Текст книги "Прощённая"

– Прости. В конце было слишком жёстко.

– Никогда так больше не делайте. Пожалуйста. По крайне мере, со мной.

Он находит мою руку, его пальцы ластятся к ладони, выводят на ней чёрточки так тягуче-нежно, что мне хочется разрыдаться. Потому что сейчас со мной будто другой человек.

– Больше не потребуется. Я очень хотел. С самого первого дня нашего знакомства. Это было навязчивой идеей, которая мешала мне целовать тебя. Правда, прости. Я буквально сходил с ума от желания трахнуть тебя в рот.

Продрогла от его откровенности.

– Мне приятно, – он отпускает мою руку, встаёт с кровати, – что частично моя фантазия реализовалась. Спасибо, Лисёнок.

– Частично? – шепчу я, приподнимаясь на локти.

– Частично. В моей фантазии всё было гораздо жёстче. В любом случае, желание, обусловленное гневом, выплеснуто. Как бы пошло это не звучало, учитывая то, что здесь произошло несколько минут назад, – улыбается невозмутимо. Протягивает мне ладонь: – Идём, Алиса. Я только что придумал для тебя приятный сюрприз.

Глава 23

Илья

Когда я увидел её в оранжерее, в этом маленьком джинсовом платье, которое так шло ей, подчёркивая фигуру, создавая Алисе образ хрупкой, беззащитной, преступно юной девушки, первое, о чём я подумал, что веду себя отвратительно, держа Лисёнка взаперти. Она так хороша в солнечном освещении, её мягкие волосы просто созданы для того, чтобы их путал ветер, а хозяйка упрямо собирала их, расчесывала своими тонкими пальцами, укладывала набок. В несвободе она как дикий зверёк, который тоскует и теряет свою прелесть, не может показать себя во всей красе, когда принуждён обитать только в периметре, ограждённом рабицей. Ей нужна воля.

Я ещё тогда решил, что сегодня обязательно отпущу её в сад. Ну а кофе – это уже последствия чувства вины за то, как дико я сегодня закончил в её маленький ротик. Дико. Неправильно. Наседая. Сдавливая её хрупкие плечики ногами.

Она этого не заслужила. Когда Влада рассказывала мне про неё прежде, чем привести в этот дом, я испытывал что-то сродни отвращению. Полагал, что её развязность оттолкнёт меня. Что это человек с гнильцой. Но когда Алиса пришла в оранжерею, и пыталась спасти розы от моих неопытных действий, я не сразу поверил, что она та самая воровка. Только внешнее сходство с Сашей убеждало меня, что это и есть мой подарок.

Лисёнок была похожа на ошибочно обвинённого человека, которая смирилась с тем, что не может себя оправдать, и очень старалась адаптироваться. Она пыталась держать себя в руках и не показывать страха, хотя буквально побелела на глазах, когда спросила про хозяина дома. Мне совсем не хотелось верить, что эта девушка – мошенница, которая торгует своим телом, зашивая себя и преподнося это извращенцам вроде Власова как чистоту и девственность. Но я верил. Потому что однажды моя сестра уже пыталась помочь мне, а я не послушал её. И вот чем всё это закончилось.

Убеждённость в её вине, и похожесть на Сашу как внешне, так и по безнравственности, которая вырисовывалась из Алисиной биографии, быстро зародили к ней гремучую смесь ненависти и похоти. И я очень хотел сделать с ней то, что почти сделал сегодня. Только легче не стало. Не потому ли, что надо идти до конца, и быть жёстче?

Я отпустил Алису привести себя в порядок, и попросил вернуться в гостиную через полчаса. Затем провёл её в комнату, которую мы с отцом отвели под библиотеку.

– Ты можешь выбрать себе любую книгу, – я отпустил её руку, и подтолкнул в напряжённые лопатки к высоким стеллажам.

