Текст книги "Почему надо поддержать президента? Основные вопросы"

Богообщение – основа жизни для всех и всей Вселенной, ибо без этого ничто в этом мире жить и существовать не может. Отход от общения с Ним – это самое страшное для человека. Но если одним землянам есть возможность вернуться в процесс богообщения, то для других, живущих в иных обстоятельствах и климате, этой возможности уже нет. Для одних те же самые ошибки не становятся смертельными и есть возможность вернуться вновь к прежнему своему образу, для северянина те же ошибки в условиях Севера бывают непростительны. Чтобы ходить безопасными путями, надо быть в безопасном месте – с Богом. Если во время пахотных работ по весне крестьянин вывихнул ногу и получил даже малую неспособность к труду, то это угроза жизни всей его семьи. Также если нет радости в душе (коя возможна только в Боге), то нудный, тяжелый и продолжительный физический труд становится невозможным. Зломыслие разъедает душу, и в конце концов человек не выдерживает. Зломыслие бьет по рукам, человек не хочет работать. Если для южных людей сие не будет катастрофой, то для северных – физическая гибель. Радостью обретается эта бесконечная трудовая выносливость, вне коей интенсивный физический труд становится адом. Так формировался в процессе эволюции северный человек.

Что такое лень? И как ленивому жить? Представьте себе, что некий ленивый купил себе авто. С этого момента он живет по правилам, отличным от тех, по коим живет пешеход. Пешеход же ничем не скован. Ленивые делят между собой пространство, кое им нужно для спокойной жизни. Трудяга же все проблемы решает иначе и проще, ибо легко пролезет в любой проем или щель. Автомобилист выстоит все пробки и все очереди на заправочных станциях, а также соблюдет все ПДД. Все ради того, чтобы просто сидеть в тепле и слушать бесконечно музыку. Ради себя ленивый более охотно идет на логически выверенные действия, даже если оные преступны. Если южный живет по закону общественных отношений, при коих одни отягченные ленью не покушаются на суверенитет других, таких же, как они (а это важно для богообщения), то центрирующим моментом северному становится бытие в Боге – радость от постоянной молитвы во время нудного физического труда, благодаря чему все остальное само по себе встает на естественное место и все решается мирно в прообразе и в пределах этой радости. Таково настоящее лицо славян. Человек произошел от Бога, и ему естественно быть только с Ним, а потому все этапы эволюционного становления, неизбежно выразившиеся в природе людей, тоже встают на свое законное место, где оные уже не чувствуются. Тяготы уходят, ибо оные только из-за противоестественности в этом плане. Если человек в молитве, то мир вместо тягот несет радость утверждения, в коем все не противоречит, а гармонично дополняет в его движении к Богу и в его беседе с Ним.

Также это различие можно сравнить с различием установок для бегуна по дистанции. Для одного, бегущего слишком медленно, говорят о том, что запрещено во время бега на дистанции. Запретов этих бесконечное множество. И вот бедолага зубрит сотни томов, содержащих правила, и слывет умным всезнайкой. А другому бегуну сказали просто: «Видишь финиш? Беги к нему как можно быстрее». И всё. И тому, и другому сказали одно и то же – правду. Но разными способами. Один соблюдает законы бега ради достижения цели, а другой идет к цели, соблюдая закон. В этом же прообразе разнятся древние религии народов Севера и Юга. Соответственно разным дорогам, ведущим к цели, по-разному формируются ориентиры и сама физиология людей в процессе эволюции. Для одних ясность ума сопряжена с физическим трудом, ибо интенсивный физический труд очищает сознание, создает и поддерживает комфорт мышления. Для других та же ясность ума – это уже малоподвижность, обусловленная образом выживания. Эти два способа достижения одной и той же цели – два ориентира, две разные стороны одной вершины для эволюционного становления. Внесу важные пояснения. Каждая, даже самая абсолютно малая активность имеет цель, вне коей оная бессмысленна и вне коей уходит в небытие как реальность. Это так же, как на охоте надо точно кинуть копье в добычу, в определенное на ней место. В противном случае все тяжбы охотника (а это, надо сказать, титанический труд) становятся бессмысленными. Ведь испуганный или подраненный зверь скроется из поля зрения. Подобно этому все в нашей природе работает на достижение цели. А цель одна – присутствие Творца в пределах Земли через человека. Если нет этого, то неизбежно сие есть высшее зло. Человек утрачивает свою значимость как проводник Божественного присутствия, и сие становится самым основным покушением на жизнь. Итак, все в природе заточено на одно – быть в Боге и идти к Нему.

