Текст книги "Ветеринар для единорога"

Неожиданно из-за угла почти выбежала миссис Собелл. Увидев Бидж, она повернулась на каблуке и остановилась перед девушкой, выпрямившись во весь рост и гневно глядя на нее.

– Вот вы где.

Бидж замерла с мороженым у рта и высунутым языком. Она растерялась, как это часто случается со студентами, когда они встречают преподавателей и сотрудников университета вне их обычного окружения. К тому же седые волосы миссис Собелл стояли дыбом, белый свитер был помят, а один чулок съехал ниже колена.

Миссис Собелл дернула Бидж за рукав и спросила с безумным видом:

– Что вы сделали с ней?

– С чем?

– С Книгой Странных Путей. Бидж выронила мороженое:

– Она пропала?

Миссис Собелл кивнула. Бидж вскочила и побежала к библиотеке, миссис Собелл кинулась следом.

Библиотекарь не могла угнаться за девушкой, она прибежала в картографический отдел, когда Бидж уже по второму разу лихорадочно перебирала книги на полке.

Миссис Собелл одобрительно кивнула, когда Бидж обежала полку с другой стороны, вынула несколько книг и засунула руку между рядами. Потом, когда Бидж начала просматривать лежащие на оранжевом столе стопки литературы, предназначенной для расстановки на стеллажах, пожилая женщина не выдержала:

– Неужели вы думаете, что я не проделала все это, прежде чем броситься искать вас?

– А не мог кто-нибудь вынести ее из библиотеки?

– Это возможно. – На лице миссис Собелл было написано страдание. – Мне следовало принять лучшие меры предосторожности. Я не возражала, когда из книги делали выписки или…

– Копировальные машины, – перебила ее Бидж. Она кинулась к лестнице, преодолела несколько маршей и остановилась, задыхаясь, перед рядом ксероксов на шестом этаже.

Миссис Собелл прибыла на лифте одновременно с ней. Она быстро подошла к Бидж, которая, все еще не переведя дыхания, с облегчением смотрела на стол с возвращенными книгами.

Там под двумя журналами и альманахом лежала Книга Странных Путей. Миссис Собелл схватила ее и прижала к груди, совсем как Бидж утром.

– Как вы догадались, что искать нужно здесь? – пропыхтела Бидж.

– Я не догадалась, но начинать нужно было отсюда. – Миссис Собелл по привычке осторожно раскрыла книгу, потом захлопнула ее. – Ведь идти вниз, к другим ксероксам, легче, чем подняться наверх.

– Не стоит ли проверить, все ли с ней в порядке?

– Голубушка, – с облегчением рассмеялась библиотекарь, – чтобы нанести этой книге ущерб, нужно обладать необыкновенным умением. – Она вынула из-за уха ручку – Бидж в возбуждении не заметила ее – и чиркнула по одной из карт.

Бидж вскрикнула – но прямо у нее на глазах чернильная пометка побледнела и постепенно исчезла.

– Она к тому же не горит, – сообщила миссис Собелл с гордостью. – Разве это не прекрасно – книга, которая не горит?

– И ей нельзя причинить вреда. – Бидж оглянулась по сторонам, но за ними никто не наблюдал. – Многие знают о ее существовании?

– Исследователи. Несколько человек. – Миссис Собелл заколебалась, потом добавила: – Думаю, что только вы одна наткнулись на нее случайно. Поэтому-то я и не принимала особенных мер для ее безопасности. Книга в общем-то не находит применения, кроме как для путешествий.

Бидж порылась в корзинке для мусора и просмотрела лежащую рядом с ксероксами стопку копий. Она нашла оттиски нескольких статей по медицине и экономике, копию выкройки купального костюма из «Иллюстрированного спорта», но ничего из Книги Странных Путей.

– Я надеялась найти какие-то указания на то, куда они отправились, – сказала она разочарованно.

– Я думаю, что знаю. – Миссис Собелл снова прижала книгу к себе. – А теперь нужно отнести ее на место.

– Но почему вы храните ее просто на полке?

– Это же библиотека. Где же еще ее хранить?

– В отделе редких книг. – Бидж не бывала в нем после экскурсии еще на первом курсе, но помнила, как там все устроено: застекленные витрины, аппаратура для поддержания постоянной температуры и влажности, каждая книга на виду.

