Текст книги "Обманчивый блеск мишуры"

Как испуганный ребенок, старающийся демонстративно выказать неповиновение, Кискоман заявил:

– Мы вам этого не позволим. Нас трое, а вы один. Берегитесь.

– Послушайте, сэр, не надо, – поддержал его Мервин. – Ничего хорошего из этого не выйдет. Не надо.

А Винсент, не в силах скрыть дрожи, добавил:

– Вы напрашиваетесь на неприятности. Лучше не делайте этого. Вы с нами все равно не справитесь. – Его голос скакнул вверх на целую октаву. – Я вас предупреждаю! – пропищал он. – Поняли? Я вас предупреждаю.

– Винс, – перебил его Кискоман, – заткнись.

Аллейн двинулся к ним, и они как по команде слегка согнули колени и опустили плечи, что придало им пародийный вид изготовившихся к бою.

– Худшее, что вы сейчас можете сделать, это напасть на меня, – сказал Аллейн. – Подумайте сначала!

– О господи! Господи, господи, – запричитал Кискоман.

– А теперь всем отойти от ящика, живо! – крикнул Аллейн. – И если кто-нибудь из вас попробует треснуть меня по голове или нанести еще какой-то вред, будет только хуже. Можете не сомневаться. Ну, живо!

Винсент произвел какой-то неуловимый пасс лопатой. Аллейн сделал три стремительных шага вперед и пригнулся. Лопата просвистела у него над головой и воткнулась в боковую поверхность упаковочного ящика. Садовник уставился на него, прикрыв рукой разинутый от удивления рот.

– Черт возьми, а вы прыткий, – сказал он.

– К счастью для вас, – ответил Аллейн. – Ну и дурак же вы, однако. Вот зачем с таким упорством наклика́ть на себя беду? Ну-ка опустить руки, вся шайка! Шаг назад. Я серьезно!

– Винси! – взвизгнул Кискоман возмущенно. – Ты бы ему сейчас голову оттяпал!

– Мне очень жаль, – буркнул садовник.

– Ладно, все, – приказал Мервин. – Делайте, что он говорит. Ничего не попишешь.

Все трое отошли и застыли на месте.

Ящик не был заколочен. Стенки крепились к нижней панели на шарнирных петлях, а крышка закрывалась на обыкновенные крюки. Слуги Билл-Тасмана смотрели на сыщика тяжелым взглядом. У него по-прежнему работала лишь одна рука, однако ему удалось выдернуть лопату из стенки ящика. Со словами «Еще только попробуйте» он бросил ее на землю у своих ног.

Затем он откинул два первых крюка. Крышка слегка подалась вверх, но из-за этого натянулся и застрял третий. Тогда сыщик изо всех сил стукнул по нему изнутри ребром ладони, и третий крюк тоже отскочил.

Боковая стенка ящика резко отогнулась. А когда Аллейн отступил назад, с грохотом рухнула на булыжное покрытие двора.

Тело Маулта наполовину вывалилось следом, и на детектива уставился незрячий мертвый взгляд.

Глава 9
Post mortem[92]92
  После смерти (лат.).


[Закрыть]

I

Мертвый Маулт, рухнувший на булыжники, своим гротескным выходом на сцену, казалось, вызвал внезапный пароксизм лихорадочной деятельности.

Секунду или две после его в прямом смысле громкого (тело сильно стукнулось о мостовую) появления все трое застигнутых врасплох слуг оставались без движения, а затем, не произнеся ни звука, со всех ног помчались наутек. В мгновение ока они пересекли двор и скрылись под покровом ночи.

Аллейн попробовал было преследовать их, но не успел сделать и дюжины шагов, как они… появились вновь не менее драматическим образом, чем исчезли. Мервин, Кискоман и Винсент вбежали во двор, дико размахивая руками, словно персонажи какой-нибудь площадной буффонады; причем для пущего эффекта теперь их заливал яркий, как от прожекторов, свет из-за кулис. Свет этот становился все ярче, и тогда вся троица повернулась к нему лицами, пытаясь защитить глаза руками и сбившись в кучку на манер загнанных волков.