Она двинулась вдоль плотно забитых книгами полок, скользя указательным пальчиком по переплётам. Казалось, даже прикосновение к ним приносит ей облегчение. Не врала, что любит читать? Разве можно разыграть такое воодушевление, которое сейчас влажным блеском застыло в её глазах?

Алиса выбрала. И мы пошли по коридору. Она рядом, на треть шага позади. Прижала книгу к груди крепко, закрыв её крестом рук, будто в любую секунду кто-то налетит и отберёт. И чуть выдвинула вперёд плечи, как обычно делает, когда пытается скрыть своё возбуждение.

Мне показалось, что она боится. Ждёт подвоха. Вдруг опять заставлю её включать меня в то, что она действительно любит.

Неудивительно. Я безжалостно использую все лазейки, через которые к ней можно подобраться. И остаться не просто угасающим воспоминанием. Теперь есть много мелочей, в которых будет проступать эта связка со мной. Даже её разговоры с мамой, которые проходят в моём присутствии. Раньше для неё болтовня с женщиной, которая, судя по словам Влады, далека от образа идеальной матери, была данностью. Теперь – единственная связь с той жизнью, в которой Алиса поступала по-своему. И эти разговоры уже обретают ценность, но, опять же, в связке со мной.

Я буду ассоциироваться у неё с тем, что ей нравится, что делает по привычке, что станет выполнять по необходимости. Её дальнейшая жизнь с моей примесью.

У меня так мало возможностей запасть ей в память. Я не могу вскружить ей голову, увезя в Париж на выходные. Или сводить в мажорный ресторан. Прокатить по ночной Москве на роскошном автомобиле. Снять для нас люксовый номер, украшенный живыми цветами. А запасть хочется. Для меня это больная тема. Оставить след. Дома, которые я создавал, простоят ещё не одну сотню лет. А вот не в мире неодушевлённых предметов, а в человеческой жизни моя «увековеченность» под жирным вопросом.

Если бы мы с Сашей расстались просто, в её последующей жизни я бы никакого значения не имел. Она бы продолжала делать карьеру, вступала бы в новые отношения, наслаждалась бы и не тосковала ни капельки. В этом я уверен. А вот поверить в то, что после такого колоссального краха, который постиг мой казавшийся безупречным брак, получится создать что-то новое успешно – вряд ли удастся. Но, возможно, Алиса мне поможет. Не поверить, конечно. А научиться относиться к женщинам так же рационально, как я отношусь к ней. Я себе больше не позволю допускать тех ошибок, которые чуть не уничтожили меня.

Я отвёл Алису к двери, ведущей в сад. Карина уже ждала её в беседке с двумя большими стаканчиками кофе из местной «Горницы».

Лисёнок остановилась рядом со мной, поодаль от стеклянной двери. Бросила на меня вопросительный взгляд.

– Можешь посидеть в беседке и почитать, можешь погулять по саду. Ни при каких обстоятельствах не выходи за пределы участка, Алиса. Поняла меня?

Она нерешительно кивнула. И не сдвинулась с места. Неужели я так её запугал, что она не может поверить – я просто разрешил ей выйти на воздух. Разрешил выйти. Сам ответил на свой вопрос.

– Ну, тогда чего стоишь? Иди же. Сегодня обещали дождь после полудня.

Девушка шагнула за дверь.

Она шла по каменной тропинке озираясь. Словно попала в город, в который давно хотела. И в этом городе даже небо было не таким, как дома. В калейдоскопе красок облаков, деревьев и цветов её интересовала каждая деталь. Пусть ценит. Не посиди она взаперти несколько дней, не обращала бы ни на что внимания. Понимаешь только когда теряешь. Теперь я знаю это на собственном примере.

Судя по скучающему виду водителя в холле, он ждёт уже давно. Так и есть, я опоздал на пятнадцать минут.

– Не устраивала сцен? – киваю на машину за окном.

– Нет. Первым вопросом было «Сколько?». После ответа на него быстро собралась, молча села в машину. Вела себя тихо. Но я всё равно закрыл её в машине, как Вы и велели. Ждёт спокойно. Её телефон у меня.

