Текст книги "Прощённая"

Глава 48

Щуплый серый котёнок примостился рядом с Ильёй. И методично расправляется с кусочком сосиски. Илья наклонился над ним, и попытался погладить. Но зверёк зарычал, схватил зубками добычу, и утащил под лавку.

– Ничего себе, стоило оставить тебя на несколько минут – и пожалуйста, – я подхожу к ним, сажусь на корточки, чтобы получше разглядеть малыша. – Быстро же ты заводишь друзей, – поднимаю на Илью глаза.

Он смотрит на меня сверху вниз. Взгляд мечется как поблёскивает, скользит по моим плечам, шее, губам, прижатым друг к другу коленкам.

Сглатывает. Я вижу, как вздрагивает его кадык. Илья приближает ко мне лицо, его глаза потемнели, он говорит хриплым голосом:

– Алиса, встань, пожалуйста.

Мне становится неловко. Как будто я специально спровоцировала – опустилась к его ногам, чтобы вызвать определённые эмоции.

Меня отвлекает возмущённое «мяу». Котёнок выбрался из-под лавки и вылупил зелёные глазища. Подставляю ладонь. Тыкается лбом в мою руку, и начинает громко урчать.

– Вот. Ты ему сразу понравилась. А мне не давался гладиться. И я сомневаюсь, что сосиски ему полезны. Но уж больно жалостливо он мяукал. Смотри, одни рёбра торчат. Бедный. Сколько он, интересно, бездомничает.

Я осторожно прощупываю крупинки позвоночника под тусклой шерстью. Хрупкий, что страшно поднять зверька на руки. Говорю:

– Даже если недолго, как выжил – не понимаю. Здесь же машины, собаки.

– Давай возьмём.

– Что? – я уставилась на Илью.

– Нужно забрать его отсюда. Ему нужна хозяйка. Добрая и ласковая, как ты.

– Я не могу.

– Помню. У твоей мамы аллергия.

– Откуда ты знаешь? – я вздрагиваю. Котёнок встал на задние лапы, а передние положил мне на коленку. И намеревается запрыгнуть. У него получается со второй попытки. Он подбирается к моему животу. Прижимается бочком, и бухается на мои бёдра. Маленький, невесомый, но сильный. И жмётся, хоть на улице и тепло.

– Я разговаривал с твоей мамой, когда ты жила у меня.

– Об этом я знаю. Ты представился сотрудником компании, в которой я якобы должна буду работать. Господи, как про аллергию-то речь зашла? Какая же она у меня болтушка.

– Я твоей маме очень благодарен. Она за несколько минут открыла мне глаза на то, что я в упор не видел.

– На что же? – я протискиваю ладони под котёнка, поднимаюсь, и усаживаюсь вместе с ним на лавку.

– Ты на самом деле такая, какой я мечтал, чтобы ты была.

– Ты звонил моей маме, чтобы разузнать про меня? Это необъективно. Она же любит меня, и будет расхваливать, и приписывать то, чего на самом деле нет.

– Вообще-то я звонил ей, чтобы высказать своё осуждение. Я ведь считал, что она совсем не заботилась о тебе. И из-за этого ты стала мошенницей и связалась с Антоном. А в итоге получил правду. Именно после разговора с ней я осознал, как ошибался. Ну что? Он будет пушистым, как ты любишь. – Илья достаёт телефон. – Давай сейчас отправимся в ветеринарку. А затем купим всё необходимое, и отвезём его домой.

– Домой – это куда?

– Дом нужно найти. Ты говорила, что будешь работать в Царицыно. Давай подыщем там квартирку. Ты сможешь навещать его после работы, и заодно оставаться там, когда не будет сил ехать до мамы.

– Илья, я же сказала, это исключено. Не надо снимать для меня квартиру.

– А при чём здесь ты? – его красивые губы чуть тронула улыбка. – Это вообще не для тебя. Это для твоего кота. Я его нашёл. И теперь я за него ответственен.

– Ты можешь взять его к себе, – с наслаждением глажу маленькую серую голову с зажмуренными глазками.

– А ты будешь его навещать?

– Думаю, что да.

– Навещать – это мало. Так Карина станет его хозяйкой. Меня теперь почти не бывает дома. Нет. Нужна квартира, в которую ты со временем переедешь. Может, к чёрту Царицыно?

– Я не буду жить в квартире, которую ты снимаешь.

– Предлагаешь оставить это несчастное создание здесь, на улице?

Я тяжело выдыхаю:

– Давай отвезём его к ветеринару, а там решим.

