Текст книги "Голоса в темноте"

Глава 29

На небе по-прежнему светила луна и мерцали звезды. От мороза все сверкало в ночной полутьме. Это был мир льда, снега и покоя. Холод обжег мне лицо. Я спокойно вдохнула и ощутила, как чистый воздух проник в рот, затем в горло и устремился вниз. Выдохнула и наблюдала вьющийся изо рта парок.

– Ох-ох, ну-ну.

Это жалобно, как зверек, ныла Сара – не плач, а соединение на высокой ноте всего двух слогов. Слов я различить не могла. Я крепче обняла ее за шею, чтобы она не упала, и Сара, хныкая, повисла на мне. Такая легкая – сколько же ей лет? – подумала я. Сара казалась сопливым, немытым ребенком. У нее подкосились ноги, и она упала ко мне на грудь. Я почувствовала запах сальных волос и едкого пота.

Сунула руку в карман, достала мобильник Бена и набрала 999.

– Какую вам нужно службу? – спросил женский голос. И я на мгновение растерялась. Все, кроме пожарной команды. Я сказала, что есть раненые и совершено серьезное преступление. Требуется две кареты «скорой помощи» и полиция.

Убрав телефон, я посмотрела на Сару. Ее немного приплюснутое лицо было мертвенно-бледным. Лоб в прыщах, губы распухли и поджаты в молчаливой гримасе испуга. Похожа на загнанного зверя. Я различила синяк на шее, где ее стягивала проволока. Девушка дрожала. На ней была только майка с длинными рукавами, хлопчатобумажные брюки, толстые носки, но никакой обуви.

– Держи. – Я сняла с себя стеганую куртку и, набросив ей на плечи, подняла воротник, чтобы не страдало от холодного ветра лицо. – Знаю, каково тебе теперь, была в твоей шкуре. – И снова обняла ее за плечи.

Дрожащее существо что-то пискнуло, но я не разобрала слов.

– К нам скоро приедут, – успокоила я ее. – Тебе больше не грозит опасность.

– Извиниизвиниизвини...

– Ах ты об этом...

– То была не я. Сумасшедшая. Думала, что мне придется умереть. – Она расплакалась. – Не сомневалась, что так и случится. Совершенно рехнулась.

– Да, – отозвалась я. – Я сама была такой же. Но теперь нет.

* * *

Синие мигалки и сирены – автомобили спустились по улице. Две кареты «скорой помощи» и две полицейские машины. Распахнулись дверцы, и к нам бросились люди. На нас уставились глаза, руки оторвали нас друг от друга. На землю поставили носилки. Двоих я отправила в сарай. Рядом, не переставая, всхлипывала Сара, пока ее плач не перешел в икоту. Ее успокаивали. Сквозь бормотание я услышала слово «мама». «Где мама?»

Мне на плечи накинули одеяло.

– Со мной все в порядке, – сказала я.

– Полежите, – посоветовали мне.

– Я вполне могу идти.

Из сарая раздались крики. Один из тех двоих медиков в зеленых комбинезонах выскочил на улицу и что-то сказал молодому полицейскому.

– Боже мой, – проговорил тот и пристально посмотрел на меня.

– Он убийца, – объяснила я.

– Убийца?

– Но больше никому не причинит вреда, потому что не видит. Он теперь не опасен.

– Пойдемте в «скорую помощь», милая, – уговаривали меня, словно я билась в истерике.

– Позвоните инспектору Джеку Кроссу, – потребовала я. – Я Эбигейл Девероу. Эбби. Скажите, что я выколола ему глаза. Он больше никогда не сумеет меня разглядеть.

* * *

Первой увезли Сару. Я забралась во вторую машину «скорой помощи», и вместе со мной сели еще двое – медик и женщина-полицейский. Позади я слышала настойчивые крики и завывание спешившей по улице третьей «скорой помощи». Однако это меня уже не касалось. Я откинулась и закрыла глаза, но не потому что устала – наоборот, голова была свежей, словно я хорошенько выспалась. Я хотела отключиться от вспышек света вокруг и пресечь все возможные вопросы сидящих рядом людей.

