Текст книги "Неумышленное ограбление"

– Нет! – опять синхронно вскрикнули мы с Эванжелиной.

– Нет, – повторила я. – Они же там все дубы. Надо тихо. Нам позвонят, и мы отнесем им дискету.

– Хорошо, – согласился Серж. – Поступим так. Эванжелина сидит у телефона и ждет звонка. Мы с тобой и с дискетой едем в тот дом, где тебя держали.

В машине я получила от отца моего будущего ребенка по первое число. Сергей сказал, что с трудом удерживается от желания прибить меня. Почему подставила всех вокруг?

Я сидела нахохлившись, как обиженный попугай, которого не пускают летать без ошейника, и пальцем ковыряла пластмассовую дверцу бардачка. Возразить было нечего, Сергей был прав, я подвела всех. А если бы он еще узнал о том, какую свинью я подложила Эванжелине, не уничтожив вовремя ее фотографии, то, наверное, не стал бы сдерживаться и размазал бы меня по лобовому стеклу, как мыльную пенку «Ойл оф юлэй».

Дискета хранилась в нашей квартире. Достать ее из тайника было нетрудно.

Дома меня встретил полудикий Антрекот: он начинает дичать через полчаса после нашего отсутствия в квартире. Я взяла его пластмассовую миску – она состояла из двух пластин, вставленных друг в друга. Не знаю, кто автор столь гениальной конструкции, но дискету я спрятала как раз между этими пластинами – она удачно разместилась там, так как антрекотовская плошка, учитывая запросы нашего кота, была сантиметров тридцать в диаметре.

– Сейчас заедем в одно место, – сказал по дороге Сергей, – а оттуда сразу к твоему дому.

«Одно место» оказалось страшным грязным двориком, в глубине от проспекта Вернадского. Велев мне ждать, Сергей исчез за обшарпанной дверью подъезда, исписанной из пульверизатора разноцветными надписями. В углу около желтой облупленной стены двухэтажного дома прямо на разбитый асфальт была вывалена куча помоев. Над ней роем кружились мухи, упиваясь сложным ароматом картофельных очистков, гнилых помидоров и черной плесневелой моркови. Ну и местечко!

Сергей вышел из подъезда с каким-то увесистым пакетом. В машине он открыл бардачок и стал перекладывать в него газовые баллончики.

– Вообще-то не дело – газ в бардачке возить: растрясет, но мы быстро. Держи, это возьмешь ты. – Он вложил мне в руку свой «рек-майа-ми». – На случай, если они дискету возьмут, а Катьку все же решат не отдавать. А это – мне. – С этими словами он засунул под мышку пистолет Макарова. – Просто и без претензий. Ну, подруга боевая, в путь. Ты у меня девочка крепкая, несмотря на субтильность, если что, можешь и по морде врезать, но лучше все-таки держись в стороне. Будем молить Бога, чтобы они оказались на месте.

Но «их» на месте не оказалось. Мы подъехали к дому, где я упражнялась в вертикальном спуске, во всех подробностях изучили рекламу «Инкомбанка», тихо прокрались в подъезд. Заветная квартира на третьем этаже была пуста. Не осталось в ней и тахты, на которой я провела беспокойную ночь, и велюрового дивана.

Сергей прошелся по комнатам, выглянул в «мое» окно, подергал рукой железку, которая послужила мне лестницей, покачал головой и направился к выходу. Я поплелась за ним в тоскливом разочаровании. Куда же эти подлецы увезли Катю? Возвращаясь к Эванжелине, мы надеялись, что она встретит нас известием о звонке похитителей.

Эванжелина рванулась к нам навстречу, но тут же сникла. Я поняла, что звонка она так и не дождалась. Сергей выставлял на стол непригодившиеся газовые баллончики.

– Надо ждать. С газом осторожнее. Это не «си-эс», быка свалит. Слушай, а что, если взять с твоей дискеты адреса и проехаться по ним? А, не пойдет. Если они за нами наблюдают, то нельзя с этой проклятой дискетой мельтешить. Будем ждать звонка.

