Текст книги "Тот, кто появляется в полночь"

– Кто это – Капитолина Васильевна? – удивилась Капа и даже оглянулась по сторонам.

– Зовите ее Капа, ее все так зовут, – вздохнула Лиза.

– Капитолина Васильевна… Капа была так любезна, что сообщила мне, когда вы приходите с работы и где ставите машину. – Малашкин блеснул глазами из-под очков.

– Капа, я же просила никому ничего не говорить! Так она и дверь кому попало откроет…

– Ох, простите… – Капа почувствовала себя виноватой и бочком выбралась из кухни, прижимая к груди заветный альбом.

– У нас есть пятнадцать минут! – объявила Лиза. – Так как потом она забудет обиды и явится снова со своим альбомом! Поэтому задавайте свои вопросы!

– Так… тогда расскажите мне, пожалуйста, как вы нашли труп вашего… приятеля.

Лиза решила не тратить время и быстро рассказала все, что случилось в пятницу.

– Вы меня извините, я хочу кое-что уточнить… – теперь в голосе Малашкина слышалось явное смущение, – как он лежал? Видели ли вы внешние повреждения?

– Н-нет… – Лиза вскинула на него удивленные глаза, – но разве врач…

– Какие-нибудь переломы, раны на теле… – перебил он ее.

– Да откуда я знаю! – раздраженно сказала она. – Он был мертв, потому что холодный и очень бледный. А раны… нет, ран не было и крови тоже… хотя… вот я вспомнила… были две крошечные ссадины на шее, вот тут…

– Не показывай на себе, Лизочек, это очень плохая примета! – Капа стояла в дверях и выглядела необычайно серьезной.

И почти нормальной, даже румяна исчезли, и розовый бантик в волосах тоже куда-то делся.

– Послушайте! – Лиза сделала над собой усилие и проговорила почти спокойно: – Это вы должны мне сказать, от чего он умер. Есть же у вас там врач…

Она не смогла произнести слово «вскрытие».

– И вы сообщили его… его родственникам? – наступала Лиза на следователя. – Все-таки человек умер, нужно похоронить… Раз это несчастный случай, то что может быть неясно? Там, в отделении, мне сказали, что дело закроют…

– Дело нельзя закрыть, потому что… – Малашкин вздохнул, – потому что трупа нет!

– Как – нет? – Лиза попятилась и села на удачно подставленный Капой стул.

– Информация конфиденциальная, но раз уж мы с вами так приятно беседуем… – Малашкин покосился на пустую чашку с петухом, и Лизе на мгновение стало стыдно – человек ее от бандитов спас, а она даже чаю нормального не заварила!

– Что у вас там творится? – спросила она, выслушав историю о том, что тело Никиты исчезло.

И тут же закрыла рот рукой, вздрогнув от совершенно дикого предположения.

– То есть вы хотите сказать, что он… что он – живой? Что я не смогла этого определить и вместо «скорой» вызвала к нему этих придурков из полиции?

– Успокойся, Лизочек! – Капа дернула ее за руку и показала глазами, чтобы была повежливее, этот следователь может обидеться. Лиза мимоходом удивилась, с чего это на Капу напало вдруг такое здравомыслие.

– Я излагаю вам факты, – кротко заметил Малашкин, – невероятно, но факт исчезновения имеет место.

– А что такого? – заговорила Капа. – Заснул человек летаргическим сном, потом очнулся и пошел домой. У человека стресс, он и не подумал, что нужно как-то заявить о себе, он сразу к близким отправился…

– Ну уж, Капа, ты придумаешь… – фыркнула Лиза и поняла по глазам Малашкина, что он, пожалуй, с Капой не то чтобы согласен, но допускает такой поворот дела с ничтожной долей вероятности.

– Да вы с ума сошли! – заговорила она. – Такого быть не может! Да вот я сейчас…

Она рылась в сумочке, ища мобильник, нашла наконец, схватила его и дрожащими руками нажимала кнопки.

