Текст книги "Обманчивый блеск мишуры"

Глава 10
Занавес

I

– То, что я скажу, – начал мистер Смит, – крайне важно. Благодарю всех, что собрались выслушать. Когда я закончу, то с благодарностью выслушаю любые замечания, но только сначала дослушайте меня до конца. Нам повезло, что чертова дверь не захлопывается плотно. Все слышали. Ему кто-то звонит, а потом он пойдет на задний двор наставлять свою ораву. Это дает нам фору. Итак. Он уже определился. Черт его знает, почему не сработало, Хилли, но твоя очаровательная шайка убийц уже вне игры. Это значит – с неизбежностью значит, – что под колпаком один из нас. Поэтому архиважно, что мы будем говорить в следующем раунде… Нет, мадам, будьте любезны не встревать. Придет и ваша очередь. Итак. Мы знаем, что Альф Маулт был жив, когда закончил свои кривляния и вытряхнулся обратно за окно гостиной. Мы знаем, что он был жив, уже сняв усы. Мы знаем, что он, живой, остался один в нижней гардеробной. И все. Больше мы ничего не знаем. Так. Теперь необходимо для себя разобраться, что отвечать на вопрос, что происходило потом, после того, как каждый видел его в последний раз. Верно? Адски верно. Идем дальше. Понятное дело: за прекрасный пол в лице Кресси Тоттенхэм можно не беспокоиться. Тут фланг прикрыт. Буквально через минуту после представления Кресси уже отклеила ему усы и ушла в гостиную, так что она физически никак не успевала его пришить и избавиться от тела.

– Вы знаете, дядя Берт… – начал было Хилари.

– Ладно, ладно, ладно! Я сказал: не успевала, не имела времени, ясно? Не имела – значит, не имела, и все тут. Только это важно. Для Кресси. Поскольку, похоже, именно она таки последней видела его живым. Кроме, конечно, злодея-убивца. А это ставит ее в особое положение, знаешь ли.

– Ничего подобного, вовсе не ставит! – возразил ее жених.

– Не говори глупостей, Хилари, – отрезала тетка. – Продолжайте, Смит.

– Премного вам… Подвожу итог. Сначала про вас, милая мадам. Кресси вошла в гостиную и сказала вам, что это Альф, а не полковник был в роли Деда Мороза или кого там. После чего вы испарились. Куда?

– К мужу, естественно. А то куда же?

– Сразу? Прямым ходом?

– Разумеется. Прямо в спальню.

– В гардеробную не заглядывали?

– Нет.

– Доказать можете?

Миссис Форрестер покраснела от злости.

– Нет!

– А жаль, правда?

– Чепуха. И не смейте дерзить.

– Ах, я вас умоляю!

– Ради бога, тетя Клу. Он старается нам всем помочь.

– Я сама прошу о помощи, когда нуждаюсь в ней.

– Вы в ней здорово нуждаетесь, глупая старая клуша, – заметил мистер Смит.

– Как вы смеете?!

– Дядя Берт, ну вы уж слишком.

– Помолчи, Хилли. Не волнуйся, сейчас перейдем к тебе. На чем я остановился? Ах да. Кресси оказалась в гостиной. Она вам обоим рассказала, что произошло, и вы оба один за другим покинули комнату. Ты куда пошел?

– Я? Я пытался разыскать Маулта, чтобы поблагодарить. Посмотрел в нижней гардеробной и в библиотеке, потом пошел наверх – нет ли его там? Зашел к дяде Блошке. Тетя Клу была там, с ним. Ну а потом присоединился к общей компании за ужином в столовой.

– Ну вот! – чуть не торжествуя, воскликнул мистер Смит. – Получается, если Альф Маулт успел подняться на второй этаж, то и ты, и твоя тетя, и даже дядя (предположим, никакого приступа у него не было) могли пристукнуть беднягу.

– Ну, знаете, дорогой мой дядя Берт, «могли» – не значит «сделали». Да, наверное, могли. Но также это могли сделать…

– Кто? Я не мог. Миссис Аллейн не могла. Кресси не могла. Мы все сидели за праздничным столом как паиньки, это сто человек подтвердят.

– Так-так. Значит, мы должны поверить, Смит, – спросила миссис Форрестер, – что вы развиваете все эти идеи из чистого альтруизма? Иначе, если вы убеждены, что вас никак нельзя заподозрить, к чему весь этот спектакль?

