Текст книги "Тот, кто появляется в полночь"

Этот хвост отчего-то очень не понравился Малашкину. Сам он, как уже говорилось, волос почти не имел, ибо ту чахлую растительность, аккуратно уложенную на его желтоватой лысине, волосами назвать было никак нельзя. Однако длинные волосы этого типа в сером свитере вовсе не вызывали у него зависти. Они вызывали у него легкое подозрение. В чем он подозревал мужчину, Малашкин и сам затруднился бы ответить.

Он перевел взгляд на других сотрудников агентства. Слева от мужчины в сером свитере сидела довольно молодая женщина. Вроде бы ничего в ней не было особенного – черные джинсы, кофточка в неприхотливую полосочку, волосы зачесаны гладко и заколоты, однако выглядела она странно, и после некоторых наблюдений Малашкин понял почему. На лице женщины не было никакой косметики, отчего оно выглядело подчеркнуто, даже вызывающе бесцветным.

Малашкин совсем уже решил подойти к ее столу, но в это время зазвонил красный телефон.

Все работники офиса оторвались от своих занятий и тревожно уставились на телефон.

Высокий мужчина в сером свитере вскочил, поспешно подошел к столу с телефонами и снял трубку.

– «Инститорис»! – проговорил он озабоченным голосом и замолчал, внимательно слушая. Выслушав, осторожно положил трубку и оглядел притихших сотрудников.

– Красный уровень! – проговорил он наконец. – Эльвира, срочно бригаду на объект четыре-восемь!

Та самая бесцветная сотрудница немедленно сняла трубку со своего телефона и, не набирая номера, проговорила:

– Срочно бригаду на объект четыре-восемь! Красный уровень тревоги! Полный комплект оборудования – да-да, это обязательно… об исполнении доложить!

Мужчина в сером, убедившись, что его распоряжение выполнено, повернулся к Малашкину:

– Я вам чем-то могу помочь?

– Думаю, что можете, – ответил следователь. – Это ведь агентство недвижимости «Инститорис»?

– Да, именно так. – Сотрудник агентства подозрительно смотрел на Малашкина.

– А загородной недвижимостью вы тоже занимаетесь?

– Занимаемся. – Риелтор бросил выразительный взгляд на большую карту области.

– Очень хорошо! – оживился Малашкин. – Тогда вы мне скажете, занимались ли вы продажей дома в деревне Тарасовка Выборгского района. Это рядом с поселком Лиственное.

– Тарасовка?

Несмотря на очки, глаза у следователя Малашкина были зоркими. И сейчас он сразу заметил, что при упоминании Тарасовки его собеседник напрягся.

– Да-да, деревня Тарасовка, рядом с Суоярвинским болотом, – в голосе Малашкина было ангельское терпение. – Дом большой, снизу облицован серым камнем…

– Насколько мне известно, дом не продается… – медленно проговорил мужчина, и Малашкин готов был поклясться, что в глазах его просматривается беспокойство.

– Ошибаетесь, уважаемый, – сказал он, – этот дом был продан больше месяца назад, сделка зарегистрирована в Выборге.

– Эльвира, выясни… – приказал серый свитер, не отрывая глаз от Малашкина.

Эльвира бешено застучала по клавишам компьютера.

– Виссарион Григорьич! – раздался ее растерянный голос. – Все так и есть, дом продан!

– Продан? – загремел начальник. – И кому?

– Новый хозяин… – начал Малашкин.

– Самые обычные люди, семейная пара… – скороговоркой говорила Эльвира.

– Необладающие? – заорал мужчина, нависая над ней, как подъемный кран над бетонной плитой.

– Так точно, – обреченно ответила Эльвира упавшим голосом, – совершенно необладающие. Виноваты. Недоглядели.

– Так что там с домом? – Малашкин напомнил о себе.

– Прошу прощения, – мужчина в сером, видимо, взял себя в руки, – мы не занимались продажей дома и ничем не можем вам помочь. Знаем не больше вашего.

Он невежливо отвернулся, склонился к Эльвире и заговорил вполголоса. Следователь Малашкин отличался не только зоркими глазами, но и острым слухом.

– Немедленно перекупить… не допустить… возможно, еще не поздно… – донеслось до него.

