Текст книги "Почему надо поддержать президента? Основные вопросы"

Монастыри

Что такое монастырь? Говорить на эту тему можно и нужно бесконечно много и долго. И всего того, что будет сказано, мало и оно неполно. Вот насколько велик и важен этот вопрос. Но все же до его бесконечной глубины есть смысл пока не погружаться, а в общих чертах осветим именно те вопросы, кои наиболее актуальны в современности. Здесь также множество различных течений, все русла коих стекаются к одному и единому для всех – это надо помнить всегда. Некоторые течения мне показалось важно осветить особенно, ибо они являются актуальными.

Государство. Бог создал мир без всякого умысла о выгоде. Он создал мир, чтобы было побольше радости, счастья и любви. И всё. Если говорить на понятийном языке экономической выгоды, то Бог сотворил мир бесплатно. Именно по этой причине настоящего молитвенника легко вычислить: он в прообразе Творца трудится бесплатно. Для него деятельность – это желание, чтобы было побольше радости, любви и счастья. Всякое государство вне этого положения вещей не имеет бытия. Само государство как порядок структуры – это уже молитва Богу. Подобное порождает только свое же подобие и стремится к своему же подобию. Так, птицы собираются в стаи с птицами; парнокопытные – в стада по своему подобию; газы – к газам, воды стекаются к водам в реках и так далее (Фалес, древнегреческий мыслитель). То есть по-настоящему молящийся будет трудиться в образе творчества Бога – чтобы было хорошо и радостно. То есть бесплатно. Только на этом строится всякая государственная структура, и только этим оная держится, и только эту цель преследует своим бытием и родилось благодаря такому духовному миру людей. Выгодой же экономического плана разрушается всякий мир.

Наследники. Самое важное в человеке – это его душа, но сие понимание очень тесно сопряжено с определением семени. В земных ценностях семя – самое ценное для бытия в природе человека и в принципе, можно даже смело утверждать, что все учения о спасении имеют сопряжение с чистотой семени человека. Даже скажем, что это одно и то же. Почему? Потому что там, где Отец, там и Сын, или там будет Он. Это заложено даже в самой физиологии и имеет сообразность с учением о спасении. Человек идет, и с ним пребывает его семя. Где он, там и семя его. Сие остается в силе и после того, как семя рождается для земного бытия, – как молится отец, так молится и сын. Сие сохраняется и после смерти главы семейства – вот почему важно после для главы рода спастись и оказаться во Царствии Небесном. Там, где отец, – там будет и сын. Иными словами, чтобы продолжить свой род, надо отцу попасть в Рай, при жизни и после смерти быть во Царствии Небесном и жить вечно. Именно это и есть хорошая родовая наследственность, кою ни на какие деньги не купишь. Природа тела как бы раздвоена в этом плане. Куда смотрит разум, туда идет его семя. Семя сына должно быть в Боге и должно идти к Богу через разум отца. Повторюсь, что сие тоже часть полноты, причем самая значимая для жизни человека на Земле. Это тоже пришло к нам из древнейших, дохристианских времен, и сие есть достояние национальной культуры, дошедшей до нас в виде курганных заупокойных культов. Иными словами, семя человека было святая святых для древних людей, и потому нужно было так организовать подвижничество народа, чтобы он берег свое семя для Бога и отдавал бы его Ему. На Востоке ради этого делают обрезание крайней плоти мужчины, и сие перешло из древних вер неслучайно. Сие имеет глубочайший смысл. У народов Севера явлено сие в учении о Боге-Троице. Половые отношения не были и не могли быть основой семейных отношений, и сочетались муж с женой только для деторождения. Если члены семьи не хранят своего семени как самую-самую священную ценность в этой жизни, то как тогда можно говорить обо всем остальном на его пути? Такие люди низложат всё и вся. Ныне, к сожалению, создают семейные союзы не ради оберегания семени, а ради того, чтобы выбросить семя в плотских утехах, и мы видим, что все остальное сходит на нет. Хранить семя – это самый тяжелый подвиг. Понятно, что нужны учителя и наставники в этом нелегком подвиге – так возникали сообщества, кои при христианстве стали монашескими общинами.

