Текст книги "Тот, кто появляется в полночь"

– Открой! Ведь мы с тобой любим друг друга… ведь мы с тобой – одно целое…

Пальцы Никиты… точнее, того ужасного существа, в которое превратился Никита, пальцы, скользившие по дверце машины, удивительным образом удлинились, на концах их появились самые настоящие когти, как у зверя.

– Открой, милая! – шептал он.

– Черта с два! – пробормотала Лиза и снова повернула ключ. – Ну, миленький, прошу тебя, не подведи!

Конечно, эти ласковые слова были обращены не к Никите, а к синему «Пежо». И автомобиль не обманул ее ожидания: мотор ровно заурчал, и машина тронулась с места.

– Стой! Не уезжай! – кричал Никита. – Ты не представляешь, что будет со мной, если я тебя не приведу!

– А вот это – твои проблемы! – пробормотала Лиза, нажимая на педаль газа.

Машина тронулась с места, но Никита, или тот, кто когда-то был Никитой, еще быстрее рванулся вперед и оказался прямо перед бампером машины.

– Ты не сможешь… – выкрикнул он в ту долю секунды, что осталась до столкновения.

И черные, пустые, бездонные глаза уперлись в Лизу, как два ружейных ствола.

– Еще как смогу! – прошептала она и еще глубже вдавила в пол педаль газа.

«Пежо» набрал скорость.

Лиза ждала удара, крика, она вцепилась в руль… но ничего не произошло. Точнее, почти ничего.

Вместо удара раздался противный хлюпающий звук, словно «Пежо» на всем ходу влетел в воду, точнее – в грязную слякоть. На лобовом стекле остались брызги, а машина понеслась вперед по улице.

Лиза бросила взгляд в зеркало заднего вида – и ничего там не увидела.

Тогда она вывернула шею и посмотрела на дорогу позади «Пежо».

Там стояло существо с тусклым зеленоватым лицом и двумя провалами глаз…

* * *

Он проводил машину тяжелым, мрачным взглядом. Вокруг была сырая осенняя тьма. Он был одинок в этой тьме. Он был в отчаянии.

Ему не удалось выполнить приказ Хозяина, а это значит… это значит, что Хозяин будет разгневан…

«Ты прав, – раздался внутри его головы мощный, властный голос Хозяина. – Я тобой недоволен. Ты не смог сделать для меня такую простую вещь! Не смог привести ко мне женщину, которая тебя когда-то любила! Не смог овладеть ее сознанием, не смог подчинить ее своей воле… Я разочарован!»

Голос Хозяина доносился одновременно изнутри и снаружи, он обрушивался сверху и поднимался от земли, он проникал в каждую клетку тела, причиняя невыносимую боль.

– Пощади меня! – Он упал на колени, запрокинул лицо к ночному небу, но там ничего не было, кроме тьмы и стремительно мчащихся сквозь нее угольно-черных туч. – Пощади меня! Прояви ко мне милость и снисхождение!

«Достоин ли ты моего снисхождения? Достоин ли ты милости? Ты слишком слаб, а мои ученики должны быть сильными, сильными и безжалостными… Почему ты не справился с ней? Тебя остановили жалкие человеческие чувства?»

– Нет, Хозяин! Чувства здесь ни при чем! Мне что-то помешало… у нее в сумке было что-то, что помогло ей справиться с моей волей!

«Что? – Ему показалось, или в голосе Хозяина зазвучала неуверенность? Нет, этого просто не может быть! – Ладно, я даю тебе еще одну попытку. Твое счастье, что она мне очень нужна, что без ее помощи я не могу покинуть этот дом, не могу выйти на свободу и что у меня не осталось под рукой никого, кроме тебя. Но на этот раз ты не можешь совершить ошибку. На этот раз ты не будешь полагаться на свои собственные силы. На этот раз ты наймешь профессионалов…»

– Профессионалов? – Он не смог сдержать своего удивления. – Они… они такие, как мы? Такие, как я?