Он кашлянул.

– Вы еще здесь? – повернулся к нему мужчина в сером. – Вам же сказали, что мы не в курсе… Кстати, а что там случилось с домом? Почему вы пришли?

– Ну, раз вы не в курсе и не занимались продажей, то я, пожалуй, пойду, – мстительно ответил Малашкин.

Однако ушел он недалеко. Выйдя из бизнес-центра, он сел в машину и объехал дом. Там, рядом со зданием старого заброшенного склада, была стоянка для машин сотрудников центра. Припарковавшись напротив, Малашкин принялся ждать. Что-то подсказывало ему, что ждать он будет недолго.

Так и оказалось, буквально через три минуты на стоянке появился начальник агентства «Инститорис», сопровождаемый верной Эльвирой. Она несла довольно большой чемодан, положила его на заднее сиденье черной машины и сама же села за руль.

Малашкин аккуратно вырулил за ней на набережную. Через полчаса ему стало ясно, что едут они за город.

Черная машина проехала по Литейному проспекту, затем по Лесному, а потом, миновав площадь Мужества, вырулила на проспект, который переходит в Выборгское шоссе. Малашкин следовал за ней, не особенно стараясь скрываться. Впрочем, можно было не преследовать сотрудников агентства, он и так знал, что едут они к тому самому подозрительному дому возле болота.

Так и оказалось. Малашкин остановился, не доезжая до места метров двести, спрятал машину в придорожных кустах и дошел до дома пешком, успев заметить, как черная машина въехала в ворота.

Сам он проник на участок через дыру в заборе, которую приметил в прошлое свое посещение. Осторожно выглянув из-за угла дома, он увидел, что двое приехавших стоят на крыльце и рассматривают вырезанный на двери знак, тот самый непонятный крест в круге. Была на двери еще одна печать, сургучная, Малашкин лично поставил ее в прошлый раз. На эту печать визитеры не обратили никакого внимания, серый свитер только буркнул: «Эльвира!» – и та сорвала бумажку.

– Так-так… – пробормотал Малашкин, – незаконное проникновение на место преступления… это интересно…

Тут до него дошло, что эти двое так и не узнали, что в доме произошло преступление, и приехали сюда по какой-то другой, неизвестной ему причине. И, судя по тому, как быстро они собрались, причина эта весьма серьезна.

Между тем Эльвира поставила на крыльцо допотопный чемодан и вытащила из него какие-то палки с крючками, в которых Малашкин узнал отмычки.

– Так-так… – повторил он, – взлом частного дома… это еще интереснее. Грабить там нечего… что же им нужно?

Эльвира возилась долго, за это серый свитер ругал ее вполголоса.

– Сейчас, Виссарион Григорьич, замок очень сложный… – оправдывалась она.

Замок и правда был непростой, старинный, судя по большому ржавому ключу с фигурной бородкой, что лежал сейчас в отделении в комнате вещдоков.

– Знак на месте, – бормотал серый свитер, – будем надеяться, что еще ничего не случилось…

«Случилось», – злорадно подумал Малашкин, отчего-то этот тип в сером свитере ему не понравился с первого взгляда. Хорошо бы его прищучить, вот повертится, объясняя, что они делают в чужом доме. Но нельзя, нужно посмотреть, что дальше будет.

Наконец усилия Эльвиры увенчались успехом, и двое незваных гостей вошли в дом.

Малашкин приблизился к крыльцу, но по дороге заметил окно, что было в холле. Окна первого этажа закрывали ставни, оттого в доме было полутемно даже днем. Но эта ставня почти отвалилась, за ней виднелось мутное от грязи стекло.

Окно было довольно высоко, Малашкин нашел чурбачок и с его помощью забрался на каменную облицовку, затем осторожно заглянул в окно.

Серый свитер обходил помещение, внимательно вглядываясь в стены и остатки мебели. Сломанную лестницу и след мелом от упавшего тела он оставил без внимания.

Тем временем Эльвира доставала из чемодана множество каких-то мешков и свертков.

