Текст книги "Обманчивый блеск мишуры"

Что же касается слуг постоянных – тут дело другое. Трой дала бы голову на отсечение, что наблюдения, сделанные ею над ними сейчас, не были ни надуманными, ни навеянными тем, что она знала о них раньше.

Даже если бы она ничего не знала об их прошлом, и тогда каким-то неуловимым образом догадалась бы: прислуга единым боевым соединением сомкнула ряды, и сделала это от вполне обоснованного страха. По крайней мере, так ей казалось. Даже стяни сейчас каждый эту жуткую непроницаемую маску, украшающую лицо каждого из них, и передай соседу, ничего бы не изменилось. Желания общаться с хозяином это им, во всяком случае, не прибавило бы. Возможно, из-за того, что они были так неестественно и одинаково бледны, на ум приходили экстравагантные сравнения. Весь штат работников «Алебард», сплотившись в буквальном смысле плечом к плечу, смотрел прямо перед собой, словно солдаты на параде.

– Так, – продолжал Хилари, – Катберт, вы здесь за старшего. Что скажете?

– Ума не приложу, сэр. Мы предприняли тщательный, не побоюсь этого слова, самый тщательный розыск во всех помещениях усадьбы, сэр.

– Кто видел его последним? – гаркнула вдруг миссис Форрестер.

– А? Да-да. Хорошо. Правильно. Очень уместный вопрос, тетя Клумба. Конечно, – забормотал владелец «Алебард». Он никак не мог унять странного волнения, охватившего его.

Последовала довольно долгая пауза. Затем заговорила Крессида:

– Но я же уже рассказывала вам, дорогие мои. Как только он выкатился со сцены после своего этого… прохода, я вернулась в гардеробную, как мы договаривались. Он зашел туда же прямо с парадного крыльца. Я сняла с него мантию, парик, смыла грим, и он сказал, что пойдет доложить обо всем дяде Фреду. А я пошла в гостиную, к гостям.

– Он в это время еще оставался в гардеробной? – хором спросили Хилари и миссис Форрестер.

– О господи! Ну я же уже все, все сообщила. Да, он там остался.

На Трой все это время никто не обращал внимания. Она присела на ступеньку и теперь размышляла о том, какие выводы из этого допроса сделал бы ее муж и какие дальнейшие шаги предпринял.

– Ага. Хорошо. Отлично. Ясно, – снова затараторил сбитый с толку Билл-Тасман. – До этого момента все нам ясно. А вот что потом? Ты ведь, дорогая, по дороге в гостиную должна была пересечь этот зал, правильно я понимаю?

– Насколько я помню, «Хижину дяди Тома» мы не ставили, и Элизу я не играла. Естественно, мне не пришло бы в голову бежать в гостиную через двор по льду и снегу, любовь моя.

– Естественно, милая. Ха-ха-ха. Так вот. В это время тут уже накрывали ужин для детей, верно? И те, кто его накрывал, наверное, тебя видели? – Хилари бросил призывный взгляд в сторону этих «накрывавших». – Я имею в виду Киско… то есть повара и его помощников, – добавил он с несколько заискивающей интонацией в голосе.

– Конечно, – подтвердила Крессида. – Все они тут как раз хлопотали как пчелки. – И она снова обессиленно закрыла глаза.

– Полагаю, – не унимался Хилари, – кто-то из вас заметил, как мисс Тоттенхэм проходила через зал?

– Видите ли, сэр, – произнес, насупившись, Кискоман, – мы все были очень заняты. Хлопотали вовсю у праздничного стола. А он, как вы знаете, стоял в другом конце зала. Зал большой, сэр. Лично я, признаюсь, ни на что не обращал внимания, кроме исполнения своих прямых обязанностей. Однако, сэр, я все же припоминаю тот факт, о котором вы спрашиваете, в силу одного замечания, которое было тогда высказано…

– Замечания? – Хилари перевел взгляд на Крессиду. Та даже глаз не открыла, лишь слегка разомкнула губы.

– Я спросила, заперты ли его распроклятые кошки.

– А-а. Вот как.

Миссис Форрестер поправила на переносице очки с чрезвычайно толстыми линзами и пристально посмотрела на Крессиду.

– Но важнее другое! – поспешил продолжить свою речь Хилари. – Обратил ли кто-то из вас внимание на то, как покинул гардеробную Маулт? Уже после мисс Тоттенхэм. Ведь он должен был оттуда выйти и направиться вверх вон по тому лестничному пролету, что справа, прямо в спальню полковника, а потом, согласно указаниям, вернуться и помогать вам с обслуживанием детского ужина.