– Вернёшь, когда выедете за участок. Приведи её.

Через минуту в холле появляется темноволосая девушка. Её карий взгляд не просто спокойный – непроницаемый. Под глазами синяки отчётливыми дугами. Впалые щёки. Кожа отдаёт зеленоватым оттенком. Она слишком мало спит, и явно чем-то злоупотребляет.

Делаю к ней шаг.

– Женя, спасибо, что согласилась приехать.

– Вы предложили сумму, от которой я не могла отказаться, – злая улыбка. – Но я и пальцем не пошевелю, пока не получу деньги. А ещё дорога была длинной. И Ваш упёртый водитель не разрешал курить в автомобиле.

– В моём кабинете тебя ждут деньги и пепельница. Идём.

Девушка нерешительно качнулась, и всё же осталась стоять на месте.

– Сначала деньги, – пробормотала.

Я пошёл в сторону кабинета. И уже через несколько секунд девушка догнала меня. Я посмотрел на неё через плечо. Со скучающим видом разглядывает обстановку. Её туфли на каблуках вызывающе стучат, задавая неприятное эхо в коридоре.

– Как мне Вас называть? – криво улыбается. – Господин? Хозяин? Что Вы предпочитаете? Доминирование? Или… – скользким взглядом по моему лицу, – подчинение? Или классика?

– Я позвал тебя, чтобы мы поговорили.

– Ооооо, – шумно выдыхает и фыркает. – Разговоры ужасно выматывают. Может, поговорим после? Честно. Не хочу портить встречу. Разговоры выжимают из меня все соки.

– Ты знакома с Алисой Мельниковой?

Женя хохотнула.

– Так вот в чём дело. Копаете под Власова?

– Ты не получишь ни копейки, пока не дашь ответы на все мои вопросы.

Мы проходим в кабинет. Я запираю дверь. Указываю девушке на кресло. Сам сажусь по другую сторону за стол. Достаю из ящика тяжёлую пепельницу и придвигаю к ней. Женя зажимает сигарету узкими губами и прикуривает, скосив глаза на огонёк.

– Я видела её только один раз. На похоронах Антона, Алисиного бойфренда, – вытягивает презрительно.

– Какие у вас с ним были отношения?

– Я пришла на похороны для того, чтобы плюнуть на его могилу. Думаю, это отлично характеризует, какие у нас были отношения, – она довольно улыбается, выпуская струю дыма вверх.

– Почему? Ты не получила свою долю? Или ревновала его к новой девушке?

– Долю? – она кладёт руки на стол и придвигает ко мне лицо. – По-вашему, у нас с Антоном был какой-то бизнес?

– Меня интересует, как Вы познакомились, и как от неформальных отношений перешли к деловым?

– Не понимаю вообще, о чём Вы.

– Не хотел выражаться грубо. Чья была идея продать твою девственность Власову?

Женя нервно смеётся. Отклоняется на спинку кресла.

– Естественно, это была идея Антона. Ни одна нормальная девушка не придумает такого. А я была нормальной, – затягивается, – до всего этого, хоть Вы можете и не верить.

– В таком случае, как он тебя уговорил?

– Он и не уговаривал, – дёргает плечом. – Кто Вам вообще сказал, что меня предупредили, где я проведу полтора месяца своей жизни? И как Вы могли подумать, что представляя, КАК я их проведу, я бы согласилась на это?

– Будешь утверждать, что Антон привёз тебя к Власову насильно?

– Нет, – поджимает губы. – Я поехала по своей воле. Но это лишь потому, что я не знала, куда мы на самом деле едем.

– Хорошо, – выкладываю ладони на стол, придвигаю к Жене пухлую пачку зелёных банкнот. – Расскажи мне свою версию.

Женя облизывается на деньги как толстяк на кусок пиццы после долгой изнурительной диеты.