Часов в десять вечера приехала Марина. Когда мы выложили ей произошедшее, она секунд пятнадцать стояла замерев, видимо, осмысливая, а потом из глаз ее покатились слезы. Это сыграло роль детонатора. Мы, несколько часов слонявшиеся по комнате в прострации, убитые и расстроенные, не выдержали. Второй заревела Эванжелина, выйдя из заторможенного состояния. Я первые минуты пыталась их успокоить, но сдалась. Если бы мы ревели в другой момент и по другому поводу, то я наверняка сказала бы, что вот, занимаемся полезным делом, выводим шлаки из организма. Но сейчас мне было не до обычных комментариев. Мы с Эванжелиной были здесь, мокрые и бесполезные, а наше самое дорогое сокровище находилось неизвестно где и неизвестно, что с ней там делали.

Сергей махнул рукой и плотно закрыл за собой дверь гостиной. Три рыдающие женщины – это и Шварценеггеру не по силам вынести.

Ночь субботы, все воскресенье прошли в напряженном ожидании. Мы не ревели только потому, что уже не было сил на слезы. Три вспухшие малиновые физиономии: несмотря ни на что, красивая у Эванжелины, в один момент постаревшая у Марины и страшная и пятнистая у меня.

Эванжелина каждые три минуты проверяла, работает ли телефон. Марина сидела, уткнувшись лицом в спинку дивана и обхватив себя руками. Сергей уезжал и возвращался все более и более мрачный.

Настал понедельник, сырой и хмурый, в унисон с нашим состоянием. За окном серело тяжелое небо, но дождя не было. Ветер поднимал опавшие листья, еще живые, и они кружились в воздухе, как прокламации, сброшенные с аэроплана. Температура достигла такой отметки, когда на голове начинают замерзать и жить своей отдельной жизнью уши, стреляя внутрь черепа длинными острыми иглами.

Мы ждали, поглядывая на часы, в окно, на телефон. Мы уже согласны были звонить в милицию, но чем она могла нам помочь? Взять фотографию Кати и показать ее по телевидению? Посоветовать позвонить в больницы и морги?

Сегодня ночью в четыре часа Эванжелина с Катей должны были сесть в «боинг» и улететь в свою Калифорнию.

Часов в десять вечера, совсем отчаявшись, я вспомнила про Тупольского. Он предлагал мне помощь во время нашей последней встречи. Если ВэПэ работал в «Интеркоме», то, возможно, у него на компьютере стоит такая же антивирусная защита, как и у Дроздовцева. Если нам никто не звонит, значит, все-таки придется самим выходить на похитителей. Только бы сообщить им, что мы на все согласны.

Я набрала номер Вячеслава Петровича. «Только бы не автоответчик», – повторяла я про себя, как впервые согрешившая монашка вновь и вновь настойчиво повторяет слова покаяния. Ответила женщина:

– Вячеслава Петровича нет дома, что ему передать?

– Мне с ним встретиться надо, – взмолилась я, – прямо сейчас.

Женщина, видимо, нисколько не удивилась моему пожеланию обязательно встретиться ночью (уже было начало двенадцатого).

– Приезжайте, – ответила она. – У вас есть адрес?

Если это была жена, то Петрович выбрал себе прекрасный экземпляр.

Через сорок минут, оставив дома взволнованную троицу, проехав пол-Москвы, оживленной, яркой, я позвонила в дверь ВэПэ. Дверей было две: первая – железная и вторая – массивная дубовая.

Мне открыли быстро, не дав как следует потрезвонить. Женщине, с которой я разговаривала по телефону, оказалось лет сорок. Она извинилась за халат, впрочем, шелковый и красивый. Из прихожей (если этот зал можно было так назвать), в коврах и с огромными диванами, на второй этаж вела лестница без перил, с широкими ступеньками из гладкого светлого дерева. Даже в моем взвинченном состоянии я отметила про себя, что Петрович живет на широкую ногу. Надо было в молодости податься на юридический факультет, а не в журналистику, подумала я, опускаясь в глубокое кресло. Где же вы ходите по ночам, Вячеслав Петрович? От нетерпения я вертелась в кресле с энергией молодого мыша, попавшего в мышеловку. Жена Тупольского проявляла ко мне удивительную терпимость. Я представила, как бы к Сержу в час ночи завалила неизвестная девица. Стала бы я ей кофе предлагать, как же.