– Ага! – Ее начальник остановился перед небольшой дверцей, которая вела в подвал. – Это, я думаю, там…

Он пристально вгляделся в дверь, едва не обнюхав ее, потом открыл и отшатнулся, как будто к носу его поднесли ватку с нашатырем.

– В подвале… – протянул он, глядя вниз.

Эльвира протянула ему фонарь – не электрический, а старого образца, в стеклянной колбе помещался масляный светильник, в голове у Малашкина всплыло название «летучая мышь». Фонарь, однако, горел не хуже самого сильного, на аккумуляторах.

– Будем действовать в подвале? – спросила она.

Он посветил вниз и покачал головой:

– Останемся здесь.

Дальше Эльвира, не тратя времени даром, развернула бурную деятельность.

Она нарисовала на полу мелом пятиконечную звезду, причем не такую, как обычно, а перевернутую, острием вниз. И два ее растопыренных конца как бы рогами охватывали ту самую дверцу в подвал. По концам звезды Эльвира поставила тускло блестевшие подсвечники, воткнув в них черные свечи. В центре звезды установлена была странная конструкция, напоминавшая пюпитр для нот. На нее положили какую-то толстую большую книгу.

Следователь Малашкин переступил ногами и поежился. Было очень неудобно стоять на узенькой приступочке да еще тянуть шею. Но он ни за что не бросил бы это занятие, ему было любопытно, что же задумали эти двое.

А они менялись на глазах. Мужчина распустил волосы и перевязал лоб черной лентой. Эльвира подала ему длинный балахон, расшитый звездами и полумесяцами.

«Цирк какой-то», – с неудовольствием подумал Малашкин, нет, определенно этот тип ему не нравился.

Сама Эльвира отошла в уголок, задержалась там минут на пять и вышла полностью преображенная. Вместо недорогой полосатой кофточки на ней тоже было просторное одеяние черного цвета, волосы она распустила, и они торчали на голове, как будто не волосы, а пружинки. И лицо ее изменилось – теперь оно было подчеркнуто ярким: красные губы, черные брови, тени над глазами.

«Ага, экспресс-макияж», – со знанием дела отметил Малашкин.

Неделю назад он ходил к стоматологу и, сидя в очереди, от скуки пролистал какой-то глянцевый женский журнал. Подковался он здорово и теперь ничему не удивлялся. Эти женщины – настоящие доки в своем деле. Вот, к примеру, зашла в лифт на третьем этаже серая мышка. А на семнадцатом выходит из кабины шикарная красотка. Экспресс-макияж, и никакого волшебства!

Эльвира вынула из кармана своей черной хламиды тускло блестящую зажигалку в форме факела и зажгла черные свечи, что стояли по концам пятиконечной звезды. Свечи горели дымно, и дым этот поднимался к потолку. Странное дело, вроде бы смотрел Малашкин через стекло, а не только слышал все, что говорилось в доме, но и почувствовал даже тяжелый приторный аромат, что источали горящие свечи.

Мужчина подошел к одному из растопыренных концов звезды, наклонился к горящей свече и крикнул:

– Митатрон!

И пламя свечи взвилось высоко в воздух.

Затем он передвинулся в сторону от двери в подвал и подошел к следующей свече.

– Иегова! – крикнул он, также наклонившись, и так же пламя взвилось в воздух.

Ту же операцию он проделал со следующей свечой, только кричал уже другое слово:

– Элохим!

А потом:

– Адонай!

С каждым разом крик его становился все громче, и вот он дошел уже до второго растопыренного конца нарисованной звезды. И наклонился к последней свече и затрубил рассерженным слоном:

– Анаэль!

И пламя свечи взвилось так высоко, что лизнуло закопченные балки потолка.

«Пожарных позвать? – забеспокоился Малашкин. – Ведь спалят дом к чертовой матери эти психи!»

В том, что эти двое – совершеннейшие психи, он не сомневался. И все-таки нужно их задержать. Малашкин хотел было спрыгнуть с окна, войти официально в двери и прекратить это безобразие, но его смущал взгляд мужчины. Волосы развеваются, голос зычный, прямо не голос, а глас, да еще глаза горят! Если сейчас его одернуть, то вполне может в буйство впасть. Сумасшедшие могут очень сильными быть, Малашкин один с ним не справится. А Эльвира скорей поможет своему Виссариону Григорьичу, слишком она ему предана, судя по всему.