«Что?! – голос Хозяина обрушился на него, как гневный раскат грома. – Не думаешь ли ты, ничтожный, что мы с тобой равны? Не думаешь ли ты, что мы – существа одной породы? Я, сотни лет таящийся во тьме, сотни лет вбирающий в себя силу мертвых, силу самой смерти, и ты, только вчера шагнувший во тьму, ты, только вчера впервые попробовавший вкус крови, ты, который не может справиться с жалкой девчонкой?»

– Нет, Хозяин, такого у меня и в мыслях не было!

«То-то… – голос Хозяина стих, как стихает перед рассветом ветер. – Нет, ты найдешь профессионалов среди обычных людей. Среди тех, кто может действовать днем, при свете солнца. Ты найдешь таких людей, которые за деньги выполняют любую работу. Любую работу! Ты найдешь их… Это твой последний шанс! Последний шанс!»

Хозяин дважды повторил эти слова, чтобы подчеркнуть их значение.

– Но, Хозяин… – робкие, неуверенные слова сами слетели с языка.

«Что еще?»

– Но, Хозяин, у меня нет денег…

– Ах, это! – Ему послышалось, что в голосе Хозяина прозвучала усмешка. – Об этом ты можешь не беспокоиться. У тех, кто служит мне, никогда не бывает проблем с деньгами. Вот что ты сделаешь…

Хозяин рассказал ему, что нужно сделать, а потом его голос затих. Но еще несколько минут в голове звучало эхо властного, могущественного голоса.

* * *

Лиза не помнила, как она добралась до дома, вероятно, кто-то там, наверху, сжалился над ней и послал ангела-хранителя, который вел машину. В полной прострации она поставила «Пежо» около подъезда, машинально поздоровалась с соседом и даже поговорила с ним о погоде, на автопилоте поднялась в лифте и очнулась, только когда увидела в дверях Капу.

Сегодня на Капе было вполне приличное одеяние – Лизины джинсы и свободная темная блуза, которую Лиза не могла вспомнить. Откуда Капа ее взяла, где откопала? Хотя у нее в шкафу такие завалы… Сегодня на Капе не было ничего розового – ни платочка, ни бантика, ни заколки, и косметикой она не злоупотребила – губы только слегка помадой тронула. Волосы не торчат взбесившимся ежиком, духами Капа не облилась, как всегда, когда стоять рядом было невозможно.

– Лизочек! – Капа всплеснула руками. – На тебе лица нет! Случилось что-то?

– Случилось… – против воли ответила Лиза, – ох, Капа, до чего же мне плохо!

Она тут же пожалела о своих словах – сейчас Капа, как обычно, начнет твердить, что Лиза ждет маленького и Капа потом свяжет ему носочки и будет кормить с ложечки. Просто зациклилась на этой мысли!

Капа, однако, не стала распространяться на эту тему, она втащила Лизу в квартиру и тщательно заперлась на все замки. В другое время Лиза бы удивилась, с чего это на Капу напала такая рассудительность, но у нее не осталось сил.

– Сейчас попьем чаю с печеньем… – суетилась Капа, мешая Лизе снять сапоги, – все и пройдет.

– Не хочу чаю, – капризно сказала Лиза, – хочу есть! Напилась уже и чаю, и кофе!

И вздрогнула, вспомнив жуткое темное помещение кафе и того, кто сидел напротив за столом и когда-то был человеком, которого она любила.

Капа бодро поскакала на кухню и жестом циркового фокусника открыла кастрюлю, стоящую на плите. Пахнуло наваристым борщом.

На второе были котлеты с гречневой кашей, соседка готовила по старинке – сытно и просто.

– Вот что, Капа, – строго сказала Лиза, отодвинув от себя пустую тарелку, – расскажи-ка мне подробно, откуда у тебя взялся этот кинжал.

– Кинжал? Какой кинжал? – Капа вытаращила глаза.

– Капа, не притворяйся! – рассмеялась Лиза. – Я вижу тебя насквозь! Ты прекрасно знаешь, о каком кинжале я говорю!

– Ты будешь ругаться… – расстроилась Капа, – ну да, я положила его тебе в сумку, я хотела тебя защитить.

– Тебе это удалось, – Лиза обняла старушку, – ты молодец, Капа! Этот кинжал спас меня от…

– От смерти? – ужаснулась Капа.

– От чего-то более страшного, чем смерть! – пробормотала Лиза. – Скажи же, откуда он взялся?

