Текст книги "Почему надо поддержать президента? Основные вопросы"

– Опять боль.

– Да, чувство – это боль в такой степени, которая не разрушает природы человека, человек остается живым. И потому есть возможность дальнейшего эволюционного становления. То есть после отпадения человека от Бога, чтобы жить, перед собой этот путь необходимо видеть. Вот тут-то и возникает важность и востребованность природы чувств и восприятия мира. Нам, чтобы идти по пути к Богу, теперь нужно видеть, слышать, думать, чувствовать телом, ощущать запахи и так далее. (Младенец – как совершенство и чистота Божественного – очень долгое время не борется за свою жизнь.) Итак, два в одном, и первое мы назвали. Второе. Как только мы вновь соединяемся с Творцом, так сразу мир вновь исчезает из поля зрения. Вот этим-то свойством природы человека надо научиться пользоваться. Открыть данную грань в нашей природе – показать выход из положения, которое возникло в современном мире. (Это главная мысль данной работы и еще одно имя человека в единстве с Богом.) Основную мысль сию можно разворачивать множество раз и освещать со всех сторон. И более конкретно, применительно к нашему обсуждаемому случаю: радость не отступает от человека даже в самых трудных жизненных обстоятельствах, при самых тяжелых перегрузках. Если есть радость, то нагрузка как проблема не травмирует психику, ибо оная встает на свое естественное для радости жить место и потому гармонично вписывается в пределы физиологии. В противном случае нагрузка – как неприятное, как прообраз опасности – нас не волновала бы. Радость остается той самой пушинкой, только уже в пределах нашего изнемогающего от тяжести тела, в пределах коего оная пролетает мимо опасностей, неизбежно чинимых физиологическими процессами. Пушинка, как бы оставаясь нетронутой, то есть радостью и весельем самого человека, в пределах самого тела увлекается воздушными потоками и минует все то, что может ей повредить. Этим открытием пользуются практикующие нирвану, а народы Севера пользуются им уже в процессе земледелия и в сельской жизни. То есть практикуют нирвану в самой динамике трудовых будней. И самым первым открытием в этом направлении было как раз разделение труда – как продолжение этой тенденции в пределах самого организма в процессе эволюции, но уже в иных сферах жизнедеятельности. Разделение труда – как разделение функций среди органов тела живого организма. Так в отношениях людей появилось еще одно выражение Царства Небесного, насельником коего человек вновь остается. Почему? Потому что разделение труда несет в себе только одну цель: нужен нудный, монотонный труд, который в прообразе цикличных физиологических процессов организма человека тоже становится частью его физиологии. Приходит так называемая трудовая машинальность, обусловленная мышечной памятью, благодаря коей высвобождается ум и человек вновь обретает способность быть с Богом, то есть практиковать нирвану уже в процессе трудовой деятельности. Высвобождение ума, то есть экстаз, становится тем моментом, бытие которого подчиняет все в этом обществе или стимулирует возникновение различного рода структур взаимоотношений. Так в природе возникло государство как еще одно выражение Царства Небесного в сфере земных отношений. Этот момент стал основой древней славянской религиозной традиции.