Упоминание о лестнице заставило всех присутствующих повернуть головы – и, соответственно, заметить присутствие Трой.

– Вернулся?! – односложно спросила миссис Форрестер.

– Ничуть не бывало, – быстро ответила художница. – А с полковником все отлично. Он крепко уснул.

Обнаружилось, что решительно никто не видел, покинул ли Маулт гардеробную, и если покинул, то не знают, когда и куда пошел. Кискоман не упустил случая вновь заметить, что зал большой и у всех хватало дел, чтобы не глазеть по сторонам. На вопрос, почему они не подняли тревогу, когда Маулт не явился исполнять свои обязанности – то есть помогать им, – вся прислуга как один человек отвечала с нескрываемым злорадством и ехидством, что это обстоятельство никого не удивило.

– Почему это? – рявкнула жена полковника.

Кискоман поджал губы и закатил глаза. Катберт промолчал. Одна из временно нанятых женщин хихикнула.

Мистер Смит вынул изо рта сигару.

– Нализался, что ли? – спросил он как бы у всех собравшихся разом, ни к кому конкретно не обращаясь. – То есть, я хотел сказать, раздавил пару стаканчиков за свой триумф на сцене?

– Наконец-то здравый вопрос. – Крессида даже соизволила открыть глаза. – Он ведь страшно нервничал перед своим выходом. Что, вообще-то, довольно глупо – у него в роли даже слов не было. Только обойти елку, помахать руками, знаете ли, – и гуляй себе. Но его таки просто трясло. Я еле усы ему наклеила – губа взмокла от пота.

– Все ясненько, – заметил Смит.

– Тетя Клу, а что, за Маултом такое водится?

– Бывает, – отрывисто ответила миссис Форрестер.

– Мне кажется, он еще до представления принял, – сказала Крессида. – Но это только мое впечатление, имейте в виду. Никаких доказательств у меня нет. Просто он, как бы это сказать… как-то странно похлопывал себя повсюду. Понимаете?

– Мантия ведь уже была на нем, когда ты пришла его гримировать, да? – спросил Хилари.

– На нем, на нем. Он сам сказал, что надел ее еще в спальне, чтобы дядя Фред посмотрел и одобрил.

– А он не смотрел и не одобрял. Он уже заснул к тому времени, когда камердинер уходил из комнаты.

– Об этом Маулт ничего не говорил. Хотя не забывайте, – добавила Крессида, – я ведь с ним пробыла вместе не больше двух минут. С бородой возиться совершенно не пришлось: три пятна гримировального клея, и дело в шляпе, знаете ли. Но я успела заметить, что он как будто жутко напряжен. Словно в клетку с дикими зверями собрался. Дрожал как осиновый лист.

– Винсент! – возопил вдруг Хилари. Винсент едва заметно вздрогнул. – Как же я о вас-то не вспомнил! Вы ведь видели, как Маулт выходит из гостиной? Ну, после выступления?

Винсент – еле слышно – подтвердил, что видел.

– И?! Сказал он вам что-нибудь? Или, может, как-то необычно себя вел? Или выглядел странно? А, Винсент?

Увы. Ничего интересного из Винсента было не вытянуть. Он, собственно, даже не поручился бы, что из гостиной вышел именно Маулт. Вообще садовник дал понять, что у них с Маултом были такие отношения, что последний скорее бы удавился, чем поделился с ним каким-либо секретом. Нет-нет. Камердинер полковника просто выскочил из французского окна обратно на холод, ссутулил плечи и опрометью бросился со двора к крыльцу. Винсент успел заметить, как он открывает дверь маленькой гардеробной.

– И снова мы уперлись в стену, – заметила миссис Форрестер с видом каменным и в то же время торжествующим.

– Да успокойся ты, Хилли, брось всю эту чушь, – опять вмешался Смит. – Альф Маулт где-то дрыхнет, и все тут.

– Где же? – резко спросила старая леди.

– Где-где! Мало ли где. Что, в этих «Алебардах» мало углов, куда можно забиться и покемарить, если не хочешь, чтоб тебя нашли? Мало, что ли? Да хотя бы в часовне!

– Дядюшка Берт, боже мой, неужели вы предполагаете?..

– Ну, или в этих самых… В конюшнях, что ли. Или что там еще у тебя на заднем дворе. Велика разница!

– Вы там искали? – Хилари вновь обратился к прислуге.

