Текст книги "Почему надо поддержать президента? Основные вопросы"

Идолы

Что такое идолы? Дело в том, что для подвига нужна любовь, а не сила воли. Женщина рожает дитя потому, что любит. А не потому, что ей гороскоп что-то сказал, и не потому, что у нее сила воли или это ей выгодно. Надо стяжать любовь. То же самое происходит во время молитвы. Когда человек читает ее слова, то перед его взором бегут какие-то образы, но все они умственные. Не ум, а только сердце участвует в богообщении, и вот это-то и становится путаницей. Одно дело – умом понимать, а другое – видеть сердцем и чувствовать Его присутствие. Только сердечную молитву слышит Бог. В богообщении ум не спит и перед ним неизбежно идут какие-то образы – это то, что с единством имеет бесконечно мало. Так же как портрет, писанный с живого человека, с этим же живым человеком общего имеет бесконечно мало. Но все же имеет, правда, только общение с портретом, как с личностью, невозможно. Вот здесь появляется идол – как подмена Личности Творца творением человека. Сам он, идол, по природе мертв и не имеет сердца, а личность для общения требует для себя перед собой Личность тоже. Вся история человечества – это есть богообщение и постоянная ломка возникших после него идолов. Война нового с отжившим. Но есть одно «но». Идол возник не просто так. Он появился и имеет причину. А причина – это всегда победа. То есть перед нами просто исторический эпизод, в коем как-то проявился промысел Творца. Человечество всегда пытается зафиксировать для потомков свои достижения, но это не гарантирует для них утверждения религиозности. То есть язычество – это такая вещь, которая нас преследует везде, и в самой истинной вере она будет и будет происходить борение с ним. То есть древняя вера славян – это, с одной стороны, язычество, а с другой стороны – истинная вера. Зависит от того, как мы себя позиционируем по отношению к ней. Но ведь любая, самая истинная вера может стать язычеством, если не с той точки ее созерцать и не так, как ей естественно, ее исповедовать. Это факт, и никуда от этого не уйти. Тут важно сказать иное: что всякая теория постоянно развивается и неизбежно выходит за границы, вне пределов коих оная перестает восприниматься как единое целое. А вне этой полноты обозревания даже самая истинная вера становится идолом. Чтобы этого избежать, надо либо отказываться от знаний вообще, либо систематизировать опыт и накопленный материал. Вот этой систематизацией и занимались древние, формируя симбиоз богословия – священный понятийный язык, который к моменту Рождества Христова выразился в более родственную и привычную нам русскую речь. Сам по себе язык – это такое удобство или такой костыль, с помощью коего стало легче соединить в себе абсолютную простоту Истины с безбрежностью философской мысли, которая все сильнее и сильнее набирает обороты. Этот момент важен и сегодня, ибо впереди – новые формы систематизации, кои помогут нам вновь вернуться к естественной для человека простоте восприятия той же самой, древнейшей, Истины.

Сам организм человека – это инструмент для борьбы с тем, что мешает приобщению к энергиям, исходящим от Бога к человеку через то, что мы называем продуктами питания, – к живительным энергиям, кои содержатся в плодах земных. Плоды земные – это такие фотоны света, которые надо получить путем синтеза, происходящего в желудочно-кишечном тракте. А ведь это тоже можно назвать идолами, кои нельзя выбрасывать, а просто через них увидеть и услышать Бога и стать причастником к Нему, в том числе и через них, через этот опыт. К примеру, яйцо – это творение Божье. Но это не значит, что его надо брать за основу всего, с одной стороны. И в то же время, с другой стороны, не значит, что его надо выбросить, как то, что всей полнотой истины не является, как идол. Его надо сварить, почистить и съесть. Таким образом, яйцо имеет божественное происхождение, но это не Личность, а Ее голос, своеобразно звучащий в этом мире.

