Текст книги "Загадка Александра Македонского"

II

В конце 331 года до Рождества Христова, несмотря на начало зимы, Александр Великий, закончив дела и празднества, выступил со своей армией из Суз и направился к истинным землям мировой державы персов, к окутанным легендами городам Персеполю и Пасаргадам, расположенным на высокогорном плато, окруженном горными массивами.

Если Сузы были «головой» мировой державы персов, откуда осуществлялось все управление громадным государством, то Персеполь был ее сердцем. Александр отчетливо сознавал, что титул царя Азии, царя четырех стран света, пожалованный ему в Вавилоне, ничего не стоил, пока не покорена Персида.

До прихода македонцев эта райски прекрасная страна Парса не боялась никаких врагов.

Дорога, которую должен был преодолеть и открыть для себя Александр, была проложена между Сузами и Персеполем для переездов царского двора.

Среди многих военных трудностей, с которыми пришлось столкнуться македонской армии, самым сложным оказалось умение ориентироваться в совершенно чужих и незнакомых землях. Армии предстояло подняться с низменности на возвышенность, о дорогах и климате которой греки не имели ни малейшего представления.

Военачальникам удалось составить лишь приблизительное представление о предстоящем пути из рассказов персов, перешедших на сторону македонян. Но детали можно было выяснить только на месте.

Чтобы из равнины Сузианы достигнуть царских городов высокой Персиды, прежде всего необходимо было пройти через крайне трудные горные проходы, и самым опасным, по рассказам персидских военачальников, был проход, названный древними проходом Усиев. Посылать в эти проходы бематистов было бессмысленно, так как их ждала там неминуемая гибель от враждебно настроенных горных племен, которые никогда и никем не были покорены и которым сами великие цари платили дань, когда проезжали через их горы. Горы, отвесные, неприступные, с острыми вершинами, помогали усиям.

Рассказ об усиях возмутил Александра:

– Дороги в моем государстве должны быть безопасными. Я не буду платить дань разбойникам. Они раз и навсегда забудут, как нападать на торговые караваны, а тем более на царей!..

Горные усии послали к царю своих представителей сообщить, что они откроют проход и пропустят армию, если получат вознаграждение, которое им платили персидские цари.

Александр был взбешен. Эти горные племена не желали ему подчиниться, стали у него на пути в тот момент, когда ему, царю царей, свободный проход в верхние районы был крайне необходим. Царь послал сообщить, чтобы утром усии явились за получением дани в теснины.

Ближе к вечеру, когда в горах стал меняться свет, македонцы принесли в жертву барана и совершили возлияния. Прорицатель Аристандр заверил, что знамения добрые. Македонцы запели пеан.

С неба, недавно усыпанного звездами, внезапно повалил снег, холодный и жалящий. Вершины гор чернели в круговерти.

Перед сигналом сбора Гефестион и Птолемей стояли и смотрели вниз на жилища усиев.

Птолемей повернулся к Гефестиону:

– Ты что такой грустный? Ведь мы уходим навстречу лучшему?

Гефестион улыбнулся и ответил:

– Да будет так.

И снова замолчал, опершись на копье и глядя на горы, едва просматривающиеся за падающим снегом.

– О чем ты? – снова спросил Птолемей.

– Я думаю о нашем жертвоприношении, – ответил он. – Когда люди принимаются за справедливое дело – надо вверять его небу, это справедливо.

Птолемей не успел ответить – раздался сигнал сбора.

Ночью по опасной горной тропе, запорошенной снегом, не занятой усиями, с легковооруженным отрядом в несколько тысяч человек, ведомым местными проводниками, царь двинулся к их жилищам.

В неожиданной ночной атаке усии были перебиты прямо в постелях, дома разграблены и преданы огню.

Ранним утром македонский отряд бросился к теснинам, где собрались усии за получением дани.

Варвары, напуганные быстротой неприятеля, лишенные всех преимуществ, которые мог дать им узкий горный проход, при приближении воинов Александра немедленно отступили и обратились в бегство. Многие попадали в пропасти, многие были перебиты преследующими их македонцами, а еще больше было уничтожено воинами Кратера на высоте, где усии хотели спастись.