– Нет, ну как вам это нравится? – возопил Смит. – Дивно, просто до колик дивно! Видит человек: тонут его друзья – ну, или он думал, что друзья, – что они попали в переделку. Старается их вытащить. Помочь. И что получает в ответ? Нет, чтоб я еще когда-нибудь…

– Все вам крайне признательны, Смит, – сказала миссис Форрестер. – Не кипятитесь. Однако в деле имеется еще один аспект, который, кажется, мы упустили.

Она помолчала, спрятала ладони крест-накрест в рукава своей пурпурной кофты и расположила все сооружение на животе.

– Разве невозможно допустить, что Маулта пришибли той же ночью, но гораздо позже? Дядя Фред, конечно, этого никогда не признает, Хилари, но, если начистоту, у Маулта иногда случались запои. Сильно подозреваю, что именно это и случилось с ним на Рождество. Крессиде показалось, что у него где-то под одеждой запрятана бутылка. А может, он раздобыл ее уже после выступления, притаился с ней где-нибудь, скажем, в чьей-то машине, где его поначалу никто не нашел. Ну а позже ночью покинул свое убежище – и тут-то его убили.

– Гладко у вас получилось, все хорошо продумано, – усмехнулся Смит.

– Можете не сомневаться, у мистера Аллейна тоже все продумано хорошо, – парировала она.

– Но его искали с самого начала по всем закоулкам, тетя Клу.

– И в машины заглядывали?

Хилари промолчал.

– А раз так, – продолжала миссис Форрестер уверенно, словно получила от племянника отрицательный ответ на последний вопрос, – то и вы, Смит, и Крессида, да и ты на самом деле, Хилари, остаетесь в списке потенциальных обвиняемых.

– И вы тоже? – уточнил Смит.

– Я? – переспросила она с обычным своим хладнокровием. – Разумеется. Конечно же, я могла прикончить Маулта. Хотя у меня для этого не имелось ни малейшей, даже самой маленькой причины, но мочь – могла. Несомненно.

– И очень просто. Скажем, вы входите к себе, видите, что полковник спит, слышите, как Альф Маулт возится в гардеробной. Проскальзываете через ванную в гардеробную, хватаете кочергу, раз – и готово. Осталось вытолкать труп в иллюминатор. Дело в шляпе! – У хитрого антиквара, похоже, все сошлось. – Ты ведь, кажется, говорил, что Винс и компания под окном его подобрали, да, Хилли? Это так?

– По-моему, я ничего об этом не говорил. Но, по словам Аллейна, – да. Именно там.

– Если признать мою теорию правильной, – продолжила миссис Форрестер, – то modus operandi[95]95
  Образ действий (лат.).


[Закрыть], обрисованный вами, Смит, мог быть применен кем угодно. Вы тут столько бились, а не доказали ничего, я говорю: ни-че…

– Мне в ухо можете не орать, я вам не ваш старикан, – прорычал в ответ Смит. – Тут еще вот что. Я за вами давно наблюдаю, милая мадам. Очень чуднó вы держитесь иногда. Явно что-то скрываете, а не показываете что.

– Ну, уж слежки я не потерплю! – вскричал Хилари. Вид у него был диковатый.

– Еще как потерпишь. И с удовольствием. Ты и сам с удовольствием последил бы за теткой, если б хватило духу. Ну а я следил. Присматривался. Особенно когда Аллейн заговаривал об этой жестяной чудо-коробке. Вам это очень не по нраву приходилось, верно? – Антиквар ткнул старой леди прямо чуть ли не в грудь толстым, как сарделька, пальцем. – А ну-ка, милая мадам? Выкладывайте. Что у нас в коробочке?!

Миссис Форрестер, не говоря ни слова, вышла из комнаты и хлопнула дверью. Та тихонько приоткрылась сама по себе…

II

Ключ подошел и легко повернулся в замке. Еще чуть-чуть. Вот и засов откинут. С тугой петлей пришлось повозиться, тут пригодился бы рычаг, но такового под рукой не оказалось. Наконец ценой сломанного, несмотря на перчатку, ногтя удалось и петлю снять со скобы.

Крышка вроде бы застыла в вертикальном положении, но все норовила упасть – пришлось поддерживать ее лбом. Ужасно неудобно и утомительно.

