Текст книги "Голоса в темноте"

Глава 15

Насколько я могла судить в темноте, Бен Броуди жил в доме у самого парка. Широкую улицу обрамляли качающие в свете фонарей голыми ветвями высокие деревья.

– Подождете в машине, пока я кое-что возьму? – Он открыл дверцу, и я забралась на пассажирское сиденье. Подмораживало, и в машине заледенели стекла. Она казалась пустой и чистенькой. Только упаковка с салфетками и атлас автомобильных дорог на полу. Я скукожилась в своей теплой куртке и дышала на морозные разводы на стекле. В верхней комнате дома Броуди загорелся свет, затем через несколько минут погас. Я посмотрела на часы на приборной панели – почти два. И спросила себя: что я делаю среди ночи на лондонской улице? В машине человека, которого до этого не знала? И не нашла разумного ответа. Единственным объяснением было то, что я дошла до точки срыва.

– Можем ехать.

Бен открыл дверцу. Он был в джинсах, пестром джемпере и старой кожаной куртке.

– И что же вы взяли?

– Фонарик, одеяло, несколько апельсинов и шоколадку в дорогу. Одеяло для вас. Ложитесь на заднее сиденье, я вас накрою.

Я не протестовала. Перелезла через спинку, и он укутал меня толстым одеялом. Завел мотор и включил отопитель. Мы тронулись. Я лежала с открытыми глазами и наблюдала, как в окне мелькали уличные фонари и высокие здания. Затем увидела звезды, деревья и пролетавший далеко-далеко самолет. И закрыла глаза.

* * *

Во время поездки я то засыпала, то просыпалась. Однажды вынырнув из дремы, услышала, как Бен что-то мурлыкает себе под нос, но не узнала мотива. В другой раз умудрилась сесть и выглянуть в окно. Было все еще темно и вокруг, насколько можно было видеть, ни одного огонька. Машин на дороге тоже не наблюдалось. Броуди ничего не сказал, только подал пару долек шоколада, от которых я стала медленно отщипывать кусочек за кусочком. А затем снова легла на сиденье. Мне не хотелось разговаривать.

В половине шестого мы остановились, чтобы заправиться. Еще не рассвело, но небо на горизонте сделалось дымчато-серым. Мне показалось, что стало еще холоднее, и я заметила на вершинах холмов снег. Вернулся Бен с двумя полистироловыми кружками кофе. Я, прихватив с собой одеяло, перебралась на переднее сиденье, и он подал одну мне. Я обхватила кружку ладонями, согревая руки теплом горячего напитка.

– С молоком, но без сахара, – сказал Бен.

– Как вы догадались? – удивилась я.

– Мы с вами пили кофе и раньше.

– Ах вот как... Нам еще далеко?

– Теперь не очень. Коттедж расположен примерно в миле от стоящей на побережье деревушки Каслтон. Взгляните на карту – она у вас под ногами. Наверное, мне понадобится ваша помощь.

– Вы думаете, она там?

Броуди пожал плечами:

– Под утро в голову всегда лезут мрачные мысли.

– Светает. Вы, видимо, устали.

– Пока не очень. Потом скажется.

– В разгар вашей деловой встречи?

– Не исключено.

– Хотите, могу повести я?

– Машина не застрахована. Разговаривайте со мной, чтобы я не заснул.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Мы проезжали Стоунхендж[8]8
  Один из самых больших и известных в мире кромлехов; сооружен в 1900 – 1600 гг. до н.э.; расположен близ города Солсбери.


[Закрыть]. Хотел вас разбудить, но потом решил: все равно обратно поедем тем же путем.

– Никогда его не видела.

– Неужели?

– Вы не поверите, какие вещи я никогда не видела: Стоунхендж, Стратфорд[9]9
  Стратфорд-он-Эйвон – город в графстве Уорикшир, место рождения и смерти У. Шекспира.


[Закрыть], Хэмптон-Корт[10]10
  Грандиозный дворец с парком на берегу реки Темзы близ Лондона; один из ценнейших памятников английской дворцовой архитектуры; первым владельцем являлся кардинал Уолзи (ок. 1475 – 1530).