Не отводя взгляда от окна, Малашкин достал мобильный телефон и тихо попросил прислать людей в деревню Тарасовка к тому самому дому, будь он неладен совсем.

– Что там еще, неужто снова кого-то убили? – всполошился дежурный, но Малашкин уже отключился и приник к стеклу.

Неистовый Виссарион вошел внутрь нарисованной звезды, причем ни на секунду не поворачивался спиной к дверце подвала, раскрыл старинную книгу и заговорил звучным голосом:

– О Предвечный! О Вечный Царь, Неисповедимый Бог, создавший все из любви и на здравие людей, помоги нам, рабам Твоим недостойным, и прими чистое намерение наше! Удостой нас ниспосланием ангела Твоего Анаэля, и пусть он управляет нами и приказывает нам, Тебе подвластным и созданным Тобою! О Ты, Всемогущий, вечно существовавший, сущий и будущий существовать, пусть во имя Твое Анаэль придет сюда и поможет нам, Обладающим Знанием, извести страшное зло!

Эльвира неслышно выбралась из своего угла и бросила на каждую свечу горсть какого-то порошка, отчего дым стал желтым и запахло восточными пряностями.

– О Бог мой Триединый, Всеблаженный, превыше херувимов и серафимов, судящий свет огнем, услышь нас! – неистово заревел Виссарион, схватил книгу и потряс ею в воздухе.

Малашкин подумал, не вызвать ли заодно и «скорую помощь», пускай вкатят этому типу убойный укол, и взялся уже за мобильник, но проклятый телефон выскользнул из рук и шлепнулся на землю.

– Приди, Анаэль! – трубным гласом орал Виссарион. – Приди по твоему добровольному соизволению быть во мне волею твоею, приди, Анаэль, во имя грозного Иеговы, приди, Анаэль, ради доблести бессмертного Элохима, приди, Анаэль, властью всемогущего Митатрона, приди, Анаэль, во имя мудрости Адоная, приди к нам и прикажи подвластным тебе помочь нам победить зло!

Голос его метался по большому дому эхом, казалось, он проникал всюду, во все уголки. Но вот эхо затихло, и наступила тишина. Следователю Малашкину за окном показалось, что тишина тяжелая и недобрая, он видел, что и Эльвира шевельнулась беспокойно в своем углу.

Виссарион помедлил немного, затем шагнул к дверце, ведущей в подвал. И распахнул ее рывком, и закричал туда, вниз:

– Ты, находящийся под знаком, ты, запертый печатью, говорю с тобой живущим во мне Анаэлем, приказываю тебе никогда не выходить из пределов, установленных тебе не мною, но более сильным Обладающим! Не смей выходить и творить зло, ибо и так его много на этом свете!

Он поднял руку и принялся чертить в воздухе тот же символ, что видел Малашкин на воротах и дверях дома, но в этот момент дверь, ведущая в подвал, вдруг стукнула о стену, как будто кто-то хлопнул ею. И в полной тишине послышался шипящий голос:

– Поздно… Ты опоздал, Обладающий… Я окреп, твоих жалких силенок не хватит, чтобы справиться со мной. Не зови на помощь, никто к тебе не придет, они не слышат таких, как ты!

Малашкин увидел, как из подвала появился вдруг черный вихрь, как мгновенно погасли свечи и согнулись, опали, как завядшие цветы, как с грохотом упал на пол пюпитр.

«Хоть пожара не будет», – машинально подумал он.

Он видел, как Виссарион покачнулся, будто на него давила какая-то сила, как он раскинул руки, чтобы не упасть. И пытался что-то кричать, но только разевал рот.

– Виссарион! – Эльвира бросилась к нему, но споткнулась о подсвечник и упала.

В холле стало темно, казалось, он наполнен какой-то вязкой черной субстанцией, и эта вязкая чернота кружится, увлекая за собой предметы, мебель, людей.

Малашкин не пытался уже что-то разглядеть и хотел спрыгнуть, но тут со звоном лопнуло стекло, и черный вихрь ударил ему в лицо. Он еще успел заметить на месте, где стоял Виссарион, черную воронку, не удержался и упал вниз, ударившись головой о чурбак, который сам же и подставил под окно.