– Не отвечает… – сказала она, – он не отвечает…

– Правильно, – невозмутимо согласился Малашкин, – мобильник потерпевшего Орлана Н. Г. выключен и находится в камере вещдоков. Вы по домашнему попробуйте!

Глядя в его тусклые глаза под очками в старомодной оправе, Лиза поняла, что он нарочно завел весь этот разговор и нарочно подвел ее к мысли позвонить. Нужен ему был зачем-то этот звонок. Она набрала номер, не думая, что скажет сейчас Никитиной жене.

В трубке раздались длинные гудки, затем писк, а потом она услышала голос Никиты:

– Добрый день! Нас с женой некоторое время не будет дома, если вы хотите что-нибудь передать, то говорите после сигнала. Но если это не срочно, то просим не беспокоить по ерунде! Пока!

В трубке давно уже пикало, а Лиза стояла, сжимая трубку одеревеневшими руками.

– Присядьте, – Малашкин осторожно вытащил у нее из рук трубку, положил на стол.

– Это его голос… – прошептала Лиза.

– Ну да, это автоответчик. Очевидно, текст был записан уже давно, с тех пор не менялся…

– Вы не понимаете…

Лиза замолчала. Эти слова… Никита никогда не говорил с ней о жене, но когда проскальзывало что-то, голос его звучал мрачно, и Лиза верила, что живут они плохо. Это не значит, что он готов был развестись, да она этого и не хотела.

Но сейчас… голос его звучал совсем по-другому. «Мы с женой»… «Просим не беспокоить»… Что подумает человек, услышав такое по телефону? Уехали супруги отдохнуть, хотят побыть вдвоем. Помирились, стало быть…

Она прекрасно помнит, что не было раньше такой записи на автоответчике. Ей ли не знать! Потому что Никита вечно забывал поставить мобильник на зарядку, и она звонила домой, где автоответчик разговаривал равнодушным женским голосом. Но она ни за что не расскажет такое этому противному следователю, он подумает, что она ревнует.

– Если у вас ко мне все… – начала она.

– Да-да, – Малашкин заторопился, – извините за поздний визит. Всего доброго, берегите себя!

Лиза заперла за ним дверь и ушла к себе, игнорируя обеспокоенный взгляд Капы.

* * *

– Ну, вы выяснили что-нибудь насчет прежних владельцев этого дома? – спросил Малахольный своим сухим, как промокашка, голосом.

«И ведь не просто так спрашивает, – тоскливо подумал Михалыч, – с подковыркой. Наверняка, мол, и не подумали о таком важном вопросе! Так вот фиг тебе!»

– Выяснили, – сообщил он важно. – В регистрационную палату ездили, в Выборг. Прежним хозяином этого дома был гражданин Венгрии. Уж извините, имя и фамилию выговорить не могу, там сам черт ногу сломит. Если хотите, могу найти, у меня записано…

– Это само собой, – кивнул Малахольный. – А до этого гражданина кто владел домом?

– В регистрационной палате таких данных нет… вообще, – проговорил Михалыч после непродолжительного раздумья. – Про старые дома в наших местах больше всех знает Сыч.

– Что это такое, – поморщился следователь. – Мы же с вами не в кабаке, а в государственном учреждении. Так что не нужно употреблять всякие клички и прозвища. Фамилия у этого Сыча есть?

– А это и есть его фамилия. Евгений Евгеньевич Сыч. Правда, по имени-отчеству его никто не называет – уж больно ему фамилия подходит. Самый настоящий сыч. Но уж про наши места он много всего знает – кто где жил да кому какой дом принадлежал. Книги всякие собирает, документы… краевед, в общем.

– А где этот Сыч обитает?

– Так у нас же, в Лиственном. В доме на углу Железнодорожной и Лесной, где магазин «Все для дачи».

Малашкин сделал у себя в блокноте пометку и отпустил Михалыча. Он решил самостоятельно пообщаться с Сычом. Известно ведь – если хочешь, чтобы дело было сделано как следует, делай его сам. Кроме того, дотошного следователя заинтересовал старый краевед, и хотелось задать ему несколько вопросов про подозрительный дом. Причем задать их самому, без посредников.