Котёнок испуганно вытягивает шею, когда мы начинаем идти. Проносящиеся мимо люди на велосипедах заставляют его сжаться и выпустить коготки. Он озирается и дрожит. Напрягает лапы, готовясь к прыжку. Я задираю майку, прячу зверя под ткань.

Илья тяжело выдохнул. Процедил:

– Алиса.

– Что? – я перехватываю спрятанного котёнка одной рукой, а другой глажу его спинку через майку.

– Даже не знаю, что невыносимее. Видеть обнажённую полоску твоего животика, и не сметь к нему прикоснуться. Или то, что другие мужчины тоже его видят. Уж прости за откровенность.

– Я не… специально.

– Тебе и не надо ничего специально делать. Это я схожу с ума, когда вижу тебя.

– Мне… приятно, что я тебе нравлюсь.

Илья смеётся хрипло, прячет губы за кулаком.

– Ты же позволишь мне быть рядом, пока тебе приятно? – спрашивает уже серьёзно. Идёт, повернув ко мне голову. Разглядывает.

– У меня такое странное предчувствие, – сглатываю. – Что всё это вот-вот закончится.

– Что закончится? Ты всё ещё ждешь какого-то подвоха?

– Просто у меня свобода с тобой не ассоциируется. Вот.

– Это неудивительно. Мы с тобой как два сокамерника. Целую отдельную жизнь прожили в изоляции. В ней познакомились. А теперь нас выпустили из тюрьмы, и мы здесь, без наших четырёх стен, как неприкаянные. Я бы предпочёл вернуться, потому что там ты была рядом. А теперь ты можешь уйти в любую секунду. Мне от этого… жутко. Что скажешь, Алиса?

Что ты хочешь услышать, Илья? Что я тоскую по тебе?

– Скажу, что тюрьма была очень красивая, – поджимаю губы.

Он усмехнулся.

– А если серьёзно. Свободы со мной у тебя не будет. Я привык, что всё контролирую. А это значит, что и моя женщина тоже будет под моим контролем. Я должен буду знать где ты, что ты делаешь, о чём думаешь, когда вот так смотришь куда-то вдаль. Я буду искать способы, как делать это мягко. Но чем больше я тебя узнаю, тем меньше шансов надеяться на то, что я смогу тебя отпустить. Прости, Лисёнок. Но я уже сделал свой выбор. Я выбрал тебя, и отступаться не собираюсь. И сделаю всё, чтобы ты стала относиться ко мне иначе.

Я таким увидела его, когда мы встретились впервые. Сильным, настойчивым, невероятно притягательным в своей целеустремлённости поступать так, как хочется ему. Мне показалось, что я смогу у него этому научиться. И сам Илья… суметь находить компромиссы с таким мужчиной – это залог идеальных отношений. Отношений, в которых я буду за его спиной под защитой от всего, чему не могу противостоять сама. Мне нужен такой мужчина как Илья. И сейчас он говорит о том, что хочет меня рядом? Разве я могу в это поверить?

– Говори, Лисёнок. Я же вижу, что ты хочешь сказать.

– Относиться иначе, – повторяю за ним. – Значит, ты знаешь, как я отношусь к тебе сейчас? Тогда скажи мне. Потому что я – не знаю.

– Ты сомневаешься, – мы останавливаемся у водительской двери. – Позволь, – он напротив, одну руку кладёт мне на талию, другой достаёт ключи из кармана моих шорт. Дышит в мои волосы. – Мне нужно научиться себя контролировать рядом с тобой, – шепчет, выводя дугу губами по моему лбу. – А всё остальное – пустяки. Ты сомневаешься, Алиса. Думаешь, что это чувство вины. Что это от меня к тебе благодарность за всё, что ты пережила вместе со мной. Но я сделаю всё, чтобы ты поняла – это заблуждение. Это гораздо большее, чем даже я мог подумать.

Открывает дверь.

Я забираюсь на водительское сидение, всё ещё удерживая котёнка под майкой. И только когда Илья оказывается в машине, и закрывает дверь, выпускаю зверька.

– Ну? Пойдёшь ко мне?

В его огромных ладонях пушистый шарик кажется совсем миниатюрным. Это трогательно. И на меня накатывает нежность к ним обоим.

Котёнок всю дорогу пытается выбраться из рук Ильи. Глупыш. Не знает, как ему повезло. Если бы я была такая маленькая как он – свернулась бы калачиком на этих ладонях, уткнулась в них носом, и дремала бы, слушая размеренное дыхание и тихий шёпот как колыбельную.

Ветеринар заводит карточку. Записывает кота под фамилией Ильи.

– Как назовёте? – спрашивает девушка.

Мы с Ильёй переглядываемся.