[Закрыть], лондонский Тауэр. Ни разу не была в Шотландии. Даже в Озерном крае[11]11
  Живописный район озер и гор на северо-западе Англии. От него получило название литературное содружество «озерная школа» (поэты У. Вордсворт, С. Колридж, Р. Саути).


[Закрыть]. Вот собиралась слетать в Венецию, даже билет купила. Но вместо Италии оказалась в подвале с кляпом во рту.

– Еще успеете.

– Надеюсь.

– А что было хуже всего? – спросил он после паузы.

Я покосилась на него: Бен не отрывал глаз от дороги и пролетающих мимо пологих холмов. Я сделала глоток кофе. Хотела было ответить, что не могу об этом говорить, но вспомнила, что после того, как я убежала из подвала, Броуди оказался первым человеком, который не смотрел на меня с тревожной настороженностью. Не вел со мной себя так, словно я свихнулась. И я постаралась объяснить:

– Трудно сказать. Слышать его сопенье и знать, что он рядом. Бояться, что не смогу дышать, задохнусь и утону в себе. Это было... – я попыталась подобрать правильное слово, – гнусно. Просто ждать в темноте и сознавать, что придется умереть. Я цеплялась за какие-то вещи, чтобы не сойти с ума, – только не из собственной жизни, потому что понимала, что это еще одна форма пытки, путь к безумию и ужасу. Вызывала в уме просто картинки, вроде тех, о которых рассказывала раньше. Красивые образы внешнего мира. Я до сих пор представляю их, когда просыпаюсь по ночам. Но я знала, что капля за каплей теряю себя. В этом, видимо, был его план. Чтобы я по крохе лишилась всего, что составляло меня, и осталась уже не сама собой, а невесть кем – бормочущей, пристыженной, грязной. – Я внезапно запнулась.

– Почистите-ка нам по апельсину, – попросил Бен. – Они там, в пакете.

Я почистила апельсины, и их аромат наполнил салон машины. Мои пальцы были влажными от сока. Я давала ему дольку за долькой.

– Смотрите, – показал Бен. – Вон там море.

Оно было серебристым и спокойным. Трудно было определить, где кончалась вода и начиналось предрассветное небо – только на востоке солнце высветило горизонт, и он стал призрачно-серым.

– Скажите, когда сворачивать, – попросил он. – Это где-то недалеко.

Мы повернули направо, в сторону от солнца, на спускающуюся к побережью узкую дорогу.

– По-моему, мы у цели, – проговорил Бен, всматриваясь вперед.

Перед нами возникли закрытые ворота, к которым вела колея.

Я вылезла из машины, распахнула створки, подождала, пока Броуди проедет внутрь, и снова закрыла.

– Родители Джо сюда часто наведываются?

– Почти никогда. Ее отец слишком болен, а здесь – никаких удобств. Так что они всегда рады, если кто-то пользуется их домиком. В нем только стены – ни отопления, ничего. И сам он начинает разваливаться. Но из спальни видно море. Да вот и он.

Коттедж оказался маленьким, выложенным из серого камня домиком. Толстые стены, маленькие окна. Перед входом съехавшие с крыши и разбившиеся черепичины. Он выглядел унылым и покинутым.

– Машины нет, – заметил Бен. – Сюда никто не приезжал.

– Все равно надо выйти и посмотреть, – предложила я.

– Разумеется. – Он был явно удручен.

Я открыла дверцу и вылезла из машины. Он последовал за мной. Ноги хрустели по замерзшей траве. Приблизившись к окну, я прижалась лицом к стеклу, но мало что могла разглядеть. Подергала дверь, но она, как и следовало ожидать, оказалась закрытой.

– Надо как-то проникнуть внутрь.

– Какой смысл? Вы же видите, здесь никого нет.

– Чтобы попасть сюда, вы четыре часа сидели за рулем. Какие будут предложения? Разбить стекло?

– Я могу попробовать дотянуться до верхнего окна, – с сомнением проговорил Бен.

– Как? И зачем? Оно, судя по всему, тоже закрыто. Давайте разобьем вон то, треснутое. А потом починим.