Дом на углу Железнодорожной и Лесной улиц был старой финской постройки – добротный, из серого камня, с готическими стрельчатыми окнами и крутой крышей. Правда, красивый фасад этого дома был испорчен огромной вывеской магазина «Все для дачи».

Квартира Евгения Евгеньевича Сыча находилась в полуподвале, вход в нее был сбоку, рядом со служебным входом магазина. Там трое грузчиков кантовали тяжеленную печь для барбекю, сопровождая этот процесс цветистыми выражениями. Малашкин неодобрительно покосился на грузчиков и нажал на кнопку звонка.

Из-за двери донеслась глухая надтреснутая трель, а вслед за ней – раздраженный старческий голос:

– Вот я вас, разбойники! Позвоните еще, я вам сейчас так наподдам!

Следователь пожал плечами и снова позвонил.

Дверь распахнулась. На пороге стоял небольшой старичок с густыми кустистыми бровями, крючковатым носом и круглыми выцветшими глазами за толстыми стеклами очков. В руке его был ремень. Малашкин подумал, что старичок и правда похож на старого сыча.

– Вот я вас! – прокаркал старик и замахнулся на следователя ремнем.

Тут он разглядел его, спрятал ремень за спину и смущенно проговорил:

– Извините, я думал, что это мальчишки. По десять раз на дню звонят, а потом убегают…

– Я, как видите, не убежал. Вы ведь Евгений Евгеньевич Сыч?

– Так точно. – Старик вопросительно уставился на следователя. – А вы по какому вопросу?

– Можно войти? – Малашкин покосился на грузчиков.

– Да, конечно. – Старик пропустил следователя внутрь и закрыл за ним дверь.

От двери вниз вело несколько ступеней.

Малашкин спустился по ним и огляделся по сторонам.

Жилище Сыча представляло собой единственную комнату, правда, довольно большую, но темную и неуютную. По стенам ее стояли многочисленные книжные шкафы и стеллажи, полки которых были плотно заставлены старинными книгами в потертых переплетах и картонными папками. На свободных местах между шкафами висели старинные гравюры и выцветшие коричневатые фотографии различных домов и людей.

– Чему обязан? – спросил хозяин, внимательно разглядывая посетителя.

– Михаил Юрьевич Малашкин, – представился тот. – Следователь.

– Следователь? – Старик побагровел, брови его распушились, и он двинулся на Малашкина с угрожающим видом. – Значит, они решили натравить на меня органы? Решили избавиться от меня таким неблаговидным путем? В чем вы меня обвиняете? Имейте в виду, я не сдамся!

– Постойте, Евгений Евгеньевич! – запротестовал Малашкин. – Я вас ни в чем не обвиняю! Я только хотел задать вам несколько вопросов по поводу одного дома… Вы крупный специалист по здешним местам, и я хотел узнать у вас…

– Вопросы по поводу дома? – Старик остановился, смущенно заморгал. – Так вы ко мне пришли как к краеведу?

– Ну да… а вы что подумали?

– Извините… – Сыч развел руками. – Я тут ввязался на старости лет в конфликт… Одна коммерческая фирма приобрела участок земли, на котором находится историческое здание восемнадцатого века. Они хотят его снести, а я пытаюсь этого не допустить. Так они сперва пытались меня подкупить, потом – припугнуть… вот я и думал, что вы тоже пришли по их наводке.

– Нет-нет, – заверил его Малашкин. – У меня к вам вопросы по поводу одного старого здания.

– Ну, в таком случае я к вашим услугам! Я и мой архив! – Старик обвел рукой шкафы и стеллажи. – Могу вас заверить, что в этой комнате собраны самые полные сведения о старинных домах и усадьбах нашего района.

– Да, я вижу, у вас здесь собран огромный материал! – с уважением проговорил Малашкин. – Только, извините, помещение не очень подходящее. Тут темно и сыровато.