В пять минут второго Тупольский наконец соизволил вернуться в лоно семьи. Я слышала, как в прихожей жена тихо говорила ему обо мне. Здороваясь со мной, ВэПэ не выглядел удивленным по поводу того, что я так своеобразно поняла его приглашение «бывать в гостях».

– Роскошные апартаменты, – сказала я после приветствия. – Вячеслав Петрович, вы просто обязаны мне помочь.

– Ради вас, Татьяна, что угодно, – улыбнулся Тупольский, не заботясь о том, что жена находилась в зоне отчетливой слышимости. Или это не жена?

– Лена, – крикнул ВэПэ, – принеси нам в кабинет кофе! И еще что-нибудь. Пойдемте в кабинет.

Кабинет Тупольского ломился от книг и импортной техники. Автоответчик «Панасоник» (67 операций), компьютер, факс, ксерокс – все говорило о том, что хозяин этих предметов ведет напряженную трудовую жизнь.

– Я вас слушаю, Татьяна.

И я начала свой печальный рассказ. О том, что как-то раз проникла в кабинет Дроздовцева и списала у него зашифрованную дискету. О том, как хотела ее распечатать и не смогла. О том, как меня изловили два головореза и как я ловко от них сбежала. И о похищении Кати. И еще о моей надежде, что Тупольский поможет мне выйти на похитителей и обменять Катю.

– Где у вас дискета? – спросил ВэПэ. Он ни разу не перебил меня во время моего истерически-нервного монолога.

Я торопливо полезла в карман куртки.

– Значит, вам так и не удалось ее распечатать или снять с нее копию, – повторил он, направляясь к компьютеру.

Я засеменила следом.

– Нет, к сожалению, там какой-то страшный новый вирус, все боятся. Ой, осторожнее ради Бога!

Тупольский усмехнулся и защелкнул дисковод. Постучал клавишами, и на экране появился знакомый мне текст – фамилии, адреса, счета, суммы. Я замерла.

– Откуда вы знаете шифр?!

Вообще-то я никогда не дергаю беспричинно лицо, чтобы избежать преждевременных морщин, но тут я вся сморщилась, как поджаренный утюгом капрон, в ожидании какого-то жутко неприятного открытия.

Тупольский не ответил на мой вопрос.

– Это действительно та дискета, – произнес он, просматривая страницы на экране. Одновременно его рука потянулась к телефонной трубке.

Ми-фа-фа-ля-до-ми-фа – проиграли кнопочки «Панасоника» набираемый номер.

Я уже все поняла.

– Дима, отвези девочку домой, – приказал Тупольский в трубку. – Что? Да.

Я бросилась грудью на стол и схватила Тупольского за руку:

– Дайте мне с ней поговорить! Пожалуйста!

ВэПэ, как всегда, был великодушен.

– Катя, – сдерживая вопль, позвала я в трубку, – Катя!!!

«Панасоник» взмок от моих ладоней. Тупольский пристально наблюдал за мной, но мне уже было плевать на него.

– Тань, привет, – ответил спокойный голос Кати. Кажется, она там что-то жевала.

Силы меня оставили, я повисла на краю огромного полированного стола, как сдутый воздушный шарик на тополиной ветке после первомайской демонстрации.

– Катя, как ты там?

– Да нормально, – бодро прохрустела Катерина. – Скучно. Какой выкуп за меня потребовали?

– Катя, они ничего тебе плохого не сделали? – замирая, спросила я.

– Да нет вроде. Видик смотрю. Я их тут развивала, как могла. Домой охота. Как там мама? Наверное, в панике?

– Это слишком мягко сказано…

Тупольский постучал ногтем по циферблату часов:

– Они опоздают на самолет.

Про самолет я совсем забыла. Я наконец-то смогла расстаться с Катей. Современное дитя похищение воспринимает как нечто обыденное.

– А я, пожалуй, сварю еще кофе, – сказал Тупольский, устав дожидаться, когда я выйду из транса, – ночь, полагаю, будет длинной.

