Текст книги "Тот, кто появляется в полночь"

Слепящее пламя погасло.

Во дворе стало еще темнее, чем прежде.

– Кто вы? Что это было? – Лиза, словно проснувшись от страшного сна, повернулась к шаману. Голос ее дрожал, и сама она тряслась мелкой противной дрожью от пережитого ужаса.

Но никакого шамана не было – в нескольких шагах от нее, освещенный светом, падающим из приоткрытой двери столярной мастерской, стоял неказистый, малоприятный тип в сером сатиновом халате с торчащей из нагрудного кармана ручкой.

– Что это вы тут делаете? – спросил он Лизу с едва уловимым акцентом. – Тут не надо ходить, тут с крыши может камень упасть. Вам-то что, а у меня неприятности будут.

– Я… я заблудилась, – ответила Лиза, пытаясь преодолеть дрожь. – Я искала…

Она пыталась вспомнить, что же она искала, но мысли путались в голове.

– Ладно, – проговорил человек в халате, внимательно оглядев ее. – Я смотрю, вам нехорошо. Пойдемте к нам в мастерскую, выпейте чаю, вам сразу станет лучше.

Лиза не стала возражать.

Она вошла в дверь мастерской.

Здесь пахло столярным клеем и свежим деревом, хвоей, опилками и еще чем-то трудноуловимым, но приятным. Тут было очень шумно – визжали пилы, стучали молотки и какие-то другие инструменты. Вокруг суетились крепкие парни, немного похожие друг на друга – с широкими невозмутимыми лицами и узкими загадочными глазами прирожденных охотников.

– Мы соплеменники, – проговорил Лизин спутник, перехватив ее взгляд. – Можно даже сказать, родичи. Мы – чагатаи, наша родина – Сибирь.

Лиза кивнула.

Они вошли в небольшую комнату, отделенную от мастерской застекленной перегородкой. Сразу стало тише. Ее спутник кому-то помахал через стекло, вошел молодой парень с черными как смоль волосами, собранными в хвост, что-то спросил на незнакомом языке, старший ему коротко ответил и вышел. Парень поставил чайник и улыбнулся Лизе:

– Сейчас будет хорошо, будет чай…

– А кто он? – спросила Лиза, показав глазами вслед вышедшему человеку. – Начальник?

– Не начальник, нет! – Парень округлил глаза. – Кайчи!

– Что такое кайчи? Шаман?

– Зачем шаман? – Парень поморщился. – Шаман – вот! – Он показал рукой совсем низко над полом. – Кайчи – вот! – Он поднял руку высоко, как мог. – Шаман – слуга духов, кайчи духи слушаются, как своего отца! Когда кайчи поет – слушать его слетаются духи со всей тайги! Он поет – и духи делают все, что он прикажет!

Чайник закипел, парень насыпал в фарфоровую кружку сухую заварку, залил кипятком, и каморка наполнилась незнакомым, удивительным запахом.

Парень налил чай в большую синюю чашку, подал Лизе. Она сделала глоток.

Пожалуй, на вкус этот чай ей не понравился – он был слишком резкий, с каким-то смолистым ароматом. Но зато по телу разлилось тепло, и холодная дрожь, охватившая Лизу в темном дворе, отступила.

Дверь снова открылась, вернулся хозяин. Отпустил парня, сел за стол рядом с Лизой, налил себе чаю и повернулся к девушке.

– Так что вы здесь делали?

Но Лиза, вместо того чтобы ответить, задала ему встречный вопрос:

– Что это было – во дворе? Вы пели, а потом эта вспышка… и то существо, которое пряталось в темноте, – его больше нет?

Мужчина помолчал, сложив перед собой руки, потом поднял на Лизу взгляд проницательных узких глаз и заговорил:

– Мы, чагатаи, тысячи лет жили в лесу, в степи. Кроме нас, там жили другие – олени, лоси, медведи, волки… Мы с ними не ссорились. У каждого своя жизнь. Конечно, мы охотились, но так уж заведено: всем нужно жить. Иногда к нам приходили другие люди. Якуты, эвенки, буряты, русские. С одними мы воевали, с другими менялись – шкурки на соль, на патроны. Так уж заведено. Но иногда случалась беда. Если кто-то из чагатаев умирал плохой смертью, его забирал Зубастый дух. Тогда мертвый человек вставал из могилы, приходил в стойбище и забирал других людей. Такой мертвец называется ойолунчи – мертвый, который ходит. Это плохо. Если его не остановить, ойолунчи может забрать всех людей в стойбище. Но кайчи знает такую песню – если ее спеть, приходят духи и забирают плохого мертвеца. Совсем забирают.