Лучи концентрировались на них, становясь все мощнее, и наконец во двор въехала полицейская машина. Винсент резко развернулся и понесся на сей раз к дому, но оказался прямо в объятиях Аллейна. Его товарищи слишком долго колебались, соображая, что им теперь делать, но за них это с похвальной сноровкой уже решили четверо дюжих парней из автомобиля. Это были шофер, сержанты Бэйли и Томпсон (специалист по отпечаткам пальцев и эксперт по фотографии соответственно) и шеф всей группы – инспектор уголовной полиции Фокс.

– Эге-ге! – присвистнул Фокс, самый крупный мужчина из четверки. – Куда это вы так спешите?

Кискоман горько разрыдался.

– Ну, ладно, ладно, – прикрикнул на него Аллейн. – Заткнитесь-ка и возьмите себя в руки. Интересно, куда это вы собирались? Через холм, прямо в «Юдоль»? Доброе утро, Фокс.

– Доброе, мистер Аллейн. Вам тут пришлось повозиться?

– Как видите.

– Что нам теперь делать с этой публикой?

– Хороший вопрос! Но можете мне поверить, влипли они здорово.

– Мы тут ни при чем! – канючил Кискоман. – Мы его пальцем не трогали. Это… Глупое, дурацкое недоразумение.

Аллейн, в чьем плече вновь разгорался адов огонь после того, как он дернулся, спасаясь от лопаты Винсента, скорчил мучительную гримасу и качнул головой в сторону ящика.

– Там, – только и сказал он.

– Так-так… – протянул Фокс. – Труп, значит?

– Труп, труп.

– Пропавшего без вести?

– Его.

– Значит, берем этих типов?

– Давайте-ка пока, ради бога, отведем их просто в дом, – сердито ответил старший суперинтендант. – Ну же. Только придется – через вон то окно. Я полезу вперед зажечь свет. А потом лучше развести всю компанию по их комнатам. И имейте в виду, – он обратился к задержанным, – никому ни звука. Не надо будить весь дом. Повар, или как вас там, Кискоман, ради всего святого, заткнитесь!

– А как быть с бренными останками? – спросил Фокс.

– О них позаботимся после. Пусть их сначала на месте осмотрит врач из участка в Даунлоу. Бэйли, Томпсон!

– Да, сэр?

– Отработайте тут по своей части. Поживее, но тщательно: фотографии, пробы, отпечатки. Ящик: снаружи и внутри. Сани: все поверхности. И тело, естественно. Смотрите, ничего не упустите. – Аллейн подошел к трупу и низко наклонился над ним. Окоченение застало Маулта в скособоченном положении, да так и зафиксировало тело; теперь он лежал на спине в какой-то жуткой позе: голова под причудливым углом к кофру, служившему ему временным гробом, одна рука поднята, глаза и рот широко раскрыты, и весь он какой-то дряхлый, уродливый. Шрамы через всю нижнюю челюсть, через мясистые щеки и верхнюю губу ярко отсвечивали мертвенно-багровым отливом… Впрочем, под бородой, париком и усами их, конечно, не было видно, подумал Аллейн. Так что это ничего не значит.

Детектив осторожно обшарил тело, извлек из пиджака, надетого под пальто, двухсотпятидесятиграммовую бутылку с этикеткой «виски» и понюхал горлышко. Действительно виски. В жилетном кармане обнаружился ключ – и больше нигде ничего. Сыщик поднялся на ноги и обернулся к Винсенту и его приятелям.

– Так что, народ, ни звука, всем понятно? – уточнил он. – Это в ваших же интересах.

Те что-то промычали в знак согласия.

– Хорошо. Вы, – Аллейн обратился к шоферу служебной машины, – пойдете с нами. Вы, – к Бэйли и Томпсону, – приступайте. Я позвоню полицейскому врачу. Когда все закончите, получите новые указания. Фокс, где второй эшелон?

– Колесо прокололось. Скоро будет здесь.

– Когда приедет, – приказал Аллейн Бэйли, – расставьте людей у всех входов в усадьбу. Никто не должен выходить из дома, пока вы тут со всем не разберетесь. То есть, думаю, часов до шести. Пошли, Фокс. Пошли, вы, трое.