– Невозможно. Там слишком все контролируется. Очень трудно получить оттуда материалы. Посетителям все время пришлось бы приводить обоснования. – На лице миссис Собелл было написано отвращение. – Это хорошо только для книг, единственная ценность которых в их древности, но… Ну, в общем, некоторым посетителям было бы трудно объяснить свой интерес к этой книге.

Она не стала вдаваться в подробности, а Бидж не стала ее спрашивать.

– А как насчет справочного фонда?

– Те книги слишком часто используются. Библиотекари, студенты, иногда даже преподаватели… – сказала миссис Собелл без следа сарказма. – Нет, лучше всего спрятать ее на полке, где она и доступна, и незаметна – она не выглядит чем-то особенным.

– «Украденное письмо», – пробормотала Бидж.

– Да. – Несмотря на тревогу, миссис Собелл расцвела. – Вы читали По?

– Кое-что. – В последнее время Бидж часто приходили на ум «Маска Красной Смерти» и «Преждевременные похороны».

– Вы знаете, он ведь какое-то время провел в Балтиморе. Я выросла недалеко от того дома, где он жил со своей тетушкой. Он там написал некоторые свои стихотворения и влюбился.

Бидж выразила должный интерес. К миссис Собелл было очень легко испытывать симпатию.

– Ну что ж, – вздохнула библиотекарь, – назад на полку. – Она любовно похлопала по книге, взглянула на Бидж, и ее глаза за очками снова обрели проницательность. – Вы знаете, дорогая, я ведь не рассержусь, если вы признаетесь, что это вы оставили книгу рядом с копировальной машиной.

– Но это не я, – ответила Бидж. – И не доктор Доббс, – добавила она задумчиво. – Он всегда очень аккуратен с книгами.

– И он бы обязательно остановился поболтать со мной, – улыбнулась миссис Собелл. – Он всегда говорит мне: «Привет, красотка». – Она очень похоже изобразила тягучий выговор Конфетки.

– На него похоже. Ну ладно, это не он. И не я. Улыбка сползла с лица миссис Собелл, и она тихо сказала:

– Нет, это не Конфетка Доббс и не вы, верно? – Она бросила взгляд на книгу. – Это было бы слишком легко.

Бидж внимательно посмотрела на миссис Собелл, поколебалась, потом решилась:

– Вы ведь знаете, что это особая книга?

– Да, она совершенно необычна.

– И мне кажется, что вы знаете о Перекрестке больше, чем в том признаетесь.

– Я главный библиограф уже тридцать три года, – безмятежно ответила миссис Собелл. – Я знаю больше, чем признаюсь, почти обо всем.

Бидж наклонилась к библиотекарю, посмотрела ей в глаза и сказала не допускающим отговорок тоном:

– Вы гном?

– Мы теперь, – вежливо улыбнулась миссис Собелл, – предпочитаем, чтобы нас называли «маленький народец», дорогая.

Бидж отчаянно покраснела и смутилась:

– Ради Бога, простите меня. Я не хотела быть грубой…

– Пожалуйста, не беспокойтесь. Такое случается часто. Но Бидж, торопливо отступая к лестнице, еще дважды извинилась, краснея и заикаясь.

Этой ночью Бидж спала плохо. Ей приснился черный кот из рассказа По, усевшийся ей на грудь и внимательно смотревший внутрь ее черепа: чем не ядерно-магнитная томография? Она ощущала биение легких крылышек за глазными яблоками – бабочка в ее мозгу напрасно старалась вырваться на волю.

Глава 10

Конфетка сидел за рулем, а студентка делала доклад. Это уже стало почти рутиной. – У меня самый обычный случай. – Ли Энн сказала это совершенно спокойно, как будто совсем не испытывая разочарования. – Жеребящаяся кобыла. – Она искоса посмотрела на остальных. – Клиент, правда, странноватый. – Ли Энн коротко описала его, и остальные кивнули, воздержавшись от саркастических замечаний.