Путь в верхние горы был открыт.

Положение резко изменилось, когда Парменион с половиной войска, состоявшей из тяжеловооруженных пехотинцев, фессалийских всадников и обоза свернул на большую царскую дорогу и оказался перед Персидскими воротами. Разведка сообщила, что отсюда можно гораздо быстрее дойти до Персеполя, а это было крайне необходимо, чтобы успеть захватить сокровищницы. И Парменион убедил Александра идти именно этим маршрутом.

Еще в дороге Александр получил письмо от Тиридата, правителя города. Он предупреждал царя: если Александр успеет занять Персеполь, пока не займут его персидские войска, идущие на защиту города под командованием сатрапа Ариобарзана, он, Тиридат, не будет сражаться, он просто сдаст город.

Перед Персидскими воротами отряды, которые вел Парменион и к которым вскоре присоединилась вторая половина армии под предводительством Александра, неожиданно натолкнулись на сооруженную из гранитных блоков стену, закрывшую перевал и оказавшуюся непреодолимой преградой.

За стеною стоял Ариобарзан с сорока тысячами человек пехоты и всадниками, решившими защитить Персидские ворота.

Александр с македонской пехотой, конницей, сариссофорами и стрелками расположился здесь лагерем и ранним утром начал штурмовать стену. Град метательных камней и стрел, сбрасываемые с высоты обломки скал и окружающий с трех сторон разъяренный неприятель обрушились на армию Александра.

Тщетно македонские воины пытались взобраться на скользкие от недавно выпавшего снега скалистые стены. Позиция персов была неприступна.

Трубы протрубили отход. Для Александра это было позорное отступление в свой лагерь. Павшие остались лежать непогребенными. Раненых и больных на труднопроходимых тропах пришлось бросить, иначе смерть вместе с ними ждала бы остальных. Многие раненые тащились следом, цепляясь за своих друзей, пока еще могли идти или ползти, – и падали, и умоляли, и проклинали или выкрикивали последние приветы. И их голоса эхо разносило по горным ущельям, покрытым ослепительным снегом.

Об эти скалистые стены, казалось, должны были разбиться все усилия мужества, а между тем от взятия этого прохода зависело все. В Персеполь вел только этот проход, и он должен был быть взят!..

Парменион на военном совете предложил достичь Персеполя обходным путем, который потребует многодневного перехода. Но зато этот путь был безопасен.

Александр от негодования, вызванного предложением Пармениона, взорвался. Таким яростным царя давно никто не видел.

– Меня считают непобедимым. Эта слава не раз парализовала врага в начале сражения и спасла тысячи жизней. Ариобарзан должен быть разбит!.. Немедленно!.. Мы обязаны срочно искупить позор, который испытали возле Персидских ворот. Приведите пленных…

Царь первым задал вопрос вошедшим пленным:

– Нельзя ли обойти узкий горный проход и выйти персам в тыл?

– Нет.

– Почему? – в упор глядя в глаза допрашиваемому, сурово спросил царь.

– Горы слева и справа от тропы покрыты густыми лесами и сейчас занесены снегом и совершенно непроходимы для вооруженных воинов в тяжелых доспехах.

Александр метался по шатру в поисках решения. И, как при Гранике, жизнь и доброе имя царя спас Клит. Он привел в царский шатер простого пастуха, который пас в этих местах своих коз. Пастух свободно владел греческим, так как был греком из Ликии и юношей попал в персидский плен.

– Есть очень хорошая тропа, – сообщил он. – Она известна только мне.

Парменион в сердцах воскликнул:

– Можно ли ему верить?!

– Необходимо! – грубо оборвал старейшего военачальника царь.

Александр, не раздумывая, решился на эту самую опасную экспедицию в своей жизни.

Кратер со своей фалангой, частью стрелков и конницы остался в лагере со строжайшим приказом при помощи сторожевых огней скрыть от неприятеля разделение армии. Кроме того, ему было приказано с первыми сигналами македонских труб по ту сторону стены приступить к штурму.