Старший суперинтендант повел всю свою разношерстную группу обратно в дом через окно библиотеки. Затем по коридору и далее через главный зал они проследовали в общую комнату для прислуги и застали здесь мальчика на побегушках, который разжигал огонь в камине. Его Аллейн немедленно отправил за Катбертом – велел, так сказать, кланяться и просить пожаловать. «А Найджел спит?» Мальчик отрицательно помотал головой. Белобрысый лакей, как выяснилось, уже встал и готовил в раздаточном помещении при кухне подносы для утреннего чая.

– Ему скажешь, что общая комната для прислуги занята нами, и мы просим пока нас не беспокоить. Понял? Отлично. Подбрось еще чуток уголька в очаг и ступай подобру-поздорову, паренек.

Когда мальчишка ушел, Аллейн сразу же позвонил по экстренной служебной линии Рэйберну, вкратце рассказал обо всех событиях этой ночи и просил как можно скорее выслать в «Алебарды» полицейского врача. Затем кивком велел шоферу из Скотленд-Ярда занять позицию на часах у двери.

Мервин, Кискоман и Винсент – промокшие, продрогшие и угрюмые – тем временем стояли плечом к плечу посреди комнаты. Повар то и дело обтирал широкое рябое лицо платком и, словно огорченное дитя, издавал горестные всхлипы.

– Итак, – приступил к делу Аллейн, – надеюсь, никому не надо объяснять, почему вас сюда привели? Вы пытались препятствовать полиции в исполнении служебного долга, что, как известно, является серьезным уголовным преступлением.

Все трое разом загалдели в знак протеста нечто невнятное.

– Закройте рты! – окоротил их лондонский следователь. – Речь сейчас не о том, вы или не вы его прикончили. Об этом никто не говорит. Пока. А вот обвинить вас в активном соучастии уже можно. Полагаю, всем присутствующим знаком этот термин?

– Естественно, – с видом некоторого достоинства отчеканил Мервин.

– Вот именно. А я, пока суд да дело, пожалуй, расскажу, что сам думаю о причинах вашего глупого и лукавого поведения. Да подойдите вы ближе к огню, в конце концов. Хватит трястись, как припадочные. Невозможно сосредоточиться.

Слуги молча переместились на каминный коврик. Вокруг подошв их сапог немедленно расплылись лужи, а от промокшей одежды пошел душный запах и пар. Внешне все они были совершенно разными: Кискоман – с заплывшим жиром, взмокшим от пота лицом; похожий на хорька Винсент – с задубевшей, как у всех английских садовников, кожей; Мервин – с черной щетиной на щеках и подбородке, с такими же темными бровями – и мертвенно-белым лицом… Но взгляды у всех направлены в одну точку, куда-то в никуда. Все трое ждут своей участи…

Аллейн чуть ослабил импровизированную перевязь, на которой держалась его больная рука, и присел на край стола. Мистер Фокс солидно откашлялся, скромно отошел, что называется, в тень и достал служебный блокнот.

– Если я все понял неправильно, – начал Аллейн, – то лучшее, что вы можете сделать, – это поправить меня, независимо от конечного результата. Это я вам точно говорю. Можете мне не верить, но это так. Лучшего варианта для вас не существует, даже не сомневайтесь. Сами себе не поможете – никто другой не поможет. А теперь вернемся к рождественскому празднику. Точнее, к тому, что произошло сразу после него. Примерно в полночь вы, – он взглянул на Винсента, – прикатили разобранную елку на тележке к развалинам оранжереи у западного крыла и сбросили свой груз точно под окном гардеробной полковника Форрестера, возле пихты. Так?

Губы Винсента бесшумно пошевелились.

– Там вас ждал неприятный сюрприз. У подножия пихты лежало тело Маулта. О том, какова была ваша первая реакция, можно только догадываться. Не знаю, насколько внимательно вы его осмотрели, но, полагаю, сумели убедиться, что он убит. Вы, конечно, сильно струхнули. Поэтому прямо там же и тогда же – или позднее, посоветовавшись с товарищами…

Тут садовник невольно дернулся, но тут же застыл снова.

– Понятно, – заметил Аллейн. – Отлично. Значит, вы вернулись в дом сообщить Катберту и всем остальным о своей находке. Верно?