Как только труд становится машинальным, так сразу же в пределах примитивных производственных отношений возникает фундамент для практики нирваны – ничто не отвлекает ум. Только таким могло быть язычество Древней Руси, которое в православии не утрачено, но стало подготовкой к молитве. Можно сказать иначе: пустота – это постоянство в самом чистом виде. И если мы хотим нарисовать пустоту, то будем изображать именно это свойство постоянства – линия в каждой последующей точке будет иметь один и тот же угол отклонения и станет окружностью. Именно по этой же причине как только рабочая деятельность принимает цикличность, так сразу же становится еще одним образом постоянства пустоты, в пределах коей выстроена физиология тела, – машинальной памятью. То есть приобретает тот самый образ пустоты, к коему стремится тот, кто практикует нирвану. И всё, трудовая деятельность становится частью физиологического процесса, то есть человек перестает ее видеть (как здоровый палец, который мы не замечаем) и жить в ней, так же как не замечает все остальные физиологические процессы в себе: дыхание, биение сердца, пищеварение и так далее. Они идут вне нашего сознания, ибо цикличны, а потому имеют образ постоянства пустоты в границах телесности, а потом – в границах физиологии, а затем – и в пределах человеческих отношений, и в международных связях. Так возникает это жизненно важное совмещение тяжелого физического труда и радости жизни – отдыха. Психика не травмируется, и, более того, наступает веселье. Далее, когда привнесена Благодать Духа Святого на Землю через Сына Божьего, сие приобрело иное естество, и практика нирваны в динамике машинального, монотонного, тяжелого труда получила еще один стержень для более качественного утверждения – человек становился Богом в Благодати Духа Святого. При этом человек уже не выпадал из семейных отношений не только на Небе, но и на Земле, в отличие от индийской традиции, в коей человека нет ни там и ни там, а только он сам в себе. Так возникла потребность в научном прогрессе, как продолжение той же самой тенденции эволюционного становления, которая мотивирует сначала бытие цикличности труда, в пределах коей возможна машинальность (и человек не отвлекается от беседы с Богом даже в самых тяжелых испытаниях), а теперь и благодаря новым открытиям науки машинальность адаптируется в самых уникальных вариациях проявления, благодаря чему в процесс беседы межличностных отношений человека с Богом все сильнее и сильнее включается вся Вселенная, то есть весь мир постепенно становится сопряженным с богообщением через человека – таково устроение Царства Небесного в земных реалиях и еще одно имя человека в единстве с Богом. Все в этом мире становится более и более сопряженным с духовным деланием.

Да, это хорошо показано в сказке А. С. Пушкина «Сказка о попе и о работнике его Балде». Там бес пытается перенести коня три версты на себе, а Балда это делает верхом на коне и даже не замечает этого из-за пребывания своего в радости наездника. Мы все как бы делимся на две группы. Одни из нас кожилятся от своей ноши, а другие, наоборот, испытывают радость оттого, что ее несут. Два подхода к одному и тому же действу в границах телесного естества. Эта аналогия наиболее точно передает суть ответа на вопрос: какой надо иметь образ Божий, чтобы получать радость от несения своего креста? А тот, кто не имеет этого образа, кожилится под ним, на самом деле имеет образ того беса, несущего на себе коня, а потому ад для них – везде, даже в раю. Созерцая мир через собственный духовный ад, он хотя и ищет рай везде, но, не ведая о нем, находит ад и зло даже в этом Раю.

– Так в чем же дело?

– Все дело в том, что душа должна быть там, где ей естественно быть, где она была изначально. И ничто ей не должно помешать. Быть ей надо там, где радость не может прекратиться даже из-за окружающего ада, или, к примеру, во время бега по марафонской дистанции. Одним словом, все внимание – на Бога.

Вывод. Все, что покушается на ясный ум в Боге, – должно пройти мимо. Ведь как только произошло отвлечение от Него хоть на миг, так сразу же возникает противоестественное, из-за чего приходит боль, и, как бес, человек ждет окончания своих мучений. Грех – это не действо, это утрата связи с Богом, которая потом приведет и к иным преступлениям. Вот что самое страшное.

Таково положение вещей во всем: каждая клетка нашего тела и вообще каждая фибра бытия – все, попавшее в поле зрения, живет в прообразе Пасхи, все идет мимо смерти и утрат. А потому сие не утратило значимости в укладе образа жизни – как физиологии самого человека, так и всего народа. Это оказалось ключевым моментом в общественных отношениях. Та же самая белая линия адаптировалась в более глубоких внутренних процессах народной жизни. Шло формирование такого образа жизни людей, который более всего напоминает нам монашеский уклад монастырских общин за высокими каменными стенами. Поверь мне на слово, чтобы не приводить бесконечные доказательства и железные доводы в пользу этого. Да и сами знания об этом пути, об аскезе – самая важная наука. Почему? Потому что и слово «аскеза», и его понятие вбирает в себя все виды подвига сразу. Это общее для всякого подвижничества, начиная с подвига Зои Космодемьянской и заканчивая подвигом матери, кормящей дитя грудью. Инок вбирает в себя всю вселенную, со всеми ее формами жертвенного служения, и он – первый страж мира, и потому место его жизни – на Голгофе, ради нас. Хотя жизнь – это и есть Голгофа Христова, но он, инок, поднялся выше. Он хранит эту тропинку на Вершину вершин – на Голгофу, подняться на кою можно без ущерба для здоровья и без ущемления самого естества радости, коей является беззащитный и беспомощный человек. Восхождение на то, что является прообразом Голгофы Христовой, становится принципом жизни человечества. А это и есть самая главная наука в земной нашей реальности, кою надо развивать и беречь за самыми высокими и крепкими стенами. Хотя надо сказать, что для любого человека и для каждого народа эта тропинка ведет к одной и той же Вершине вершин, но своя и по своему склону. То есть нельзя одних вести по той тропе, по коей не шли предки, но вести к Одной для всех Вершине и мирить их там. Об Истине надо говорить ясно и понятно, без недомолвок и путаницы. Настоящий инок или старейшина – это человек постов и молитвы, ибо оные должны беречь опыт аскезы от неверного толкования и этому учить всех, взращивать своих последователей. Это самая главная и приоритетная служба, ей следует посвятить всю жизнь, и таких людей следует беречь как зеницу ока.