Природа как бы мотивирована тем, чтобы лучше беречь образ Божий до того момента, когда в душу войдет сила Божья вновь, а без Бога лучше вообще избегать каких-либо движений, так же как охотнику лучше не ходить на охоту, если вернется без дичи. Также бессмысленная активность, коя не обусловливает присутствие Творца, как раз усиливает травму психики – сие сопряжено с ограничениями поведения. То есть сие есть иной свод правил. Бегуну как бы предложено вообще стоять на месте, а не бежать куда-то мимо финиша. То есть перед нами два в одном. Если идти в совершенстве, то точно к Богу, либо вообще стоять на месте, ибо жизнь уже есть совершенство. По этой причине эволюция живого на Земле могла идти только в том направлении, в каком она идет поныне. Об этом уже сказано, что оная как бы есть, как бы борется за лучшее присутствие Бога в природе человека, а в то же время Бог уже есть совершенство в абсолюте, и Он как раз является человеком и мимо Себя Самого пройти не может. Два человека формируются в процессе эволюции: один – который точно идет к Богу, а другой – стоит на месте, ибо он уже с Ним. Марфо-Мариинская обитель во всем. Иного не дано. Итак, что мы имеем еще?

Солнце в понимании всех народов разное. На Юге Солнце дарит жизнь по весне. Пустыни и степи цветут, а ближе к лету от всего этого уже остается только пепелище. Вся растительность выгорает под нещадными лучами светила. То есть сначала Солнце дает жизнь, а потом ее убивает. Иначе говоря, для южных Бог сотворил, творит и добро, и зло. Для людей Севера всё иначе. Солнце взошло – появилась жизнь. Солнце зашло – жизнь остановилась. Цветы закрыли свои бутоны. Полярный день, полярная ночь. Для Севера темнота – это отсутствие света. Холод – это отсутствие или мало тепла. Зло – это отсутствие или мало добра. Ночь – это не день, а просто Солнце зашло. Счастье – это отсутствие боли и горя, здоровье – это отсутствие болезни. (Узнаете оттенки практики нирваны в веданте, а потом и в буддизме?) То есть Бог не создавал зла, но творил и творит только добро. Злом доброе становится по другой причине: мы добро используем не по назначению. К примеру, мясо является ядом, если его предварительно не обработать. Жизнь – это такой путь Божий, то есть надо идти там, где человек может жить, и жить счастливо, или быть в единстве с Ним. Это тоже прообраз предварительной обработки мяса, чтобы сделать из яда съедобный продукт питания. Исходя из этого, мы понимаем очевидное, что человек падший – это когда у него в душе нет Бога. Два варианта решения проблемы. Первый – это сотворить зло по образу и подобию Бога в представлении южных: есть человек – есть проблемы, нет человека – нет проблем. То есть как Он творит зло и добро, так и нам следует быть Ему подобными в этом же – сотворить зло. Согласно же мировосприятию северных людей надо человеку помочь вернуться к Богу, если в нем Его нет. Если кружка валяется на полу, то южный предлагает ее вообще разбить и выбросить. То есть зло ликвидируется также злом. Для северных кружка в любом ее виде – добро, и потому ее надо просто помыть и поставить на место.

Бог один и един. То есть Он может показывать человеку только то, что Он Сам есть, только Себя Самого – Он не указует нам наши различия, а раскрывает друг другу только то, что нас всех сближает, делает одним целым и единым – показывает только Самого Себя во множествах проявлений. Таков еще один путь рождения государственности (это утверждение нам пригодится для понимания политики нынешнего президента). Если же мы утрачиваем связь с Творцом, то тут же не видим Его Одного, перед нашим взором возникают только различия, мы видим то, в чем мы не подобны друг другу.