Прежде чем он успел возразить, я сняла с себя шарф, обмотала кулак, резко и сильно ударила по треснутому стеклу и, почувствовав, что оно подается, быстро, чтобы не порезаться, отдернула руку. И даже возгордилась собой: я сделала все именно так, как показывают в кино. Потом вынула осколки из рамы, стопкой сложила на траву и открыла окно изнутри.

– Если я встану вам на спину, то сумею забраться внутрь, – предложила я Броуди.

Но он поступил иначе: обхватил мою талию своими сильными руками и подсадил в окно. Воспоминания о том, как в подвале меня снимали и вновь поднимали на уступ оказались настолько живыми, что несколько мгновений мне казалось, что я вот-вот задохнусь или истерически разревусь. Но все-таки я протиснулась в раму и оказалась на кухне. Включила свет и заметила в камине много мокрой золы. Открыла дверь и впустила Бена.

Вдвоем мы молча осмотрели дом. Это не заняло много времени: наверху были спальня и кладовая, внизу – кухня-гостиная, туалет и душ. Кровать нетронута, водонагреватель не включен. В доме холодно и безлюдно.

– Глупая была затея, – мрачно буркнул Бен.

– Мы должны были это сделать.

– Наверное. – Он шевельнул золу носком ботинка. – Надеюсь, что с Джо все в порядке.

– Я угощу вас завтраком, – предложила я. – На побережье, возможно, есть места, где готовят горячую пищу. Вам надо поесть и отдохнуть, прежде чем ехать обратно.

Мы сели в машину и, миновав Каслтон, где были только почта и паб, попали в соседний маленький городок. Нашли маленькое кафе, где в сезон наверняка полно туристов, но теперь было пусто. Там подавали английский завтрак. Я заказала для нас обоих «особый» – сосиски, яйца, бекон, грибы, помидоры с гриля, поджаренный хлеб. И большой кофейник.

Мы молча ели жирную еду.

– Надо двигаться, если вы хотите успеть на свою встречу, – напомнила я, прожевав последний кусок.

* * *

По дороге обратно мы почти не разговаривали. По мере приближения к Лондону движение становилось плотнее, и мы едва тащились в потоке машин. Я то и дело с тревогой смотрела на часы и предложила:

– Вы можете выбросить меня у станции метро.

Но он довез меня до самого дома и даже вылез из машины и проводил до двери.

– Пока, – смущенно попрощалась я. Наше ночное путешествие казалось мне чем-то нереальным. – Дайте знать, если вам что-нибудь станет известно.

– Непременно, – ответил Бен. Он выглядел усталым и подавленным. – Переговорю с ее родителями, как только они вернутся после отдыха. А что еще я могу сделать? Не исключено, что она с ними.

– Успешной вам встречи.

Бен посмотрел на свой костюм и попытался улыбнуться.

– Я, кажется, не очень комильфо. Ну да не важно... – Он замялся. Мне показалось, что он хотел что-то сказать. Но в итоге махнул рукой и пошел к машине.

Глава 16

Остаток дня я не знала, куда себя деть. Все мои планы лопнули, а других зацелок я не находила. Я приняла ванну, вымыла волосы, занялась стиркой. Снова проверила сообщения на автоответчике – оказалось всего одно новое. Включила ноутбук и обнаружила одно электронное послание – меня предупреждали об опасности компьютерных вирусов.

Потом побродила по гостиной и, глядя на прилепленные к стене листы, постаралась сосредоточиться на том, что удалось выяснить. Меня похитили либо в четверг вечером, либо в пятницу, субботу или воскресенье. По моему мобильнику ответил какой-то мужчина. Я неизвестно с кем переспала. И я решила: буду впредь отвечать на телефонные звонки и разговаривать с людьми. Вскрывать почту Джо. И попытаюсь связаться с ее друзьями.

Начала я с почты – взяла письма, которые до этого сложила на камине, и распечатала одно за другим. Джо приглашали принять участие в таймшере в Испании. Просили отредактировать популярно-образовательную брошюру о «Пороховом заговоре»[12]12
  «Пороховой заговор» был устроен католиками 5 ноября 1605 г. с целью убийства короля Якова I, который должен был прибыть на заседание парламента. Под здание парламента подложили бочки с порохом, но заговор был раскрыт.