Наука. Дело в том, что человек – беззащитное и беспомощное существо. Почему? Все дело в том, что во Вселенной есть такой Центр, в котором сходятся все нити бытия. И, чтобы владеть миром, владеть его явлениями, не нужна сила. Можно вообще быть младенцем. У каждого явления есть своя снежинка, спровоцировавшая лавину в ее образе, и человеку естественно держать в руках эти снежинки и владеть ситуацией. И ведь каждый ученый ищет именно начало начал всякого явления для того же самого – чтобы владеть энергией явления. Например, чтобы приручить животное, берут не взрослую особь, а еще только-только появившуюся на свет. Пересаживают не дерево с места на другое место, а берут его семя и сажают туда, куда надо. Так же и человек научился видеть начала природных катаклизмов; управлять энергией распада, в коем он крепко держит в руках сам источник. По этому же принципу овладел огнем. Ученый ищет свой образ человека в каждой йоте бытия, чтобы обуздать его, как лошадь, и быть в Центре мироздания. Просто для человека естественно быть там, где ему легко и где он владеет всем, – в этом суть сказанного: «Познай себя – познаешь мир». (О том, что это было развито у славян, свидетельствует смысловой куст с корнем «чело». Ведь слова «начало» и «человек» несут в себе ветви от единого понятийного узла, который в математике обозначен нолем. Не знаю, как сказать то, что у меня в уме, и, кроме этой цифры, ничего придумать не могу. Каждое слово, относящееся к нему, – новый ствол разветвлений.) Это сопряжено с пониманием того, что мир вокруг произошел из человека, ибо он виной тому и причина тому, чем мир стал. Виной и причиной является сам человек, то есть еще по этой причине все вокруг должно быть завязано на человеке и все вокруг выходит и исходит из него.

Власть. Вот фраза из Священного Писания: «Разделяй и властвуй». Она относится к силам зла, ибо добро разделить невозможно. Можно ли разделить Бога? Нет. То есть надо просто быть с Ним, а что не с Ним – то разделяй и властвуй ради них же самих, чтобы зло над ними не властвовало, ибо оное разделит и их самих. Именно по этой причине все имеет прообраз этого: и сам человек, и семья, и общество, и даже сама Вселенная как множественность.

Но так как человек родил все в этом мире не для вечности, как творил Бог, а для временности своего бытия – родил для сферы досягаемости сил бездны, как воспаленный первородным грехом. Мир через человека получил осквернение и осквернением стал другим. Человек воспалился грехом, и с него все началось, то есть из его внутреннего мира вышел телесно привычно воспринимаемый космос. Какой-то самый-самый первый толчок всего зримого нами телесно и был человеком, из которого эволюционно развивалось все остальное множество бесконечных миров. Человек и есть начало всего, ибо этот толчок из небытия в бытие есть первый миг существования оскверненной природы, ныне зримой Вселенной.

Так как он первый возник в этой реалии, то эволюция его становления до образа Божьего шла дольше всего и потому доныне идет впереди всего. А так как процесс усовершенствования шел дольше, то он есть наиболее совершенное усложнение в пределах свидетельства о Боге. Следовательно, все остальное в этом движении к Нему шествует за ним. Человек – это вершина совершенства, красующаяся над всем и вся. (Такое определение сильно режет слух многим ученым-богословам, но таков понятийный язык тех, кто специализируется в данных областях научного поиска. А их нельзя бросать на произвол мысли.)

Единство всего и в то же время разделенность – это форма существования Вселенной без зла, это такой план спасения.

Как тогда отнестись к пониманию Бога-Троицы? Три Бога суть едино, и Он один и един в трех лицах. Перед нами встает сам принцип этого единства, вне коего Бог нам, несущим себе первородный грех, явлен быть не может. Бог-Отец через Бога-Сына источает Бога – Духа Святого. Только в этом случае, когда есть Общее Дело жертвы источения, Бог-Троица является Богом, и Он благодаря этой жертве Собой единый, являя нам принцип единения в этом жертвенном служении. В католическом же варианте единство Троицы обозначено иначе. Мы, по их мнению, все и так едины, без всякого принципа единства – ведь Он Бог. Нет Общего Дела, тогда и ничто не имеет смысла в этом мире, ибо и так все уже Им предрешено и всё уже в Нем без всякой жертвы и подвига по великой Его любви. (Отсюда узаконенность извращения человеческой природы, столь распространенного в мире западной церкви.) Но ведь сам по себе принцип единения – это грань Божественного бытия. Он присутствует в Его Природе в обязательном порядке – как неизбежно сопутствующее производное Сущности, и явлен Он нам именно этой Своей гранью, и вне этого образа единения никакое земное бытие невозможно. Нас много, и мы независимы друг от друга, но можем быть едиными только в этом же образе, показанном Самим Им, – когда есть общее дело жертвенности, а значит, есть и принцип его реализации. Ведь сама структура принципа уже есть такая молитва Творцу, вне которой, вне этой формы общения с Ним, мы жить не можем.