Винсент провел языком по пересохшим губам и впервые заговорил:

– И что с того? Только я ничего не подтвержу. Я не признáюсь, так и знайте. Что с того, если все и было так, как вы сказали? А что мне было делать? Так и надо в таких случаях поступать, разве не так? Рассказать, что видел? Что, не так?

– Разумеется, так. Только вот дальше все пошло не так.

– Парень в моем положении должен сообщить обо всем старшему по званию. Вот и все. Все!

– Разве «старшим по званию» следовало бы считать не мистера Билл-Тасмана?

– Я передал как положено, по старшинству! То есть передал бы! Бы! Я не сказал, что…

– Мне кажется, все давно прекрасно поняли, чего вы не сказали. Теперь давайте пойдем дальше и посмотрим, что вы скажете. Значит, предположим, вы вернулись в дом и рассказали о своем открытии Катберту. Ну, и этим двоим. А Найджелу ничего не сказали, поскольку он «такой ранимый» и непредсказуемый. Предположим также, что затем вы вчетвером пришли к общему решению. Что у вас имелось? Имелось мертвое тело человека, которого вы дружно и искренне не любили и которого только утром того же дня вместе обвиняли и даже угрожали ему. То, что человека этого, похоже, прикончили, ставило вас в очень двусмысленное положение. По нескольким причинам: во‐первых, в силу вашего славного прошлого. Во-вторых, из-за неприятных инцидентов, имевших место накануне: всех этих ловушек для воров, анонимок, мыла в ячменном отваре и так далее – причем каждый из инцидентов был выдержан в криминальном стиле, свойственном одному из вас.

– Мы не… – попытался вмешаться Мервин.

– Никто ни секунды и не думает, что это проделывали вы. Я полагаю, вы были уверены, что все эти гнусные фокусы проделал Маулт, желая вас подставить и навлечь на вас дополнительные подозрения. Так вот, думаю, вы запаниковали еще сильнее и сообща постановили избавиться от тела.

На этом последнем тезисе вошел Катберт – в пышном ночном халате поверх шелковой пижамы. Наверное, подумал Аллейн, точно так же он выглядел бы, если бы его разбудили посреди ночи в его счастливые метрдотельские годы, до появления в его жизни любвеобильного поваренка.

– Как я понимаю, сэр, – обратился он к Аллейну, – вы желали видеть меня.

– Желал и желаю, – подтвердил старший суперинтендант. – К вашему сведению, Катберт, труп Альфреда Маулта найден в упаковочном ящике, служившем постаментом для скульптуры одного из покойных Билл-Тасманов работы Найджела. Находящаяся здесь троица явным образом собиралась вывезти все это сооружение на санях. Полагаю, что конечной целью их путешествия должна была стать зона строительных работ, где под непреднамеренным воздействием бульдозерных ковшей кофр ушел бы глубоко в основание искусственного холма, возводимого над искусственным прудом, – холма, известного в «Алебардах» и окрестностях как Причуда Хилари. Я как раз пытаюсь втолковать этим господам, что наилучшая линия поведения для них (как, кстати, и для вас) в сложившихся обстоятельствах – это изложить мне без утайки все факты, известные им и вам по данному делу.

Катберт пристально посмотрел на своих подчиненных. Те не поднимали на него взгляда.

– Итак, первое, – продолжил Аллейн. – Приходил ли к вам Винсент и докладывал ли об обнаружении трупа в ночь Рождества? Скажу еще точнее: приблизительно в ноль часов десять минут?

У Катберта отвисла челюсть. Он молчал. Но неожиданно выпалил Винсент:

– Мы держали рот на замке, Катберт! Ничего не сболтнули!

– Ты и сболтнул, Винс! – взвизгнул Кискоман. – Только ты один и открыл свою чертову хлеборезку! Скажи, Мерв!

– Ничего я не болтал! Я сказал только «а если бы и…».

– А если бы и – что? – спросил Катберт.

– Я говорил пред-по-ло-жи-тель-но. Предположим, мол, то, что он говорит, правда, то и тогда так поступить было бы честно и правильно. С моей стороны. Рассказать все тебе. Что я и сделал. То есть нет! Я имею в виду…

– Заткнись, – хором приказали Мервин и повар.