[Закрыть]. Приглашали на встречу бывших одноклассников. Одна приятельница, с которой Джо не виделась несколько лет, предлагала возобновить знакомство. Другая прислала газетную вырезку со всеми «за» и «против» употребления антидепрессанта «Прозак» – я записала ее фамилию и номер телефона. А затем и координаты мужчины, который делился впечатлениями о новом кипятильнике. Я просмотрела и открытки, но все они оказались либо традиционными отписками отпускников из заграницы, либо формальными словами благодарности.

Потом я прослушала сообщения на автоответчике. С начальницей Джо я уже разговаривала. Несколько звонивших оставили только имена и номера телефона. Я набрала номер некоей Айрис, которая оказалась кузиной Джо, и стала путано обсуждать с ней числа. Айрис сообщила, что виделась с Джо с полгода назад. Затем я позвонила женщине, которая прислала газетную вырезку. Ее звали Люси, и она знала Джо много лет – и в хорошие, и в плохие времена. Они встречались накануне Нового года. Джо казалась подавленной, но держала себя в руках. Нет, с тех пор они не общались, и Люси ничего не слышала о ее планах. Люси разволновалась, но я ее успокоила: сказала, что с Джо, вероятно, все в порядке. А счастливого обладателя кипятильника дома не оказалось, и я оставила ему сообщение.

Затем включила компьютер Джо и, просмотрев файлы, стала соображать, не сообщить ли в издательство, что я вполне уверена, что среди прочего там есть работа, которую поручали Джо. «Кликнула» на значке почты и просмотрела самые последние сообщения. Хотела разослать по всем хранившимся на диске адресам стандартный запрос: поинтересоваться, когда в последний раз знакомые общались с Джо, но решила подождать день-два.

Бен сказал, что Джо – человек замкнутый, а я и так достаточно вторглась в ее личную жизнь. Оставалось надеяться, что она меня поймет. Еще он упомянул о ее чистоплотности, и я решила тщательно убираться. Вымыла тарелки, которыми мы пользовались накануне вечером, протерла ванну, расставила все по полочкам. Стала искать пылесос и нашла его в высоком шкафу у ванной и рядом кошачий туалет, нераспечатанную пачку кошачьих консервов и рюкзак, в котором оказался инвентарь для лыж. Я пропылесосила свою и ее комнаты. Стиральная машина завершила программу, и я развесила белье по радиаторам. Заварила себе очередную чашку кофе, хотя и без того уже дергалась от кофеина и неопределенности. Поставила музыку, села на диван, но не могла расслабиться. А потом услышала, как хлопнула дверь внизу, и мне пришло в голову, что я даже не удосужилась спросить у соседей, когда они в последний раз видели Джо.

Допила кофе, вышла из квартиры, спустилась на первый этаж и позвонила в дверь. Она едва приоткрылась, и на меня вытаращился глаз.

– Привет, я соседка Джо по квартире... меня зовут Эбби. Я...

Дверь распахнулась шире.

– Я знаю, дорогуша, кто вы такая. Помните, Джо нас знакомила? Я – Питер. Вы обещали, что как-нибудь зайдете, но так и не заглянули.

Питер оказался сухоньким старичком, ниже ростом, чем я. Интересно, подумала я, он так с годами усох или всю жизнь напоминал незрелого мальчишку? На нем были желтый джемпер с распущенными нитками на одном рукаве, клетчатый шарф на шее и тапочки. На голове осталось совсем немного седых волос, лицо сморщенное.

– Заходите, – пригласил он. Я медлила. – Не стойте на лестнице. Сейчас заварю чай. Садитесь. Вот сюда. Не обращайте внимания на кошку. Располагайтесь удобнее. Хотите печенье? Вы пьете с сахаром? Я видел, как вы часто входили и выходили из дома. У меня хватает времени, чтобы замечать такие подробности.

В комнате было жарко и аккуратно прибрано. По стенам стояли книги. У него был весь Чарлз Диккенс в твердых кожаных переплетах. Я села на кожаный продавленный диван и приняла поданную им чашку чаю. Кошка шевельнулась во сне – видимо, та самая жирная котяра, которую я видела из окна.