Все имеет бытие только благодаря тому, что молится Ему и является молитвой Ему, принимая для этого свойственные для себя специфические формы. Быть едиными вне общего для всех дела, как нам предлагают в католической церкви, мы не можем и никто не может. Так строится семья, семья монастырская, семья государственная – все это есть молитва Богу. (Поэтому важно, чтобы и символы государственной власти тоже были молитвой Богу. То есть ни животные, ни птицы, ни инструменты, ни что-то еще никак не должны присутствовать в символах. Флаг должен быть тоже молитвой – черно-золотисто-белый, в коем черный и белый – символы крайностей, а золото – золотая середина, то есть жизнь.) Эта молитва Творцу заложена в само́м земном бытии человека – его появлении на Земле в данном привычном образе, как новый план спасения. Иными словами, в данном, привычно воспринимаемом, состоянии Вселенной человек возник первым, и потом уже из него вышло все остальное («Проклята Земля за тебя» – Книга Бытия). То есть весь мир вышел из человека, да так и остается им, человеком, до сих пор и во веки. То есть человек должен оставаться проводником Божественного через себя к самому себе – к своему телу в данном образе, имеющем все окружающее мироздание. Все должно течь в природе человека, ничто не должно стоять или застаиваться, а течь должно от Бога к его творению через общие с Богом грани. К примеру, кровососущий комар – это тот самый случай, когда надо отдать часть себя самому же себе, комару, в противном случае, если что-то застаивается, тут же начинаются процессы, свойственные «стоячей воде» в нашем организме. Аналогично сему перед нами встает вся Вселенная, которая, как нам кажется, угрожает жизни, покушается на нее, а на самом-то деле требует своего, своей доли причастия к Божественному через человека. Просто сам человек – это та самая общая грань, в которой Бог и Вселенная едины, соединены. Именно во имя этого в природе бытия возник научно-технический прогресс – как требование своего для себя в Божественной Природе через человека. Такое определение человека верно, ибо дает правильное утверждение и поведение человека на Земле. Данный ракурс богословия тоже важно нести человечеству, ибо в нем видны иные реалии нашего места на Земле и во Вселенной: нашу долю ответственности за оскверненный нами мир первородным грехом.

Проявление семейного устава жизни людей – еще один способ быть с Творцом, это такая молитва Ему. Вне молитвы Богу, вне какого-то сопряжения с Замыслом Его служения ничто существовать не может. Патриархальность духа, свойственная главе семейства и всем проживающим с ним, неизбежно выразилась очевидным образом монастырского общежития. Почему? Потому что в прообразе грехопадения человека все внешнее есть видимое выражение происходящего внутри. Надо внутрь себя впустить Бога, ибо Только Бог есть жизнь, и жизнь возможна только в Боге. И тогда только возникает образ Его – это та самая реалия, которая должна иметь ту же устойчивость, но только в земных условиях. Это тоже молитва Ему. Все вокруг ломает его, образ Творца, все понуждает его к небытию, но оный (образ Божий), так же как Бог, должен остаться прежним, быть в этом плане несгибаемым. Сие исходит из того, что само бытие Творца – это уже есть вызов небытию, уже есть стойкость перед небытием и уже есть стояние супротив всему небытию, в прообразе чего имеет место быть стойкость всего живого перед смертью: и сама Голгофа, и само Воскресение Христово. Стойкость заложена как свойство живого в самом этом – Бог создал мир из ничего. Именно поэтому природу стойкости по закону живого невозможно понять, ибо понимание предполагает сопряжение себя с законом смерти. И как-то сей закон жизни должен обозначиться и в бытии самого человечества.