– Но мы сейчас не в лесу, не в степи! – подала голос Лиза.

– Верно, – кайчи кивнул. – В нашу степь пришли люди с большими машинами, вырыли большую яму, сделали море. Чагатаи поехали в город. Здесь плохо – места мало, людей много. Но чагатаи привыкли, так уж заведено, всем надо жить. Чагатаи делают скамейки, столы, оконные рамы. Только недавно я почувствовал: что-то нехорошо. Я услышал голос Зубастого духа. А сегодня во дворе увидел ойолунчи – мертвого, который ходит. Мертвый хотел забрать тебя. Я спел песню, и духи забрали мертвого. Совсем забрали.

Слова кайчи звучали убедительно, но в его лице, в его голосе было беспокойство.

– Значит, теперь я могу ничего не бояться? – спросила Лиза.

– Нет, не можешь. – Кайчи пристально взглянул на нее. – Духи забрали ойолунчи, мертвого, который ходит. Он больше никого не заберет. Но я чувствую, что где-то близко прячется сам Зубастый дух. Против него песня кайчи бессильна.

– Он что – приехал сюда из Сибири вслед за вами?

– Нет, – серьезно ответил кайчи. – Я чувствую, это другой Зубастый дух. Не тот, с которым я боролся в Сибири. Он из другой земли. Из незнакомой земли, про которую я ничего не знаю.

Он немного помолчал, а когда снова заговорил – в голосе его была тревога:

– Люди, звери – все могут жить вместе, хоть в Сибири, хоть в городе. В городе, конечно, хуже, но здесь тоже есть свой порядок. Но Зубастый дух – он совсем другой. Он убивает не потому, что хочет есть. Он убивает потому, что любит смерть. Он плодит ойолунчи, ходячих мертвецов, и учит их убивать. Он хочет, чтобы на Земле остались только мертвые. Я думал, что на свете один Зубастый дух, я думал, он остался там, в Сибири. Но тут я чувствую другого, и я не знаю, что делать. И я чувствую, что этот Зубастый дух ищет тебя. Ты ему для чего-то нужна. Я вызвал духов, они забрали ойолунчи, но Зубастый дух сделает новых ходячих мертвецов, а может, он сам придет за тобой. Так что будь осторожна!

– Я постараюсь, – ответила Лиза. – А теперь, извините, мне нужно идти, и спасибо вам!

Она наконец вспомнила, зачем приехала на Обводный канал: неизвестная женщина по телефону сказала ей, что нашла здесь Капу. Но это явно была хитрость, уловка, чтобы заманить саму Лизу в темный безлюдный двор…

Может быть, Капа все же дома?

Простившись с кайчи, Лиза поехала домой.

По дороге она несколько раз звонила Капе, но телефон, как и прежде, молчал.

Ее квартира была пуста, Капа отсутствовала.

Лиза встала посреди прихожей с колотящимся сердцем.

Что же делать?

Неужели Капа и вправду ушла куда-то и ей полностью отшибло память? И теперь она бредет где-нибудь в незнакомом районе или прибилась к бомжам, а то и вообще умерла?

«Спокойно, – сказала себе Лиза, – главное – не впадать в панику. Для начала нужно зайти к соседке, может быть, она вернулась и что-то знает…»

Она вышла из квартиры, подошла к соседней двери.

Из-за двери доносились громкие, фальшивые голоса.

– Я думал, что ты – мое солнце, мой свет, вся моя жизнь! – с пафосом кричал мужской голос. – Ты же оказалась презренной ползучей тварью… Я дал тебе все…

– Но, Борис! – перебил его женский голос, в котором слышались фальшивые рыдания. – Ты совершенно не так все понял…

Лиза позвонила.

