Текст книги "Прощённая"

Глава 40

«Включи диктофон. Игоря с Катей выпроводи. Наедине можно вытащить правду. Спрашивай про Евг. Плот. Прикинься, что хочешь денег, взамен – молчание. Я буду через 40мин. Лисец, это надо было заранее планир. Блин! Я же тебе говорила – не езжай!»

Ленкино сообщение гаснет на экране. «Прикинься, что хочешь денег». Легко сказать. Мама Антона меня на раз-два раскусит.

– Кать, забежишь в аптеку? Здесь встать негде, – Игорь протягивает ей листок.

– Я думала, полицейским можно вставать где угодно. Давай ближе к дому. Что там, аптек нету?

– Там маленькие, может не быть того, что нужно. Возьми в бардачке пятёрку, – Игорь встаёт у обочины, включает аварийку.

– Ещё не жена, а уже гоняешь меня. Вот наглец, а? – Катя оборачивается ко мне, наморщила носик. – Ленка чего-нибудь ответила?

– Да. Ругается, что всё не по плану. Грозится приехать раньше нас и выпить вино, которое ты привезла, в горьком одиночестве.

– Ха-ха! Вино я забрала с собой. Ладно, я быстро, – выбирается из машины.

– Хорошо, что ты поехала. Вот тебе вкусняшка за это, – Игорь протягивает мне овальную конфетку в бело-красной упаковке. – Клади её в карман своих шортиков, да засунь поглубже, чтобы не дай бог не потерять.

Я послушно забираю конфету. А Игорь отключает аварийку, и съезжает на дорогу.

– Что… что ты делаешь? А Катя?

– Значит так, Алиса. Слушай внимательно. Сейчас я привезу тебя к Марии Григорьевне. Ты останешься с ней в квартире одна. Твоя задача убедить её, что ты очень нуждаешься в деньгах. И готова завершить то, что не успел Антон. Ты ведь уже в курсе, что твой возлюбленный на самом деле намеревался с тобой сделать, когда вы отправились в загородную поездку двадцать девятого июня?

– Твой друг хотел продать меня, – сжимаю конфету в кулаке.

– Убери, я сказал. Это подслушивающее устройство. Сломаешь – не будет доказательств. И – да, мой друг занимался торговлей живым товаром. А Мария Григорьевна, которая заменила мне мать, находила жертв, – в зеркале заднего вида вижу, как сужаются его глаза. – И всё это у меня под носом. На протяжении как минимум полутора лет.

– Когда ты узнал?

– В день его гибели. Пришли мои коллеги. Стали допрашивать Марию Григорьевну. По их словам, девушка, состоявшая с Антоном в отношениях, обвиняла его в причастности к вовлечению в занятие проституцией. Я сначала подумал, что это ты аферу затеяла. Хочешь подзаработать, пока его мать в таком уязвлённом состоянии, а Антона больше нет. Ты ведь знала, что у его матери есть накопления, и они собираются брать квартиру в ипотеку.

– Что? Первый раз об этом слышу.

– Мария Григорьевна утверждала, что ты знала, – Игорь вставляет флешку в магнитолу. – Я думал, всё идёт к шантажу. И ты прекратишь этот фарс, когда Мария Григорьевна согласится тебе заплатить. У меня не было доступа к информации о деталях обвинения, поскольку я состоял в личных отношениях с подозреваемым. Пока не подтвердилось, что я никак не связан с делом, где фигурирует мой друг, я знал столько же, сколько знает сейчас твоя Катя. Считал всё это клеветой. Пока мне не дали разрешение услышать запись, которую удалось сделать Евгении Плотниковой. Хочешь послушать?

Сглатываю:

– Да.