– Это не версия, – поднимает на меня глаза. – Это правда. Антон ухаживал за мной. Старомодно, мило. Цветы, прогулки, весёлая болтовня, провожал до дома. Я стала ему доверять. Он не лез под юбку, но его желание перейти на новый этап отношений было очевидным. Я подумала – почему бы нет, почему бы не с ним? Антон мне нравился. Можно даже сказать, что я влюбилась в него. А в один прекрасный день он сказал, что подготовил для меня сюрприз. Попросил собрать самое необходимое, взять загранник, и быть готовой к тому, что выходные мы проведём только вдвоём. Я, конечно, напридумывала в своей голове, что он увезёт меня на море, – Женя горько хмыкнула. – Пообещала ему, что никому ничего не скажу. Маме соврала, что еду с друзьями на дачу. Подругам пообещала, что всё расскажу, когда вернусь, а пока секрет. И вот мы уже едем на его машине по загородному шоссе. В какой-то котеджный посёлок с озером. Я поинтересовалась – зачем надо было брать загранник, если мы останемся в России? А он сказал: «Сюрприз. Тебя вообще с сегодняшнего дня ждёт очень много сюрпризов». И улыбнулся. Мудак. – Стряхивает пепел резким движением. – Он паркует машину у шикарного дома. Ведёт меня через красивый сад. Я не верю, что всё это не сказочный сон. Просит закрыть глаза, когда мы поднялись на порог. А когда разрешил их открыть… – её лицо темнеет, словно на него накатила тень. Она сглатывает. – Если Вы хотите знать в подробностях, что со мной делали дальше – то ничего не выйдет. Хотите, не давайте мне денег. Я не хочу снова к этому возвращаться. Ни за что, – видно, что Женя удерживает слёзы из последних сил. Собирается тушить сигарету, передумывает. – Скажу только, что и врагу такого не пожелаю. Я уже даже не уверена, что мне повезло больше, чем девушке, которую Антон привозил Власову до меня. Потому что мёртвый не помнит. А забыть это невозможно.

– Мне не нужны подробности. Я верю, что было очень плохо. Откуда ты знаешь, что девушка, которую Антон привозил до тебя, мертва?

– Мне рассказали другие.

– Другие?

– Нас там было трое. Вика и Света. Они уже давно с ним. Обслуживают друзей и партнёров Хлыста. – Ловит мой вопросительный взгляд. – Это мы так Власова за спиной называли.

– Почему они по-прежнему с ним? Их не отпускают, а тебя выгнали?

– Меня отпустили, когда я наскучила. А они остались, потому что смирились. Более того, считают, что им ещё повезло, раз не выгоняют. А куда им идти? Обе приезжие, из институтов вылетели, пока Власов держал их у себя. Возвращаться в свои маленькие городишки к нищему прозябанию? А так их кормят, одевают, обеспечивают их массажистами и спа-процедурами. Власов вывозит их иногда в другие страны, когда отправляется в командировки.

– А ты предпочла нищее прозябание.

– Я не хотела быть проституткой.

– Но стала. Ты ведь сейчас так зарабатываешь на жизнь? И ко мне поехала, потому что думала, я тебя за этим позвал.

– Это не Ваше дело.

– Ты права. То, чем ты занимаешься сейчас, меня не касается. Расскажи мне про девушку, которую Антон привёз до тебя. Что пошло не так?

– Я не много знаю. Знаю, что она сама себя убила. А пошло всё не так с самого начала. Потому что девушка была не девственницей. Антон привёз её Власову в надежде, что никто не узнает о гименопластике. Только у Власова всё схвачено. Её осмотрели, как и меня. И она жестоко поплатилась за свой обман. Девчонки говорили, что Власов к ней даже не прикасался. Антона сильно избили. И за ним остался долг – найти подходящий товар. И он нашёл меня.

– Откуда он узнал, что ты девственница? Он должен был быть уверен на сто процентов после того, как его хорошенько припугнули.

И с Алисой тоже должен был быть уверен.