– Этот кинжал, – начала Капа, – принадлежит нашей семье очень давно и передается по женской линии. Мне отдала его моя прабабка. Она дожила до девяноста пяти лет и умерла в трезвом уме и твердой памяти. Голова у нее всегда была ясная, это у нас наследственное…

– Да-да, – вздохнула Лиза.

– Так вот, прабабка рассказала мне, что ей, в свою очередь, передала его перед смертью ее прабабка. И велела хранить как зеницу ока. Понимаешь ли, этот кинжал… он – могущественное оружие против вампиров!

– Что?! – воскликнула Лиза. – Капа! Какие вампиры? Мы живем в двадцать первом веке!

Но тут же она вспомнила ужасное существо, царапающее когтями дверцу ее машины, вспомнила черные провалы глаз, из которых смотрел на нее древний ужас, вспомнила отвратительный хлюпающий звук, с которым ее машина переехала того, кто когда-то был Никитой… и замолчала.

– В двадцать первом? – переспросила Капа и принялась что-то считать на пальцах. – Ну да, действительно… Как в это трудно поверить! Никогда не думала, что доживу до двадцать первого века! Значит, этому кинжалу лет пятьсот… понимаешь, Лизочек, наш род происходит из Трансильвании, это была такая область между Венгрией и Румынией. Так вот, у нас вампиры, может быть, и редко встречаются, может, они уже в Красной книге, а там, в Трансильвании, они попадались на каждом шагу, прямо как собаки или кошки. И представляешь, Лизочек, – Капа понизила голос, – говорят, что наш далекий предок, князь Дракула, сам был вампиром! Но я в это не верю… он был приличный человек, и прабабка говорила, что именно он передал этот кинжал своей дочери, чтобы защитить ее от вампиров… и с тех пор он передается по женской линии…

– Князь Дракула? – переспросила Лиза. – Князь Дракула – наш предок? Ну, Капа, мне кажется, это перебор! Ты просто начиталась каких-то дурацких книжек!

Капа обиженно надулась и пробурчала:

– А как же кинжал?

«Действительно, – подумала Лиза, – ведь меня спас именно этот кинжал. Если бы не он, я бы уже давно была… где? Что он хотел со мной сделать? Выпить мою кровь? Укусить и сделать себе подобной? Отчего ему нужна была именно я? Твердил о нашей неземной любви… Вот уж в это я не поверила бы без всякого кинжала…»

* * *

Шел уже второй год правления Влада Дракулы, когда в его владения прибыл богатый венгерский купец. Он вез в Геную вина и шелка и по дороге задержался в Валахии.

На второй день после своего прибытия венгр пришел ко двору правителя с богатыми подарками и с жалобой: у него украли кошелек, в котором было двести дукатов.

Дракула разгневался: он гордился тем, что в его владениях не было воровства, и столь прискорбный случай бросал тень на его имя.

Заверив купца, что непременно найдет и сурово накажет вора и тотчас же вернет ему пропажу, правитель тайно распорядился, чтобы еще до поимки вора венгру подбросили кошель, положив в него двести один золотой дукат.

Наутро купец снова пришел во дворец и с удивлением сообщил правителю, что вор вернул ему украденный кошелек.

– Мало того, государь, он положил в него лишний дукат! Поистине, государь, в твоих владениях даже воры честны и щедры!

Дракула расхохотался:

– Ты честный человек, купец! Если бы ты не сказал про этот дукат, я велел бы казнить тебя. А так я дарю тебе этот кошелек вдобавок к тому, который найдут у вора.

В тот же день Дракула самолично пришел на постоялый двор, где остановился купец, и отдал ему второй кошель.

– Я люблю честных людей, – сказал он. – Можешь каждый год приезжать ко мне и торговать беспошлинно.

В это время из соседней комнаты вышла юная девушка в простом зеленом платье. У девушки этой были зеленые глаза, как полуденное море, и волосы, золотые, как солнце на рассвете.

Дракула застыл как громом пораженный.

– Прости, отец, – пролепетала девушка, смущенно потупившись. – Я не знала, что у тебя гость.