Он нажимает на воспроизведение. И голос Антона заставляет меня вздрогнуть. Такой чужой теперь, будто из прошлой жизни, которая оказалась обманом:

– Нет. Всё как и запланировали, сегодня буду доставлять наш бесценный товар хозяину. Нет-нет, он снова поменял место. На этот раз ближе, чем было со Смирчиковой. Алису повезу в… посёлок Сойкино, это чуть больше пятидесяти километров от города… улица Тихая, дом… блин, надо уточнить, так черкнули, что хрен поймёшь, то ли тринадцать, то ли девятнадцать. Вот что за люди? Дело серьёзное, а так несерьёзно относятся. Нет. Нет, ужинать не буду, когда вернусь. Это будет уже совсем поздно. Заскочу в Мак по дороге обратно. Ты ложись, меня не жди… А чего ты будешь волноваться? На этот раз точно никаких проблем не возникнет. Алиса самая забитая и безотказная из всех, уж ни в какое сравнение с Женей – та, говорят, и охраннику успела голову проломить, и клиенту чуть член не откусила. Хорошо, что Плотниковой ребёнка заделали – есть на что давить, вот и молчит в тряпочку. Алисе даже допинг не потребуется, она будет всё делать, что скажут, сама… Не, не, уверен, что не испорчен. Я же её сразу на второй день после обследования подцепил, не успела бы. Можно было и не таскаться за ней хвостом. Это Диана Смирчикова побухать любила. А пьяная баба, как говорится, кхе-кхе, не хозяйка. Так что там глаз да глаз нужен был. Все проблемные, но на этот раз нам очень повезло. Я думаю, Алиса ему быстро наскучит. И можно смело отпускать, она никому ничего не расскажет. У неё ещё мать так удачно с инфарктом слегла пару недель назад. Любимая доченька не будет лишний раз мамку заставлять нервничать… Жалко маму? – наигранно умилённый голос, гогочет. – А не надо было мужиков динамить. Трясётся за свою девственность, носится с ней как курица с яйцом – вот теперь это оценят по достоинству… Редкость? Ну это может в нашем районе девственницы – редкость. Не переживай, нам за Алису отвалят с лихвой. Может, ещё одну девочку найдёшь – и закончим с этим делом. У нас уже достаточно средств, чтобы свалить из этой грёбаной страны и жить так, как мы давно это заслуживаем… Хорошо, буду, буду осторожен. Ну всё, пока. Позвонить скоро должны.

Запись обрывается. И с минуту мы едем молча. Словно и Игорь тоже впервые пытается переварить эту информацию.

Наконец, Игорь откашливается, и спрашивает:

– Евгения Плотникова. Знаешь что-нибудь о ней?

– Да. Я видела её на похоронах Антона. И позже ещё раз.

– Диана Смирчикова?

– Нет. Сейчас впервые услышала её имя.

– Зимой этого года сбежала из дома. Родители до сих пор ищут. Согласно времени, когда была сделана запись, и проверке телефона Антона – это был разговор с его матерью. Также расследование показало, что всех девушек, имена которых фигурируют в этом деле – Диана Смирчикова, Евгения, ты – объединяет не только факт знакомства с Антоном. Женская консультация, в который все вы числитесь, также является местом работы Марии Григорьевны.

– Мне Катя звонит.

– Скажи, что у меня срочный вызов. Пусть берёт такси и едет к себе домой. Не нужно её во всё это втягивать.

Катя возмущена, и требует, чтобы я передала трубку Игорю. Тот забирает у меня телефон, и просто отключает его. Кладёт рядом с рычагом коробки передач.

– Ты хочешь, чтобы я попыталась вывести Марию Григорьевну на чистую воду? А эта штука в виде конфеты всё запишет?

– Мария Григорьевна лишь посредник. Нам нужен Власов Андрей Дмитриевич. Пока он фигурирует лишь в словах Евгении. У нас недостаточно доказательств, чтобы прижать его.

Есть ещё мои слова. О двух мужчинах, которые встретили меня на кладбище, и хотели отвезти к Андрею Дмитриевичу. И Влада это может подтвердить. Но не будет, конечно, этого делать. Её те мужчины узнали. Откуда? Она такая известная персона? Или знает Власова лично?

А если Игорь – это одна большая подстава? Вдруг они просто пытаются выведать, что именно я знаю, и могу ли представлять опасность?