Я, видно, совсем не разбираюсь в людях. Порядочность и честность воплощались для меня в Тупольском, а он оказался не тем, за кого себя выдавал. Для характеристики его поведения в богатом русском языке существовало несколько емких и энергичных созвучий, но пять курсов высшего образования не позволяли мне произнести их вслух.

Он вышел, а я метнулась к компьютеру. Конечно же вся информация была уничтожена, дискета радовала своей девственной чистотой. Но я приготовлю Тупольскому сюрприз. Достав диктофон, я настроила его на работу в режиме автоматической паузы (будет записывать, только когда звучит голос) и положила в карман рубашки. Надеюсь, ВэПэ не станет меня обыскивать?

Тупольский вернулся, везя с собой поднос на колесах, уставленный закуской. Кажется, он не собирался со мной расставаться еще очень долго.

– Отметим наше знакомство.

– Да, Вячеслав Петрович, по-настоящему я узнала вас только сегодня.

– И вам приоткрылась лишь ничтожная часть. Разочарованы?

– Потрясена.

Тупольский предложил мне тарталетку со шпротиной и яйцом. Несмотря на то что до этого я почти двое суток на нервной почве ничего не ела, сейчас аппетита не было, хотя на импровизированном столике присутствовали весьма заманчивые деликатесы.

– Ну, если вам даже бутерброд из моих рук неприятно принять, берите сами.

– Спасибо, но мне что-то не хочется.

– Тогда коньяк?

– Я за рулем.

Тупольский глянул на меня так, что я подумала: за руль мне сесть больше не придется.

– Что, Вячеслав Петрович, взяли после Дроздовцева бразды правления в свои руки?

– Не совсем так. – Тупольский на минуту задумался. – И неужели вы думаете, что меня может интересовать торговля эскорт-девицами? А вы, кстати, отчаянная женщина. Спуститься с третьего этажа по железке. И ловко обыграли ребят в преферанс – они до сих пор в растерянности, как это могло случиться. Я им, конечно, чуть головы не поотворачивал за то, что вас упустили. Хотя кто же мог ожидать такую отвагу от столь хрупкой женщины. Да еще к тому же беременной…

Я задохнулась. Он и это знает? Да ведь даже Серж еще не в курсе!

– Вижу, я вас заинтересовал. Если бы вы, Татьяна, знали, сколько хлопот доставили мне! Конечно, я понимаю, вы – талантливая журналистка и охота за сенсациями для вас образ жизни. Но если бы три месяца назад вы не пришли в «Интерком», Дроздовцев не принял бы вас на работу и вы не стали бы копать под него, то многие события, доставившие столько неприятностей вам и вашей подруге, могли бы не произойти.

Тупольский сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и поворачивал в руках хрустальную рюмку с недопитым коньяком. Он, очевидно, не прочь был пооткровенничать. Наверное, законспирировался до такой степени, что даже и поговорить не с кем, только как с несчастной девицей, приговоренной к закланию.

– Вам, должно быть, Дроздовцев, после того как он был разоблачен нашими доблестными правоохранительными органами, представился фигурой колоссального масштаба, этаким гигантом, проворачивающим грандиозные сделки в области порнобизнеса. Да, он, несомненно, был талантливым человеком. И если б не зарвался, то еще долго мог бы приносить пользу людям и закончил бы свою жизнь не в подмосковном лесу с проломленным черепом, а в своем роскошном доме где-нибудь во Флориде – под пальмами у синего моря. Если организацию, которую я в данный момент представляю, можно назвать государством в государстве (а так оно в принципе и есть), то Дроздовцев в этом государстве отвечал за индустрию развлечений. Боссы всех уровней, как вы знаете, любят отдыхать на широкую ногу – сауна, загородные пикники, где на вертеле жарятся куропатки, а в золотом ведерке охлаждается шампанское, прогулки на яхте и краткосрочные визиты на субботу-воскресенье в Мадрид за покупками или в Париж на авеню Монтань. А женщины украшают жизнь. И Дроздовцев должен был поставлять комплекты девиц с расплывчатым представлением о нравственности на балы, презентации и по телефонному заказу в загородные охотничьи домики и дачи. Как вы понимаете, потребители этих горячительных услуг не имеют права афишировать своих пристрастий – ведь на них, можно сказать, равняется вся страна, они часто выступают с речами по телевидению и активно проявляют себя на заседаниях различных комитетов и парламентских комиссий.