Ли Энн перечислила ожидаемые при родах осложнения и отметила некоторые трудности, связанные с отсутствием электричества и невозможностью обеспечить должную стерильность, особенно учитывая привычки кочевника-клиента. Конфетка прерывал Ли Энн трижды: один раз он поинтересовался связью между наличием овсяницы в диете матери и амниотической асфиксией у новорожденных жеребят, дважды он просил ее помолчать, пока члены дорожных команд с двузубами в руках показывали ему новые повороты.

Бидж заметила, что люди – члены дорожных команд – принадлежали к разным расам, а однажды она увидела и человека-оленя: рабочих явно начали набирать из более отдаленных мест, но времени обсудить это со спутниками у Бидж не оказалось – Ли Энн возобновила свой доклад.

Закончив простое и ясное описание пациента, Ли Энн спросила:

– Этим можно ограничиться, доктор Доббс?

– Тебе виднее. – Конфетка внимательно смотрел на карту, они были уже где-то в окрестностях «Кружек», и он боялся пропустить поворот в долину. – Подожди-ка минутку. – Грузовик свернул на короткую дорожку, а потом запрыгал по вытоптанному скотом склону холма. Наконец они оказались на плоской вершине напротив «Кружек». – Приехали.

Ли Энн огляделась:

– Здесь мы должны встретиться с клиентом?

– На самом деле, – ответил Конфетка, – здесь нас должен встретить человек, который договаривался со мной от имени клиента.

– Это не Филдс? – спросила Бидж.

– Нет, не Филдс. Этот человек от имени клиента передал вызов через Кружку. Насколько проще иногда все было бы, существуй здесь телефон.

– А что это за человек? – осторожно поинтересовалась Анни.

– О, вполне приличный, я думаю, – ухмыльнулся Конфетка. – Я сам никогда с ним не встречался.

С дорожки у подножия холма раздался крик, и они увидели, как к ним медленно поднимается человек с тележкой. Дэйв пошел было навстречу, чтобы помочь, но Конфетка остановил его: Перекресток казался не таким местом, где встречаться с незнакомцем наедине безопасно.

Человек выглядел вполне безобидным. Он тащил за собой тележку, впрягшись между оглоблями, и весело насвистывал. Бидж не смогла узнать мелодию, но это не показалось ей удивительным.

Он остановился рядом с грузовиком, поставил распорки под колеса тележки и улыбнулся Конфетке и студентам:

– Вы откуда?

– С Земли, – ответил Дэйв. – Из Вирджинии, – уточнила Ли Энн. Человек обдумал услышанное, потом протянул руку:

– Я Оуэн. В вашем мире сказали бы, что я торговец.

– Торговец-разносчик, – пробормотал Конфетка.

– Передвижная лавка. – Оуэн с гордостью показал на свою тележку.

Тележка была сделана из посеревшего от непогоды дерева, выгоревшего на солнце и потрескавшегося. Она явно была крепко сколочена, но уже и основательно потрепана. Сам же Оуэн по контрасту выглядел свежим и беззаботным: лет тридцати, с мальчишескими голубыми глазами и свежим цветом лица. Он производил впечатление человека, совершенно удовлетворенного тем, чем занимается.

Ли Энн с интересом взглянула на тележку:

– Она, похоже, не такая уж тяжелая, раз ты можешь везти ее сам, без лошади. И какими же товарами ты торгуешь?

Широким жестом Оуэн откинул крышку, закрывавшую тележку сверху, и подпер ее распоркой. Потом он поднял еще одну дверцу и выдвинул ящик со множеством отделений, опирающийся на прикрепленную к тележке стойку.

– Если в мире что-то производится, а еще где-то есть на это спрос, то оно у меня найдется.

Поднятая дверца была усеяна крючками, на них висели ножи – армейский из шведской стали, большой изогнутый нож с усыпанной жемчугом рукояткой, изображающей дракона, тонкий кинжал из какого-то красноватого сплава, которого студенты никогда не видели, пружинная открывалка для бутылок, изображающая какое-то человекообразное существо.

На стойках было развешано множество фигурок-игрушек: летающие птички, человечки с крыльями бабочки, которые показались бы сказочными даже на Перекрестке, заводные кошки, ловящие мышку на колесиках.

В тележке были самые разнообразные шляпы и перчатки. Бидж пересчитала пальцы – на большинстве перчаток их оказалось пять. Она посмотрела на охотничьи сцены, вышитые на больших рукавицах из плотной ткани, и решила, что о них лучше не спрашивать.