– Давай, Лисёнок, ты много читаешь. У тебя наверняка есть любимый персонаж? Но хотелось бы предостеречь, что в твоих «Сто лет одиночества» слишком длинные имена, – Илья смешно раздвигает брови. – Звать будет неудобно.

– А твоя любимая книга?

– «Повелитель мух».

– Кажется, совпало. Мне ещё нравятся «Поющие в терновнике», – многозначительно улыбаюсь.

– Надо же, Алиса. Это была любимая книга моей мамы. Значит, кота буду звать Ральф.

Киваю.

Девушка хмыкает, качнула головой, записывает кличку.

– Тебе повезло, Ральф Савельев, – ветеринар чешет его за ухом, – ты недолго пробыл на улице. А вот кормили его плохо. Неудивительно, что сбежал. Глазки у него чистые, ушки тоже. Результаты анализов будут завтра. Но я думаю, что всё с ним в порядке. Забирайте.

– Дела плохи, Лисёнок, – говорит Илья, когда мы выходим из клиники.

– Что? Что случилось? – смотрю на него, прижимаю Ральфа ближе.

– Арендодатели в Царицыно совсем не жалуют квартирантов с домашними питомцами. Давай поищем в других местах на время?

– Мы уже здесь. Неужели ни одного варианта? Дай сюда телефон. Ты наверняка слишком придирчивый. И подержи кота, – киваю на свой живот.

Он подходит вплотную, удерживает котёнка через ткань. Тёплые пальцы даже сквозь майку обжигают.

– Нет. Ничем хорошим это не кончится, – Илья переступает с ноги на ногу, утыкается подбородком в мой висок. – Ты меня обманула, Алиса, – говорит тихо. – Ты специально это делаешь. Нравится сводить меня с ума?

Я чуть наклонила голову, отстраняя его от себя.

– Есть квартира с посуточной оплатой, на первом этаже. Зато можно въехать прямо сейчас. Возьмём до завтра? Раз уж мы рядом.

– Звони. Я уже на всё готов.

Арендодатель приезжает через полчаса. За это время мы успеваем заскочить в зоомагазин, и взять все необходимые принадлежности для Ральфа.

В квартирке очень душно. Пахнет лавандой и стиральным порошком. Грузная женщина первым делом распахивает окно.

– У нас котёнок сбежит, – протестует Илья. – Закройте.

– Мы здесь задохнёмся. И никуда он не сбежит. Решётка частая. Пойдёмте, покажу что где. Вы на сутки?

Пока Илья разговаривает с хозяйкой, мы с Ральфом пристраиваемся на полу. Жёсткий ковролин неприятно колет мои голые ноги. А Ральф принимается чесать когти, совсем забыв про исследование территории. Я высыпаю на пол купленные игрушки. Подаю малышу пушистого мышонка. И котёнок, понюхав его, тут же падает на бок, и забирает игрушку во все четыре лапы.

Проводив арендодателя, Илья присоединяется к нам.

– Алиса, это не подходит. Здесь наш кот жить не будет. И вообще, мне не нравится твоя идея работать так далеко от центра.

– Какая разница, насколько это далеко от центра? Меня туда берут без опыта. И пойдут навстречу, когда нужно будет совмещать с учёбой. И я очень рада, что удалось найти такое место.

– Я тоже пойду тебе навстречу. Я сам тебя научу всему, что знаю. И ездить недалеко. Почему нужно всё усложнять? Если у тебя есть возможность быть полностью под моей опекой.

Я провожаю взглядом Ральфа, который всё-таки решил обследовать своё новое жилище.

Временное.

– Алиса?

– А что будет, когда тебе надоест? – смотрю на Илью.

– Что надоест? – он нахмурился.

– Я. Сейчас ты под впечатлением от той недели, которую мы провели вместе в твоём доме. Меня подарили тебе как игрушку для развлечения. И на фоне размеренной жизни в изоляции в течение года для тебя это было чем-то ярким, выходящим не только за рамки привычного, но, и в силу того, что у тебя были неограниченные возможности в отношении меня, за рамки дозволенного. Я просто пока ассоциируюсь у тебя с чем-то очень необычным. Но лишь пока. Сейчас, когда ты вернулся к полноценной жизни, и больше не обременён браком и пропавшей без вести женой, твои возможности снова станут неограниченными. В отношении уже других людей. Других женщин. Только их не придётся заставлять. Я уверена – почти любая согласиться делать гораздо больше, чем я, по собственной воле. И будет уметь гораздо больше, чем я. И выбор станет очевиден. И он будет не в мою пользу.