То есть идеал северянина исходит от верного понимания Бога – образца для подражания – твори добро всем: и тем, кто нас любит, и тем, кто нас ненавидит. В тяжелых условиях Севера этот образ мышления жизненно важен. Узнаете наше родное православие? Да, христианство – это древняя славянская религиозная доктрина, только звучит оная на понятийном языке южных народов, теперь уже звучащая, после Первого Пришествия Христа, как исповедь о Духе Святом.

Для нас Священное Писание дорого тем, что в нем победоносное шествие древней славянской веры явлено в полноте. Хотя и иной понятийный язык, но мы узнаем себя в нем. А для иудея ценность Писания в том, что пророки, пребывая в роскоши жизни, услышав и четко распознав Глас Божий, могли оставить все нажитое и идти на жертвы собой ради Бога. Пойти на это может очень сильный человек. Никакого понуждения внешними факторами от естественного отбора, но простое послушание слову Свыше. Этот подвиг есть человечность в самом чистом виде, хотя и имеет схожесть с тем, что несет древняя вера славян, но есть одно «но»: для иудея бытие не определяет сознание благодаря естественному отбору. Хотя и северный также не обошел сие стороной, ибо избирал путь жертвенности, только тяжелый образ жизни с его естественным отбором как-то смазывает этот контраст, который для иудея очевиден.

Южанин в Солнце видит те грани и черты, кои в данных реалиях сытой жизни утверждают ее вечность или соизмеримость с ней. Образ южанина – это находиться на своем месте (во время бега по дистанции запрещено все, кроме одного). А для северного – другое. То есть много лени, которая становится неотъемлемой частью его естества. Понуждение к подвигу становится покушением на природу его. Такой образ жизни требует большего к себе. Ради безопасности такого образа жизни такой человек более охотно прибегает к формуле «есть человек – есть проблемы; нет человека – нет проблем». А такой образ Бога, созерцаемый в Солнце (оное то дает жизнь по весне, то выжигает ее ближе к лету, то есть для южан Бог сотворил и добро, и зло), делает южанина уверенным в своей правоте творить зло во имя Его.

Сама тяжесть образа жизни северян обусловлена климатом и заставляла жить максимально в подвиге во всех его гранях, выделять только те свойства или видеть только то в нашем светиле, что наделяло человека живучестью в столь тяжелых природных условиях. День год кормит, и древний славянин не спал, не ел, много работал, ради мира и живительного согласия прощал соседа и дарил тепло всем, кто встречался на его пути, – и врагам, и друзьям. А главное – северный человек живет счастьем в своем сердце и согласует все свои действия с Божественной радостью в сердце. Без бытия в Боге, в постоянном экстазе жизнь в этих реалиях Севера невозможна. Каким-то иным северный человек быть не мог, ибо просто нельзя: нудный, беспросветный, тяжелый труд вкупе с морозами при ином образе жизни становится невыносимым адом и вообще невозможен, ибо даже в пределах организма ум должен иметь недосягаемость, свойственную Солнцу, для процесса жизнедеятельности, не говоря уже об окружающем его мире, ибо жить в этих условиях может только человек счастья. Таково условие эволюции. Так он жил и так думал, а потому даром видеть пути спасения смог пройти все естественные отборы. Северному человеку постоянно видеть путь жизни мало только умом, надо зреть его и духом, ибо сие было вынужденным. Иными словами, высоченный аскетизм иночества, монашеского подвига – это характерная национальная особенность для славянского генотипа, характерная черта образа жизни для народов Севера. Хотя говорить о том, что видеть духом предстоящее активировано нуждой, – вопиющее заблуждение. Ибо на самом деле таким человек пришел в этот мир Царства Небесного, а дар видеть не утрачен и поддерживался как востребованный для жизни в суровых условиях. То есть это качество нашей природы не формировалось эволюционно, а было с нами всегда. Эволюционно формировалась природа, которая давала все более и более очевидно проявиться этому свойству.