Посмотрим. Шкатулка для денег: заперта. Офицерский планшет. Холщовые чехлы: завязаны у «горлышек» красными лентами. Цилиндрические футляры из картона. Конверты из манильской бумаги, все помечены: «Переписка: Ф.Б.Ф. с К., К. с Ф.Б.Ф.». Он сохранил все их письма друг другу…

«Квитанции и чеки». «Переписка: проч.». «Путешествия и т. д.». «Разное». Был какой-то документ в очень большом конверте: «Нашему верному, надежному и любимому…»

Спокойствие, только спокойствие. Любимая фраза Крессиды – не теряем голову. Нельзя громко шуршать, роясь в этих ворохах бумаг. Работаем методично и эффективно. Хладнокровно.

Так. Еще одна запертая шкатулка, внутри гремит. Значит, там драгоценности, которые она не надела на себя к столу.

Наконец-то. Кожаный портфель с откидным замочком, тоже закрыт.

Кто-то прошел мимо по коридору – накатила если не паника, то что-то очень похожее… Ключи заблаговременно убраны, снаружи дверь никто не запрет.

Накатил внезапный порыв: прихватить портфель и бежать скорее к себе, чтобы спокойно в нем покопаться. Порыв почти непреодолимый, но нет – тут возникнут свои трудности, и похлеще. Если бы только уметь вскрывать замочки! И ничего – все бы, наверное, подумали, что Маулт его давно сломал. Механизм раздвижной, с металлическим крючком на кожаных откидных створках, которые он и скрепляет между собой. Раздвинуть их, что ли, силой? Или, еще лучше, сорвать крючок, потянув его вверх? Кочерга, конечно, была да сплыла, но остались еще каминные щипцы. У них маленькие, тонкие, плоские кончики…

Вот оно. Между металлическим щитком и самим замком есть крохотный зазор! Засунуть пальцы. Глубже. И тянуть!

Есть!

Дневник. Еще одна папка. «Мое завещание». Не запечатано. Быстро пробежать глазами папку. Все понятно. Назад ее – быстрее. Теперь то, что внутри: опять конверт, уплотненный. Внутри – сам документ, на немецком языке, в отпечатанном виде, заверенный и подписанный. Собственноручное заявление полковника Форрестера. Заключительные слова: «Признаю и объявляю ее своей дочерью». Подпись: Альфред Маулт.

Теперь – портфель на место, в сундук. Скорее, скорее, скорее…

Закрываем сундук. Заталкиваем обратно в шкаф. Куда девать конверт? Под кофточку – и бежать.

Она встала на ноги, стараясь буквально не дышать.

Тут с обеих сторон одновременно распахнулись двери, и, не успела она даже вскрикнуть, как комната заполнилась какими-то мужчинами. Аллейн молча надвигался на нее.

– Ну, вот и все, – спокойно сказал он.

И уже во второй раз за время их краткого знакомства Крессида завизжала во весь голос.

III

– Комбинация буквально в три хода, – рассказывал Аллейн. – Мы оставили дверь приоткрытой и дали понять всем – как по ту, так и по эту сторону библиотеки, что путь свободен. Фокс открыто продемонстрировал ключ от жестяной коробки. Крессида Тоттенхэм сказала ему, что идет в кабинет к полковнику и сама отдаст его ему. Потом мы с инспектором пошли наверх, спрятались и, когда понадобилось, исполнили свою роль без слов. Конечно, это была авантюра. Могло и не выйти. Тогда уж нам оставалось бы только разматывать весь клубок нить за нитью – очень изнурительное мероприятие. Собственно, его все равно придется проводить, но теперь у нас в кармане преимущество в виде первой реакции, всеми зафиксированной. Мы застали ее с поличным, она была ошарашена и сразу выдала себя, так сказать, «в нескольких местах».

– Рори, когда же ты?..

– Ах, вот ты о чем. Когда догадался? Думаю, что почти с самого начала. – Детектив смущенно ухмыльнулся. – Видишь ли, дело состояло в том, что все – абсолютно все – приняли на веру ее историю о том, что полковника заменил Маулт. И такая история заведомо освобождала ее от любых подозрений и превращала все прямые улики и доказательства в какой-то бред наваждения: и мантия, и парик, и все остальное… Но стоило только предположить, что в роли Друида выступила она сама, как все становилось на свои места.