– Подождите, подождите, – прервала я Тупольского. На груди, согретый теплом моего тела, преданно трудился диктофон. – А чем конкретно занимается эта ваша организация?

– Татьяна, но вы же не вчера родились. Вы прекрасно знаете, что наверху у нас сидят не самые глупые люди. И эти люди прекрасно понимают, что, объединив свои усилия, возможности и полномочия, они смогут гораздо плодотворнее использовать деньги налогоплательщиков или честных бизнесменов. Для покупки, к примеру, дач на Калифорнийском побережье и открытия счетов в швейцарских банках. Кормятся многие, кому выпало счастье достигнуть престижного поста. Я могу назвать вам несколько фамилий, которые ежедневно мелькают на страницах газет, и их владельцы очень успешно подпитывают свои истощенные в борьбе за народное счастье организмы из самых разных источников. Невидимые нити связывают членов правительства, директоров банков, лидеров партий, владельцев крупнейших корпораций и т. д. Просто эти люди помогают друг другу жить красиво. Перевод энной суммы долларов на некоторые банковские счета назавтра превращается в разрешение на вывоз и продажу за границей стратегического сырья или оружия. Еще одно вливание – и вот уже идет в стране обмен денег, люди душатся в сберкассах. А те, кто погрел на этом руки, вещают с экрана, что сделано это исключительно в целях обеспечения счастливой жизни народа. Народ, я считаю, виноват сам. Эта страна лучшего обращения и не заслуживает. А наши господа могут даже для конспирации поругать сотоварища в прессе: чтобы народ порадовался – да, строгие и серьезные люди нами управляют, не дают обидчикам спуску. Кстати, про парламент я и не говорю. Депутат – слишком мелкая сошка, чтобы участвовать в игре профессионалов. Их берут не поштучно, а на вес – в массе они все-таки могут пригодиться: продвинут какой-нибудь необходимый законопроект.

В общем, ничего нового я вам не сказал – об этом и так все догадываются, лишь не могут представить себе размаха и не знают конкретных имен: ну как тут разберешь, относится ли вот этот парень с такими честными глазами и проникновенной речью к коррумпированным элементам или нет?

– Ну, назовите все же фамилии, – снова перебила я.

Тупольский назвал. Действительно, они не показались мне чужими. Такие знакомые и близкие имена. Сколько там у меня еще осталось пленки на первой стороне кассеты?

– Татьяна, но вы меня все время перебиваете.

– Вячеслав Петрович, это как будто я беру у вас интервью. Давайте дальше, – призналась я. Всегда надо говорить правду.

– Ну хорошо. Вернемся к нашему частному случаю…

– Ой, извините еще раз, Вячеслав Петрович, а кто же вы в этой системе?

– Ну, я фигура достаточно скромная. Если бы во главе этой организации стоял один человек, то мое место было бы где-то у трона со стороны правого уха. Я, так сказать, специалист-консультант по отдельным вопросам. Даю советы. Ну, поехали дальше.

Функция Дроздовцева вам, надеюсь, стала понятна. Но Олег, человек предприимчивый и азартный, не удовольствовался ролью скромного поставщика женского тела. Он крупно развернулся, вышел на заграницу – это все вы знаете без меня. Такая бурная деятельность в наши планы не входила. В случае провала – а Дроздовцев стал все больше и больше зарываться – вскрылась бы причастность к его бизнесу и всех тех лиц, о которых я вам рассказал. Я направился к нему с инспекцией. И решил, что Дроздовцева пора убирать, но перед этим раскидать его валютный заработок по некоторым иностранным счетам. У нас все компьютеризировано, и я на один день дал Олегу закодированную дискету со списком счетов и указанием, куда какие суммы перегнать.