– Я также пришел к заключению, – Аллейн вновь обратился к Катберту, – что вы между собой решили, не откладывая, запихать тело в ящик под скульптурой. Перетащить его сразу на строительную площадку вы не могли – тогда, во‐первых, на нетронутом снежном покрове под окнами усадьбы осталась бы куча следов и утром все бы их заметили, а во‐вторых, просто потому, что в зоне земляных работ ночью очень трудно прятать мертвые тела – скорее всего, «ваше» тело потом, при свете дня, оказалось бы торчащей из-под снега занозой размером с небольшое дерево. И тут кому-то из вас пришла в голову блестящая идея: засунуть труп в кофр, который потом все равно так или иначе попал бы на стройплощадку, не вызывая ничьих вопросов. Наверное, Винсент отвез мертвеца на той же ручной тележке, с помощью одного или двоих из вас сколол заледеневшие ступеньки у «надгробия», открыл боковую панель, засунул Маулта в ящик, закрыл панель и заново вылепил ступеньки из снега. Между прочим, наутро один из гостей заметил, что с северной стороны скульптура как будто повреждена немного ветром и дождем. Но потом опять пошел снег, и все подозрительные признаки скрылись под ним.

Аллейн выдохнул и выдержал минутную паузу. Кискоман снова глубоко вздохнул. Остальные «подельники» переминались с ноги на ногу.

– А теперь, полагаю, всем нам не помешает присесть, – заметил старший суперинтендант. – Прошу вас.

Все уселись в том же порядке, что при вчерашней беседе. Мистер Фокс, по своему служебному обыкновению, ненавязчиво остался на заднем плане, а шофер полицейской машины – по приказу Аллейна – на своем посту у входа.

– Интересно, – произнес следователь, – почему вы решили увезти кофр именно сегодня в пять часов утра? Что, коллективно отказали нервы? Уже у кого-то сил не осталось постоянно созерцать там эту штуку, и вы боялись, что не сможете хладнокровно перетащить ее на свалку, поближе к бульдозерам, при ярком дневном свете у всех на глазах? И что же вы собирались сейчас там делать с кофром? Или буря с дождем хорошо размыла земляные отвалы и дно будущего озера, создав благоприятные условия, чтобы утопить злосчастный ящик в этой хляби? Побоялись, что потом кофр там будет слишком заметен?

Слуги снова засучили ногами и стали бросать косые взгляды то на своего мучителя, то друг на друга.

– Понятно. Опять в точку. Продолжим, – спокойно сказал Аллейн. – Неужели вы не понимаете, что лучше смириться с тем, что все вышло наружу? Вы же застигнуты на месте преступления, не так ли? Там были вы, там было тело. Можете не верить, что я не подозреваю ни одного из вас в убийстве, но, как видите, на данном этапе я не предъявляю вам такого обвинения. Что было на самом деле? Был преступный сговор с целью ввести в заблуждение следствие. Будет ли он официально вменен вам в вину – уже другой вопрос. Сейчас первая и единственная задача: найти убийцу. Если вместо того, чтобы отмалчиваться и мешать выявлению истины, вы нам поможете и вообще поведете себя разумно, вам это зачтется. Я не предлагаю вам сделку с правосудием и не пытаюсь подкупить, – добавил старший суперинтендант, – я проясняю ваши собственные перспективы. Если хотите посовещаться без свидетелей, прежде чем отвечать, – пожалуйста, но предупреждаю: потратить это время на то, чтобы придумать, как навесить мне лапшу на уши, – глупо и смешно. Что скажете, Катберт?

Катберт склонил голову набок и уставился на огонь в камине. Правая его рука, мощная, как ствол небольшой березы, и покрытая густой растительностью, безвольно повисла между колен. «Однажды эта рука сжимала рукоятку ножа, принесшего смерть человеку», – мелькнуло в голове Аллейна.

Наконец Катберт глубоко вздохнул.

– Не знаю, – прогудел он своим колокольным басом, – есть ли смысл открывать рот. Право, совсем я этого не знаю.

Никто из персонала «Алебард», конечно, не пришел ему на помощь в его затруднении.