– Спасибо, Питер, напомните мне, пожалуйста, когда мы с вами познакомились?

– В среду, – ответил он. – Я тогда вышел подышать свежим воздухом. Вы как раз въезжали со своими пожитками, и Джо нас познакомила. Я вас пригласил заходить, если будет нечем заняться. Но вы ни разу не заглянули. А потом уехали.

– Когда это было?

– Дырявая память? – весело рассмеялся старичок. – Я не заметил, чтобы вы уезжали вдвоем. Выходит, проводили отпуск вместе?

– Не совсем.

– А Джо тоже вернулась? Приятная девчушка. Всегда поможет. Это она отвезла меня в больницу, когда я упал и сломал ногу. А потом приходила навещать и всегда приносила цветы.

– Она еще не вернулась, – неопределенно сказала я.

– Мне восемьдесят шесть, – сообщил Питер. – Как по-вашему, можно мне дать столько лет?

– Нет, – солгала я.

– Моя мать дожила до девяноста пяти! А потом – раз! – и в один день угасла. Мне ее до сих пор не хватает. Глупо, правда? Старик, а каждый день вспоминаю мать. Храню ее локоны – красивые, седые, а у корней цвета слоновой кости и жесткие, как конская щетина. Теперь так не принято. И еще кольцо для салфеток – серебряное, с ее именем внутри. Очень симпатичное.

– Чай – именно то, что мне требовалось. Большое спасибо.

– Уже уходите? А печенье так и не попробовали?

– Я еще приду.

– Я всегда дома.

* * *

Ночь выдалась беспокойной. Мне приснилось, что гудит пожарная тревога. Но я не видела, где бушует пламя, и не знала, где располагается пожарный выход. И это неведение парализовало волю. Если бы я знала, как выбраться, немедленно побежала бы в ту сторону. Если бы представляла, откуда распространялся огонь, то бросилась бы в обратном направлении. Снова ударил пожарный колокол, и я проснулась. И с трудом стала смутно сознавать, что это дверной звонок. Я потянулась за халатом. Глаза никак не открывались. Неприятная вещь: у меня возникло ощущение, будто веки приклеены. Я едва открыла один глаз, но и после этого пришлось добираться до двери на ощупь. Но даже сонная, я сначала убедилась, что цепочка накинута, и только после этого отперла замок. В щели показалось лицо молодого полицейского.

– Мисс Девероу? – спросил он.

– Сколько времени?

Он посмотрел на часы:

– Без пятнадцати четыре.

– Утра?

Он оглянулся. На сером небе низко висели облака, но это был явно день. В голове стало проясняться.

– Если вы по поводу машины, я как раз намеревалась ее забрать. Сначала я получила штрафную квитанцию, потом повесили блокиратор. Я собиралась что-то предпринять, однако была очень занята. Не представляете, сколько дел.

– Я не по поводу машины, – бесстрастно ответил он.

– Я бы сперва хотела взглянуть на ваше удостоверение.

Полицейский вздохнул и просунул в щель кожаную обложку. Можно подумать, я способна отличить фальшивый документ от настоящего.

– Вы могли купить его по Интернету, – предположила я.

– Я дам вам номер телефона. Позвоните туда, если все еще не доверяете, – предложил он.

– Какому-нибудь вашему приятелю, с которым вы сговорились.

– Послушайте, мисс Девероу, меня направил к вам инспектор Кросс. Он хочет с вами побеседовать. Если у вас какие-то сомнения, свяжитесь с ним лично.

Я сняла с двери цепочку. Полицейских оказалось двое. Они шумно вытерли ноги о коврик и сняли головные уборы.

– Если Кросс хочет со мной поговорить, почему он не приехал сюда?

– Он послал нас за вами.

Я испытала сильное желание сказать какую-нибудь резкость и в то же время почувствовала облегчение. Наконец Кросс ко мне прислушался. И понял, что не я источник всех бед. Через пять минут я уже сидела в полицейской машине и ехала на юг. Когда мы останавливались на светофорах, я замечала, как люди косились в мою сторону: кто эта женщина на заднем сиденье полицейского автомобиля? Я попыталась прикинуться детективом. Но когда мы переехали через реку, выглянула из окна и нахмурилась.