Сам царь с несколькими фалангами, с гипаспистами, стрелками и конницей под предводительством Филоты выступил ночью и перешел через горы опасными тропами по глубокому снегу.

К утру позади уже были преодоленные с трудом высокие горы. В случае неудачи возвращение было невозможно!

Впереди простиралась равнина, через которую вела дорога в Персеполь.

После небольшого отдыха Александр разделил свое войско. Аминте и Филоте с их отрядами он приказал спуститься в равнину и соорудить мосты через Аракс, чтобы преградить персам отступление к Персеполю, если они будут побеждены.

Сам Александр с частью армии двинулся к проходу. Передвижение армии по покрывающему горы лесу было значительно затруднено сильной снежной бурей и темнотою ночи. Перед рассветом скрываемые снежной круговертью македонцы приблизились к форпостам персов. Они были перебиты. Не удалось спастись и второй линии персов.

В персидском лагере не подозревали, что происходило совсем рядом. Персы спокойно отдыхали в своих шатрах в полном убеждении, что снежная буря сделает нападение неприятеля, находящегося внизу, перед горами, невозможным.

Македонская армия со всех сторон стекалась к персидскому лагерю.

Александр обратился к воинам, как бывало перед каждой битвой, напомнил о заступничестве богов, которые и на этот раз помогли армии, послав снежную бурю.

– Сражайтесь каждый так, чтобы победа почувствовала, что принадлежит только вам! Радость ждет тех, кто останется жив, и слава – тех, кто погибнет! Боги за нас! С нами Зевс и победа!

Македонские воины бросились вперед на штурм. Слова полководца вдохновили всех. Это было словно последний круг на дистанции, когда окрыляет Ника, богиня победы. Они сражались слаженно, плечо к плечу, чувствуя, как рассыпается вражеский строй. Уже скоро стало ясно, что если кто-то из персов еще держится стойко – это только потому, что терять им нечего.

Бегущие в панике персы бросались на мечи македонян, многие кидались в пропасти с отвесных обрывов. Все было потеряно!

Ариобарзан с несколькими всадниками бежал в горы, по потайным дорогам в Мидию, к своему царю Дарию III Кодоману.

Таида и Иола сидели в повозке и напряженно ожидали известий об исходе сражения в горах.

Иола вспоминала последнее прощание с Неархом.

«Не думай, что мы не встретимся снова. Обещаю, что тебе не придется долго ждать».

«Надеюсь, ведь я не могу жить без тебя».

«Иола, у меня никогда не было такой возлюбленной, как ты».

«Но у тебя их было так много!»

«У меня была только ты. Я скоро разыщу тебя, где бы ты ни была».

Таида, взглянув на Иолу, поняла, что та думает о Неархе, и невольно вспомнила, как флотоводец ворвался в ее дом в Вавилоне.

Иола бросилась к нему, затем остановилась. Несколько секунд они стояли неподвижно. Иола пыталась что-то произнести, но словно утратила дар речи.

Наконец Неарх и Иола заключили друг друга в объятия.

Они смотрели друг на друга, смеясь и плача, ощупывая руки, плечи и лица, как будто желая убедиться, что они состоят из плоти и крови.

«Вот это любовь!» – думала Таида. Любовь, которая является для тех, кто ее испытывает, голодом и жаждой, самым важным в жизни. Для Неарха не существовало никого, кроме Иолы, а для нее – никого, кроме Неарха.

Неарх снова и снова повторял ее имя:

«Иола… Иола…»

«Мой Неарх!.. – откликнулась она. – Я думала о тебе каждый день… Я ждала тебя каждую ночь…»

«Со мной в море столько произошло…»

«Здесь тоже происходило немало…»

«Нам нужно так много рассказать друг другу».

Эти двое не видели никого, кроме друг друга. Таида стояла в стороне и смотрела на них.

Таида вспомнила последнюю ночь, проведенную с Александрам по дороге из Вавилона в Сузы. Нет, это не была любовь. Это было преклонение перед силой, исходящей от Александра и подчиняющей всех, кто встречался ему на пути.