– А как тогда вписывается в общее представление о мире математика как матерь всех наук, Учитель?

– Об этом я тебе уже сказал, когда речь шла о практике нирваны и о том, как оная адаптирована на славянском Севере. Все дороги ведут в Рим, а все учения ведут к Богу, и в том числе анализ ведет исповедь только о Творце. Математика – не исключение. Это надо увидеть. Попробуй карандашом на чистом листе изобразить пустоту. Сможешь?

– Нет.

– Как же ты слушал? Для этого надо дать определение пустоты, которое будет понятно данному понятийному языку, коим является рисунок. Пустота – это постоянство в абсолютно чистом виде. Верно?

– Да, вы уже говорили об этом.

– А теперь нарисуй постоянство в чистом виде.

– Если сказать, что линия постоянна, то, пожалуйста, прямая, идущая в бесконечность.

– Верно. А еще?

– Ну, кривая с одним и тем же коэффициентом кривизны в каждой точке – окружность. Окружность – это константа в чистом виде. Прямую можно назвать окружностью с бесконечным радиусом.

– Верно. Окружность и прямая – элементы математического анализа. Понятийный язык о Боге: точнее в поле зрения математического анализа попадает только одно Его свойство – постоянство, неизменность. А точка, прямая и окружность – ключевые инструменты анализа, кои и лежат в основе того, что я называл такими именами, как машинальность, цикличность, Царство Небесное.

– А как же Божественное исповедуется ими?

– Окружность и прямая соотносятся между собой, и отношения их – число «пи», π. Все, что не есть прямая и окружность, – инородно пустоте, а так как инородство самой сути природы пустоты отличается неустойчивостью, то потому или разрушается, или восстанавливает свое подобие пустоте. Но очевидно одно: инородства пространству не существует, ибо уходит в небытие. Единство и противоположность одного постоянства с другим (окружности и прямой) сопряжены в отношении прямой и окружности, образуя закон «пи» – π. Это не число, а соотношение двух констант. И потому именно это число лежит в анализе рядов Тейлора касательно теорий, несущих в себе экспоненту. В этих уравнениях нашли общее две диаметральности: тригонометрические функции и алгебраические линейные функции, ибо они завязаны на элементе, носящем в себе исповедь о пустоте – точнее, об отношении двух противоположностей. А пустота, как это лежит в понимании теистов (и теперь уже в нашем), есть Бог, ибо ничем мы Его изобразить не можем, а только характеризовать его оттенки. Атеизм как богословие остановился в этом месте. Но сие не делает его инородным, а потому оный живуч. Но из-за неполноты он – идол.

– Тогда что такое наука, согласно нашей теории о «матери всех наук»?

– В прообразе этого же отношения двух составляющих, кое характеризуется этим числом π, пребывает все в науке. Сама наука и всякий научный анализ изучает именно этот момент, ведь закон – это форма отношений двух составляющих, в коей одна – абсолютное постоянство по отношению к другой. Без этой постоянной в каждой формуле наука немыслима. Поэтому-то в научном анализе π – естественный элемент, присутствующий во всех формах исчислений, необходимый для выражения Истины в данном ее оттенке изучения, коим является сфера математического анализа. Все явления в природе – это отношение двух реалий, которое принимает разные формы в пределах сообразности пустоте, и потому π останется их составляющей.