– А что вы думали? – Старик нахохлился. – Это ведь бывшая дворницкая. До сорокового года, при финнах, все это здание принадлежало моему деду, Евгению Евгеньевичу. Он был крупным лесоторговцем, имел конторы и в Лиственном, и в Выборге, и в Гельсингфорсе. Потом нам оставили только эту дворницкую, и на том спасибо…

Сыч снял очки, протер их, снова водрузил на нос и проговорил деловым тоном:

– Так каким домом вы интересуетесь?

– Старый дом на холме неподалеку от деревни Тарасовка.

– Ах, этот… – Старик достал с полки толстый том, положил на стол, открыл. Перед ним была старинная, очень подробная карта.

– Возле Тарасовки, по-старому Лапасари… – бормотал он, водя по карте пальцем. – А вот этот дом вас не интересует – рядом со Снегиревкой? Трехэтажный каменный дом середины девятнадцатого века. Его построил, выйдя в отставку, генерал Доппельдорф, знаменитый исследователь Африки. Из одного путешествия он привез жирафа, носорога и черную жену. Жираф почти сразу издох от холода, а носорог сломал клетку, сбежал и целый год блуждал по окрестным лесам, пугая крестьян…

– Нет, меня интересует дом возле Тарасовки!

– Ах, ну да, возле Тарасовки… А вот еще интересная усадьба, ее владельцем был знаменитый спирит граф Нильский. Он прославился тем, что соорудил стол для спиритических сеансов на восемьдесят персон, а потом построил зеркальную галерею для связи с потусторонним миром, вошел в нее и пропал…

– Нет, – повторил Малашкин, стараясь не раздражаться. – Меня интересует только дом возле Тарасовки!

– Ага, вот он! – старик ткнул скрюченным пальцем в точку на карте и победно взглянул на следователя. – Объект номер триста двенадцать «Б»! Соответствующая папка на третьей полке второго стеллажа!

Он достал с полки картонную папку, положил на стол рядом с атласом и развязал тесемки.

В папке находилось несколько документов и с десяток газетных вырезок.

– Интересный объект! – проговорил Сыч, перебирая бумаги. – Построен не так уж давно, в самом начале двадцатого века, в стиле северный модерн. Однако! – он поднял палец, подчеркивая важность того, что собирался сообщить, и повторил: – Однако на этом холме гораздо раньше была какая-то постройка, от которой сохранился только каменный фундамент. На этом-то фундаменте и возвели интересующий вас дом. Вы спросите, что это была за постройка, кто и когда ее соорудил, кто и когда разрушил?

Малашкин ничего подобного спрашивать не собирался, но не стал разуверять старика. Он придерживался того мнения, что чем меньше перебиваешь человека, тем больше от него узнаешь.

И старый краевед продолжил:

– Так вот, я не смогу вам ответить ни на один из этих вопросов. По крайней мере, не могу ответить точно, с источниками и фактами на руках. Правда, достоверно известно, что, когда в этих местах появились воины и торговцы из Скандинавии, а было это в десятом веке от Рождества Христова, на этом холме уже были развалины. Крупнейший специалист по местному фольклору, профессор Гельсингфорсского университета Грейсвальд, сообщал в одном из докладов, что у местных угро-финских племен существовала легенда, будто в глубокой древности на этом холме жил злой дух. Поэтому якобы эти развалины назывались Чертовым городищем. Но, как вы понимаете, все это – легенды и домыслы, а мы с вами предпочитаем факты и документы.

Он снова склонился над своими бумагами и продолжил:

– А факты таковы. Как я вам сказал, тот дом, который сейчас стоит на холме возле Тарасовки, построен в начале двадцатого века финским торговцем Арви Саланайненом. Он торговал мебелью и произведениями искусства, много путешествовал. Женился на иностранке, говорили, что она родом то ли из Венгрии, то ли из Румынии…

– Из Венгрии? – переспросил Малашкин. – Потом этот дом тоже купил гражданин Венгрии…

– Что в этом удивительного? – Старик взглянул на следователя поверх очков. – Венгры и финны, можно сказать, родственники.