– Позволь, государь, представить тебе мою дочь Марию, – проговорил купец, испуганный реакцией правителя. – Ее мать умерла три года назад, и теперь Мария сопровождает меня в поездках.

– Я не знал, что у тебя такая прекрасная дочь, – проговорил Дракула, прервав молчание.

– Дочь – это все, что у меня есть, – ответил ему купец. – Иди в свою комнату, Мария, и займись рукодельем.

На следующий день Дракула велел венгерскому купцу прийти в замок. Купец вошел в покои государя и низко склонился.

– Я не спал сегодня всю ночь, – проговорил Дракула, опустив голову. – Мне виделись зеленые глаза и золотые волосы твоей дочери.

– Дочь – это все, что у меня есть! – сказал купец, еще ниже склонившись перед государем.

– Отдай мне ее! – Дракула подошел к купцу и уставился на него пылающим взором. – Отдай мне ее, купец, и я сделаю тебя богатым как Крез!

– Дочь – это не сундук золота, не стадо коров и не богатый дом. Дочь – это часть моей души, дочь – это моя жизнь. Я не могу отдать тебе ее ни за какие сокровища. Конечно, ты можешь силой отнять ее. Но если ты отнимешь у меня дочь – ты отнимешь мою душу, мою жизнь. О тебе говорят, что ты суров, но справедлив. Справедливость дороже золота и сильнее булата! Поступи же по справедливости! Оставь мне мое единственное сокровище, оставь мне мою дочь!

– Верно, справедливость дороже золота и сильнее булата, если речь идет о тебе, торговец, если речь идет о простолюдине, о простом воине или даже о знатном боярине. Но меня это не касается. Я сам решаю, что справедливо и что несправедливо. Я не могу спать, не могу есть, пока твоя дочь не станет моей. Отдай мне ее добром, торговец, иначе я возьму ее силой.

– Я растил ее не для того, чтобы она стала игрушкой государя. Я растил ее, чтобы она стала женой и матерью. Но ты не хочешь повести ее к алтарю, ты хочешь взять ее, как вещь. Но она – не вещь. Я растил ее как добрую христианку, она боится Бога и боится греха. Если ты возьмешь ее силой – Мария умрет, чтобы остаться чистой, и грех ее падет на твою голову.

Дракула застонал и схватился за голову.

– Что же мне делать, купец? Я не могу жить без твоей дочери – и не могу получить ее!

– Государь, обвенчайся с ней – и Мария почтет честью для себя войти в твой дом.

– Ты не знаешь, о чем просишь, торговец! Все мои бояре, все военачальники будут разгневаны, если я женюсь на простолюдинке, если я приведу ее государыней в свой замок. Даже митрополит, святой старец, будет разгневан. Я держу их всех в страхе и могу казнить любого из них, но если разгневаются все разом, они сбросят меня с отцовского трона, лишат меня жизни…

– Я не знаю, что сказать тебе, государь.

– Иди прочь, торговец, иди и жди моего решения!

Но торговец не стал ждать государева решения. Он собрал самые дорогие свои вещи, переодел дочь в мужское платье, и ночью они бежали из Тырговиште.

Знакомые цыгане за большие деньги вывели купца с дочерью из города, и тайными тропами дошли они до границы владений Дракулы.

Но тут настигла их погоня.

Купца и его дочь схватили и привели в замок.

Дракула встретил их, багровый от гнева.

– Я велел тебе ждать моего решения, а ты посмел ослушаться! – закричал он на купца. – Ты знаешь, как я поступаю с ослушниками! Готовься же к смерти!

Но тут к ногам его бросилась Мария:

– Выслушай меня, государь!

Дракула увидел ее зеленые глаза, переполненные слезами, ее золотые волосы и смягчился:

– Говори, девушка.

– Отец сказал мне, что ты хочешь моей любви. Но разве можно получить любовь силой? И разве можно получить любовь, заплатив за нее смертью? Отец дороже мне всех людей на свете, и если ты казнишь его – я никогда не смогу полюбить тебя. Если ты казнишь отца – казни и меня вместе с ним.

Дракула застонал, схватился за голову и воскликнул:

– Ты победила меня, девушка! И ты победил меня, торговец! Отдашь ли ты мне дочь в жены по святому христианскому обряду?