77. (Также смотри п. 78 в этой гл. «Эволюция. Что это?».) Отсюда и теория, которая исповедует то, что все произошло из человека. Так как эволюция – это факт, который имеет место быть, то очевидно следующее: становление происходит в пределах сообразности пустоте, в прообразе только личности. Точка и окружность – разные образы пустоты. Таким образом, перед нами пустота и ее образы, в основе своей несущие окружность цикличности в бесчисленных вариациях проявления. Сначала это элементарные частицы; потом галактические системы созвездий; затем атом; далее молекула; потом устойчивое огромное соединение атомов в прообразе пустоты-сферы – ДНК; затем организм, в коем мы видим циклы дыхания, биения сердца и обмена веществ; далее мы видим экологические системы в природе; потом мы видим и самого человека, который выстраивает свой мир и общественные отношения в прообразе той же пустоты и ее выражения – окружности-цикла. И так далее. Отсюда нам ясно, что познание себя, чтобы познать весь мир, обретает иные формы. Человек ищет характерные личностные черты во всем, а именно ищет самого себя. То есть ученый, который распознал во внутреннем мире материи самого себя, нашел характерные для личности свойства, кричит: «Эврика. Я нашел!». На самом-то деле он нашел себя, а именно то, кем был человек на самых ранних этапах эволюционного становления организма, в коем пребывала и пребывает личность. Человек не может узнавать то, кем он не является, – аксиома. Хотя движение эволюции как бы через современный образ человека идет дальше. Почему? Потому что это жизнь, которой свойственно идти в сторону большего совершенства – к Богу, чтобы стать Ему подобным не через еще большее совершенство, чем он сам есть (ибо выше головы не прыгнешь), а через очищение того, что дал человеку Бог, вести Вселенную к Нему более совершенными образами Его в преобразующей своей деятельности. Таков Замысел Самого Творца. Это важно понимать для того, чтобы дать иное имя-определение человека. То есть человек уже был в самом начале всех времен, но не в том привычном виде. Именно по этой причине он как живая личность может эволюционно двигаться к большему совершенству в Боге.

– Здорово. Тогда получается, что пустота – это и есть энергия. Атом, протон, электрон – как образы стабильности – несут в себе именно свидетельство о пустоте, ибо имеют форму сферы.

– Да, это так. Дело в том, что слово «энергия» состоит из двух слов: «эн» – в; «ергос» – дело. То есть в деле. Иными словами, пустота, заявляющая о себе в деле, свидетельствует о себе в процессах, и так далее, причем своим же образом – как подобное, порождающее свое подобие. Так же как Солнце заявляет о себе тем, что планеты движутся вокруг него. Именно по этой причине энергия переходит из одного состояния в иное, ибо для всех форм материи и для всех явлений природы пустота остается Началом начал и общим всему и вся. И человеку естественно быть там, где сходятся все эти нити мира в одно единое, ибо ему, беспомощному и беззащитному, только тут жизненное пространство. Где-то вне этого Центра всех центров жизнь становится невозможной. Когда человек выпадает из центра, жизнь не прекращается для него, а потому если он выжил, то включаются законы естественного отбора, в коих эволюционно вычленяется какой-то признак или физиологическое достоинство, с помощью коего живое утверждается даже вне этого Центра. Но это уже форма жизни, то есть не сам человек. Это форма жизни, коей дается имя, символизирующее степень подобия и степень приобщения к Богу. Человек называется человеком, если он в Центре, где сходятся все нити бытия. Таким образом, мир вышел из человека, и ученый, исследуя мир, пытается познать себя. Он ищет то, кем было человечество.

– Спасибо, Учитель.