То есть подобно бытию Бога, Образ Божий – это то, что должно противостоять всему противному Ему, чтобы жить. Иными словами, если что-то живет, то сотворено Им, то автоматически имеет Его образ и Ему подобие. Соответственно, стойкость должна быть и в сопутствующих реалиях. Это такая эрекция, в коей доброта, честность, радость, любовь обладают устойчивостью к внешним факторам воздействий.

Хотя такое высказывание некорректно, ибо это выглядит примерно так, что камень, лежащий возле костра, должен поддерживать в себе состояние подобия огню, чтобы быть безопасно с ним рядом в костре. На самом-то деле это невозможно, ибо удерживать в таком состоянии может только само пламя костра, передающее свое тепло камню. Камень может стать горячим не усилием своей воли или благодаря каким-то внутренним процессам в нем самом, а влиянием извне, и только это стороннее влияние активирует движение в природе самого камня в сторону подобия природе пламени. Именно сие учение называют эволюцией, коя возможна только в одном случае: если в нас присутствует Он. Мы противостоим злу Им, Его присутствием в нас.

Если в системе «камень – костер» позиционировать себя как природу камня, то движение в эту сторону выглядит инородным естеству булыжника, ибо нет ничего в его природе такого, что могло бы активировать такое движение к подобию природы огня, хотя природа камня остается той же, и сам нагрев внутренней материи, оставаясь в пределах большего подобия огню, не изменяет породы ее. То есть мы как вышли из материи земли, так и остаемся землей, но присутствие Божественного в нас дает нам привычный образ, коим мы обладаем. (Камень, разогретый огнем, и камень неразогретый – с одной стороны, одно и то же, а с другой – нет. Только в нашем случае, а именно в суждениях о Вселенной, под словом «огонь» мы видим то, что обладает влиянием структуры. Ведь Бог предстает перед нами Центром, то есть самой совершенной структурой в чистом виде [центр несет в себе все элементы структуры только в самом абсолютно чистом виде: абсолютно симметричен, един, целен, замкнут и устойчив], – это и есть влияние Его, коим Он разогревает хаос земли, делая его структурным в прообразе структуры Того, Кто активирует. То есть Он вызывает из небытия Своим влиянием то, что несет в себе эти свойства.) Это-то влияние Божественного извне на Вселенную в нас и обусловливает то, что мы называем эрекцией, стойкостью и возможностью строить семейные, государственные отношения. Такой переход от мира анализа к духовному миру сложно воспринимать, но оный тоже важен, ибо обладает научностью подхода. Да и книга сия – для народа, а с ним надо говорить просто.

Монастырь – хранитель этого понимания и этого присутствия Творца, что и есть патриархальность. Более того, монастырь помогает адаптировать присутствие Творца в земных условиях. Ибо сие важно не только во имя присутствия, но и чтобы это присутствие было удобоприемлемым, то есть безопасным для самой природы и физиологии всех людей (передоз и здесь может быть) и в то же время каждого по отдельности (индивидуальный подход к каждому). Иными словами, разогрев камня в костре должен быть безопасным для него, то есть не должен его расколоть. То есть да, Божественное влияние обязано быть, но так и в такой степени интенсивности, чтобы жизнь на Земле не прекратилась, ибо Его величие рвет всякую природу, нарушая и разрушая образ и подобия Его. Тем самым молитва становится невозможной, так как вне подобия Ему нет беседы с Ним. То есть тут как бы нет степени интенсивности, а есть степень односторонности приобщения к Богу. В Нем же Самом нет крайностей.

Скажем иначе, давая определение патриархальности, иному имени Творца, звучащему не на понятийном языке точных наук, а на языке семейных отношений. То есть подчеркнем важный нам оттенок Бога, чтобы ясно выразить мысль. Глава семейства в образе Божьем все терпит, все прощает, принимает все как есть и жертвует собой ради жизни как тех, кто его любит, так и тех, кто его ненавидит. И в этом образе патриархальный человек противостоит всему, храня именно этот образ в себе. В то же время, несмотря на очевидную беззащитность и жертвенность, Патриарх остается еще и в ином образе Божьем – вне досягаемости для сил злобы. В этом образе также необходимо хранить стойкость. То есть патриархальность – это никак не доминирование с использованием силы, это никак не устрашение окружения, это не вседозволенность, обусловленная властью. Патриархальность – это высшая экзальтация счастья, обусловленная служением, нуждающаяся в дозированной безопасной порционности. Это любовь, выраженная и по мужской, и по женской линии. Это долг служения ближним в семье, в коллективе, в государстве. Это самоотдача, жертвенность во имя жизни даже врагов своих и прощение слабостей, ведь, чтобы не быть проклятым, надо брать на себя проклятье ближнего.