* * *

Наконец я обогрелась. Вымыла волосы шампунем, отскоблила кожу и подстригла до самого мяса ногти на руках и на ногах. Трижды вычистила зубы и прополоскала горло каким-то снадобьем, от которого мое дыхание до самых легких приобрело аромат мяты. Я сидела на кровати в глупой красной ночной рубашке, укрывшись жесткими гигиеническими простынями и тонкими грубоватыми одеялами, и пила чай с тостом. Три чашки обжигающе горячего сладкого чая и мягкий тост – белый хлеб и масло. Хотя не исключено, что маргарин. Масла в больницах обычно не бывает. На моей тумбочке стояли желтые нарциссы в пластмассовой вазе.

Все было другое: больница, палата, вид из окна. Другие сестры возятся с градусниками, каталками и суднами, другие доктора с усталыми лицами заглядывают в табличку на кровати, другие полицейские нервно посматривают на меня, затем отворачиваются. Но тот же старина Джек Кросс сгорбился, как инвалид, на стуле, подпер щеки ладонями, будто у него болели зубы, и смотрел на меня так, словно я его пугала.

– Привет, Джек, – поздоровалась я.

– Эбби... – начал он, но осекся и теребил пальцами губы. Я ждала, и он начал снова: – Эбби, вы в порядке?

– Да, – ответила я.

– Доктора говорят...

– Я здорова. Они просто хотят пару дней меня понаблюдать.

– Не представляю, с чего начать. – Кросс ерзал на стуле, тер глаза. Наконец выпрямился, вздохнул и посмотрел на меня в упор. – Мы были не правы. Нам нет прощения. – Я чувствовала, как ему хотелось привести мне всевозможные причины и продолжать извиняться, но он подавил в себе желание. И то хорошо. – Не могу поверить, что вы это сделали. – Кросс снова обмяк и охватил лицо руками. – Мы ошибались. Вы нас обставили по всем статьям.

– Он умер?

– Он в палате интенсивной терапии.

– Вот как!

– Вы хоть представляете, что вы с ним сотворили? – Я бы не взялась ответить, как он на меня смотрел: с восхищением, со страхом или с отвращением.

– Да.

– Глаза, – прошептал Кросс. – Вы их наполовину заколотили ему в мозг. Вот какая штука.

– Одними пальцами.

– Господи, Эбби, вы, должно быть...

– У меня ничего не было.

– В последующем нам потребуется официальное заявление.

– Разумеется. Как Сара?

– Сара Магиннис в шоке, изголодалась. Как вы. Но она поправится. Хотите ее видеть?

Я немного подумала и ответила:

– Нет.

– Она очень переживает.

– Так вы знаете?

– Не может говорить ни о чем другом.

Я пожала плечами:

– Наверное, мне повезло. Он готовился ее убить и снял шарф. Не знаю, как бы я могла поступить. Стоять и смотреть, как он ее душит? Меня бы никто не обвинил. Бедная, травмированная Эбби!

– Мне кажется, вы бы не сумели просто стоять и смотреть.

– Есть новости о Джо? Он что-нибудь сказал?

– Не думаю, что он заговорит. Мы начали расследование исчезновения мисс Хупер.

– Поздно, – упрекнула я Кросса.

Он поднял было руки, но тут же снова уронил на колени. Несколько минут мы сидели молча. Заглянула сестра и сообщила, что кто-то оставил для меня в приемной цветы. И положила на тумбочку влажный букетик анемонов. Я взяла цветы и понюхала – они пахли свежестью; на лепестках блестели капельки воды. Лицо полицейского посерело от усталости.

– Расскажите, что вы о нем узнали? – попросила я.

– Мы только начали копать. Его зовут Джордж Рональд Шеппи. Пятидесяти одного года. Привлекался единственный раз, много лет назад, за жестокое обращение с животными. Пожурили и отпустили. Сейчас мы опрашиваем свидетелей. Перебивался случайными заработками – немного там, немного сям. Перевозки, ярмарочный механик, водитель грузовика. Пока набралось не много.

– А что с остальными женщинами?

– Ах, те другие имена, – повторил Кросс. – Будем продолжать искать. Особенно теперь. Попытаемся проверить пропавших в тех местах, где он работал. – Полицейский беспомощно пожал плечами. – Но хочу предупредить: особенно не обольщайтесь.

Значит, имена по-прежнему оставались всего лишь произнесенными в темноте звуками.

– Вы с кем-нибудь встречались? – спросил он.

– С несколькими врачами. Но я здорова.

– Я не об этом. С кем-нибудь, кто способен помочь вам после всего того, что вы пережили.