– Ты сейчас очень заблуждаешься, – он встаёт, выпрямляется во весь рост. Смотрит на меня сверху вниз пристально, буквально пригвождает взглядом к полу. – Ты сейчас обвиняешь меня в том, что мне нужен только секс.

– Нет, – мотнула головой. – Я сейчас о себе думаю. Я сейчас эгоистка. Что будет со мной? Я привяжусь. Я стану зависеть от твоей заботы. Я уже… уже пропала. И как мне жить после того, как ты уйдёшь?

– Не уйду, – он наклоняется, обхватывает меня за талию, поднимает, ставит на ноги. Берёт в руки мою голову, заставляет посмотреть на него. – Слышишь, Лисёнок? Я никогда тебя не оставлю, – говорит в мои губы. От его солёного дыхания кружится голова. Всё тело прошивает иголками от его прикосновений. Быть в его руках – как падать и разбиваться одновременно.

Вздрагиваю всем телом от грохочущего лая под самым окном. Жалобный писк где-то не здесь, уже на улице.

– Где кот? – Илья резко отстранился. Бросился к окну. – Твою мать! Пшёл вон! Фу! Алиса!

Не успеваю сделать шага. Илья проносится мимо, и за дверь. Я вслед.

Когда оказываюсь перед подъездом, Ильи уже не видно. Я пытаюсь бежать, но ноги не слушаются, подгибаются, прихрамывают.

Заворачиваю за угол и вижу Илью. Рядом уже нет никакой собаки. Он стоит, задрав голову. Я с облегчением выдыхаю, завидев два люминесцентных огонёчка в полутьме листвы.

– Как пролез, чертёнок? Ральф. Кис-кис-кис, – подзывает Илья, маяча у дерева.

– Он не пострадал?

– Надеюсь, что нет. Отойди, Лисёнок. Я попробую достать. Не хочет сам.

Илья лезет на дерево. Я сцепила пальцы, и ощущаю, как в прижатые к груди запястья отбивает ритм моё испуганное сердце.

– Осторожно. Пожалуйста, – выдаю тихо, будто мой голос напугает котёнка и заставит забраться ещё выше.

– Будет провал, если я сейчас упаду с дерева и что-нибудь себе сломаю, – хохотну Илья, забирая в ладонь Ральфа. – Ну иди сюда, глупыш. И моей бедной Алисе снова придётся меня лечить. Ты точно бросишь такого неудачника, да, Лисёнок?

– Не брошу, – я тяну к нему руки, и забираю котёнка, прижимаю к себе, рассматриваю сквозь пальцы. Кажется, он цел. Только паутина запуталась в усах.

Илья спрыгивает. Подходит. Гладит кота вместе со мной.

– Идём. Закроем это дурацкое окно.

Дома мы осмотрели котёнка и ничего не обнаружили. Видимо, успел вспрыгнуть на дерево задолго до приближения собаки.

Ральф с жадностью выпил полмиски воды. Забрался на подоконник, устроился в клетке солнечного света. И уснул.

Илью я нашла в комнате. Он лежал на ковролине. Широко раскинул руки. И всматривался в потолок.

– Хорошие же из нас получатся родители, – хмыкнул, повернув ко мне голову.

– У тебя кровь, – а я думала, мне показалось, что мелькнуло что-то красное, когда он мыл руки.

– Поцарапался о дерево. Ничего страшного.

Я иду в ванную. Нахожу в ящичке среди бинтов и ваты без упаковки бутыль с перекисью и зелёнку.

– Нет-нет-нет, – Илья садится, завидев меня на пороге. – Я ненавижу зелёнку. И у меня завтра встреча с заказчиками. Нет, Лисёнок, – встаёт на ноги, делает шаг назад.

– Илья, пожалуйста. Всё быстро смоется. Главное, чтобы не было заражения.

– Слушай, на мне всё заживает как на собаке, сама помнишь, – он задирает рубашку, обнажая исколотый шрамами живот. В рельефах мышц эти линии напоминают пейзаж какой-нибудь новой планеты, снятой на камеру с высоты. – Царапина мне точно не страшна.

Я подхожу, и всё же обрабатываю его рану. Вытираю кровь. Но когда дело доходит до зелёнки.

– Я сказал нет, – он предупреждающе отстраняет мою руку.

– Я подую. Щипать не будет.

Подношу зелёный кусочек ваты.

– Ты до невозможности настырная, Лисёнок. Как мы друг с другом… – замирает, когда я наклоняюсь к его руке и дую на ранку. – Совладаем, – выдыхает.

Когда я возвращаюсь в комнату уже с пустыми руками, Илья всё ещё стоит в центре.