А Птолемей? Да, она по-своему дорожит Птолемеем, но что-то постоянно настораживало ее в его чувствах. Она невольно подумала, что в ненависти Птолемей может быть так же неистов, как в любви, и, вспоминая, как горячо он обнимал ее, она представляла его с такой же страстью отвергающего ее.

Снегопад все усиливался и усиливался.

Сейчас Таида желала им победы. Ведь цель, к которой она стремилась, была совсем близко и зависела от мужества людей, которые были ей дороги.

По-прежнему, в отличие от Александра, который считал персов людьми воспитанными и культурными, Таида видела в них кровожадных, жестоких варваров. И Александр по дороге в Сузы убедился в этом, встретив искалеченных греков, попавших к персам в плен. Среди калек много было ослепленных, без рук, без ног…

Воспоминание об этой встрече заставило гетеру уже в который раз содрогнуться, и желание отомстить персам как можно скорее овладело всем ее существом.

Под завывание пурги Таида задремала. И вдруг услышала громкий голос Лисиппа:

– Победа!.. Дорога на Персеполь свободна.

Гетеры одновременно выпрыгнули из повозки и оказались в крепких объятиях скульптора.

Ранним утром Александр с армией спустился в цветущую равнину Марв-и-Дешт.

В сиянии восходящего солнца перед македонцами открылась укрепленная двойным кольцом стен скальная терраса, на которой возвышался город, затмивший своим великолепием все, что царь до этого видел, – и Вавилон, и Сузы, и даже Афины, которые Александр однажды посетил.

Таида скакала верхом на лошади рядом с Птолемеем, Лисиппом и Иолой. Они одновременно остановились и замерли от открывшегося перед ними великолепия. Величественные сооружения, яркий блеск красок, уходящие в небо колонны возвышались перед ними.

Ворота Персеполя были широко открыты.

Сатрап Тиридат, сдавший Александру город, подобострастно сообщил:

– Сатрап Ариобарзан с несколькими сотнями всадников хотел прорваться в город, но мы закрыли перед ним ворота. Разумнее иметь дело с победителем, чем с побежденными.

Александр подъехал к монументальной лестнице, ведущей ко дворцу. Дворец, построенный Дарием I, стоял неприступно: с восточной стороны – горы, с юга и севера – крутой обрыв, с запада – глубокий ров, утыканный острыми кольями.

«Осада была бы трудной!» – подумал Александр.

Тиридат, склонившись в низком поклоне, раболепно сообщил царю:

– По этой лестнице персидские цари въезжали во дворец верхом на коне.

Под приветственные крики воинов Александр Великий по двухпролетной лестнице поднялся на Букефале вверх, легко преодолев сто ступеней.

Таида не могла оторвать от Александра взгляда, настолько торжественным был царский въезд в город. Это был настоящий триумф Эллады!..

Поднявшись наверх, Александр передал Букефала телохранителям, прошел через ворота Всех стран с капителями в виде крылатых быков, пересек широкую площадь и остановился перед настоящим архитектурным чудом – тронным залом, называемым Ападана.

Птолемей последовал за царем, и Таида с Иолой остались с Лисиппом.

Поднимаясь по белым ступеням, Лисипп разглядывал барельефы на стенах лестницы, где был изображен персидский царь в драгоценных украшениях и в тиаре.

Таида же, увидев на рельефе изображение персидского владыки, пришла в ярость. Иола внимательно наблюдала за подругой, ей вдруг стало тревожно за нее.

Рельефные фризы полностью захватили внимание скульптора. Он был восхищен мастерством неизвестных скульпторов Востока. На одном из фризов были изображены сцены борьбы между львом, символом бога солнца, и быком, который олицетворял силы тьмы.

Каллисфен, присоединившийся к Лисиппу, сообщил:

– Один раз в году в Персеполь приходили посланцы всех подчиненных народов – их было двадцать три – и платили властителю дань.