Она ударила Маулта кочергой по тыльной стороне черепа в верхней гардеробной – видимо, как раз тогда, когда он выглядывал в окно, ожидая сигнала от Винсента, который, собственно, его там увидел и, согласно плану, сейчас же перешел с санями за угол. Тут зазвенели колокола, колокольчики, и вообще поднялся оглушительный шум. Крессида сняла с тела парик и мантию, которая, как ты помнишь, расстегивается молнией через всю спину. Если тело в это время уже лежало обмякшее, перегнувшись через подоконник, это не составило никакого труда. Как не составило труда и вытолкнуть тело наружу. Гораздо сложнее было провернуть следующий фокус: незаметно спуститься вниз. Но ведь она знала по «колокольной трансляции», что все домочадцы с гостями собрались в закрытой библиотеке. Даже если бы кто-то из слуг заметил, как мисс Тоттенхэм несет в руках мантию и прочие аксессуары, в тот момент это еще не вызвало бы никакого удивления. Так вот, она проникла в нижнюю гардеробную, заложила за щеки по паре ватных тампонов, напялила парик, окладистую золотистую бороду, усы, венец из омелы и сапоги на меху. Шерстяные перчатки полковника, о которых, как все сокрушались, «Друид» забыл, она тоже надела. И – во двор, где ее ждал ничего не подозревавший Винсент. Потом она поплясала вокруг рождественской елки, вернулась в гардеробную, освободилась от маскарадных причиндалов и через пять минут уже спрашивала у тебя в гостиной, хорошо ли выступил «Маулт» – ей, дескать, плохо было видно из дальнего конца комнаты.

– Рори… где она сейчас?

– Заперта у себя в спальне. Один из наших констеблей остался у дверей. А что?

– Ей… страшно?

– Скорее она взбешена. Только что пыталась меня укусить. К счастью, я был лучше готов к нападению, чем ночью, и ей повезло здесь еще меньше, чем с вазой. – Аллейн взглянул на жену. – Я знаю, милая, ты способна жалеть всех и вся на свете не хуже Достоевского. – Он обнял ее за плечи. – Какая ты лапушка. Не говоря уж о том, что великий гений. Сколько лет прошло, а я все не могу надивиться. Чуднó, правда?

– Она все спланировала заранее?

– Нет. То есть убийство – нет. Оно – импровизация, этакая toccata[96]96
  Букв.: прикосновение (итал.).


[Закрыть]. Что ж, фуга теперь ее ждет впереди.

– Ну а… все эти «розыгрыши»? Ловушки для воров и прочее?

– Натурально, чтобы настроить Билл-Тасмана против его милой компании экс-головорезов. Невеста хозяина предпочла бы иметь дело с капризными греками – жертвами «черных полковников».

– Бедный, бедный Хилари.

– Что да, то да. Экземпляр ему достался жутковатый. Однако отчасти он сам виноват. И в моей работе, как ты знаешь, приходится учитывать и это – как смягчающее обстоятельство для преступника.

– То есть?

– Да, отчасти сам… – задумчиво протянул Аллейн и продолжил: – Не знаю, когда именно полковник Форрестер решил, что кодекс чести обязывает его вмешаться… Из документов в этом чертовом сундучке явствует, что Крессида – дочь Маулта от какой-то немки, умершей родами. Что это Маулт спас жизнь полковника, рискуя своею, – именно так он заработал свои страшные шрамы. Что у Маулта имелись средства – он унаследовал табачную лавку своего отца, накопил сбережения, получал жалованье и довольствие по выслуге лет. Бедняга полковник полжизни ощущал себя в неоплатном долгу перед Маултом. Но это только присказка! А сказка в том, что камердинер, как и многие представители этого сословия, был неисправимым снобом. Он непременно хотел, чтобы дочка, которую он обожал, выросла «настоящей леди», чтобы Форрестер ей это «устроил» и чтобы сам он непременно мог наблюдать за процессом, как говорится, из ничтожества своего положения – инкогнито, на условиях полной тайны! Так дело и шло – до тех пор, пока коловращение времен, как водится, не принесло с собой возмездие[97]97
  Цитата из «Двенадцатой ночи» Шекспира. Акт V, сцена 1. Перевод М. Лозинского.


[Закрыть]. Хилари Билл-Тасман повстречал в доме своих дяди и тети юную воспитанницу и решил, что она идеально подходит на роль «хозяйки замка» – замка, который он как раз обустраивает. А также, по чистому совпадению, заставляет чаще биться его сердце. То есть подходит по всем статьям. «Тоттенхэм» – отличная старинная фамилия…

– Правда? – спросила Трой. – Ах, ну да. Тоттенхэм[98]98
  Так называется район Лондона, в прошлом – место охоты, отдыха и прочих развлечений богатых горожан.


[Закрыть]. Но почему именно Тоттенхэм?