Встречаюсь взглядом с Игорем через зеркало заднего вида. Он продолжает:

– Плотникова принесла запись в день, когда Антон вёз тебя по указанному адресу. Она надеялась, что полиция нагрянет тогда, когда ты уже будешь там. Но… Антон не довёз товар, – криво усмехается.

– Но ведь полицейские обязаны были поехать по этому адресу?

– Поехали. Проверили и дом тринадцать, и дом девятнадцать. Там никого не было. Ребятам сказали, что пара, которая арендовала дом девятнадцать по улице Тихая, так и не явилась. Теперь надежда только на тебя. Антона больше нет. Власов выберет другого человека для доставки следующей девушки, и скорее всего, не будет задействовать Марию Григорьевну. Ты – последняя актуальная ниточка между ним и нами. Понимаешь?

– И что же мне говорить Марии Григорьевне?

– В идеале ты должна заставить её связаться с Власовым. И чтобы он отправил за тобой людей.

– Я не поеду с ними никуда, – вжимаюсь в спинку сидения.

Мысль порывом: забрать телефон и позвонить Илье. Не знаю, что хочу от этого получить: просто услышать его решительный голос, и зарядиться от него смелостью, или рассказать ему, как меня собираются использовать, попросить защиты. Он бы отговорил Игоря так поступать, я уверена. Потому что Илья успел хорошенько меня изучить, и он-то точно знает – я не справлюсь.

– Спокойно. Всё будет под контролем. Несколько сотрудников на разных машинах будут висеть у вас на хвосте. И я буду слышать всё, что происходит с тобой. Мы не допустим, чтобы тебя кто-то тронул. Как только этот извращенец сам себя выдаст, мы их накроем.

– Ловите на живца, – поджимаю губы. – Разве это законно?

– Ты боишься. И это неудивительно. Но где гарантия, что в один прекрасный день его люди уже без нашего ведома не увезут тебя к нему? То, что ты до сих пор не там, ещё не значит, что больше не нужна. Тебя ожидали. Если верить словам Плотниковой, всё это планируется как минимум за месяц. И тут такой облом. Возможно, они уже разработали стратегию, как выкрасть тебя с дачи прямо этой ночью, и уж поверь мне, им будет всё равно, пострадают ли при этом твоя мама, твои подруги, и так далее. А здесь ты сама всё упростишь. Скажешь Марии Григорьевне, что готова продать свою девственность по собственной воле. Приезжайте и забирайте.

Я даже про себя не могу эти фразы озвучить. Боже, ну почему мой папа так рано нас оставил? Он бы никогда не допустил, чтобы его дочь попала в такую ситуацию. Он бы сразу увидел, что на самом деле из себя представляет Антон, и я бы поверила, что не стоит с ним связываться… Я жила бы спокойно, и даже не знала, что в мире творятся такие жестокие вещи. Девушка, которая покончила с собой, Евгения Плотникова, Диана Смирчикова, другая девушка вместо меня, и та, которую мать Антона ещё не нашла для жуткой сделки. И это только те, про которых известно. А ведь наверняка были ещё. И будут.

«Хорошо, что Плотниковой ребёнка заделали – есть на что давить, вот и молчит в тряпочку» – эти слова Антона из записи как леска в моём воспалившемся сознании, её только вшили, и сейчас рывком выдернули.

Есть ребёнок. Ребёнок как повод для шантажа. Маленький уязвимый человек, которому угрожают, чтобы его мать молчала. И их обоих никто не сможет защитить.

Мы останавливаемся у дома, куда Антон привозил меня знакомиться со своей мамой.

– Давай, Мельникова. Представь, сколько невинных девочек ты спасёшь, если сегодня мы арестуем эту тварь. Ты просто должна сделать выбор между личным и долгом. И я тебя прекрасно понимаю, как это сложно. Я выбрал долг. Я готов выступить на стороне правосудия, хотя дело касается родных мне людей, понимаешь? И мне всю жизнь жить с тем, что я предал женщину, которая заботилась обо мне как о родном сыне, и память друга, который был мне как брат. А что потеряешь ты? Я гарантирую тебе безопасность. Нужно лишь довериться мне. Ну, смотри, мы здесь далеко не одни, – он кивает за окно, махает рукой мужчине в красном автомобиле. Тот кивает. – И слева от тебя, зелёные «Жигули». Серый, как слышно? Как успокоить бедную девушку? – бормочет он в рацию.