– Почту за честь, государь!

– А ты, Мария, выйдешь ли за меня?

– С радостью, государь!

Тогда Дракула позвал в свои покои простого священника из церкви Святого Фомы и велел ему обвенчать его с дочерью купца.

И священник обвенчал их втайне от митрополита, втайне от бояр и военачальников.

И Дракула поселил Марию в отдельной башне своего замка, и каждый день навещал ее, и каждую ночь проводил в ее башне, и был с нею счастлив. И Мария была с ним счастлива, только одно ее удручало: что встречается с ней Дракула тайно, как с любовницей, и никто в замке не знает, что она его законная жена, венчанная с ним по христианскому обряду. Но Дракула о том и слышать не хотел, он говорил, что перед Богом они муж и жена, и Мария понемногу смирилась. И через год она родила дочь.

* * *

Поздним утром следователь Малашкин отправился в агентство недвижимости «Инститорис» с твердым намерением вывести на чистую воду если не всех, то хотя бы двоих его сотрудников. И получить вразумительный ответ, что они делали в том злополучном доме, что находится вблизи деревни Тарасовка.

Он припарковал машину возле бизнес-центра «Магистр» и вошел в просторный вестибюль.

– Вы куда? – обратился к нему кудрявый молодой человек за стойкой, ничем не показывая, что узнал Малашкина. Физиономия у него по-прежнему напоминала баранью морду.

– В агентство «Инститорис»! – ответил Малашкин на ходу.

– Они переехали! – бросил молодой человек нелюбезно.

– Куда? – Малашкин от неожиданности встал на месте как вкопанный.

– Не знаю, не могу вам сказать, – парень смотрел неприветливо и голову наклонил, как баран перед новыми воротами, – они не оставили ни адреса, ни телефона… Эй, вы что?

Малашкин одним шагом приблизился к стойке и схватил администратора за плечо.

– Ты мне лапшу на уши не вешай, – прошипел он, – как это «они переехали», если вчера еще об этом и знать не знали?

Молодой человек попытался вырваться, но неудачно. Плечо как будто сжали стальными тисками, он увидел посетителя вблизи и понял, что за гнусными очочками и жидкими волосиками скрывается человек сильный, жесткий и безжалостный, если нужно.

– Сам не понимаю, – он поник головой и стал похож на барана, который узнал, что назавтра у хозяина ожидается много гостей на шашлык, – рано утром бежит от них эта…

– Эльвира? – понимающе усмехнулся Малашкин, отпуская многострадальное плечо администратора.

– Ну да, она говорит, что переезжают они и чтобы я никому про это не говорил. И еще что-то пробормотала, руками вот так сделала и ушла… А так бы я разве посмел с полицией спорить…

– Я следователь прокуратуры, – напомнил Малашкин.

– Тем более… – проблеял молодой человек.

Но Малашкин этого уже не слышал, он побежал в офис под номером двадцать восемь, где буквально вчера находилось подозрительное агентство недвижимости «Инститорис». И застал там полупустую комнату, где на полу были раскиданы бумаги, в углу сложены оставшиеся папки, столы сдвинуты к стене, а вся офисная техника исчезла, стоял только посредине ксерокс.

Пока Малашкин горестно обозревал комнату, открылась дверь и вошли два грузчика. Были они в фирменных синих комбинезонах, с виду аккуратные и непьющие. Не обратив внимания на Малашкина, грузчики взялись за ксерокс и потащили его к выходу. Но младший споткнулся о папку, некстати валявшуюся на пути, и выронил свой угол. Старший тоже не удержал, и ксерокс свалился ему на ногу.

Перед тем как снова взяться за ксерокс, старший грузчик высказал младшему все, что он думает о нем самом и о его родственниках примерно до четвертого колена. Малашкин вышел в коридор и подождал грузчиков у лифта. Они вошли в подъехавшую кабину, а он побежал вниз по лестнице. Да так быстро, что успел заметить, куда они повернули в холле.

– Я ж вам велел по черной лестнице носить! – сердито крикнул администратор, но грузчики и на него не обратили никакого внимания.