То есть для северного человека зло творить нельзя, а для южанина зло – тоже в пределах образа Творца. Этот момент, свойственный всем дохристианским верованиям, адаптировался во всех современных мировых религиях. Сие есть ключевой вопрос к пониманию происходящего в современном мире. Две системы адаптированы в современных религиях (могут уживаться даже в пределах одной религиозной концепции), несут в себе разные понимания Творца в постоянном конфликте между собой и в то же время в дополнение. Как оные могут дополняться? Дело в том, что для перевоспитания человека, для его вразумления, для его становления на путь Истины нужны жертвы. Зла нет, но есть жертва для торжества добра. Так вот тут тоже есть некоторые крайности, кои требуют жертвы недопустимых размеров. К примеру, чтобы вразумить руководство страны СССР, потребовалось принести в жертву жизни миллионов людей, разбить судьбы всех народов, населявших нашу страну.

Православие есть форма выражения древних вер Руси. Почему? Нам многое неизвестно, но мы можем обрисовать в общих контурах некоторые, самые основные, моменты того, что было и без чего никакая вера существовать просто не могла в принципе. Бог един и один, но так как только Он есть абсолют совершенства во всех смыслах, то всякое движение к совершенству было движением только к Нему. А так как совершенством может быть только сама жизнь, то эволюция всех форм живого, а равно религии самых различных народов мира могли иметь только одно направление – шли к этому одному общему Центру, в коем неизбежно происходило сближение всего и вся. Потому веры обретали все больше сходств и народы могли лучше и лучше понимать друг друга. Но эта мысль принадлежит не мне.

Дело в том, что к рубежу смены эр, то есть к Рождеству Христову, все развитые религии мира в процессе совершенствования и становления подошли к такому рубежу, пребывая в коем уже оказались настолько близки к верному пониманию Христа, что были готовы принять Его. Люди уже знали о Христе, ведали о Его возможностях, имели даже представление о Его учении, о пути победы над смертью через страдания и так далее. Этот путь уже пытались пройти многие задолго до Его Голгофы, но это пройти мог только Он. Не исключением из общемирового контекста оказались и славяне. Если древние греки представляли то, какую философию будет нести Спаситель, если древним евреям о Нем говорили их учителя и пророки, то славянам Он был близок своим подвижничеством, аскезой и жертвенностью, торжеством над смертью. У Победы над смертью много граней, и каждый народ эту грань как-то выражал. Бог един и один, а потому Он показывает нам только то, чем является Сам. Он дает нам видеть только то, в чем мы едины и являемся одним целым, в коем одно гармонично дополняет другое – показывает только Себя в разных образах. Это важно для всех народов, кои, несмотря на свою различность по отдельности, все вместе должны быть мировым сообществом – быть частью семьи. Эту мысль хорошо осознал князь Владимир, который как глава народа уже был частично ознакомлен с течениями мысли тех времен – неизбежно. Для него также важно было в пределах своей религиозной системы еще быть и частью мирового сообщества. И это верно, ибо только в связке с мировой цивилизованностью мы можем идти в будущее, ведь всякая изоляция ведет к неполноте, а затем к вырождению. С чем мы и столкнулись, когда изучили историю народов, оказавшихся в естественной изоляции от всего человечества.

Нам, исследователям старины, в руки попало немного посылов, на основании коих мы можем строить какие-то представления о вере предков, но даже на основании этого уже можно подойти к фундаментальным умозаключениям. Прибегнем к разбору смысловых синонимов, которые выражены одним словом, но несут в себе разные значения. А их как раз много, и они нам раскрывают всю сущность веры. Итак, начнем.