– Я сама смотрела в часовне, – прервала его миссис Форрестер.

– Ну а в других местах? Снаружи? В прачечной или где там еще?..

Выяснилось, что в «прачечной или где там еще» не искал никто. Винсенту мгновенно было поручено исправить эту ошибку. Трой расслышала, как он процедил сквозь зубы, уходя: «Да там бы этот старый дурак давно замерз».

– Ну а как насчет верхних этажей? И чердаков? – поинтересовался мистер Смит.

– Там никого нет, сэр. Мы смотрели. – Катберт счел нужным адресовать свой ответ непосредственно Хилари. Да они все презирают старого антиквара по той же причине, по какой гнушаются Маулта! – осенило Трой.

Последовало продолжительное молчание – причем рабочий персонал «Алебард» молчал как-то упрямо, по-ослиному, гости – озадаченно, но все – обессиленно. Наконец Хилари позволил слугам разойтись (при этом, конечно же, не выходя из любимой роли «гран сеньора»: он поблагодарил всех пятерых убийц, поздравил с тем, как прекрасно они справились с таким трудным праздником, и пожелал в наступающем году оставаться столь же дружным и сплоченным коллективом). Что касается нанятых временно, то тех из них, кто жил в округе, он тоже распустил по домам.

Гости же в полном составе удалились в будуар. Билл-Тасман сказал, что на данный момент это единственная прибранная и вообще «жилая» комната во всей усадьбе.

Здесь компания еще немного порассуждала об исчезновении камердинера и выпила на посошок – все, за исключением Трой, которой к тому моменту сделался противен сам вид алкогольных напитков. Еще два бокала ромового пунша Хилари смешал «навынос» – миссис Форрестер захотела взять их с собой в спальню.

– Если Фред проснулся, наверняка захочет выпить. А если нет…

– Тогда вам не составит труда осилить оба стакана, правда, тетушка?

– Ни малейшего, – согласилась та. – Спокойной ночи, миссис Аллейн. Премного вам обязана. Спокойной ночи, Хилари. Спокойной ночи, Смит. – Затем она пристально поглядела на Крессиду. – И тебе доброй ночи.

– Что я такого сделала?! – возмутилась невеста Хилари, когда миссис Форрестер ушла. – Твои родственники, дорогой, сведут меня с ума.

– Ты же знаешь тетю Клумбу, любимая. Чуть не лучше всех нас. Нам остается только посмеиваться.

– Ха. Ха. Ха. Можно подумать, это я Маулта похитила. Ага. Упаковала и засунула в шкафчик для обуви… – Тут Крессида вдруг осеклась и воздела к небу палец. – A кстати! Шкафы кто-нибудь обшаривал? Серванты, буфеты?..

– Детка, да неужели он сам забрался бы в шкаф? Ты говоришь о нем как о трупе, – проговорил Хилари с каким-то смущением.

– Вот если б моего мнения спросили, хотя, конечно, никто не спрашивает, – вмешался Смит, – то я вот что думаю: все вы тут пóтом исходите и из кожи вон лезете, чтобы разгадать бог знает какую загадку, а она и минутки внимания не стоит. Нечего за сердце хвататься из-за Альфа Маулта. Он сам о себе позаботится, и никто лучше его этого не сделает. А у меня, сами знаете, слова с делом не расходятся, так что пойду спать, спокойной вам всем ночки. Отличный вышел праздник, Хилли, хоть и немного… Все в одну кучу. Цыганский табор. Тут тебе и колокола, и Друид, и Святое семейство, и ангелы… Мешанина, в общем! Хоть стой хоть падай. Ну да ладно. Детишкам понравилось, а значит, и нам нечего ворчать, верно? Ну и славно. Всем пока!

И за ним тоже закрылась дверь.

– Теперь видите, что я имел в виду, говоря о дяде Берте? В некотором роде он, как ни странно, пурист!

– Да, вижу.

– А я думаю, он просто замечательный. Чудо-человек! – воскликнула Крессида. – Понимаете ли? В нем есть что-то такое… фундаментальное. От народных корней. Ему хочется верить. Как героям Жана Жене[54]54
  Жене, Жан (1910–1986) – французский поэт и драматург, описывал жизнь сутенеров, воров, проституток и других персонажей городского «дна».


[Закрыть].

– Девочка моя золотая, ну что за дикий бред? Ты хоть читала Жене-то?

– Хилли! Да будет тебе известно, с него начинается весь «орэкс».