Они пересекли холл и скрылись за дверью служебного входа. Малашкин устремился за ними и осторожно выглянул наружу. Посреди двора грузчики препирались с худенькой бесцветной женщиной, одетой подчеркнуто скромно – джинсы, туфли без каблуков, серенькая неприметная курточка… Волосы причесаны гладко, на лице никакой косметики, даже губы не подкрашены.

– Ну-ну, – усмехнулся Малашкин, вспомнив, в каком виде была Эльвира вчера в том злополучном доме.

Эльвира же, добившись от грузчиков понимания, махнула рукой в сторону ворот и пошла вперед.

Там за воротами стояла «Газель». Грузчики водрузили в кузов ксерокс и сели в кабину. Эльвира поглядела им вслед и пошла вдоль забора, что отгораживал двор бизнес-центра от соседнего двора. Малашкин вспомнил, что за забором находится помещение старого склада, каких осталось еще много на Обводном канале. Эльвира отодвинула две доски в заборе и проскользнула туда. Малашкин немедленно бросился следом, и только быстрая реакция помогла ему запомнить нужные доски.

Удвоив осторожность, он просунул голову в соседний двор и едва успел увернуться от сильной ладони, которая норовила ударить его по шее. Малашкин тут же убрал голову и вылез в соседний двор вперед ногами. Мигом крутанулся вокруг своей оси и уклонился от удара ногой в солнечное сплетение.

– Что вы себе позволяете? – прохрипел он, кружа вокруг Эльвиры. – Я все-таки лицо официальное, могу документы показать…

– Ах, это вы… – протянула Эльвира, снова превращаясь в малозаметную тихую женщину, на первый взгляд не стоящую никакого внимания. – На каком основании вы меня преследуете?

Малашкин так разозлился, что хотел гаркнуть ей в лицо, что такая чувырла ему и даром не нужна, но вовремя вспомнил, что находится при исполнении.

– Я вас не преследую, а веду за вами наружное наблюдение, потому что вы уклоняетесь от разговора. С чего это вы так скоропалительно свернули дела? И куда собираетесь бежать так стремительно?

– Мы просто переезжаем в другой офис… Имеем полное право.

– Допустим. Мне нужно срочно поговорить с вашим начальником… как его…

– Виссарионом Григорьевичем? Он на больничном.

– Вот как? – Малашкин поднял глаза и посмотрел на Эльвиру поверх очков.

Очевидно, она заметила в его взгляде что-то такое, что посчитала серьезным. Но сдаться на милость победителя ей мешала преданность начальнику. Она сжала губы, так что они превратились в узенькую бледную ниточку, и поглядела на следователя твердым взглядом.

«Мне бы такую сотрудницу!» – позавидовал Малашкин.

– Ладненько! – почти весело сказал он. – Но вы-то не на больничном, так? Стало быть, я сейчас быстренько везу вас в отделение, а там задерживаю на двое суток. Пока. – Он поднял палец вверх. – А потом предъявляю обвинение и оформляю на неопределенно долгий срок до суда. Сами знаете, сколько у нас суда ждут.

Эльвира и бровью не повела, чему Малашкин нисколько не удивился. Кремень, а не женщина!

– Знаю, что не испугались вы моих слов! – заговорил он и даже отважился подойти к Эльвире ближе. – Знаю, что ради своего неистового Виссариона готовы вы, храбрая женщина, сидеть в камере хоть год! Но! – Он снова поднял вверх палец. – Время… время, время, которого у вас катастрофически не хватает!

– С чего вы взяли? – криво усмехнулась Эльвира.

– А с чего вы забегали, как муравьи в муравейнике, когда мальчишки туда палку сунут? – непритворно рассердился Малашкин. – Или как крысы под отравой? Вам как больше нравится?

– Да в чем вы меня обвиняете?

Малашкин с удовлетворением отметил в голосе Эльвиры легкую панику, как видно, насчет времени он угадал.

– А незаконное проникновение в чужой дом? – вкрадчиво напомнил он. – Отмычечки-то вы там позабыли, а на них ваши отпечаточки имеются. И мебель поломали, стекло разбили, на полу чего-то нацарапали – стало быть, порча имущества. Отправление культа, все эти ваши черные свечи и завывания: «Приди к нам, Ариэль!»