Он смотрит на меня неприкрыто. Я ощущаю что-то похожее на то чувство, как когда мы оказались с ним в лифте. И сейчас – мы одни, в замкнутом пространстве, снова. И он подойдёт. Это я знаю наверняка. Страшно подпускать его. Впускать. И от предвкушения, что он окажется внутри, кровь словно густеет. И в ушах начинает звенеть от напряжения.

Делает шаг. Я резко опускаюсь на корточки. Захватываю пальцами игрушки, которые мы привезли для Ральфа.

– Соберу в корзинку, – бормочу я.

Он садится напротив. Освобождает мои руки. Пальцами за подбородок. Ладонь на затылок. Притягивает к себе. В сердце разверзается пропасть. Горящая, жаждущая. И как будто туда гасить огонь льнула вся влага. Мои губы пересыхают в мгновение. Илья целует меня. Сначала осторожно. Будто хочет ненавязчиво приоткрыть мои губы поцелуями. Только ему не хватает терпения. Его язык гибкой змеёй проскальзывает в меня. Я хочу. Замираю ненадолго с распахнутыми губами, как человек, который собирается выпустить клубы дыма. Заново привыкаю к нему внутри меня. И отвечаю. Двигаюсь навстречу. Учусь целовать его по-французски. Его язык трётся о мой, словно ищет в леденце отверстие, сквозь которое можно высосать начинку. От его упорного и неумолимого ритма сбивается дыхание.

Он ищет мою руку. Я раскрываю ладонь ему навстречу, расслабляю пальцы, позволяю его пальцам быть между, вдыхаю глубоко и призывно, когда они сжимают. Его колени рядом с моими. Трение ткани о мою голую кожу. Она становится такой чувствительной, когда он касается меня, что любое скольжение как ожёг.

Кладёт меня на лопатки. Нависает надо мной. Он смотрит в мои глаза, пока целует. А я не закрываю свои. Я тону в этих серых льдах, которые накрывает тьмой. Мне холодно, мне больно от того, что он ещё не внутри. От щемящего желания.

Запускает руку под мою футболку. Я выгибаюсь, пока его пальцы только подползают к груди. Влажные поцелуи на моей шее. Толкается в меня сквозь ткань. Я раздвигаю бёдра. Сама глажу его спину. И сколько бы усилий не потратила, чтобы прижать его к себе, он так напряжён, что не поддаётся, словно не чувствует. И мне остаётся лишь тянуть за ткань. Обнажая его кожу. Добираясь до неё как до заветной студёной воды, в которой обожженные пальцы перестанут гореть.

Пальцы стыли. А по всему телу пошёл жар. Моя плоть будто трескается, не успевая оплавиться.

– Пожалуйста, – прошептала, когда толкнулся в меня снова.

– Что, Лисёнок? – задирает до шеи мою майку, вбирает в рот сосок.

Я заскулила, ненавидя свой стыд, свою неопытность, все барьеры, которые нам мешают.

– Пожалуйста, Илья, – задышала в его губы, дразняще прихватывающие уголок моего рта.

– Скажи.

– Я хочу тебя внутри.

Как выстрел.

Который заставляет прожить последние минуты своей жизни, урывая любое, что способно приносить ощущения.

Быстрее. Как можно быстрее.

Он стянул с меня шорты вместе с трусиками. Раскинул мои ноги. Двинулся ко мне, спуская с себя джинсы.

– Скажи, что тосковала по мне.

Его пальцы в меня.

Как ударом, сбивающим с груди оскалившегося зверя.

Выгнулась:

– Да.

– Скажи, что ты хочешь меня.

– Хочу. Хочу тебя. Пожалуйста, – сжала между бёдрами его запястье. И дробь его толчков стала тягучим поступающим движением.

– Ещё раз, Алиса. Скажи с моим именем, – раздвинул мои бёдра, прижался ко мне.

– Хочу, – вскрикнула, когда он вошёл. – Хочу тебя, – забился во мне.

Я застонала как завыла. Вцепилась в его плечи. Сквозь тяжесть его тела продолжала выгибаться. Впуская его всего. Он замер.

– Скажи с именем, – прижал ладонь к моему мокрому лбу. Словно я была в лихорадке. Двинулся из меня. Простонал. Процедил сквозь зубы: – Али-са…

– Хочу тебя, Илья. Пожалуйста, не останавливайся.

Он рыкнул. Впился в мои губы. И задвигался внутри.

Я прижимала его к себе, пока хватало сил. А потом раскинула руки. Задрожала под ним. Только бы он никогда, никогда меня не отпускал.