– Вот этого, прости, я слушать не желаю, – с неожиданной для него резкостью произнес Хилари.

– Конечно! Я всегда знала, что ты в «орэксе» ничего не смыслишь и смыслить не желаешь!

«Что-то здесь становится неуютно, – подумала Трой. – Эти двое сейчас поссорятся не на шутку, не лучше ли оставить их за этим делом наедине?..» Но внезапно тучи развеялись: Крессида расхохоталась и обвила руками шею Хилари. Он моментально успокоился. Она нагнула его голову к своим губам и что-то прошептала. Теперь рассмеялись оба. Их поза с каждой секундой становилась все откровеннее, так что художница по зрелом размышлении решила: все же есть смысл испариться из будуара. Так она и сделала, но у дверей притормозила и оглянулась вполоборота – посмотреть, есть ли необходимость от всей души пожелать хозяевам доброй ночи. В это мгновение, не выпуская невесту из объятий, Хилари поднял лицо, и Трой увидела на нем… нет, не улыбку. Скорее плотоядную гримасу кентавра Гилея[55]55
  Гилей – в древнегреческой мифологии кентавр, который пытался изнасиловать охотницу Аталанту, но был сражен ею из лука.


[Закрыть]. Она поспешила захлопнуть за собой дверь и подумала, что сейчас видела то, чего не должен видеть никто и никогда.

Проходя через главный зал, она углядела, что все уже прибрано и наведена чистота. Из гостиной раздаются озабоченные голоса. Этот Хилари неплохо устроился, подумала молодая женщина. Как говорится, и на елку влез, и не укололся. Снял, так сказать, все сливки удовольствий с процесса режиссуры и подготовки к празднеству, а утомительные хлопоты по ликвидации его последствий оставил своим убийцам…

Вот наконец и ее уютная спальня. Отлично протопленный камин. На кровати заботливо отогнут краешек одеяла. Халат и пижама безукоризненно ровно разложены там же. Рядом на полу – тапочки. Это все Найджел успел сделать, несмотря на генеральную уборку всей усадьбы, подумала она, и сама мысль эта почему-то показалась ей неприятной.

Трой повесила платье в шкаф. Голоса из комнаты Форрестеров еще доносились, но сливались в неразборчивый дуэт. По всему было видно, что разговор идет вялый и не особенно важный. А ей не спалось, какое-то странное беспокойство легло ей на душу и не желало улетучиваться. Слишком уж много всего произошло за минувшие два дня. Много всего непонятного и так и не понятого никем. «Анонимные послания – те вообще уже забылись, словно их и не было, – подумала художница с изумлением. – И еще устройство против воров – детская ловушка. Рассказ Крессиды о ссоре в комнате для обслуживающего персонала. Сердечные приступы дяди Блошки. Маулт в образе Друида. Исчезновение Маулта. Интересно, есть ли между всеми этими фактами какая-нибудь связь? (Трой сейчас как раз перечитывала Форстера[56]56
  Форстер, Эдвард Морган (1879–1970) – английский писатель, основными темами его романов и эссе были неспособность людей понять друг друга и природу вещей, тайна взаимосвязей в физической природе и т. п.


[Закрыть].) Что бы сказал на это Рори? Он так любит цитировать Форстера: “Соединяйте все между собою!” Что бы он тут насоединял?..» И тут вдруг художница со всей ясностью поняла, словно удар молнии осветил тайные уголки ее мозга: Рори серьезно отнесся бы к событиям в «Алебардах». Очень серьезно.

Такое иногда наблюдается в счастливых семьях: в разлуке Трой с мужем часто чувствовали – вот сейчас другая половина позвонит по телефону. Или от нее придет письмо. Или телеграмма. Просто вдруг охватывает непоколебимая уверенность: что-то такое сейчас случится. Вот и теперь подобное – особо яркое – ощущение охватило ее, и она была ему очень рада. Утром поступят какие-то новости. Наверняка.

Часы пробили полночь. Буквально две-три секунды спустя из коридора донесся голос Крессиды – напевая «В колокол Сент-Клемент бьет» и, видимо, направляясь к своей комнате, прошла мимо двери Трой.