Я вскакиваю и прохожусь по кабинету. В голове начинает гудеть. Губы немеют.

А если… Если Алиса в действительности… Она, как и Женя, даже не знала, куда её везёт Антон. И никакая она не мошенница. Доверилась этому ублюдку, в которого влюбилась.

– Что с Вами? – Женя смотрит на меня испуганно. – Вы побелели на глазах.

Нет, нет, нет. Не может быть никакой ошибки. Влада принесла справку. А Женя врёт.

– Так откуда он узнал? Ты сама ему сказала?

– Нет. Я не говорила. Хотела сказать, когда мы приедем на место. Но он был уверен. Может, говорил с кем-то из моих подруг?

– Он должен был знать наверняка. Слов мало. Как вы познакомились?

– На тусовке. Он пришёл с моей знакомой. Она нас представила. Я понравилась ему сразу.

– Как зовут знакомую?

Глава 24

Странный приглушённый звук. Будто далеко за садом железнодорожный переезд закрыли, и заработал сигнал светофора. Я подняла глаза и увидела, что в окнах дома моргают тусклые красноватые блики. В каждой комнате, которая не была зашторена.

Мне стало не по себе. Как сигнал SOS, который заставляет тебя рефлекторно приподняться, если ты сидишь, а если стоишь, то двинуться чуть вперёд, чтобы сделать шаг. И пробирающая каждую клеточку тревога.

Я пошла в дом, оставив книгу на столике в беседке. Сирена внутри буквально оглушала меня. Казалось, звук стал ещё громче, чем был в тот раз, когда я услышала его впервые.

Пока я двигалась по пустым комнатам, морщась от раздражающих морганий, похожих на искрящуюся проводку, только красного цвета, слух постепенно привыкал к шуму. В прихожей Карина вытирала пыль с карниза, стоя на блестящей чёрной стремянке.

– Карин… – позвала тихо. Она обернулась. – Что происходит? Что значит этот звук?

Она посмотрела на меня невозмутимо. Будто я спросила, как называется ромашка. И опять отвернулась, продолжив занятие.

Затем я заметила ещё одного человека. Мужчина, которого я прежде не видела, высокий, похожий по габаритам на добротный советский шкаф, стоял у коридора, ведущего к кабинету Ильи. И мне показалось, что за его спиной кто-то есть. Я опустила взгляд, и увидела кончик лакированной туфельки. Туфелька шевельнулась, и показалась её хозяйка. Уже знакомая мне девушка.

– Вы? – я сделала к ней шаг.

Она была на похоронах Антона. И дала странный совет, когда ко мне сзади приближались двое.

Девушка заканчивала пересчитывать деньги. На её оттопыренном мизинце висела растянутая резиночка. А пальцы перебирали бирюзовые купюры.

– Привет, подруга, – она выровняла стопку денег, и продела её сквозь резинку дважды. – Ты пока здесь решила перекантоваться?

– Как мама Антона? Ты видела её после похорон?

– Да плевать я на неё хотела. Если она воспитала такого ублюдка, сама не лучше.

Внутри всё холодеет от яда в её словах. Возмущение сменяется страхом. И я даже не нахожу, что сказать. Она ведь не может с такой ненавистью говорить про Антона, если он ничего плохого…

– Ты здесь надолго? – идёт ко мне. В дрожащих красных отблесках кажется каким-то злым мифическим существом.

– Евгения, Вам пора ехать, – мужчина идёт за ней. Я понимаю, что сейчас он сграбастает её своими огромными лапами и утащит.

– Что сделал Антон? Что ты имела в виду, когда говорила «не сопротивляться»?

– Антон хотел продать тебя Власову. И дом, в который тебя везли, был совсем не для романтического свидания с любимым…

Он взял её под локоть. Его рука такая громадная по сравнению с её хрупким предплечьем, что мне становится страшно за девушку.