– Что? Они же ничуть не похожи! Финны – северный народ, спокойный и медлительный, они в массе голубоглазые блондины, а венгры – темпераментные брюнеты, одни венгерские танцы чего стоят…

– И тем не менее это так! Оба народа принадлежат к финно-угорской группе, даже языки у них похожи. Вы же знаете, бывает, что два родных брата совсем не похожи друг на друга… И вообще, лучше бы вы меня не перебивали, я еще не закончил!

– Да, конечно, извините…

– Итак, Арви Саланайнен женился на иностранке, но брак этот продлился недолго и завершился трагедией…

Старик вынул из папки пожелтевшую газетную вырезку:

– Это вырезка из газеты «Гельсингфорсские ведомости» за тысяча девятьсот девятый год. Можете сами прочесть эту заметку, знаете же, как говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Малашкин осторожно взял вырезку и прочел:

Чудовищная трагедия разыгралась в загородном доме известного торговца и мецената Арви Саланайнена. Торговец жил в уединенном доме неподалеку от селения Лапасари с женой и несколькими слугами. Впрочем, слуги, за исключением одной горничной, жили в соседней деревне и приходили в господский дом каждое утро. И вот третьего дня они в обычное время пришли к порогу дома, но на их стук никто не открыл. Тогда истопник Юхан Лапанен выломал дверь, слуги проникли в дом и нашли в нем ужасную картину. Хозяин дома лежал в собственной постели, горло его было перерезано или, скорее, перегрызено каким-то животным. Горничная, тоже мертвая, находилась на пороге своей комнаты. Казалось, что она пыталась от кого-то убежать, но свирепый враг настиг ее и загрыз, как и хозяина. Молодая жена торговца пропала бесследно, однако от спальни через весь дом тянулись следы крови, которые обрывались возле распахнутого окна.

Местная полиция встала в тупик перед таким ужасным и загадочным преступлением. Тогда для помощи следствию был приглашен из Санкт-Петербурга знаменитый сыщик Кузьма Кутилин. Осмотрев место преступления, Кутилин высказал предположение, что в дом через открытое окно проник какой-то дикий зверь, который загрыз хозяина и горничную, хозяйку же уволок в свое логово. Как ни невероятно звучит такое объяснение, пока это единственная версия следствия. Тем более что среди местного населения издавна ходят слухи об обитающем в лесах огромном волке. В настоящее время усиленный наряд полиции, присланный из Выборга, прочесывает окрестные леса в поисках кровожадного чудовища. Мы будем сообщать нашим читателям о всяких новостях по этому загадочному делу…

– Ну и как – нашли этого зверя? – поинтересовался Малашкин, возвращая старику газетную вырезку.

– Нет, конечно! – Краевед развел руками. – Искали больше месяца, но не нашли никаких следов ни зверя, ни молодой женщины.

– А что потом было с этим домом?

– Примерно через год после трагедии объявился наследник – родной брат пропавшей жены Саланайнена. Он предъявил законно оформленное завещание, по которому покойный торговец оставил ему в наследство этот дом. Поскольку дом считался про́клятым, никто из родственников Саланайнена на него не претендовал, и венгр поселился в этом доме со своей женой. Впрочем, жену эту никто не видел. Новые хозяева жили затворниками, никуда не выходили и никого у себя не принимали. Так продолжалось более двух лет… – Старик замолчал, глядя прямо перед собой.

– И что же случилось потом? – напомнил Малашкин о своем существовании.

– Потом… потом в наши места приехал с гастролями знаменитый румынский цирк Петра Малинеску. Акробаты, дрессированные животные, танцовщица на проволоке… сам хозяин – знаменитый фокусник…

Старик достал из своей папки пожелтевшую программку: на обложке усатый брюнет в чалме размахивал волшебной палочкой.