Художница зевнула. В спальне было слишком натоплено, и ей наконец захотелось спать. Она подошла к окну, просунула руку между штор, не отодвигая их, и открыла форточку. Северный ветер успел разыграться снова, и шум от его порывов далеко разносился в ночи. По темному небу неслись облака. Высоко над ними стояла почти полная луна. В ее свете на снегу выделялась черная-чернющая тень от дома. Пейзаж этот, однако, нельзя было назвать пустынным, ибо из-за угла западного крыла как раз показался Винсент со своей ручной тележкой, а из тележки торчало «мертвое тело» рождественской елки, развенчанное, раздетое, оголенное, обнаженное, не нужное более никому. Оказавшись прямо под окном спальни Форрестеров, садовник резко повернул, и вскоре тьма поглотила его. Через минуту или около того Трой услышала тяжелый шелест хвои и глухой удар о землю: Винсент, видно, опрокинул свою ношу где-то в развалинах зимней оранжереи.

Дрожа от холода, безмерно усталая, она рухнула на кровать и заснула.

Глава 5
Аллейн

I

Проснулась Трой от постукивания – весьма деликатного, впрочем, – кочерги о каминную раму: Найджел уже вовсю занимался очагом. Поднос с чаем для нее стоял на прикроватной тумбочке.

Поначалу художница никак не могла сообразить, надо ли ей заговаривать с Найджелом, и если надо, то о чем, но когда он отдернул тяжелые шторы и яркий отраженный блеск от снега проник в комнату, она пожелала ему доброго утра.

Лакей немного помолчал, моргая выцветшими ресницами. Затем ответил ей тем же.

– Снег еще идет? – поинтересовалась она.

– То да, то нет, мадам. Ночью падала слякотная крупа, почти дождь. Но потом он снова перешел в снег.

– Маулт объявился?

– Насколько мне известно, нет, мадам.

– Это очень и очень странно, вы не находите?

– Да, мадам. Это все, мадам?

– Да, спасибо.

– Благодарю вас, мадам.

Голос какой-то фальшивый, подумала Трой. Неверный. Взволнованный. Не так он, вероятно, разговаривал, когда мастерил карусельных лошадок и восковые фигурки. И раньше, чем слуга успел взяться за ручку двери, она выпалила:

– Надгробие вы сделали замечательное!

Найджел замер как вкопанный.

– Наше вам, – произнес он как-то «простонародно».

– Даже не представляю, как вы добились такой точности линий и деталей, работая с таким рыхлым материалом, как снег.

– Замерзший он был.

– Даже если так. Вы когда-нибудь занимались ваянием? В камне?

– По шаблону только отливал, что-то вроде того. А всегда хотелось самому придумывать. И высекать.

– И у вас есть для этого все данные.

Он снова произнес это свое странное «наше вам», взглянул Трой прямо в лицо и вышел.

Художница приняла ванну, оделась и – по сложившейся уже привычке – окинула взором пейзаж за окном… Все, насколько хватало глаз, было покрыто снежным одеялом и только под самой усадьбой – расчищенные участки. Нигде ни следа человеческой ноги. Вдалеке по левую сторону – силуэты бульдозеров под брезентовыми чехлами и результаты их трудов: ямы да кучи заснеженного грунта. Теперь рождественской елкой казалось буквально каждое дерево.

Пугало кто-то выпрямил, придал ему строго вертикальное положение. А может, под ветром оно само «выгнулось обратно» и теперь стало больше, если можно так выразиться, похоже на человека. Птицы в большом количестве расположились на нем.

В утренней столовой за завтраком Трой застала Хилари с мистером Смитом. Первый, не откладывая дела в долгий ящик, начал прямо с темы Маулта.

– Его нет! Нигде нет. Тут уж совсем не до шуток. Даже дядя Берт с этим согласен, правда, дядя Берт?

– Сдаюсь, твоя взяла. Дело дрянь, – авторитетно заключил Смит. – И даже хуже, чем дрянь, – при таких-то делах, как у тебя тут. Прискорбно.

– При каких таких «делах»?

– Будто не понимаешь.

– Не понимаю.

Тут вошел Мервин с добавочной порцией гренков.

– Pas devant les domestiques, – Смит с видимым удовольствием процитировал вчерашнее высказывание миссис Форрестер.

Мервин удалился.

– Почему же «не при слугах»? – зло спросил Хилари.

– Пошевели мозгами, мой мальчик.

– Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите, дядя Берт.

– Не имеешь? Вот это здорово.

– Да пропади оно все пропадом! – вскричал Хилари и повернулся к Трой: – Факт: Маулта на месте нет. Ни на каком месте! Ни в усадьбе, ни в подсобных строениях. Если он просто тупо забрел куда-то, то, во всяком случае, нигде ни на шаг не сошел с дорожки и не петлял – на снегу не осталось никаких следов, кроме наших. То есть тех, кто в доме.