– Мне не нужна помощь.

– Эбби, я был там... видел, что с ним...

– И полагаете, что я в шоке? Травмирована?

– Как вам сказать...

– Просто пришлось вырвать ему глаза. – Я подняла руки. – Вот этими самыми пальцами залезла в глазницы и вытащила их оттуда. Но это не травма, Джек. Травма, когда тебя похищают. Когда сидишь в подвале с мешком на голове и с кляпом во рту, а на тебя смотрят в темноте и касаются. Вот это травма. Знать, что должна умереть и никто не придет тебе на помощь. Это травма. Спастись и обнаружить, что тебе никто не верит. Это тоже травма. Постоянно находиться в опасности вместо того, чтобы обрести покой. Еще одна травма. А это так. Способ выживания. Нет, я думаю, мне не требуется помощь. Спасибо.

Пока я говорила, Кросс все больше откидывался назад, словно я хлестала его по лицу. А когда закончила, он поднялся и вышел.

* * *

Бен пришел во время ленча – его ленча, в больнице ленч подают в половине двенадцатого. А обед в пять. Потом долго тянется вечер, пока не наступает ночь, которая бесконечно продолжается до нового утра. Он наклонился и смущенно поцеловал меня холодными губами в щеку. На нем было симпатичное свободное пальто. Бен принес коробку шоколада; я приняла ее и положила на подушку. Он сел, и мы долго смотрели друг на друга.

Потом он вытащил из кармана отполированное деревянное яйцо медового цвета с прожилками.

– Граб. Это тоже тебе. Особое дерево. Сделал вчера вечером в мастерской, пока ждал тебя и надеялся, что ты вернешься.

– Спасибо. Очень красиво. – Я сомкнула на деревяшке пальцы.

– Хочешь поговорить? – спросил Бен.

– Не особенно.

– Ты что-нибудь помнишь?

– Нет.

Снова возникла пауза.

– Сочувствую по поводу Джо, – начала я. – Она умерла.

– Ты не можешь этого знать наверняка, – возразил он.

– Умерла, Бен.

Он встал, подошел к небольшому закрытому окну и посмотрел на голубое небо над крышами домов. Несколько минут не двигался, и я решила, что он плачет.

– Эбби, – он так и остался стоять ко мне спиной, – я с ума сходил от беспокойства. Хотел тебе помочь, не оставлять наедине ссобой. Что бы ты ни подумала о наших отношениях с Джо, нельзя было убегать, словно ты решила, что я и есть убийца. Понимаю, ты на меня обиделась. Но ты могла погибнуть. Ты поступила неправильно, Эбби. Нельзя было так делать.

– Бен...

– Хорошо-хорошо, я прошу прощения за нас с Джо. По крайней мере мне неприятно, что ты это обнаружила таким образом. Я не извиняюсь за то, что мы были вместе, если ты захочешь, когда-нибудь мы можем об этом поговорить. Я даже не очень сожалею, что не сказал тебе об этом. Наши отношения начались неожиданно, словно мы оба окунулись с головой в воду. Признайся, это не совсем обычный способ знакомства. В нормальных обстоятельствах мы бы постепенно узнавали друг друга. А тут мы едва познакомились, и ты, опасаясь за свою жизнь, пришла ко мне в дом. Это был исключительный случай. Я не хотел начинать наши отношения, выложив все карты на стол. Боялся опять тебя потерять.

– И поэтому начал со лжи?

– Это не так.

– Формально нет. Но морально да.

– Прости, что солгал. – Он снова сел рядом со мной, и я погладила его по красивым мягким волосам.

– А ты прости меня, что я убежала, – ответила я. – Угощайся шоколадом.

– Спасибо, не хочу.

Я взяла конфету в глазури.

– Есть слова, которые приобрели для меня совершенно иное значение, чем, скажем, для тебя: темнота, тишина, зима. – Я взяла еще одну конфету. Добавила: – Память, – и положила конфету в рот.

Бен тронул меня за руку – другую, а не ту, в которой я держала его деревянное яйцо, и поднес к щеке.

– Я тебя люблю.

– Мне кажется, я немного сошла с ума. Но теперь это прошло.

– Ты выглядишь по-другому, – заметил он. – Красивой.

– Я и чувствую себя по-другому.

– Что ты собираешься делать?