– Нам же не туда.

– Инспектор Кросс сейчас в участке Касл-Роуд.

– Почему?

Мне никто не ответил.

* * *

Касл-Роуд сверкал новизной. Это был участок с большими стеклянными панелями и трубчатыми стальными конструкциями. Мы подъехали с задней стороны, с автостоянки меня быстро провели внутрь через маленькую дверь и повели по лестнице наверх.

Кросс ждал в крошечном кабинете вместе с другим полицейским, лысеющим человеком среднего возраста, который протянул мне руку и представился Джимом Барроузом.

– Спасибо, что приехали, – поблагодарил Кросс. – Как вы себя чувствуете?

– Это по поводу Джо? – спросила я.

– Что?

– Дело в том, что я ездила в Дорсет, но ее не оказалось в коттедже, где она обычно останавливается. Еще я разговаривала с ее знакомым. Он обзвонил друзей, но никто о ней ничего не слышал.

– Отлично. – Кросс нетерпеливо покосился на своего коллегу и его взгляд ясно выражал: «Суди сам, о чем я тебе говорил». – Но сейчас я хочу спросить вас о другом. Пожалуйста, присаживайтесь. – Он указал мне на стул напротив стола. – Вы знаете женщину, которую зовут Салли Адамсон.

– Нет.

– Вы уверены?

– Кто она такая?

Внезапно я ощутила приступ леденящей дурноты. Она хлынула от макушки и распространилась до кончиков пальцев ног. Что-то явно произошло. Меня осенило.

– Салли – это приятельница Терри?

– Его приятельница?

– Я два раза натыкалась на женщину, которую зовут Салли, когда заходила к нему, чтобы забрать почту. Она появлялась, я исчезала. Но ее фамилии я не знаю. Не думаю, что они вместе живут. Но Терри из тех людей, кто не в состоянии обойтись без подружки. Когда мы только познакомились... – Я внезапно запнулась и спросила: – Что-нибудь случилось?

Мужчины переглянулись, и вперед выступил Барроуз:

– Она умерла. Салли Адамсон нашли мертвой вчера вечером.

Я переводила взгляд с одного детектива на другого. В голове роилась сотня вопросов. Но спросила я самое глупое, что можно было придумать:

– Мертвой?

– Именно, – подтвердил Кросс. – И не только это: ее тело обнаружили под ограждением садика у фронтона дома номер пятьдесят четыре на Уэсткотт-стрит. Кстати, ее задушили. Смерть наступила от неестественных причин.

Я поежилась, как от озноба, и сказала:

– Терри живет в доме номер шестьдесят два.

– Мы это знаем, – заметил Кросс.

– Боже мой! Боже мой! – бормотала я.

– Хотите кофе? – предложил инспектор.

Я помотала головой.

– Какой-то кошмар. И становится все хуже и хуже. Господи! Бедная Салли. Но что вы хотите от меня?

Кросс не ответил. И тут я поняла все до конца.

– Нет и нет! Вокруг полно всяких подонков. Женщина выходит на улицу вечером одна. Она вполне рискует быть избитой.

Кросс пересек кабинет, взял со стола в противоположном углу завернутые в прозрачный целлофан предметы, вернулся обратно и положил на стол Барроуза.

– Кошелек Салли Адамсон, – объяснил он. – Найден в ее сумочке. Две кредитные карточки. Несколько магазинных карточек. Ничего не тронуто.

– Нет, – повторила я больше себе, чем полицейским. – Какая-то бессмыслица. Терри знает?

– Теренс Уилмотт сейчас на первом этаже. С ним разговаривают мои коллеги.

– Что он говорит?

– Не много. С ним его адвокат.

– Но вы же не подозреваете, что... – Я закрыла лицо руками и зажмурилась. Хорошо бы заснуть. А когда проснуться, не увидеть ничего – только полустертые в памяти образы.

Барроуз кашлянул. Я подняла голову и посмотрела на него. Полицейский достал из стола листы с напечатанным текстом и сверился с информацией.

– В ноябре и декабре прошлого года вы трижды обращались в полицию с жалобой на вашего друга.

– Это так, – подтвердила я. – Но мне ничем не помогли. Даже не поверили.