Пришел в себя он от мужских голосов, раздававшихся над ним.

– Ну скажи мне, Михалыч, какого черта этому Хеку Малахольному тут надо было? В такую даль тащились…

– Помолчи, – строго сказал Михалыч, – не видишь – человеку плохо. Врача надо!

– Не надо врача, – пошевелился Малашкин, – я вроде живой пока…

С помощью Виталика он поднялся на ноги и огляделся. Двери были распахнуты настежь, черная машина исчезла.

– А где эти? – тупо спросил Малашкин. – Потерпевшие?

– Нет тут никого, – вздохнул Михалыч, – пусто в доме…

Пошатываясь и опираясь на крепкое плечо Виталика, Малашкин поднялся на крыльцо. В доме все было перевернуто вверх дном, валялись обломки мебели, остатки черных свечей в подсвечниках и странная конструкция в виде пюпитра. Книга исчезла. И те двое, что называли себя Обладающими, тоже исчезли.

Малашкину захотелось перекреститься.

– И кто ж это вас по головушке звезданул? – с сочувствием спросил Михалыч.

– Сам упал, – буркнул Малашкин.

– А тут что за ведьмин шабаш случился? – Виталик втянул носом воздух. – Запах какой-то восточный…

Он прошелся по комнате, расшвыривая ногой остатки мебели, поднял подсвечник.

– Ого, вроде бронзовый, старинный!

– Не тронь! – закричал Малашкин. – Ничего тут не трогай и дверь вон ту не открывай!

И замолчал, видя, как оба напарника воззрились на него в полном недоумении, а Виталик, как более непосредственный, едва не покрутил пальцем у виска.

– Что за дом такой, вечно тут что-то случается, – дипломатично нарушил молчание Михалыч, – вот и сегодня… говорите, двое каких-то сюда приехали?

– С ними я разберусь! – в глазах Малашкина сверкнул мрачный огонь. – Обладающие, мать их…

– Да вот, кстати, новости есть! – оживился Михалыч. – Насчет того неопознанного трупа, что с переломанной шеей. По городской сводке сообщили: без вести пропали трое, двое парней и девушка. Один полностью подходит под описание нашего – двадцать пять лет, блондин, одет в красную куртку и так далее. Вроде бы точно они копатели. Как раз накануне уехали… Не иначе в болоте они утопли, тут болото гнилое, страшное, утянет – никто не найдет… А этот выбрался или за помощью побежал и тут свою смерть нашел. И какого дьявола им неймется, скажи пожалуйста, а? Ну, сидели бы дома или по клубам шастали! Ведь двадцать пять лет всего парню было!

Малашкин вспомнил вдруг про заброшенную деревню вепсов, что находилась посреди болота. Не иначе туда ходили незадачливые копатели. Надо бы там побывать… Но это потом.

– Двери досками заколотим! – решительно сказал он. – Раз хозяев не найти.

– Тут еще вот что… – Михалыч переминался с ноги на ногу, – насчет этого… Орлана Н. Г. Позвонил я в то отделение, оказалось, участковый там знакомый служит. Ну, попросил я его разведать, как и что.

– Ну? – Следователь теперь был совсем не похож на малахольного. – И что?

– А то, что видели этого Орлана. Соседка видела. Выходил из дома с чемоданом, сказал, в командировку уезжает. В квартире никого нету, жена, сказал, тоже в отъезде. Участковый не поленился, узнал у соседки все номера телефонные, даже к жене на работу. Такая баба ушлая, все про соседей знает. Пока этого Орлана не было месяц, к жене хахаль ходил. Теперь не ходит, ясное дело.

– Еще что? – Малашкин всеми внутренностями чуял, что дело нечисто с этим Орланом.

– На работе у жены все уверены, что она приболела. А подружка ее закадычная мялась-мялась, да потом и сказала, что прислала ей жена Орлана эсэмэску – мол, с мужем помирились и улетают на неделю в Египет, отметить это дело. Прикрой, мол, меня от начальства. Ну, та и прикрыла.

– А когда это сообщение пришло?