И, исходя из очевидного, при выражении Истины процесс движения от простоты к сложному и от сложного к простоте не новый совсем. Это такое свойство жизни, в котором оная имеет вид то семени, то раскидистого древа. Живое общение с Творцом требует простоты в абсолюте, а условие для этой возможности быть в Боге посредством молитвы требует уже сложности, коим обладает древо, прообраз коего имеет в нашем случае древняя славянская традиция. Пророк Моисей вывел евреев из египетского плена – вынес как раз это семя, саму простоту непосредственного богообщения, которое проросло, надев на себя одежды, свойственные специфике мыслить и образу жизни древних евреев. Семя-то было оттуда. Религия как бы постоянно соизмеряет саму простоту с тем, что получено опытным путем. И этот процесс неизбежен и будет идти всегда, независимо от того, хотим мы этого или нет. На Руси прообраз пророка Моисея имеют такие выдающиеся подвижники, как прп. Сергий Радонежский, прп. Нил Сорский, прп. Серафим Саровский, блж. Матрёна Московская. Они дают возможность соединиться абсолютной простоте с абсолютным усложнением мировоззрения, то есть дают прорасти семени в данной сложившейся ситуации, с характерным для нее и для данного времени образом мышления и мировосприятия, чем является непосредственное богообщение и самого человека с Богом, и мира через него же и тоже с Ним. Без них всякая историческая эпоха становится идолобесием. Иными словами, происходит неизбежный процесс постепенного захвата всего окружающего пространства Вселенной, включение более и более всего этого в единый процесс молитвы-беседы человека с Богом. Простота, усложнение ее, разделение усложнения для лучшего подобия простоте. И опять все то же самое, но на новых витках становления согласно закону диалектики. (Диалектический материализм, как мы видим, становится составляющей богословия, еще одним Атлантом, держащим Небосвод Веры и ее земного выражения в монастырском образе ведения хозяйства, с характерной этому образу жизни формой собственности. Кстати, если мы присмотримся к «Элиаде» Гомера, то увидим, что каждый законченный эпизод в ней – просто новое имя Бога, образ жизни в Нем. Для нас сие выглядит мудростью, а для древних эллинов – это откровение, в пределах коего формировался греческий язык.)

Иными словами, становление жизни на Земле шло только в непосредственном богообщении, которое, оставаясь в Нем, усложнилось, вобрав в себя Вселенную. Вот этот-то момент и произошел в Древней Руси. То есть, как бы оставаясь в Творце, разрушает то, что не может в себя вобрать полноту, – идолов. Хотя каждый идол несет в себе причину своего бытия, которую нельзя отвергать, а только извлечь, чтобы приобщиться к еще одной грани Божественного. Скажите: если бы эти понятия древних исповедников язычества оказались под рукой ученых и мыслителей конца XVII – начала XX века, шла бы речь о революциях? Думаю, что нет, ибо дан наглядный ответ на вопрос о том, как устроен мир. Получается, что, отвергая язычество древних, мы «вместе с грязной водой выплеснули младенца, которого мыли в этой воде».

Еще одна грань древней традиции славян хорошо изложена одним из современных лиц во власти: что «здоровье – это физическая и моральная нагрузка без последствий для организма». В трудности надо жить, а не умирать. То есть, чтобы спасти нацию – а речь идет именно об этом, – необходимо вести народ на Голгофу, но не для того, чтобы умирать на ней, а жить в радости, в прообразе Христа. Нужно так оптимизировать жизнь в тяжести нагрузки, чтобы люди могли быть здоровыми. Без любви это невозможно. Любовь все животворит.

Интересен опыт религиозной системы Древнего Египта. Общая схема такова. Над девятью божественными персонами восседал единый Бог. Один из девятерицы богов вышел из подчинения, даже убил главного и завладел миром. С этого момента мир погряз в хаосе. Супруга убитого не смирилась с таким положением и зачала от своего супруга, прибегая к силам природы. Родился сын, коего она была вынуждена прятать до его совершеннолетия. И вот уже повзрослевший сын выходит на бой с распоясавшимся одним из девяти богов и побеждает его. И вот что интересно. Он не убивает, как возмездие за отца, а просто ставит его на свое место. С этого момента зло побеждено. Путь воина – то есть сын шел не для того, чтобы убить, а для того, чтобы помочь встать на свое место. Ему нужно оружие не для убийства, а для того, чтобы самому остаться жить ради исполнения своей миссии. Солнце дарит тепло всем: и тем, кто его любит, и тем, кто его ненавидит. Таково Солнце Севера и Солнце Юга. Бог не творит зла.