Ей никто не открывал, но голоса за дверью стали, кажется, громче.

Лиза позвонила еще и еще раз, потом принялась колотить в дверь кулаками и даже стукнула пару раз ногой.

Наконец за дверью раздались шаркающие шаги, дверь открылась, и перед Лизой возникло перепуганное лицо соседки.

– Лизонька, это ты? – пролепетала та. – Что случилось? Пожар?

– Нет, не пожар! – выкрикнула Лиза.

– А что же ты так стучишь? Мы испугались…

– Вы? – переспросила Лиза дрожащим голосом. – Вы… с кем?

– С Капой, конечно…

– Так Капа у вас? – Лиза почувствовала безумное облегчение и в то же время злость. – Я вам звоню, звоню, а вы не открываете… и к телефону не подходите…

– Ну, мы смотрим сериал по телевизору, – проговорила соседка, – а ты же знаешь, мы обе немножко плохо слышим…

Это было мягко сказано, соседка глуха как пень, но честно это признавала, Капа же утверждала, что слышит прекрасно, хотя недалеко ушла от соседки.

– Так, значит, с Капой все в порядке?

– Ну да, конечно!

Лиза, все еще не веря своим ушам, прошла в комнату.

Там, перед орущим телевизором, сидела Капа – как обычно, в розовой шелковой блузке и с розовым бантом в волосах. Перед ней на столе стояли большая чашка чая и вазочка с печеньем и сушками. На лице у Капы было выражение тихого блаженства.

– Это ты, Лизочек? – проговорила она, увидев Лизу на пороге. – Ты представляешь, какой мерзавец этот Борис – оставил бедную девочку с ребенком! Нужно написать на телевидение – пусть хоть что-нибудь сделают, нельзя же смотреть на это сквозь пальцы!

Лиза без сил плюхнулась на диван прямо в пальто.

– Капа, – проговорила она, стараясь не взорваться, – ты не представляешь, что я пережила!

– А в чем дело? – Капа заморгала.

– Я тебе звонила много раз, – Лиза говорила тихо, и Капе пришлось убавить звук телевизора, чтобы расслышать ее слова. – Ты не отвечала, и я очень беспокоилась…

– Ну, конечно, как я могла ответить, если я была здесь, у Тамары Ивановны! Ты представь, наш телевизор сломался, а тут как раз начинался мой любимый сериал. Кстати, ты зря его не смотришь! Он очень, очень жизненный! Так вот, к счастью, Тамара Ивановна пригласила меня к себе, так что понятно, что я не могла тебе ответить…

– Сюда я тоже звонила… – проговорила Лиза. – Ладно, что уж теперь. Ты останешься здесь?

– Нет, сериал уже кончился, пойдем домой!

Капа все же чувствовала себя немного виноватой, поэтому говорила не переставая:

– Представляешь, телевизор сломался в самый неподходящий момент! Надо же, какие некачественные делают телевизоры! Только я села, включаю, а он ничего не показывает! Теперь придется вызывать мастера…

– Подожди с мастером, – отмахнулась Лиза. – Ты уверена, что телевизор не работает?

– Ну, разумеется! – ответила Капа с апломбом. – За кого ты меня принимаешь? Я пока еще не в маразме!

Она нажала кнопку на пульте, но экран телевизора остался черным.

– Вот видишь? Он не работает!

– Вижу, – с голубиной кротостью проговорила Лиза и подняла с пола кабель с вилкой. – Вижу, что телевизор не включен в сеть!

– Как? – Капа смущенно уставилась на провод. – Не может быть! Как не включен?

– Очень просто! – Лиза вставила вилку в розетку, взяла у Капы пульт и снова нажала кнопку. Экран засветился, раздался жизнерадостный голос диктора:

– Сегодня исполняется ровно двести пятьдесят лет с того знаменательного дня…

– Как же так? – бормотала Капа. – Ведь я была уверена… кто же его выключил?

– Наверное, ты сама и выключила. Ведь ты включала в эту розетку чайник? Вот он стоит! А потом забыла поменять…

– Ну, не знаю, не знаю! – Капа обиженно поджала губы. – Кстати, Лизочек, я давно хочу отдать тебе одну вещь… мне кажется, она тебе очень пригодится!