– А может быть, он забрался в багажник чьей-то машины и его увезли незамеченным?

– Ну, к сегодняшнему дню он ведь проснулся бы и явил себя белому свету, а?

– Нет, а что? Это идея, – вмешался мистер Смит. – Что, если ему не повезло с багажником? Что, если это было заднее отделение автозака из «Юдоли»? И автозак закатил беднягу за все решетки, какие у них там есть, а? Вот это было бы кино! Комедия.

– И какая смешная. Обхохочешься, – с кислой миной реагировал хозяин «Алебард». – М-м-да. История… – развел он руками. – Что же нам теперь предпринять? Просто ума не приложу. Нашим Блошкам приходится совсем туго. Сегодня я заглянул к ним в комнату – тетя Клу как раз пыталась исполнять обязанности камердинера для дяди, и получалось у нее, надо заметить, паршиво. Кроме того, тетя Клумба в полной ярости от того, что не может спрятать свои драгоценности.

– Это еще почему?

– Кажется, она хранит их вместе с чеками на них и ценными бумагами в жестяной коробке под кроватью в туалетной комнате.

– Знаю, – вставила Трой, – я ее там видела.

– Так вот: ключ от коробки у Маулта.

– Нет, они просто больные на голову! – убежденно воскликнул мистер Смит. – Больные на все сто. Точно. Говорю вам. Это же надо: таскать повсюду с собой все свое барахло, – барахло не дешевое, заметьте, а очень ценное! Среди этого барахла есть очень хорошие вещицы, можете мне поверить, – так вот, таскать это все в идиотской жестяной коробке, а ключ взять и отдать долбаному человеку-невидимке с сомнительной репутацией. С ума сойти!

– Все понятно, дядя Берт, не кипятитесь. Все мы знаем, что у Блошек свои причуды. Это к делу сейчас не относится. А вот что нам надо решить, так это…

Тут дверь с грохотом распахнулась, и в комнату влетела, буквально дрожа от гнева, миссис Форрестер. Всем своим видом она являла разительный контраст остальным участникам завтрака. То есть одета она была в свой обычный утренний наряд: твидовую юбку и три кардигана поверх блузки, причем верхний из них имел коричневый цвет с красным отливом. В сочетании со всем этим весьма эксцентричное впечатление производило неимоверное количество брошей, изысканное викторианское ожерелье вокруг шеи (то самое, что стало PIÈCE DE RÉSISTANCE на вчерашнем празднике), масса колец и несколько браслетов. Часы, украшенные бриллиантом и изумрудом по обе стороны циферблата, красовались у старой леди на груди. В общем, она сверкала и искрилась не хуже вчерашней елки – сравнение плоское, но неизбежное.

– Вот, посмотрите на меня! – скомандовала миссис Форрестер, хоть этого и не требовалось. Все взгляды и так были прикованы к ней.

– Мы смотрим, тетя Колумбина, – отозвался Хилари. – И замираем в немом изумлении.

– Ну и изумляйтесь сколько угодно. При тех обстоятельствах, что у нас тут сложились, Хилари, я почту за благо все время держать свои лары и пенаты[57]57
  Изначально – божества домашнего очага у древних римлян. Позже в иносказательном смысле стали означать все, что человеку особо дорого из имущества.


[Закрыть] при себе.

– Это не просто лары и пенаты, это…

– Я знаю, знаю. Они дорогие. Не кухонный набор для молодых хозяек. Но для меня дело – не в материальной ценности, знаешь ли.

– Вчера вроде как не вся эта сбруя была на вас, я прав, миссис Форрестер? – вступил в разговор Смит.

– Не вся. Я вытащила все это из коробки, а потом уж выбирала. То, что не надела, следовало положить обратно. Маулту следовало. Но они остались лежать там, где я их оставила, и теперь приходится, учитывая, как уже отмечалось, все обстоятельства, носить их на себе. Однако я собиралась поговорить о другом. Хилари!

– Да, тетя Клу.

– Мой сейф пытались вскрыть.

– О господи! Как это?

– Очень просто. У меня есть доказательства. В замок пытались вставить какой-то инструмент – вероятно, поддеть крышку кочергой. И вскрыть сейф. Только не вышло.

– Этого мне еще не хватало! – Хилари обхватил руками голову.

– Дяде Фреду я ничего не сказала: незачем напрасно его тревожить. Однако каковы твои предложения? Я слушаю.