Иудаизм

Для того чтобы говорить об этой религии, следует вспомнить наше утверждение о том, что в этом бытии ничего вне межличностного общения нет. А потому перед человечеством постоянно возникает необходимость избавляться от зашоренности, в коей мы называем личностью то, чем оная являться не может. Тот же пример со словом «береза». Древние в каких-то свойствах увидели в этом дереве образ Творца, но само дерево Личностью быть не может. То есть никак нельзя подменять личность тем, образ коей оное, дерево, несет. Мне думается, что именно так появился иудаизм, на основе чего потом возникло православие. И вообще следует сказать важное о том, что каждый молитвенник в процессе моления Богу сталкивается именно с этим препятствием. В нашей душе возникает какой-то образ, коему мы придаем личностные качества и ошибаемся. Это так же, как, пожимая руку приятелю, мы ошибочно можем принять его тело за личность. Хотя ведь общаются между собой не тела, а живые души. Если тело уже бездыханное, то мы его уже не называем человеком, ибо нам нужно не тело, а именно душа. И мы ее в этот момент ищем, обращаясь к небу, а не к мертвому телу. Или если человек оказался без рук и ног, то мы ведь продолжаем его считать человеком. Точно так же опытный молитвенник отвергает всякий чувственный образ. Это самое ключевое и самое-самое тяжелое на Земле во все времена, и это и есть начало той самой брани, коя зримым образом предстает перед нами в истории человечества. Ложный образ – основа языческой веры, коя может возникнуть и возникает даже в самой истинной вере: когда мы молимся, то видим одно, а сердце остается далеко. Так вот, эти образы не имеют вечности и легко разрушаемы из-за своей ложности. А вот присутствие Творца ничем и никогда разрушить невозможно. Поэтому подобно тому, как молитвенник бьется в самом себе, разрушая всякие мысленные картины, так и воин ломает вокруг всякие языческие идолы. В то же время язычество – это то, во что превратилась истинная вера. Вот ее-то и надо найти, исследуя происхождение истуканов и идолов, кои изначально имели самое-самое важное значение и утратили связующее звено с Богом как неизбежность. Также следует напомнить о том, что вести борьбу в себе и ломать эти идолы приходится всем народам. Но у каждого народа свой путь этой ломки, адаптированный к данным природным условиям. Иначе как жить? Сам факт, что жизнь продолжается, – свидетельство торжества живого над смертью.

Сначала мы погрузимся в исследования древней египетской мифологии. Тут откроется нам интересное. Во-первых, очень много слов, кои имеют одно значение и схожий корень со словами из славянских наречий. Во-вторых, перед нами всплывает тот же образ миропонимания северных народов о том, что Бог – это добро в абсолюте, а зло – это отсутствие добра. Только представлено сие в ином срезе: беспорядок – это отсутствие порядка. В-третьих, египетская религия несет в себе аскетизм в самой суровой степени, что характерно только для северных народов. В-четвертых, согласно последним открытиям, сделанным на основе анализа ДНК, фараоны были представителями северных народов, что гармонично вписывается в историческое великое переселение народов с Севера в эти территории и на полуостров Индостан. Исходя из всего, перечисленного мелким шрифтом, можно сделать определенные предположения о том, что египетская вера могла быть еще одним оттенком миропонимания людей Севера.

Но для начала скажем то, что жизнь – это любовь. Если человек перестает любить, то он становится инородным жизни, а потому живое отторгает инородство себе. То есть главное – быть живым, а значит, любить, и брань – это такое состояние личности, в коем оная подходит очень близко к этой пропасти – он, человек, может осудить в сердце своем врага своего. Если он оказался инородным жизни, то ему необязательно идти на войну, ибо он гибнет даже в Раю, где нет опасности для него, где оный абсолютно изолирован от зла. И наоборот: если человек любит, то даже кромешный ад для него не помеха и он даже не ведает о том, что оказался в царстве зла. Этот момент выражен в древнеегипетской мифологии посредством уникального языка миропонимания.

Схема изложения этой идеи проста. Пантеон богов Египта представлен так: девятерица божеств во главе с Верховным божеством. Они держат мир. И вот один из девяти выходит из подчинения и даже убивает Верховного. Супруга убитого берет семя своего любимого и рождает сына, и уже ее сын берется все восстановить. И вот ключевой момент – сражение. Сын Верховного не убивает убийцу своего отца, как справедливое воздаяние, а возвращает убийцу своего отца на свое место – служения миру, и этим все заканчивается. Так представлена победа добра над злом. То есть перед нами нет зла во имя справедливости, а только любовь. Добру свойственно вести себя только так – творить только добро. То есть оному несвойственно делать то, что свойственно злу, и оно поступает по своему образу и подобию. (Помните славянское понимание Бога, что Он не может творить зло, и потому образец для подражания может быть только таким же.) То есть идеалом может быть только «благословите клянущие вы», ибо в этом случае человек не становится инородным жизни вообще, но в прообразе вечного Солнца дарит свет и тепло и ненавидящим, и любящим его.