Речь Бога

«Бог есть любовь, но не только потому, что он любит Свое творение, мир и человечество; Бог есть любовь Сам в Себе, потому бытие единого Бога – это соучастное бытие Божественных Ипостасей Отца, Сына и Духа Святого, пребывающих между Собой в вечном движении любви. По словам прп. Максима-исповедника, «Бог есть Троица любви, и Бог есть единство Трех бесконечно любящих друг друга Лиц». Святитель Николай Сербский очень глубоко и поэтически вдохновенно приоткрывает Тайну Святой Троицы такими словами: «Как совершенная любовь всегда готова к совершеннейшему послушанию, Любовь постоянно бдит в готовности послушаться своего возлюбленного. А из совершенного послушания проистекает, словно поток меда, совершенная радость, которая составляет притягательную силу любви: Отец имеет совершенную любовь к Сыну и Духу; Сын имеет совершенную любовь к Отцу и Духу; и Дух имеет совершенную любовь к Отцу и Сыну. По этой совершенной любви Отец есть ревностный послушник Сына и Духа, и Сын есть самый ревностный послушник Отца и Духа, и Дух есть самый ревностный послушник Отца и Сына. Как никакая любовь в сотворенном мире не может сравниться со взаимной любовью Божественных Ипостасей, так никакое послушание не может сравниться с Их взаимным послушанием» (из чтений в праздник Святой Троицы в Свято-Елизаветинском женском монастыре г. Минска, 2021 г.). Организм человека – это речь любви к Богу в молитве – основная мысль этой главы.

В моей жизни был такой случай. В нашем городе часто проходят выставки местных мастеров живописи. В одной из них принимал участие мой давний знакомый. Когда я узнал об этом, мне стало интересно, и потому решил ее посетить в ближайшие дни. Картин было много, но работы моего знакомого нигде не было. Тогда звоню ему на его телефон. И вот мы вместе стоим перед его полотном. Почему-то картина висела вверх ногами и называлась также иначе: «Мужчина перелезает через забор, потому что он забыл ключи дома». Организаторы выставки потеряли сопроводительные документы к ней, а потому на свой страх и риск сделали то, что сделали. И ведь на самом деле перед нами какой-то человек вроде бы куда-то лезет. Так бывает: рисовал одно, а вышло что-то другое, и надо сказать, что хорошо получилось. Многие уже успели заметить выдающийся талант начинающего художника и даже фотографировались на фоне этого панно. Столько внимания работе было не только потому, что художник – еврей, а те, кто восхищался его шедевром и делал записи в книге отзывов, – тоже евреи. Нет, не только поэтому. Чтобы люди не расходились в своих суждениях, организаторы дали картине такое подробное разъяснение прямо в самом названии полотна. Наверное, рядом с ней можно было часами думать о смысле жизни. На самом-то деле великий пейзажист пытался донести публике красоту Вселенной, созерцая спокойное море, открывающееся между двумя скалами, парусник, чаек и восходящее солнце. Много красок и света. Если бы художник взял простой карандаш и на чистом листе все это изобразил схематично, то не возникло бы такой путаницы, все было бы ясно и понятно. Но тогда картина потеряла бы свою художественную ценность и привлекательность.

Это важно сказать, ибо схематичность выражения строения мира – то свойство доступной простоты, без коей мы теряем суть вещей по своей слабости. Простота и ясность описания Вселенной в прообразе рисунка карандашом свойственна древним славянским традициям. Без этого эскиза мы теряем связь между верой и научными откровениями. Из-за этого рушится и мир современности.

Просто природа прекрасного всегда имеет множество граней, и если мы хотим передать красоту, то сможем это сделать ограниченно, то есть не со всех сторон сразу, как хотелось бы, а фрагментарно, только с какой-то одной из них. А потому неизбежно все остальные уходят на второй план и выпадают из поля зрения. Исходя из этого, когда хотим отразить какую-то грань прекрасного, мы берем один набор инструментов. А для выражения какой-то иной стороны той же самой красоты, соответственно, пользуемся иным пакетом принадлежностей. Но, несмотря на очевидные разноликость, разноплановость и разновариантность и различия способов выражения красоты Истины, все формы выражения ее изображают нам одно и то же – только ее, а потому не могут противоречить друг другу в принципе, не исключают друг друга, а взаимно дополняют. Ведь разные способы исповеди, с одной стороны, излагают суть одного и того же, с другой стороны, каждая форма выражения одного и того же подчеркивает только то, чего не могут подчеркнуть другие. Поэтому мир, несмотря на всю свою множественность, исповедует только одно и то же. Значит, его надо принимать таким, каков он есть, и искать свое место в нем. А это очень тяжело, с одной стороны, и очень легко – с другой. Чтобы принимать этот непонятный мир таким, каков он есть, жизненно важно искать ту позицию созерцания, стоя на коей мы видим все эти противоречия гармоничным дополнением друг друга.