– Они заберут тебя, как только ты выйдешь отсюда. Хлыст своего не отдаст…

– Антон не мог так поступить. Пожалуйста, скажи мне правду! – я быстро иду за ними.

– Он ведь не хотел, чтобы кто-то знал, что ты едешь с ним…

Мужчина проталкивает девушку к порогу, и оборачивается, закрывая её собой. Я буквально упираюсь носом в его грудную клетку. Кожей ощущаю его категоричный взгляд. И молча отступаю. Он закрывает за собой дверь и спускается.

Девушка идёт к машине спиной. Машет мне с улыбкой. Такой неприятной, пробирающей до дрожи улыбкой, что я начинаю считать эту Евгению сумасшедшей.

Она посылает мне воздушный поцелуй. И садится в машину.

Машина отъезжает. А сирена затихает внезапно, словно обрубили провод.

– Не слушай её. Она обычная проститутка, которая наговорит тебе что угодно, лишь бы денег за это дали.

Оборачиваюсь на Карину, которая продолжает вытирать карниз от несуществующей пыли.

– Где Илья?

– Понятия не имею. Я – домработница, а не нянька.

Судя по тому, что те двое стояли у коридора к кабинету, Илья может быть ещё там.

Я иду туда спешно. Дверь приоткрыта. Значит, хозяин на месте. Он всегда запирает его, когда уходит. Там он держит мой телефон в ящике своего стола. Там есть компьютер, который не следует оставлять без присмотра. Ведь Илья не хочет, чтобы я забралась в интернет и попыталась дополнить свои скудные знания об их семье с помощью хранящихся в сети слухов, в которых, как в шутках, есть доля правды. Не может не быть.

Но кабинет пуст. Правильно. В прошлый раз он поспешно ушёл, когда раздалась сирена. Наверняка он за стальной дверью с кодовым замком. И ему так срочно нужно было идти туда, что он забыл о мерах предосторожности.

Я сажусь в кресло, за которым обычно сидит он. Придвигаю чуть ближе огромный ноутбук. И открываю его.

Значок, знаменующий, что компьютер подключён к сети, вызывает во мне волну трепетной радости. Я могу написать Ленке. А ещё больше хочется отправить письмо Катьке, которую я, кажется, целую вечность не видела. А ещё я могу что-то выяснить про него. Человека, который сейчас распоряжается моей жизнью всецело и переходя границы. Или про Власова. Как назвали его те мужчины, которые хотели забрать меня по его приказу? Андрей Дмитриевич?

Глаза разбегаются. А пальцы уже на клавиатуре. Вводят: «Имплазийная терапия». Компьютер исправляет опечатку на «имплозивная». Первое определение выдаёт сайт www.psychologos.ru: «Метод… лечения фобий (страхов) погружением клиента в ситуацию максимально переносимого страха на достаточно долгое время, пока клиент не устанет бояться и поймет, что бояться глупо и бесполезно». Её применяют и при тревожных расстройствах, и при посттравматических синдромах. Я читаю про панические атаки, и нахожу множество признаков, которые видела, забирая Илью из сада.

Значит, с этим местом связана какая-то травма. В голову назойливо лезет картинка, как Илья в порыве ревности убивает свою жену в саду и закапывает её там. А потом я вспоминаю Нику. И как она обрадовалась тому, что у Ильи есть девушка. Не сдерживаю смешка. Девушка… ну да. Так разве это нормально: радоваться такому, когда его жена пропала без вести? Что же она натворила? За что так ненавидит её Илья, и оправдывает эту ненависть Ника?

А потом я начинаю искать информацию, что делать, чтобы прекратить приступ панической атаки. Я осознанно ищу то, что позволит мне помочь Илье, если вдруг это снова произойдёт.