– Заработаю немного денег. Отращу волосы. Съезжу в Венецию.

– Ты не хочешь вернуться?

– Бен...

– Я бы этого хотел.

– Нет. То есть «нет» в том смысле, что мне кажется, ты этого не очень хочешь, однако за приглашение спасибо. Но я не вернусь.

– Понятно. – Он положил мою руку на кровать и, не глядя на меня, один за другим расправил пальцы.

– Но ты можешь назначить мне свидание и куда-нибудь сводить, – продолжала я. – В кино. Выпить коктейль. Поесть в ресторане чего-нибудь изысканного.

Бен улыбнулся – робко, но с надеждой, – и от этого его глаза залучились морщинками. Нет, все-таки он замечательный мужчина, решила я. А все остальное придумала я сама.

– Скоро весна, – сказала я. – Кто знает, что еще произойдет.

* * *

Ко мне приходил еще один человек. Конечно, меня навещали многие. Друзья – поодиночке и компаниями. С цветами, кто плакал, кто смущенно хихикал. Я наобнималась настолько, что заболели ребра. В моей палате происходило нечто вроде непрекращающейся вечеринки. Именно о такой я мечтала, когда вернулась из мира мертвых, но вместо веселья обрела другой мир – безмолвия и позора. Но теперь вдруг почувствовала себя чужой на этом празднике: веселилась и смеялась со всеми, но не очень понимала юмора.

Но вот пришел этот человек. Постучал в дверь, хотя она была полуоткрыта, и ждал на пороге, пока я не пригласила его войти.

– Не знаю, вы меня помните или нет... – начал он.

– Конечно, помню, – ответила я. – Вы мне сказали, что у меня очень хорошие мозги. Профессор Маллиган. Занимаетесь памятью. Вы единственный, кого я по-настоящему рада видеть. Хорошо, что вы пришли, потому что я после обеда выписываюсь.

– Как вы себя чувствуете?

– Отлично.

– Вот и прекрасно, – сказал он.

– Джек Кросс рассказал мне, как вы за меня вступились.

– Пустое. – Маллиган неопределенно махнул рукой.

– Ушли с того собрания.

– Только толку от этого не было. Скажите, ваша память вернулась?

– По-настоящему нет, – ответила я. – Иногда мне кажется, что-то начинает брезжить на краю сознания, но стоит повернуть голову в ту сторону, и все исчезает. А иногда думаю, что потерянное время что-то вроде прилива: нахлынул и вновь отступил в море. Все происходило бесконечно медленно, настолько медленно, что я не в состоянии уловить, и не исключено, что это все воображение. Или память когда-нибудь вернется?

Маллиган подался вперед и внимательно посмотрел на меня.

– Не стоит на это рассчитывать. Все возможно, но мозг – это большое таинство.

– Долгое время я надеялась, что в конце концов появится ответ, – проговорила я. – Рассчитывала, что увижу его и вспомню. Думала, что способна вновь обрести потерянное. Но этого как будто не происходит.

– Что вы хотите найти?

– Себя.

– Что ж, понятно.

– Как вы считаете, удастся мне вернуть свою исчезнувшую часть?

Профессор Маллиган вынул из вазы цветок. Понюхал, оторвал стебель и воткнул себе в лацкан.

– Вам это нужно? – улыбнулся он. – Старайтесь не сосредоточиваться на том, что не можете вспомнить. Думайте о том, что помните.

* * *

Все, что я не помнила, я могла пересчитать по пальцам: разрыв с Терри, знакомство с Джо, Беном и с ним. Я по-прежнему думала о своем тюремщике безлико, как «о нем», «неизвестном», «темном силуэте», «голосе во тьме». Не помнила, как влюбилась. Забыла недели восхитительного счастья. Не помнила, как меня выхватили из жизни. И как я потеряла себя.

Но зато помнила мешок на голове, проволоку на шее, кляп во рту, ком в горле, голос в ночи, смех во тьме, дотрагивающиеся до меня невидимые руки, следящие за мной глаза, ужас, одиночество, безумие, стыд. Помнила, как умирала и была мертвой. Но еще помнила стук своего сердца и непрекращающийся звук дыхания, желтую бабочку на зеленом листе, серебристое дерево на невысоком холме, тихую речку, прозрачное озеро. Вещи, которых я не видела, но никогда не забуду. Буду помнить, пока живу.