Почему-то, когда говорят об иудаизме, то мало обращают свое внимание на то, что пророк Моисей, который вывел евреев из Египта, и он тот, который стал автором первых книг Священного Писания, получил свое воспитание и образование в самых высших кругах египетского общества. Его вскормила и воспитала дочь самого фараона. То есть как раз эта идея торжества добра над злом сидела в умах тех людей, кои вывели свой народ в Земли обетованные. И, изучая мифологию Древнего Египта, мы действительно видим схожесть ее текстов со Священным Писанием. То есть святой пророк Моисей эту мысль: торжества добра над злом – адаптировал на понятийный язык уже своего народа, и сие оказалось более близким к Природе Божественного откровения. Тем, что он вывел свой народ из Египта, спас своих людей от идола, чем является учение веры египтян. Иными словами, он взял саму суть веры, беседу с Творцом в аскезе хождений по пустыне, оставив многочисленные верные суждения о Нем. В этом рабство. Перед нами эстафета богоизбранничества, в которой постоянно передается одна и та же идея: что Бог зло творить не может и стартом ее мог быть только Север. Теоретически – да, это так и получается, ибо, как водится в науке, бытие определяет сознание. Слово – за археологией.

Дело все в том, что Бог един для всех, а потому все в процессе эволюции может стремиться только к выражению лишь одного образа, подчеркивая Его разные грани. Иудаизм перед нами несет образ пророка Авраама. В чем его миссия? Представьте себя богатейшим человеком. Как можно, все имея, оставить все и идти в пустыню только потому, что услышал голос Отца Небесного? Если у славян сей момент выразился в естественном отборе, то у евреев – нет. У них послушание у Отца Небесного – в межличностных отношениях с Ним. Бог не смотрит на то, какое тело, а смотрит на то, насколько предрасположена душа к тому, чтобы Ему посетить ее.

Бог, как путник, идущий по топкому болоту, ступает там, где под ногой твердыня. В иудаизме сильный контраст в ином срезе – роскошь жизненных условий и безжизненная пустыня. Быть сверхбогатым и в то же время ничего этого не видеть и этим не жить, как будто в пустыне, и не привязываться к богатству сердцем. Для него что пустыня, что особняк с огромным количеством прислуги – все едино. Очень контрастное противоречие, и вот оное-то и есть полнота богообщения, в коем противоположности становятся гармоничными дополнениями, составляющими одного целого. Спаситель сие назовет так: «Примерно тому, как верблюду можно ли протиснуться сквозь ушко иглы, можно ли спастись богатому?» Но ведь Сын Божий этим не дает однозначного ответа, что нет, что не может богатый спастись. Дает надежду. А потому тот, кто из любого, даже самого плачевного положения видит свет, начнет свое движение ко спасению даже в таком положении – главное не то, что имеешь, главное – видеть свет. Эволюция имеет этот же прообраз – в ней нет альтернативы беседы человека с Богом, ибо оная так и остается сутью бытия, но есть улучшение условий для динамики общения человека с Ним. В «Русской философии. Анализе истории», исходя из суждений, есть важное умозаключение о том, что всякая форма, всякая реалия, всякое взаимодействие и всякое движение, так как имеет бытие, то уже сам этот факт говорит о том, что имеет прообраз только Его одного единого. Именно в этом же ракурсе идет становление всех религий и вер. Они все будут сближаться через близость к Богу, через Него должны стать едиными и только через Него. Как-то иначе все веры будут самоуничтожаться. (Почему-то древнюю славянскую традицию пытаются исключить из этого правила и стараются придать ей какой-то иной стержень для утверждения. Это опасные игры, абсолютно всех приводящие к фашизму в гитлеровском проявлении.) Иудаизм и древняя вера славян имеют один корень, но у народов Севера много естественного отбора, в пределах коего произошло выражение одного и Того же – Бога на понятийном языке тех народов. Славяне адаптировались к аскезе, из-за чего ушла вожделенная контрастность противоречий, широта коих поглощает мир. Должна быть определенная кондиция противостояния, в пределах коей набирает обороты становление живого в Божий образ. Послабление напряжения в ней ведет к деградации образа Его в живом. Абсолют этой бесконечной широты выразился только на Голгофе Христовой. Именно по этой причине Земля обетованная для евреев – это война, в коей выкристаллизовывается вожделенный образ Божий. Они с войной вышли из Египта, с войной вошли в свои земли и жили в войне среди тех народов, у коих Бог, согласно их миропониманию, творит и добро, и зло (в отличие от веры северных народов, у коих Бог творит только добро). На самом-то деле, повторюсь, для Творца форма не имеет первостепенного значения, ибо главное – предрасположенность души для Его присутствия. Для этого нам нужен контраст. Этот контраст и стал в основе событий современности, хотя так было всегда. Просто война, как Земля обетованная в таком понимании, – это такой же костыль для хромого путника, который помогает ему идти, то есть не просто передвигаться, а идти только к Богу. На деле же человек ищет в себе контраст Богу сам, без всякой помощи. То есть ищет в себе духовную грязь и совершенствуется в аскезе, имея в достатке все: и еду, и положение, и одежду. Этим человек отличается от всего – он не имеет достоинств для борьбы со стихией, но живет в постоянном сокрушении духа о своих грехах. Благодаря этому он идет к Богу, то есть возрастает до подобия Ему. Человек – это образ покаяния в чистом виде.