– Цирк дал несколько представлений в Гельсингфорсе, еще два – в Выборге. На второе представление пришел тот самый венгр, который жил в интересующем вас доме. То, что он пришел в цирк, само по себе было необычно – ведь он до того вообще никуда не выходил. А тут он к тому же привел свою жену, которую до этого дня вообще никто не видел. Женщина была в густой вуали, но жена аптекаря, которая на представлении сидела рядом с ней, утверждала потом, что венгерка один раз приподняла вуаль и что она была как две капли воды похожа на пропавшую жену Саланайнена. Только бледна как полотно.

После представления венгры подошли к хозяину цирка и о чем-то разговаривали с ним на неизвестном языке – то ли венгерском, то ли румынском. А потом сам хозяин и несколько его ведущих артистов отправились в гости к венграм, в тот самый дом, которым вы так интересуетесь…

Старик снова замолчал, затем, ничего не говоря, протянул Малашкину вторую газетную вырезку. Вырезка была из той же газеты, только за тысяча девятьсот тринадцатый год.

Новая трагедия в проклятом доме

Наши читатели, конечно, хорошо помнят о чудовищном происшествии, которое случилось четыре года назад в уединенном доме торговца и мецената Арви Саланайнена. Тогда сам хозяин и горничная были найдены загрызенными неизвестным зверем, а молодая жена хозяина, иностранная аристократка, бесследно пропала. Долгие поиски ничего не дали.

И вот теперь в том же доме разыгралась еще одна леденящая душу трагедия.

Накануне вечером многие жители Выборга и окрестностей имели удовольствие наблюдать выступление знаменитого румынского цирка господина Петра Малинеску. После этого выступления наследник Саланайнена, поселившийся в его загородном доме, пригласил господина Малинеску и ведущих артистов цирка на ужин в свое имение. Директор цирка и артисты с благодарностью приняли приглашение, не подозревая, чем оно для них обернется.

Никто из них той ночью не вернулся в гостиницу «Англез», где они остановились. Хозяин гостиницы ничуть не обеспокоился, полагая, что циркачи заночевали в доме своего нового знакомого. Однако и наутро они не возвратились, а в тот день тоже должно было состояться цирковое представление.

Остальные артисты, обеспокоенные отсутствием своих коллег, наняли несколько экипажей и отправились в дом покойного Саланайнена. Вместе с ними поехал частный пристав господин Федулов, у которого возникли неприятные подозрения.

Дом сразу произвел на них мрачное и гнетущее впечатление.

На стук никто не открыл, и тогда господин Федулов велел кучеру выломать дверь.

Войдя внутрь, они увидели картину, ужаснее которой невозможно вообразить.

Сам господин Малинеску лежал напротив входной двери без всяких признаков жизни. Лицо его выражало крайнюю степень ужаса, горло было прокушено, в теле, по словам производившего вскрытие доктора Розенталя, почти не осталось крови.

Неподалеку от него, у основания лестницы, ведущей на второй этаж дома, лежала в луже крови танцовщица на проволоке мадемуазель Фифи. Прекрасную танцовщицу тоже зверски убили, и ее хорошенькое личико было до неузнаваемости искажено страхом.

В разных концах дома нашли остальных артистов. Все они были мертвы, а на лицах печать невыносимого ужаса. Не нашли только тел хозяев дома и дрессировщика диких животных господина Франца Бакенбека.

Все приехавшие в злосчастный дом были до крайности испуганы найденными следами злодеяния, но еще больший страх они испытали, когда из дальней комнаты верхнего этажа до них донеслось жуткое рычание, переходящее в леденящий кровь вой. Услышав его, одна дама из кордебалета упала в обморок, так что ей пришлось немедленно дать нюхательную соль. Пристав Федулов, однако, не испугался и направился в том направлении, откуда доносились подозрительные звуки. К нему присоединились цирковой борец Иван Подольный и двое крепких акробатов из труппы господина Малинеску.

Казалось, после того, что они обнаружили на первом этаже, ничто уже не могло поразить их воображение, однако, открыв дверь, из-за которой доносилось рычание, пристав и его мужественные спутники были потрясены.