Сама тележка тоже заинтересовала Бидж.

– А что вон в том ящике, снизу?

– Моя постель, одежда и прочие личные вещи, – весело ответил Оуэн. – Настоящие сокровища я держу в верхних отделениях, чтобы покупатели их видели.

– Ну и как, удается заключать выгодные сделки? – спросил Конфетка, глядя на многоцветное разнообразие.

– Сэр, – оскорбление ответил торговец, – каждый предмет здесь – объект очень выгодной сделки. Большинство из них неизвестны в вашем мире. – Конфетка взял в руки консервный нож, на нем оказался ценник: «Скобяные товары Кроджера. $1.29». – А те, что из вашего мира, – редкость в других местах, – закончил Оуэн, не смутившись. – Вам, конечно, нет смысла покупать их здесь – пришлось бы платить дороже.

– Неужели на Перекрестке действительно большой спрос на консервные ножи? – спросила Анни с сомнением.

– Пока что нет, – ответил Оуэн заговорщицким шепотом, – но когда я начну продавать здесь и консервы в банках, я окажусь монополистом.

– А какими особенностями обладает тот нож из красного сплава? – спросил Конфетка.

– У тебя острый взгляд. Возьми его – осторожно! – и попробуй на палочке.

Конфетка двумя пальцами снял нож с крючка, как будто собирался метнуть его. Оуэн напряженно наблюдал за ним и вскрикнул: «Нет!» – когда Конфетка хотел было попробовать лезвие пальцем. Тот поднял брови и легко метнул нож в лежащую на земле ветку.

Нож прошел сквозь древесину без всякого усилия. Конфетка посмотрел на срез: он был чистый и гладкий, как от циркульной пилы.

– Из чего он сделан?

– Из крови. – Все вытаращили глаза на торговца, и он добавил: – Это особый, очень сложный процесс. Анни внимательно смотрела на лезвие.

– Только представьте, как бы он пригодился при ампутациях.

Конфетка явно представлял. Он долго смотрел на нож, прежде чем с сожалением вернул на место.

– Так можно разучиться пользоваться другими инструментами, – сказал он извиняющимся тоном. – А потом потеряешь нож, и все.

– А как насчет магических штучек, чтобы произвести впечатление на девушек? – небрежно спросил Дэйв. Ли Энн метнула на него испепеляющий взгляд.

Оуэн, не замечая сарказма, задумался.

– Кое-что есть… – Он порылся в ящике, потом засучил рукава и полез на самое дно. – Свиток проклятий. – Свиток был запечатан воском с оттиском, напоминавшим одновременно мех и перо. Оуэн вскрыл печать и прочел: – «Пусть твои братья по грибнице лишайником прорастут между твоих сестер…» Нет, это, пожалуй, не для вас. – Он быстро свернул свиток и сунул его обратно.

Порывшись еще, торговец извлек помятый плоский стальной стержень больше метра длиной. Он вытащил его за тупой конец, с трудом высвободив поперечину на другом, это оказался грубо сделанный меч.

– Что это?

Оуэн поднял меч за рукоять.

– Это, – серьезно произнес он, – легендарный Гларундел – Бесполезный Меч. Гарантирует поражение любому, кто им сражается. Совсем недорогой, – добавил он с надеждой.

– Я воздержусь, – пробормотал Дэйв. Оуэн бросил меч в тележку и на этот раз рылся в товарах очень долго. Наконец ему удалось вытащить почерневшую от времени кожаную тесемку, запутавшуюся в груде всяких мелочей. Он осторожно ее распутал и достал камень, сквозь отверстие в середине которого и была продета тесемка. Торговец с гордостью протянул его студентам.

Дэйв и девушки принялись внимательно рассматривать камень. Резьба почти стерлась, изображение напоминало то ли лягушку, то ли ящерицу – во всяком случае, носить такое украшение никому из них не захотелось бы.

– Откуда это? – спросила Анни подозрительно. Оуэн поднял камень за тесемку и задумчиво на него посмотрел:

– Этого я не знаю.

– Неужели не можешь вспомнить? – удивился Дэйв. – Этого я не говорил, – спокойно ответил торговец. – Я сказал, что не знаю, откуда оно.