– Об этом надо спросить у полковника, – сказал Аллейн.

IV

– Маулт, – объяснил Форрестер, – с детства болел за «Шпоры»[99]99
  «Шпоры» (англ. Spurs) – сокращенное прозвище лондонского футбольного клуба «Тоттенхэм Хотспур».


[Закрыть]. Потому и выбрал такую фамилию.

– Нам, в общем, было все равно, – добавила жена. – Поначалу Фред пытался спорить, предлагал «Болтон» или «Вулверхэмптон»[100]100
  Названия других английских футбольных клубов. На аристократический слух звучат более «приемлемо».


[Закрыть], но тот и слышать не хотел. Так что мы зарегистрировали ее как «Тоттенхэм».

– Каким же образом дело дошло до такого кризиса? – поинтересовался Аллейн.

Полковник горестно взирал перед собой, словно ничего не видя.

– Расскажи ты, Клу.

– Когда речь зашла о помолвке, Фред подумал… хорошо, мы оба подумали, что нечестно получится, если Хилари женится, сам не зная на ком, так сказать. Она ведь навешала ему на уши всякой лапши…

– Постойте-ка! – воскликнул детектив. – Она что, знала?..

– Нет, конечно, она не знала, – заверили его старики хором. – Ей просто сказали, что у нее нет ни родителей, ни родственников.

– Об этом имелась договоренность с Маултом, – добавил полковник. – С самого детства она росла в таком убеждении. Отец, конечно, видел ее, когда она к нам приезжала из своей школы.

– Он просто светился изнутри, – вставила супруга. – Водил ее в зоопарк…

– Читал «Питера Пэна» и все такое, – подхватил Форрестер. – Кажется, он слегка потерял бдительность и дал ей понять, что сказка про мальчика, который не помнит родителей, потому что удрал от них через дымоход, имеет к ней какое-то отношение.

Однако с годами выяснилось, что на подобных намеках Крессида выстроила совершенно иной, роскошный замок из фантазий. И когда поняла, до какой степени Хилари бредит всеми этими гербами, геральдикой и рыцарскими легендами, то изо всех сил постаралась в них вписаться.

– Знаете, – уныло заметил полковник, – мой племянник так носится с подобными вещами – просто ужас. Придает им такое значение. Девочка опасалась – и у меня язык не повернется сказать, что зря… Она думала: если жених узнает, что она ему врала, то… посмотрит на это очень сурово. Моя вина – видит бог, только моя, но… в общем, она упорно продолжала рассказывать Хилари небылицы, и наконец я сказал ей, что пора выбросить из головы весь этот аристократический вздор. Боюсь, я зашел даже дальше…

– Он ей сообщил, – закончила за него миссис Форрестер, – не упоминая, конечно, о Маулте, что она происходит из честного, но ни в малейшей мере не знатного рода. Если уж говорить начистоту, то из очень скромного. И еще она догадалась – уж не знаю как, но она вообще сообразительная, – что рождена вне брака. Фред считал – мол, нечестно выходить замуж за Хилари, пока он принимает все ее россказни за чистую монету. Фред думал: если Хилари ее и вправду любит, это, мол, его не остановит.

– Я… Я ее предупредил, – начал полковник и осекся.

– Предупредили, что, если она не скажет, скажете вы.

Глаза Форрестера от удивления округлились.

– Да. Этими самыми словами. Откуда вы знаете?

– Догадался, – солгал Аллейн.

– Да что вы говорите? – отчеканила миссис Форрестер, пробуравив взглядом дверцу платяного шкафа.

Полковник беспомощно вскинул старческие руки.

– Какая разница! Разве в этом ужас? Ужас в том, что я не могу смириться с мыслью… что она…

Он встал и подошел к окну. Миссис Форрестер многозначительно посмотрел на Аллейна.

– …что, убивая Маулта, она метила в вас? – догадался детектив.

Тот кивнул.

– На этот счет, полковник, – Аллейн подошел к нему, – можете быть совершенно спокойны. Она знала, что это Маулт. Поверьте.

Форрестер тяжело уставился на детектива.

– М-да… Конечно, в некотором роде это облегчение. Конечно. Каждый почувствовал бы облегчение на моем месте. Но… Маулта! Моего доброго старого Маулта! Почему его? Почему она? Нет! – вскричал он. – Не хочу знать. Не говорите мне ничего.

V

Аллейн ничего не рассказал полковнику. Он рассказал Хилари.