– Мои предложения? При чем здесь я? Что я могу сказать? Или сделать? – Владелец поместья не на шутку разгорячился. – Зачем вы вообще держите свою жестяную коробку…

– Сейф.

– Как вам угодно. Но зачем вы его держите под кроватью в вашей гардеробной?

– Под ту, на которой мы спим, сейф не помещается. Она ужасно низкая.

– Так что у нас получается? – проговорил мистер Смит. – Альф Маулт решил стибрить то, что ему же доверили на хранение, а когда облажался с кочергой, дал деру, так, что ли?

– А нормальный ключ все время держал в кармане?! – огрызнулась миссис Форрестер. – Вы сегодня что-то туго соображаете, Смит.

– Ну, я пошутил.

– Надеюсь.

Вошел Катберт.

– Из Лондона, сэр, звонят миссис Аллейн.

– Мне? Из Лондона? – переспросила Трой.

– Да, мадам. Просят к телефону миссис Аллейн, мадам.

– Надо же! – вырвалось у нее раньше, чем она смогла сдержать возглас. Трой извинилась, вышла из-за стола и стремглав бросилась к аппарату.

II

– …в общем, нам удалось быстро все закончить, и это, не забывай, при тридцати градусах в тени, так что вот я здесь. С Рождеством тебя, милая! Когда мы увидимся?

– Скоро. Скоро. Портрет уже закончен. Ну, по-моему. Но я не уверена.

– Ты же себя знаешь: сомневаешься – закругляйся. И все дела. Правильно?

– Наверное. Я и сама хочу уехать. Тут еще одно…

– Трой! Что-нибудь случилось?

– Ну, в каком-то смысле. Не со мной, не со мной! Здесь, в этом доме.

– Что-то ты темнишь. Не хочешь говорить?

– Наверное, не стоит об этом рассказывать по телефону.

– Понял. Так что же, когда ты…

– Я… О боже, Рори! Подожди. Не вешай трубку, подожди одну секунду.

– Остаюсь на проводе.

К Трой незаметно приблизился Хилари.

Хилари стоял у нее за спиной. Увлекшись разговором, она не заметила его раньше. Теперь он глядел на нее, молитвенно сложив руки и изображая на лице глуповатые «детские» гримасы.

– Простите… – произнес он. – Я вас напугал. Искренне прошу меня извинить, но вы позволите задать вопрос?

– Естественно.

– Мне тут просто пришло в голову… Жаль, что вашему супругу приходится уныло коротать Рождество одному в пустом лондонском доме. Не могли бы вы пригласить его к нам сюда? Пожалуйста. Я понимаю, что вам, наоборот, хочется лететь навстречу ему, теряя перья, но вы сами говорили – мне не помешает еще разок попозировать для портрета и… собственно, я буду счастлив познакомиться с таким человеком, как ваш муж. Кто знает, возможно, он даже сможет дать толковый совет касательно всей этой истории с Маултом, или… или это будет не по правилам? В общем, очень вас прошу…

– Думаю, он скорее…

– Нет, постойте. Не надо. Не говорите так. Просто предложите ему. Попросите его. Ну, давайте же!

И Трой просто передала мужу его слова. Тот заговорил как-то глуше – видимо, прижал трубку ближе к губам:

– Тебе самой этого хочется? Или ты предпочла бы вернуться домой? Там ведь у вас что-то неладное случилось, верно? Так, любовь моя? Отвечай громко и как можно беззаботнее: нужно тебе, чтобы я приехал? Если что, я могу. Сейчас совершенно свободен.

– Можешь, значит? Свободен?

– Приезжать?

– Прямо даже не знаю! – Трой рассмеялась в трубку так весело, как только получилось. – Пожалуй. Почему бы нет?

– А ты бы уехала оттуда сама, если бы я не смог?

– Ну-у… не уверена. Точно не скажу, – ответила она, энергично продолжая насыщать свою речь интонациями игривыми и даже интимными.

– Какого черта все это значит, интересно? – воскликнул голос на том конце провода. – Ладно, не бери в голову. Я понимаю, ты не можешь сейчас говорить.

Хилари продолжал заклинать художницу на языке жестов – сдержанно, но убедительно. Затем он ткнул пальцем себе в грудь и еле слышно взмолился:

– Можно я?

– Хилари хочет тебе что-то сказать, – громко произнесла Трой в трубку.

– Давай его сюда, – бодро отозвался Аллейн. – Или, может, он уже подслушивает?

– Он стоит рядом! – прошипела Трой. – Рори, позволь представить тебе Хилари Билл-Тасмана.