Бидж завороженно смотрела, как камень покачивается на тесемке.

– Он волшебный?

– Так мне говорили.

– А что он делает?

– То же самое, что и каждый из вас, – самодовольно ответил Оуэн.

– Лечит животных?

– Делает их здоровыми. И людей тоже, если, конечно, мне сказали правду.

– И как же он действует? – спросила Ли Энн. Анни бросила на нее предостерегающий взгляд и покачала головой.

– Ах, как же он действует… – Оуэн подпер рукой подбородок в шутливой задумчивости. – Ну, знай мы это, разве он назывался бы волшебным?

– Нет, я имею в виду, как им пользоваться? Сэр, – добавила Ли Энн, вспомнив, несмотря на раздражение, о необходимости соблюдать вежливость.

– Думаю, что просто нужно его носить. – Оуэн показал, как это делается, накинув кожаный ремешок себе на шею. – Разве это не логично?

– Ерунда это все, – фыркнул Дэйв. – А жаль, если так. – Оуэн снял с себя камень и грустно посмотрел на него. – Говорят, он излечивает все – кроме одиночества и плохого характера. Если, конечно, он действует.

– Сколько он стоит? – неожиданно спросила Бидж. Оуэн явно растерялся:

– По правде говоря, до сих пор никто ничего мне за него не предлагал. Ну… – Он повертел камень в руках, поглаживая стершуюся резьбу. – Если он не действует, это просто камень, и мне не следует запрашивать слишком много. С другой стороны, если он действует, то он бесценен, и за сколько бы я ни продал его, все будет за бесценок. Значит, справедливая цена будет между тем и этим, – сказал он, как будто это рассуждение снимало все вопросы. – Два шестерика.

Бидж расплатилась теми монетами, что им всем раздал Конфетка. Она наклонила голову, и Оуэн осторожно надел амулет ей на шею. Анни смотрела на нее с ужасом, Дэйв с отвращением. Конфетка бросил на нее странный взгляд, понять значение которого она не смогла.

– Но хватит торговли. – Оуэн захлопнул крышку тележки. – Пора заняться медициной. Скоро придет мой друг, я вам его представлю и отправлюсь дальше. – Оуэн оглядел студентов, почесал в затылке и добавил: – На Перекрестке считается грубостью обращать внимание на физические особенности расы. Вам уже приходилось встречать кентавров?

– Мы слышали о них, – ответила Бидж, вспомнив скрипучий голос попугая в «Кружках».

– Э-э… Они довольно своеобразны, а их чувство юмора… отличается от человеческого. Они гораздо реже смеются. Жизнь у них тяжелая, но они этим гордятся.

– Согласно «Справочнику Лао», – сказала Ли Энн, – они жеребятся раз в год, и каждая кобыла… женщина… может иметь пятнадцать – двадцать жеребят за свою жизнь.

– И почему же тогда, – спросил Оуэн грустно, – как вы думаете. Перекресток не вытоптан еще копытами бесчисленных стад?

Невеселый ответ на этот вопрос был ясен всякому, кому приходилось читать Дарвина или Мальтуса, как ни тяжело представлять себе действие естественного отбора на представителей мыслящего вида.

– Детская смертность, – быстро сказала Ли Энн. – Хищники. Болезни – хотя это, пожалуй, для Перекрестка не характерно. Война и голод… А почему они покинули свою родину, раз здесь им приходится так несладко?

– Когда-то они жили в вашем мире, в той его части, которая, по-моему, называется Ближний Восток. Сирия ведь находится на Ближнем Востоке?

– Не думаю, что в наших исторических хрониках о них сохранились какие-либо сведения, – тактично проговорила Анни.

– Предания говорят, – вмешался Дэйв, – что они были мудрыми и опасными. Некоторые авторы считают, что миф о кентаврах сложили солдаты-пехотинцы, впервые столкнувшиеся со всадниками… – Дэйв умолк, смутившись.

– Если ваш мир похож на другие, – хмыкнул Оуэн, – то все было как раз наоборот – верховая езда возникла из желания быть похожими на кентавров. Откуда-то от подножия холма донесся стук копыт.

– Ничему не удивляйтесь, – быстро сказал Оуэн. – Вас может ожидать сюрприз.