На главном рельефе все посланцы были легко узнаваемы, изображенные в своей национальной одежде и с тем, что принесли или привели: парфяне с верблюдом, египтяне со своими быками, скифы в остроконечных шапках – с конями, эфиопы – со слоновыми бивнями и жирафом, арехозийцы – с чашами. В веренице данников были и греки: они несли шерсть.

Весь ансамбль Персеполя поражал своими грандиозными масштабами, монументальностью.

Таида, обладающая утонченным восприятием искусства, воскликнула:

– Разве можно сравнить эти гигантские, помпезные сооружения с благородными в пропорциях, гармоничными по композициям, эстетически совершенными греческими сооружениями.

Лисипп мягко возразил:

– А их и не надо сравнивать. Персидские прекрасны и неповторимы по-своему.

– Мои симпатии принадлежат мавзолею в Галикарнасе. Ты вспоминаешь о нем, Лисипп?

Скульптор улыбнулся:

– Да, я часто вспоминаю, как мы бродили с тобой по Галикарнасу. Это были самые прекрасные и незабываемые мгновения в моей жизни.

Гетера продолжала настойчиво напоминать:

– А Парфенон в Афинах, а храм Зевса в Олимпии?

– Они прекрасны, – соглашался Лисипп. – Но Персеполь – тоже чудо архитектуры. И рельефы его совершенны!..

В душе Таиды бушевал огонь. Ненависть к городу, к увиденному переполняла ее. Именно здесь обсуждались планы нападения на Элладу, здесь было решено порабощать греков.

– Этот город заслуживает самой жестокой кары! – воскликнула Таида, не в силах сдержать себя.

Лисипп внимательно посмотрел на Таиду. Он никогда не видел ее такой возбужденной и озлобленной. Ему стало жаль ее, захотелось приласкать и успокоить.

– Но ведь жители добровольно открыли ворота города, – напомнил он.

– Это не имеет значения. Мы обязаны отомстить за Элладу именно здесь.

– Успокойся, Таида.

Но Таида не слушала его. Именно здесь она решила утолить свою жажду мести. Чтобы месть принесла удовлетворение, нужно сполна насладиться ею.

Александр Великий в сопровождении многочисленной свиты гетайров и персидских вельмож вступил во дворец персидских царей в Персеполе. Войдя в тронный зал, царь огляделся. Все было богато и величаво. Тронный зал украшали сто колонн, уходящих ввысь. Высота зала поражала воображение. Непонятно, как удалось построить зал такой высоты. Архитектор Динократ в восхищении развел руками.

– Какая сложнейшая конструкция! – шепнул он Лисиппу.

Лисипп согласно кивнул.

Царь подошел к трону персидского царя Дария I и остановился. Трон был золотой. Над троном свешивались золотые кисти и бахрома расшитого золотом балдахина.

Взор Александра приковало золотое солнце. Оно сияло наверху, над троном. У него было два летящих крыла.

Тиридат, склонившись в нижайшем поклоне, пояснил:

– Это наш бог – Ахурамазда, лучезарный и мудрейший, несущий свет и добро.

– У каждого народа свои боги, – сдержанно произнес Александр, вспомнив и Амона, и Мардука, и, в первую очередь, Зевса.

«Этот великолепный дворец построил талантливый правитель Дарий Первый, который заботился о процветании своей страны. И кому он достался? – подумал Александр. – Бесславному владыке. Неумелому военачальнику, проигравшему все это великолепие из-за своей трусости, тоже Дарию, но Третьему и последнему».

Твердо ступая по ступеням, покрытым коврами, Александр поднялся к трону и, обернувшись к соратникам, сказал:

– На этом троне сидели многие персидские цари. Нечестивый Ксеркс, который некогда разбил свой роскошный шатер на высоком берегу саламинского залива, святотатственная рука которого сожгла акрополь Афин и разрушила храмы эллинских богов и гробницы мертвых. Все они были заклятыми врагами Эллады. Здесь они принимали поклонение других народов. Здесь был центр их могущественного царства. Это царство теней пало. Теперь на этот трон сядет царь Македонский.

В македонской свите послышался гул одобрения.