– Постойте! – не удержалась я. – Но если вы являетесь хранителем такой информации – значит, ваша роль не настолько скромна?

Тупольский улыбнулся:

– Ну, не преувеличивайте. Хотя… Так, ну на чем я остановился? Да, на следующее утро я обнаружил Дроздовцева бледным и растерянным. Мне он сказал, что у него пропали какие-то фотографии. Да, кстати, держите.

Тупольский подошел к столу и достал из ящика уже изрядно потрепанный конверт с фотографиями Эванжелины.

– А после смерти Дроздовцева, когда я чистил его компьютер, я обнаружил, что с этой дискеты снята копия. Поверьте, меня это просто взбесило. Дроздовцев пренебрегал элементарной безопасностью, возомнил себя всесильным, в общем, зарвался.

Снять с дискеты копию не мог человек, посторонний в «Интеркоме». И только вы, кроме нас с Дроздовцевым, прочитали «Итальянское лето», где находился шифр к дискете. Хотя я-то думал, что раскодировать ее будет невозможно. Браво! Я всегда ценил ваши способности.

Теперь передо мной встала задача отобрать у вас дискету. Но проблема заключалась в том, что вы успели мне понравиться за короткий период нашего знакомства. И мне страшно не хотелось расправляться с такой интересной девушкой. Поэтому я поручил Марине Дроздовцевой следить за вами.

Я потеряла дар речи: нет, это просто невозможно. Он меня обманывает.

– А ведь я вас предупреждал, что Марина – вам не компания, – усмехнулся в бороду Тупольский. – С той самой минуты, как вы познакомились с ней на корте гостиницы, помните наш уик-энд, она информировала меня о каждом вашем шаге.

Я изумилась:

– Но не может она быть до такой степени лживой. Ведь…

Я вспомнила, как Марина плакала, узнав о пропаже Кати, как горячо она убеждала нас уехать в Америку. Нет, я ему не верю.

– Но она, возможно, и вправду хорошо к вам относится. Просто у меня был особый рычаг, с помощью которого я воздействовал на нее. У Марины есть ребенок, а большинство женщин ради своего ребенка готовы на все. Я ей просто сказал, что теперь жизнь ее пацана зависит от судьбы этой дискеты. Поэтому если вам показалось, что она переживает ваши несчастья искренне, то, может быть, вы и не ошиблись. У нее просто не было выхода.

– Но тогда эти кошмарные двое суток, когда вы похитили Катю… Марина все знала? Но почему же она сразу не посоветовала мне взять дискету и идти к вам? Я ничего не понимаю…

– Просто я не давал ей такого указания. Но ведь в конце концов вы все же пришли ко мне?

Манипулятор. Ему, значит, нравится управлять людьми, как пешками, и так, чтобы они и не догадывались об этом. А тогда, в гостинице, когда Олег вылил ему в лицо шампанское, Тупольский, наверное, вообще получил от этого действия удовольствие – зная, что через день Олега должны убить, выполняя его, Тупольского, распоряжение.

– А кота мне тоже Марина покалечила? – внезапно вспомнила я про гранату, заброшенную в кухонное окно.

– Не понял?

– Зачем закинули гранату в мою квартиру?

– А, вы про это… Марина мне говорила. Но, знаете, это уже чья-то самодеятельность. Я к этому никакого отношения не имею. Могу, конечно, разобраться, если вы хотите. Вот насчет ограбления – то могу сказать, что дверь вам выломала Марина. Я приказал ей поискать дискету в вашей квартире. Незаметно. А она не стала церемониться – подковырнула чем-то защелку. Женщины не перестают меня удивлять: вы убегаете через окно – это и мужчина-то не каждый сможет, Марина взламывает квартиру. Она вам, случайно, убирать потом не помогала?

Я кивнула.

– Вот-вот. Женщины страшно непоследовательны. Дискету Марина не нашла, зато обнаружила фотографии вашей подруги. Я, грешным делом, решил, а не имею ли дело с бисексуальными особами – зачем хранить в тайнике фотографии голой подруги?

Я смутилась. Да, это было глупо и неразумно.