Поворачиваю голову влево. В зелёном автомобиле светловолосый мужчина подмигивает мне и широко улыбается.

– Мы тебя в обиду не дадим, – раздаётся из рации. – Всё просчитано.

Я выбираюсь из машины. Без сумки. Без телефона. И иду к двери в подъезд.

Глава 41

Илья

– Всё получилось? Она ничего не заподозрила?

– Что Вы, Илья Сергеевич. Мне можно народного артиста за отыгранную роль вручать, – Анатолий недовольно смотрит в зеркало, поджимает губы, промачивает новый ватный диск в пахучую жидкость, и старательно продолжает оттирать щёки от грима. В свои пятьдесят три он выглядит старше лет на восемь. Уж слишком много морщин, хотя это неудивительно, учитывая его профессию. – Я такую легенду сочинил. И что я девять лет на улице, и что не потерял веру в людей, и якобы ищу женщину, которую когда-то очень обидел. Спросил у девушки, простит ли меня та женщина. А она так по-доброму улыбнулась. Верит, что простит.

– Зачем про прощение? Это было лишним.

– А мне показалось, она наоборот, ещё больше прониклась. Сказала, что лучше поздно, чем никогда.

– Правда?

Анатолий бросил на меня любознательный взгляд через отражение в зеркале. Я и сам удивился собственному воодушевлению. Но быстро сник. Надо было это сделать до того, как Алиса уехала от меня. Дать ей свободу и время забыть обо мне, а затем вдруг снова вторгнуться в её мир, чтобы просить прощения? Это эгоистично. А не попросить никогда – неправильно, грубо, так, будто не виноват. И как я умудрился загнать себя в угол? Нужно было использовать шанс, пока она была рядом.

– Ты спросил про мечту? Она сказала, какой хочет дом?

– Не пришлось спрашивать. Девушка сама упомянула, что её маме в квартире тесно, она любит возиться с цветами.

– Это я и без тебя знал. Мне нужно было описание, и чем подробнее, тем лучше. Анатолий, ну как так?

– Выяснили бы сами, – надменно хмыкает. – Уговор был построить диалог таким образом, чтобы никто потом не догадался о подставе. Она предложила бездомному помощь, он оказался совсем не бездомным, и теперь в благодарность за её доброту она получит в подарок то, чего не хватает их семье. Я эту часть задания выполнил. Осталось перевоплощение из бездомного в миллионеры.

– Руки у тебя такие же были?

– А что?

– Подозрительно аккуратные. А зубы? Ты их чем-нибудь замазывал? Ты свои зубы в отражении видел? Они, наверное, в темноте светятся. У бомжей не может быть таких зубов.

– Успокойтесь. Не видела она мои зубы. И всё нормально с руками. Что, если бомж, так обязательно с ногтями до пола. Ваша Алиса ни о чём не догадалась. Тем более, завтра она уже узнает, что я – ненастоящий бездомный.

– Извини. Я переживаю. Не слишком ли быстро одна «удача» за другой? Просто не хочу затягивать. Пусть у них будет время обжиться, пока не начался сентябрь. Вот, смотри, – вываливаю перед ним стопку фотографий загородных домиков. Я подарю Алисе целый особняк. Или комфортабельную квартиру. А лучше и то, и другое. Но позже. Когда всё немного уляжется. Только бы она не догадалась. Придумаю, что за счёт фирмы, где она будет работать. А пока просто дача, пусть и небольшая, но зато с удобствами, с отоплением, чтобы и зимой можно было жить, и главное – во всех вариантах участки такие, что есть где разгуляться. – Ты же актёр. Людей хорошо чувствуешь. Как думаешь, какой пришёлся бы ей по душе?