– Да аккурат в тот день, когда этот Орлан из больницы исчез! Нет, на день позже.

– Насчет отлета проверить нужно в аэропорту, – сказал следователь, – ладно, сам позвоню. А завтра с утра в город, уж я этих Обладающих потрясу как следует!

* * *

Он проснулся в каком-то странном месте.

Все здесь было странно, непривычно, хотя смутно знакомо.

Самым же странным было то, что он проснулся не только не в своей постели – это его ничуть не удивило бы, к этому он привык, – но он проснулся вообще не в постели. Он спал стоя, в каком-то затхлом, темном углу, закутанный в старое одеяло.

Он сбросил это одеяло, шагнул вперед и наткнулся на чемодан. При этом сверху на него упал альбом с фотографиями.

Он машинально подобрал альбом, попытался отодвинуть чемодан и почувствовал исходящий от него сладковатый запах.

Этот запах его странным образом взволновал.

Запах был неприятный… и одновременно возбуждающий, волнующий. С этим запахом было связано что-то очень важное для него.

Он еще раз огляделся.

Он находился в тесном, темном помещении – но, как ни странно, он и без света видел окружающие предметы: пылесос, коробки с ненужными книгами, старой посудой…

Наконец он понял, где находится. Пылесос, альбом с фотографиями, чемодан. Это была кладовка в его квартире.

Память возвращалась медленно и неуверенно. Проступали какие-то смутные, туманные картины, словно фрагменты головоломки, фрагменты огромного пазла, – старый полузаброшенный дом, холодные комнаты, лунные блики на полу… пустое помещение с металлическими столами и холод, холод…

Он все никак не мог вспомнить, что было потом и как он оказался в этой кладовке.

Нужно было выбраться отсюда, оглядеться, но на пути у него стоял чемодан. Он снова попытался отодвинуть его, чемодан приоткрылся, и оттуда высунулась женская рука…

И тогда он вспомнил все.

Вспомнил пробуждение в морге, блуждание по больнице, вспомнил невыносимый голод, вспомнил вкус крови на губах.

Вспомнил свое преображение, вспомнил, что стал совсем другим существом.

Вспомнил ужас в глазах жены.

Вместе с воспоминаниями к нему вернулся голод.

Он снова закрыл чемодан, вытолкал его из кладовки и сам выбрался наружу.

Снаружи была ночь.

Его время.

Он понял, что нужно сделать две вещи: избавиться от тела жены и утолить голод.

Собственно, труп жены ему ничуть не мешал, исходящий от чемодана запах смерти был даже по-своему приятен. Но он был осторожен и понимал, что через день-два этот запах станет таким сильным, что вызовет подозрения соседей. А ему нельзя вызывать подозрений. Эта квартира – идеальное убежище, и нужно ее сохранить как можно дольше.

Он проверил замки чемодана, убедился, что он не раскроется в самый неподходящий момент, подтащил его к входной двери и собрался уже выйти из квартиры, как вдруг в дверь кто-то позвонил.

Он замер.

Он не был испуган – то новое существо, которым он стал, почти не знало страха. Но разумная осторожность заставила его затаиться, прислушиваясь к доносившимся из-за двери звукам.

– Лапочка, – раздался там озабоченный мужской голос, – это я! Открой, лапочка! Мы так давно не виделись!

Вот оно как! Значит, едва выгнав его из дома, жена успела завести любовника. А может, он у нее давно уже был. Может, она удачно сочетала приятное с полезным.

Впрочем, это его почти не беспокоило. Во-первых, он теперь стал совсем другим, его волнуют другие вещи, куда более важные, а во вторых… во-вторых, жена теперь – всего лишь окоченевшее тело в чемодане. Неодушевленный предмет, который глупо ревновать.

– Лапочка, открой!

Этот голос вызывал раздражение и неприязнь. Но в то же время от него притихший было голод снова стал почти невыносимым.

– Ленусик, открой! – повторял мужчина за дверью. – Открой, говорю! Я шампанское принес, твое любимое… Открой, лапусик! Не торчать же мне тут всю ночь!

Можно было и дальше таиться, делать вид, что в квартире никого нет, но этот идиот за дверью так голосит, что скоро все соседи выйдут на его крики. А ему никак нельзя привлекать внимание соседей к этой квартире. Эта квартира – идеальное убежище.