Они сидели в кабинете втроем – по слезной просьбе хозяина «Алебард» к ним присоединилась Трой. Вся полиция, за исключением шофера Аллейна, уже покинула поместье, увезя с собой Крессиду и – на труповозке – ее отца, Альфреда Маулта.

Солнце, словно ради контраста с итогами следствия, вышло из-за туч и ярко засияло, растопляя декабрьский снег.

– Знаете, она ведь такая красивая. – Хилари обращался к Трой. – Красота, наверное, меня и сбила с толку. То есть все эти ее… странные поступки и скучные разговоры… Я смотрел на них сквозь призму внешней прелести. Сквозь такую призму они казались даже милыми… Или скорее я их вообще не замечал. – На минуту он погрузился в задумчивость. Легкая, едва заметная ухмылка, столь проницательно подмеченная Трой на портрете, тронула уголки его губ. – Все это ужасно, и в некотором смысле я, конечно, потрясен. Но… как я понял по тому, что рассказали дядя Блошка и тетя Клумба, она мне долго и нагло врала. Насчет рода Тоттенхэмов и прочей ерунды.

– Она понимала, что вы именно так отреагируете, – заметила Трой.

– А как же иначе? Я – жуткий сноб, до мозга костей. Но бог с ним, а вот Маулта… Маулта! Своего отца…

– Она не знала, что он ее отец, – сказал Аллейн.

Хилари так и взвился.

– Она вам призналась?! – рявкнул он.

– Из ее слов многое стало ясно, – произнес детектив сдержанно. Билл-Тасман не сводил с него взгляда. – Крессида знала, что документы, относящиеся к обстоятельствам ее рождения, лежат в походном сундучке. Полковник сам ей об этом обмолвился, когда убеждал раскрыть вам глаза. И вот, в один прекрасный момент, когда опекун, как она полагала, находился уже в нижней гардеробной, ожидая ее прихода, а все остальные собрались в библиотеке перед рождественским представлением, Крессида попыталась взломать заветный ящик кочергой. Маулт, уже в парике и мантии, как раз уложил хозяина на кровать, вернулся в гардеробную ждать сигнала от Винсента и застал ее за этим занятием. И вот развязка: камердинер уже успел сильно выпить, был возбужден и сам ей все выложил! Внизу загремели колокольчики, пьянчуга выглянул в окно, выискивая глазами садовника, ну а дочь ударила его той же кочергой.

– Значит, это вышло неумышленно, – быстро заключил Хилари. – То есть непреднамеренно. Как бы рефлекторно? Да?

– Можно и так сказать.

– Что ж, хоть это радует. Как и то, что хоть на несчастного дядю Блошку она не покушалась. Слава небесам!

Аллейн промолчал. «Упоминать на суде о клине в задвижке окна и спрятанных таблетках полковника особых причин нет», – подумал он.

– Адвокаты, наверное, попробуют изменить формулировку обвинения на «непредумышленное убийство».

– Сколько ей… полагается?

– Трудно сказать. Возможно, и выкрутится…

Хилари посмотрел на детектива с тревогой.

– Но не полностью, конечно, – добавил Аллейн.

– Еще ведь в каком-то смысле, – осторожно заметил Билл-Тасман после паузы, – мои бедняги – Винсент и компания… соучаствовали.

– В каком-то смысле, пожалуй.

– Да, – торопливо произнес Хилари, – но одно дело наводнить дом людьми, скажем так, однажды оступившимися, в качестве слуг, и совсем другое… Впрочем… – Тут он замолчал и задумался.

– Наверное, нам пора, Рори, – вмешалась Трой.

Владелец поместья тут же рассыпался в благодарностях, похвалах портрету, извинениях и выражениях своего благорасположения.

Аллейны уже отъехали довольно далеко, а он все еще стоял в лучах холодного зимнего солнца, величественно, по-хозяйски опираясь на парапет главного крыльца-террасы. Мервин и Катберт, помогавшие гостям с багажом, почтительно застыли на заднем плане. В последний момент Трой успела заметить, как к этой троице присоединились Форрестеры с мистером Смитом, и помахала им рукой.

– У них там, кажется, намечается веселая отходная вечеринка, – сказала она мужу.

– Знаешь, – спросил тот, – что имел в виду Хилари? Под этой последней фразой?

– Что же?

– Что когда Крессида выйдет на свободу, она сможет претендовать на место в «Алебардах». Не на то, правда, на какое рассчитывала. Возможно, горничной. На льготных условиях.

– Рори!

– Готов биться об заклад!