– Анаэль, – поправила Эльвира.

– Без разницы! – отмахнулся Малашкин.

– Вот это вы зря… – вздохнула она, – разница есть. И большая.

– И меня, потерявшего сознание человека, без помощи там бросили, – закончил Малашкин, – в общем, как говорят, был бы человек, а статья найдется.

– Вы не понимаете… Я должна была его увезти оттуда срочно.

– Что он – помирал, что ли? – ворчливо спросил Малашкин.

– Это хуже смерти!

– В общем, так, – следователь поправил очки и снова стал выглядеть непроходимым занудой, – я свои намерения изложил. Так что решайте.

– Ладно, так и быть. – Эльвира неодобрительно посмотрела на Малашкина. – Я чувствую, что вы из тех мужчин, которым легче уступить, чем объяснить, что не хочешь…

Малашкин хотел обидеться, но передумал. В конце концов, важен результат. Они пересекли двор и обогнули здание склада. С той стороны здание выглядело не таким заброшенным, окна были не заколочены, а забраны решетками, за ними слышался визг пилы и стуки. Пахнуло свежим деревом. Все это походило на небольшое производство.

Эльвира, больше не обращая на него внимания, вошла в столярную мастерскую. Малашкин последовал за ней.

В мастерской было очень шумно – визжали пилы, стучали молотки, басовито верещали рубанки. Здесь пахло клеем и опилками, скипидаром и хвоей. Малашкин отчего-то вспомнил детство, ночь перед Новым годом, когда он проснулся и почувствовал свежий морозный запах елки.

Вокруг сновали крепкие молодые парни, немного похожие друг на друга – широкие восточные лица, узкие, цепкие рысьи глаза прирожденных охотников.

«Гастарбайтеры», – привычно подумал следователь.

Казалось, эти ловкие столяры замечают своими рысьими глазами каждую мелочь, каждую деталь, но при этом они не замечали Эльвиру и ее спутника. Или делали вид, что не замечают.

Эльвира прошла через большое шумное помещение, свернула в узкий коридорчик. В конце этого коридора стоял старый трехстворчатый платяной шкаф.

Оглянувшись на Малашкина, Эльвира открыла дверцу шкафа.

В шкафу висели какие-то старые ватники, рабочие халаты и спецовки, пропахшие скипидаром и растворителями. Эльвира раздвинула эту одежду, открыв заднюю стенку шкафа.

– Не отставайте, – бросила Эльвира своему спутнику и уверенно вошла в шкаф.

«Ну и дела! – подумал следователь. – Всякое со мной бывало, но проводить следственные мероприятия в платяном шкафу до сих пор не приходилось!»

Эльвира тем временем нажала какую-то незаметную кнопку, и задняя стенка шкафа отъехала в сторону. За ней обнаружился темный проход, из которого потянуло холодом и сыростью.

Эльвира нашарила в шкафу свечу в позеленевшем от времени медном подсвечнике, зажгла ее и, высоко подняв над головой, нырнула в темноту. Малашкину ничего не оставалось, как последовать за ней.

Перед ним оказались крутые каменные ступеньки, уходящие вниз, в темноту и неизвестность.

– Осторожно, ступеньки! – запоздало предупредила его Эльвира.

– Да уж вижу! – проворчал Малашкин, нащупывая ногой очередную ступеньку.

Впрочем, спускаться пришлось недолго. Лестница кончилась, перед ними была тяжелая дубовая дверь. Эльвира поднесла к этой двери свечу, и Малашкин различил вырезанный на двери знак – восьмиконечный крест, вписанный в круг. Он вспомнил, что точно такой же крест видел на том злополучном доме возле Тарасовки.

Эльвира произнесла какое-то странное заклинание, дотронулась до резного креста – и дверь послушно открылась перед ней.

Малашкин последовал за ней.

На этот раз они оказались в большой мрачной комнате со сводчатым потолком. Посреди этой комнаты стоял длинный стол, накрытый темно-красной скатертью, на нем горели черные свечи в двух серебряных канделябрах. Вокруг стола стояли стулья черного дерева с высокими резными спинками.