За множеством картин не видно общего вида. Если вы ходите по лесу и собираете грибы, то перед вашим взором много деревьев, травы, какие-то овраги, ручьи и так далее. Но за всем этим не видно того, что открыто человеку с высоты птичьего полета. И в то же время с высоты не разглядеть грибов, прячущихся в траве и валежнике. Другой пример. Представим себе, что мы стоим вплотную к полотну великого русского живописца Айвазовского. Нашему взору открыто много разноцветных высохших бугорков масляной краски. Все попытки как-то связать разноцветие оных в одну единую структуру не представляются возможными. Хотя, конечно, в обозреваемом фрагменте полотна возникают какие-то ассоциации в нашем воображении. К примеру, мы видим мужчину, который лезет через забор, ибо он забыл ключи от своего дома. Но это воображение остается далеким от истины, ибо нужно отойти от картины на некоторое расстояние и позиционировать себя в том месте, на коем стоял мыслитель. Только в этом случае перед нами явственно раскрывается Замысел Творца. Так же обстоит дело с Замыслом Бога о человеке. Поэтому для обсуждения темы необходимо разобраться в самих себе получше, чтобы выявить в своем естестве и другие оттенки и созерцать мир уже композитивно, то есть уже с ними вкупе.

Ответим теперь на самый важный вопрос: что есть красота? Для этого лучше привести аналогию. Представьте себе, что вы идете по дороге и встречаете своего друга детства. С ним связаны лучшие годы вашей жизни. Вы не виделись много лет и теперь не можете наговориться от радости встречи. А теперь другой случай. Вы идете по этой же дороге и видите не своего давнего приятеля, а его тело или то, что от него осталось, хотя не дай Бог никому таких встреч. Нас охватывает ужас, ибо перед нами не одно и то же. Теперь мы уже не пожимаем эту ладонь и нет в нашей душе той радости, но мы впадаем в транс. То есть радуемся не телу и не какой-то части его, а тому, что заключено в этом теле, – мы рады только душе, даже если оная в искалеченном теле или пришла к нам в ином виде – во сне. В этом же прообразе, если мы смотрим на мир, или на какое-то явление, или на какое-то событие, или на ближнего и узнаем в нем самого себя, свое отражение, получаем отклик любовной взаимности или просто дружбы, то мы счастливы. Мы счастливы только живой личности, предстающей перед нами в разном виде, и измеряем мир радостью о жизни. Исходя из выводов данного примера, мы понимаем, что природа радости всегда есть производное межличностных отношений. Потому эта радость соприродна той, которая посещает ученого, сделавшего научное открытие, ведь он услышал слово Творца.

На основании сказанного дадим новое определение Богу и человеку относительно Него. Бог творит Адама, и Адам произносит речь Богу. Потом Адам говорит слова Еве, жене своей. Перед нами межличностные отношения самого первого Семейства. С этого момента перед нами восстает только одна реальность. Все вдруг куда-то пропадает, исчезает, и остается только один образ бытия. В молитве все становится второстепенным и выпадает из поля зрения, как будто бы ничего этого никогда и не было. Мы смотрим в глаза Богу и уже этим в этот момент отрекаемся от всего, что видим и чувствуем. Само бытие двойственно: либо оное есть, когда мы отвлеклись от Творца, либо его нет, когда мы вновь обратили внимание на Него. Это работает даже тогда, когда вокруг нас ад и непомерные телесные перегрузки.

На этом важно заострить внимание, ибо в сем в чистом виде различима суть древней славянской веры, в коей славяне усилием воли отвергают чувственный мир. Хотя в человеке ничего усилием воли не должно достигаться. Так молитва, если в ней человек видит перед собой Личность, сама по себе, без усилия воли, становится условием отвержения от всего видимого. Ведь акцентироваться на Личности Творца посредством воли – это все равно что попасть стрелой в абсолютный центр мишени из лука или оружия. Вроде бы, с одной стороны, легко, а с другой – почти невозможно. Попадает без всякой ошибки только любящее сердце, даже не прицеливаясь.