– Ну это вряд ли, – ухмыльнулся Дэйв. – Нас теперь трудно удивить.

Стук копыт стал громче. Из-за бровки холма появился Каррон – и Оуэн оказался прав: такого никто не ожидал.

Все вполне логично, подумала Бидж, рассматривая его, задрав голову. Раз кентавр – наполовину лошадь и наполовину человек, то почему бы лошадиной половине не оказаться клайдсдейлом?

Копыта кентавра были наполовину скрыты жесткой белой шерстью, могучие бабки толщиной оказались с человеческое тело, спина – лошадиная спина – больше метра шириной и почти в двух метрах от земли.

Пропорционально этому велик был и человеческий торс кентавра, а глаза его смотрели на людей с высоты метра в три. За ним шла его спутница – вероятно, его подруга.

Лица кентавров были похожи на лица арабов – смуглая кожа, темные живые глаза, черные вьющиеся волосы. По сравнению с ними Филдс и Стефан показались бы совсем светлокожими. Внешность Политы наводила на мысль об арабских кровях и в другом смысле: лошадиное тело великолепных пропорций, мускулатура чистокровного рысака. Бидж только с некоторым опозданием осознала, что Полита беременна.

Ее сбил с толку плоский живот человеческой части тела, лошадиный живот выпирал в стороны, а задние ноги были даже несколько расставлены – так велики оказались объем и вес живота.

Держу пари, подумала Бидж, отец ребенка – или жеребенка, как бы ни назвать – Каррон.

Она повернулась к Дэйву, чтобы обменяться впечатлениями, и только тут заметила потрясенное выражение у него на лице. На секунду Бидж опешила, потом, проследив за его взглядом, все поняла.

Человеческое тело, чтобы соответствовать телу лошади, должно быть щедрых пропорций. Это относится ко всем его частям.

Торс Политы напоминал греческие статуи героического периода. Даже будь Полита обыкновенных человеческих размеров, ее грудь впечатляла бы.

«Никто, – писал Лао, – не мог бы быть настолько опрометчив, чтобы назвать груди женщины-кентавра рудиментарными».

И Полита не носила одежды. Дэйв был явно поражен.

К тому же она была прекрасна – безупречная смуглая кожа, высокие скулы, огромные темные глаза с густыми ресницами, губы более полные, чем для обычного человека было бы возможно без пластической операции. И так же, как лицо кентавра-клайдсдейла было отмечено суровостью, ее лицо светилось добротой.

Каррон кашлянул, надеясь привлечь внимание Дэйва. Безрезультатно.

Ли Энн решительно выступила вперед и, вроде бы случайно, толкнула Дэйва.

– Я буду заниматься этим случаем, сэр. Ты Каррон?

– Я Каррон, – ответил кентавр спокойно, но властно. – Но мое имя Несиос. – Он сделал жест в сторону Политы. – Мою любимую зовут Полита.

Дэйв потряс головой, пытаясь прогнать наваждение.

– Несиос… Несс. Перевозчик. Всегда помогал людям – кроме того случая, когда попытался похитить жену Геракла.

– У тебя довольно странный выбор любимых книг, не так ли? – сказала Анни.

– Раньше я много читал, – признал Дэйв. – Но только не теперь – у кого найдется для этого время в колледже?

– А что такое Каррон? – спросила Бидж. – Это тоже твое имя?

– Это титул. – Каррон бросил на нее суровый взгляд.

– Каррон, Каррон… понял! – Дэйв щелкнул пальцами. – Харон, через «X». Тоже перевозчик – только в Аиде. Лодочник, перевозящий души умерших. – Дэйв умолк, с интересом глядя на кентавра, который коротко кивнул.

– Не бойся, – сказал он и улыбнулся, сложив на груди руки и глядя на Дэйва сверху вниз. – Для этого я выбираю только больных, старых и грешников. И только среди моего собственного народа. – Он ласково погладил Политу по спине. – Поверь, я приношу смерть только тем, кого больше всего люблю.

Конфетка и студенты вытаращили на него глаза.

– Ну, теперь, когда вы познакомились, – сказал Оуэн жизнерадостно, – мне пора отправляться. Рад был помочь. Может быть, мы еще встретимся в «Кружках». – Он пошел вниз по склону, насвистывая.