Александр сел на трон. Царственный лик его был суров.

– Почему так мрачен Александр? Что он задумал? – спросил Птолемей у Гефестиона, стоявшего рядом с ним.

– Сам не понимаю, что бы это могло значить? – пожав плечами, ответил Гефестион.

«Неужели наконец-то совершится возмездие персам? – озарило Клита. – Воины недовольны. Их храбрость ни в одном из захваченных персидских городов не вознаграждена должным образом. Им отказано в том, что полагается армии, по обычаям войны завоевавшей город. Эти города больше всех достойны ненависти и разграбления!..»

«Неужели Александр позволит воинам стереть этот великолепный город с лица земли, чем докажет, что Персидское царство умерло навеки?..» – содрогнулся Парменион.

Один из персидских вельмож, встав на колени и низко склонив голову, обратился к Александру:

– О великий царь, царь царей, царь всех стран, царь Персии, царь всего, Александр Великий, сын бога!

Гетайры переглянулись.

Александр смерил перса долгим, тяжелым, задумчивым взглядом.

– Что мне этот титул? Сегодня это – пустой звук для меня. И Персия ваша, теперь моя, лишь малая часть того, что мне предназначено судьбой… Я буду повелевать всей вселенной! Владеть всеми богатствами!..

С высоты трона царь посмотрел на своих друзей, подумал, встал и спустился к ним.

Персидские вельможи склонились перед Александром, многие встали на колени.

Стоящий у одной из колонн племянник Аристотеля, историк Каллисфен, с тревогой подумал: «Если бы несколько лет тому назад какой-нибудь оракул предсказал будущее персидскому царю и македонскому царю, разве они поверили бы, что ныне от персов, которым был подвластен весь мир, останется одно лишь имя? Что македоняне, о которых раньше никто не слышал, маленькая страна теперь будет властвовать над миром? Поистине непостоянна судьба наша!.. Как часто все устраивается вопреки ожиданиям нашим!.. А вдруг судьба передала македонянам счастье персов лишь для того, чтобы показать, что и им она дала все эти блага лишь во временное пользование, пока не соизволит распорядиться этими благами иначе? Выдержит ли испытания судьбы Александр?»

Александр на виду у персов крепко обнял своих друзей.

Клит с гордостью за царя и друга воскликнул:

– Самое твое большое богатство всегда с тобой! Это мы – твои друзья… Твои верные соратники…

Гетайры приветствовали эти слова:

– Слава Александру Великому!..

– Слава непобедимому сыну Зевса!..

Александру открыли сокровищницы. Здесь, в Персеполе, были собраны несметные богатства – дань, которую платили народы всей Азии. Сокровища вывозили из Персеполя целыми обозами.

Закончив дела, Александр устроил грандиозный пир, пир победителей.

Пир начался с утра.

Весь Персеполь пришел выразить царю свои верноподданнические чувства.

Толпы гостей шумели в лабиринтах дворца. Плиты пола из мрамора, черного и розового гранита были устланы знаменитыми персидскими коврами.

Ападана, зал ста колонн, был усыпан ало-красными розами, источавшими аромат столь пьянящий, что всякий, кто входил, невольно останавливался, чтобы насладиться благоуханиями.

У стен, несмотря на утро, горели тысячи факелов.

Излучавшие сияние рогатые золотые быки, венчавшие верхушки колонн, сверху взирали на гостей. Роскошные персидские одежды резко выделялись среди скромных македонских. Много знатных персов уже вошли в окружение Александра, который твердо решил стать царем над всеми народами. После победы при Гавгамелах персидская знать отрекалась от бежавшего с поля боя Ахеменида и собиралась в круг победителя. Это вызывало недовольство среди македонян. Клит негодовал, но пока молчал. Ведь сегодня был и его пир, а главное, пир македонцев, его верных друзей, с которыми он одержал много трудных побед.