Теория вероятностей в математическом анализе пытается ответить на вопросы, важные для жизни. Вероятность возникновения какого-то события рассчитывается аналитически. И надо сказать, что все вероятности стремятся к нолю. Представьте себе, что мы взяли множество камней и пытаемся попасть в дупло на дереве. Можем кидать всю жизнь и ни разу не попасть в него. А вот птица, которая свила гнездо для птенцов, всю жизнь влетает и вылетает из этого дупла, так и не промазав, не пролетев мимо него. То есть то, что является абсолютно малой вероятностью, для живого простор и целое пространство, заложенное в абсолютно малой точке вероятного явления. Значит, жизнь может идти только в пределах ноля, абсолютно малого ничтожества вероятностей, так и не окончившись, вечно. Так соотносятся любовь и верное аналитическое решение.

Ничто не вызволяет живое из небытия, кроме радости. Все не имеет смысла, все это невыгодно, затратнее, труднее, болезненнее. Но так радостно, что и «трава не расти». Женщина рожает, человек ходит на узеньких стопах и так далее. Все это тяжело и даже больно, но так как это несет радость, то так тому и быть – такова природа жизни. Цветок тянется к небу, вместо того чтобы прижаться к земле и ползти по грунту, чтобы не быть сломанным ветрами, градом и дождем. Все преодолевает сначала что-то такое. Просто так тяжелее. Так же как будущий алкоголик, испробовав чуть водки, клянется себе в том, что никогда более к этому не прикоснется, но потом он преодолевает эту преграду, переступает через вкусовой барьер и становится пленником этого напитка. Он пьет, преодолевает барьер вкуса и счастлив, и сидит в яме такой радости. Так всё вокруг. Семя прорастает через толщу грунта, тянется ввысь и становится цветком. Почему? Потому что так труднее, но есть радость, коя в данном случае более сильна, и всё… ничего более не надо, кроме нее. Русская вера древлян именно в этом. Да, тяжело, и нет никакой выгоды жить в условиях Крайнего Севера, и много напрасных трат, но есть радость, и оная все это напрочь заслоняет собой. В прообразе сказанного, переступив через «вкусовой барьер» тяжести бытия, он при этой земной уже жизни живет во Царствии Небесном. И это не водка, а естественно сложившаяся трудность жизни, преодолев кою, как «вкусовой барьер», человек поднимается к естеству своего счастья в самом чистом виде. Можно заметить тут контуры практики нирваны. Можно узреть в этом пророчество и свидетельство о Голгофе Христовой, мы видим в этом также природу экстаза. Можно разглядеть здесь и саму природу человека, в коей виден этот выход из самого себя: голова, оставаясь одним целым с телом, в то же время как бы старается отмежеваться от тела расстоянием шеи и процессами, идущими в теле. И вообще вся Вселенная несет в себе сие – как бы диполь.

То есть надо быть младенцем, надо уже самому быть в Нем, чтобы подобное рождало бы только свое же подобие. Быть в Нем. идти к Нему, иметь образ Его – одновременно. То есть вот это «быть в Нем подобно младенцу» славяне решали усилием воли, то есть таким образом отрекались от своих желаний, а значит, практиковали то, что мы называем Освобождением в нирване (это слово более всего понятно современному человеку, хотя на самом-то деле оное не православное). Православный же покаянием пребывает в Нем через Иисуса Христа в Сущности Благодати Духа Святого, благодаря чему суета мира уходит из поля зрения сама по себе, автоматически, и человек становится Богом по Благодати. Вот в чем разница того, как было до крещения Руси и как стало после него. Для понятности поясню более наглядно. Чем отличается отречение от себя (от своих желаний в практике нирваны) от покаяния? Покаяние – это попытка примириться со своей любовью, в данном случае – с Личностью для дальнейшей беседы с Ней. Это обычные семейные отношения. А практика нирваны – нет, ибо оная есть все-таки попытка «попасть мертвым камнем в дупло». Бог имеет свойство, в коем, уподобляясь Ему или подражая Ему, человек получает что-то такое, благодаря чему достигает удовлетворения, люди становятся пленниками такого пути. Так как Бог принимает и эту жертву, ибо Батюшка Небесный Сам тоже любит и никакую форму подобия Себе от Себя не отталкивает – пусть держится за Его образ хотя бы как-то так, и, значит, возрастает до совершенства даже самая извращенная форма жизни. Независимо от положения и степени причастия к Нему – лишь бы живое жило, хотя бы таким вот образом стремилось к Нему и этим соединялось с Ним, даже в такой неполноте, и этим жило ради того, чтобы когда-нибудь вырасти и пробудиться для межличностной беседы с Ним. А ведь понятие «жить» означает возрастать только в одном направлении – до подобия Ему, Абсолюту жизни и Богу. Когда-нибудь в вечности благодаря непрерывности становления живое обретет абсолютное подобие Ему. Но, опять же, вне пробуждения для беседы с Ним сие остается только лишь совершенной формой (статуей, роботом). Без общения с Ним такая форма жизни человеком не будет.