Судя по тому, что я читаю, он сам прекрасно всё знает. Контроль над дыханием. У человека кружится голова из-за гипервентиляции лёгких, когда он слишком часто дышит, потому что от избытка кислорода сужаются артерии и сосуды, и он не поступает в мозг. Нужно дышать размеренно, глубоко, отсчитывая про себя. Вспоминаю, как он сжимал перепонку между большим и указательным пальцами, чтобы успокоиться. А ещё нахожу, что человеку после приступа хорошо бы послушать песню, лучше ту, которую он любит. И мне уже начинает казаться, что он просил спеть ему не потому, что хотел украсть моё воспоминание, и вернуть его уже испорченным, а чтобы помочь самому себе. И что он сделал так не специально, не намереваясь причинить мне боль. А следом накатывает другое воспоминание. Его язык между моих бёдер, нализывающий, вторгающийся, ввинчивающийся. И я сглатываю, невольно прижимаю коленки друг к другу. Потому что невозможно забыть, как это было хорошо.

– Агорафобия.

Я вздрагиваю. Поднимаю глаза. Вижу Илью, который стоит, прислонившись плечом к дверному косяку.

Слетаю с его кресла и отхожу подальше от компьютера.

– В моём телефоне удалённый доступ ко всем компьютерам в доме. Я вижу всё, что ты смотришь, здесь, – держит двумя пальцами свой мобильник. – У меня агорафобия, если тебе так интересно было знать.

– Ты… ты боишься открытых пространств?

– Если бы ты знала, Алиса, – он идёт ко мне, – как это мерзко слышать, что я чего-то боюсь. Самому себе это говорить – поражение. Но слышать это из твоих уст – позорное поражение.

– Можно вылечить, – шепчу я, когда он оказывается совсем близко. Его ладони гладят меня по плечам, ниже локтей, до самых кончиков пальцев. Я вдыхаю древесный запах от его грудной клетки. Рубашка на нём кажется мягкой как перина. И пропитанной теплом. Хочется прижаться к ней щекой. Уснуть. Забыться.

Он отстраняет от меня руки. Двигает ими так, будто ему мешают засученные рукава, и он хочет подтолкнуть их выше, и приступить к какому-то важному, требующему сосредоточенности и самоотдачи действу. Словно он собирается дирижировать.

Его ладони на моих лопатках. Он толкает-притягивает к себе. И обнимает. Спокойно. Безмятежно. Без этих искр нетерпеливого сладострастия. И я стою в его объятиях недвижимо. Только дышу. Готовая уснуть прямо так, стоя, прижавшись к его груди.

– Безумно хочется тебе поцеловать, – он выдаёт хриплый смешок. – Но от тебя невыносимо пахнет кофе. Сделай с этим что-нибудь. Пожалуйста.

Отступает.

Иду к двери. Но набираюсь смелости, останавливаюсь, поворачиваюсь к нему.

– Я хотела попросить у Вас бумагу и карандаш. И разрешения нарисовать Ваш дом. Можно?

– Значит, ты согласна изменить свою жизнь?

– Я просто увидела Ваш дом снова, и захотела его нарисовать.

Он отворачивается. Что-то пишет на бумаге. Протягивает мне клочок на вытянутой руке, будто боится подойти ближе. Неужели запах кофе настолько ему противен?

– Здесь адрес почты Ники. На втором этаже, в этом же крыле есть кабинет. Там много окон, и я им не пользуюсь, – он выдвигает ящик стола, и достаёт связку ключей. Они звенят друг об друга, пока он высвобождает из кольца один из них. Подходит. Вкладывает в мою ладонь. – Ты можешь найти там всё необходимое для работы. Я разрешаю тебе пользоваться ноутбуком с выходом в интернет. Но ты должна помнить, что я всё вижу. И если ты попытаешься искать что-то обо мне, или о ком-то из моей семьи, или попробуешь вступить в переписку с кем-то из своих друзей, особенно с этой, прости за грубость, хитрожопой Ленкой – мне придётся тебя всего этого лишить. И не только. Но ещё и наказать. Ты поняла?

Я киваю.

– Хорошо, Лиса-Алиса. Не провоцируй меня. Не давай повода делать с тобой всё, что мне вздумается.