– Кстати, а почему вы пытались доказать мне, что это Эванжелина убила Олега? – спросила я, мучаясь сомнением: действительно ли знает Тупольский про Эванжелину или, когда меня шантажировали фотками, это был блеф?

– Ну, если это сделала и не она, то при желании на нее это дело вполне можно было бы повесить. Или на любого другого близкого вам человека – надо было же как-то вас прижать, упрямую. Свидетельские показания – такой же товар, как и все остальное. Они легко покупаются и продаются.

– Но зачем же вам понадобилась еще и Катя?

– Марина сообщила, что вы с Сергеем решили отправить Эванжелину с ребенком обратно в Америку. То есть я терял удобный повод вас шантажировать.

А мучить или убивать вас мне, извините, очень не хотелось.

Поразительное человеколюбие. Но кажется, сорок пять минут давно уже истекли. Пора перевернуть кассету.

– Пардон, – сказала я великому гуманисту, – можно ли полюбоваться интерьером вашего туалета?

– Пожалуйста, – кивнул Тупольский, – думаю, через вентиляционное отверстие или по канализационной трубе вы не убежите.

В туалете я достала диктофон и перевернула кассету. Натягивая джинсы, поправляя диктофон в кармане рубашки (а может, в лифчик засунуть?), я ощущала себя суперженщиной. Посмотрите, посмотрите на нее – она действует изощренно, как Штирлиц на переговорах с Борманом. Не могу избавиться от привычки тихо восторгаться собой. Вот только неизвестно, смогу ли я отсюда с этой кассетой выбраться?

Вернувшись, я застала Тупольского в той же позе, что и раньше. Скрестив руки на груди, он изучал пустое кресло напротив себя.

– Ну-с, Татьяна, а теперь мы переходим к заключительной и самой важной части нашей беседы. Как вы понимаете, я не без причины несколько часов рассказывал вам то, что постороннему человеку обычно не доверяют.

Сейчас он сделает мне предложение. И я откажусь. Три-четыре, начали.

– Только не отвечайте сразу. Вы понимаете, что я вам предлагаю. Вам будет обеспечена безбедная жизнь до самой старости. Вы ведь, как и любая женщина, не равнодушны к внешним атрибутам – обстановке, одежде. У вас будет все – вплоть до возможности объездить весь земной шар и написать об этом книгу. Если захотите – у вас появится своя газета или журнал. Соглашайтесь на эту сказочную жизнь. Люди с вашими мозгами должны загружать голову на полную катушку. Я хочу, чтобы мы работали вместе, чтобы вы стали частью этого тайного братства…

– …и его послушным винтиком, – продолжила я. – Нет, Вячеслав Петрович. Я не хочу даже выслушивать ваши предложения. Я сразу же категорически против. Вы, Вячеслав Петрович, преступник. И не пытайтесь втянуть меня в свою компанию. Хотя я и ненавижу это государство как извращенную систему, но страну, как это ни странно, все еще люблю, несмотря на ее чрезвычайную неприспособленность для жизни. А вы и ваши коллеги, как мерзкие черные пауки, лепите везде свою паутину и уничтожаете последнее, что здесь осталось хорошего. Я не могу причислить себя к числу высоконравственных особ. Но вы абсолютно безнравственны. Вы хотите заполучить новый удобный объект манипуляций – я буду писать по вашей указке статейки, необходимые вам в конкретный момент по конкретному поводу. Этого вы хотите? Персональный карманный журналистик. Но у вас, наверное, и без меня их хватает. А после того, что вы устроили нам, похитив Катю, – да ведь вы не представляете, что мы пережили в эти двое суток, – у меня теперь личная причина питать к вам ненависть. Я не то что статьи писать для вас… мне даже в одной комнате с вами находиться противно.

Вот такую я произнесла речь. Воодушевляясь по мере продвижения вперед. Жаль, не было броневичка и более многочисленной публики.

Лицо у Тупольского вытянулось, а глаза стали привычно ледяными. Он процедил:

– Вы, конечно, понимаете, что после всего того, что я вам рассказал, наше дальнейшее одновременное проживание на этой планете было бы затруднено. Но я могу простить вам ваши слова: вы женщина, а женщины склонны к необдуманным высказываниям. Мое предложение остается в силе.