Глава 49

Илья

«Неужели ты не хочешь узнать – за что?» – слова Алисы я держу в сознании, ориентируюсь на них как на ярко-рыжий маяк. Чтобы не передумать, не крутануть руль на ближайшем перекрёстке и отправиться к своей девочке, вместо того, чтобы ехать к Саше.

Алиса права. Пока я не закончу эту историю, над нами будет нависать тень ошибок прошлого. И когда пелена эйфории от моего навсегда закончившегося одиночества сойдёт, я буду возвращаться к этому снова и снова. Захочу узнать правду. А сегодня Саша эту правду скажет. Ведь не зря она ходатайствовала о том, чтобы разрешили свидание с нами обоими. Она хочет что-то рассказать нам с Владой. Объяснить свои мотивы, когда мы оба будем там.

И чем скорее всё это произойдёт, тем быстрее мы с Алисой сможем сосредоточиться только друг на друге. Месть Саши – как гнойник, обнаруженный и вскрытый, но не вычищенный. И это необходимо исправить. Провести операцию, убрать, зашить, и излечить до полного выздоровления.

Я больше не один. Со мной мой Лисёнок. Я должен думать в первую очередь о ней. Исключить любые неприятности, которые могут её коснуться. И я себе не прощу, если не приложу все усилия, чтобы обезопасить нашу зарождающуюся семью от возможных скелетов в шкафу.

Алиса просила за Владу. Уговаривала меня не злиться, оставить это в прошлом. Моя сестра позвонила ей и сказала, что раскаивается. Признала свою вину. Плакала. И извинялась, что не может сказать в глаза – ведь её брат, такой упрямый и категоричный, не разрешает им встретиться.

Но как только я вижу Владу, её глупую и извиняющуюся улыбку перекрывают картинки, которые я не могу забыть. Как она нагло врала мне про Алису, пункт за пунктом. И её перекошенный от ярости рот, когда она пыталась заставить Лисёнка проглотить таблетку, чтобы не было ребёнка.

Следом накатывает пустота. И идея о том, как от этой пустоты избавиться. Я вспоминаю, как Лисёнок шла по парку, спрятав под майку Ральфа. И я ещё тогда подумал, как пошёл бы животик моей маленькой девочке. Она ведь с первых дней будет любить своего ребёнка, ещё не родившегося, растущего в утробе. Разговаривать с ним тихо и ласково, прятать набухающий жизнью животик в свои маленькие ладони. И я даже не смею просить у судьбы такого подарка. Но уже сейчас знаю, чего хочу больше всего на свете: чтобы её ребёнок был нашим.

По-видимому, моё выражение лица ввело Владу в заблуждение. Она сочла это за дружелюбие к ней, и пошла ко мне уже уверенной походкой.

– Братишка, я так рада…

– Мы же договорились. Почему я должен повторять?

Останавливается в нескольких шагах от меня.

– Я попросила у неё прощения, – сузила глаза. – Чего ты ещё от меня хочешь?

– Чтобы ты перестала тешить себя надеждой, что как в детстве любой твой проступок будет моментально прощён, стоит тебе лишь бросить «извини».

– Лишь бросить, – хмыкает. – Я искренне попросила прощения. Я осознаю, что девчонка была ни при чём. Только сделанного не воротишь, Илья. А тебе следует поучиться у своей Алисы сочувствию. Даже она понимает, что я делала это ради тебя.

– Я в её глазах был зверем. Она не понимала, что происходит, и почему я так к ней отношусь. Ты хотя бы на секунду можешь представить, как ей было страшно?

– Но ведь всё закончилось благополучно.

– Я, по-твоему, кем после всего этого должен себя ощущать? Ради меня… Ты не подумала о том, что я буду чувствовать, когда правда раскроется?

– Откуда же мне было знать, что тебя на ней переклинит? Я надеялась, что вы распрощаетесь, и всё. Как говорится, меньше знаешь – крепче спишь.

– И чем ты после этого лучше Саши?

– Тем, что я не пыталась никого убить, во-первых. А во-вторых, почему все видят только плохое, я не понимаю? Вы с отцом в очередной раз встали на сторону чужого человека, пройдясь по моей голове. Послушай, Илья, – Влада подходит вплотную и тянется к моему уху. – Я никогда бы никому не стала показывать, что я – слабачка. И если ты не видел, как мне плохо, это не значит, что было по-другому. Пока ты лелеял свою драму о разбитом браке, предательстве, и прятался за своими страхами, я искала выход, а не ныла. Я взяла на себя роль мужчины в нашей семье, пока вы с отцом были беспомощны. И что я получаю в благодарность?

– Тебе не надо было этого делать, Влада, – я отстраняюсь. – Мне было бы достаточно просто того, что ты рядом. Потому что ты осталась на тот момент единственным близким мне человеком. А ты заменила себя чужими людьми.