– Капа, может быть, как-нибудь в другой раз? – взмолилась Лиза. – Я очень устала, переволновалась…

– Я тоже очень за тебя волнуюсь, когда ты возвращаешься домой так поздно! И эта вещь тебе просто необходима!

С этими словами Капа отправилась в кладовку.

Если Капа себе что-то вобьет в голову – спорить с ней бесполезно.

Лиза приготовилась к тому, что ей сейчас будет вручена очередная фотография какой-нибудь прабабки, или полуистлевший веер из страусовых перьев, или еще что-нибудь такое же полезное.

Из кладовки донесся грохот и полузадушенный голос Капы:

– Лизочек… Лизочек… помоги мне!

Лиза бросилась в кладовку и застала там душераздирающую картину.

Капа стояла на табуретке перед стеллажом, одной рукой вцепившись в полку и с трудом удерживая равновесие, а второй прижимая к себе старый потертый кожаный саквояж. На полу валялась груда старых книг, свалившихся с верхней полки.

– Лизочек, возьми у меня саквояж! – взмолилась Капа. – Мне его не удержать…

Лиза взяла саквояж, помогла Капе слезть с табуретки и восстановила в кладовке прежний относительный порядок. После этого она покачала головой и проговорила:

– Капа, ну когда ты наконец поймешь, что в твоем возрасте нельзя заниматься акробатикой? Если уж тебе что-то понадобилось, сказала бы мне, я бы все тебе сама достала.

– Что за намеки на возраст? – надулась Капа. – Незачем мне напоминать о нем! Вообще, ты же знаешь, как говорят – женщине столько лет, на сколько она выглядит!

– Ну, Капа, ты извини, но столько не живут!

– Вот как? – Капа поджала губы. – Не ожидала от тебя такого! Я пока еще в состоянии сама о себе позаботиться!

– Ну конечно… – Лиза пошла на попятную и обняла старушку за плечи. – Не обижайся, Капочка, но сама понимаешь – я о тебе беспокоюсь… Что ты там хотела мне показать?

– Не показать, а подарить… точнее, передать, потому что это наша семейная реликвия!.. – С этими словами Капа потянулась к саквояжу.

– Надеюсь, это не саквояж? – испугалась Лиза. – Он такой огромный… ты же не хочешь, чтобы я с ним ходила на работу?

– Нет-нет, не беспокойся… – щебетала Капа, открывая саквояж.

Этот саквояж был битком набит каким-то немыслимым барахлом – старые, лопнувшие по швам лайковые перчатки, театральный бинокль на ручке из слоновой кости, но без одного стекла, пустой хрустальный флакон из-под духов, до сих пор хранящий тонкий цветочный аромат, полуистлевшая от времени шелковая блузка с вышитыми на ней лиловыми ирисами, колода потертых карт, на которых масти представляли собой персонажей четырех классических итальянских опер, фигурка всадника, выточенная из слоновой кости, и множество других столь же бесполезных вещиц.

– Где же он? – бормотала Капа, перебирая это барахло. – Ведь он здесь был… ну куда же он запропастился… Ах, вот же он! – С этими словами Капа извлекла из груды бесполезного хлама маленькую театральную сумочку, вышитую бисером. Расстегнув эту сумочку, она достала какой-то удлиненный предмет, завернутый в платок из зеленого шелка, в уголке которого был вышит странный символ – восьмиугольный крест, вписанный в круг.

Лиза подумала, что где-то уже видела этот символ, но не додумала эту мысль до конца, потому что Капа развернула платок.

В руке у нее оказался небольшой, очень красивый кинжал с каким-то странным, тускло блестящим лезвием.

Рукоятку кинжала покрывал удивительно красивый орнамент из переплетенных листьев и цветов, среди которых был помещен тот же символ, что на платке, – восьмиконечный крест в круге.

– Какая красивая вещь! – восхищенно проговорила Лиза, осторожно приняв кинжал из рук Капы. – Откуда у тебя этот кинжал? Наверное, он очень ценный!