Нет примирения с Личностью – это страшно, ибо появляются отклонения в пределах самой совершенной формы. Зло в практике освобождения не уходит, а просто бездействует и этим бездействием минимизирует до абсолюта свое злое творчество. Но сие не означает, что зло в практикующей нирвану душе неспособно гнездиться. Зверь – это тоже жизнь, только с ярко выраженными звериными признаками. Так же как и в пределах определения «что такое хорошо, а что такое плохо» человека можно воспитать тигром, а можно – и крысой. Помните Кота в сапогах, как он проглотил великана-людоеда в образе человека? Шарль Перро намекает на то, что великан в образе человека – это тот, который способен все простить, и именно этим Божьим качеством поглощает мир целиком. Ведь, чтобы держать такие территории, необходимо прощать абсолютно всем все сразу. А нам навязали мысль о том, что мы держали мир своей «зубатой всесильностью» или теперь «крысиными законами». В пределах «что такое хорошо, а что такое плохо» можно так повернуть дело, что от Руси ничего не останется. Точно так же обстоит дело с нирваной, в пределах коей возникают такие ужасные религиозные секты, какие есть в дзен-буддизме, либо люди начинают делать преступления от имени Творца и во имя Творца. Все это вписывается в пределы нирваны, ибо сама по себе практика ее – формальность без Сущности. Если формализм проникает в естество веры, то такая религия становится язычеством.

Все эти предметы, кои вокруг нас, становятся частью речи одной личности к другой, кои при общении объединяют, а вне общения обретают иное естество – становятся препоной, камнем преткновения, идолом-истуканом. Помните о том, что такое триединство Творца, в коем каждая из Трех Ипостасей как-то свойственна Себе, характерна для Себя и своеобразно заявляет о Себе во всем вокруг, каждая из Личностей Предвечного Совета имеет характерный только Ей почерк-оттенок в творчестве сотворения и стяжания мира. Каждая Ипостась говорит Свое Слово на Предвечном Совете так, как Ей это естественно, и в то же время в пределах абсолютного подобия Друг Другу. Всё вокруг нас – Речь Божественных Личностей в пределах Троицы, и ничего иного, кроме этого, в бытии нет и не возникало. Здесь же, на Предвечном Совете в Благодати Духа Святого, появляется еще одна личность – человек, – коя также имеет уже свойственный только ей характерный творческий след, как соучастие в Предвечном Совете. Этой еще одной сопряженностью с Общим Делом держится этот зримый мир-мир человечества вкупе со всей Вселенной. И ничего, кроме этого, изначально заложенного, ничего, кроме межличностных внутрисемейных отношений, нет в бытии и быть не может. Есть только Личности, общающиеся между собой, и межличностная речь опосредованно множественных понятийных языковых систем. То есть все остальное чувственное и нечувственное вокруг нас имеет бытие в пределах межличностных отношений и является самим процессом такого общения. Что это значит? Как это понять, что Бог говорит человеку слово Свое? Этот вопрос включает в себя все естество живого. Теперь аскетика становится фундаментом всех форм течений мысли. Если наука не становится в сопряжении движению человека к Богу, то будет тем, что мы видим ныне. – оная становится пропастью, в которой гибнут целые народы. А потому всякая научная доктрина всегда становится в первую очередь гранью учения об аскезе и еще одной стороной монашеского подвига, а значит, и подвига семейности.