Нет, он выводит меня из себя. И как он мог мне когда-то нравиться?

– Я не изменю своего решения, – ответила я твердо, с интонациями Зои Космодемьянской в голосе.

– Ну хорошо, – сдался Тупольский, и в его глазах вдруг появилось нечто похожее на жалость. – Поверьте, мне очень не хотелось этого делать, но вы вынуждаете меня.

Тупольский набрал телефонный номер и сказал в трубку:

– Дима, ты мне нужен.

Дима приехал через десять минут. Это оказался красавчик, которого я несколько дней назад мысленно нарекла симпатичным. Тупольский вполголоса дал ему в прихожей несколько указаний.

– Ваша подруга улетела, – сказал мне Тупольский. – Это чтобы вам не волноваться напоследок. Знаете, наверное, вы правы. Если бы вы приняли мое предложение, то, возможно, я вскоре перестал бы вас уважать. Прощайте. Жаль, что все так вышло.

Он даже слегка придержал меня за локоть. Уж не собирается ли дедуля пустить сентиментальную слезу, отправляя меня на расстрел?

– Ловко ты нас провела, – сказал Дима, усаживаясь за руль «шестерки», на которой я приехала. – Пристегнись.

На улице уже стало светать. Было прохладно и сыро. Успею ли я подхватить насморк до того, как меня убьют?

– Доллары уже пристроила?

По пустынным улицам мы продвигались от центра города к окраине.

– Да.

Если одной рукой выдернуть ремень, а правой открыть дверцу, то можно выскочить из машины, если Дима притормозит на светофоре. Но он конечно же проезжал перекрестки, не останавливаясь. Движение на дороге было весьма незначительным. А мы уже почти выехали из города. За городом он прибавит скорости.

Из-за поворота вырулил грузовичок, и Дима резко затормозил. Я успела отстегнуть ремень и открыть дверцу, но из автомобиля высунулась только наполовину, так как мой палач продемонстрировал отменную реакцию. Он вдернул меня обратно, не дав насладиться воздухом свободы, и наотмашь врезал по лицу. Значит, если я смертница, то со мной уже можно не церемониться!

– Тварь.

– Урод.

Грубиян так резко и свирепо развернулся ко мне, что я со страху чуть не продырявила собой кресло. Но пронесло. Я выпрямилась, расправила плечи, вздохнула и тут обнаружила, что у меня пошла кровь из носа. Мы уже выехали за город.

– Нет, ну ты точно урод, – не сдержалась я (вот язык-то длинный!). – Нос мне разбил.

Дмитрий, неврастеник, резко затормозил, и я налетела грудью на бардачок. (Из сводки органов МВД: «Найден труп молодой симпатичной женщины с красивыми ногами, разбитым носом и обширным синяком в области грудной клетки».) Я опять вжалась в кресло и закрыла глаза. Ну кто тянул меня за язык?

– Слушай, ты мне нравишься, – усмехнулся вдруг Дима. – Не трать время на лишние эмоции. У тебя осталось не больше получаса. Думай о чем-нибудь.

Ну, Тупольский дает. Набрал себе в охранники философов.

Я полезла в бардачок за салфеткой, так как кровь тонким медленным ручейком ползла уже на нижнюю губу. А между салфеток пальцы нащупали гладкий круглый металлический брусок. Газовый баллончик!

Я осторожно закрыла бардачок и стала приводить в порядок лицо. Мы ехали под девяносто в час (кто мог бы заподозрить такую резвость в нашем старом «жигуленке»?). Если я прысну газом в нос Диме, он, возможно, тут же отключится – ведь Сергей предупредил, что газ очень сильный, – машину занесет, погибнем оба. Значит, необходимо, чтобы он сбавил скорость. А если баллон вообще не пашет? Но терять мне в принципе уже нечего.

– А что ты со мной сделаешь? – поинтересовалась я.

– Автомобильная катастрофа. Девушка не справилась с управлением. Обычное дело.

– Слушай, притормози.

– Зачем?

– Пожалуйста, надо мне. Не могу я умирать в таком дискомфорте.