– Конечно, ценный! – Капа была явно довольна произведенным эффектом. – Я же сказала тебе – это наша семейная реликвия, кинжал хранился в нашей семье не одну сотню лет, и я хочу, чтобы теперь он был у тебя. И ты непременно должна всегда носить его при себе! – Капа повысила голос: – Ты возвращаешься с работы поздно, ходишь одна, а в наше время это очень опасно! По телевизору все время говорят о разгуле преступности!

– Капа, Капа! – Лиза покачала головой. – Мне очень нравится этот кинжал, тем более если это семейная реликвия, но сама посуди – какой смысл носить его с собой? Вряд ли им можно воспользоваться для самозащиты! Если на меня кто-то нападет, я его и вытащить-то не успею, а если успею – так будет только хуже: это же не оружие, а ценный антиквариат, который только раззадорит грабителей! У него и лезвие какое-то несерьезное, кажется, даже не стальное. Если хочешь знать, я ношу с собой электрошокер, это куда надежнее, он меня уже…

Она хотела сказать, что шокер помог ей отбиться от грабителей, но вовремя опомнилась: незачем пугать Капу, незачем рассказывать ей о событиях последних дней.

– Не верю я в эти новомодные штучки! – возразила Капа, неодобрительно поджав губы. – Этот кинжал куда надежнее! Это особенный кинжал! Как-то он спас жизнь нашей прапрапра – и еще много раз прабабке. Это такая удивительная история, мне рассказывала ее моя прабабушка, когда я была ребенком…

Капа открыла рот, собираясь продолжить рассказ, и вдруг удивленно заморгала:

– Как же так? Я помню, что она рассказывала мне удивительную историю, связанную с этим кинжалом, но в чем там было дело, не могу вспомнить… Неужели это и правда старость?

Лиза почувствовала жалость к бедной старушке, обняла ее и ласково проговорила:

– Ну, не переживай, я тоже иногда забываю разные вещи. Помнишь, месяц назад забыла ключи. Хорошо, что ты была дома. Это бывает и у молодых людей.

– Правда? – Капа засияла. – Ты меня утешила! Но все-таки я была бы гораздо спокойнее, если бы ты носила при себе этот кинжал. Он и правда особенный.

– Ну, хорошо, – согласилась Лиза. – Если это тебя успокоит, я буду его носить. Завтра же положу в сумку…

* * *

Уже год прошел с того дня, как на престоле Валахии воцарился Владислав Третий Дракула. Огнем и кровью молодой государь укреплял свое могущество. Что ни день, совершал он новые казни. За этот год он казнил больше половины бояр, многих знатных людей и военачальников. Но в Валахии за этот год прекратились воровство и лихоимство, перевелись воры и разбойники. Возле колодца на главной площади Тырговиште висела золотая чаша, чтобы любой прохожий мог из нее утолить свою жажду. Висела эта чаша днем и ночью, никто ее не охранял – и никто не украл ее, так боялись жители города сурового правителя. Говорили о нем, что Влад Дракула суров, но справедлив. Справедлив, но очень суров.

Проезжал как-то Дракула мимо крестьянского поля и увидел, что крестьянин, который его возделывает, одет в рваную рубаху.

Остановился правитель и велел крестьянину подойти.

– Довольно ли у тебя земли? – спросил он земледельца.

– Слава богу, хватает, справедливый господин! – ответил тот, низко кланяясь.

– Хороший ли ты собрал урожай?

– Грех жаловаться, справедливый господин!

– Довольно ли ты собрал льна?

– Слава богу, довольно!

– Значит, ты хороший хозяин и заслуживаешь моей милости.

– Благодарю тебя, справедливый господин! – и крестьянин поклонился ниже прежнего.

– Ты собрал довольно льна, но ходишь в рваной рубахе, – продолжал Дракула. – Значит, жена у тебя дурная и ленивая. Я окажу тебе милость: казню твою дурную жену и дам тебе другую, хорошую.

– Помилуй меня, справедливый господин! – закричал крестьянин, упав лицом на землю. – Помилуй! Я двадцать лет прожил со своей женой в любви и согласии, позволь мне дожить с ней, сколько осталось!

– Ты сам назвал меня справедливым, – ответил ему Дракула. – А справедливость не знает снисхождения.

Говорили о Дракуле, что он суров, но справедлив.