Положим, что древний подошел к краю берега и смотрит на движущийся поток реки. Какие мысли он мог иметь в своем уме? Он узнает в этом движении вод себя. Ведь в его природе тоже все течет и изменяется, постоянно что-то рождается и отмирает, начинается и заканчивается. Тут его осеняет простая мысль о том, что, подобно тому, как система «берег – река» двоична, то есть состоит из неподвижного берега и текущей реки, в его собственной природе организма есть неподвижный берег, относительно коего он замечает все изменения в собственном теле и вокруг себя с самого раннего детства. Природа человека двойственна, в ней есть свой берег и своя река. Тогда что такое счастье? Имеет прообраз берега. Счастье – это когда мы пришли домой и видим, что краска на окнах не обшарпалась, не отвалилась штукатурка, не потекли краны и унитаз. Счастье, когда наше здоровье не меняется и тело остается здоровым. Счастье – это когда живы и здоровы все наши мамы, папы, дедушки и бабушки, дети и внуки – пусть они будут всегда. Перед нами определение счастья – отсутствие утрат, один из образов неподвижности чего… – берега, той самой составляющей нашей природы. Отсюда рождается первый смысловой синоним: берег – беречь. То есть, когда мать отправляет сына на охоту, она говорит: «Береги себя (останься на берегу с нами, не изменись)». Там появляются еще и другие слова, кои, несмотря на свою разность смысла, являются смысловыми синонимами: беременность, оберег, образ, береза.

Береза действительно была священным деревом. Хотя ответа на этот вопрос наука пока не дает, но все же ее священный образ остался до сих пор. Православные несут березу в храм раз в год для почтения именно одного и единого священного образа. Можно предположить следующее: что береза дает сок по весне. А еще – что береза имеет жароемкую древесину. Ведь именно березу использовали в металлургии для плавления стали и чугуна. Предварительно ее доводили до определенного состояния, чтобы получить жаронесущие угли, после чего этот уголь кидали в топку. Это важно, ведь только живому дано давать тепло и свет – Солнце дает тепло и свет, организм живого человека дает тепло и свет, а береза дает тепло и свет наиболее сильно в сравнении с иными породами дерева. Хотя дуб тоже дает жар, но растет медленнее, и береза – более неприхотливое дерево.

Что это такое: «останься на берегу»?

Древний заметил и другое: если палку, которая выведена в состояние вертикального равновесия, отпустить, то она начинает падать. Почему? Потому что она мертвая. Если бы она была живой, то все было бы с точностью до наоборот – палка как бы восстанавливает свое положение вертикального равновесия. То есть на наше здоровье постоянно что-то покушается, пытается вывести из равновесного состояния, но организм борется и возвращает себя в исходное. Такова природа жизни – в ее побеждающей смерть алогичности. Древний человек понимал, что стоять и держать равновесие – это тяжело. Гораздо легче палку положить. Но жизнь требует именно тяжести. И если мы присмотримся, то увидим, что закон живого именно в этом: все вокруг идет на то, что имеет хоть и отдаленный, но все же прообраз Голгофы Христовой. Цветок тянется к небу, вместо того чтобы лежать на земле. Человек ходит на узеньких стопах, вместо того чтобы ползать. И вот тут возникает образ Христа. Голгофа Христова – это высшее проявление жизни в прообразе того, что бытие Самого Бога есть торжествующее противостояние небытию. Подобно тому, как Творец имеет бытие супротив небытия, жизнь во всех ее проявлениях есть торжество над смертью. И это торжествующее бытие Его в таком вот образе – уже есть милость и доброта великая нам всем от Него. Слава Богу за то, что Он просто есть. Гораздо легче, а потому выгоднее распинать, чем быть распятым. Но вот парадокс: живет тот, кого распинают или кто идет по трудному пути. Помните надпись на камне у развилки дорог: «Направо пойдешь – богатым будешь. Налево пойдешь – женатым будешь. Прямо пойдешь – смертью умрешь»? И тот, кто пошел прямо, получил все остальное. Жизнь для древнего славянина – это аскеза, постоянное удержание себя, в коем один день год кормит. Останься на берегу – это живи на Вершине вершин, а равно живи счастливо, как мы уже подчеркнули еще один оттенок берега. В то же время на Голгофе нельзя умирать, а в образе Христа надо жить. То есть древний человек занес огонь в деревянную избу не для того, чтобы умирать в огне, а чтобы жить, хотя и в обнимку со смертью, но к смерти не прикоснуться. Этот образ везде.