В дальнем конце комнаты в огромном камине горели, тихо потрескивая, смолистые дрова. Слева от камина стояла деревянная ширма, украшенная искусной резьбой, справа – массивное черное кресло с резными подлокотниками, в этом кресле сидел директор агентства «Инститорис» Виссарион Григорьевич.

Впрочем, он скорее не сидел, а полулежал в кресле. Голова его безвольно свесилась на левое плечо, длинные волосы спутались, пустые безжизненные глаза смотрели прямо перед собой, рот был приоткрыт, и из него тянулась по подбородку ниточка слюны.

– На больничном, значит! – проговорил Малашкин, в упор разглядывая Виссариона.

– Да, на больничном! – с вызовом повторила Эльвира. – Самая настоящая производственная травма!

– Это он в том домике травму заработал? – осведомился Малашкин, но на этот раз Эльвира не удостоила его ответом. Малашкин вспомнил, как рванулся из подвала черный страшный вихрь, и поежился.

– И что же теперь с ним делать? – продолжил следователь. – Ему квалифицированная медицинская помощь нужна, а то ведь так и останется, извиняюсь, корнеплодом!

– Вот именно – квалифицированная! – Эльвира подошла к камину, подняла голову и крикнула куда-то в дымоход: – Иван Ажалаевич, можно вас пригласить?

Почти тут же рядом с камином открылась незаметная дверца, и оттуда вышел мужчина средних лет в сером рабочем халате, с золотистой ручкой, торчащей из нагрудного кармана. Судя по широкому восточному лицу и узким внимательным глазам, он был соотечественником тех гастарбайтеров, которые трудились в столярной мастерской. Судя же по начальственным замашкам и более солидному возрасту, он был либо мастером, либо директором этой мастерской. Впрочем, Малашкину почему-то показалось, что слово «мастер» больше к нему подходит.

– Звали? – Новый персонаж взглянул на Эльвиру, на Малашкина, потом на сидящего в кресле Виссариона. – Что тут у нас?

– Видите, Иван Ажалаевич, – производственная травма. Требуется срочная помощь.

– Производственная травма? – переспросил мужчина. – А незачем было самим выезжать на аварию! Вы же знаете третий пункт правил техники безопасности!

– При чем тут третий пункт? – возмущенно перебила его Эльвира. – Здесь идет речь о разграничении сфер влияния, в таком случае третий пункт не применяется!

– Это спорный вопрос! Я думаю, что по этому вопросу нужно собирать комитет…

– О чем вы говорите! Пока мы будем его собирать, процесс может стать необратимым… Вы видите, в каком состоянии Виссарион Григорьевич? Надо скорее что-то предпринять…

– Я вижу, что у нас посторонние на объекте! – Мастер покосился на Малашкина. – Я не могу работать в таких условиях.

– Это не совсем посторонний, – возразила Эльвира. – Это представитель следствия.

– Только его нам тут не хватало! – Мастер поморщился и шагнул в сторону.

Эльвира подошла к нему, взяла за локоть и начала что-то тихо говорить. Как ни прислушивался Малашкин, он ничего не разобрал, кроме каких-то странных слов – «неотения», «протагонист» и еще «несанкционированное внедрение».

Мастер слушал ее с явным неудовольствием, но наконец кивнул и проговорил:

– Ладно, но ответственность за все возможные последствия ложится исключительно на вас.

С этими словами он зашел за деревянную ширму. Оттуда некоторое время доносились негромкий шорох и пыхтение, и через минуту мастер снова появился.

Но за эту минуту он стал совершенно другим человеком.

Вместо серого халата на нем была теперь длинная рубаха из оленьей кожи ручной выделки, на груди красовалось ожерелье из волчьих зубов, на голове – странная шапка из рысьего меха. В руке у него был мешок из такой же оленьей кожи.

Но самым удивительным было то, что этот маскарадный костюм полностью преобразил самого мастера.

Из мелкого, незначительного начальника он превратился в древнего колдуна и знахаря, повелителя духов.

– Отойдем в сторону, – вполголоса проговорила Эльвира, прикоснувшись к плечу Малашкина.

Он послушно отошел подальше от колдуна, подальше от кресла, в котором полулежал Виссарион Григорьевич.