Каррон посмотрел, как человек везет свою тележку, потом повернулся и сказал решительно:

– Когда я договаривался о встрече с вами, моя кобыла была в хорошем состоянии. Потом у нее начались роды, и что-то пошло не так. Пожалуйста, осмотрите ее.

Полита поскакала вниз по склону, в тенистую рощу.

Ли Энн вытащила из грузовика чемоданчик с инструментами, и Конфетка проверил, все ли необходимое в нем есть. Дэйв взял недоуздок, остальные разделили между собой прочий груз. Люди цепочкой пошли с холма следом за Карроном.

Кобыла действительно была в плохом состоянии: она выглядела обессиленной и дико озиралась. Полита положила руку ей на спину и что-то ласково говорила в ухо. Язык напоминал одновременно и арабский, и тихое ржание. Часть этих звуков, решила Бидж, вообще не слова – они просто нужны, чтобы успокоить животное.

Ли Энн бросила на кобылу один-единственный взгляд и скомандовала:

– Держите ее.

Студенты быстро заняли нужные позиции: Дэйв накинул недоуздок, а Бидж и Анни взялись за него каждая со своей стороны, положив свободные руки на шею лошади. Дэйв держал повод. Конфетка прислонился к дереву, наблюдая.

Ли Энн обошла кобылу сзади и начала обследование. Матка была увеличена и воспалена, но наружные половые органы угрожающе сухи. Что-то было явно не в порядке: похоже, жеребенок не мог появиться на свет без постороннего вмешательства.

Ли Энн надела резиновый нарукавник и другой рукой вытащила из чемоданчика спринцовку с нолвасаном. Она смочила жидкостью и нарукавник, и слизистую лошади, после чего ввела руку в утробу.

Каррон, хотевший получше все видеть, подошел слишком близко и задел Ли Энн.

– Пошел вон, не мешайся. – Ли Энн шлепнула свободной рукой кентавра по боку. Изумленный Каррон попятился. Ли Энн в ужасе зажала рукой рот.

– Сэр, я приношу самые искренние извинения. Я совсем забыла, что ты наш клиент.

– Ничего, – ответил тот холодно.

Но Полита, тоже закрывшись рукой, захихикала. Бидж подумала, что величественные манеры Каррона производят должное впечатление не на всех его соплеменников. Ли Энн перестала ощупывать жеребенка и замерла в неподвижности. Конфетка, который, казалось, даже и не смотрел на нее, немедленно спросил:

– Что-то не так?

– Копыто, – ответила Ли Энн через плечо. – Заднее копыто, – добавила она тихо.

Жеребята обычно рождаются, как это называла про себя Бидж, в позиции супермена: головой вперед. Любое другое положение не дает детенышу возможности легко появиться на свет и подвергает большой опасности мать.

Конфетка быстро подошел, натянул нарукавник и тоже прощупал плод.

– Предлежание неправильное, – обратился он к Каррону и, как заметила Бидж, к Полите. – В нашем мире такое называется ягодичным предлежанием – детеныш идет задом.

Каррон махнул рукой:

– Я такое встречал. Это бывает нечасто, но случается. Вот я и подумал, что нужно вызвать вас, – иногда предчувствие оправдывается.

– А я-то удивлялась, зачем мы нужны при нормальных родах, – сказала Ли Энн. – Обычно жеребята только что сами не выскакивают. Но настоящие лошадники всегда знают, когда что-то идет не так. – Ли Энн не заметила, что ее фраза в данных обстоятельствах звучит почти как каламбур, – она была слишком поглощена состоянием кобылы.

Каррон тоже был сосредоточен на животном. Он обошел дрожащую лошадь, поглаживая ее по спине и стараясь успокоить. Наклонившись – для человека это выглядело бы как гимнастическое упражнение, – он взял обеими руками ее морду и поцеловал в переносицу, тихо и ободряюще что-то бормоча.

Потом он отпустил лошадь и деловито обратился к Ли Энн:

– У тебя ведь есть лекарства? Убей ее. После секунды ошеломленного молчания Ли Энн ответила:

– Я бы предпочла сделать кесарево сечение. Сэр, – добавила она неохотно.