Представить себе трудно, насколько это тяжело выглядит, а ведь такова природа радости, без коей жизнь невозможна. То есть это-то и есть счастье. Поэтому человек начинает думать, как ему оптимизировать свое бытие в этом образе. Так на сцене мировой истории человечества возникает нечто такое, что мы называли бы монастырем – еще одно имя патриархальности. То есть монастырь – это самое древнее образование людей, лежащее в основе всего и всякого общественного порядка, как носитель патриархальности в чистом виде. Вне его невозможно ни бытие, ни развитие цивилизации.

Дело в том, что Благодать Божья – естественное состояние жизни человека, без которой любой из нас впадает в грехи пьянства, блуда и в душевные болезни. Инок должен быть в удобоприемлемой высшей степени экзальтации счастья богообщения, чтобы иметь право жертвовать собой. Радость от единства с Богом многогранная и в высшем проявлении своем становится стимулом всякого подвижничества, прощения и терпения. Почему он одинок? Его радость плохо совместима с запросами семейной жизни, ибо он уже во Царствии Небесном и не видит плохих бытовых условий своего земного бытия, а для полноты молитвы Богу сей важный для семьи момент также имеет значение. Младенец не может спать на холоде и быть голодным. Вечностью обладает только радость Божья. Девушка счастлива оттого, что рядом любимый, и любит в нем только образ Бога, ведь только эта радость единит ее с ним и дает ей силы носить плод в себе, при родах рисковать своей жизнью. Муж ее счастлив ее счастьем, ибо через нее он видит Творца именно таким, в каком нет разрушения природы человека, – дозированно. Только радость толкает жизнь на победоносное борение со смертью.

Царствие Небесное – в нас самих. Вопрос в том, как Его раскопать в себе, как найти Его в себе, даже если человек оказался в аду, на Голгофе. Найти в себе Царство Небесное – основа древних, дохристианских славянских вер, благодаря чему ад и Голгофа становятся составляющими этой радости. Не говоря уже о тяжелом крестьянском труде народов Севера. Древние люди довольствовались тем, что приближались к Нему, и эта близость при сближении уже пленила человека монотонного, тяжелого труда. Этот образ веры до сих пор сохранился и дошел до нас в индуизме. Христианство же привнесло Благодать Духа Святого, и сближение с Ним обернулось еще и единством с Ним. Как найти Его и сберечь в себе, при этом увечьем не нарушив в себе образ Божий, не надорвавшись передозировкой радостью?

Наглядное решение этого вопроса можно увидеть на примере марафонца, а именно того, как он живет во время забега на марафонской дистанции. Если бегун не нашел Царства Небесного во время этой тяжелейшей нагрузки, то дистанцию без радости жизни в сердце он не пройдет. Марафон – вариация прообраза Голгофы Христовой. Радость надо раскопать, найти Бога в глубинах своего сердца и на всей дистанции держаться в таком состоянии. В пределах этого приобщения к Богу можно нагнетать или ослаблять нагрузку. Возникает контраст между двумя полюсами: обожествленной молящейся душой и окружающей гнетущей действительностью. Человек – это микрокосмос, в коем есть свое недосягаемое Солнце, а потому контраст сей возможен даже в пределах самой природы человека: тело – в усиленном движении рабочего процесса, а душа – в покое с Богом, далеко в небе. В человеке предстают весь мир и обладание этой полнотой, соединяющей и покой Бога, и вечно временный окружающий бушующий мир ада. Между двумя полюсами оказывается вся Вселенная: и ее самое высшее, и ее самое дно. Так вот, чем сильнее или полнее охват крайних противоположностей, тем ярче переживание экстаза, во имя чего и появился человек в бытии. Таково естество межличностного общения человека с Богом, в коем человек для беседы с Ним должен быть как Он, то есть иметь всю полноту мироздания, в контрасте соединяя в себе абсолют Неба и абсолют бездны. Радость жизни сопряжена с гнетущей реалией. Но гнетущей оная не становится, если есть присутствие радости в душе, и вот это-то и есть опасность, в коей может наступить передозировка. А вот оная подходит незаметно.