Анатолий смотрит на меня хитро:

– Зачем спрашиваете? Уже наверняка сами решили. Вон какие у Вас глаза уставшие, небось после работы всю ночь сидели и выбирали. И почему Вы так стараетесь ей угодить?

Он актёр, или ясновидящая? Выбирал дольше. Нужно было всё хорошенько просчитать: и чтобы добираться недолго, и соседи хорошие, и инфраструктура развита.

– Я просто вернулся к работе после долгого перерыва. Не успеваю со всем справиться. Так что? Какой?

Он тыкает пальцев в одну из фотографий:

– Вот этот.

– Думаешь? А мне больше всех этот показался подходящим, – выкладываю сверху фотографию домика с резным карнизом и выкрашенным в фисташковый фронтоном. Мне, конечно, в первую очередь окна понравились. Ясно представил, как Алиса будет распахивать вот это, с квадратной раскладкой, и смотреть в сад. Да и цвета спокойные, как раз ей соответствующие. – Во-первых, здесь есть беседка, где летом можно спрятаться в тени. Алиса любит читать, тут будет комфортно даже в жару. Во-вторых, в этом посёлке широкие дороги. А она много катается на велосипеде. Местность для этого удобная. Да и сам дом просторный, светлый, хоть и небольших размеров. Есть место, чтобы оставлять гостей. Наверняка захочет пригласить подруг на выходные – будет, где разместить. Вот в этой комнатке с широкими окнами можно сделать библиотеку. Они с мамой любительницы литературы. А на втором этаже две комнаты, и из одной отличный вид на лес. Лестница безопасная, и маме удобно подниматься, и есть где детям поноситься, когда Алиса внуков к бабушке будет привозить. Да и сам дом находится на живой улице. Постоянно проживают соседи с обеих сторон от участка. Здесь, слева, женщина тоже учитель, как и её мама – думаю, они найдут общий язык. А правее, вниз по улице, через три дома – семья врачей. В общем, среда интеллигентная, судя по предоставленным данным.

– Вы немало знаете о девушке, которая прожила у вас всего неделю.

Хмурюсь:

– Откуда у тебя такая информация?

– Саша говорила. Я слышал. Жаловалась своей подруге, когда приезжала к нам в театр. Что её муж как и прежде не терял времени зря, пока она, несчастная, подвергалась пыткам у похитителей.

Всё-таки Карина не сдержала слово? Или это Малика всё разболтала. В любом случае, внимание моей жены к Алисе начинает напрягать до одури. Мне бы ещё немного времени. И эта женщина навсегда перестанет быть угрозой для кого-либо. Только бы она не успела подобраться к Лисёнку.

– Да, ей было тяжело, – тяну я, собирая фотографии.

– Если бы не Ваш отец, царство ему небесное, Саша никогда бы не получила свою первую главную роль. Она актриса не такого уровня. Если Вы понимаете, о чём я, – Анатолий возобновил попытки оттереть грим. – Я сказал Вам про девушку совсем не с целью осудить. Просто отметил, что за такой короткий срок Вы достаточно глубоко прониклись её интересами. И как Вам это удалось? Алиса не похожа на болтушку.

– Это верно, она неразговорчивая. Может, дело в моей наблюдательности?

– Не соглашусь. Назвать Вас наблюдательным я не могу. Вот например мы с Сашей работаем несколько лет. Но мне уже в первый месяц стало ясно, что она за человек. А Вы с ней столько времени, и до сих пор, кажется, ничего не поняли.

– И что же я дожжен был понять? – мой тон входит раздражённым.

– Извините. Может дело и не в этом. Просто я актёр, – широко улыбается, – и хорошо чувствую людей. А ещё потому, что в отличие от Вас и Вашего отца, не любил её слепой любовью. Весь этот фарс мне очевиден. Я не раз лицезрел, как она общается с Вашим отцом, и как смотрит на него, когда он не видит. И на Вас. Глаза, Илья Сергеевич, зеркало души. И какого цвета душа у Саши – для меня было ясно с самого начала… Как ясно и то, что этот розыгрыш для девушки Алисы с целью подарить им с мамой дачный домик, о котором они пока могут только мечтать – вовсе не попытка откупиться.