Пришли как-то в Валашскую землю два странствующих монаха из немецких краев. Призвал их к себе Дракула и спросил:

– Вы ходите среди людей и слушаете разговоры. Скажите, что говорят обо мне мои подданные?

– Твои подданные славят тебя каждую минуту, – сказал первый монах. – Они молятся за твое здоровье и долголетие. Они говорят, что никогда еще не было у них такого доброго и щедрого правителя, никогда им не жилось так хорошо, как при тебе.

– А что скажешь ты? – обратился Дракула к другому монаху.

– Твои подданные пугают детей твоим именем, – отвечал тот. – Они говорят, что никогда не жили в таком страхе, как при тебе. Говорят, что у тебя нет сердца.

– Благодарю тебя за честные слова, – сказал Дракула второму монаху и протянул ему кошель, полный золота. – Я знаю, что подданные меня боятся, и я радуюсь этому. Только тогда, когда подданные боятся своего государя, они служат ему верой и правдой. А тебе, – повернулся он к первому монаху, – следовало бы знать, как я воздаю за ложь.

И отдал лживого монаха в руки палача.

Говорили о Дракуле, что он справедлив, но суров.

Приезжали в Валашскую землю послы из разных земель, от разных государей. Среди прочих приехал к нему из Италийской земли посол Флорентийской республики. Понравился тот посол Дракуле своей рассудительностью и умом. Еще понравился тем, что внимательно слушал государя и записывал его слова в особую книжицу. Понимал итальянец, что многому может научиться у молодого правителя. Звали того посла Никколо Макиавелли.

Говорили о Дракуле, что он справедлив, но суров.

При свете дня его подданные старались не попадаться на глаза правителю, чтобы не коснулась их его суровая справедливость. Ночью же они запирали двери и окна, не выходили на улицу без крайней надобности, потому что знали: едва зайдет солнце, как на смену суровому Дракуле приходит другой владыка, еще более беспощадный.

По ночам на улицах Тырговиште хозяйничал вампир.

Утром нередко находили на городской площади или в темном проулке мертвецов с прокушенной шеей, мертвецов с белым как мел лицом. Это были либо странники, ничего не знающие о вампире, либо те, кто вышел на улицу по легкомыслию или же по крайней необходимости.

Мертвецов этих не хоронили по христианскому обряду. Им отрубали голову, протыкали грудь осиновым колом, а затем опускали гроб в речные воды. По старинному поверью, только так можно хоронить тех, кого убил вампир. Если же этого не сделать – на следующую ночь мертвец оживет и сам станет вампиром.

Жители города знали, что вампир – умерший брат правителя, и так велик был страх перед Дракулой, что никто не смел просить у него помощи от ночной напасти.

Как-то единственный сын одного богатого горожанина вернулся на родину из дальней поездки. Когда он подъехал к городским воротам, уже стемнело. Он спешился и пошел к дому своего отца, удивляясь, что улицы города совершенно безлюдны.

«Неужели чума опустошила мой город? – думал молодой человек, проходя по узкому переулку возле городской стены. – Или жестокие враги вырезали жителей?»

Беспокоясь о своих близких, он торопливо шел вперед и не оглядывался. Поэтому не заметил он тени, которая скользила по его пятам. Он уже подходил к крыльцу отцовского дома, когда эта тень метнулась вперед и острые зубы вонзились в горло.

Утром слуга открыл двери и увидел на пороге тело молодого господина. Горло его было прокушено, лицо бело, как дорогое голландское полотно.

Отец долго рыдал над телом единственного сына.

Потом он взял это тело и пошел в замок Дракулы.

Все подданные боялись правителя, и несчастный отец боялся его, но ему уже нечего было терять.

Войдя в покои Дракулы, он положил тело сына на каменный пол и низко склонился перед правителем.

– Зачем ты принес сюда этот труп? – мрачно спросил его Дракула. – Чего ты от меня хочешь, купец?

– Я прошу справедливости, великий государь! – отозвался несчастный отец, не поднимая глаз на владыку.

– Знаешь ли ты, что справедливость не знает снисхождения?

– Знаю, великий государь!

– Тогда говори.

И несчастный отец рассказал Дракуле, что его единственный сын вернулся домой из далеких стран живым и здоровым и погиб на крыльце родного дома, убитый вампиром.