Посреди комнаты лежал укротитель диких животных господин Бакенбек, мертвый, как и остальные. Над его трупом сидела огромная обезьяна породы орангутанг, которая и издавала напугавшие публику звуки. Ужасная морда обезьяны была перемазана кровью. При виде пристава и его спутников обезьяна зарычала громче прежнего, свирепо оскалилась и прыгнула вперед с самым угрожающим видом. Однако доблестный пристав не растерялся и выстрелил в кровожадного монстра из револьвера системы «наган». Орангутанг был ранен в плечо. Издав кошмарный вопль, он выскочил в окно и убежал в сторону леса.

Расспросив уцелевших артистов цирка, пристав Федулов сумел приблизительно восстановить картину чудовищной трагедии.

Господин Бакенбек, отправившись на званый ужин, взял с собой дрессированного орангутанга, с которым почти никогда не расставался. Должно быть, во время ужина обезьяна по какой-то неясной причине пришла в неистовство и убила своего дрессировщика. Лишившись его благотворного влияния, чудовище вернулось в первобытное состояние, проще говоря, совершенно озверело и в считаные минуты растерзало всех остальных участников злополучного ужина.

Правда, остается неясным вопрос, куда подевались хозяин дома и его жена, но пристав Федулов придерживается того мнения, что взбесившаяся обезьяна утащила их трупы в лес, дабы растерзать их позднее без помех, а потом возвратилась в дом за трупом своего хозяина.

Конечно, остаются неясными еще некоторые вопросы. Скептикам кажется невозможным, чтобы обезьяна, от которой, по остроумной теории господина Дарвина, произошел человек, была способна на такое чудовищное зверство. Да и хватило бы у обезьяны сил, чтобы расправиться с несколькими людьми?

Таким сомневающимся можем возразить, что и среди человеческих племен встречаются еще в наш просвещенный век случаи каннибализма, что уж говорить об обезьянах! А что касается сил – те, кому посчастливилось побывать на представлениях труппы несчастного господина Малинеску, видели этого орангутанга и понимают, что это чудовище обладало невероятной силой.

Есть и более серьезные возражения. Так, проживающий в Выборге зоолог и ветеринар господин Альтшулер утверждает, что орангутанги питаются исключительно растительной пищей и ни при каких обстоятельствах не пьют кровь. Но при всем нашем уважении к господину Альтшулеру вряд ли кто-то в наших краях хорошо знает обычаи диких обезьян, кроме того, привычки этого зверя могли измениться в неволе. Во всяком случае, никто не в силах придумать более правдоподобного объяснения чудовищной трагедии…

Кроме этой большой статьи, в папке была еще одна вырезка, поменьше, датированная тем же годом.

У наших читателей, несомненно, свежа в памяти кошмарная трагедия, разыгравшаяся несколько месяцев назад в загородном доме, принадлежавшем родственнику покойного купца Саланайнена. Тогда взбесившаяся обезьяна растерзала своего укротителя и еще несколько человек. Мы обещали господам читателям информировать их о ходе расследования. Так вот, можем сообщить, что ужасная обезьяна пока не найдена, а в окрестностях злополучного дома время от времени находят трупы загрызенных овец, собак и коз, а дважды были найдены и человеческие тела: одно принадлежало поденному рабочему Ивану Мустонену, второе – крестьянке Анфисе Григорьевой, которая направлялась на богомолье в Печерский монастырь. Таким образом, можно сделать вывод, что кровожадное чудовище все еще на свободе и представляет опасность для одиноких прохожих…

– Это последняя вырезка, касающаяся событий столетней давности? – спросил Малашкин, положив заметку на место.

– Последняя, – кивнул краевед.

– То есть на этом таинственные события вокруг этого дома прекратились?

– Вовсе нет. Просто через несколько месяцев после публикации последней заметки началась Первая мировая война, и читателям «Гельсингфорсских ведомостей» стало не до взбесившейся обезьяны. А потом – революция, Гражданская война, Финляндия получила независимость… ну, что было дальше, вы сами знаете.