– Да? Что же это, интересно?

Выкладываю перед ним на стол обещанную сумму за спектакль, забираю телефон, и хочу побыстрее убраться отсюда.

– Вы сами знаете. И без меня, – улыбается, расчёсывая назад густую русую шевелюру. – До свидания, Илья Сергеевич. Завтра сообщу Вам, как всё прошло.

Я приезжаю в ресторан и занимаю забронированный столик точно в назначенное время. Власов не появляется ни в последующие полчаса, ни через час после них.

Набираю его номер, но он сбрасывает. И не перезванивает. Не сообщает ничего о том, стоит ли его ждать сегодня вообще.

А если я уеду, а он всё-таки соизволит явиться? Обязательства перед ним сковывают теснее самого яростного удушья. Потому что от довольства этого человека зависит безопасность Лисёнка. Это жизненно важно. Больше, чем ответственность за человека. Провал в этом деле грозит чем-то страшнее, нежели чувство вины. Не уберёг – не то. Не уберёг кого? Её. Алису.

Анатолий догадался о том, в чём я сам себе не хочу признаваться. Прячу это за стечением обстоятельств, за своими ошибками. Объясняю мотивацию своих действий вовсе не тем, что есть на самом деле. Помимо вины и благодарности, естественного человеческого желания сделать хорошо тому, кто отнёсся к тебе по-доброму, существует отдельно взятое, неосознаваемое, похожее на спрессованную пружину чувство. И это совсем не влечение. Непростая незавершённость. Я хотел бы изучить Алису больше, чем позволило время, и она сама. Под её влиянием заново научиться каким-то очень важным основам, которые я совершенно позабыл после того, как Саша стала моей женой. Позабыл потому, что они стали непригодны.

Власов появился через два с половиной часа после назначенного времени. И совсем не удивился, что я по-прежнему на месте. Как будто знал, что я буду ждать его до последнего, как верный пёс.

Я только в очередной раз дал ему убедиться, насколько плотно попал на крючок. Череда изоляций в моей жизни продолжается. От прозябания во власти страха во власть Власова. Но любые попытки сопротивления я изничтожаю на корню, постоянно напоминая себе о том, что только так Алиса может избежать участи попасть в его распоряжение.

– Здравствуйте, Андрей Дмитриевич, – встаю, протягиваю ему руку. Он отвечает крепким рукопожатием, и этот необходимый тактильный контакт с человеком, который насквозь пропитан мерзостью, заражает меня злым мороком как инфекцией, передающейся через поры. А я буду строить для этой твари дом. Дом, что достанется по наследству его сыну – раскормленному до слоновьего веса второкласснику, который даже для семейного фото не удосужился оторваться от экрана гаджета. – Вот, семь вариантов проектов на основе указанных Вами предпочтений, – выкладываю из портфеля листы с чертежами. – Я надеялся, Вы приедете с женой.

Он даже не взглянул на чертежи.

– Я передумал. Ты не будешь строить дом для моей семьи.

Смотрит мне в глаза с вызовом.

– У нас с Вами уговор, – я стискиваю зубы.

– Никуда наш уговор не денется. Но здесь я это обсуждать не намерен. Завтра в восемь вечера к твоему офису подъедет машина. Ты получишь её описание в сообщении. Должен будешь сесть в автомобиль, и водитель отвезёт тебя по нужному адресу. Я хочу, чтобы ты приехал и внимательно осмотрел комнаты моей, скажем так, резиденции.

Резиденции, ага. Место, где ты развращаешь и насилуешь девушек.

Он выкладывает на руку платок, и достаёт из кармана маленький предмет, завёрнутый в чёрный полиэтилен. Осторожно, не позволяя своим голым пальцам прикоснуться к пакету.

– Перед поездкой посмотри то, что представлено здесь, – укладывает предмет в мой портфель. – Нужно будет совместить. Я хочу, чтобы ты создал место, в котором будут соблюдены особенные параметры. Необходимые лично мне, и некоторым моим друзьям.