– Так что теперь, великий государь, я даже не могу похоронить его по христианскому обряду.

– Чего же ты хочешь от меня, купец? – спросил Дракула, нахмурившись.

– Ты справедлив, великий государь. Поступи же по справедливости. Вели выкопать тело твоего брата из могилы, вели отрубить ему голову, проткнуть его грудь осиновым колом и опустить труп в речные воды. Вели освободить город от вампира.

– Ты не знаешь, о чем просишь, купец! – сурово ответил Дракула.

– Я прошу о справедливости. Справедливость не знает снисхождения.

– Верно, справедливость не знает снисхождения, когда речь идет о крестьянине или торговце, о простом воине или даже о знатном боярине. Но меня это не касается. Я сам решаю, что справедливо и что несправедливо. Я не позволю и пальцем прикоснуться к телу моего возлюбленного брата.

– Будь же ты проклят! – проговорил несчастный отец.

И Дракула ничего ему не ответил и не приказал его казнить, а велел просто выгнать из замка, потому что знал, что никакая казнь не устрашит отца, потерявшего единственного сына.

* * *

Следователь Малашкин отличался фантастическим упорством и дотошностью. Занимаясь расследованием, он не оставлял без внимания ни один след, ни одну зацепку. Поэтому, как только у него оказалось немного свободного времени, он залез в Интернет, чтобы выяснить все, что можно, про загадочный Институт особых исследований, НИИОИ, про который узнал от краеведа со смешной фамилией Сыч.

Но Всемирная сеть, которая знает все обо всем, в этом случае не порадовала Малашкина обилием информации. Ему удалось найти единственную ссылку десятилетней давности, где сообщалось, что НИИОИ срочно требуется сотрудник в отдел кадров. Там был указан телефон и адрес института.

Телефон, который набрал Малашкин, не отвечал, и тогда он решил съездить по указанному в ссылке адресу: набережная Обводного канала, дом сто семьдесят один.

Но перед этим заехал в больницу, чтобы повидать врача Арсения Никодимовича, который преступно долго тянул с выдачей заключения о смерти.

– Ну, что вы можете мне сказать по поводу умершей кладовщицы? – приступил Малашкин к врачу.

– Да черт ее знает… – врач выглядел смущенным и слова произносил неуверенно, – понимаешь, старуха была крепкая, никаких болезней я у нее особенных не нашел. Так, возрастные изменения, что у всех… Не могла она в одночасье помереть…

– Убили ее, что ли?

– Так тоже никаких повреждений! Такое впечатление, что всю кровь из нее выкачали!

– Тогда так и пиши – умерла от потери крови! – против обыкновения Малашкин повысил голос.

– Ага, а где она – кровь эта? – закричал врач. – Вот такая лужа должна быть! А ее нету! Сами же однозначно определили, что убили старуху в кладовой! Черт знает что!

Против обыкновения Малашкин был с ним полностью согласен. Но все же потребовал срочно прислать официальное заключение, потому что в деле должен быть порядок. Сам все же решил выяснить кое-что насчет пропавшего без вести Орлана Н. Г. И дал указания Михалычу.

* * *

С утра следователь Малашкин отправился в НИИОИ.

Нужный ему дом оказался старинным особняком, расположенным рядом с заброшенным складом.

Однако перед входом в этот особняк вместо скромной таблички с сокращением НИИОИ красовалась бронзовая доска с надписью:

«Бизнес-центр “Магистр”».

Малашкин расстроился, но решил довести дело до конца.

Он вошел в двери бизнес-центра и прямиком направился к стойке администратора.

За стойкой сидел кудрявый молодой человек в темном офисном костюме. Лицо его чем-то неуловимо напоминало баранью морду. При виде Малашкина он натянул на это лицо дежурную улыбку, отчего сходство с бараном стало просто удивительным. Однако администратор разглядел поношенный и недорогой костюм следователя, его унылый и явно непроцветающий вид, и улыбка слиняла за ненадобностью.

– Торговым агентам вход запрещен, – процедил молодой человек неприязненно.

– Я что, похож на торгового агента? – сухо осведомился Малашкин.