Македонцы и персидские вельможи уселись за пиршественные столы, убранные искусно сплетенными гирляндами из роз и лотоса, уставленные золотыми сосудами и золотыми блюдами для еды и питья, ажурными вазами из серебра, полными лакомств – пряников, рассыпчатых печений с пряностями и фруктовой начинкой, фиг, миндаля и айвы, серебряными блюдами с паштетами, рыбой, тетеревами, утками, сернами.

Меж столов стояли изукрашенные цветами чаны, откуда рабы без устали черпали ковшами вино, наливая его в золотые кубки гостей.

Первый тост был поднят во славу и честь царя царей, одержавшего победу над персами, во славу и честь Александра Великого.

Гости осушили кубки под пленительные звуки флейт. Среди флейтисток особенно выделялась красавица Иола, с которой Неарх, прибывший на пир, не сводил глаз. И Иола смотрела только на Неарха.

Александр сидел на золотом троне персидских царей среди гостей, облаченный в роскошную ало-красную мантию. Золотая тиара, украшенная драгоценными камнями, венчала голову царя.

Воздух в зале благоухал миррой, алоэ и нардом, но еще более тонкий аромат исходил от умащенного благовониями тела нового властелина мира.

Едва смолкли звуки флейт, из всех входов в зал впорхнули танцовщицы, похожие на ярких бабочек. Обольстительная гирлянда тел под прозрачной кисеей растянулась в танце во всю ширь необъятного зала. Словно на крыльях парили танцовщицы перед победителями.

Со всех концов зала звенели чаши, лилось вино.

Царь осушал до дна кубок за кубком вместе со своими друзьями и знаменитыми персами.

Тиридат с напускным пафосом воскликнул:

– Пусть слава твоя простирается до звезд, о царь!

– Выше звезд! – поправил его другой персидский вельможа.

Клит нахмурился.

Таида вошла в мягкий полусвет огромного зала, остановилась у одной из многочисленных колонн. Ближний к гетере угол был ярко освещен, уставлен пиршественными столами и заполнен пирующими.

Между колоннами порхали танцовщицы.

Таида глубоко вздохнула и, подняв голову, с гордой улыбкой вышла на свет.

Множество факелов осветили ее лицо и изящную фигуру. На ней был белоснежный греческий хитон. Живая Афродита стояла посреди персидского зала.

Приветственные крики македонцев взорвались бурей восторга: она предстала перед пирующими с чувством внутреннего покоя и достоинства, истинная богиня Эллады в живом воплощении.

– Вот оно – истинное сокровище Эллады!

– Сама красота осеняет воинов!

– Божественная афинянка!

Улыбаясь, она прошла к трону, где восседал великий полководец.

Таида уселась у подножия трона рядом с Птолемеем.

Все ликовали.

Птолемей не мог оторвать от Таиды взгляда. Ему казалось, что такой красивой он ее еще никогда не видел. Смоль волос Таиды оттенял белый цвет ее одеяния. Широкий пояс подчеркивал совершенные формы ее фигуры. В локоны был вплетен золотой венок с цветами из бирюзы, подчеркивающими цвет ее глаз. Птолемей заволновался, заметив, что и царь не сводит с нее глаз.

Чем дольше Александр смотрел на Таиду, тем больше поддавался ее очарованию. Не отрывая от гетеры взгляда, царь молвил:

– Ты прекраснее других, а потому тебе и дозволено больше, чем другим. Я велю приготовить для тебя кресло рядом с царем.

Прерванный появлением гетеры пир возобновился. Птолемей, отбросив мрачные мысли, преувеличенно громко обратился к Таиде:

– Божественная афинянка, ты будешь танцевать для нас?

– Я спою для победителей! И станцую!

Таида вышла под свет факелов и запела.

Македонские воины, перенесшие тяжелые битвы с персами, как завороженные, смотрели на нее.

Это был старинный гимн, сопровождающийся ее выразительным танцем. Таида одна изображала в танце-пантомиме аллегорию Персии – изнеженную, томную. Потом движения ее стали энергичными, упругими – это воины Эллады наступали на Восток.

Наконец гетера предстала как Ника – богиня победы. Пение и танец ее стали бурными, победительными, самозабвенными.