– А вы, случайно, не думаете, – заметил Аллейн, – что разъяснений и помощи с вашей стороны заслуживает хотя бы мистер Билл-Тасман? Ведь он для каждого из вас сделал немало, верно?

Тут Кискоман неожиданно проявил себя как человек неглупый.

– Мистер Билл-Тасман, – сказал он, – поступил так, как придумал сам. И как смог. В эту дыру под названием «Алебарды» он бы ни за какие коврижки не заманил такой штат прислуги, какой на самом деле хотел и считал для себя приличным. То есть приличным в обычном смысле. Так что он получил как раз то, что хотел. А хотел он удивления, интереса и похвалы со всех сторон. Именно это он и получил. Если ему нравится трепать всякую чушь о перевоспитании закоренелых преступников, это его дело. А мы хорошо справляем службу, и если бы ее не справляли, никаким перевоспитанием ему похваляться не пришлось бы. И вы бы на другом конце страны о нем ничего не прослышали.

На лица всех слуг легли слабые тени ухмылок.

– Он для нас сделал немало! – продолжал повар. Слезы еще не успели обсохнуть на его лунообразном лице, но знаменитая улыбка с ямочками уже опять озарила его. – Вы еще скажите, что нам следует быть благодарными. Давайте, скажите. Нам все только это и говорят. А за что? За честную оплату честного труда? После одиннадцати лет в кутузке, знаете, мистер Аллейн, вырабатывается забавный взгляд на такие вещи.

– Да-да, – заметил Аллейн. – Вырабатывается. – Он оглядел тесный кружок своих собеседников. – И когда покидаешь одну кутузку, попадаешь в некотором роде в другую. И тяжек путь для чужака, который не познал никакой тюрьмы, но пытается разбить ее стены.

Все посмотрели на него с изумлением.

– Однако нет смысла продолжать разговор в подобном духе, – продолжал сыщик. – У нас с вами конкретное дело. Если у вас нет возражений и поправок к моему рассказу о вашем личном участии в нем и если вы его подтвердите, меня это вполне удовлетворит и больше никаких претензий у меня к вам не будет. Однако я устал ждать ответа. Так что выбирайте.

Последовала длинная пауза.

Мервин встал, подошел к очагу и в сердцах швырнул туда новое полено.

– Выбора у нас нет, – сказал он. – Ладно. Все было, как вы сказали.

– Говори только за себя, – пролепетал Винсент, однако весьма неуверенно.

– Никто не задумывается, – загадочно высказался Катберт.

– То есть?

– Никто ничего не понимает и не хочет понять. Для нас, для каждого из нас, это был, так сказать, единичный акт насилия. Одиночная вспышка. Бывает нарыв: он набухает, набухает и никак не вскрывается. А потом – раз! – лопается, в голове сверкает молния – и все. Никаких закономерностей. Никаких последствий не наступает. Мы не более жестоки и склонны к насилию или преступлениям, чем любой добропорядочный человек. А на самом деле даже менее! Мы ведь теперь знаем, что бывает потом. Один раз у нас уже был прецедент. Мы не склонны к рецидиву. А никто об этом не задумывается.

– Найджел тоже не склонен?

Слуги переглянулись.

– Он немного чокнутый, – ответил Катберт. – У него бывают заскоки. Он не понимает…

– Он опасен?

– Я, пожалуй, приму ваше предложение, сэр. Согласен с вашими доводами, – продолжал Катберт, словно не расслышав вопроса Аллейна. – В основном все так и было. Винс нашел тело, а мы нашли решение. Глупое, как я теперь вижу, безнадежное. Но тогда нам казалось, что главное – не дать найти тело другим.

– Кто именно засовывал труп в кофр?

– Зачем вдаваться в такие детали? – отозвался Катберт. Мервин и Винсент посмотрели на него с явным облегчением.

– Значит, Найджел обо всем этом совсем ничего не знает?

– Ничего. Он твердо верит, что мистер Маулт не выдержал мук совести за глумление над нами. И под тяжестью греха удалился в неизвестном направлении каяться.

– Ясно. – Аллейн бросил взгляд на Фокса. Тот захлопнул блокнот и опять откашлялся. – Я сам составлю короткое заявление от вашего имени для следствия. Если все там будет правильно, всем придется его подписать…

– Мы не обещали ничего подписывать, – поспешно перебил Катберт. Остальные загалдели в знак согласия.