– Тем более, – ответил администратор непонятно.

Однако когда Малашкин предъявил свое служебное удостоверение, молодой человек снова подтянулся. Правда, вместо дежурной улыбки на его лице появилось выражение испуганного подобострастия.

– Наш бизнес-центр на самом лучшем счету, – забормотал он. – Мы своевременно выполняем все распоряжения… а если кто-то из арендаторов нарушает, то мы тут ни при чем…

– Я по другому вопросу, – успокоил его Малашкин. – Меня интересует институт, который прежде располагался в этом здании. Что с ним стало, куда он переехал…

– Институт? – на лице администратора проступило искреннее удивление, какое появилось бы у барана, если бы вместо свежей травы перед ним вырос такой же свежий номер газеты «Нью-Йорк таймс». – А разве здесь был какой-то институт? Я тут работаю только два года… я думал, тут всегда был бизнес-центр…

– Ага, еще в девятнадцатом веке… – пробормотал Малашкин.

– А разве нет? Ну, в общем, я не в курсе. Это вам, наверное, нужно обратиться к Нелли Ивановне.

– А кто это – Нелли Ивановна?

– Заместитель директора по общим вопросам. Она здесь работает с самого основания, она все знает.

– И где мне ее найти?

– К сожалению, нигде, – администратор вздохнул, – Нелли Ивановна в отпуске, на Сейшелах.

– А кроме нее, кто-нибудь есть?

– Конечно, есть! – молодой человек засиял. – Есть еще Альберт Иванович, заместитель директора по организационным вопросам. Только… – сияние потускнело, как старое серебро, – только он, к сожалению, тоже в отпуске, на Мальдивах.

– А директор? Или он на Канарах?

– Нет, отчего же! Директор, Генри Вильямович, в Майами. Он там постоянно живет, он вообще-то гражданин Соединенных Штатов.

– Так что – кроме вас, здесь вообще никого нет? – осведомился Малашкин, понемногу теряя свое знаменитое терпение.

– Ну, есть еще главный бухгалтер, Зульфия Ивановна, только она…

– Тоже в отпуске?

– Нет, но она живет в Хорватии, работает удаленно. А так – пожалуйста, вот список наших арендаторов, они все на местах… – И он показал Малашкину аккуратно отпечатанный на принтере список названий фирм и телефонов.

– Арендаторы мне вряд ли чем-то могут помочь… – пробормотал следователь, однако машинально взглянул на список.

И почти в самом его начале прочитал: «Агентство недвижимости “Инститорис”. Объекты для клиентов с особыми запросами».

– Инститорис! – оживился Малашкин. – Как тот профилакторий!

– Что, извините? – переспросил администратор. – Да, у нас здесь есть лечебный профилакторий – сауна, спа, солярий, массажный кабинет, некоторые специальные услуги, исключительно для мужчин, только, извините, у них цены очень высокие… – он выразительно оглядел поношенный костюм Малашкина, – хотя, я уверен, для вас они сделают большую скидку.

– Нет, мне скидка не нужна, и вообще этот профилакторий не нужен. Меня интересует вот это агентство недвижимости.

– Пожалуйста, это на втором этаже, офис двадцать восемь. Позвонить им?

– Не нужно, – отрезал Малашкин.

– Понимаю, – и администратор проводил его преданным взглядом.

Малашкин поднялся на второй этаж и вошел в офис двадцать восемь.

Это была просторная, светлая комната. В ней было несколько белых офисных столов, за которыми сосредоточенно трудились пять или шесть человек. У стен стояли такие же белые стеллажи, заставленные папками и темными томами в старинных кожаных переплетах. На дальней стене висела большая карта Петербурга и еще одна – Ленинградской области. На обеих картах тут и там были воткнуты разноцветные флажки – синие, зеленые, желтые. Прямо перед стеной с картами стоял еще один стол, за которым никто не сидел, зато на нем стояли три телефона – белый, зеленый и красный.

Малашкин остановился в дверях, оглядывая сотрудников агентства и думая, к кому из них обратиться. Ближе всего сидел высокий мужчина в свободном сером свитере. Волосы его были тоже какого-то мышиного цвета и такие длинные, что пришлось стянуть их сзади в хвост.