Это неизбежно имеет какой-то отдаленный прообраз половых отношений, ибо в них общение двух любящих друг друга личностей происходит также в полноте между крайностями: духовное общение, душевное общение и телесное общение. Ведь половые органы в природе человека – самая низкая и самая крайняя точка соединения общающихся любящих сердец, и оная, при этом данная, связь также важна и равнозначна для спасения (у человека выше к небу находится голова, потом – сердце, затем – половые органы). Почему равнозначна? Потому что неполнота – это такая дыра в днище любого корабля, и оная губит весь корабль. Этот же образ мы видим на Голгофе Христовой, где Божественная высота соединяется с адским дном Вселенной, проникая в бездну. С этого момента в истории человечества мы приняли тот же образ Христа и ад уже потерял жало, ибо стал составляющей нашего образа единства с Богом, гранью Царствия Небесного, которая теперь даже вспомоществует служению Богу. Но все же надо сказать о том, что Христос – это Бог, то есть то, что под силу Ему, данным способом не под силу нам. Но это лишь свойственный Богу способ, то есть никак не значит, что для нас сие недосягаемо. Для человека же этот образ имеет иное проявление и иную перспективу выражения. Да, очень тяжело, но возможно. Перед нами бесконечный космос, который надо соединить с Богом в Его Замысле, отдать Богу, провести его в Рай через себя. Как это сделать? Это уже наука старцев, включающая в себя всю математику, всю физику, психологию – вообще все науки и собственный опыт жизни. То есть перед нами вопрос: как человечество идет за Христом? Лучше всего сказать об этом пути цивилизации на примере ловли крупной рыбы на очень слабую тонкую лесу. Смотрел в «ютьюб», как вытаскивают крупную добычу, если леса тонкая и не может выдержать вес зацепившейся рыбы. Надо дать натяжение с таким усилием, чтобы нагрузка на леску была примерно 30-40 % от того, что может выдержать леска. И этой малой нагрузкой изматывать пойманную рыбу. Да, процесс занимает очень много времени, но другого пути нет. В этом же прообразе, удобоприемлемом для возможностей природы человека, цивилизация следует за Христом. Вот почему послушание, говорят, превыше поста и молитвы. Ведь послушание не рвет этой нити, не дает ей сверхъестественного напряжения. То есть благое начало может стать преступлением, покушением на образ Бога. Это тоже зло, явленное как благо.

Это есть самая важная наука, ибо в ней отражено определение природы радости, границ ее и то, как ее нести в себе без вреда для себя. То есть это наука о том, как обрести всю полноту счастья. Плоть немощна, и ее легко разрушить креном в полноте, односторонностью – в порывах высшей радости экстаза богообщения. Чтобы этого не произошло, Бог из внутреннего мира Адама творит Еву, и теперь первый человек вынужден счастье дозировать, то есть радоваться радостью и счастьем своей жены. Человек входит во внутренний мир своей супруги, чтобы жить ее миром радости и приобщиться ко всей полноте счастья, вбирая в себя не все сразу, а причащаясь ко всей ее безграничности и к ее полноте по чуть-чуть, безопасными для природы Адама малыми порциями. Всем сразу обладает только Бог, и естество человека вместить в себя всего Его не может, а только присоединиться к Его природе посредством Евы. Благодаря этому природа Адама не разрушена, а возможность стать частью Божественной полноты остается даже после грехопадения. Мы после воспаления грехом так и остались в беседе с Отцом Небесным. Точно так же и Ева, жена человека, приобщена к радости Божьей в той мере, какую может вместить в себя дитя ее мужа, и этим невредима. Так как жизнь – это полнота Божественного, то, для того чтобы жить, повторяюсь многажды, необходимо стать причастником ко всей бесконечной полноте Творца, то есть, чтобы не порвать чрезмерностью природу людей, приобщение ко всей Его радости должно быть удобно-постепенным. Это-то и происходит, благодаря чему человек поглощает теперь уже всю Вселенную, с ее бесконечным космосом, посредством научной революции.

Хотя тут следует проявить осторожность. Мы должны не подражать Богу, а через бытие в Нем обретать все остальное. Дьявол – это обезьяна Бога, пародирующая Его своими возможностями. Стремление подчинить себе Вселенную без Бога – это убийство самого себя через уничтожение всего живого. Что и происходит ныне. Везде экологический коллапс.