Так что лучше впустить этого любвеобильного говоруна внутрь.

Тем более что можно будет утолить голод.

Он повернул головку замка, открыл дверь.

На лестничной площадке стоял вальяжный мужик лет сорока в черном кашемировом пальто, с букетом в одной руке и бутылкой в другой. На лице его играла блудливая улыбка. Однако тут же эта улыбка сползла, ее сменили недоумение и детская обида.

– Ты кто? – спросил мужик, вглядываясь в темноту прихожей. – А Лена где?

– Лена в ванной, – последовал лаконичный ответ. – А я вообще-то муж. А вот кто ты?

– Я? – Мужик растерянно заморгал. – Я Георгий… Постой, какой муж? Она говорила, что разошлась с мужем…

– Мало ли что она говорила. Женщины много чего говорят, нельзя всему верить. А ты что на лестнице стоишь? Заходи, поговорим!

Он попятился, облизнул губы.

– О чем говорить-то? – растерянно пробормотал мужчина и сделал шаг назад. Вся его вальяжность как-то полиняла.

– О жизни. – Он едва заметно скривил узкие губы, наметив улыбку, и прикинул – если сейчас шагнуть вперед, схватить этого Ромео за локти, втащить в прихожую, он и опомниться не успеет. А там – в горло и пить, пить, пить…

Голод стал невыносимым, от него начали путаться мысли. Он облизнул губы и начал медленно, незаметно приближаться к незадачливому любовнику. И тот замер, словно кролик под взглядом удава. Его глаза остекленели, лицо застыло, как маска.

Еще немного, еще несколько секунд… Он уже приготовился к прыжку, но тут в другом конце площадки приоткрылась дверь, из щелки высунулась острая лисья мордочка. Соседка. Он попытался вспомнить, как ее зовут, но не смог.

– Кто это здесь? – донесся любопытный голос. – Это вы, Никита? Вы знаете, который час?

Только ее не хватало! Теперь ничего не получится, нельзя же у нее на глазах…

Как будто этого было мало, у ног соседки из приоткрытой двери высунулась еще одна мордочка, раздался визгливый, истеричный лай. Ну да, эта соседка никуда не выходит без своего йоркширского терьера… маленькое визгливое создание!

И тут любовник жены, который, казалось, уже полностью был в его власти, шевельнулся, тряхнул головой, словно сбрасывая оцепенение, и бросился бежать. Он не остановился у лифта, а скатился вниз по лестнице, и где-то внизу громко хлопнула дверь.

Жаль, конечно, что не удалось утолить голод, но одно хорошо – больше этот идиот сюда не сунется…

Соседка проводила беглеца горящим от любопытства взглядом, терьер продолжал лаять, но без прежнего энтузиазма.

Он закрыл дверь, застыл в прихожей, выжидая, прислушиваясь.

Лай соседской собачонки наконец затих, дверь захлопнулась.

Можно подождать еще несколько минут и выходить – избавиться от чемодана и утолить наконец голод.

Он подождал еще немного, открыл дверь и вышел на лестничную площадку.

И тут дверь в дальнем конце площадки снова открылась, и соседка выкатилась из своей квартиры – на этот раз в пальто, прижимая собачку к необъятной груди.

– Представляете, Никита, – она бросилась ему наперерез и встала так, что перегородила дорогу к лифту. – Представляете, вы с вашим знакомым так шумели, что разбудили моего Плюсика. И теперь он ни за что не хочет спать, требует вывести его на прогулку! А кто это к вам приходил – Леночкин родственник? Кажется, я его несколько раз видела…

– Родственник, – процедил он сквозь зубы, пытаясь обойти соседку.

– А вы куда-то уезжаете? – Соседка пронзительным взглядом уставилась на чемодан.

Ему показалось, что она просвечивает чемодан насквозь, как рентгеном.

– В командировку, – проворчал он.

– В командировку? С таким чемоданом? Что, очень длительная командировка?

– Нет, не длительная! – огрызнулся он. – Там у меня образцы продукции… разрешите пройти!