– Ну спасибо, братишка, – уголок её губ дрогнул. – Нас будут обыскивать?

– Естественно.

Она полезла в сумку, достала пластмассовую бутыль без этикетки. Приняла таблетку, и выбросила упаковку в мусорку.

– Что это?

– Витаминки, – горько усмехнулась.

Вглядываюсь в её лицо.

– Лад, что ты принимаешь?

– Лариса Владимировна прописала. От тревоги.

– Транквилизаторы?

Её глаза вдруг стали казаться мне уставшими. Моя сестра только что обличила свою уязвимость. Она права. Весь этот год она была настолько сильной, злость кипела в ней и превращала в сносящую всё на своём пути машину-убийцу. Даже не возникало подозрения, что эта женщина может страдать. И как ей удавалось с этим справляться?

– И давно ты на них?

– Заканчиваю очередной курс. А что? Переживаешь за меня?

– Ты из-за них тогда попала в аварию? Незадолго до того, как привела в мой дом Алису.

Влада садится на стул у стенки, закидывает ногу на ногу.

– Я просто объезжала кошку. Та выскочила на дорогу. Я не справилась с управлением.

– Рома говорил, что ты тогда уснула за рулём. Где он, кстати? Почему не с тобой?

– А он тебе не говорил? Мы расстались, – вскидывает бровь.

– Из-за чего?

– О, всё просто. У меня недавно был обморок. И я обделалась. Теперь он не может видеть во мне женщину. Брезгует, – цокает языком.

Я подхожу к сестре. Сажусь напротив на корточки. Заглядываю ей в глаза.

– И часто у тебя обмороки? Лариса Владимировна знает?

– Она сейчас в отпуске. И отключила телефон. Празднует победу. Ты ведь выздоровел.

– Тебе нужно обратиться к врачу.

– О, наш следователь! Идём! – Влада подскакивает. Шепчет, когда я встаю вслед за ней: – Давай перед твоей женой сделаем вид, что её план не удался. Прекрати ненавидеть меня хотя бы на несколько минут.

– Я тебе не ненавижу, – а у самого язык заплетается. – Ты представляешь, о чём будет говорить Саша?

– Думаю о том, что это я её довела. И не упустит возможности упомянуть, что в завещании наш отец совершенно забыл обо мне. Позлорадствует.

Нас пропускают в серую комнату. Саша в наручниках. Сидит за столом. У неё сбиты кулаки. И нижняя губа слева припухла. Но взгляд по-прежнему надменный. Саша всегда держится с достоинством.

– Повздорила с новыми подружками? – Влада усмехается, садится за стол напротив. Я рядом.

– Ты знаешь, как я называла тебя за спиной? – Саша не улыбается. – Пергидрольный питбуль. За белые волосы. И взгляд сквозь людей.

– О, это ты меня так завуалировано сучкой обозвала. Как оригинально.

Следователь отходит в угол комнаты. За Сашиной спиной стоит девушка в форме.

– Самое страшное, что у тебя не было хозяина, – моя жена не сводит с Влады глаз. – Ты никому не предана. Бесконечно сыта. Ты рвёшь добычу только ради развлечения. Потребитель человеческих жизней. Помнишь Серёжу?

– Заканчивай с высокопарными речами, актриска. Чего ты хочешь?

– Серёжу, моего брата, помнишь?

– Надо же! Ты была моей золовкой столько лет. И я лишь сейчас узнаю про кого-то брата.

– Твой брат покончил с собой, – я наклоняюсь над столом.

– Его звали Серёжа. Я взяла себе другую фамилию, чтобы эта, – выплёвывает как отгрызенный ноготь, – ничего не пронюхала.

– Лад, о чём она говорит?

– О Серёже, которого я по каким-то причинам должна помнить. Он делал для меня что-то особенное?

– Он не стал твоим любовником, хотя ты очень хотела. И ты, мразь, затравила его.

Влада несколько секунд сидит неподвижно. Потом её словно осенило. Рот приоткрывается. Я замечаю, как она поддевает кончиком языка зубы. И глаза хитро сужаются. Выдыхает:

– Подожди-подожди. Ты на меня посмотри внимательно, деревенская ты прошмандовка. Кто может не захотеть стать моим любовником? Кто может меня, – расправляет плечи, – не захотеть? – она чуть выдвигает лицо вперёд, выдаёт ослепительную улыбку. – Разве что педик.

– Тварь! – Саша рыкнула, подскочила. Её наручники беспомощно звякнули, когда мою жену подхватили под локти и повели прочь.