Она передала трубку хозяину «Алебард». Теперь ей оставалось только слушать.

Что-что, а убеждать Хилари умел мастерски: он не суетился, не проявлял слишком заметной настойчивости, не умолял, но выходило у него как-то так, что отказать становилось чертовски трудно. Наверное, подумала Трой, такое умение очень полезно в большом и сложном бизнесе, который он ведет. Она так и видела, как у Рори бровь ползет все выше и выше. Голос Хилари меж тем продолжал по-кошачьи вкрадчиво:

– …и вы ведь сами сказали, что сейчас свободны, правильно? По-моему, это отличная мысль. Если уж ничего другого у нас тут в «Алебардах» не найдется, то картина кисти вашей супруги точно послужит вам наградой за долгий путь. Поверьте, она выше всяких похвал. Так приедете? Отлично. Не описать словами, как я рад. Значит, ближайшие поезда из Лондона такие… Одну минутку…

Когда дело было сделано, он повернулся к Трой, с сияющим видом вернул ей телефонную трубку, выкрикнул: «Поздравьте меня!» – и почти вприпрыжку выбежал из комнаты, характерным движением слегка подергивая головою.

– Это снова я, – проговорила Трой в аппарат.

– Ага.

– Я встречу тебя на станции.

– Мне неловко, но буду очень рад.

– Я так по тебе соскучилась, приезжай скорее!

– Всегда приятно исполнить твое желание.

– Ну, пока. До скорого!

– Пока.

Хилари объявил, что уже велел Винсенту облачиться в специальную униформу шофера «Алебард» и отправляться в малолитражке на железнодорожный вокзал, но Трой сказала: мол, в этом нет необходимости, она сама может съездить. Владельца усадьбы это, как оказалось, вполне устроило. Как поняла художница, сегодня, пока не стемнело, намечалось провести еще кое-какие поисковые работы на территории поместья («Хотя надежды на то, что из этого выйдет толк, конечно, мало», – признался Хилари), и участие в них Винсента было бы нелишним.

Вскоре после обеда Трой стала собираться в дорогу. Услышав под окном своей комнаты какой-то шум, она выглянула наружу. Оказалось, это все тот же водитель-садовник вместе с еще тремя неизвестными ей лицами обшаривает старую оранжерею, с трудом пробиваясь через залежи битого стекла и дремучие заросли сорняков. Они тыкали направо и налево вилами и на ощупь всаживали лопаты в землю. К чему? Напрасный труд, промелькнуло в голове у художницы.

Внизу она встретила Хилари, специально спустившегося, чтобы ее проводить. Он оглядел гостью с ног до головы.

– Знаете, вы сияете так, словно кто-то преподнес вам расчудесный подарок. Или как после ночи любви. Что-то в этом роде.

– «Что-то в этом роде» я и чувствую.

Билл-Тасман промолчал, но глаз не отвел и смотрел так долго и пристально, что пришлось ей даже в шутку спросить:

– Что-то не так?

– Кажется, все так, – медленно проговорил он. – Надеюсь, что все так. Я просто удивился… Ну да ладно. Бог с ним. Будьте осторожны, опасайтесь наледей и вообще… В поворотах вы не запутаетесь, все очень просто. Bon voyage[58]58
  Счастливого пути (фр.).


[Закрыть]. – Дождался, пока она заведет мотор, затем развернулся на каблуках и быстро зашагал к дому.

Гуляя в «Алебардах», Трой всегда выбирала маршруты, ведшие к торфяным болотам, – в Страну-за-Пугалом, как она мысленно ее прозвала. Теперь путь молодой женщины лежал по длинной подъездной дорожке, которой по воле Билл-Тасмана скоро предстояло превратиться в широкую помпезную аллею. Но сейчас, в рождественские праздники, бульдозеристы на работу не выходили. Насыпанный ими где-то до половины искусственный холм и ложе будущего пруда мирно спали под толстым покровом снега. Силуэты тракторов, оставленных тут же, смотрелись под брезентовыми чехлами немного зловеще. Чуть поодаль виднелась рощица оголенных зимою лиственных деревьев, наверняка сохранившаяся еще со времен былой славы старых «Алебард»; а за деревьями вниз по склону тянулось поле, и тянулось оно уже не к торфяникам, а к менее дикому и более обжитому пейзажу на горизонте. В самом конце подъездной дорожки Трой пересекла мост через быстрый ручей – на его берегу Хилари собирался чуть выше по течению разбить водный сад с фонтанами.