Земля была готова принять Христа, ибо во всех народах уже оформилось представление о Нем. Древние греки распознали Христа умом, иудеи услышали о Нем от своих пророков, славяне в Нем узнали образ подвижничества, в коем они жили. Когда пришло христианство на Русь, народу было легко его исповедовать. Голгофа для северянина – это естественный образ жизни. Ведь Христос вел себя даже на Голгофе так же, как Солнце: остался в прообразе его недосягаем и продолжал дарить свет и тепло людям – потому и выжил. Славяне не были исключением, то есть также формировали свое представление об идеале, который они узнали потом во Христе. Нам же навязывают какой-то иной идеал, мало совместимый с жизнью. Это приведет к новому убийству народа.

Для доказательства сказанного мысленно обратимся к Византии самых первых веков после Рождества Христова. Высококультурная цивилизация, мощная, развитая философская и научная мысль и развитое законодательство, основная доктрина коего значима по сей день. Но почему же у них миллионы замученных христиан? Да потому что разнузданность нравов была, как в СССР, узаконена и представлена естеством самой природы человека, естественной потребностью, без коей он человеком быть не может. Сие сильно контрастировало с целями и задачами исповедников Христа. Да, тот мир Средиземноморья уже вычислил Христа, но чисто умом. Однако думать верно о Христе и иметь образ жизни Христовой – несопоставимо разные вещи.

Более того, позднее даже в христианстве законы дохристианского образа миропонимания адаптировались, то есть вновь возникли в христианском обличье, и горы опять обходят стороной.

Да и Карамзин пишет о том, что славяне не принимали их миробытия. Ведь в самые первые века нашей эры, после продолжительной междоусобицы, Русь оказалась в безвластии. И, чтобы остановить кровопролитие, отправляют своих послов за правителем. И вы думаете, куда? В Византию, с ее высокой цивилизацией? Нет, идут туда, в Скандинавию, и приглашают на княжение Рюриковичей. А почему? Ведь Византия уже была христианской начиная с 395 года после Р. X.? Высокая культура, развитое искусство, многовековая государственность. Чтобы еще более ясно понимать то, с чем столкнулись славяне в те ранние века в будущей Византии, необходимо почитать труды Платона и обратить внимание на то, какими нравами жили люди той поры (500-400 гг. до новой эры). Книги его переведены на русский язык. Вы там увидите многое такое, что не вписывается в рамки ни морали, ни этики. Для них аскетизм – извращение природы человека, а распущенность нравов – естественная потребность жизни (бери от жизни все уже сейчас, пока живой). Именно по этой причине в тех землях гнали тех, кто шел против раскрепощения природы тела, и потому столь много мучеников за веру христианскую. А с другой стороны, если вы регулярно посещаете богослужения, то заметите, что на каждой службе и в любой день поминаются сонмища святых, значительная часть коих зверски и даже изощренно замучена, и не где-нибудь, а именно в культурной сверхдержаве, наследницей коей стала Византия. Трудно себе вообразить высокоцивилизованную и высокообразованную страну во всем: культура, множество философско-богословских школ – и гонения на миролюбивую веру вкупе с жестокими казнями и пытками. Как можно назвать нормой убийство сорока тысяч младенцев, к примеру?

Народы Севера же, наоборот, несмотря на свою «озверелость и дикость нравов», как пишут о варварах историки тех лет, христианство приняли. У народов северных широт почти все святые – преподобные. Это означает, что дожили до старости.

Это свидетельство того, что христианство в его православном обличье было естественным воплощением своей древней веры.