– Точно. Не обещали, – сказал старший суперинтендант. – Решать вам.

И он вышел из комнаты в сопровождении Фокса и полицейского шофера.

– Вы не считаете, – спросил инспектор в коридоре, – что кто-то может постараться соскочить или просто смыться?

– Вряд ли. Они не дураки. Правда, запихивать труп в ящик было глупо, но это из-за паники.

– Ох уж мне эти «одноразовики», не склонные к рецидиву… – мрачно процедил Фокс. – Хотя что-то есть в том, что они говорят: такими уж головорезами их не назовешь. Ну, не в привычном смысле – это точно… А один у них есть занятный, – задумчиво добавил он. – Тот, рыхлый. Повар. Как вы его называли?

– Кискоманом.

– Я думал, мне показалось.

– Он помешан на кошках. Кстати, кошки тоже замешаны в эту запутанную историю. Идемте, я обрисую вам всю картину, Фокс. Шагайте в зал. Я за вами.

II

…Наконец Аллейн закончил свое захватывающее повествование. Мистер Фокс выслушал его со своим обычным видом: брови удивленно вздернуты, рот кошельком, дыхание с легким присвистом от вечной простуды. Время от времени он вставлял короткие замечания и уточняющие вопросы, а когда шеф замолчал, заметил, что дело необычное, причем таким тоном, словно речь шла о портном, в целом консервативном, но взявшем вдруг на вооружение какой-то особый новомодный крой.

На все это ушло значительное время – когда беседа исчерпала себя, как раз пробило семь часов. Окна главного зала все еще оставались зашторены, однако, заглянув в щелки между полотнищами, Аллейн убедился, что все они плотно охраняются подкреплением, доставленным в «Алебарды» Фоксом, и что Бэйли с Томпсоном все еще осматривают под мощным прожектором труп Альфреда Маулта, но уже не одни – к ним присоединился какой-то очень тепло одетый мужчина.

– Врач из полицейского участка, – догадался старший суперинтендант. – Фокс, вот ключ от нижней гардеробной, окиньте-ка ее свежим глазом, а я пока поговорю с врачом. Только поаккуратнее. Нам еще собирать там все улики.

Полицейский врач доктор Мур заявил, что Маулта либо оглушили, либо сразу нанесли смертельный удар по затылку и что шея у него сломана, но, скорее всего, не от удара, а при падении. Аллейн принес кочергу, и они вместе приложили ее к рваной ране. Бурое пятно на рабочем конце инструмента совпало с ней на сто процентов, данное обстоятельство было должным образом зафиксировано фотографически. Потом доктора Мура, человека, по всему видать, опытного, много повидавшего и с наметанным верным взглядом, повели осматривать парик, и на нем, в зоне влажного пятна, обнаружился-таки крошечный клочок волос, не полностью отмытый от бурой субстанции. И парик, и кочергу было единогласно решено представить поскорее ученому вниманию патологоанатомов из Скотленд-Ярда.

– Удар был очень сильный, – заметил Мур. – Наверное, вам стоит поговорить об этом с сэром Джеймсом, – (сэр Джеймс Кертис был официальным консультантом-патологом Скотленд-Ярда), – но лично я думаю, что нет особого смысла оставлять тело на месте. С тех пор как беднягу стукнули, его много раз перемещали и вертели по-всякому. Но стукнули, повторяю, здорово. Это видно.

С этим эскулап отбыл обратно в Даунлоу, где практиковал. На часах было уже семь тридцать.

– Знаете, Фокс, он, наверное, прав, – заметил Аллейн. – Сейчас свяжусь с Кертисом, но уверен, он разрешит нам перенести тело. В конюшне под часовой башней есть несколько пустых холодных помещений. Вы, ребята, – обратился он к прибывшим из Лондона констеблям, – сможете перевезти его туда вокруг дома на машине. Только обращайтесь с телом аккуратно, разумеется, и кладите лицом вверх. Полковнику Форрестеру придется его опознавать.