Этим утверждается еще одна грань полноты счастья – вечность радости в окружающем тварном мире. Инок несет в себе счастье в самом чистом виде, без всяких пятен. Но это-то обстоятельство обусловливает и другое: для бытия во Царствии Небесном ему необходимо делиться своей радостью с первым встречным и служить Христу, который ближний ему. В противном случае он потеряет радость. Это тот первопринцип жизни, который заложен в естестве человека. Только этот момент имеет основание позиционирования или становится призмой, созерцая мир через кою мы можем видеть отклонения и инородности в общественных отношениях. Люди разные есть – и много таких, кои служат бездне, развращают души. Инок держит в себе этот очаг безмерного вечного счастья, чтобы в случае необходимости от него могли зажечь фитиль своей свечи случайно, или по нерадению затухшие, или попавшие под влияние ада. Однако инок держится на безопасном расстоянии, чтобы ради этой возможности спасать души не оказаться в поле зрения врага рода человеческого или чтобы случайно не нарушить образ Божий, явленный также в обособленности семейного мира, не вторгнуться по неведению в нежный мир уюта домашних, но удобоприемлемо и незаметно привносить в него живинку любви и спокойствия. Так, в прообразе Адама, радующегося Богу через жену, инок живет радостью семейной. Он помогает семейным людям раскрыть и поддерживать в себе ту радость бытия, коей сам обладает. Этим он защищает семью от всего, что несет в себе стихия во всех смыслах этого слова. А главное – он знает все премудрости пути спасения. У него опыт торжества в духовном борении. Тело человека можно сравнить с кувшином, до самого верха наполненным Божественным счастьем. А жизнь – это такая витиеватая дорога, по которой надо нести в себе этот кувшин с жизненным содержанием. Путь следования необходимо выбирать с особой тщательностью и прилежанием, иначе счастье будет расплесканным и даже разлитым. Ведь дорога следования сия полна опасностей. На ней, если говорить аллегориями, много крутых спусков и подъемов, много поворотов и валунов. Семейному человеку нужен опытный путеводитель, коим может и должен стать инок-профессионал. Это самая сложная наука, которая в наше время пустила сильные корни в глубины естествознания, проникла во внутренний мир материи и даже уже в глубины космоса. (Так как в последние времена много было сделано открытий, то как-то систематизировать их в древнее стройное учение о радости бытия не представилось возможным, что чревато большими экологическими и духовными катастрофами.) Вот кто такой монах.

Бог создал мир не для того, чтобы решить какие-то задачи, или пополнить ряды своих рабов, или что-то еще. Нет. Бог создал мир от переизбытка Своего счастья, чтобы все было хорошо и в радости, чтобы добра было больше. Тут нет усилия воли, а радостью, переизбытком счастья Он устроил все, и потому только радостью мир прекрасен и совечен Богу. Это основополагающее высказывание, ибо это и есть основа всего, научного и монашеского подвига – в том числе. На силе воли, какой бы оная ни была, жить и крепить общежитие невозможно и даже преступно, ибо порядок общественной жизни вне ее самоопределения будет разрушен.

Чтобы говорить о природе радости, может быть уместна русская поговорка: «пьяному море по колено». Примерно так проявляется настоящее Божественное счастье, коим обладает человек. В нем человек не замечает окружающего ада бытия. Но эта поговорка неточна в другом. Дело в том, что радость, если она от Бога, то естественно вписывается во все форматы общественной жизни. Оная – это бытие во Царствии Небесном при земной жизни. А так как всякое земное не может достать божественное счастье для разрушения, то ему свойственно смирение. Ведь даже самое страшное на Земле остается в своей сфере заключения, из коей не может выйти, а всякий закон жизни в этой радости оказывается исполненным. Представьте себе дедушек и бабушек, которые не умели ни читать, ни писать. Они в тяжелейших условиях выстояли, спасли Отечество, подняли его из разрухи, нарожали детей и дали им достойное воспитание. Они были безграмотны и потому не знали свода законов Конституции России, не имели образования и в иных науках были несведущи. Но им это не помешало достойно жить и совершить подвиг даже в эпицентре пожарищ войны. Это все держит в себе инок.