– Кесарево сечение, – быстро вмешалась Бидж, – это горизонтальный разрез в брюхе кобылы, через который можно извлечь жеребенка. Потом разрез зашивается, и когда лошадь придет в себя, она будет вполне здорова. Эта процедура получила свое название по имени одного из наших величайших вождей, который именно так появился на свет, – добавила Бидж с надеждой.

Как ни озабочен был Каррон, он не удержался от улыбки:

– Неужели я произвожу впечатление любителя лести? Нет, доктор. – Назвав ее «доктор», он прекрасно понимал, что тоже льстит девушке. – Если в брюхе лошади будет разрез, ее все равно придется убить. Как сможем мы остаться и ухаживать за ней – ведь кентавры постоянно кочуют. Лучше убить ее сейчас – это милосерднее.

– Мы можем расчленить плод, – предложил Конфетка.

На лице Политы отразился ужас, на лице Каррона – интерес.

– Даже пока он все еще внутри? Конфетка извлек из набора хирургических инструментов хирургическую проволоку:

– Вот этим. Это называется спица Гигли, или фетотомическая проволока. Если ввести ее внутрь, можно отпилить ноги и извлечь их. За кобылой потом нужно будет, конечно, присматривать, но в основном она будет в норме.

Каррон кивнул:

– Можете вы сначала убить жеребенка?

– В общем-то нет. Введение физраствора требует слишком много времени. – Конфетка поморщился. – При нормальном предлежании можно было бы отпилить голову – это приводит к немедленной смерти. Ветеринары в нашем мире предпочитают этого не делать, – добавил он.

– Нам бы тоже этого не хотелось, – ответил кентавр, но сделал решительный жест в сторону Ли Энн. – Убей жеребенка, если можешь спасти мать.

– Сначала я проверю, жив ли плод, – сказала Ли Энн. Каррон, явно не понявший, что она имеет в виду, нахмурился.

Конфетка подошел к Ли Энн и при этом встал так, чтобы оказаться между ней и кентавром.

– Так было бы абсолютно правильно в нашем мире, так что с этого действительно нужно начать. Но каков бы ни был результат, тебе придется его убить.

Ли Энн бросила на него взгляд через плечо. На лице девушки было написано непримиримое неприятие. Она молча отвернулась и начала обследовать кобылу.

Наконец она произнесла с явным облегчением:

– Никаких признаков жизни. – Напряжение отпустило девушку, но она не вытащила руки из утробы роженицы.

– Переходи к следующему этапу. – Конфетка протянул ей хирургическую проволоку для расчленения плода.

Не говоря ни слова, Ли Энн вытащила руку, взяла проволоку и снова обеими руками стала ощупывать жеребенка.

Бидж и Анни удерживали кобылу, говоря ей ласковые слова, Полита гладила ее по носу. Глаза Политы, почти такие же большие, как и у лошади, наполнились скорбью.

Всем студентам было понятно, что в каждый данный момент делает Ли Энн: сначала она неуверенно шарила рукой, потом осторожно переместила руку с проволокой, ненадежнее уперлась ногами в землю, вся напряглась, стиснув зубы, она начала делать пилящие движения проволокой. Лошадь попыталась повернуть голову, и Полита, обхватив ее за шею, удержала ее на месте – гораздо более эффективно, чем девушки, державшие недоуздок.

Ли Энн работала несколько минут, на ее лице отражалось то напряжение, о котором нельзя было судить по скрытым от взглядов рукам. Дэйв был первым, кто предложил:

– Давай сменю.

– Если понадобится, – пропыхтела она. – Спасибо. – Ее руки были плотно прижаты к стенкам матки, пот на лице и напряженные плечи были, казалось, в противоречии с тем, какие почти незаметные движения совершали руки.

Минут через пять она сказала:

– Доктор Доббс? Как вы смотрите на то, чтобы Дэйв сменил меня, – так будет быстрее. Если нет, то я продолжу.

– Решайте между собой. Вы четверо – одна команда. Ли Энн с трудом вытащила левую руку, всю покрытую кровью, в крови была и правая рука, сжимавшая проволоку. Вместе с проволокой Ли Энн извлекла тонкую костлявую ножку, которую осторожно положила на землю.