожи, нашей девственности ничто не угрожает: во-первых, по причине высоких моральных принципов гостя, а во-вторых, по причине отсутствия оной».

Остатки ночи прошли благополучно. Молодого живописца уложили в гостиной, а утром он отправился домой.

Солнечное и ясное начало дня я потратила на борьбу с представителем фирмы «Фантом». Это богатое предприятие с идиотским названием, практикующее закупкой и продажей товаров народного потребления и владеющее супермаркетом, периодически доводит меня до состояния раскаленного кипятильника. Я удивляюсь, каким образом такие упертые люди, которые абсолютно не умеют делегировать полномочия, смогли сколотить капитал, чтобы оплачивать наши гонорары. Наверное, деньги сейчас можно выжимать из воздуха.

Представитель, тихо упиваясь своей гениальностью, в очередной раз принес три страницы плотного текста и требовал, чтобы я организовала две минуты эфирного времени в Останкино и красивую дикторшу, которая это прочитает. Рекламировал он все: от сигарет и тампонов до фрикционных накладок к «Москвичу» и турбогенераторов. И все хотел продать немедленно.

Нудным голосом я втолковывала ему, что: 1. Реклама должна содержать уникальное торговое предложение – сейчас турбогенератором никого не удивишь, только свистни – к подъезду доставят атомную подводную лодку. Следовательно, если «Фантом» хочет продать товар, который имеется в изобилии у других продавцов, то значит, придется делать торговое предложение уникальным не по сути, а по форме. Рекламное объявление должно быть ярким и запоминающимся. 2. Единичное объявление ничего не дает – оно тут же забывается, смытое шквалом красочных клипов «Пепси», «Стиморола» и шоколада «Виспа». 3. Нельзя перегружать рекламу техническими характеристиками – тем более в нашем случае, так как агент «Фантома», я подозреваю, твердо решил запутать покупателей, для чего нужен тампон «o.b», а для чего – турбогенератор.

Я прочитала целую лекцию, я порхала бойкой колибри от стенда к стенду, разъясняя фантомщику, что из пятнадцати элементарных принципов рекламы девять он уже попытался нарушить, и в заключение нашего диалога насупленный мужик окончательно утвердился в мысли, что я – самовлюбленная дура и пытаюсь доказать ему его неполноценность и что необходимо немедленно расторгнуть контракт с нашим агентством. Вот чего я добилась демонстрацией своей чрезвычайной осведомленности в вопросах рекламного дела.

Положение попытался спасти Потапов. Он выдернул меня из кабинета, как созревшую морковку из мягкого чернозема, и зашипел:

– Максимова! Ты что, спятила? Ты клиента хочешь потерять? Ты разве не видишь, что он скорее повесится, чем признает правоту женщины? Ты же умная! Учти, если мы потеряем «Фантом», то не сможем оплатить по договору с режиссером сериал клипов «Альянса», и тогда ты забудешь, что такое чулки с поясом, и будешь носить исключительно колготки местного производства!

– С твоей зарплатой я и так уже давно про это забыла!

– Нет, у тебя стремительно портится характер!

Пришлось признать правоту шефа. Но ведь по его вине я всю прошлую ночь думала об исчезнувшей Даше, и это не прибавило мне душевного спокойствия.

Я вернулась в кабинет, где насупленный фантомщик с упорством во взгляде сотый раз перечитывал три замусоленные странички своего убогого трактата. И только сейчас я заметила, что он очень даже симпатичен, а руки под белоснежными манжетами карденовской рубашки грубые и натруженные. Да он, наверное, четыре ночи корпел над этим текстом, игнорировал недовольство жены, сопел на кухне под лампой с абажуром, а я раскритиковала его в пух и прах, забыв, что передо мной живой человек, а не ходячее рекламное объявление, которое я должна подретушировать, отредактировать и загнать в узкие рамки профессионального исполнения. Становлюсь бездушной функцией.

Склонив голову набок и еще раз окинув взглядом напряженного фантомщика, я льстиво улыбнулась:

– Вы меня простите?

Фантомщик недоверчиво и удивленно замигал. Я даже ни разу не назвала его по имени.

– Дорогой Сергей Иванович, попытайтесь забыть все, что я вам тут наговорила, я отнеслась к вам необъективно, и это объясняется сугубо личными причинами…

Фантомщик, который в жизни успел раскрутиться и получить возможность подъезжать к своему рекламному агентству на «мерседесе», еще не успел стать заурядным снобом, а потому моментально расслабился, повеселел, и душа его устремилась мне навстречу.

– И вы меня извините уж. Накричал на вас. Понимаете, дело идет, развивается, но я стал ощущать, что не хватает образования.