Аллейн набрал номер сэра Джеймса Кертиса и получил от того высказанное несколько сварливым тоном позволение убрать тело Альфреда Маулта от порога усадьбы Хилари. Сэр Джеймс предпочитал, чтоб трупы оставались in situ[93]93
  На месте действия (лат.).


[Закрыть], но раз данный труп, по выражению почтенного эксперта, все равно трясли как грушу, то любые возражения тут могли носить только академический характер.

Аллейн вернулся в главный зал к Фоксу.

– Что ж, видимо, нельзя бесконечно долго оставлять Билл-Тасмана в неведении, – сказал он. – Увы. Не могу сказать, что с радостью предвкушаю его ответную реакцию.

– Если мы исключаем слуг из числа подозреваемых – а мы, как я понял, их исключаем, – то вариантов у нас остается немного, да, мистер Аллейн?

– Ровно шесть, если добавить к исключенным тридцать с чем-то сторонних взрослых гостей на Рождестве и Трой.

– Важно еще понять, – Фокс продолжал, по своему старому упрямому обыкновению, гнуть собственную линию, ни на кого не обращая внимания, – важно еще понять, имело ли место, что называется, ложное опознание жертвы? То есть – из-за усов там, парика…

– Ясно, ясно, о чем вы. Если имело, то число подозреваемых сокращается до пяти.

– Есть тут у кого-нибудь серьезный зуб на полковника?

– Мне это кажется маловероятным с точки зрения психологии. Все равно что ненавидеть Винни-Пуха.

– А выгода от его смерти?

– Понятия не имею. Насколько я понял, завещание у него – в заветном жестяном сундучке.

– Это точно?

– Вместе с драгоценностями и всякими документами личного характера. Не знаю. Так он сам говорит. Посмотрим.

– Из всего, что вы рассказали, знаете, что мне не дает покоя? – спросил Фокс. – Вот этот будущий покойник, Маулт, заканчивает свое выступление. Возвращается в нижнюю гардеробную. Там молодая леди снимает с него парик, усы и оставляет одного. Заметьте, снимает. Разве что, – осторожно добавил инспектор, – она врет? Ну, предположим так. Куда это нас ведет?

– И куда же, по-вашему, Фокс?

– К полной чепухе, – мягко отвечал тот. – Вот куда. К странному заключению, что она сходила наверх, взяла там кочергу, спустилась обратно и огрела его ею бог знает зачем, а потом сама оттащила тело опять наверх прямо под носом у слуг и детей и еще у ста человек, сняла с него парик и выбросила его в окно вместе с Маултом в придачу. Или так: поднялась наверх с живой жертвой, так сказать, под ручку – хотя, как мы знаем, слуги видели ее там одну, и шла она не по лестнице, а в гостиную, и времени у нее не было… Ладно, – сокрушенно закончил Фокс. – Можно не заканчивать. Бессмыслица, да и только.

– Полнейшая.

– Значит, ее тоже – за борт. Что остается еще? Клочок материи от мантии. Если он, конечно, от нее. Он снят с дерева, так? Стало быть, когда тело вылетало в окно, мантия находилась на нем. Почему же она не порвана и не вымокла насквозь и не вывалялась в грязи, и кто, черт возьми, приволок ее обратно в гардеробную?

– Не проще ли предположить, что клочок ткани пристал к кочерге? Кочерга на дереве и найдена.

– Проклятие! – хлопнул себя по лбу Фокс. – Точно. Проклятие. Ну, ладно. Тогда что? В какой-то момент – в какой, неизвестно, – человек падает из окна второго этажа – уже после того, как его огрели по затылку кочергой, находившейся также на втором этаже. Падает в парике?..

– Продолжайте, Фокс, продолжайте.

– Ну, в парике так в парике. Ничего не попишешь. Так говорят доказательства. Насчет усов мы не знаем.

– Не знаем.

– Ну, так и выбросим их к черту. Забудем об усах. Но вот парик – парик волшебным образом опять всплывает в нижней гардеробной вместе с мантией, на парике видны признаки – заметьте! – лишь того, что его отмывали там, куда пришелся удар, причем отмывали не так уж эффективно: остался след субстанции, напоминающей кровь. Какая картина складывается? Тело вылетает из окна, парик снимают, моют, чистят мантию и аккуратно оставляют все это добро в гардеробной.