– Да, и по прошествии целого столетия в этом доме снова начали происходить странные вещи. Только на этот раз нет орангутанга, на которого их можно списать…

Старый краевед ничего не ответил.

Следователь поблагодарил его и собрался уже уйти, но в последний момент передумал. Он достал из портфеля карту, которую нашел в рюкзаке погибшего туриста, и показал ее Сычу:

– Вы, случайно, не знаете, что отмечено здесь крестиком? Я сравнил эту карту с подробной топографической картой района, так на этом месте ничего нет, кроме огромного болота…

– Ну-ка, дайте взглянуть… – Краевед придвинул к себе мятую карту, сдвинул очки на нос и нахохлился, отчего еще больше стал похож на старого сыча. – Откуда это у вас? – проговорил он наконец, повернувшись к Малашкину.

– Ну вообще-то есть такое понятие – тайна следствия…

– Ладно, не так уж важно! – Старик снова придвинул к себе старинную карту района. – Видите, на карте начала двадцатого века в этом месте, посреди Суоярвинского болота, отмечено кружком поселение – деревня вепсов. По переписи девятьсот второго года, в ней обитало тридцать два человека. А на всех более поздних картах эта деревня не отмечена. Считают, что ее жители то ли вымерли от какой-то болезни, то ли просто покинули деревню и перебрались в более подходящие для обитания места. Но среди жителей соседних деревень ходили какие-то странные слухи. Будто бы без малого сто лет назад по тайной тропе через болото выбрался старик, последний житель той деревни. Он едва мог идти, трясся от страха и повторял одно только слово: «Кровь! Кровь!» К утру тот старик умер, и больше о деревне болотных вепсов никто ничего не слышал.

– Вот как… негусто… – вздохнул Малашкин.

– Уж извините – что знал, то и рассказал. Еще могу добавить лишь одну деталь, возможно, она вас заинтересует… – Старик выдвинул ящик стола и достал оттуда пожелтевший листок бумаги. – Один крестьянский мальчик, который в детстве жил в деревне возле болота, куда пришел умирать тот старик, хорошо рисовал. Позднее он выучился в Выборге, стал художником. Скончался он лет двадцать назад. Так вот, в его архиве я нашел вот этот рисунок. Судя по бумаге и другим признакам, этот рисунок сделан как раз в то время, когда обезлюдела деревня вепсов.

На листке бумаги простым карандашом был очень живо нарисован бледный, изможденный, еле живой старик в рубахе с вышивкой по воротнику. Рядом были отдельные зарисовки – орнамент той же вышивки, резная ручка посоха и какой-то деревянный кругляшок с вырезанным на нем символом – восьмиконечный крест в круге.

– Вышивка на воротнике – вепсская, – продолжал говорить краевед. – Так что можно уверенно утверждать, что на этом рисунке изображен тот самый несчастный старик, последний житель вымершей деревни на болоте… Судя по посоху с резной ручкой, этот старик был нойдом, так у вепсов называется колдун, знахарь. Раньше в каждой вепсской деревне был нойд – он не только боролся со злыми духами, но был по совместительству лекарем.

– А вот это что такое? – перебил его Малашкин, указывая на крест в круге.

– А, это! – Старик оживился. – Это оберег, защита от злых духов. Вепсы носили такие обереги на груди под одеждой или вешали перед входом в свое жилище. Они верили, что оберег защитит их от куржаков – злых духов, которые обитают на кладбище и по ночам нападают на людей, чтобы выпить их кровь. Как вы видите, крест, который вырезан на нем, – не совсем христианский. Это – древний солнечный символ, общий для всех угро-финских народов…

– То есть у венгров тоже такой был?

– В древности – вне всякого сомнения, – подтвердил старик. – Венгры называли этот крест «рука Бога», венгерское название очень трудное, воспроизвести его я не в состоянии…

Малашкин внимательно слушал его и разглядывал старый рисунок.

Он не сомневался, что уже видел точно такой же восьмиконечный крест, заключенный в круг, на двери того злополучного дома, и на воротах, и еще где-то…