Я видел, как её скрюченные пальцы душат воздух. Она так и не успела дотянуться до хохочущей Влады.

– Это ты разрушила собственную семью, Влада! Потому что зло всегда возвращается. Теперь ты тоже знаешь, что такое потерять любимых. То, что они выжили – не вернёт их тебе! Никто не примет тебя, когда они узнают…

Влада заливается смехом. Её лицо малиновое на фоне белых волос. Светлые брови тонут в складках на лбу. Она трёт слёзы на щеках. Запрокидывает голову. Долго выдыхает.

– Объясни, – я сканирую её лицо, будто пытаюсь найти какие-то изъяны, которых прежде не было. Я не понимаю, почему она выглядит такой уродливой.

Хрюкает:

– Ой, Илюш…

– Объясни! – кулаком об стол. Влада подпрыгивает. Выпучила на меня глаза. – Я хочу знать, что ты натворила.

– Я? Ничего.

– Что ты сделала Саше? Она пришла в нашу семью из-за тебя. В чём? Ты. Виновата.

– Я ни в чём не виновата! – Влада вскакивает. – Саша мне сразу не понравилась. Я делала всё, чтобы открыть вам глаза. Но меня никто не слушал. Она рассорила тебя с отцом. Окончательно уничтожила и без того хрупкую связь между мной и моим папой. Да, Илья. Он и мой отец тоже. Почему он забыл об этом, когда в завещании упоминал тех, кого любит? И в итоге ваша драгоценная Сашенька чуть вас не прикончила. Чуть не отобрала вас у меня – единственных, на кого мне не наплевать. И ты смеешь говорить, что это я в чём-то виновата перед ней? Какие же вы неблагодарные! – она идёт к двери решительным шагом.

Она так всегда делает, когда врёт. Опять эти круглые глаза. И убегать.

Я должен знать, за что мстила Саша. Докопаться до причины. Выяснить, за что в итоге пострадала Алиса.

Догоняю её уже в коридоре. Хватаю за локоть.

– Ты правда была знакома с её братом?

– Хочешь, чтобы Саша добилась своего? – опять эти искусственные слёзы. – Мы же только помирились, Илья. Она специально это. Она хочет, чтобы теперь у меня тоже не было брата.

– Я хочу узнать это от тебя. А не в суде. Из её уст. Скажи мне правду.

Влада кусает губы. Опустила голову. Кивает на выход:

– Идём.

Мы на улице. Спускаемся со ступеней. Влада останавливается первая. Поворачивается ко мне.

– Я не знала, что она его сестра. И она называла другой город, из которого приехала. Я бы сразу вычислила, и прихлопнула её, – сжимает кулаки.

– Что ты сделала с её братом? Он из-за тебя покончил с собой?

– Насколько подробно ты хочешь знать? – Влада широко улыбается.

– Мне нужны только факты.

– Хорошо. Так будет честнее. Потому что я до сих пор ничего не чувствую из-за этого… Её брат за год, может полтора до вашего с Сашей знакомства устроился к нам. Я знала, что он не из Москвы. Снимал квартиру с девушкой недалеко от моего салона на Соколе. Родители не знали о его профессии, не поняли бы. Серёжа был из небольшого посёлка, где один навоз и бухло у мужиков на уме. А он хотел стать стилистом, дарить людям красоту. Переехал, подрабатывал в каком-то магазинчике, учился. Хорошо проявил себя на курсах, его преподаватель устроила в нормальный салон. Стал хорошим мастером за быстрый срок. Я взяла его без большого опыта, потому что он мне приглянулся. Миловидный, скромный, нежные руки. Такие нравятся клиенткам. Я была уверена, что он не гей. Его девушка не раз приходила встречать его после смены, с дебильной собачкой. Как-то вечером я заскучала. И мне захотелось поразвлечься. Позвала его к себе в кабинет. У него были красивые губы, мясистые – я такие люблю. Хотела, чтобы он мне отлизал. А этот сучонок упёрся, что он любит свою девушку, и не будет ей изменять. Представляешь? Я пригрозила, что уволю. Гордая тварь устроила скандал. При моих девочках. Мне это не понравилось. Так он стал угрожать мне, прикинь? Что если я ему денег не дам, то о моих домогательствах не только его коллеги узнают. Так что он первый начал, Илюшенька. Только своими угрозами он мне отличную идею подкинул. Ведь ему самому было что скрывать. Я лишь немного приукрасила. Поддельный аккаунт в соцсети, немного фотошопа. А всё остальное сделали так свойственные людям стереотипы, – пожимает плечами и мило улыбается. Хохотнула: – Гей-Сергей.