– Что он сделал?

– Ничего особенного. У него наступала депрессия. Он злился. Напивался. Иногда психовал.

– Он вас бил?

– Послушайте, если вы думаете, что Терри способен убить женщину...

– Будьте добры, мисс Девероу, мы обсудим вашу точку зрения позже, а пока отвечайте на наши вопросы.

Я умолкла и, как мне показалось, состроила красноречиво презрительную мину.

– Хорошо.

– Так он вас бил?

– Да, но...

– Давал пощечины?

– Да.

– А сжатой кистью?

– То есть кулаком? Раз или два.

– Раз или два вообще или раз или два кулаком?

Я втянула в себя воздух.

– Второе. Это случалось пару раз.

– Он использовал против вас какое-нибудь оружие?

– Господи! – всплеснула я руками. – Все это полный абсурд. Мои ответы ни о чем не говорят. Все намного запутаннее.

Барроуз подошел ближе и терпеливо повторил:

– Он когда-нибудь угрожал вам каким-нибудь оружием? Например, ножом?

– Вроде бы.

– Что значит «вроде бы»?

– Я хотела сказать «да».

– Стискивал вам шею – руками или при помощи какого-либо орудия?

И тут я неожиданно для себя беспомощно расплакалась. Мяла в руках салфетку, но не могла с ней справиться. Я даже не понимала толком, почему разревелась. Потому что сломалась моя жизнь с Терри? Или потому что я боялась за себя? И еще эта Салли, чьей фамилии я не знала. Я пыталась представить ее лицо, но у меня ничего не получалось. Женщина, которой я, наверное, желала бы только зла, если бы думала о ней. И вот теперь с ней случилось самое худшее. Неужели я тоже несу за это хоть малейшую ответственность?

Когда мой приступ рева закончился, я заметила, что надо мной стоит Кросс и держит в каждой руке по бумажному стаканчику. Один он подал мне. В стаканчике оказалась вода, и я выпила ее одним махом. В другом был кофе – горячий и крепкий. Я пригубила и его.

– Я хотел бы, чтобы вы сделали заявление, – предложил Кросс. – Если вы, конечно, способны. – Я кивнула. – Отлично, – продолжал он. – В таком случае я приглашу секретаря, и мы покончим с этим делом.

Следующие два с половиной часа я пила стаканчик за стаканчиком кофе и рассказывала все о своих отношениях с Терри, о которых предпочла бы забыть. Говорят, разговор о печальном опыте лечит. Со мной все обстояло иначе. У меня много хороших друзей, но я никому не исповедовалась о своей жизни с Терри, о ее самых неприятных моментах. И когда в кабинете Барроуза я вспоминала об этом, события оживали и пугали меня.

Много месяцев я считала, что просто живу с проблемами, которые могут в любой момент выйти из-под контроля и препятствуют нормальному общению. Но облеченный во фразы рассказ звучал совершенно иначе. Молодая женщина в форме, которая печатала за мной, работала в полиции. Но и она, когда я стала рассказывать о том вечере, когда Терри напился и принялся размахивать ножом у меня перед носом, замерла и с ужасом обернулась ко мне. «Нет, – объяснила я, – Терри ни за что бы не причинил мне зла». Секретарь Хокинс, Кросс и Барроуз посмотрели на меня с одинаковым выражением: «Ведь он и так был жестоким по отношению к тебе». Неужели что-то не так со мной? Неужели я всем кажусь естественной жертвой?

Я попыталась вообразить Салли Адамсон, которая заявила, что мы с ней не похожи, а теперь была мертва. А потом представила, что в ней семя Терри, и так устыдилась, что вспыхнула и испугалась. Мне казалось, что Кросс догадается, какая ужасная мысль промелькнула у меня в мозгу. Я спросила, кто ее нашел. Оказалось, что почтальон. Как странно, подумала я: ее обнаружил незнакомый человек, а друзья и близкие еще не знают, что она умерла. А потом стала размышлять: неужели Терри в самом деле способен на такой поступок? А если все-таки да, то что это означает в отношении меня и моей истории? До сих пор мне никто не верил, кроме меня самой. И это было единственным, что спасало меня от сумасшествия.