Я слушала с заинтересованным видом, и Сергей Иванович подобрел еще больше, и его речь, сдерживаемая до сих пор неприязнью к собеседнику (ко мне, значит), полилась вольным потоком:

– Так странно – вроде бы мы сами и раскрутили эту махину, деньги льются рекой, все вертится на страшных оборотах. И начинает вырываться из рук. Да, не хватает образования… Вот, к примеру, вышли на очень крупную и солидную японскую фирму, пригласили делегацию, хотели с ними подружиться. А они от нас шарахаются на переговорах. Оказалось, как нам потом объяснили, и коктейль мы неправильно организовали, и костюмы по протоколу не те надели, и к японцам пытались стоять поближе. А они пугливые – не любят, когда руку трясут энергично, подходят к ним близко и говорят громко… Этикет, в общем… Ну а писаниной этой, – фантомщик потряс бумажками, – я отродясь не занимался.

«А ведь с нами и заключался контракт, чтобы освободить вас от этой рутинной работы! Что за недоверчивые создания, эти мужчины! Доверься, отдайся, вручи полномочия и отправляйся пугать японцев. Двигайте бизнес, а я со своей стороны сделаю все, чтобы о прекрасной фирме „Фантом“ знали все – от московских бомжей до владельцев отелей на Каймановых островах», – промчалось в голове.

– Мы тут слегка нервничаем, – призналась я вслух, – девочка одна пропала, ищем. А еще, когда ехала на работу, мотор задымил. Это меня добило…

Сергей Иванович оживился:

– Какая у вас машина? Какого цвета дым – белый, сизый, черный?

– У меня «шестерка». А дым… Вроде белый дым.

– Наверное, вышла из строя прокладка головки цилиндра. И в него попадает охлаждающая жидкость. Давайте мы вашу машину посмотрим. У нас ведь собственная станция техобслуживания.

У них еще и станция! И что же я с ними ругаюсь?

– Вместе работаем, должны помогать друг другу. И тем более таким симпатичным девушкам, – закончил Сергей Иванович. – Ну, значит, текст я вам оставляю, а машину пригоните вот по этому адресу. Ребята все сделают и денег не возьмут…

Елки-палки, оказывается, если не вести себя высокомерно и не стервенеть, то путь к цели будет в пять раз короче. И автомобиль бесплатно отремонтируют…

С Дашиной подругой Еленой мы договорились встретиться в тенистом сквере, недалеко от Люсиновской улицы.

В два часа дня я расслабленно лежала на скамейке, наблюдая за воробьиной междоусобицей, порожденной куском песочного пирожного, и ко мне подошла высокая (как не вспомнить, что по сравнению с шестидесятыми годами средний рост человека увеличился на тридцать пять сантиметров!), спортивного вида девушка. Она была в том возрасте, когда свежесть кожи еще может компенсировать невыразительность черт лица. А так как Елена работала парикмахером, то и волосы ее были прекрасно уложены, блестели на солнце и красиво летали вокруг шеи, когда она поворачивала голову.

У Лены был такой же открытый и доброжелательный взгляд, как у Даши на фотографии, но, видимо, необходимость самостоятельно зарабатывать на жизнь придавала ему больше серьезности и задумчивости.

– Я приехала вчера с конкурса, – начала разговор Елена, – и Дашина мама мне обо всем рассказала. Это ужасно. Вы считаете, что ее еще можно найти?

Я пожала плечами.

– Даша прелесть. Ее все любили. Она была энергичной и веселой. Постоянно что-то делала, куда-то бежала. День у нее был расписан по минутам – то к репетитору, то на работу. Если бы у меня были такие богатые родители, я бы точно не работала.

– Но раз тебя отправили на конкурс, то, наверное, ты уже добилась определенных успехов? Неужели тебе не нравится твоя работа?

– Стилистом масштаба Зверева я никогда не стану, и причесывать звезд эстрады за бешеный гонорар я тоже вряд ли буду. Просто… Вы читали «Карьеру менеджера» Якокки? Он говорит: если работаешь официантом, то постарайся быть лучшим официантом в мире. Вот я и стараюсь быть лучшей. Но мечтала бы сидеть дома и воспитывать детей. А муж пусть работает и приносит деньги. И на конкурсе я, в общем, выступила неудачно… Переволновалась.

– Понятно.

– Вот Дарья – целеустремленная. Ей всего надо добиваться самой, она даже у родителей денег не брала, сама зарабатывала. А я не такая. Но куда же пропала Даша? А вам много платят в вашем сыскном бюро? Интересно, наверное, там работать?