– Проду-укции? – протянула соседка с живейшим интересом, не обратив внимания на последние слова. – А что у вас за продукция? Косметика? – Она потянула носом. – Какая необычная косметика! Как она странно пахнет!

– Нет, не косметика, ядохимикаты, – прошипел он, одновременно загораживая собой чемодан и заслоняясь рукой от света. – Средства для борьбы с насекомыми.

– С насекомыми? – интерес в ее глазах погас, но она все еще не сдавалась. – Меня этим летом на даче комары просто измучили! И что – действенное средство?

– Очень опасно для домашних животных! – добавил он, покосившись на притихшего йорка, не сводящего с него темные бусинки глаз.

– Да что вы! – Соседка попятилась, испуганно прижимая к себе песика. – Какой ужас! Ты слышал, Плюсик? Очень опасно! Мы с тобой ни в коем случае не будем пользоваться таким средством!

При этом она так и не освободила дорогу.

– Разрешите пройти! – проговорил он, едва не переходя на крик.

– Да, конечно. – Она и не подумала сдвинуться с места. – А что-то я Леночку давно не видела…

– Она тоже уехала в командировку!

– Да что вы?

Он чуть прищурил глаза, заболевшие от света. Вроде неяркая лампа, а как раздражает…

Голод снова скрутил внутренности.

Соседка рядом продолжала что-то бормотать.

Он искоса посмотрел на ее обрюзгшую шею. А что, если…

Нет, нельзя. Ее могут хватиться, начнутся нежелательные вопросы, и придется оставить эту квартиру, это удобное и надежное убежище.

Нет, нельзя охотиться так близко к своему логову.

А соседка все не унималась.

– Извините, Никита, – бубнила она, держа его за пуговицу. – Я, конечно, понимаю, между супругами бывают недомолвки, даже ссоры, но все это можно преодолеть. Леночка такая славная! Вы должны за нее бороться! Правда, Плюсик?

«К черту, – подумал он. – Пусть даже придется оставить эту квартиру… но терпеть это больше нет сил!»

Он наклонился к соседке, приоткрыл рот, потянулся к дряблой шее…

Но тут между ним и этой шеей, как чертик из табакерки, возник йоркширский терьер. Он оскалил свои мелкие острые зубы и оглушительно залаял.

– Что ты, Плюсик? – всполошилась соседка. – Что с тобой? Ах, мамочка совсем про тебя забыла! Мамочка разговорилась и забыла, что бедный песик хочет пи-пи!

Она наконец сдвинулась с места и направилась к лифту.

Песик смотрел на него с видом победителя.

– Ну, ничего, – прошептал он едва слышно. – Я тебя еще достану, маленький паршивец!

– Вы поедете? – Соседка обернулась из раскрытых дверей лифта.

– Поезжайте! – ответил он, едва сдерживаясь. – У меня слишком большой чемодан!

Ехать в лифте с ней и ее маленьким чудовищем было выше его сил. Он бы это просто не пережил.

Он дождался, когда кабина вернется, втащил в нее чемодан.

Несколько минут спустя он уже шел по ночной улице.

Наконец-то было по-настоящему темно!

Он наслаждался темнотой, впитывал ее всей кожей, пил, как дорогое вино.

Свернув с улицы, пересек пустырь и подошел к забору стройплощадки.

Именно здесь был котлован, куда он собирался сбросить чемодан с телом жены.

На дне котлована стояла грязная вода, там довольно глубоко, так что чемодана никто не заметит, а потом… потом здесь выстроят жилой дом или торговый центр, и тело жены будет надежно похоронено.

Он подтащил чемодан к краю котлована, толкнул его.

Чемодан покатился по глинистому откосу. К счастью, на этот раз замки не раскрылись.

Он следил за тем, как чемодан скатывается в яму… и вдруг он остановился, немного не докатившись до края воды. Видимо, зацепился за какую-то кочку.

Он раздраженно зашипел: яркий чемодан был заметен издалека. Его найдут, как только рабочие придут на стройплощадку.

Придется спуститься в котлован и дотащить чемодан до воды…

Он полез вниз.

Пальцы соскальзывали с глинистой поверхности. Он спускался ниже и ниже и наконец оказался на одном уровне с чемоданом…