Вскоре все македонцы присоединились к яростному ритму Таиды.

Персидские же вельможи сидели молча, напряженно, у многих на лицах блуждала подобострастная улыбка.

Сам полководец встал с трона.

Смолкло пение, в зале воцарилось секундное молчание. Гетера прошла к трону, опустилась в поданное ей кресло рядом с царем. Александр крепко обнял ее.

Птолемей потупил взор. Ревность, закравшаяся в душу, больно обожгла его. И, как всегда, Гефестион попытался его успокоить:

– Не ревнуй! Для Александра это минутный порыв. После пира он быстро забудет о Таиде.

Царь обратился к присутствующим:

– Какую награду присудим нашей прекрасной афинянке?

Восторженные возгласы понеслись ему в ответ:

– Венчать ее лавровым венком!..

Таида искоса взглянула на Александра. Привлечь его внимание, обворожить своей красотой, чтобы ее одну счел он достойной своей любви! Она должна покорить сердце властителя мира, и Таида взглядом, обращенным к царю, напоминала ему о радостях любви. Но сейчас ее израненная душа должна думать о главном, ради чего она приехала в Персеполь. Здесь должно свершиться возмездие!

Александр обратился к Лисиппу:

– Подари ей вечную жизнь, Лисипп, в своей скульптуре.

Лисипп почтительно склонил голову:

– Ты угадал мою мечту, царь, но всему свое время!

Гетера подняла руку, прося внимания. В установившейся тишине она обратилась к царю:

– Я не ищу наград, но сегодня… Разреши, я назову награду сама.

Царь, уже изрядно опьяневший, взял со стола золотой кубок с вином:

– Говори!..

Таида тихо проговорила:

– Персы за поругание Греции заслуживают мести, царь! И нет для них лучшего наказания, чем сжечь Персеполь!

Осушив до дна кубок, Александр посмотрел на Таиду:

– Еще не знаю, не уверен, права ли ты…

Лисипп взглядом пытался остановить ее, но Таида не обращала на него внимания.

Теперь она говорила громко, страстно молила:

– Сожги этот дворец, этот город – логово персидских царей! Ведь и Ксеркс когда-то сжег Афины!

На гетеру из-за колонны с ненавистью неотрывно наблюдали глаза Незнакомца, сжимающего в руках кинжал. Эти же глаза пристально изучали Таиду в доме Персея. Но сейчас гетера не заметила Незнакомца.

Разгоряченные вином воины отовсюду вторили гетере:

– Подожжем дворец! Подожжем!

Александр вскочил будто ужаленный:

– Ты этого просишь?

Таида подняла на царя огромные, пылающие глаза. Медленно протянула к нему руки. Она была похожа на богиню возмездия.

– Как бы я хотела поджечь этот дворец! Персам не было бы большего унижения, если бы дворец их царей сгорел от руки женщины!

Возглас ее эхом разнесся по всему залу.

Александр обхватил гетеру за талию и поднес к стене с горящими факелами:

– Пусть сегодня будет по-твоему!.. Возьми!..

Таида сорвала со стены первый факел. Александр сорвал второй… Поставил гетеру на пол.

Увидев Таиду с факелом в руке, Иола вскрикнула и прильнула к Неарху:

– Зачем она это делает? Персы не простят ей этого! Ее убьют!

– Успокойся, дорогая! Здесь, в Персеполе, ее никто не тронет, ведь мы все рядом!

– Таида в опасности! Таида в опасности!

Иола горько зарыдала.

– Это безумие! Это безумие! – воскликнул Лисипп, не в силах скрыть охватившего его отчаяния.

– Неужели они осмелятся уничтожить величайший памятник архитектуры?! – прошептал Динократ.

Таида, в почтительном поклоне склонившись перед царем, произнесла:

– Начать подобает царю. Покажи персам, кто их настоящий властитель!

Два факела одновременно подожгли занавеси…

Вспыхнули подвески и шнуры, затем легкие деревянные перекрытия…

В этот миг на лице Птолемея отразилось многое: и ужас, и сожаление… Он прошептал: